gn="justify">
Александра Ивановна.
Что же?. Принять его или нет?
Зильбербах.
Конечно, примите...
Александра Ивановна (Дмитрию).
Проси! (Дмитрий уходит.)
Зильбербах.
Знаете что, я уйду, как будто меня нет совсем: мне хочется знать что он будет
говорит без меня...
Александра Ивановна.
Ах, нет! Как же вы меня одну оставите? Я ничего не знаю.
Зильбербах.
Я приду, приду опять. Мне хочется только знать, что он без меня будет
говорить. А вы смотрите, ни на что не соглашайтесь. Он большой плут...
Пойдемте, mesdames... (Берет Софью и Веру под руки и уходит.)
Явление одиннадцатое.
Александра Ивановна и Омутов.
Омутов (входя и расшаркиваясь).
Позвольте мне, madame, иметь честь представить вам себя: коллежский
секретарь, Федор Васильевич Омутов...
Александра Ивановна (гордо).
Что вам угодно?
Омутов.
Я частный стряпчий по делам, то есть адвокат, как называется за границей, и
доверенный по делу с вами полковника Ахлебенева...
Александра Ивановна.
Ну, так что же?
Омутов.
Я вижу вы, madame, принимаете меня не за такого человека. Позвольте мне
сесть и объяснить вам себя. (Садится.) Вы, кажется, принимаете меня за
старинного сутяжника, крючка. Но вы ошибаетесь: вы видите, я человек
молодой и современного образования. Я не приказный, я юрист...
Александра Ивановна.
Вы дворянин?
Омутов.
Я личный дворянин по чину, но я должен признаться, что я из духовного
звания. Но это ничего-с. Я не то, что другие семинаристы. Я получил
воспитание и знаю все общественные манеры и светское обращение... Вот
видите, хотя я сын духовного лица, но село наше принадлежит князю Звереву.
Князь Зверев - мой папаша крестный. Папаша крестный, когда приезжали в
село, всегда брали меня к себе и держали с своими детьми, где я и мог
почерпнуть все светское образование...
Александра Ивановна.
Но что же мне-то до этого... Вы имеете до меня дело?..
Омутов (перебивая).
Позвольте... Я вам совершенно объясню себя, чтобы вы не гнушались моего
общества. Я даже могу сказать, что имею подозрение, не был ли папенька
крестный моим родным отцом, потому попечение их обо мне было совершенно
родительское...
Александра Ивановна (с важностью).
Помилуйте, что вы мне рассказываете...
Омутов.
Ну-с, прошу извинения... Я хотел вам только доложить, что, может быть, и во
мне есть дворянская кровь и что я имею вес в обществе. Папенька крестный
определил меня, после семинарии, в здешнюю гражданскую палату. Я прошел
все должности до столоначальника и сделался отличным юристом. Тогда я
подумал, подумал и написал папаше, что хочу выдти в отставку и заняться
частными делами. Вот видите, мы, люди современные, так рассуждаем: служить
- надо брать взятки, без этого нельзя, - жить нечем... Ну, а мы, люди
современные, понимаем, что взяток брать не следует. Хотя нынче и в
гражданских палатах все облагородилось; там уже нынче не станут вас
прижимать и тянуть рубль за рублем, а прямо скажут, чего стоит дело, потому
- все уж рассчитано... Ну, вы уж и знаете одного, ему и платите, а они уж там
как знают между собой, так и делятся. Конечно, это очень хорошо, и деликатно,
и дело чистое: ведь всякий понимает, что без этого нельзя. Но все это, как-то,
знаете, не утверждено еще законом, не так свободно. Я решился лучше заняться
частными делами. Всякий образованный человек нынче рассуждает так: у вас
тяжба, вам хочется ее выиграть, но вы не имеете ни требуемого знания, ни
знакомств, вы не юрист, а я юрист; вы приходите ко мне и объясняете дело; я
вам говорю: хорошо, вам хочется купить мои знания и мой труд, извольте: вот
чего стоит выиграть ваше дело; вы соглашаетесь или нет - это ваше дело, тут,
знаете, полюбовное соглашение, прижимки нет; вы согласились - я хлопочу за
вас, не согласились - я продаю свои труды, свои знания другому, хоть бы
вашему сопернику, для меня все равно. Это та же торговля, нынче все стали
умнее и поняли, что весь мир и даже всякое государство стоит и держится
только торговлей, что можно и должно всем торговать, что всякий продает то,
чего у него много, и покупает то, чего у него нет... Вот я какой человек!.. За это
меня ценят и уважают все образованные люди... Если есть какое дело у знатного
и образованного человека, то будьте уверены, что по этому делу стряпчий
непременно я... потому - я понимаю вещи, и сам человек современный,
образованный, а не какой-нибудь крючок старого века... Я заключил с вами
условие, беру с вас деньги и уж делаю в вашу пользу все, что ни захотите... Не
бывало дела, которое бы я не выиграл, взявшись за него, потому что в этом мой
собственный интерес...
Александра Ивановна.
Значит, вы надеетесь выиграть дело и со мной?
Омутов.
Не только надеюсь, но я уже его и выиграл... Извините меня, madame... но вы
дело свое проиграли...
Александра Ивановна (побледнев).
Как проиграла? Что вы говорите? У меня тоже есть доверенный, который
хлопочет за меня...
Омутов.
Это, верно, из иностранцев, некто Зильбербах...
Александра Ивановна.
Да... И неужели вы думаете, что он позволит вам выиграть у меня мое правое
дело? Этого быть не может...
Омутов (улыбаясь).
Извините, madame, но я вам должен сказать что этот г. Зильбербах, во-первых,
ничего не понимает в делах, во-вторых, он плут и только обманывает вас. На
этих неделях дело ваше будет слушаться. И вот не угодно ли вам видеть
выписку с решения, по которому вы не только теряете вашу деревню... Конечно,
это не все ваше имение, но все-таки потеря значительная... А главное, вы
должны будете заплатить 25 тысяч рублей серебром за завладение, протори и
убытки... Не угодно ли прочитать?.. (Подает бумагу.)
Александра Ивановна (дрожащими руками берет бумагу, бледная и растерявшаяся).
Что же это такое, Господи!.. Неужели это может быть. Ах, я несчастная!..
Омутов.
Madame, успокойтесь, успокойтесь. Вы имеете дело с человеком современным,
образованным. Успокойтесь, выслушайте меня. К дамам я питаю всегда
особенное уважение и стараюсь оказывать им всевозможные услуги. Я для
этого к вам и приехал... Дело в моих руках. Мой доверитель ничего не знает, как
оно идет. От меня зависит несколько облегчить ваше положение и изменить
решение. Для меня все равно за кого бы ни хлопотать; угодно вам дать мне 5
тысяч рублей серебром, и я устрою дело так, что доверитель мой помирится с
вами, если вы согласитесь отдать ему находящуюся в тяжебном имении лесную
пустошь, а деревня останется за вами...
Александра Ивановна.
Боже мой, что это такое! Что со мной делают?
Омутов.
Благороднее этого поступить нельзя: вы дадите только 5 тысяч, а сохраните
деревню и не должны будете платить 25 тысяч рублей...
Александра Ивановна.
Ах, я несчастная!.. Неужели он обманул меня?.. Что же это такое... Господи!..
(Кричит.) Готлиб Эрнстович, Готлиб Эрнстович!..
Явление двенадцатое.
Те же и Зильбербах.
Зильбербах (быстро входя).
Что, что такое? (Увидя Омутова.) А, здравствуйте... Что такое?..
Александра Ивановна.
Что вы сделали со мной? Вы уверяли, что я выиграю дело, а я проиграла. Я
разорена... убита... Что вы со мной сделали?.. (Рыдает.)
Зильбербах.
Да растолкуйте мне, что такое?
Александра Ивановна.
Что такое?.. Вот посмотрите, прочитайте... (Подает со стола бумагу.)
Зильбербах (пробежав бумагу, к Омутову).
Это что же такое-с?..
Омутов (несколько смутившись).
Это... это решение по делу...
Зильбербах (смотря на него прямо в глаза).
Это решение по делу Александры Ивановны?
Омутов (смущенный прогягивает руку, намереваясь взять бумагу).
Да-с... Что же-с?.. (Зильбербах не дает бумаги.)
Александра Ивановна.
И он просит 5 тысяч серебром, чтобы помирить меня с Ахлебеневым на одной
лесной пустоши...
Зильбербах (выразительно).
Так вы вот какими делами занимаетесь, милостивый государь!..
Омутов.
Что же такое?.. Я имею право предлагать свои услуги... Я адвокат... Я не
принуждаю...
Зильбербах (показывая издали бумагу и не давая ее взять у себя Омутову).
А это что? Это копия с решения гражданской палаты? Так вы занимаетесь
составлением фальшивых документов?
Омутов (оробев).
Это... это не документ...
Зильбербах.
Все равно, это подложная бумага, посредством которой вы хотели выманить
себе деньги. И вы написали ее своею рукою... Я знаю ее. И на это у вас не стало
осторожности... А, так вы вот чем занимаетесь с вашим доверителем!.. Разве я
не знаю, как идет дело? Разве я не знаю, что оно приготовлено к решению в
пользу Александры Ивановны? А? Ах, вы плут этакой!..
Омутов.
Вы не можете... не имеете права так говорить.
Зильбербах.
Нет, честный человек имеет право называть настоящим именем таких
мошенников, как вы. Вы посягали на мою честь... Я взялся хлопотать за правое
дело... А главное, возмутили спокойствие дамы, которую я люблю и уважаю,
как мать, интересы которой для меня дороже своих собственных... Да хорошо...
что с вами говорить!.. ступайте вон. А с этой бумагой я посажу вас в острог
вместе с г. Ахлебеневым!
Омутов.
Простите великодушно!
Зильбербах.
Ступайте вон, негодяй!.. А то я велю вас вытолкать.
Омутов.
Я человек семейный... сударыня.
Зильбербах.
Вон, я вам говорю. Мы еще с вами увидимся.
Омутов (медленно идет и останавливается у дверей).
Madame, пожалейте моей жены и детей... вас прошу я.
Зильбербах.
Я вам сказал, чтобы вы шли вон и не смели беспокоить своим присутствием эту
почтенную даму.
Александра Ивановна.
Готлиб Эрнстович, простите его.
Зильбербах.
Там увидим! Ступайте. А бумагу я вам не отдам.
Омутов.
На ваше, великодушие, madame, возлагаю всю свою надежду. От вас будет
зависеть моя судьба! (Уходит.)
Явление тринадцатое.
Александра Ивановна и Зильбербах.
Зильбербах.
А, каковы мошенники? Что выдумали?.. Ну, вот меня бы не случилось, ведь вы
бы и поверили, пожалуй бы, и денег ему дали.
Александра Ивановна.
Да я и теперь, признаюсь вам, Готлиб, совсем было ему поверила.
Зильбербах.
Ну, как же вам не стыдно; если вы поверили ему, значит, усомнились во мне!
Это мне обидно.
Александра Ивановна.
Ах, Готлиб, ведь я женщина; долго ли меня обмануть?
Зильбербах.
Да, я согласен, что женщина, не сведущая в делах, всему поверит... Но как же
вы сомневаетесь во мне? Еще ли мало доказывал я вам и свою честность, и
любовь к вам?.. Нет, Бог с вами, это мне обидно... Я вас оставлю.
Александра Ивановна.
Ах, нет, Готлиб... Ради Бога, простите меня... Что я стану делать без вас? Я
совсем пропаду. Готлиб, милый, подите сюда, простите меня.
Зильбербах.
И если бы не эта глупая привязанность ко всем моим больным, я давно бы вас
бросил. Что это такое? Вам нужно спокойствие; малейшая неприятность может
опять возвратить к вам прежнюю болезнь; я хлопочу, удаляю от нее все
неприятности, разрушаю все планы добрых людей, которые хотят ее обобрать
- и стоит только отвернуться, чтобы первый мошенник разрушил все мои
труды!.. На что это похоже. Нет, я брошу вас.
Александра Ивановна.
Послушайте, Готлиб, возьмите себе все в управление, - я вас давно прошу об
этом; освободите меня от всех этих неприятных дел, в которых я ничего не
понимаю... только не покидайте меня. Друг мой, не бросайте меня!.. Что будет
со мною без вас?.. Теперь в вас вся моя радость, вся моя жизнь... Я и жить-то
начала только с тех пор, как вы начали меня лечить. Нет, ради Бога, - я вас
прошу, умоляю, возьмите все имение, все дела в ваше распоряжение. Я ни на
что не решусь, ничего не стану делать без вашего приказания... Готлиб
Эрнстович!.. ну, не сердись же на меня.
Зильбербах.
Ну, хорошо, положим, что я возьму все в свое управление... Что же из этого
будет?.. Конечно, я знаю, что в два-три года я приведу все ваши дела в такой
порядок, в каком они никогда не бывали. Я буду трудиться, беспокоиться, и
какая же награда? Вы будете сомневаться, подозревать меня.
Александра Ивановна.
О, нет, нет, клянусь вам. Если бы у меня был брат, сын, муж, я и тому бы не
могла верить так, как вам. Ах, Готлиб Эрнстович, подойдите же ко мне,
скажите, что вы простили меня. Мне ужасно тяжело!
Зильбербах.
О, я знаю, что вы исстрадаетесь, умрете в ужасных мучениях, если вас теперь
брошу, и никто не в силах вам будет помочь, потому что после такого
магнетизера, как я, никто не может лечить... Боже мой, вспомните, каковы вы
были... Я чисто оживил вас! И чего же просит человек в награду за все, что он
делает для людей? - Одной благодарности и доверия... И того люди не умеют
дать ему!..
Александра Ивановна.
Ах, не говорите так про меня. - Мне тяжело, мне тошно. Я благодарю вас, я
готова все отдать для вас.
Зильбербах.
Да я-то ничего не возьму. Неужели вы думаете, что я чем-нибудь дорожу и
чего-нибудь ожидаю от вас?.. Вы знаете, вся Москва знает и говорит обо мне,
вся знать ищет моего знакомства... Но посланникам рока ничего не в состоянии
дать прочие люди, им ничего не надо, они посланы делать добро и делают его,
служат людям и ничего не хотят брать от людей за свою службу, как бы она ни
была тяжела. Ну, Бог с вами!.. Мне вас жаль, я вас прощаю... Извольте, я
согласен взять от вас доверенность на полное управление имением, только
прошу вас объявить об этом племянницам и растолковать, какую милость хочу
я сделать для вас по вашей просьбе. Ну, оставим об этом говорить; ужо я
приготовлю доверенность, и вы ее подпишете. Поговорим о другом.
Александра Ивановна.
Ну, подойдите же ко мне, дайте мне вас поблагодарить, как друга, как брата,
или как сына, чтобы я видела, чувствовала, что вы меня простили.
Зильбербах (подходит и целует ее руку).
К несчастию, я вас люблю больше, нежели вы меня, больше, нежели любил бы
вас брат, или сын.
Александра Ивановна (обнимает его с восторгом).
Друг мой, что вы говорите! Неужели это правда?.. Ах, повторите, повторите
еще раз... Требуйте от меня всего, чего вы хотите.
Зильбербах (освобождаясь от объятий).
Ну, успокойтесь же, успокойтесь... Мне еще вам нужно сказать: зачем вы не
соглашаетесь на брак Веры? Ну, что вы ее держите при себе? Чего дожидаетесь?
Александра Ивановна.
Что же, надо согласиться?
Зильбербах.
Конечно. Ведь уж она не разлюбит его; это я вам говорю. Что же вы хотите в
самом деле? Если вы боитесь, чтобы он не промотал состояния, так не давайте
вдруг приданого, которое обещали; дайте теперь только незначительную часть,
а остальное после, когда убедитесь в нем. Для поддержки же можно выдавать
им ежегодно весь доход с того имения, которое ей назначаете.
Александра Ивановна.
Так вы находите, что мне следует дать согласие на ее брак?
Зильбербах.
Я думаю.
Александра Ивановна.
Смотрите же, Готлиб, как я вас слушаю... Эй, кто тут? (Звонит.)
Зильбербах.
Вы теперь же объявите ей все обещания, о которых мы сейчас говорили.
(Входит слуга.)
Александра Ивановна.
Позови поскорее Веру Сергеевну. (Слуга уходит.) Не только это, - все, все, что ни
захотите, что ни прикажете, все буду делать... Я чувствую, я вся ваша...
Явление четырнадцатое.
Те же и Вера Сергеевна.
Вера Сергеевна (вбегая).
Чего изволите, тетенька?
Александра Ивановна.
Я хочу объявить тебе радость... Я согласна на твой брак с Сергеем Николаичем.
Вера Сергеевна.
Тетенька, душенька... (Бросается к ней и обнимает ее.) Благодарю вас.
Александра Ивановна.
Благодари Готлиба Эрнстовича. Он хочет сделать всех нас счастливыми.
(Занавес опускается.)
Действие пятое.
Гостиная в доме Александры Ивановны.
Явление первое.
Софья Сергеевна и Палагея.
Софья Сергеевна (выходит из дверей направо).
Господи, когда же наконец это кончится; эта старуха просто невыносима.
Ухаживаешь, услуживаешь, а от нее только и видишь, что упреки, да капризы.
Ничем не угодишь. А еще Бог знает из-за чего и хлопочешь-то. Пожалуй,
бьешься, бьешься, да и уедешь, с чем приехала. От ее скупости всего можно
ожидать. Где ты, милый Готлиб? Жив ли ты, здоров ли? Что с тобой сделалось?
Неужели ты не чувствуешь, как страдает твоя София? Милый, бесценный!
Неужели ты бросил меня?.. (Плачет.)
Палагея
(осторожно входит и, заметя, что Софья Сергеевна плачет, быстро подходит к ней).
Чтой-то, матушка Софья Сергеевна? О чем это? Неужто уж это о том, что с
тетенькой-то контра у вас вышла? Полноте-ка, полноте, сударыня! Об этом
плакать - слез недостанет. Разве вы не изволите замечать, что тетенька теперь
сами не в себе оттого, что Готлиб Эрныч долго не едет и письма не шлет. Вот
оттого и рвет, и мечет, и все не по них. А к тому еще и Серафима, и сестрица-то
подбивают против вас. Вот и сейчас Вера-то Сергеевна приехали, да прямо и
прошли к тетеньке.
Софья Сергеевна.
Одна или с мужем?
Палагея.
Одне. А вы, матушка, не убивайтесь. Вот только бы приехал Готлиб Эрныч. Он
все повернет по-старому. Опять пойдет на вашу руку.
Софья Сергеевна.
Приедет! А когда он приедет?.. Вот уж скоро месяц, как о нем нет ни слуху, ни
духу. Я измучилась, истерзалась от одной мысли, что не увижусь с ним более. И
некому высказаться, не с кем поговорить, чтобы облегчить свое горе. Конечно,
ты все знаешь, но ты не можешь иметь понятия о моих чувствах.
Палагея.
Отчего не иметь понятия?.. Уж это нет того тяжелее, что коли сделал к какому
человеку привычку и должен его лишиться. Привычка великое дело, от нее не
скоро отвыкнешь.
Софья Сергеевна (с грустной улыбкой).
Ах, как ты глупа, Палагея. Какая же это привычка? Это страсть... любовь.
Палагея.
Так как же, сударыня: все и есть привычка... Вот то же, как с Алексеем
Маркычем изволили разойтися, тоже как убивались, плакали - все то же и
выходит от привычки... Ведь уж не из любви же расходились, а от ссоры, а
плакали же, ведь!
Софья Сергеевна.
Ах, полно, Палагея, не говори... (со вздохом.) Нет, уж я такая несчастная. Нет мне
ни в чем счастия. Муж бросил, все, кого люблю, все бросают.
Явление второе.
Те же и Воробейчикова.
Воробейчикова.
Ах, здравствуйте, mon ange.
Софья Сергеевна.
Здравствуйте, Ольга Федоровна.
Воробейчикова.
Ну, что тетенька?
Софья Сергеевна.
Очень нехороша: ужасно раздражительна, капризна, все не по ней;
беспрестанно жалуется на нездоровье; гораздо хуже прежнего.
Воробейчикова.
Ах, Боже мой!.. А от него нет писем?
Софья Сергеевна.
Нет.
Воробейчикова.
Ах, Боже мой!.. скажите, что бы это значило?
Софья Сергеевна.
Не знаем что и думать.
Воробейчикова.
Ведь, вот уж скоро три месяца, как уехал... Да, скажите, зачем он уехал?
Софья Сергеевна.
Что-то хлопотать по тетенькиной тяжбе... Палагея, поди доложи тетеньке, что
Ольга Федоровна приехала.
Воробейчикова.
Да я бы сама к ней прошла. Да впрочем нет, ничего... Поди, душенька, доложи.
(Палагея уходит.) А я вам хочу сказать словечка два. Я и сама не знаю, что и
думать, недавно приходила к нам в людскую моя Агашка, говорят, ужасно
расфранченная и так, говорят, и хохочет... славно, говорить, я обманула и
барыню, и всех господ: захотела, говорит, сумела себе вольную получить... А
что такое - не говорит... Да такое мерзкие мои людишки - не сказали мне, как
она была у нас: я бы уж ее пугнула. Теперь не знаю, что и думать... Да и того
боюсь, не началось ли у них опять чего с моим благоверным. Я уж ездила к
одной гадальщице... на кофейную гущу гадает. Очень хорошо гадает, и
благородная, - муж отставной офицер. Так она смотрела для меня: говорит,
что будут письма и приятные новости. Видела какого-то мужчину, - это моего
мужа: лежит, говорит, на диване и курит трубку. Есть, говорит, у него мысли в
голове и чем-то огорчен. Ну, да это-то я и сама вижу, что у него не совсем
прошло и что он тоскует об ней. Да еще что говорит, представьте. Я нарочно раз
приступила к нему: скажи, о чем ты все думаешь и о чем грустишь? Как вы
думаете, что он мне ответил: грущу, говорит, о том, что прожил целый век с
такой пустой бабой... Как вам нравится?.. Это про меня-то... Хоть бы детей,
говорит, видел бы около себя, так и тех не нажили... А, каковы комплименты,
как вам нравится?.. Каковы эти мужчины!.. сам кругом виноват, а что говорит...
Ну, я же ему и отпела...
Софья Сергеевна.
Что же вы ему сказали?
Воробейчикова.
Ну, порядочно, - дала понять, что он от меня не имеет и права требовать детей.
Софья Сергеевна (закрывая лицо).
Ах, Ольга Федоровна...
Воробейчикова.
Ах, mon ange... Ведь, горько это слышать, - я вам как другу говорю. Я знаю
свои правила. Он во всем виноват, а еще смеет меня упрекать. Ах, Боже мой!
Этаких варваров, как мужчины... я не знаю, нет, - звери их лучше!..
Софья Сергеевна (со вздохом).
Что правда, то правда...
Воробейчикова (также со вздохом).
Да, вы сами испытали это, ma ch\ere.
Софья Сергеевна.
Ах, Ольга Федоровна, я столько испытала, то испытала, чего, кажется, ни одной
женщине не придется даже вообразить в своей жизни...
Воробейчикова.
Ах, нет, ma bonne amie, не говорите, кажется, нет такой другой несчастной, как
я!.. Одно то взять, что муж, - и в такие лета...
Софья Сергеевна.
Это... это... Да это все они делают... Это я всегда бы перенесла от мужа... А вы
представьте мое положение... Он был влюблен в меня, женился по страсти, взял
меня с очень небольшим приданым, а сам страшный богач... Я была неопытная
девушка и вверилась ему... А он - что же? Вообразите, вдруг начинает меня
ревновать ужаснейшим образом... хотя я была неопытна и невинна, право, как
голубь. Тут ездил к нам один молоденький офицер. Однажды мужа не было
дома, этот офицер засиделся очень долго у меня вечером. Вдруг муж приезжает,
вообразил Бог знает что... А ведь мне не выгнать же гостя, когда он хочет
сидеть у меня... И что же вы думаете, душенька, Ольга Федоровна? Ведь муж
выгнал меня из дому!..
Воробейчикова (всплеснув руками).
Как выгнал?
Софья Сергеевна.
Да, да, просто выгнал... Как я ни просила у него прощения, стояла на коленях,
плакала, клялась, что ничего не было, - он ничего не хотел слушать..
Воробейчикова.
Ах, Боже мой!..
Софья Сергеевна.
Погодите... Этого еще мало: он позволил мне взять только мое приданое, а
вещи, которые он мне подарил, все, все взял, не оставил даже бриллиантового
кольца на пальце, которое подарил мне в девичник... и положил всего только
тысячу целковых на содержание!
Воробейчикова.
Ах, Боже мой, Боже мой!.. Но послушайте, ma ch\ere, вы могли жаловаться на
него через cуд?
Софья Сергеевна.
Я так была огорчена, так убита, что даже была готова и на это, - да тетенька
меня отговорила, убедила меня, что будет дурная огласка, уверила, что он
одумается и сам станет звать меня. А он вот как зовет: уже пятый год живем
врозь. Ну, а что же тетенька? - Вот я послушалась ее, повиновалась ей, как
маленький ребенок, ухаживаю за нею другой год, - и что же? Какая
благодарность? Одни капризы, одне колкости... Милая сестрица боится, как бы
тетенька не отказала чего мне, и всячески вооружает ее против меня. А,
кажется, чего бы ей еще добиваться: дано ей шестьдесят душ, обещано еще
двести. Приданое, вы знаете, какое сделано, сколько вещей даже через вас
куплено.
Воробейчикова.
Да, да! А как все дешево, ma ch\ere, не правда ли?
Софья Сергеевна.
Я не знаю. Может быть и дешево, да сколько вещей-то!..
Воробейчикова.
Да, конечно. Уж это неблагородно - быть всем недовольной. А не хотите ли,
mon ange, купить себе, - у меня есть теперь на примете, - соболий воротник
продают - великолепный, совершенно новенький, почти не ношен, и за
бесценок продают, совершенно за бесценок. Вот купите...
Софья Сергеевна.
Нет, благодарю вас.
Воробейчикова.
Можно попросить тетеньку, может быть, она и купит для вас...
Софья Сергеевна (со злобным смехом).
Для меня... Что вы? - Я ведь не Вера Сергеевна.
Воробейчикова.
Ах, вот если бы был Готлиб, он бы упросил тетеньку купить для вас... (Обе
вздыхают.)
(Входит Троеруков.)
Явление третье.
Те же и Троеруков.
Воробейчикова.
Ах, Сергей Николаич, как рада, что вас вижу!
(Софья Сергеевна молча