Шекспир Вильям - Король Генрих V

менъ, не уступающ³й въ знатности самому императору.

   Король Генрихъ. Значитъ ты знатнѣе короля?

   Пистоль. О, король - настоящ³й боевой пѣтухъ. Онъ славный малый, но безъ славы, отличающ³йся золотымъ сердцемъ, хорошимъ происхожден³емъ и очень отважнымъ кулакомъ. Я охотно цѣлую его грязную обувь и отъ души люблю милаго буяна... А тебя какъ зовутъ?

   Король Генрихъ. Герри "le Roy".

   Пистоль. Леруа, кажется, фамил³я корнуэльская? Ты не изъ корнуэльскаго-ли отряда.

   Король Генрихъ. Нѣтъ, я родомъ изъ Уэльса.

   Пистоль. Знаешь Флюэллена?

   Король Генрихъ. Знаю.

   Пистоль. Если такъ, скажи ему, что я въ день святого Давида, обобью съ его головы весь порей.

   Король Генрихъ. А ты въ этотъ день не втыкай кинжала въ шапку, не то онъ тоже обобьетъ его о твою голову.

   Пистоль. Ты ему пр³ятель?

   Король Генрихъ. Мало что пр³ятель; я ему двоюродный братъ.

   Пистоль. Когда такъ, вотъ тебѣ фига.

   Король Генрихъ. Спасибо. Счастливо оставаться.

   Пистоль. Мнѣ имя "Пистоль" (Уходитъ).

   Король Генрихъ. Имя какъ разъ подходитъ къ твоей заносчивости.

  

  

   Гауръ. Капитанъ Флюэлленъ, ты-ли это?

   Флюэлленъ. Я... Но рати Поха, хофори тише. Самое польшое шудо фо фсей фселенной, кохта фитишь, што перестали соплютать фоенные опышаи и саконы. Потрудитесь сахлянуть фъ фелик³я фойны Помпея, и фи уфитите, што въ станѣ Помпея никакой польтофни не топускалось. Уфѣряю фасъ, фи уфитите, што тохта фоенныя серемов³и, претосторошности, прафила и фостершность пыли софсѣмъ трух³е шѣмъ теперь: - мнохо сурофѣе.

   Гауръ. Да вѣдь и у непр³ятеля тоже шумятъ. Вы слышали этотъ шумъ всю ночь.

   Флюэлленъ. Непр³ятель - оселъ, туракъ, хлуп³й полтунъ. Неушто фи тумаете, што и намъ слѣтуетъ потрашать ему и тоше пыть ослами, дураками и полтлифыми фертопрахами?

   Гауръ. Я, пожалуй, стану говорить тише.

   Флюэлленъ. Прошу фасъ, молю фасъ, стѣляйте отольшен³е (Уходитъ съ Гауромъ).

   Король Генрихъ. Какъ ни страненъ этотъ уэльсецъ, какъ ни старомодно его обращен³е, въ немъ много осмотрительности и настоящей дѣловитости.

  

  

   Кортъ. Любезный братъ, Джонъ Бетсъ, утро, кажется уже занимается.

   Бетсъ. Кажется, такъ. Однако, у насъ нѣтъ важныхъ основан³й желать, чтобы день насталъ поскорѣе.

   Уильямсъ. Я вижу, что тамъ, на востокѣ, начинается день; но, увидимъ-ли мы его конецъ, это еще неизвѣстно. Кто идетъ?

   Король Генрихъ. Свой.

   Уильямсъ. А въ чьемъ отрядѣ ты состоишь?

   Король Генрихъ. Въ отрядѣ сэра Томаса Эрпинэма.

   Уильямсъ. Старикъ этотъ начальникъ хорош³й и очень обходительный человѣкъ. Скажи, какъ находитъ онъ наше положен³е?

   Король Генрихъ. Похожимъ на положен³е людей, которые выброшены кораблекрушен³емъ на мель и которыхъ, того и гляди, снесетъ въ море набѣжавшая волна.

   Бетсъ. А высказалъ онъ свое мнѣн³е королю?

   Король Генрихъ. Нѣтъ, да и не слѣдовало ему этого дѣлать. Скажу тебѣ между нами:- я думаю, что король такой же человѣкъ, какъ и мы. Онъ такъ же подверженъ вл³ян³ю стих³й, какъ я; онъ чувствуетъ запахъ ф³алки, какъ и я; видитъ небо, какъ и я его вижу; всѣ ощущен³я у него так³я же, какъ у остального человѣчества. Отнимите у него его пышность, и онъ окажется самымъ простымъ человѣкомъ во всемъ его оголен³и, и, хотя его стремлен³я выше нашихъ, стоитъ имъ начать спускаться, они станутъ пользоваться при этомъ такими же крыльями, какъ и у насъ. Поэтому, если онъ, какъ и мы, увидитъ, что есть основан³е бояться, нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣн³я, что опасен³я его окажутся точно такими же, какъ и наши. Вотъ почему никто не долженъ внушать ему и тѣни страха, чтобы чувство это, прокравшись въ него самого и обнаружившись, не лишило мужества и все войско.

   Бетсъ. Наружно онъ можетъ выказывать какое ему угодно мужество, но мнѣ все-таки думается, какъ ни холодна эта ночь, онъ, вмѣсто того, чтобы находиться здѣсь, охотно просидѣлъ бы ее въ водахъ Темзы; тоже самое не отказался бы сдѣлать и я, чтобы ни ожидало насъ обоихъ потомъ.

   Король Генрихъ. Послушайте, я вамъ по-совѣсти скажу свое истинное мнѣн³е о королѣ:- мнѣ кажется,что онъ совсѣмъ не желалъ бы перенестись въ какое-нибудь другое мѣсто.

   Бетсъ. Если такъ, я желалъ-бы, чтобы онъ остался здѣсь одинъ; тогда онъ могъ бы вполнѣ разсчитывать, что ему удастся отдѣлаться взносомъ за себя одного выкупа, и такимъ образомъ громадное количество бѣдняковъ спаслось бы отъ вѣрной смерти.

   Король Генрихъ. Смѣю думать, что ваше недоброжелательство къ нему не заходитъ такъ далеко, чтобы желать ему очутиться совершенно одному; ты говоришь это только для того, чтобы выпытать чужое мнѣн³е. Мнѣ кажется, что смерть нигдѣ не показалась бы мнѣ такою пр³ятною, какъ въ обществѣ короля, потому что стоитъ онъ за дѣло правое, а причина, вызвавшая войну, вполнѣ благородна.

   Уильямсъ. Ну, наши знан³я такъ далеко не заходятъ.

   Бетсъ. Да и не наше дѣло это знать. Намъ извѣстно, что мы подданные короля, и этого съ насъ довольно. Если даже дѣло неправое, мы все-таки повиноваться обязаны, и это снимаетъ съ насъ всякую отвѣтственность.

   Уильямсъ. А за неправое дѣло самому королю придется дать строг³й отвѣтъ, когда, въ день Страшнаго Суда, всѣ ноги, руки и головы, отрубленыя въ сражен³и, соединятся вмѣстѣ и закричатъ ему:- "Мы умерли тамъ-то, одни ругаясь и проклиная или призывая врачей, друг³е со слезами вспоминая о женахъ, оставшихся дома въ страшной бѣдности, или о долгахъ, которыхъ не успѣли заплатить; третьи, наконецъ, скорбя о дѣтяхъ, брошенныхъ на произволъ судьбы. Не думаю, чтобы, многимъ,умирающимъ въ сражен³и, умиралось хорошо; да и можно-ли имъ приготовиться къ переходу въ будущую жизнь, какъ подобаетъ настоящимъ христ³анамъ, когда на умѣ у нихъ одна кровь? Ну, а если всѣ подвластные ему люди умираютъ нехорошо, тяжело будетъ отвѣчать за нихъ королю доведшему ихъ до этого, такъ-какъ ослушаться его, значило бы поступить противно всѣмъ обязанностямъ вѣрноподданнаго.

   Король Генрихъ.Такъ по вашему выходитъ, что отецъ, по торговымъ дѣламъ пославш³й сына въ далек³е края, виноватъ, если сынъ этотъ умеръ на морѣ, не очистившись отъ грѣховъ, въ которыхъ погрязъ, и отвѣтственность за его смерть должна пасть на пославшаго его отца? Если на служителя, отправленнаго хозяиномъ съ деньгами, нападутъ разбойники и убьютъ его, не давъ ему времени покаяться, въ погибели души этого служителя опять-таки окажется виноватымъ хозяинъ? Нѣтъ, это не такъ! Не короля надо винить за смерть каждаго солдата въ отдѣльности; отецъ не обязанъ отвѣчать за гибель безпутнаго сына, ни хозяинъ за гибель нераскаявшагося слуги, потому что король, прибѣгая къ услугамъ подданныхъ, нисколько не желалъ ихъ смерти. Помимо этого, гдѣ-же найти-короля, который, когда дѣло все-таки приходится рѣшать при посредствѣ меча, могъ-бы, при полной святости своихъ правъ, набрать войско, исключительно составленное изъ людей вполнѣ неиспорченныхъ? У иныхъ, быть можетъ, душу тяготитъ грѣхъ преднамѣреннаго уб³йства; у другихъ на совѣсти лежитъ воспоминан³е о загубленной обманомъ непорочности дѣвушки; третьи ищутъ въ войнѣ возможности избѣгнуть наказан³я за прежде совершенныя уб³йства и кражи. Если всѣмъ этимъ нарушителямъ закона удается избѣжать такимъ способомъ законной кары, они ускользаютъ только отъ власти людей, но у нихъ нѣтъ крыльевъ, чтобы улетѣть отъ правосуд³я Бож³я. Война - Его палачъ! Война - Его кара! и тутъ-то, на полѣ битвы, среди двухъ королей, люди находятъ наказан³е за прежн³я нарушен³я королевскихъ законовъ. Они бѣжали изъ тѣхъ мѣстностей, гдѣ ожидали, что заслуженная кара постигнетъ ихъ жизнь, и между тѣмъ нашли смерть тамъ, гдѣ надѣялись сохранить жизнь. Если они, будучи недостаточно подготовлены къ смерти, умирая, губятъ свою душу, король не виноватъ въ ихъ гибели, какъ не виноватъ въ тѣхъ преступлен³яхъ, за которыя она встрѣчаетъ наказан³е на поляхъ битвъ. Услуга каждаго подданнаго принадлежитъ королю, но душа остается собственностью каждаго изъ этихъ подданныхъ. Поэтому въ военное время каждый солдатъ, словно лежащ³й на смертномъ одрѣ тяжко больной, обязанъ сдувать съ своей души мельчайш³я соринки. Такимъ образомъ, если онъ и умретъ, сама смерть послужитъ ему на пользу. Если-же не умретъ, онъ долженъ благословлять то время, которое онъ потратилъ на спасен³е души; да, всяк³й, переживш³й опасные часы и всецѣло отдававш³йся душою Господу, имѣетъ право думать, что спасен³е дано ему именно затѣмъ, чтобы прославлять велич³е Божьяго имени и чтобы научать своимъ примѣромъ другихъ, какъ слѣдуетъ приготовляться къ спасен³ю души!

   Уильямсъ. Конечно, не подлежитъ сомнѣн³ю, что грѣхи умершаго въ беззакон³и падаютъ на собственную его голову, и король тутъ рѣшительно не причемъ.

   Бетсъ. Я и не требую, чтобы король отвѣчалъ за мою душу, но тѣмъ не менѣе все-таки готовъ сражаться за него до послѣдней капли крови.

   Король Генрихъ. Я своими ушами слышалъ, какъ онъ говорилъ, что не намѣренъ вносить за себя выкупъ.

   Уильямсъ. Вѣрь ему! Онъ разумѣется, говорилъ такъ, чтобы заставить насъ драться храбрѣе и веселѣе. Когда-же намъ всѣмъ перерѣжутъ горло, онъ все-таки внесетъ выкупъ, но намъ отъ этого легче не станетъ.

   Король Генрихъ. Если я доживу до того позора, я не стану болѣе вѣрить ни одному слову короля.

   Уильямсъ. Что-же, пр³ятель, ты у него отчета что-ли станешь требовать за это? Знай, если такъ, что вѣнценосцу гнѣвъ частнаго лица такъ-же страшенъ, какъ выстрѣлъ изъ негоднаго игрушечнаго ружья. Устрашить его такъ-же трудно, какъ обратить солнце въ ледяную сосульку, махая на него павлинымъ перомъ. Ты говоришь, что никогда не станешь вѣрить ни одному его слову и говоришь большую глупость.

   Король Генрихъ. Твое возражен³е нѣсколько грубо, и въ другое время я могъ бы за него обидѣться.

   Уильямсъ. Можемъ расчитаться и послѣ, если останемся живы.

   Король Генрихъ. Пожалуй.

   Уильямсъ. По чему-же я тебя узнаю?

   Король Генрихъ. Дай мнѣ какой-нибудь залогъ; я стану носить его на шлемѣ. Если ты когда-либо согласишься признать его, я буду готовъ дать тебѣ удовлетворен³е.

   Уильямсъ. Вотъ моя перчатка; дай мнѣ въ обмѣнъ свою.

   Король Генрихъ. Бери.

   Уильямсъ. Я и твою тоже намѣренъ носить на шлемѣ, и если послѣ завтра ты подойдешь ко мнѣ и скажешь - "Это моя перчатка!" я, - клянусь вотъ этою рукою! - отлично съѣзжу тебѣ въ ухо!

   Король Генрихъ. Я непремѣнно потребую перчатку, если останусь живъ.

   Уильямсъ. На это отъ тебя потребуется столько-же смѣлости, какъ на то, чтобы добровольно отправиться на висѣлицу.

   Король Генрихъ. Потребую даже въ присутств³и самого короля.

   Уильямсъ. Смотри-же, сдержи слово! Прощай!

   Бетсъ. Оставайтесь друзьями, глупые англичане, оставайтесь друзьями! Если умѣете соображать, вы тотчасъ-же поймете, что у насъ только одинъ врагъ и есть, для котораго слѣдуетъ приберегать свой гнѣвъ - именно французы; съ насъ и этихъ враговъ довольно.

   Король Генрихъ. Дѣйствительно, французы могутъ побиться объ закладъ, ставя двадцать французскихъ кронъ противъ одной, что они насъ побьютъ, потому что они могутъ выставить двадцать своихъ солдатъ противъ одного нашего. Но для насъ, англичанъ, нѣтъ никакого преступлен³я корнать французск³я кроны, и этимъ намѣренъ заняться завтра самъ король (Солдаты уходятъ.) Да, все на короля! Валите на него отвѣтственность и за свою жизнь, и за свою душу, за своихъ женъ съ ихъ заботами о своихъ дѣтяхъ, и за свои грѣхи! Валите все; онъ обязанъ все снести! Обязанность не легкая, но такъ-же близкая велич³ю, какъ близки между собою по рожден³ю близнецы!- обязанность подлежащая обсужден³ю каждаго глупца, умѣющаго чувствовать однѣ только собственныя болячки. Въ сколькихъ радостяхъ, доступныхъ обыкновеннымъ смертнымъ, короли вынуждены отказывать себѣ совершенно, и что, кромѣ внѣшней царственной пышности, имѣютъ короны, чего-бы не имѣли королевск³е подданные? Что-же такое самъ этотъ кумиръ, зовущ³йся царственнымъ велич³емъ? Что ты за божество, когда тебѣ самому приходится чувствовать земныя нужды сильнѣе, чѣмъ твоимъ поклонникамъ? Какая отъ тебя польза, какая прибыль? Покажи-же мнѣ истинную свою стоимость, истинную свою душу, внушающую столько поклонен³й? Что-же есть въ тебѣ, кромѣ сана, положен³я, внѣшняго облика, внушающихъ страхъ и трепетъ? Однако, вселяя въ другихъ трепетъ, ты все-таки менѣе счастливо, чѣмъ тѣ, въ кого ты его вселяешь. Не слишкомъ-ли часто тебѣ, вмѣсто сладостнаго сердечнаго уважен³я, приходится упиваться ядовитою лестью? О, гордое велич³е, попробуй только захворать и приказать своему высокому положен³ю, чтобы оно тебя исцѣлило! - Не воображаешь-ли ты, что огненный пылъ лихорадки отступитъ передъ твоими титулами, раздуваемыми всеобщимъ раболѣп³емъ? Отступитъ-ли болѣзнь при видѣ нижайшихъ поклоновъ и колѣнопреклонен³й? Ты въ состоян³и заставлять каждаго нищаго падать предъ тобою на колѣни, но имѣешь-ли ты хоть малѣйшую власть надъ его здоровьемъ? Нѣтъ, великолѣпное сновидѣн³е, такъ своевольно играющее спокойств³емъ короля, такой власти тебѣ не дано! Нѣтъ, велич³е, я, судящ³й тебя король, говорю:- ни курящ³йся ѳим³амъ, ни скипетръ, ни держава, ни мечь, ни поклонен³е толпы, ни императорск³й вѣнецъ, ни порфира, сотканная изъ золота и жемчуга, ни высокопарный титулъ, мчащ³йся впереди короля, ни престолъ, на которомъ онъ возсѣдаетъ, ни потокъ с³ян³я, бьющ³йся о недоступный по своему велич³ю берегъ этого м³ра,- нѣтъ, ничто изъ всего этого:- ни трижды царственная пышность, ни все великолѣп³е, распростертое на величавомъ ложѣ, не въ силахъ послать намъ такого крѣпкаго сна, какимъ, предаваясь покою, наслаждается пустоголовый поденщикъ, насыщенный горькимъ хлѣбомъ нужды, но незнающ³й тѣхъ мучительныхъ безсонницъ, которыя превращаютъ безконечно долг³я ночи въ адск³я пытки. Онъ, этотъ чернорабоч³й, съ восхода и до заката солнца обмывающ³йся потомъ подъ лучезарными взглядами Феба, спитъ всю ночь напролетъ, словно въ Элиз³ѣ, а на другой день, вставъ съ разсвѣтомъ, подсаживаетъ Гипер³она на его коней, и такъ въ постоянно безвыходнымъ для него труда одинъ за другимъ идутъ быстро бѣгущ³е годы и, наконецъ, приводятъ его къ могилѣ. Бѣднякъ этотъ, всѣ дни проводящ³й въ трудѣ, а ночи въ крѣпкомъ снѣ, счастливѣе короля, не смотря на все велич³е послѣдняго. Этотъ бѣднякъ - одинъ изъ того народа, на долю котораго выпалъ благодатный миръ; онъ беззаботно вкушаетъ эту благодать даже не подозрѣвая, сколько заботъ, сколько безсонныхъ ночей стоитъ сохранен³е мира королю, пользующемуся имъ несравненно менѣе, чѣмъ послѣдн³й простолюдинъ.

  

  

   Эрпинэнъ. Государь, лорды, встревоженные вашимъ отсутств³емъ, отыскиваютъ васъ по всему лагерю.

   Король Генрихъ. Добрый и старый мой рыцарь, проси ихъ всѣхъ ко мнѣ въ палатку. Я буду тамъ ранѣе тебя.

   Эрпинэнъ. Будетъ исполнено, государь. (Уходитъ.)

   Король Генрихъ. О, богъ сражен³й, закали сердца моихъ воиновъ! Обереги ихъ отъ страха, отними у нихъ способность считать количество нашихъ враговъ и хоть на сегодня не лишай ихъ мужества! Да, хоть на сегодня забудь, какое преступлен³е совершилъ мой отецъ, въ погонѣ за короною Англ³и! Я почтилъ прахъ Ричарда вторичнымъ погребен³емъ и пролилъ о немъ горючихъ слезъ болѣе, чѣмъ вытекло капель крови изъ его царственныхъ жилъ. Я на свой счетъ кормлю пятьсотъ бѣдняковъ, которые ежедневно и утромъ, и вечеромъ возводятъ къ небесамъ свои исхудалыя руки, чтобы вымолить прощен³е за пролитую кровь. Я выстроилъ два монастыря, гдѣ строгой, суровой жизни иноки денно и водно поютъ заупокойныя молитвы, моля о спасен³и души Ричарда. Я готовъ бы сдѣлать еще болѣе, хотя и знаю, что все, чтобы я ни сдѣлалъ, все-таки будетъ ничтожно, пока мольба о спасен³и собственной души остается позади другихъ желан³й.

  

  

   Глостэръ. Государь...

   Король Генрихъ. Голосъ моего брата Глостэра... А, знаю, зачѣмъ ты явился!.. Идемъ вмѣстѣ... Меня ожидаютъ и день, и друзья, и многое другое (Уходятъ).

  

  

   Герцогъ Орлеанск³й. Солнце уже позлащаетъ наши доспѣхи. Пора, господа!

   Дофинъ. Monte a cheval!.. И мнѣ коня! Эй, вы, прислужники, холопы!

   Герцогъ Орлеанск³й. О, какой благородный пылъ!

   Дофинъ. Впередъ! Les еаих et la terre!

   Герцогъ Орлеанск³й. Rien de plus? l'air et le feu...

   Дофинъ. Ciel! кузенъ мой Орлеанск³й... (Входитъ Коннэтабль). Что скажете, почтенный Коннэтабль?

   Коннетабль. Слышите, какъ нетерпѣливо ржутъ наши кони?

   Дофинъ. Такъ вскакивайте скорѣе на нихъ верхомъ и шпорьте ихъ такъ, чтобы кровь изъ ихъ боковъ брызнула прямо въ глаза англичанамъ и ослѣпила ихъ избыткомъ нашего мужества!

   Рамбюрэ. Вы хотите, чтобы они плакали кровью нашихъ лошадей? Но какъ же мы, если такъ, увидимъ ихъ настоящ³я слезы?

  

  

   Гонецъ. Пэры Франц³и, англичане уже выстроились въ боевомъ порядкѣ.

   Коннэтабль. На коней, храбрые принцы! Проворнѣй на коней! Взгляните на эти несчастныя, изморенныя голодомъ полчища и поймете, что вы своимъ блистательнымъ видомъ высосете изъ нихъ послѣдн³е остатки ихъ жалкаго мужества, превративъ ихъ только въ скорлупу и въ шелуху людей. Для вашихъ рукъ здѣсь слишкомъ мало дѣла, и въ жилахъ у непр³ятеля слишкомъ мало крови, чтобы обагрить, какъ слѣдуетъ, каждый изъ тѣхъ мечей, которые обнажатъ сегодня наши доблестные французы и за недостаткомъ дѣла снова спрячутъ въ ножны. Намъ только на нихъ дунуть и мужественная сила нашего дыхан³я заставитъ ихъ всѣхъ попадать на землю. Можно увѣрять положительно, - и въ этомъ не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣн³я,- что было бы совершенно достаточно излишка той сволочи, тѣхъ холоповъ, которые тѣснятся около нашихъ боевыхъ рядовъ чтобы очистить долину отъ жалкаго непр³ятеля, тогда какъ мы сами могли бы оставаться праздными зрителями и наблюдать за сражен³емъ, стоя у поднож³я вотъ того холма. Но этому противится наша честь... Что же сказать вамъ еще? Дѣлать намъ придется немного; конецъ настанетъ мигомъ. Пусть трубы гремятъ, какъ передъ охотой, возвѣщая всадникамъ, что пора садиться на коней! Наше появлен³е повергнетъ всю долину въ такое смятен³е, что англичане падутъ ницъ и сдадутся намъ тотчасъ-же.

  

  

   Гранпрэ. Благородные принцы Франц³и, что же медлите вы такъ долго? Жалк³е остовы островитянъ, теряющихъ надежду спасти свои кости, безобразятъ собою утренн³й видъ поля. Ихъ рваныя знамена едва развѣваются и въ трепетное движен³е ихъ слегка приводитъ наше могучее дыхан³е, когда кто-нибудь изъ насъ презрительно взглянетъ на нихъ, случайно проходя мимо. Самъ гордый Марсъ смотритъ въ ихъ нищенскомъ войскѣ какимъ-то несостоятельнымъ должникомъ, и глаза его робко проглядываютъ сквозь щели заржавленнаго забрала. Ихъ всадники имѣютъ видъ какихъ-то неподвижныхъ подсвѣчниковъ, рукамъ которыхъ поручено держать свѣчи, а голодныя клячи, уныло понуря голову, какъ будто заранѣе предвидятъ печальную свою участь. Бока ихъ ввалились; кожа повисла; изъ тусклыхъ глазъ течетъ слизистая влага; около ихъ неподвижныхъ, словно мертвыхъ, челюстей висятъ выпачканныя жеванною травою удила, а надъ всѣмъ войскомъ парятъ стаи его палачей, хитрыхъ вороновъ, нетерпѣливо выжидающихъ, чтобы насталъ ихъ часъ. Никакими словами не опишешь странной безжизненной жизни, неодушевленнаго одушевлен³я этой рати.

   Коннэтабль. Они прочитали свои молитвы и теперь ожидаютъ смерти.

   Дофинъ. Не послать-ли людямъ новыхъ одеждъ и чего-нибудь пообѣдать, а отощавшимъ лошадямъ хоть бы овса, чтобы утолить голодъ, прежде чѣмъ они вступятъ въ бой?

   Коннэтабль. Я жду только своего знамени... Впрочемъ, зачѣмъ терять время? Я на время возьму у кого-нибудь изъ трубачей его знамя; оно пока замѣнитъ мнѣ мое. Скорѣе же въ путь! Солнце уже высоко и мы только даромъ тратимъ дорог³я минуты! (Уходятъ).

  

  

   Глостэръ. Гдѣ же король?

   Бедфордъ. Онъ сѣлъ на коня и отправился взглянуть на непр³ятельск³я силы.

   Уэстморлендъ. У французовъ подъ оруж³емъ, по крайней мѣрѣ, тысячъ шестьдесятъ человѣкъ.

   Экзэтэръ. Такимъ образомъ, приходится одинъ на пятерыхъ; помимо этого преимущества, войска у нихъ совсѣмъ свѣж³я.

   Сольсбюри. За насъ стоитъ десница Всевышняго, а это даетъ намъ страшный перевѣсъ! Да хранитъ эта десница всѣхъ васъ, принцы! Я же отправлюсь на свой постъ. Если намъ суждено свидѣться только на небесахъ, разстанемся все-таки съ радостнымъ сердцемъ. Прощайте, благороднѣйш³й герцогъ Бедфордъ, и вы, дражайш³й лордъ Глостэръ, и вы, добрѣйш³й Экзэтэръ... (Уэстморленду). Прощай и ты, любезный мой родственникъ; прощайте и вы, войска!

   Бедфордъ. Прощайте, добрѣйш³й Сольсбюри. Да пошлетъ Господь вамъ счастье!

   Экзэтэръ. Прощай, доблестный лордъ. Старайся биться сегодня какъ можно мужественнѣе!.. Впрочемъ, я только оскорбляю тебя такимъ совѣтомъ, потому что ты и такъ само мужество, сама непоколебимая стойкость (Сольсбюри уходитъ).

   Бедфордъ. Да, въ немъ разомъ совмѣщаются и великодуш³е, и отвага принца.

   Уэстморлендъ. О, зачѣмъ нѣтъ при насъ теперь тѣхъ десяти тысячъ вооруженныхъ людей, которые остались въ Англ³и и ничего тамъ не дѣлаютъ!

  

  

   Король Генрихъ. Кто рѣшается высказать такое пожелан³е? Ты, Уэстморлендъ? Нѣтъ, любезный мой кузенъ! Если мы обречены на смерть, для нашего отечества будетъ достаточно и такой потери; если же мы останемся въ живыхъ, то чѣмъ меньше насъ будетъ, тѣмъ громче окажется наша слава. Да будетъ воля Бож³я! Прошу тебя, Уэстморлендъ, не желай для насъ ни одного лишняго человѣка. Клянусь Юпитеромъ, я не очень падокъ на золото, и мнѣ нѣтъ никакого дѣла до того, сколько человѣкъ содержится на мой счетъ. Мнѣ все равно, носятъ друг³е мои одежды или не носятъ; до такихъ пустяковъ моимъ помысламъ нѣтъ ровно никакого дѣла. Но если грѣшно желать чести и славы, сознаюсь, что среди живыхъ людей я величайш³й грѣшникъ! Итакъ, добрѣйш³й кузенъ, не желай, чтобы сюда изъ Англ³и прибылъ хоть одинъ лишн³й человѣкъ. Клянусь Создателемъ, даже за осуществлен³е лучшихъ моихъ надеждъ, я не пожертвовалъ бы тою частичкою славы, которую у меня,- по моему мнѣн³ю,- отнялъ бы одинъ этотъ лишн³й человѣкъ. Не желай, Уэстморлендъ, чтобы намъ на помощь прибылъ хоть бы еще одинъ человѣкъ, и объяви моему войску, что тотъ, кто не желаетъ сражаться, можетъ удалиться:- ему дадутъ и увольнен³е, и на дорогу кошелекъ съ достаточнымъ количествомъ кронъ. Мы не желали бы умереть рядомъ съ человѣкомъ, который боится быть нашимъ товарищемъ по смерти. Сегодня праздникъ въ честь памяти Св. Крисп³ана. Кто переживетъ этотъ день и по добру-поздорову вернется домой, тотъ при одномъ упоминан³и объ этомъ днѣ станетъ подниматься на цыпочки, чтобы казаться выше, и въ груди его все невольно встрепенется при одномъ имени св. Крисп³ана. Каждый, оставш³йся въ живыхъ, достигнувъ глубокой старости, будетъ чтить этотъ день, какъ праздникъ, приглашать сосѣдей на угощен³е и въ канунъ памятнаго дня пируя съ пр³ятелями, станетъ имъ говорить:- "Завтра день св. Крисп³ана",- а затѣмъ, засучивъ рукава, покажетъ имъ рубцы отъ полученныхъ когда-то ранъ. Память у стариковъ слаба, но забывая даже все на свѣтѣ, подвиговъ своихъ въ этотъ день они не забудутъ. станутъ даже ихъ преувеличивать; да, безъ этого не обойдется, впрочемъ, какъ всегда. Наши имена сдѣлаются такими же привычными ихъ устамъ, какъ самыя обыденныя слова. Имена Герри, Бедфорда, Экзэтэра, Уорика, Тальбота, Сольсбюри и Глостэра дружно будутъ произноситься, пока пѣнящ³еся кубки станутъ чокаться одинъ о другой. Повѣсть о нашихъ дѣян³яхъ добрые старики передадутъ своимъ дѣтямъ, такъ что отнынѣ и до скончан³я вѣковъ ни одинъ день св. Криспина и Крисп³ана не пройдетъ безъ того, чтобы о насъ не вспомнили въ небольшомъ, но счастливомъ кругу братьевъ, такъ какъ каждый, кто сегодня прольетъ свою кровь вмѣстѣ со мною, будетъ мнѣ братомъ, и какъ бы низменъ ни былъ онъ по происхожден³ю, нынѣшн³й день его облагородитъ, и тѣ джентльмены, которые теперь спокойно нѣжатся въ Англ³и на мягкихъ постеляхъ, проклянутъ себя за то, что не были сегодня здѣсь, вмѣстѣ съ вами. Они вынуждены будутъ прикусывать языкъ всяк³й разъ, когда кто нибудь упомянетъ при нихъ о нашихъ сподвижникахъ въ день св. Крисп³ана.

  

  

   Сольсбюри. Будьте, государь, наготовѣ: - французы выстроились и, вѣроятно, произведутъ сейчасъ на васъ нападен³е.

   Король Генрихъ. Мы готовы духомъ, слѣдовательно, все готово.

   Уэстморлендъ. Горе тому, кто не воспрянетъ духомъ въ такую минуту.

   Король Генрихъ. Теперь, кажется, даже и ты пересталъ желать, чтобы явилось подкрѣплен³е изъ Англ³и?

   Уэстморлендъ. Если-бы на то было соизволен³е Бож³е, я желалъ-бы, чтобы рѣшен³е царственной этой битвы было предоставлено только вамъ и мнѣ, безъ содѣйств³я какихъ бы то ни было постороннихъ помощниковъ.

   Король Генрихъ. Вотъ ты въ своихъ желан³яхъ отказался отъ подкрѣплен³я въ цѣлыхъ пять тысячъ человѣкъ, а это по моему лучше, чѣмъ желать помощи хоть-бы одного лишняго помощника... Господа, ваши мѣста вамъ всѣмъ извѣстны. Да будетъ Богъ со всѣми вами! (Трубы гремятъ; входитъ Монжуа).

   Монжуа. Еще разъ являюсь къ тебѣ, король Генрихъ, чтобы спросить, не намѣренъ-ли ты условиться насчетъ выкупа ранѣе, чѣмъ неизбѣжная твоя гибель обозначится вполнѣ ясно. Ты такъ близко стоишь къ пропасти, что она вынуждена будетъ тебя поглотить; въ этомъ не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣн³я. Помимо этого, благородный Коннэтабль, движимый неизмѣримымъ милосерд³емъ, предлагаетъ тебѣ напомнить своимъ воинамъ, чтобы они, несчастные, хорошенько приготовились къ смерти, дабы ихъ очищенныя покаян³емъ души могли съ миромъ отлетѣть отъ этого поля, на которомъ улягутся и будутъ гнить ихъ бездыханные трупы.

   Король Генрихъ. По чьему поручен³ю явился ты на этотъ разъ?

   Монжуа. По поручен³ю Коннэтабля.

   Король Генрихъ. Прошу тебя, передай ему прежн³й мой отвѣтъ. Скажи своимъ повелителямъ, чтобы прежде совсѣмъ покончили со мною, а потомъ уже продавали мои кости. Милосердый Боже, зачѣмъ они такъ зло издѣваются надъ нами, жалкими бѣднягами? Нѣк³й человѣкъ, продавш³й кожу льва еще тогда, когда животное было живо, самъ былъ убитъ, пока гонялся за звѣремъ. Нѣтъ никакого сомнѣн³я, что мног³е изъ насъ обрѣтутъ на родинѣ могилы съ бронзовыми плитами, на которыхъ сохранится перечень нашихъ сегодняшнихъ дѣян³й; но и тѣ, которые, сражаясь, какъ подобаетъ истиннымъ воинамъ, сложатъ на вашихъ поляхъ свои доблестныя кости, тоже осѣнятъ себя неумирающею славою, хотя бы вы и зарыли ихъ въ навозныя кучи. Лучезарное солнце даже и тогда не лишитъ ихъ своего привѣта. Оно вознесетъ ихъ клубящуюся славу превыше небесъ; земные-же ихъ останки, разлагаясь, заразятъ своими испарен³ями вашъ воздухъ и распространятъ въ цвѣтущей Франц³и всяк³я повальныя болѣзни. Вы увидите тогда, какъ снова воспрянетъ наша англ³йская доблесть. Упавъ на землю она, словно ядро, пролежитъ нѣсколько времени неподвижно, какъ мертвая, но потомъ въ ней произойдетъ взрывъ; она снова станетъ смертоноснымъ оруд³емъ и своими осколками примется убивать все, что попадется ей на пути. Пусть рѣчь моя будетъ исполнена гордости! Скажи Коннэтаблю, что мы воины, годные только для будничной работы, а не для праздничныхъ парадовъ; что всѣ позолоченыя наши украшен³я поблекли отъ трудныхъ переходовъ и отъ дождливой погоды; что во всемъ нашемъ войскѣ нѣтъ ни одного цѣльнаго пера, а это служитъ достаточнымъ ручательствомъ, что мы не улетимъ. Скажи, что время обратило наше платье въ лохмотья, сдѣлало насъ неряхами, но что сердца наши, - клянусь въ этомъ смѣло, - изукрашены какъ нельзя лучше, и бѣдные мои солдаты увѣряютъ, что всѣ они, еще ранѣе наступлен³я ночи, явятся въ новомъ платьѣ, что они, сдѣлавъ французовъ негодными для пребыван³я въ строю, сорвутъ съ нихъ разноцвѣтныя ихъ одежды и сами облекутся въ эти пышные наряды. Если они это исполнятъ,- въ чемъ я, уповая на помощь Бож³ю, почти увѣренъ,- деньги на мой выкупъ будутъ собраны тотчасъ-же. Ты-же, герольдъ, не утруждай себя понапрасну. Ты, милѣйш³й герольдъ, явился толковать о выкупѣ; клянусь, что твоимъ властелинамъ не получить за меня иного выкупа, кромѣ этихъ членовъ, а если уже придется такъ, я оставлю имъ эти члены въ такомъ видѣ, что полководцы Францй не извлекутъ изъ нихъ ровно никакой выгоды. Передай все это Коннэтаблю.

   Монжуа. Не замедлю это исполнить. Затѣмъ, прощай! Никакихъ другихъ герольдовъ болѣе не жди!

   Король Генрихъ. А я, напротивъ, ожидаю, что ты опять явишься для переговоровъ о выкупѣ (Монжуа удаляется; входитъ герцогъ ²орск³й).

   Герцогъ ²оркск³й. Государь, покорно преклоняя колѣно, являюсь я просить, какъ милости, чтобы вы поручили мнѣ начальство надъ передовымъ отрядомъ.

   Король Генрихъ. Хорошо, храбрый герцогъ ²оркск³й, бери на себя эту обязанность... Ну, воины, идемъ! Пусть Господь располагаетъ судьбами этого дня, какъ будетъ угодно Его святой волѣ! (Всѣ уходятъ).

  

  

   Пистоль. Ну, сдавайся, песъ!

   Французъ. Je pense que vous etes un gentilhomme de bonne qualite.

   Пистоль. Калита! Calen o Custure me!.. Самъ-то ты дворянинъ-ли? Объясняй скорѣе!

   Французъ. О seigneur Dieu!

   Пистоль. Осэньоръ Дью... Должно быть, дворянинъ. Взвѣсь мои слова, Осэньоръ Дью, и запомни хорошенько слѣдующее:- ты, Осэньоръ Дью, погибнешь отъ остр³я меча, если,- слышишь, Осэньоръ Дью?- да, если не представишь за себя громаднаго выкупа.

   ФРАНЦУЗЪ. О, prenez misericorde! ayez pitiede moy.

   Пистоль. Димой, песъ? Нѣтъ мнѣ нужно сорокъ димойевъ, или иначе я вырву твою обагренную пурпуровою кровью брюшину черезъ твою-же глотку!

   Французъ. Estil impossible d'echapper la force deton bias?

   Пистоль. Какого еще томбра ты мнѣ предлагаешь, песъ ты этак³й? Да, что ты мнѣ такое предлагаешь, проклятый и безстыж³й горный кабанъ?

   Французъ. О, pardonnez moy?

   Пистоль. Опять какой-то немой? Что-же это, мѣра какая или вѣсъ?.. Эй, ты, мальчуганъ! Спроси у этого бездѣльника по-французски, какъ его зрвутъ?

   Мадьчикъ. Ecoutez; comment etes vous appele?

   Французъ. Monsieur le Fer.

   Мальчикъ. Онъ говоритъ, что его зовутъ мистеръ Феръ.

   Пистоль. Мистеръ Феръ... Вотъ я его омистэрю, обдеру и такъ оферю, что онъ не радъ будетъ жизни! Передай ему это по-французски.

   Мальчикъ. Я не знаю, какъ по-франаузски так³я слова, какъ:- омистэрю, обдеру и аферю.

   Пистоль. Скажи, чтобы онъ приготовился, такъ какъ я сейчасъ перерѣжу ему горло.

   Французъ. Que dit il, monsieur?

   Мальчикъ. Il me commande de vous dire que vous faites vous prêt; car ce soldat ici est disposé tout à cette heure de couper votre gorg.

   Пистоль. Вуй, куперъ горжъ. Паръ ма фуа, если ты, гнусный холопъ, не выплатишь мнѣ много-много хорошихъ кронъ, я искрошу тебя вотъ этимъ самымъ мечемъ.

   Французъ. О, je vous supplie pour l'amour de Dieu, me pardonner! Je suis gentilhomme de honne maison; gardez ma vie, et je vous donnerai deux cents écus.

   Пистоль. Что онъ такое говоритъ?

   Мальчикъ. Онъ проситъ его не убивать; онъ говорить, что онъ хорошаго рода и предлагаетъ вамъ за себя выкупъ въ двѣсти кронъ.

   Пистоль. А ты отвѣть ему на это, что все мое бѣшенство спало съ меня разомъ и что я принимаю его кроны.

   Французъ. Petit monsieur, que dit-il?

   Мальчикъ. Encore qu'il est contre son jurement de pardonner aucun prisonnier; néanmoins pour les écus que vous lui avez prorais, il est content de vous donner la liberté, le franchissement.

   Французъ. Sur mes genoux je vous donne mille remerciements: et je m'estime heureux que je suis tombé entre les mains d'un chevalier, je pense, le plus brave, vaillant, et très distingué seigneur d'Angleterre.

   Пистоль. Объясни мнѣ, мальчуганъ, что онъ говоритъ.

   Мальчикъ. Онъ на колѣняхъ возсылаетъ къ вамъ тысячи благодарностей и благословляетъ судьбу зато, что онъ,- по его мнѣн³ю,- попалъ въ руки къ храбрѣйшему, доблестнѣйшему и трижды достойнѣйшему англ³йскому рыцарю.

   Пистоль. Я покажу, что я хоть и умѣю сосать кровь, но умѣю иногда быть милосердымъ. За мною! (Уходитъ).

   Мальчикъ. Suivez vous le grand capitaine (Французск³й солдатъ уходитъ). Я никогда не подозрѣвалъ, чтобы такой густой голосъ могъ выходить изъ такого пустого сердца, но пословица, что пустая бочка сильнѣе гремитъ, вполнѣ справедлива. Бардольфъ и Нимъ были вдесятеро мужественнѣе и смѣлѣе этого ревущаго дьявола изъ старшной пьесы, которому всяк³й можетъ безнаказанно обрѣзать ногти деревяннымъ клинкомъ шута, а между тѣмъ оба они повѣшены. Тоже могло-бы случиться и съ этимъ, если-бы у него случайно хватило отваги что-нибудь украсть. А я долженъ оставаться съ другими служителями при обозѣ... Вотъ была-бы отличная добыча для французовъ, если-бы они знали, что обозъ охраняется одними мальчишками (Уходитъ).

  

  

   Коннэтабль. О, diable!

   Герцогъ Орлеанск³й. О, seigneur! le jour est perdu, tout est perdu!

   Дофннъ. Mort de ma vie! Все погибло, все упреки и вѣчный позоръ сидятъ теперь, изукрасившись въ перья отъ нашихъ шлемовъ, и насмѣхаются надъ нами. О, méchante fortune!.. (Шумъ битвы на нѣкоторое время усиливается). Не обратиться-же трусливо въ бѣгство!

   Коннэтабль. Всѣ наши ряды разстроены.

   Дофинъ. О, какой несмываемый стыдъ!.. Надо самимъ покончить съ собою! Неужто это тѣ самые оборванцы, которые служили намъ ставкою, когда мы играли въ кости?

   Герцогъ Орлеанск³й. И неужто насъ разбилъ тотъ самый король, къ которому мы посылали за выкупомъ?

   Герцогъ Бурбонск³й. Позоръ, вѣчный позоръ - вотъ что намъ осталось, и ничего, кромѣ позора! Хоть-бы умереть съ честью! Обратимся еще разъ противъ непр³ятеля, сдѣлаемъ новую попытку! а тотъ, кто не захочетъ теперь послѣдовать за герцогомъ Бурбонскимъ, пусть убирается отсюда и, держа въ рукахъ шапку, словно подлый сводникъ, оберегаетъ дверь, за которою гнуснѣйш³й холопъ, не стоющ³й даже моей собаки, оскверняетъ красивѣйшую изъ его дочерей!

   Коннэтабль. Тотъ-же самый безпорядокъ, который насъ погубилъ, можетъ послужить намъ на пользу! Бросимся на непр³ятеля всею толпою и предоставимъ ему случай изрубить насъ въ куски!

   Герцогъ Орлеанск³й. Насъ, живыхъ, еще достаточно на этомъ полѣ, и, если-бы можно было возстановить хоть какой-нибудь порядокъ, у насъ еще хватило-бы силъ раздавить англичанъ своею численностью.

   Герцогъ Бурбонск³й. Къ чорту теперь порядокъ! Бѣгу и брошусь прямо въ свалку! Сократимъ жизнь, чтобы тѣмъ сократить и нашъ позоръ! (Уходятъ).

  

  

   Король Генрихъ. Трижды доблестные мои соотечественники, сражались мы превосходно, но ничто еще не сдѣлано, пока французы не очистили окончательно поля.

   Экзэтэръ. Герцогъ ²оркск³й шлетъ вашему величеству свой привѣтъ.

   Король Генрихъ. А, добрый мой дядя еще живъ? Въ течен³е послѣдняго часа я три раза видѣлъ, какъ онъ падалъ и трижды снова вскакивалъ на ноги, чтобы продолжать сражаться. Онъ отъ верхушки шлема до шпоръ быль весь въ крови.

   Экзэтэръ. Въ этомъ-же самомъ облачен³и, онъ, - храбрый воинъ, - лежитъ теперь, утучняя собою поле битвы, а рядомъ съ нимъ - товарищъ его славныхъ подвиговъ, благородный графъ Соффолькъ. Соффолькъ умеръ ранѣе, а весь изрубленный ²оркъ приблизился къ другу, почти сплошь покрытому запекшейся кровью, взялъ того за бороду и, цѣлуя его въ раны, з³явш³я на его лицѣ, воскликнулъ:- "Подожди, дорогой кузенъ Соффолькъ! моя душа вмѣстѣ съ твоею вознесется на небо! Пусть-же твоя душа дождется моей, чтобы онѣ могли летѣть рядомъ, какъ оба мы, связанные узами рыцарства, мужественно сражались рядомъ во время славной и побѣдоносной сегодняшней битвы!" На эти слова подоспѣлъ я и сталъ его ободрять. Онъ улыбнулся протянулъ мнѣ руку и, едва замѣтно пожимая мою, добавилъ:- "Дорогой лордъ, передай королю мой привѣтъ и разскажи его величеству о моихъ дѣян³яхъ". Проговоривъ это, онъ снова повернулся къ Соффольку и, раненою рукою обнимая шею умершаго, поцѣловалъ его въ губы. Такъ-то, вступивъ въ брачный союзъ со смертью, онъ скрѣпилъ кровью завѣщан³е любви, покончившейся такъ благородно. Прекрасная, трогательная эта картина вызвала изъ глазъ моихъ влагу, которую я хотѣлъ было удержать, но мужественная моя твердость вся уже была растрачена; вся нѣжность моей матеря перешла въ мои глаза и заставила меня залиться слезами.

   Король Генрихъ. Не осуждай себя за это, потому что при одномъ твоемъ разсказѣ изъ моихъ отуманенныхъ глазъ тоже готовы брызнуть слезы (Громк³е звуки трубъ). Слышите? Что значитъ эта новая тревога? Ужъ не собрали-ли снова французы свои разсѣявш³яся войска. Если такъ, пусть каждый солдатъ безпощадно убиваетъ своихъ плѣнныхъ. Передать это приказан³е всѣмъ! (Уходятъ).