| Главная » Книги |
Потехин Алексей Антипович - Новейший оракул, Страница 5
Потехин Алексей Антипович - Новейший оракулiv>
Зильбербах.
Отчего ты не отвечаешь?
Агафья.
Тяжело. (Грудь ее высоко поднимается, дыхание тяжелое.)
Зильбербах (делает несколько движений руками над Агафьей).
Теперь отвечай на вопрос, чего я хочу?
Агафья.
Чтоб я отвечала на все вопросы.
Зильбербах.
О чем я буду спрашивать?
Агафья (со стоном).
Тяжело.
Зильбербах.
Отвечай.
Агафья.
О барине.
Зильбербах.
Виновата ли ты?
Агафья.
Виновата.
Зильбербах.
Давно ли?
Агафья.
Два года.
Воробейчикова (всплеснув руками).
Два года!.. Представьте, два года, а я и не знала ничего... Ах, я несчастная!
(Начинает плакать.)
Все (кроме Сергея Николаевича, машут руками).
Сс, сс... тише, испугаете!..
Зильбербах.
Когда у вас началось?
Агафья.
Не помню.
Зильбербах
Вспомни.
Агафья.
Не помню; тяжело.
Зильбербах.
Я тебе приказываю, вспомни.
Агафья.
В пятницу, вечером. Барыни не было дома...
(Тяжело дышит.)
Зильбербах.
Тебе очень тяжело?
Агафья.
Очень, очень. Душно...
Все.
Довольно, довольно.
Зильбербах.
Еще один вопрос, последний: где ты была последние два дня?
(Молчание.)
Зильбербах.
Отвечай.
Агафья.
За городом. Ох!..
Зильбербах.
Ну, довольно, больше нельзя. (Начинает делать движения, выводящие из магнетического
усыпления.)
Воробейчикова.
Спросите ее, зачем она убегала, что у нее было на уме?.. Батюшка, родной,
спросите.
Зильбербах.
Нет, больше нельзя, может быть дурно.. Очень опасно, да и у меня больше нет
силы.
Александра Ивановна.
Довольно, довольно, ради Бога.
Воробейчикова.
Ах, ах, каково? Какова жизнь!
Авдотья Петровна.
Пожалуйста, теперь меня.
Зильбербах.
Нет, извините, я устал, не могу...
Авдотья Петровна.
Я сейчас усну, у меня сейчас видение сделается. Пожалуйста, я вам все буду
отвечать.
Зильбербах.
Нет, не могу... Я, право, устал...
Авдотья Петровна.
Да, ведь, меня, право, легко: я ведь слабой комплекции... У меня нервы...
Зильбербах.
Нет, нет, не могу... Вот еще надо ее разбудить. (Начинает снова движения.)
Авдотья Петровна.
Ах, как это жалко!..
(Агафья постепенно просыпается, озирается с удивлением и, как бы вдруг придя в сознание,
поднимается с кресла.)
Зильбербах.
Помнишь ли, что с тобой было?
Агафья (слабым голосом).
Никак нет-с.
Зильбербах.
Что у тебя болит?
Агафья.
Голова болит-с и грудь болит...
Зильбербах.
Ну, поди, выпей холодной воды и приляг там, полежи...
Воробейчикова.
Ах, мерзкая, мерзкая!..
Зильбербах.
Ну, ступай, ступай отсюда, милая!.. (Агафья уходит.) Ольга Федоровна, пожалуйте
сюда. (Отводит Воробейчикову в сторону и говорит вполголоса.) Послушайте, вы завтра же
объявите ей, что она вольная и выдайте ей отпускную, а то может быть очень
нехорошо, я предупреждаю вас. Теперь, ведь, уже вы знаете, что воротить ее
нельзя, так, пожалуйста, не ссорьтесь же с ней, а просто прогоните ее от себя...
Воробейчикова.
Ох, если бы я знала прежде, дала бы я ей вольную!..
Зильбербах.
Ну, а уж теперь дело сделано - и если хотите спокойствия, ни ей, ни вашему
мужу ни слова, а то будет худо: смотрите. Я вам говорю... Слышите?..
Воробейчикова.
Непременно, непременно все сделаю, как вы говорите.
Зильбербах.
Ну, а теперь сейчас же отошлите ее домой, чтобы не было лишней болтовни
между здешними людьми.
Воробейчикова.
Сейчас, сейчас!.. (Уходит и потом вскоре возвращается.)
Зильбербах (во время отсутствия Воробейчиковой).
Однако, как расстроило все это г-жу Воробейчикову!
Александра Ивановна.
И не мудрено: в ее года получить такой афронт - не маловажность.
Софья Сергеевна.
Я не могла без страха смотреть на вас, когда вы магнетизировали. У вас глаза до
такой степени блестели, что, кажется, не было возможности смотреть на них.
Скажите, вам очень трудно было?
Зильбербах.
Да, сегодняшний сеанс для меня очень тяжел...
Авдотья Петровна.
Ах, как не трудно: это было видно по лицу... Но если бы вы меня... вам гораздо
бы легче было. Я уверена, что вы когда-нибудь исполните обещание,
помагнетизируете меня.
Зильбербах.
С удовольствием.
Вера Сергеевна.
Но скажите пожалуйста, что вы сами чувствуете, когда магнетизируете?
Зильбербах.
Я в это время забываю решительно все окружающее и даже как будто не
чувствую самого себя, но весь сосредоточиваюсь на какой-нибудь одной мысли
или желании.
Авдотья Петровна.
Вот так же точно бывает и со мной, когда я вижу видения.
Зильбербах.
Однако позвольте мне проститься. Я очень устал...
Александра Ивановна.
Как же!.. Вы разве не откушаете у нас?..
Зильбербах.
Нет, благодарю вас. Я не могу теперь ничего есть.
Александра Ивановна.
Ну, не смею вас останавливать. Надеюсь, что не оставите меня своей помощью.
Теперь у меня только и будет надежды, что на вас... Когда вы к нам опять
пожалуете?
Зильбербах.
Постараюсь в скором времени...
Воробейчикова.
А мне когда прикажете приехать к вам?
Зильбербах.
Когда вам угодно, я почти всегда дома.
Воробейчикова.
Ах, благодарю вас, благодарю... Без вас я никогда бы не знала того, что теперь
знаю.
Зильбербах (раскланиваясь с Софьей и Верой).
Прощайте, mesdames.
Софья Сергеевна.
Надеюсь, что до свидания.
Зильбербах (подавая руку Троерукову).
Прошу быть знакомым. (Кляняется всем и идет. Все, кроме Александры Ивановны, провожают
его до самых дверей, а Воробейчикова и в следующую комнату.)
Александра Ивановна.
Ну, как, Авдотья Петровна? На мои глаза, ведь, он чудеса делает.
Авдотья Петровна.
Да, да!.. Только - ах, какой он... Зачем он не посадил меня?
Александра Ивановна.
Ах, устал, ведь, очень. Вы видели...
Авдотья Петровна.
Да, ведь, я бы его не утомила. Я бы в одну минуту.
Воробейчикова (возвращаясь).
Ну, mesdames, каков! Я вам говорю: чудо, что такое... Чудо, чудо!.. Но какова
моя судьба, а?.. Ах, Боже мой, Боже мой!..
Авдотья Петровна.
Полноте, ma bon ami, плюньте на это. Пожили бы вы с моими нервами...
Александра Ивановна.
Или с моими неприятностями.
Софья Сергеевна.
Ах, всем нам, женщинам, суждено переносить это несчастие!
Воробейчикова.
Но, ведь, лета, mon ange, лета... Вот, ведь, что главное... Но он - он
необыкновенный человек! не правда ли?
Все.
Да, да! Чудо, чудо.
(Занавес опускается.)
Действие четвертое.
Небольшая комната, уставленная простою деревянною мебелью. У стены направо кровать под ситцевым
пологом. По стенам наклеены лубочные картинки духовного содержания.. На окнах белые кисейные занавески.
В простенке между ними шкап со стеклами. Ярко вычищенный самовар стоит на столике в углу.
Явление первое.
Аксиньюшка, Агнея Афанасьевна и Арбузкин. (Аксиньюшка сидит на кровати, поджавши
под себя ноги, через стол против нее сидит купец; Агнея Афанасьевна помещается у того же
стола, рядом с кроватью: в руках у нее толстый чулок, перед нею на столе развернутая книга
в кожаном переплете с медными застежками).
Арбузкин.
Так теперича значит, Аксиньюшка, мне эту материю надо бросить и чувства
свои оставить?
Аксиньюшка.
Распояшь кошель, наклади полней горем масляным, да и носи у сердца.
Арбузкин.
Ах, грустно... А как я эту девицу почитаю всем своим сердцем, так этого сказать
невозможно.
Аксиньюшка.
Товары-то хороши, да не про наши гроши.
Арбузкин.
А нельзя ли, Аксиньюшка, по крайности, чувства ее на меня оборотить каким
ни на есть манером? Что пущай, коли родители не выдают ее за меня, так хоша
бы в любовь мне с ней сердечную войти. Помогите, Аксиньюшка, нет ли у вас
какого против этого средствия?..
Агнея Афанасьевна.
Что вы, почтеннейший, разве матушка этакими делами заимствуется? Разве она
колдунья, али ворожейка какая, что станет вам приворотного зелья давать? Да
она про твои греховные богомерзкие дела и слушать-то не захочет. Нуте-ка
привороту просить!..
Арбузкин.
Да ведь, пожалуйте, позвольте-с: ведь я не к тому-с... я только совета прошу,
что мои чувства самые мучительные, измучили меня совсем. Извините
пожалуста.
Агнея Афанасьевна.
Да ты, любезный человек, знал бы к кому с чем идти. Коли ты к блаженному
человеку пришел, так ты не о том помышляй: мирские-то свои греховности
оставь, а проси совета на дела добрые, да помышляй, как бы душу свою
спасти...
Аксиньюшка.
Парень девку полюбил, свою душу загубил, Богу не молится... Ха, ха, ха... (делая
вдруг печальное лицо.) Простите, Христа ради... Не поминайте лихом.
Агнея Афанасьевна.
Слышишь ли, что матушка изволит говорить, внятно ли тебе это?.. То-то,
любезненький мой! Вы ведь вот какой народ: придете вы беспокоить такого
человека, говорите ему о всяких ваших мерзостях, а нет чтобы - на-ка, дескать,
матушка, от моего усердия, раздайте на нищую братию, да помогите вы мне
своим добрым советом, наставьте на путь. Тогда бы матушка тебе и сказала, как
тебе, - к мирскому ли твоему удовольствию дела наследуют, али что к
успокоению души твоей...
Арбузкин.
Да я ничего, могу-с, с моим полным удовольствием... чем могу-с...
Агнея Афанасьевна.
Да матушке ничего от тебя не надо: ты не подумай... Она невидимо сыта будет,
как птица поднебесная. От вас она, мой любезненький, ничем не захочет
покорыстоваться. Я говорю к назиданию вашему, что как надобно с такими
людьми обращение иметь.
Арбузкин (кладя на стол полтинник).
Пожалуйте, примите... Не оставьте своим добрым советом, потому - искренно
желаю не ко греху, а в законный брак вступить.
Аксиньюшка
(берет со стола монету, со смехом перекидывает с руки на руку и потом кидает на пол).
Дал пятак, дал дурак. Катись, покатись...
(Со смехом ложится навзничь на кровать.)
Арбузкин.
Зачем же так-с... (смотрит на пол, намереваясь поднять монету).
Агнея Афанасьевна.
Не беспокойтесь, не ищите: найдем, себе не возьмем. Куда велели, туда и
пойдет...
Арбузкин (снова садясь на свое место).
Что же, Аксиньюшка, не оставьте своим советом.
(Аксиньюшка хохочет и ничего не отвечает.)
Агнея Афанасьевна.
Нет, уж она теперь прогневалась, не станет ничего говорить. Лучше и не
приступайте, а то хуже будет. Приходите когда в другой раз.
Арбузкин.
Когда ж-с?
Агнея Афанасьевна.
Ну, а вот обдумайтесь хорошенько. Ну, и что с вами будет, и придите с
матушкой посоветоваться.
Арбузкин.
Очень хорошо-с... А теперь так ничего и не получу?
Агнея Афанасьевна.
Да ведь вы сами видите, в какой дух матушку привели, потому не с
благочестивыми мыслями пришли, да и усердие ваше малое. К этакому
человеку ведь надо подступаться не как к своему брату, такому же, как и сам,
грешнику. А вы приготовьтесь хорошенько, да и приходите: она вам много
скажет утешительного, и что вам в пользу послужит, - только сумейте
подойти.
Арбузкин.
Так извините, пожалуйста... Прощайте, Аксиньюшка, не прогневайтесь на меня,
коли в чем не так поступил. Коли ин, в другой раз уж приду... (Вздыхает.) Ах,
судьба моя несчастная! Опять должен в горести остаться. Прощайте.
Агнея Афанасьевна (провожая его до дверей).
Что делать-то, потерпите. Всем нам терпеть велено... Приходите опять...
(Затворяет за Арбузкиным двери; потом начинает искать на полу.) Куда полтинник закатился?
(Аксиньюшка выглядывает на нее с кровати и хохочет.) Ну, что все хохочешь, и в деле, и
без дела? Вот куда деньги-то забросила?.. А, вот они! (Поднимает.) К каким
деньгам-то положить?.. Ну, полно-ка, слышишь ли?
Аксиньюшка.
Чай на свечку дали... Дай чайку...
Агнея Афанасьевна.
Ну, все бы тебе чайку!.. Давно ли пила? И денег-то вон самая малость
осталась...
Аксиньюшка.
Дай чайку на полтинничек...
Агнея Афанасьевна.
Ну-ка, полно и вправду, Аксиньюшка... Чтой-то это. Ну-ка чужие бы люди на
тебя посмотрели, что только у тебя и дела, что ешь, да пьешь, что бы
подумали?..
Аксиньюшка.
Уйду, уйду... Дай чайку, а то и жить не стану, уйду...
Агнея Афанасьевна.
Да, уйдешь... Где ты этакую-то найдешь, как я? Кто этак-то станет ходить за
тобой?..
Аксиньюшка.
Уйду... Вон денег-то сколько мне носят...
Агнея Афанасьевна.
Да, велики деньги... Полтинник-от дали... да и тот, говоришь, на свечку... Нет,
матушка, как бы не была ты блаженный человек, не стала бы и держать. От тебя
ведь корысть-то небольшая... тебя, ведь, обуй, одень, накорми, напой, - а все я.
Ты ведь вон руками не переложишь...
Аксиньюшка.
Дай чайку, да водочки дай, а то уйду... Наплевать, - уйду... Жил козел около
коня даром, чужой корм ел, да бодаться стал... Ха, ха, ха... Уйду...
Агнея Афанасьевна.
Ну, ну, полно, с тобой ведь не сговоришь; сейчас коли согрею самовар... Уж
последние, видно, деньги изводить...
Аксиньюшка.
Водочки дай... Ха, ха, ха...
Агнея Афанасьевна.
Ну, вот погоди, - и водки дам... (Про себя.) Кто тебя знает, блаженная ли ты али
какая... Коли бы, кажется, не добрые люди... Больно прихотлива, разорительна...
(Берет самовар и хочет выйти, но в дверях встречается с Серафимой.)
Явление второе.
Те же и Серафима.
Агнея Афанасьевна (поспешно ставит самовар на стол).
Ах, Серафима Яковлевна, какими судьбами? Сколько лет, сколько зим не
видались... Здравствуйте, матушка...
Серафима.
Здравствуйте, Агнея Афанасьевна! (Целуются.)
Агнея Афанасьевна.
Матушка, вставайте! Гостья дорогая к нам пожаловала... Серафима Яковлевна...
Серафима.
А что, матушка-то опочивает, что ли?..
Агнея Афанасьевна.
Нет, не почивала, так в мыслях своих сама с собою лежит... Матушка, встаньте
же, присядьте.
(Аксиньюшка приподымается и садится на кровати по-прежнему).
Серафима (к ней).
Здравствуйте, матушка... Как ваше здоровье?.. Вот я вам гостинчик принесла, не
побрезгуйте, примите: вареньица баночку, да маслица скоромного...
Агнея Афанасьевна.
Совсем вы нас, Серафима Яковлевна, забыли... и не вспомните. Видно не
полюбилась наша матушка вашим господам молодым, что правду говорила.
Серафима.
Ах, уж и не говорите про наших господ... Что только у них теперь и делается,
так только... за грехи, видно, нас Бог наказывает!.. Вот ведь и пришла
посоветоваться с матушкой-то. Господа наши совсем на другую путь стали... На
нечистую силу, прости Господи, стали больше полагаться, а таких людей вот,
богоданных (указывает на Аксиньюшку) обегать стали... Аха-ха-ха, ахи-ахи!.. И
гостинчик-от этот как от моего усердия примите, а не от господского: нет,
сударыня моя, в другую сторону они нынче смотрят... сама уж, без спросу,
потихоньку, взяла из кладовой, что захватилось, чтобы к матушке с
гостинчиком каким ни на есть подъявиться, потому - совесть меня за моих
господ изгрызла, что как они стали неблагодарны хоть бы и перед
Аксиньюшкой: за все ее старания совсем позабыли...
Агнея Афанасьевна.
То-то уж, признаться, я не мало дивовалась; кажется бы, барыня добрая,
странноприимная, богобоязненная, а совсем позабыла матушку...
Серафима.
Ах, родная вы моя, да вы послушайте, что у нас делается-то, грехи-то какие
завелись в нашем доме, что уж подлинно был богобоязненный дом... (Обращаясь к
Аксиньюшке.) Послушайте-ка, матушка, да наставьте вы меня на разум, наведите
на путь истинный: как мне тут, что делать, как свою барыню от греха спасти?..
Ведь что у нас делается-то! Навела барыня Воробейчикова... знаете, чай?..
Агнея Афанасьевна.
Ну, как не знать, - бывали мы у нее...
Серафима.
Навела она к нам какого-то нехристя немца, что с нечистой силой знается...
Агнея Афанасьевна (протяжно, с ужасом).
Ах, ба-тю-шки...
Серафима.
Да и не то, что сам знается, а и в других-то людей сажает ее... окаянную-то силу.
Только посмотрит на человека, так человек уснет и делается сам в себе не
властен, а он той минутой в него, в этого человека и сажает... И начинает тот
человек все говорить: и все он видит, и все он знает, а сам спит, и глаза
зажаты... И у этакого-то нечестивого вздумала наша барыня лечиться...
Агнея Афанасьевна (качая головой, нараспев).
Матушка, Серафима Яковлевна... куда она поспела...
Серафима.
И что же, вы думаете: ведь барыня-то говорит, что ей лучше... Ну, какое лучше:
все тоже.. а она свое уверяет: лучше, говорит, себя чувствую. Да ну, пущай бы
уж коли так, губи свою душу, коли сама того хочешь, так ведь и дом-то весь к
рукам прибрал: все делается по его, как он хочет... Помните тогда, матушка
Аксиньюшка, дай Бог ей здоровья, дело говорила, что барышне не стать за этого
Троерукова идти, что он только на имение норовит, а этот пес повернул
по-своему: уж теперь у нас Троеруков первый гость, и того и смотри старая
барыня согласье свое даст, чтобы свадьбе быть... Другая барыня молодая, Софья
Сергеевна, глаз с него не сводит, точно за женихом ходит. То все об муже
плакала, а теперь и мужа позабыла. Ведь всех, матушка, приворожил. Право, уж
я думаю, не с_а_м ли это в образе человеческом в наш дом повадился... Ведь
ночи-то не сплю, Агнея Афанасьевна, ночи не сплю... боюсь... так и лежу, не
сплю... боюсь, как бы мной-то не овладел в ночное-то время. (Обращаясь к
Аксиньюшке.) Нуте-ка, матушка, научите, как мне тут быть, что делать?
Аксиньюшка.
Баран хоть и с рогами, а и комолая корова прибьет.
Серафима (к Агнее Афанасьевне).
Это к чему же?
Агнея Афанасьевна.
А это, надо быть, матушка изволит говорить что она может преодолеть силу
этого нечестивца...
Серафима.
Ах, матушка, как бы вы да этакое благодеяние оказали, кажется, всю бы жизнь
вас помнила, да благодарила. Да и барыня-то, если бы опомнилась, по гроб бы
жизни была вам благодарна. Не оставьте, матушка, помогите. (Кланяется
Аксиныошке.)
Агнея Афанасьевна.
Как же? Ведь матушке-то надо бы побывать к вам, а то заглазно-то что же она
сделает...
Серафима.
Об этом-то я и пришла просить, не оставьте, пожалуйте к нам. Уж я выжду
времечко, когда... и пришлю за вами... Вы бы посмотрели на барыню-то: ведь
совсем другая стала. Бывало, все охала, да стонала, а теперь начала рядиться, да
молодиться. Чтой-то, Господи, за чудеса такие делаются чудесные!..
Агнея Афанасьевна (со вздохом).
Ах, грехи, грехи наши тяжкие, Серафима Яковлевна!.. Да что же вы, пробовали
ли говорить-то ей, что губит свою душу во грехе смертном, что доверилась
нечестивцу?
Серафима.
Ах, Агнея Афанасьевна, так неужто не говорила? сколько раз!.. Что, я говорю,
вы, барыня, делаете? куда вы себя готовите? От чьей руки, я говорю, вы думаете
пользу себе получить? Ведь, я говорю, это лукавой силой он вас лечит... Так
только смеется: дура, говорит, ты, не смей этого говорить, ты не понимаешь:
это, говорит, все происходит от науки... Да какая, я говорю, это наука-то? Ведь,
я говорю, эта наука-то известная, от нечистой силы, мол, ведь эта наука-то... Так
осержается... Ну, да ведь уж и мне-то стала верить не по-прежнему, уж и ко
мне-то не прежняя стала любовь-то. Нет, матушка, и от меня отворотил
окаянный.
Аксиньюшка.
Ой, тяжко, тяжко! Увязла, не вытащишь... Тяжелая какая... ох!..
Серафима.
Что, матушка? - неужто нельзя ее спасти, неужто уж и вы не властны будете
над ней?
Аксиньюшка.
Колодец-от глубок. Больно тяжело тащить-то... дорого стоит... ох, дорого...
Серафима.
Матушка, ничего не пожалеем. Все в ваших руках будет, только помогите.
Агнея Афанасьевна.
Повидать надо, Серафима Яковлевна...
Серафима.
Уж устрою, подведу... только пожалуйте... Да уж коли и матушкины молитвы не
возьмут силу, так и буду знать, что все мы, видно, погибать должны. Ох, не
оставьте, родная, а я уж побегу домой, - пожалуй хватится.
Агнея Афанасьевна.
Да вот чайку бы...
Серафима.
Нет, матушка, пора. Теперь ведь не прежнее времечко: пожалуй и заругает...
Прощайте, матушка. Уж не оставьте, как подам весточку, так приезжайте, хоть
посмотрите на наше горькое житье-бытье... А авось, может, Бог и даст вашими
молитвами. Прощайте, матушка. Прощайте, Агнея Афанасьевна.
Агнея Афанасьевна.
Прощайте, Серафима Яковлевна... (целуются.) Очень жалею об наших
неприятностях...
Серафима.
Да уж такие неприятности, такие неприятности, что и сказать невозможно.
(Приостанавливается в раздумье.) Уж не знаю что и делать...
Агнея Афанасьевна.
Чт\о бы вам давно-то побывать к матушке-то? Ведь, подите-ка, недель чай с
шесть мы вас не видали.
Серафима.
Уж и именно давно бы мне надо побывать к вам. Да подите, и я-то совсем
спуталась. Право, точно путаная какая... Да все сначала думала, пройдет, да
пройдет, а оно вот до чего дошло... Ах, уж прощайте-ка, матушки мои. Уж не
оставьте.
(Кланяется и уходит. Агнея Афанасьевна провожает ее.)
Аксиньюшка (вскакивает и бежит вслед за ними).
Дай чайку... дай чайку...
Перемена декорации.
Столовая в доме Александры Ивановны, среди комнаты круглый стол, у стен стулья.
Явление первое.
Дмитрий и Палагея (Дмитрий отирает пыль с мебели и приводит ее в порядок).
Палагея (входя).
Митрей, самовар поскорее подавать.
Дмитрий.
Да что больно рано? и барыня-то еще не вставала.
Палагея.
Софья Сергеевна проснулась, велела подавать.
Дмитрий.
Что сегодня больно рано? А то спят до одиннадцати...
Палагея.
Ну, поскорее, поскорее велели. Барышня сейчас сойдет...
Дмитрий (сердито).
Больно много у нас хозяев-то, не знаешь кому служить... Еще поскорее... У меня
и самовар-то еще не поставлен.
Палагея.
Как же это так? Неравно Готлиб Эрныч встанет, а и чай не готов.
Дмитрий.
Вот еще барин, еще хозяин; мало, что каждый день с утра до вечера торчит, еще
и в ночевку стал оставаться... А ты служи... П\огань!..
Палагея.
Ну, поди же, поди поскорее... Да посмотри, не проснулся ли.
Дмитрий (медленно выходя из комнаты, с сердцем).
Так все вдруг: и самовар ставь, и к нему беги... черти!.. (уходит.)
Палагея (одна.)
Дурак, дурак! Чем бы радоваться, что в доме сторонние люди завелись, гостят;
чем бы прислуживать, чтобы какая благодарность перепала за службу, он еще
осержается. Впрямь, что необходительный дуралей... Нет, мне много лучше
стало, как этот гостек в доме завелся: с моей только говори об нем, так и даст, и
даст что-нибудь...
| |
| Просмотров: 287 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры