Зиновьева-Аннибал Лидия Дмитриевна - Кольца

, блаженный.) Так узнаю тебя ближе. Ты, ты! Исхудала, глаза большие стали, слаба, как я. Умира-ешь ты, как я, - ты, любимое жалостно, свято, милое тело! Теперь еще решусь взглянуть. (Поворачивает лицо к ней. Говорит нежно.) Ты светишься сквозь. Странно твое неж-ное лицо... Белая роза - твое лицо... Похоже на мое - спа-ленное, некрасивое. Ты же прекрасна стала. И глаза - мои глаза. (Плачет тихо между словами.) Аглая, моя Аглая!

   Аглая. Тише, тише. Спи, любимый.

  

   Она клонит его голову на свое плечо. Вдруг сама прижимает руку к своей груди, борется с удушьем, бледная, с остановившимся взгля-дом.

  

   Алексей (пугливо вскидывая голову). Аглая! Аглая! Ты уми-раешь.

  

   Она задыхается.

  

   Алексей (весь в ужасе, страстным шепотом ей в ухо). Ты не будешь одна во время смерти. Ты не умрешь одна. (Сры-вает свое кольцо и надевает на ее руку.)

   Аглая (приходя в себя, в дикой радости). Совершилось, со-вершилось! Я ждала этих слов, я всю жизнь ждала этих слов. (Целует кольцо.) И вот - твое кольцо. Вот брак дво-их, жертва на алтаре пылающем вселенской Любви! Беру, беру. Океану Любви - наши кольца любви!

   Алексей. Аглая, мне страшно. Гул чужого корабля. Все дро-жит. Куда? Сейчас кто-то придет. Кто здесь? Мы трое. Нас трое. Где ты? Кто говорил? Я говорил. Тесно. (Кричит.) Тесно. Не буди. Трое - несносная боль.

   Аглая (сползает к его ногам. Глядя вверх на него, совсем крот-ко). Нет, нет, это ничего. Знаешь? Это совсем ничего - трое. Да, нас дважды трое. Ваня сказал. (Очень тихо, кротко.) Ты слушай. (Быстро шепчет вверх.) Там - сказала такая тем-ная женщина - все серые мешки на корабле. Они пустые. Ты умрешь. Тебя в таком сером мешке спустят в море. Тихо, тихо скользнешь по доске в море. Тогда я буду стоять возле и молиться тебе: "Алексей, Алексей, Алексей, ты не один в смерти, возьми меня в смерть! В последний блаженный миг!" Тогда моя грудь откроется. (Громко.) Вся моя грудь откроется, и я потеряю себя, и весь мир войдет в меня пылаю-щей любовью, и это будет моя смерть, блаженный миг - потому что кто снесет мир, пылающий любовью?

   Алексей (низко склонившись над Аглаей, тихо плачет). Аг-лая, где наши дети? Где наша земля, солнцем угретая, и травка пахучая, и цветочки - тихие звездочки, и ножки нашей девочки - по тихим цветочкам? Где наши милые дети? (Слабо.) Не покидай детей... как... я... покинул...

  

   Сгибается, как надломленный, тело тихо вздрагивает.

  

   Аглая (громко, ясно). Я не покину детей. В моей раскрытой груди - дети, и мир, и Бог, зажегший мою любовь.

  

   Тихо приподымается, бережно укладывает его, неподвижного.

  

   Алексей (глядя вверх остановившимися глазами. Медленно). Небо высоко... Звезды тухнут... загораются... тухнут!

   Аглая. Звезды в море тухнут и загораются.

   Алексей закрывает глаза, сложив руки на груди.

   Аглая (пальцами тихо нажимает ему веки на глаза). Спи, спи, мой милый, спи любимый! Скоро мы вместе уснем.

  

   Прислушивается долго к его дыханию. Тихо встает, прижимает обе ру-ки жалобно к груди и тихо удаляется к борту. Из-за рубки выходит Анна, видит Аглаю и останавливается.

  

   Аглая (подходя к ней). Анна, прости.

  

   Анна прикрывает одной рукой лицо.

  

   (Склоняясь на колени, целует другую ее руку, повисшую безжизненно.) Прости, прости.

  

   Анна (вздрогнув вся, открывает лицо. Мертвенно). Аглая, я взяла у тебя твою любовь. Убей меня.

   Аглая (еще не вставая). Ты раз сказала: счастье никому не принадлежит. Любовь, Анна, тоже никому не принадлежит.

   Анна (застыло). Аглая, я боролась.

   Аглая (обнимает ее стан обеими руками, все стоя на коле-нях). Через боль я узнала всю любовь. Но всю любовь трудно снести, и... я увидела тебя: снова все стало тесно.

   Анна. Аглая, я не нашла счастья.

   Аглая. Моя боль - мое счастье. Через нее я ушла дальше измeны и дальше смерти. Я объяснить не могу...

   Анна (кротко). Ты не хочешь больше любви к одному?

   Аглая (встает, устало прижимает руки к груди. Тихо). Ах, нет, милая Анна, я хочу любви к одному. В Алексее горит братский порыв своей любви. (Громче.) Ах, сильнее люб-ви нет, чем любовь к одному, и ее сила - будь она благо-словенна. Но, если, Анна, если ты пришла и взяла его...

   Анна (ломает руки в тупой боли). Но я не хотела, не я хоте-ла во мне...

   Аглая. Не для того ли это случилось, чтобы я могла измерить меру моей любви до дна и, поняв всю меру моей любви к одному, полюбить свою любовь и вне его? Ей открыть грудь, чтобы внутренность моя ею всецело горела... ее пла-менем?..

   Анна (вдруг загораясь страстно). Я еще раз тебя люблю, Аглая.

   Аглая. Когда грудь так через любовь открылась - вошел весь мир в мою смертную грудь.

   Анна (рыдая). Возьми меня в свою любовь.

   Аглая. Новое чудо любви совершилось, чудеснее первого чуда, помнишь, помнишь?.. первого чуда нашей с ним любви, - мир весь поместился в смертной груди! Снесу ли мир моей любви?

  

   Она бросает руки на плечи Анны. Обе глядят с глубоким восторгом одна на другую.

  

   Анна (тихо, низким голосом). Аглая, Алексей умрет.

   Аглая. Милая Анна, Алексей будет жить в нас!

   Анна (тяжело роняет голову). Не во мне, Аглая, мне он велел идти дальше. (Робко.) Но ты, Аглая, как ты будешь жить?

   Аглая (серьезно утешая ее). Мне, Анна, все равно, жизнь. Не важно вовсе, как жить, милая Анна, когда пламя любви от-крыло грудь, - на горе ли жить, в пустыне, или, призвав страсть, насытить ее жажду любовью, освятить горящим благоволением ее хищную муку. Все, все расплавится в горниле Любви для преображения, и не нужно двух для любви, не нужно и мира для любви, нужна грудь челове-ческая, чтобы она могла рассечься и впустить творящее пламя. И двое святы для любви, и трое не тесны, и мир до-рог для любви, и подвиг пустыни для рдяной любви, и по-двиги бедной страсти для славы слияния в любви. Огонь любви рассудит все.

   Анна (тихо). Аглая, тебе очень больно.

   Аглая (приходит в себя. Быстро). Знаешь - что, Анна? Ты не бойся меня никогда больше, потому что все это старое прошло. Прошло, когда, знаешь, я на коленях приложила голову к твоей груди. Я слышала биение твоего сердца, бедное биение твоей чудесной жизни, твоей страстной муки - жизни. Иди, Анна, дальше иди. Рождай своего сы-на. Жизнь пойдет дальше. Жизнь - пир для моей любви. А пока вот... к нему. (Указывает на Алексея.) Иди к нему. (Нетерпеливо.) Скорей!

   Анна (делает шаг бессознательно. Останавливается). Аг-лая, тебе очень больно.

   Аглая (в громкой боли). А... грудь раскрыта, но сердце сжато в своем кольце. (Стискивает руки на груди, задыхается. Без сил опирается об Анну. Жалуется.) Анна, Анна, злая судорога сжала сердце, слабое! (Смелее.) Пусть так. Ты боли, сердце, в своем неизбежном кольце и не убегай его. Но дальше есть в тебе, сердце, дальше за болью... (Стоит сильная, прямая.) Новую песнь пой, сердце, всей твоей любви! Далеко от земли плывет корабль. Тес-но втроем, дважды втроем на корабле. Пой, сердце, даль-ше, чем путь, и дальше, чем плен! (Вдруг вся сламливается.) Нет, нет, еще не могу... (Ломает руки.) Анна, Анна, я потеряла слова своей новой песни! (Протягивает к ней руки.) Боже, я ослабла, еще, еще ослабла... Анна, иди к не-му, иди! Что ты сказала? Ты сказала: он умрет. Нет, нет, Анна, я не хочу. Ты лучше пойди. (Хватает ее руку.) Слу-шай, ты можешь? Ты можешь его спасти? Ну, спаси, ну, удержи ему жизнь! Дай свет, Анна, дай его глазам, его ми-лым, любимым глазам, моим глазам, сладким, святым его глазам... дай свет!.. Я, я подожду... (Руки делают внезапно жест отталкивающий. Бормочет невнятно.) Я еще терпеливо подожду... когда придет смерть... не буду оди-нока... сказал... (Просыпается. К Анне.) Ты здесь? (Бешено толкает Анну от себя по направлению к креслу лежа-щего Алексея.) Боже, ты все здесь! Всегда, значит, всегда? (Кричит.) Иди, иди, иди!

  

   Хватается за борт и, опираясь на него, проходит с трудом дальше. Скрывается за рубкой. Анна подходит к Алексею, кладет руку на его голову, ждет долго.

  

   Алексей (не открывая глаз. Мрачно). Ты здесь? Давно не бы-ла. (Жалуется.) Анна, не могу встать. (Пытается встать и падает назад. Хрипло.) Анна, хочу встать... должен... еще... (Истощенный.) Или уйди... дай умереть.

   Анна (страстным шепотом). Встань, встань. Я твоя. Встань, встань.

   Алексей садится, скидывает ноги, охватывает ее стан.

   Алексей. А... а... а... вот ты призвала. Ты имеешь ключ от моей жизни. Нет, не умру. Буду еще твоим. (Целует ее.) Вот глу-бина... Еще заглянул.

   Глядят долго в глаза друг другу.

   Анна (очень тихо, не отрывая взгляда). Кончено.

   Алексей (не слыша). Видишь мои глаза? Гляди, я буду жить для тебя.

   Анна (медленно, глухо). Твои глаза не для меня и не для жизни.

   Она откидывается от него и опускает веки. Сидит, неподвижная, с за-стывшим лицом. Проходят медленно у борта матросы, мерно разма-хивая метлами и поливая палубу.

   Алексей (резким усильем встает на ноги. Страстно). Анна, пить хочу твою кочевую душу. (Наклоняется над ней.) Твои ресницы дрожат. Открой глаза... Анна, ты... ты не ве-ришь в мою жизнь? Анна, поверь в меня... Гляди в меня... У меня голова кружится. Мы летим в огромном колесе сверху вниз. (Хватает ее руки и ломает их.) Я должен совершить этот мах колеса... должен, должен... Что это?

  

   Слабеет.

  

   Анна (с закрытыми глазами, в глухом отчаянии). Кончено.

   Алексей (теряет силы и опускается на кресло, рядом с нею. Едва слышно). Не могу. Кончено. (Голова его падает безжизненно к ней на плечо.)

   Матросы, приближа-ясь, поглядывают сзади пугливо на них. Молчание.

   (Шепчет слабо, отрывисто.) Знаешь, это сон... (Откидывается на подушки. Усиливается привстать, глядя на нее горящим, диким взглядом. Шепчет громким свистящим шепотом.) Еще не проснулся. Еще проснусь. Верь, верь!

  

   Ваня появляется, медленно взбираясь по лестнице движением мяг-ким, таящимся. Останавливается, опирается о стенку рубки, как бы ус-талый.

  

   (Слабея.) Еще проснусь. Целуй. (Порывается встать.)

  

   Ваня (медленно вытягивается вперед, как для прыжка, на-меченного на Алексея. Про себя, сквозь зубы). Того перво-го встречу... - кого мне нужно, чтобы не было тесно...

   Алексей (к Аглае). Дай жизни... (Переменяет судорожно по-ложение, прижимает руки к груди. Хриплым голосом.) Землю... на землю... гул... Едем... тесно, тесно... (Протягиваem руки, изо всех сил пытаясь встать, ищет дрожащи-ми, слепыми пальцами и тянет руки мимо нее по на-правлению к Ване. Отчаянно.) Где ты?

  

   Анна сидит неподвижно спиною к Ване, несменно глядя на Алексея. Матросы стесняются ближе, также не видя Вани.

  

  

   (Весь тянется к Ване. Кричит душно.) Темно... Вниз, вниз! Кто это? Аглая!..

  

   Ваня срывается с места.

  

  

   (Как пронзенный. Долгим криком.) А... а... а... а... (Падает навзничь.)

  

   Ваня (останавливается, роняя нож. Ответным криком). А... а... а... а...

   Анна (пригибаясь к лежащему, кричит дико). Умер! Спасите! Аглая!

  

   Матросы приближаются нерешительно к Алексею.

  

   Ваня (прорывается сквозь их толпу. Лицо перекошено. Фу-ражка на затылке. Кричит с нелепым хохотом). Та, та, та, помер Алешка! Бедняжка... того, отгулял! К рыбкам! К пер-лам! Русалочки морские! (Отталкивает грубо Анну, на-гнувшуюся над Алексеем.) Сам, сам отошел... Здесь дело чисто... (К Анне с прежним хохотом.) Ничего, барынька, все кончается... все там будем. Он сегодня, мы завтра. (Слуша-ет сердце Алексея, разорвав одежду на его груди. Вскаки-вает, кричит дико.) Жив! Жив! Бьется! (Обнимает Анну в непонятном восторге.) Еще, барынька, погуляете.

   Анна (вырываясь, пытается сдвинуть Алексея). Доктора по-зовите! Спасите его! Снесите вниз. Он просил вниз.

   Ваня (весь спокойный, светлый). Ладно! Снесем. (Отодвига-ет ее. Делает знак матросам.) Эй, матросики! Снесем в больничную каюту.

  

   Матросы несут Алексея к лестнице и спускаются. Анна забегает сбоку, пытаясь заглянуть в его лицо.

  

  

   (Позади всех). Все там будем, - кочевники. Этот первый доехал.

  

   Аглая (появляется справа. Идет медленно, наклонив низко голову и прихрамывая. Бормочет). Вода темная, тихая... сестрица вода. (Останавливается, протягивает руки вперед к морю.)

   Ваня (подымается по лестнице, выходит на палубу, видит Аглаю и спотыкается). Тьфу ты, споткнулся. Не к добру мне. Ну, тем оно лучше. Ты где? Ты откуда?

  

   Аглая резко просыпается, оглядывает палубу, замечает пустое кресло Алексея и с подавленным криком бежит к трапу. Ваня загораживает ей путь.

  

  

   Погоди... там ты не нужна, - там тебя никто не ждет. Я ждал. (Кричит внезапно.) Я... Аглая, что ты сделала со мною? Я все время тебя ждал. Сколько времени? Месяц? Час? Нет, жизнь всю ждал. Жизнь всего мира земного ждал.

  

   Аглая (улыбаясь ему жалкою улыбкой). Пусти, пусти меня. (В мгновенном ужасе.) Где, где он? (Рвется.)

   Ваня (поспешно). Нет, нет, молчи, не думай. Он жив, жив. Он внизу, просто внизу.

   Аглая (кричит). Зачем внизу? Он не проснется внизу.

   Ваня. Он проснулся и заснул.

   Аглая (бросает руки на его плечи; совсем тихо, с бесконеч-ною мольбою). Ваня, он умер? Скажи. (Дрожит вся мелкою дрожью.)

   Ваня (также тихо). Нет еще, Аглаечка. (Внезапно весь сотря-сается, бормочет беспорядочно). Аглаечка, это он сам. Мо-ей в его смерти вины не будет. Мне милость дана. Ты все-таки прости. Ты как ушла - тесно стало. Мне тесно стало.

   Аглая (не слушая, нетерпеливо). Его глаза закрыты?

   Ваня. Да, Аглаечка.

   Аглая (как взбреду, шепчет). Он открывал милые глаза? Ва-нечка, открывал любимые глаза?

   Ваня (громко). Да, да, и сказал: Аглая.

   Аглая (рвется безумно).

  

   Ваня держит ее.

  

  

  (Она стонет.) Крик-ну, крикну. Пусти.

  

   Ваня. Стой, стой, потом. Он не услышит тебя, не увидит боль-ше. Умрет скоро. Сам умрет скоро.

  

   Она бьется еще.

  

  

   (Отпускает ее внезапно. Громко.) Там Анна. Иди.

  

   Аглая останавливается мгновенно. Молчат долго, как бы меряясь взглядами.

  

   Аглая (едва слышно). Пусть. (Сламливается и падает.)

  

   Он поддерживает ее. Несет ее к креслу, уклады-вает бережно навзничь. Сам садится на палубу возле.

  

   Ваня (отрогивая губами спешно ее волосы и лоб, необычным голосом). Аглаечка, ты моя ласточка ласковая, земная. Залетела ласточка в моря, от берегов родимых далече. Аглаечка, забили тебя люди, непонятная твоя судьба. Сердечко твое пело старую песенку верности, перестроила судьба струны, стало сердце искать старой песни, да поется песнь по-новому: струны разрываются, сердце умирает! Аглаечка, Аглаечка, овечка моя в волчьем логове! Душа ты моя, Аглаечка, непознанная, любимая, да неузнанная!

  

   Аглая открывает глаза.

  

  

   (Меняя голос). Аглаечка, немножко мне... С ним была... Он счастлив. Аглаечка, что видела там? (Указывает рукою к носу корабля.)

  

   Аглая. Дельфинов: прыгают, как дети. (Не двигаясь, долго молча глядит вверх, в светлеющее небо. Потом тихо внутренним голосом.) Светает! (Садится.) Край неба зо-лотится. Вдали вода уже синеет. (Вскрикивает.) Ваня, Ва-ня, когда встанет солнце, он умрет.

   Ваня (глухо). Не он один. Мы не знаем, кто умрет.

   Аглая. Яша?

   Ваня. Лежит, всю кровь выхлестнуло.

   Аглая. Умер! (Плачет.)

   Ваня. Нет еще.

   Аглая (задумчиво). Ваня, ты знаешь, как на корабле мертвых хоронят?

   Ваня. В парус зашивают и с доски так неслышно в воду.

   Аглая. Неслышно в воду. Это - знала, а про парус - нет. Зна-ешь, в парусе - это прекрасно.

   Ваня. Я ведь наверное не знаю. Сам домыслился. На корабле все паруса, ну, вот берут один да и зашивают. Старый обычай, думаю, такой.

   Аглая (ломает руки). Ваня, Ваня, мой Ванечка, позволь мне сказать тебе свою жалобу. Ваня, я взрослая, я, Ваня, старая скоро, скоро старая. Ах, никто не жалеет взрослых и ста-рых, все жалеют маленьких детей. Ах, мне больнее, чем маленькому ребенку, больнее умею страдать! Кто погла-дит по голове и ничего взамен не спросит? Ничего, ни ла-ски, ни подвига, ни подвига!

   Ваня. Чему же ты учила меня, моя Любовь? Из своей тесноты человек научается своей свободе. (Вздрагивает.) Я так научился, там давеча, когда хотел убить! Переживи это страшное утро.

   Аглая (отчаянно). Вот, вот, ты назвал мне мой подвиг. Жить дальше мой подвиг! Ваня, встанет солнце, но его не будет. Не жив золотой луч для меня. Вспыхнет воздух и вода лу-чистой синевой. Тускл мир для меня. Ах, чайка дико крик-нет мое горе, чайка в высоте насмеется хохотом на мою тоску! Корабль встретит берег. Берег чужой для меня, и земля новая сладка мне для могилы. Но слаще для могилы соленое море. Слаще ласка сомкнувшихся над болящим телом волн! Ваня, что я делаю? Я пою. Тебе странно? И мне странно! (Живо.) Вот до чего допелось мое горе. (Таинственно, постепенно сходя на шепот.) Знаешь, Ваня, Ваня, я ведь нехорошая. Ты думал - я тебя научу новой любви? (Качает головой в доверчивой, как бы детской тоске.) Я же... я... (Шепчет, как тайну.) Я устала, знаешь, я просто слишком устала. Знаешь, отдохнуть слишком хо-чется. Чтобы ничего не было. Ничего, ничего больше не было. Чтобы с ним вместе в один общий блаженный миг ничего не стало. Вот мое сладострастие.

  

   Молчат долго.

  

   Ваня (тоже тихо). Аглаечка, ты мне сказку сказала ночью: жизнь стоит, и за ее плечами - смерть, она же тянет бед-ную руку за любовью. Ты, Аглаечка, хотела сама ею быть, всей Любовью.

   Аглая (тихо встает, тихо протягивает руки вперед). Мое мо-ре, мое море! (К Ване.) Легче, о, легче умереть, нежели жить! (Плачет, всхлипывая, как ребенок.)

   Ваня (вновь притягивает ее за руку). Сядь, птичка. Ослабела. Я поглажу по волосам. И ничего взамен не спрошу.

   Аглая. Ни ласки, ни подвига.

   Ваня. Ласки? Хорошо. Пусть. Не спрошу. Ты дала больше, чем заслужил. Через незаслуженное понял, что было выше ме-ня. Аглаечка, человек незаслуженным спасен. Я так спасен. Теперь ничего не спрошу. Твой пес. Не сердись. (Стано-вится на колени перед ней.) Ничего не спрошу и визгнуть ласково не посмею, ни хвостом так умильно, так робко не шевельну. Строго взглянешь - на спину опрокинусь, за-мру четырьмя лапами вверх: ну, а если улыбнешься... я тог-да, Аглаечка, в углу буду на хвосте сидеть, в далеком углу, да с тебя глаз не спускать, псиных глаз, верных. Собака... Со-бака... Аглаечка, ты не бросай меня... Это мне не по силам, еще не по силам. (Кричит.) Там за нашим пиром, ночью, пила за новое утро. Со мной пила, слышишь, и все в тебе дрожало. Любовь огневая дрожала, и ко всем, ко всем - новая песнь к тебе звалась. И я примирения искал... свобо-ду чуял. Я, Аглая, когда тесно стало, хотел преступление сделать, и не дала судьба, - я чистым остался, для тебя чи-стым, для твоей великой любви! Аглая, Аглая, Аглая!

   Аглая (не слушая его, вся выпрямившись, громким шепотом и дрожа всем телом). Ваня, он умер... знаю. Во мне вос-торг какой-то. Это к смерти восторг. Не властна больше над желанием. Ваня, Ваня, Ванечка, не сдержать мне себя. Ни за что. (Кричит.) Иди, иди, он умер. Приди, вернись, скажи! Ах, мое вожделение к тебе, моя ласковая смерть!

  

   Ваня уходит со злой, понурой покорностью.

  

  

   (Дико.) Алексей, твоя, твоя! (Вскакивает.)

  

   У трапа Ваня еще останавливается, поворачивается, к Аглае и долго глядит в ее искаженное лицо.

  

  

   (Дико.) Светло. Светает. Иди... Иди. (Задыхается.)

  

   Ваня медленно спускается.

  

  

   (Присаживается на кресло. Как бы вне сознания, бор-мочет.) Дети, детки, простите. (Судорожно вынимает из сумочки книжку и карандаш. Записывает, бормоча.) Не могу не идти за ним. Простите... На что обломки матери?.. Простите... Мать не светится сквозь... (Пишет еще молча. Рвет. Еще пишет и еще рвет. В отчаянии охватывает руками голову, упирает локти в колени и раскачивается медленно. Из-редка стонет.)

   Ваня (возвращается. Садится молча рядом. Медленно). Не тот восторг, Аглаечка, не та боль - ошиблась. Жди выс-шего знака.

   Аглая (отрывая руки от лица. Ярким криком). Он жив!

   Ваня. Давеча отходил... Доктор чего-то впрыснул... Стал про любовь лопотать.

  

   Аглая вскакивает.

  

  

   (Спокойно.) Там Анна. Он - Анне.

  

   Аглая опускается, вся застылая.

  

  

   (Строго.) Аглаечка, у тебя дети.

  

   Аглая (содрогается). Знаю.

   Ваня (насмешливо). Знаешь, а ищешь сладострастия смерти! Не принимаешь подвига жизни, не хочешь допить избранного стакана.

   Аглая (совсем тихо и с мертвым спокойствием). Ваня, не брани меня. Я не большая. Я просто маленькая и не снесу сверхмерного. Гордость, Ваня, гордость была в моем волении и бремя неудобоносимое. А ты, если, как говоришь, научился чему новому от моего горящего воления - пусть будет это новое тебе возвратным парусом домой. (Останавливается, чтобы трудным, тихим вздохом на-брать воздуха. Потом вынимает с груди два кольца, свя-занные прядью волос.) Ваня - вот наши кольца: мое и Алексея. Я их связала прядью своих волос; это там, на но-су корабля, я их связала. Возьми... возьми! Ты отдашь их детям, когда вернешься вместо меня...

  

   Ваня берет кольца молча, мрачно.

  

  

   (Снимая с пальца третье кольцо.) Это твое кольцо, Ва-ня. Возьми его, живой, от мертвой. Я не сумела его доно-сить. Возьми для себя и отдай любовно жизни, когда сердце ей любовно раскроется. Довольно. Довольно.

  

   Ваня швыряет злобно связанные кольца на палубу и надевает свое кольцо на палец; ворчит злобно.

  

  

   (Не замечает его движений, все глядя вперед слепыми глазами и трудно, медленно дыша.) Ты скажешь моему Алексею, он старший, - о, мать знает его: он, моряк, хочет смены, чтобы все проплывало, и в проплывающем он бу-дет искать, верное и неподвижное... Да, ты скажешь ему, твоему прекрасному сыну... (Загорается минутною жиз-нью.) Если весь дивный мир угасающих и воскресающих солнц, игры и пляски красок, - гляди, гляди (указывает на море, к носу корабля, где от востока идет, ширясь, по-лоса ярко шафрановой зари), и радуги морей, и рыскаю-щих туч по непобедимой синеве...

  

   На корабле раздаются вновь несколько ударов в ясный колокол, слышно движе-ние, через палубу проходят матросы.)

  

  

   если все тени явле-ний он отразит и полюбит в одном женском сердце и не сломится от порыва такой любви - и, не своей силой заго-рясь, снесет через мир красоты и ужаса, красок и смерти на сильных руках, верных, свою одну прекрасную женщи-ну и с нею проплывет по морям своей лучистой мечты че-рез ужас бурь и сладость затиший, - пусть будет он благо-словен, потому что нет сильнее любви, чем такая любовь, и все цельное ведет к преображению. Но если... если все-та-ки - нет: и тогда я с ним, с бедным милым сыном!.. И доче-ри скажи, Вере, - она строга и справедлива и незабывчива к жалости... Но войдет в храм ее души любовь, и взгляд ее глаз, чистый и глубокий без дна, ею одной загорится, и в ее океане без дна сольются - справедливость и строгость, и мука жалости, - и она станет одна любовь... Скажи, чтобы не боялась моего благословения, потому что я так умею любить, что любовь не может не быть сильнее смерти (Плачет, потом медленно.) Да, да, любовь может искупить мою вольную смерть. Пусть не жалеют меня. Скажи ей: мое счастье было слишком светло; оно светит и сквозь мою ночь. И его пусть не осуждают, кто дал мне это счастье, а им подвиг жизни и Алексею был больше, нежели отец... Скажи: наша любовь, призванная на них в последний час, будет с ними (запинается), им будет светло и защитно... (Запинается.) Ах, проси их простить мне мою слабость! (Вдруг мчит свою речь беспорядочно, задыхаясь.) Ты вот что, ты на колени встань, как я бы встала. Ты у Алексея ру-ки целуй, и у Веры, как я бы целовала. А Олю, маленькую, в руки возьми и прижми к груди и целуй, целуй, да, как я бы прижала... Ах, она не запомнит своей матери, ах, я бы все ей сказала, в одном поцелуе, все сумела бы... сказать! (Закрывает лицо руками.)

   Ваня (отнимает ее руки от лица и долго насмешливо смот-рит на нее). У кого совесть чиста, тот слов не глотает. Что, поперхнулась своею любовью?

   Аглая. Ваня, Ваня, что мне делать?

   Ваня. Не лгать. Ты не Любовь. Тебе легче свою грудь напоить горькой морской водой, нежели к парной груди детей прижать, матерью сесть за детский стол и хлебом накор-мить! (Нюхает.) Один святой запах - мать. Мало слы-шал... сирота... Хлебом печеным пахнет на корабле. (Нюхает.) Утро!.. Пекут внизу! (Ходит взад и вперед.)

  

   Крик чаек резко раздается. Яша всходит с лестницы на палубу. Тяжело опирается о плечо маленькой Танечки. Ее глаза широко раскрыты в глубокой печали. Они медленно пробираются к Аглае и Ване.

  

   Аглая (бормочет, как бы про себя). У детей будут праздники жизни, светлые, молодые, верящие. Они спросят друг друга: какая тень темнит наш светлый праздник? Вот мать наша, с печальной улыбкой, мать с умершей душой, старая мать с белыми волосами - и, глядите, это тень ее взгляда, тусклого взгляда мертвенных глаз...

  

   Таня садится на ворох смоляных веревок близ Аглаи. Яша ложится на палубу у ног Тани и прислоняет голову к ее коле-ням. Оба смотрят вверх восторженным, чающим взглядом на Аглаю.

  

   Яша (слабо). Твои глаза, Аглая, не будут мертвыми, твои воло-сы в старости будут серебряными нитями любви. Твои дети будут пить от твоей любви.

   Таня. Аглая, мы хотим жить, как вы учили: любя, прощая, лег-ко и огненно. Бедный, милый Матюша! - он ушел... Но вот... Яша умирает.

  

   Лучи солнца ударились о корабль. Как бы дрогнул весь белый воздух.

  

   Голос Анны (глухой, снизу, издалека). Умер. Умер. Аглая!

   Аглая (встает неспешно, вся преображенная в покое. Лучи ярко освещают ее. Лицо горит, как бы просвеченное. Го-лосом сдержанного глубокого восторга). Новое солнце встало. (Протягивает руки к солнцу.) Солнце, ты вернуло меня - мне. Алексей, ты во мне горишь, ты алтарь моей всей любви. Вот наши два кольца! (Наклоняется, поды-мает кольца, горящие в луче солнца на палубе. Ко всем.) Сестра, братья, идем хоронить тело! (Идет, такая легкая, что хромота ее незаметна.)

  

   Яша тихо за нею, опираясь о плечо Танечки. Слева через палубу идут матросы в спо-койном порядке и молча. Некоторые тревожно оглядываются на солн-це. Заходят за угол рубки. Из-за угла их видно только отчасти; слышен сдержанный говор, распоряжения, передвижение досок, лязг железа. С лестницы появляется Ольга за руку с Александрой. Матюша за ними, качаясь, пьяный, размахивает руками, с нелепо молящими же-стами вслед Ольге. Ольга становится у борта, лицом к рубке и ожидает долго, не отрывая взгляда от трапа. Александра от нее отвер-нулась, глядит назад, на море, безразличная, застывшая, как изваяние.

  

   Ольга. Какой тяжелый час! Этот металл лучей бьет по мне.

   Александра. Все часы тяжелы, потому что возвращаются.

   Ольга (улыбается грустно). Для мертвого, там (указывает на лестницу) - последнее солнце встало впервые... и не повторится.

   Александра (указывает на море, где-то позади корабля). Гляди, на волнах мертвый дельфин, распухшим брюхом вверх. И ему - впервые встало последнее солнце.

  

   Матюша садится грузно на палубу, к мачте. Аглая останавливается посреди палубы лицом вперед и глядит в растущие лучи солнца. Ваня возле держит ее руку. Яша, близко, весь ею поглощенный, тяжело опираясь о плечо Танечки.

  

   Ольга. Сейчас должны вынести тело. (Глядит, вся нагнувшись вперед, к трапу.)

   Аглая (целуя кольца). Тесные колечки милой любви! (Бросает через плечо в море кольца.) Твое - тебе, Алексей. Мое - мне, Алексей.

   Ольга (взволнованная, несдержанно громко). Она была же-ною мертвому... тому - своему брату!.. Ужасный корабль!

  

   Ваня пытается надеть Аглае на палец свое кольцо. Аглая тихо, как во сне, отнимает руку. Кладет ее на его голову.

  

   Аглая. Не надо жалеть тесных, милых колечек. (Указывает пальцем свободной руки через плечо на море.) Кольца в дар - Зажегшему!

  

   Ваня отходит, зажав колечко защитно в руку, по-детски громко рыдая.

  

   Таня (к Ване, громким кристальным голосом). Не плачьте, не плачьте, никто не знает, над чем плакать и чему радоваться.

  

   Шум внизу. Анна, в темно-пурпуровой свободной одежде, подымается с лестни-цы, медленно, тяжело ступая. Останавливается на палубе. Глядит на Аглаю несколько мгновений из-под свисающей надо лбом темно-пурпуровой ткани.

  

   Анна (ясным голосом). Бери его. Он сказал: "Аглая". (Медленно огибает спереди рубку; тихо идет дальше, к носу корабля.)

   Аглая (глядит кругом, глубоко и редко вбирая вздох. В тихой радости). Братья! Сестры! Синяя вода под твоим золотом, солнце! Берег впереди, берег позади! На земле там, дома - золото ржаного поля под синевой! Запах хлеба... (Утирает лицо.) Ах - соленые брызги!..

   Ольга. Это ваши слезы, Аглая.

   Аглая. Ничего, ничего, это все равно. (Смеется.) Дети! Ваня, я вернусь к ним! Новая песнь, ты спелась! (Быстро.) Дайте мне низко нагнуться над водой. Дайте поклониться земно его морю. (Подходит к борту.)

  

   Все расступаются.

  

   Ольга. Осторожно, осторожно, поручни низки.

   Аглая. Ничего. Это ничего. Я же не хочу смерти. Я люблю и жизнь, и смерть. Давеча я была такая слабая, такая боль-ная и трусливая. Прости, Ваня!.. Как я мучила тебя! (Стоит лицом к борту, хочет наклониться. Не может. Плечи тяжело взды-маются в редких, слишком глубоких вздохах.)

  

   Слышен в общем молча-нии неприятный, как хрипенье, храп заснувшего у мачты Матюши.

  

  

   (Как бы оправившись, вскидывает обе руки кверху. Иным голосом, звенящим последним напряжением). Тебе, Зажигателю Порывов!.. Ты, зажегший во мне эту чрезмерную лю-бовь, дай сил снести ее и не продли мой подвиг свыше сил! (Поворачивается, чтобы идти. Вся потрясается судорогой, проходит несколько шагов ближе к середине палубы. Останавливается, вся в но-вой судороге, качается, ищет опоры вокруг и медленно падает, надла-мываясь.)

  

   Все бросаются к ней, потом раздвигаются. Она лежит вверх бледным лицом, прижав к груди скрещенные руки. Ваня слушает сердце. Таня молится, подняв вверх лицо, сложив руки крестом на груди. Яша, опираясь обеими руками о ее плечо, смотрит безумным взглядом на Аглаю. Александра, отвернувшись, все стоит, застылая.

  

   Матюша (проснулся, подполз к Тане, стоит на коленях, еще пьяный, подвывает плача). Таня, прости... вернулся... бо-юсь... ой, боюсь... прости!

  

   Ольга делает знак матросам. Они хотят поднять тело Аглаи.

  

   Ваня (отталкивает их, приподымает уже безжизненную руку с груди Аглаи, надевает на ее палец свое кольцо. Смеясь и плача). Ты сама дай за меня, Кому велела давать колечки. (Подымает тело и несет вниз.)

  

   Остальные следуют, кроме Ольги и Александры.

  

   Ольга (тянет руку Александры). Слушай, слушай, она была прекрасна!

   Александра (медленно поворачивается к востоку, указы-вая в даль моря). Гляди, утро опять устроило свое торжест-во: море, как небо; небо, как сафир³¹, светится сквозь хру-стали островов, и горизонт курится голубым туманом... И вчера, и завтра, и снова сначала, и никогда - до конца.

   Ваня (выскакивает с трапа па палубу. Дико). Кончено! И я к рыбкам! (Бросается к борту. Видит Ольгу и Александру, испуганно пово-рачивает за угол рубки.)

   Ольга (вся выгибаясь, глядит ему вслед). Бросится в море. Это прекрасно, кто это может!..

  

   Молчание.

  

  

   Нет! Вот опять та, в пурпуре, она вернулась... за ним?.. да!.. Она взяла его за руку!

  

   Шум тяжелых шагов внизу.

  

   Александра. Несут мертвых.

   Анна и Ваня появляются из-за рубки. Анна ведет Ваню за руку. Лицо Вани застыло в бессмысленной улыбке. Снизу доносится пение.

   Александра. Ольга, мне все-таки страшно! Что это было?

   Голоса поющих. De profundis clamavi ad Te, Domine, Domine!

   С лестницы показываются матросы, несущие что-то тяжелое.