Шекспир Вильям - Король Генрих Iv (Часть первая)

ехъ часовъ утра: Медвѣдица, какъ разъ, свѣтитъ надъ новою трубой, а лошадь моя до сихъ поръ не навьючена. Эй, конюхъ!

   Конюхъ (за сценой). Иду, иду!

   1-й извощикъ. Пожалуйста, Томъ, выколоти сѣдло на Кетѣ, да положи подъ луку клочекъ шерсти, а то бѣдное животное безпрестанно растираетъ себѣ загривокъ въ кровь.

  

  

   2-й извощикъ. Ну ихъ всѣхъ къ чорту! - Горохъ и бобы у нихъ совсѣмъ подмоченные, и отъ этого, извѣстно, въ бѣдной скотинѣ черви заводятся. Тутъ въ домѣ все вверхъ дномъ идетъ съ тѣхъ поръ, какъ умеръ конюхъ Робин.

   2-й извощикъ. Да, бѣдный малый ни одного дня покоя не зналъ съ тѣхъ поръ, какъ вздорожалъ овесъ. Это-то и свело его въ могилу.

   2-йпзвощикъ. А что насчетъ блохъ, то, кажется, на всей Лондонской дорогѣ сквернѣе этого постоялаго двора не найдется. Все тѣло у меня въ пятнахъ, какъ у линя.

   1-й извощикъ. Что линь?! - Святой литург³ей клянусь, что ни одного короля христ³анскаго царства блохи не кусали такъ, какъ сегодня меня, послѣ первыхъ пѣтуховъ.

   2-й извощикъ. А все оттого, что они горшка подъ кровать не ставятъ; поневолѣ приходится облегчаться въ каминъ, а отъ мочи блохи плодятся, словно гольцы.

   1-й извощикъ. Эй, конюхъ! Иди сюда, висѣльникъ! Иди-же, говорятъ тебѣ!

   2-й извощикъ. У меня съ собою окорокъ ветчины да два корня инбирю; ихъ, - шутка сказать, - надо въ самый Чэринъ-Кросъ доставить.

   1-й извощикъ. Ахъ, чортъ возьми! индюшки-то у меня въ корзинахъ совсѣмъ съ голоду околѣваютъ!... Эй, ты, конюхъ! - напади на тебя язва моровая! - неужто у тебя во лбу глазъ нѣтъ?... Не слышишь ты, что-ли? Будь я подлецъ, если разбить тебѣ башку - не такое же милое дѣло, какъ выпивка!... Что-жъ ты не идешь, висѣльникъ? Совѣсти, видно, въ тебѣ ни на волосъ нѣтъ.

  

  

   Гэдсхиль (извощику). Не знаешь ли, который теперь часъ?

   1-й извощикъ. Часа два, я думаю, будетъ.

   Гэдсхиль. Одолжи мнѣ на минутку фонарь. Мнѣ надо на своего мерина взглянуть. Онъ тамъ, на конюшнѣ, стоитъ.

   1-й извощикъ. Какъ-бы не такъ! Знаю я штуку, которая двухъ такихъ-то стоитъ.

   Гэдсхиль (другому извощику). Ну, одолжи, пожалуйста, хоть ты.

   2-й извощикъ. Да, завтра... Или самъ угадай, когда... Нѣтъ, пусть прежде тебя повѣсятъ, а тамъ я, пожалуй, и фонарь тебѣ дамъ.

   Гэдсхиль. Къ какому времени думаешь ты быть въ Лондонѣ?

   2-й извощикъ. Будь ъпокоен: пр³ѣду я туда достаточно рано, чтобы еще лечь спать при свѣчахъ, за это я могу поручиться... Пойдемъ, сосѣдъ Могсъ, надо господъ будить... Они всѣ вмѣстѣ ѣхать хотятъ, потому что поклажи у нихъ много.

  

  

   Гэдсхиль. Эй, кто тамъ есть?

   Слуга (за сценой). Легокъ на поминѣ, какъ грабитель на большой дорогѣ.

   Гэдсхиль. Почему же именно грабитель на большой дорогѣ, а не трактирный слуга. Между ними вся разница заключается въ томъ развѣ, что одного можно назвать учредителемъ, а другого исполнителемъ. Вашей брат³и принадлежитъ планъ дѣйств³я, которое исполняютъ друг³е.

   Слуга. Здравствуйте, мистэръ Гэдсхиль. То, что я говорилъ вамъ вчера вечеромъ, справедливо и сегодня. Какой-то зелмевладѣлецъ изъ Кентскихъ степей привезъ съ собою триста марокъ золотомъ. Я самъ слышалъ, какъ онъ за ужиномъ разсказывалъ объ этомъ одному изъ своихъ спутниковъ, служащему, должно-быть, въ счетной палатѣ; у этого тоже съ собою пропасть Богъ знаетъ какой поклажи. Они уже проснулись и спрашиваютъ масла и яицъ... Они скоро отправятся въ дорогу.

   Гэдсхиль. Ну, ручаюсь тебѣ головой, что на этой дорогѣ имъ не миновать чортовыхъ прислужниковъ.

   Слуга. На что мнѣ твоя голова? - Береги ее лучше для палача. Вѣдь, я знаю, ты искренно поклоняешься старому Нику... то-есть, насколько способенъ къ поклонен³ю человѣкъ, ни во что не вѣрующ³й.

   Гэдсхиль. Что ты мнѣ про палача толкуешь?... Повѣсить меня не легко, а если это когда-нибудь и случится, то повѣсятъ меня не одного, а въ компан³и со старымъ сэръ Джономъ... ну, а его никакъ нельзя назвать легковѣснымъ. Ты, словно, не знаешь, что есть еще и друг³е Троянцы, которые, забавы ради, дѣлаютъ честь нашему ремеслу. Начни кто-нибудь поближе присматриваться къ нашимъ дѣламъ, эти Троянцы тотчасъ-же все уладятъ для того, чтобы оградить самихъ-же себя... Я дѣйствую за одно не съ голью перекатною, не съ шестипенсовыми уб³йцами, наносящими удары дубинами, не съ полоумными, усатыми и.багроворожими пьяницами, а съ людьми, любящими тишину, людьми высокорожденными, съ бургомистрами и крупными собственниками, съ людьми сдержанными, всегда болѣе расположенными наносить ударъ, чѣмъ разговаривать, болѣе разговаривать, чѣмъ пить, а пить болѣе, чѣмъ молиться. Впрочемъ, я вздоръ говорю... Это не совсѣмъ такъ: - они поминутно возносятъ молитвы къ своей заступницѣ - общественной казнѣ... но они молятся ей менѣе, чѣмъ обираютъ ее... Они выѣзжаютъ на ней, даже топчатъ ее ногами, какъ старую обувь.

   Слуга. Какъ! для нихъ общественная казна то же, что старая обувь? Но выдержитъ-ли эта обувь ту грязь, въ которой они топчатся?

   Гэдсхиль. Конечно, выдержитъ: - вѣдь, ее постоянно чиститъ само правосуд³е. Мы грабимъ съ такой-же безопасностью, какъ будто у насъ въ карманѣ есть папоротниковый цвѣтъ, дѣлающ³й насъ невидимыми.

   Слуга. А мнѣ кажется, что вы невидимы скорѣе благодаря ночной темнотѣ, чѣмъ папоротникову цвѣту.

   Гэдсхиль. Давай сюда руку! Ты получишь часть нашей добычи. Говорю тебѣ это, какъ честный человѣкъ.

   Слуга. Нѣтъ, лучше обѣщайте мнѣ это не какъ честный человѣкъ, а какъ поддѣльный разбойникъ.

   Гэдсхиль. Ну, будетъ! Слово homo одинаково принадлежитъ всѣмъ людямъ безъ исключен³я. Скажи конюху, чтобы онъ сѣдлалъ моего мерина, стоящаго въ конюшнѣ. Прощай пока, грязный плутъ (Уходитъ).

  

  

   Пойнцъ. Пойдемте, спрячемся поскорѣе! Я увелъ у Фольстэфа лошадь, и его теперь коробитъ отъ злости, словно накрахмаленный бархатъ.

   Принцъ Генрихъ. Пожалуй, спрячемся (Прячется за кусты; входитъ Фольстэфъ).

   Фольстэфъ. Пойнцъ, Пойнцъ! Висѣльникъ Пойнцъ!

   Принцъ Генрихъ (выходя изъ-за кустовъ). Молчи, ожирѣвшая печень! Изъ-за чего поднимаешь ты такой крикъ?

   Фольстэфъ. Гдѣ Пойнцъ, Галь?

   Принцъ Генрихъ. Онъ отправился на вершину пригорка. Я сейчасъ позову его (Прячется).

   Фольстэфъ. Ну, то, что я постоянно занимаюсь грабежемъ въ сообществѣ съ этимъ воромъ, до добра меня не доведетъ. Негодяй увелъ мою лошадь, и чортъ знаетъ, гдѣ онъ ее привязалъ!... Пройди я пѣшкомъ еще хоть четыре шага, у меня непремѣнно захватитъ духъ... Какъ-бы тамъ ни было, а я могу надѣяться умереть собственною своею смерт³ю, если избѣгну висѣлицы за то, что убью этого мошенника... Вотъ уже цѣлые двадцать два года, какъ я ежечасно, ежеминутно даю клятвы не вступать съ нимъ болѣе въ компан³ю, а все-таки вступаю, словно околдованный... Будь я повѣшенъ, если онъ, негодяй, не опоилъ меня приворотнымъ зельемъ! Чѣмъ инымъ могъ онъ такъ сильно привязать меня къ себѣ?... Да, я опоенъ зельемъ; это вѣрно!... Пойнцъ!... Галь!... Напади на обоихъ васъ язва моровая!... Бардольфъ! Пето! Умри я съ голоду, если ступлю хоть одинъ шагъ далѣе... Гораздо лучше бросить этихъ негодяевъ и сдѣлаться порядочнымъ человѣкомъ. Будь я самымъ послѣднимъ холопомъ, когда-либо пережевывавшимъ зубами пищу, если это неправда! Какихъ-нибудь восемь ярдовъ, которые я долженъ пройти пѣшкомъ, для меня то же, что для другаго цѣлыхъ семьдесятъ миль... а это имъ, безсердечнымъ моимъ мерзавцамъ-спутникамъ, къ несчастью, слишкомъ хорошо извѣстно!... Чортъ съ нимъ - съ этимъ проклятымъ ремесломъ, если сами грабители не могутъ честно поступать другъ съ другомъ (Свиститъ). Фью-ю-ю! Эхъ, напади на васъ язва моровая!... Отдайте мнѣ мою лошадь, мошенники! Отдайте мнѣ ее или будьте повѣшены! (За сценой раздается свистъ).

   Принцъ Генрихъ (Выходя изъ-за кустовъ). Тише, ты, жирная требуха! Ложись и, припавъ ухомъ къ землѣ, постарайся, если можешь, разслышать, ѣдутъ ли наши путешественники?

   Фольстэфъ. Положимъ, лечь-то я лягу, но у васъ-то есть ли рычаги, чтобы поднять и снова поставить меня на ноги? Самъ я - чортъ возьми! - не стану такъ утруждать свое тѣло даже за все то золото, которое хранится въ мошнѣ у твоего отца... Что за охота вамъ пришла поднимать меня на смѣхъ?

   Принцъ Генрихъ. Врешь! никто тебя ни на что не поднимаетъ; тебя, напротивъ, только спустили съ лошади.

   Фольстэфъ. Пожалуйста, милѣйш³й мой принцъ Галь, добрѣйш³й сынъ нашего короля, помоги мнѣ отыскать лошадь!

   Принцъ Генрихъ. Ахъ, ты, бездѣльникъ! Конюхъ я твой, что-ли?

   Фольстэфъ. Удавись на собственной свой подвязкѣ, которую ты носишь въ качествѣ наслѣдника престола. Если я попадусь, то не сдобровать и тебѣ... Пусть кружка съ хересомъ послужитъ мнѣ отравой, если на всѣхъ васъ не сложатъ пасквильныхъ пѣсенъ и не станутъ распѣвать ихъ на всѣхъ перекресткахъ, положивъ на самую непристойную музыку. Я терпѣть не могу, если шутка заходитъ такъ далеко...особливо если я пѣшкомъ.

  

  

   Гэдсхиль. Стой!

   Фольстэфъ. Я и такъ стою, хотя и противъ воли.

   Пойнцъ. А! это нашъ легавый песъ; я узнаю его по лаю.

  

  

   Бардольфъ. Что новаго?

   Гэдсхиль. Становитесь на мѣста... Скорѣе становитесь! Надѣвайте маски... Королевск³я деньги спускаются съ горы по пути въ королевскую казну.

   Фольстэфъ. Врешь ты, мошенникъ: они на пути въ королевскую харчевню.

   Гэдсхиль. Денегъ столько, что ими насъ всѣхъ можно озолотить.

   Фольстэфъ. Не озолотить ими, а повѣсить за нихъ.

   Прннцъ Генрихъ. Вы четверо остановите ихъ на срединѣ ущелья, а я и Нэдъ Пойнцъ станемъ еще немного пониже. Если они уйдутъ отъ васъ, то попадутъ въ руки къ намъ.

   Пето. А много ихъ?

   Гэдсхиль. Человѣкъ восемь или десять.

   Фольстэфъ. Ну, если такъ, они, пожалуй, еще насъ ограбятъ!

   Принцъ Генрихъ. Какой трусишка этотъ старый сэръ Джонъ Пончъ.

   Фольстэфъ. Я не дѣдъ твой, не Джонъ Гаунтъ, прозванный высохшею перчаткой - это вѣрно; но изъ этого еще не слѣдуетъ, Галь, чтобы я былъ трусишкой.

   Принцъ Генрихъ. Ну, это докажетъ намъ само дѣло.

   Пойнцъ. Другъ мой Джэкъ, лошадь твоя стоитъ за изгородью; ты найдешь ее тамъ, когда она тебѣ понадобится... Теперь-же пока - до свидан³я, и держись крѣпче.

   Фольстэфъ. Такъ и треснулъ-бы его, если-бы за это даже висѣлица угрожала.

   Принцъ Генрихъ (тихо Пойнцу). Нэдъ, гдѣ наше платье для переодѣванья?

   Пойнцъ (тоже тихо). Тутъ, недалеко... Идете за мною (Уходитъ вмѣстѣ съ принцемъ).

   Фольстэфъ. Теперь, господа, я говорю: - "какъ у каждаго, даже самаго счастливаго человѣка есть свои заботы, такъ у каждаго человѣка вообще есть свои обязанности. За дѣло-же, господа, за дѣло!"

   1-й путешественникъ. Слѣзай, сосѣдъ! Слута сведетъ коней съ пригорка; мы же пойдемъ пѣшкомъ, чтобъ ноги поразмялись.

   Фольстэфъ, Гэдсхиль и друг³е. Стой!

   2-й путешественникъ. Господи, спаси насъ!

   Фольстэфъ. Колите, рубите этихъ подлыхъ плутовъ! Перерѣжьте имъ горло!... Ахъ, ублюдки гусеницъ! обжоры, откормленные ветчиной! они ненавидятъ насъ, людей молодыхъ. Валите ихъ на землю и обирайте до гола!

   1-й путешественникъ. Теперь и мы сами, и наши семьи раззорены въ конецъ!

   Фольстэфъ. На висѣлицу-бы васъ, толстопузыхъ обжоръ. Кричите, что раззорены!... Нѣтъ, жирные скряги, это не такъ! - и жаль, что всѣ ваши сундуки не съ вами!... Впередъ, свиныя туши, впередъ! Ахъ, вы, бездѣльники, поймите, что и молодежи тоже надо жить... Вы, присяжные судьи, не такъ-ли? - ну, вотъ мы васъ теперь и разсудимъ (Грабители удаляются, увлекая за собой путешественниковъ. Принцъ Генрихъ и Пойнцъ возвращаются).

   Принцъ Генрихъ. Мошенники одолѣли честныхъ людей. Теперь, если-бы намъ съ тобой удалось обобрать грабителей и благополучно вернуться въ Лондонъ, матер³ала для разговоровъ на цѣлую недѣлю хватило-бы; для смѣха - на цѣлый мѣсяцъ, а для шутокъ - на цѣлый вѣкъ.

   Пойнцъ. Посторонитесь: они идутъ сюда (Прячутся).

   Фольстэфъ. Идите, господа! раздѣлимъ добычу, а потомъ тотчасъ-же, еще до разсвѣта - на коней! Если принцъ и Пойнцъ - не два отчаяннѣйшихъ труса, то на землѣ нѣтъ справедливости... У Нэда-же воровскихъ способностей не болѣе, чѣмъ у дикой утки.

   Принцъ Генрихъ. Отдавайте деньги!

   Пойнцъ. Злодѣи!

   Принцъ Генрихъ. Добыча досталась безъ малѣйшаго труда. Теперь живо на коней! Воры разсѣяны и до того всѣ перетрусили, что боятся встрѣтиться другъ съ другомъ. Каждый видитъ въ другомъ полицейскаго стража. Ѣдемъ, добрый мой Нэдъ. Фольстэфъ обливается потомъ и на пути удобряетъ тощую землю. Мнѣ, право, стало-бы его жаль, если-бы онъ не былъ такъ смѣшонъ.

   Пойнцъ. Какъ онъ громко оралъ! (Уходятъ).

  

  

   Горяч³й. "Что касается лично меня, милордъ, то, принимая во вниман³е всю любовь мою къ вашему дому, я былъ-бы очень радъ возможности бытъ теперь съ вами"... Онъ "былъ-бы очень радъ"... но, если такъ, почему-же нѣтъ его здѣсь?... "Принимая во вниман³е всю любовь мою къ вашему дому"... Изъ этого я вижу, что собственныя житницы ему несравненно милѣе нашего дома... Посмотримъ, что дальше?... "Затѣянное вами предпр³ят³е крайне опасно"... Въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣн³я, но, вѣдь, не только простудиться, а ѣсть и спать тоже опасно!... Тѣмъ не менѣе, я все-таки скажу тебѣ, лордъ-глупецъ, что съ той крапивы, имя которой - опасность, мы сорвемъ чудный цвѣтокъ, зовущ³йся безопасностью... "Затѣваемое вами предпр³ят³е крайне опасно: друзья, поименованные вами, далеко не надежны; время самое неподходящее, да и весь планъ вашъ слишкомъ легковѣсенъ, чтобы преодолѣть такое сильное сопротивлен³е*... А! вотъ что ты говоришь! Ну, такъ я тебѣ на это отвѣчу, что ты дуракъ, трусъ, неучъ, да еще въ добавокъ и лжецъ... Что за пустая башка!... Могу, чѣмъ угодно, поклясться, что едва ли когда существовалъ такой великолѣпный планъ, какъ нашъ. Друзья - всѣ люди вѣрные, и на нихъ положиться можно, слѣдовательно, если планъ хорошъ, а друзья люди вѣрные, то надеждъ впереди тьма... Да, планъ отличный и друзья тоже люди отличные... Что-же за ледяной мозгъ у этого негодяя?... Самъ арх³епископъ ²оркск³й одобряетъ какъ самый планъ, такъ и дальнѣйш³й ходъ прѳдпр³ят³я... Будь - чортъ возьми! - теперь этотъ негодяй около меня, я разбилъ-бы ему черепъ однимъ ударомъ вѣера его жены... Развѣ отецъ мой и дядя, и я самъ не участвуемъ въ предпр³ят³и? А лордъ Эдмондъ Мортимеръ, а арх³епископъ ²оркск³й? Развѣ не за одно съ нами и Доуглесъ? Развѣ у меня нѣтъ письменнаго обѣщан³я, что девятаго числа будущаго мѣсяца они присоединятся къ намъ во всеоруж³и всѣхъ своихъ силъ? и развѣ нѣкоторые изъ нихъ уже не на пути? Что за нехристь, что за нечестивецъ!... Только одного отъ него и можно ожидать, а именно, что, движимый искреннимъ страхомъ и непобѣдимою трусостью, онъ отправится къ королю и откроетъ ему весь нашъ замыселъ. Я готовъ изрубить себя на куски за то, что этой крынкѣ со снятымъ молокомъ предложилъ участвовать въ такомъ почетномъ предпр³ят³и... Но чортъ съ нимъ! Пусть все передастъ королю! Мы теперь къ этому подготовлены, и я нынѣшней же ночью отправлюсь въ путь (Входитъ леди Пэрси). Ну, прощай, Кэтъ, черезъ два часа я уѣзжаю.

   Леди Пэрси. Мой добрый лордъ и повелитель, скажи, почему ты всегда одинъ и за какую вину ты всѣ эти двѣ недѣли не дозволилъ мнѣ раздѣлить съ тобою ложе? Скажи мнѣ, дорогой мужъ, что отнимаетъ у тебя и аппетитъ, и веселость, и золотой сонъ? Почему взоры твои вѣчно обращены въ землю и почему ты часто вздрагиваешь, когда остаешься одинъ? Почему краска свѣжести исчезла съ твоего лица и зачѣмъ промѣнялъ ты мои сокровища, мои права на тебя на мрачную задумчивость, на проклятую грусть? Когда ты засыпалъ ненадолго, я часто находилась около твоей постели и слышала, какъ ты бредилъ о кровавой войнѣ и, какъ будто пришпоривая коня, восклицалъ: - "Смѣлѣе, въ бой!" Во снѣ говорилъ ты также о вылазкахъ, объ отступлен³яхъ, объ окопахъ, о палаткахъ, о частоколахъ, о границахъ, о василискахъ, о пушкахъ и кулевринахъ, о выкупѣ плѣнныхъ, объ убитыхъ воинахъ, словомъ - о всѣхъ подробностяхъ горячаго боя. Твой духъ во время сна, очевидно, участвовалъ въ какой-то кровопролитной сѣчѣ, и ты до того волновался, что у тебя на лбу выступали жемчужины испарины, словно пузыри на только-что возмущенномъ потокѣ. Лицо твое какъ-то странно подергивалось, какъ это мы видимъ у людей, старающихся во время сильнаго и внезапнаго порыва задерживать дыхан³е. Что означаютъ всѣ эти предзнаменован³я? На моемъ повелителѣ, вѣроятно, лежитъ какая-нибудь великая обязанность, и онъ сообщитъ мнѣ, какая именно, или молчан³емъ докажетъ, что онъ меня не любитъ.

   Горяч³й. Эй, кто-нибудь! (Входитъ слуга). Отправлсся Уильямъ съ пакетомъ?

   Сдута. Такъ точно, милордъ, уже съ часъ тому назадъ.

   Горяч³й. А привелъ Ботлеръ тѣхъ лошадей отъ шерифа?

   Слуга. Одну лошадь, милордъ, онъ только что привелъ.

   Горяч³й. Какую? Чалую, съ обрѣзаннымъ ухомъ?

   Сдута. Точно такъ, милордъ.

   Горяч³й. Вотъ эта чалая лошадь будетъ моимъ трономъ, и я скоро на него сяду. О, ésperance!... Скажи Ботлеру, чтобы отвелъ лошадь въ паркъ (Слуга уходитъ).

   Леди Пэрси. Выслушай меня, дорогой мой!

   Горяч³й. Что угодно тебѣ, дорогая миледи?

   Леди Пэрси. Ты уѣзжаешь... Какъ?

   Горяч³й. На лошади, радость моя, на лошади.

   Леди Пэрси. Ахъ, ты, глупоголовая обезьянка! Даже и у ласточки нѣтъ столько причудъ, сколько ихъ напихано въ тебѣ. Честное слово, я должна узнать, въ чемъ состоитъ твоя забота, и я узнаю. Ужъ не хочетъ ли братъ мой Мортимеръ вступиться за свои права, и не онъ ли прислалъ за тобою, чтобы ты поддержалъ его предпр³ят³е?... Если ты пойдешь...

   Горяч³й. Нѣтъ, милая, пѣшкомъ не пройдешь такую даль; слишкомъ устанешь.

   Леди Пэрси. Ну, будетъ, будетъ, глупый попугайчикъ! Отвѣчай толкомъ на мой вопросъ. Честное слово, я сейчасъ переломлю тебѣ мизинецъ, если ты мнѣ не скажешь всей правды.

   Горяч³й. Ну, будетъ, будетъ, моя баловница! Ты говоришь, что я тебя не люблю?... Ну, да, не люблю, и нѣтъ мнѣ до тебя, Кэтъ, никакого дѣла. Теперь не время играть въ куклы и устраивать губные турниры. Намъ нужны разбитые въ кровь носы, разломанныя короны, и мы добьемся чего намъ нужно... Эй, лошадь мнѣ!... Что говоришь ты, Кэтъ, чего еще отъ меня хочешь?

   Леди Пэрси. Такъ ты меня не любишь? Въ самомъ дѣлѣ нѣтъ? Ну, хорошо, не надо!... Только знай одно: - если ты перестанешь меня любить, я сама себя разлюблю... Ты меня не любишь?... Скажи, по крайней мѣрѣ, шутишь ты или нѣтъ?

   Горяч³й. Если хочешь посмотрѣть, какъ я поѣду, идемъ. Когда я буду сидѣть верхомъ, ты услышишь отъ меня клятву въ безпредѣльной любви. Только слушай, Кэтъ: отнынѣ я не хочу, чтобы ты разспрашивала меня, куда и зачѣмъ я ѣду. Я долженъ отправляться туда, куда призываетъ меня мой долгъ; а затѣмъ, въ заключен³е, я все-таки долженъ сказать тебѣ, что сейчасъ уѣзжаю. Я знаю, что моя маленькая Кэтъ создан³е благоразумное... однако только въ той степени, какъ можетъ быть благоразумна жена Генри Пэрси. На тебя можно положиться, но ты все-таки женщина. Я вполнѣ убѣжденъ, что ты умѣешь сохранять тайны, какъ никто... Особенно так³я, какихъ ты не знаешь... Вотъ до чего велико мое довѣр³е къ тебѣ, милочка моя Кэтъ.

   Леди Пэрси. Неужто довѣр³е твое такъ велико?

   Горяч³й. Да, именно настолько и не больше ни на одинъ дюймъ. Но слушай хорошенько, Кэтъ: туда, куда я отправляюсь, отправишься и ты; только я уѣзжаю сегодня, а ты завтра. Довольна ли ты, Кэтъ?

   Леди Пэрси. По неволѣ приходится оставаться довольной (Уходятъ).

  

  

   Принцъ Генрихъ. Пожалуйста, Нэдъ, выйди изъ этой грязной комнаты и помоги мнѣ хоть немного посмѣяться.

   Пойнцъ (Входя). Гдѣ ты былъ, Галь?

   Принцъ Генрихъ. Я былъ въ компан³и трехъ или четырехъ ословъ среди шести или восьми десятковъ бочекъ. Тамъ дошелъ я до послѣдней степени приниженности и побратался съ тремя низшими прислужниками харчевни, называя ихъ христ³анскими именами: одного - Томомъ, другого - Дикомъ, третьяго - Фрэнсисомъ... Они-же клялись своимъ спасен³емъ, что, - хоть я и считаюсь до сихъ поръ только принцемъ Уэльсскимъ, - но на самомъ дѣдѣ я король по утонченной любезности. Утверждаютъ они, что я не такой спѣсивый глупецъ, какъ, напримѣръ, Фольстэфъ, а, напротивъ, настоящ³й коринѳянинъ, парень бойк³й и къ тому-же добрый малый. Да, клянусь самимъ Богомъ, они такъ-таки меня прямо въ глаза и называютъ. Говорятъ, когда я буду настоящимъ королемъ Англ³и, всѣ козлы Истчипа пойдутъ за меня въ огонь и въ воду. Напиться до безпамятства на ихъ языкѣ называется "умереть румянымъ", а если захочешь перевести духъ, не выпивъ кружки залпомъ, они кричать: "Нѣтъ, такъ не водится; опоражнивай до дна!" Словомъ, я въ какихъ-нибудь четверть часа сдѣлалъ так³е успѣхи, что теперь всю жизнь могу пьянствовать съ любымъ мѣдникомъ, не переставая изъясняться на его-же нарѣч³и. Говорю тебѣ, Нэдъ: ты много потерялъ, не участвуя въ такомъ почтенномъ дѣлѣ. Но, милый мой, чтобы еще подсластить и безъ того уже сладкое имя "Нэдъ" - вотъ тебѣ на цѣлый пенни сахару; его мнѣ с³ю минуту сунулъ въ руку одинъ изъ младшихъ прислужниковъ харчевни, во всю жизнь не сказавш³й по-англ³йски ни одного слова, кромѣ: - "Восемь шиллинговъ и шестъ пенсовъ, сэръ!" или: - "Пожалуйте, сэръ, милости просимъ!" добавляя: - "Вамъ угодно, ради первой четверти луны, выкушать подслащеннаго винца? Сейчасъ, сейчасъ!"... или что-нибудь въ такомъ родѣ. Однако, Нэдъ, чтобы какъ-нибудь убить время до прихода Фольстэфа, уйди, пожалуйста, въ одну изъ сосѣднихъ комнатъ, а я здѣсь стану разспрашивать младшаго слугу, на какую потребу онъ далъ мнѣ кусокъ сахару? ты же поминутно кричи: - "Фрэнсисъ!" такъ-что всѣ отвѣты его мнѣ будутъ состоять изъ одного безпрерывно повторяемаго слова: - "Сейчасъ, сейчасъ!"... Ступай въ другую комнату и самъ увидишь, что надо дѣлать (Пойнцъ уходитъ).

   Пойнцъ (Изъ другой комнаты). Фрэнсисъ!

   Принцъ Генрихъ (Въ дверяхъ). Такъ, такъ, отлично!

   Пойнцъ (За сценой). Фрэнсисъ!

  

  

   Фрэнсисъ. Сейчасъ, сейчасъ, сэръ!... Загляни-ка въ Гранатовое яблоко, Ральфъ.

   Принцъ Генрихъ. Иди сюда, Фрэнсисъ.

   Фрэнсисъ. Что прикажете, милордъ?

   Принцъ Генрихъ. Долго еще осталось служить тебѣ здѣсь, Фрэнсисъ?

   Фрэнсисъ. Осталось пять лѣтъ... Столько-же...

   Пойнцъ (За сценой). Фрэнсисъ!

   Фрэнсисъ. Сейчасъ, сейчасъ, сэръ!

   Принцъ Генрихъ. Пять лѣтъ. Да, не мало еще времени придется тебѣ гремѣть оловянной посудой. Послушай, однако хватитъ у тебя смѣлости разыграть труса относительно твоего договора съ хозяиномъ и убѣжать, показавъ ему дару великолѣпныхъ пятокъ?

   Фрэнсисъ. О, милордъ, я готовъ поклясться всѣми библ³ями, как³я только есть въ Англ³и, что въ сердцѣ у меня хватило-бы...

   Пойнцъ (За сценой). Фрэнсисъ!

   Фрэнсисъ. Сейчасъ, сэръ, сейчасъ!

   Принцъ Генрихъ. Который тебѣ годъ, Фрэнсисъ?

   Фрэнсисъ. Дайте припомнить хорошенько... Вотъ когда придетъ Михайловъ день, мнѣ сравняется...

   Пойнцъ. Фрэнсисъ!

   Фрэнсисъ. Сейчасъ, сэръ, сейчасъ!... Милордъ, я с³ю минуту вернусь.

   Принцъ Генрихъ. Нѣтъ, Фрэнсисъ, послушай: тотъ кусокъ сахара, что ты далъ мнѣ, стоитъ, вѣдь, не болѣе одного пенни? Не таили?

   Фрэнсисъ. Боже мой, сэръ! очень былъ-бы радъ, если-бы онъ стоилъ хоть два.

   Принцъ Генрихъ. Я тебѣ за это тысячу фунтовъ дамъ!... да, какъ только попросишь, такъ ихъ и получишь.

   Пойнцъ. Фрэнсисъ!

   Фрэнсисъ. Сейчасъ, сэръ, сейчасъ!

   Принцъ Генрихъ. Хоть сейчасъ проси, Фрэнсисъ... Или, нѣтъ, не сегодня, Фрэнсисъ... а завтра, Фрэнсисъ, или, Фрэнсисъ, - въ четвергъ... словомъ, когда захочешь... только, Фрэнсисъ...

   Фрэнсисъ. Что прикажете, милордъ?

   Принцъ Генрихъ. Согласишься ли ты обокрасть одного человѣка. На немъ кожаная куртка съ хрустальными пуговицами; обстриженъ онъ подъ гребенку; на пальцѣ у него агатовый перстень, на ногахъ - темно-красные чулки, на языкѣ - слащавыя рѣчи, а черезъ плечо - испанская сумка.

   Фгэнсисъ. О Боже! что хотите вы этимъ сказать, сэръ?

   Принцъ Генрихъ. Вижу я, что ты только наше и годенъ, чтобъ разносить подмѣшанное сладкое вино... но берегйсь, Фрэнсисъ! - бѣлый холщовый кафтанъ твой когда-нибудь да запачкается... въ Бербер³и - же это обходится не такъ дорого...

   Фрэнсисъ. Именно что, сэръ?

   Пойнцъ. Фрэнсисъ!

   Принцъ Генрихъ. Иди-же, олухъ! развѣ не слышишь, что тебя зовутъ? (Пойнцъ и принцъ Генрихъ оба начинаютъ разомъ звать Фрэнсиса; слуга совсѣмъ растерялся и не знаетъ, на чей зовъ идти).

  

  

   Погребщикъ. Что-же ты тутъ стоишь, какъ истуканъ? Не слышишь развѣ, что тебя зовутъ? Бѣги скорѣй и узнай, что требуютъ гости въ той комнатѣ? (Фрэнисъ уходитъ). Милордъ, старикъ сэръ Джонъ съ полдюжиной пр³ятелей стучится въ дверь. Прикажете впустить ихъ?

   Принцъ Генрихъ. Пусть подождутъ немного; потомъ ты ихъ впустишь (Погребщикъ уходитъ). Пойнцъ!

   Пойнцъ (Возвращаясь). С³ю минуту, с³ю минуту, принцъ.

   Принцъ Генрихъ. Слушай, другъ! - Фольстэфъ съ полдюжиной другихъ ждетъ у дверей. Вотъ теперь-то мы позабавимся.

   Пойнцъ. Да, позабавимся, какъ кузнечики... Скажите, однако, какое коварное удовольств³е доставила вамъ шутка съ шинкаремъ? Чѣмъ кончилось дѣло?

   Принцъ Генрихъ. Я теперь готовъ на всяк³я шутки, то-есть на то, что считается шутками со временъ праотца Адама до настоящаго полуночнаго часа. Который часъ, Фрэнсисъ?

   Фрэнсисъ (За сценой). Сейчасъ, сэръ, сейчасъ!

   Принцъ Генрихъ. Странно, какъ подумаешь, что у этого человѣка запасъ словъ менѣе, чѣмъ у попугая, между тѣмъ какъ онъ тоже, вѣдь, рожденъ отъ женщины. Все его дѣло ограничивается вѣчной бѣготней сверху внизъ и обратно - снизу вверхъ; все краснорѣч³е - итогомъ подведеннаго счета... Шутливое настроен³е мое не достигло, однако, такихъ размѣровъ, какъ у Пэрси, то-есть у горячки - сѣверянина, который, убивъ шесть или семь дюжинъ шотландцевъ и умывъ потомъ руки, говоритъ за завтракомъ женѣ: - "Не по душѣ мнѣ такая мирная жизнь; мнѣ нужна работа!" - "Кротк³й мой, Герри", спрашиваетъ жена: "сколько человѣкъ убилъ ты сегодня?". - "Напоитъ мою буланую лошадь" - кричитъ онъ въ отвѣтъ женѣ, а потомъ, съ часъ спустя, добавляетъ: "Пустяки! всего человѣкъ четырнадцать, не больше. Сущая бездѣлица!..." Пожалуйста, впусти теперь Фольстэфа, я изъ себя разыграю "Горячаго", а этотъ проклятый кабанъ пусть изображаетъ леди Мортимеръ, супругу Пэрси. "Rivo", какъ говорятъ пьяницы... Зови-же сюда этотъ кусокъ сала, зови эту свиную тушу.

  

  

   Пойнцъ. Добро пожаловать, Джэкъ! Гдѣ ты пропадалъ все это время?

   Фольстэфъ. "Чортъ-бы побралъ всѣхъ трусовъ и воздалъ имъ по дѣламъ ихъ", говорю я и затѣмъ добавляю: "Аминь!" Эй, малый, дай мнѣ кружку хереса! Чѣмъ вести такую проклятую жизнь, я скорѣе готовъ чулки вязать, штопать ихъ и топтать ногами!... Да, чортъ возьми всѣхъ трусовъ!... Дай-же мнѣ кружку хереса, мерзавецъ! Неужто на землѣ нѣтъ болѣе добродѣтели? (Пьетъ).

   Принцъ Генрихъ. Видалъ ты когда-нибудь, какъ Фебъ ласкаетъ горшокъ съ масломъ, и само мягкосердечное масло такъ и таетъ отъ умилен³я при ласковомъ прикосновен³я солнечнаго хвоста? Если не видалъ, то взгляни вотъ на эту смѣсь.

   Фольстэфъ. Ахъ, ты, мошенникъ! Въ этомъ хересѣ есть известь... Отъ простонародья, впрочемъ, нечего и ожидать, кромѣ мошенничества, а все-таки трусъ, подлый трусъ хуже, чѣмъ кружка хереса съ подмѣсью извести... Иди своимъ путемъ, бѣдный старикъ Джэкъ; умри, если хочешь, и пусть тебя считаютъ не болѣе, какъ выпотрошенной селедкой, если мужество, настоящее мужество не исчезло съ лица земли! Во всей Англ³и осталось не болѣе трехъ хорошихъ людей, не попавшихъ на висѣлицу, да и то одинъ изъ нихъ ожирѣлъ и начинаетъ стариться... Помоги имъ, Господи!... Нѣтъ, - говорю я, - свѣтъ сталъ никуда не годенъ! Жаль мнѣ, что я не ткачъ, сталъ бы я распѣвать псалмы или что-нибудь другое, а теперь я все-таки повторяю: - пропади пропастью всѣ проклятые трусы!

   Принцъ Генрихъ. Ну, ну, тюкъ съ шерстью, что ты тамъ бормочешь?

   Фольстэфъ. Ахъ, ты, королевск³й сынъ! Пусть у меня на лицѣ ни одного волоска не останется, если я деревянной шагой не выколочу тебя вонъ изъ твоего королевства и не прогоню впереди тебя всѣхъ твоихъ подданныхъ, какъ стаю дикихъ гусей... Ты-то, ты-то, принцъ Уэльсск³й!

   Принцъ Генрихъ. Да скажешь ли ты, въ чемъ дѣло, пузатое потаскушкино отродье?

   Фольстэфъ. А развѣ ты не трусъ? Отвѣчай-ка мнѣ на это!... Да и Пойнцъ тоже...

   Принцъ Генрпхъ. Слушай ты, жирное брюхо! Если ты хоть разъ еще назовешь меня трусомъ, - клянусь Создателемъ, - я заколю тебя!

   Фольстэфъ. Мнѣ называть тебя трусомъ? Нѣтъ, я прежде увижу тебя въ когтяхъ у дьявола, чѣмъ назову тебя трусомъ; но я съ радостью заплатилъ бы тысячу фунтовъ, чтобы умѣть бѣгать такъ-же скоро, какъ ты. У вашей брат³и плечи прямыя, поэтому для васъ ничего не значитъ, если друг³е увидятъ вашу спину... Что-же, по вашему, показывать спину тоже, что помогать товарищамъ? - такъ чортъ съ нею - съ такою помощью! Давайте мнѣ такихъ, что всегда готовы стоять ко мнѣ лицомъ!... Эй, хересу мнѣ! Будь я подлецъ, коли у меня хоть капля была сегодня во рту.

   Принцъ Генрихъ. Ахъ, ты, лгунишка! Ты еще и губъ не успѣлъ вытереть съ тѣхъ поръ, какъ выпилъ послѣднюю кружку.

   Фольстэфъ. Это все равно! а я еще разъ повторяю: - чортъ-бы побралъ всѣхъ трусовъ! (Пьетъ).

   Принцъ Генрихъ. Въ чемъ-же дѣло?

   Фольстэфъ. Въ чемъ дѣло-то? - А вотъ: четверо изъ находящихся здѣсь завладѣли-было давеча утромъ тысячею фунтовъ.

   Принцъ Генрихъ. Да гдѣ же они, Джэкъ? Гдѣ они, эти фунты?

   Фольстэфъ. Гдѣ? Отняли ихъ у насъ! На насъ, четверыхъ, напало вдругъ сто человѣкъ.

   Пойнцъ. Какъ! неужто цѣлыхъ сто?

   Фольстэфъ. Назови меня подлецомъ, если я битыхъ два часа не сражался съ цѣлою дюжиной злодѣевъ. Избавился я отъ нихъ только чудомъ! Я получилъ цѣлыхъ восемь ранъ въ куртку, да четыре въ нижнее платье; щитъ мой весь пробитъ насквозь; мечъ иззубренъ, какъ ручная шила, - ecce signum! Никогда еще я, съ тѣхъ поръ, какъ сталъ взрослымъ человѣкомъ, не дрался такъ великолѣпно, и все это ни къ чему не повело!... Къ чорту всѣхъ трусовъ! Пусть они поговорятъ со мною, и если скажутъ болѣе или менѣе, чѣмъ правду, значитъ, они холопы и дѣти тьмы!

   Принцъ Генрихъ. Разскажите хоть вы, господа, какъ было дѣло?

   Гэдсхиль. На насъ, четверыхъ, напало человѣкъ двѣнадцать.

   Фольстэфъ. Нѣтъ, милордъ, по крайней мѣрѣ, шестнадцать.

   Гэдсхиль. Мы-было ихъ связали...

   Пето. Нѣтъ, нѣтъ, мы ихъ не связывали.

   Фольстэфъ. Лжешь, бездѣльникъ! мы ихъ всѣхъ перевязали. Будь я жидъ, да, еврейск³й жидъ, если не такъ.

   Гэдсхиль. Когда же мы стали дѣлиться, на насъ вдругъ напало еще человѣкъ шесть или семь совсѣмъ свѣжихъ людей.

   Фольстэфъ. Вотъ эти-то развязали прежнихъ, а тутъ подоспѣли остальные...

   Принцъ Генрихъ. Такъ вы сражались противъ всѣхъ?

   Фольстэфъ. Противъ всѣхъ?!... Я не понимаю, что ты подразумѣваешь подъ словами: - "противъ всѣхъ?" Пучкомъ рѣдьки хочу остаться, если я не скрещивалъ шпаги, по крайней мѣрѣ, съ пятьюдесятью человѣками. Если ихъ не было пятидесяти двухъ или трехъ противъ одного бѣднаго старика Джека, то я послѣ этого не двуногое животное.

   Принцъ Генрихъ. Благодари Бога, что ты ни одного изъ нихъ не убилъ.

   Фольстэфъ. Поздно благодарить, потому что я двоихъ изрубилъ въ куски. Да, съ двоими изъ нихъ, - то были мошенники въ клеенчатыхъ плащахъ, - счеты покончены; я это знаю вѣрно. Я тебѣ вотъ что говорю, Галь: - если я лгу, плюнь мнѣ въ глаза и называй меня лошадью. Ты знаешь мою манеру драться на шпагахъ: я стоялъ вотъ такъ и держалъ шпагу. Четверо бездѣльниковъ, одѣтыхъ въ клеенку, бросились на меня...

   Принцъ Генрихъ. Какъ, четверо? Ты сейчасъ говорилъ, что только двое.

   Фольстэфъ. Четверо, Галь! Я такъ и говорилъ, что четверо.

   Пойнцъ. Да, да, четверо. Онъ такъ и говорилъ.

   Фольстэфъ. Вотъ эти-то четверо выступили впередъ и напали на меня... Я, не долго думая, заграждаю себя отъ нихъ щитомъ... вотъ такъ, и всѣ семь ударовъ попадаютъ прямо въ него.

   Принцъ Генрихъ. Да откуда же взялось семь ударовъ, когда всѣхъ нападающихъ было четверо?

   Фольстэфъ. Въ клеенчатомъ платьѣ?

   Пойнцъ. Да, четверо бездѣльниковъ въ клеенчатыхъ плащахъ.

   Фольстэфъ. Клянусь и клинкомъ, и эфесомъ шпаги, что ихъ было семеро! Будь я подлецъ, если не такъ!

   Принцъ Генрихъ. Пожалуйста, не останавливай его. Скоро ихъ окажется уже не семеро, а гораздо больше.

   Фольстэфъ. Слушаешь ты меня, Галь?

   Принцъ Генрихъ. Не только слушаю, но и внимаю тебѣ.

   Фольстэфъ. Прекрасно дѣлаешь, потому что это стоитъ дослушать. Итакъ, какъ я уже говорилъ, всѣ девять бездѣльниковъ, одѣтые въ клеенку...

   Принцъ Генрихъ. Какъ! уже девять! еще двое прибавилось?

   Фольстэфъ. Такъ какъ концы у ихъ мечей были переломлены.

   Пойнцъ. То съ нихъ самихъ свалились штаны?

   Фольстэфъ. Нѣтъ, они начали отступать, но я послѣдовалъ за ними, и, держа руку въ ракурсъ, сталъ тѣснить ихъ все больше и больше, поэтому менѣе, чѣмъ въ одно мгновен³е ока, семеро изъ одиннадцати легли на мѣстѣ.

   Принцъ Генрихъ. Это поразительно! Вмѣсто первоначальныхъ двухъ бездѣльниковъ въ клеенкѣ, ихъ вдругъ расплодилось одиннадцать.

   Фольстэфъ. Но тутъ, словно какой-то дьяволъ вмѣшался въ дѣло: еще трое мошенниковъ, трое нерях, одѣтыхъ въ зеленое киндэльское сукно, вдругъ нападаютъ на меня съ тыла... А было темно, такъ темно, Галь, что и собственной руки не разглядишь...

   Принцъ Генрихъ. Это лганье похоже на отца, произведшаго его на свѣтъ: - оно необъятно, какъ гора; оно осязательно и нахально, какъ самъ его родитель. Ахъ, ты, начиненная грязью кишка! ахъ, ты, непотребный ублюдокъ, пышка на свѣчномъ салѣ!

   Фольстѳфъ. Что такое? Съ ума ты сошелъ? Съ ума ты сошелъ, что ли? Развѣ правда - неправда?

   Принцъ Генрихъ. Какъ же ты могъ разглядѣть, что на твоихъ бездѣльникахъ зеленое киндэльское сукно, когда на дворѣ было такъ темно, что ты и руки своей не могъ бы разглядѣть? Какъ же ты все это объяснишь? Говори-же!

   Пойнцъ. Да, Джекъ, объясни; ты долженъ это сдѣлать.

   Фольстэфъ. По принужден³ю-то? Нѣтъ, если-бы меня даже на дыбу вздернули и заставили терпѣть всѣ пытки въ м³рѣ, я и тогда ничего-бы не сказалъ по принужден³ю!... Изволь объяснять имъ, да еще по принужден³ю! Нѣтъ! если бы у меня было столько же объяснен³й, сколько въ концѣ лѣта бываетъ ежевики, я ни одному человѣку въ м³рѣ не сталъ-бы давать ихъ по принужден³ю.