Шекспир Вильям - Юлий Цезарь

  

  Мне Цезарь так сказал:

  

  

  "Дерзнешь ли, Кассий,

  

  

  Ты броситься в клокочущие волны

  

  

  И плыть со мной к условленному месту?"

  

  

  Ни слова не сказав, совсем одетый,

  

  

  Я бросился в бушующую реку

  

  

  И крикнул, чтоб он следовал за мною.

  

  

  Поплыл и он. Ревел и злился Тибр.

  

  

  Мы мощными руками рассекали

  

  

  Клубящиеся волны, от себя

  

  

  Отбрасывая их в борьбе тяжелой.

  

  

  Но вот вдруг Цезарь, цели не достигнув,

  

  

  Мне закричал: "О Кассий, помоги!

  

  

  Иль я пойду ко дну!" К нему подплыл я

  

  

  И Цезаря, что выбился из сил,

  

  

  Я вытащил из волн ревущих Тибра,

  

  

  Как некогда великий предок наш,

  

  

  Эней, из Трои вынес на плечах

  

  

  Анхиза престарелого. Теперь

  

  

  Он богом стал, и жалкий Кассий должен

  

  

  Сгибаться перед ним, когда небрежно

  

  

  Ему кивнуть угодно головой.

  

  

  В Испании, когда он в лихорадке

  

  

  Лежал, во время приступов ее

  

  

  Он весь дрожал; да, этот бог дрожал!

  

  

  С его трусливых губ сбежала краска,

  

  

  И взор, что целый мир приводит в трепет,

  

  

  Совсем померк. Я слышал, как стонал он;

  

  

  Его уста, которых изреченья

  

  

  Записывают римляне, шептали

  

  

  Так жалобно, как девочка больная:

  

  

  "Титиний, дай мне пить". Я удивляюсь,

  

  

  О боги, что такой тщедушный смертный

  

  

  Повелевает миром и один

  

  

  Над всеми первенствует.

  

  

  

  

   Брут

  

  

  

  

  

   Снова крики!

  

  

  В них вижу доказательство того,

  

  

  Что почестями новыми народ

  

  

  Осыпал Цезаря.

  

  

  

  

  Кассий

  

  

  

  

  Он, как Колосс

  

  

  Загромоздил наш узкий мир собою,

  

  

  А мы, созданья жалкие, снуем

  

  

  Меж ног его громадных и пугливо,

  

  

  Глядя кругом, могил бесславных ищем!..

  

  

  Поверь мне, Брут, что может человек

  

  

  Располагать судьбой, как хочет.

  

  

  Не в звездах, нет, а в нас самих ищи

  

  

  Причину, что ничтожны мы и слабы.

  

  

  Поставим рядом Цезаря и Брута -

  

  

  Что ж в Цезаре особенного есть?

  

  

  Зачем, ты объясни мне, это имя

  

  

  Должны мы слышать чаще твоего?

  

  

  Их рядом напиши - они друг другу

  

  

  В красе не уступают; рядом их

  

  

  Произнеси - и оба благозвучны;

  

  

  Коль взвесишь их - и оба полновесны.

  

  

  Ты ими заклинай - и так же сильно

  

  

  Подействует на чувства имя Брута,

  

  

  Как имя Цезаря. Скажите, боги,

  

  

  Какою же неведомою пищей

  

  

  Питается наш Цезарь, что так скоро

  

  

  И так ужасно вырос? Жалкий век!

  

  

  Ты опозорен, Рим! Утратил ты

  

  

  Способность создавать мужей великих!

  

  

  Случалось ли хоть раз, от дней потопа,

  

  

  Чтоб поколенье целое людей

  

  

  Прославилось одним лишь человеком?

  

  

  До сей поры сказал ли кто-нибудь,

  

  

  Что одного лишь мужа славный Рим

  

  

  В стенах своих обширных заключает?

  

  

  Теперь же - это истина. О Рим!

  

  

  Имея одного лишь человека,

  

  

  Ты опустел! А от отцов и дедов

  

  

  Слыхали мы, что жил когда-то Брут,

  

  

  Который, словно дьявола, тирана

  

  

  Не потерпел бы в Риме.

  

  

  

  

   Брут

  

  

  

  

  

   Я нисколько

  

  

  В твоей любви не сомневаюсь, Кассий.

  

  

  Отчасти я угадываю то,

  

  

  К чему меня ты побудить стремишься...

  

  

  Что думаю о нашем положеньи -

  

  

  Я сообщу тебе в другое время;

  

  

  Теперь же не расстраивай меня;

  

  

  Обдумаю, что сказано тобою,

  

  

  И выслушать готов, что остается

  

  

  Тебе сказать. Чтоб говорить о деле,

  

  

  Удобнее должны мы выбрать время,

  

  

  А до того довольствуйся и этим.

  

  

  Такие мы переживаем дни

  

  

  И столько бед мне видится в грядущем,

  

  

  Что мне отрадней было б превратиться

  

  

  В простого селян_и_на, чем носить

  

  

  Названье сына Рима!

  

  

  

  

  Кассий

  

  

  

  

  

  Счастлив я,

  

  

  Что слабыми словами мог извлечь

  

  

  Хоть _и_скру из души великой Брута.

  

  

  

  

   Брут

  

  

  Окончен бег; идет обратно Цезарь.

  

  

  

  

  Кассий

  

  

  Когда он будет мимо проходить

  

  

  Со свитой, Каску дерни за рукав -

  

  

  И он с обычной желчностью расскажет

  

  

  Все то, что было важного сегодня.

  

  

   Цезарь возвращается со свитой.

  

  

  

  

   Брут

  

  

  Так сделаю. На Цезаря взгляни:

  

  

  Его чело и пасмурно, и гневно;

  

  

  А остальные _и_дут, как рабы,

  

  

  Что выговор тяжелый получили.

  

  

  Кальпурния бледна, и Цицерон

  

  

  Такие искры мечет из очей,

  

  

  Как это мы видали в Капитольи,

  

  

  Когда ему противоречить смеет

  

  

  Какой-нибудь сенатор.

  

  

  

  

  Кассий

  

  

  

  

  

   Это все

  

  

  Нам Каска разъяснит.

  

  

  

  

  Цезарь

  

  

  

  

  

  Антоний!

  

  

  

  

  Антоний

  

  

  

  

  

  

   Здесь я.

  

  

  

  

  Цезарь

  

  

  Вокруг себя желаю я иметь

  

  

  Людей лишь тучных, с гладкою прической

  

  

  И ночью мирно спящих. Посмотри,

  

  

  Как Кассий истощен и худ. Опасны

  

  

  Такие люди.

  

  

  

  

  Антоний

  

  

  

   О, не бойся, Цезарь:

  

  

  Он благороден и благонамерен.

  

  

  

  

  Цезарь

  

  

  Желал бы я, чтоб он тучнее был;

  

  

  Но не боюсь его. Когда б со страхом

  

  

  Я был знаком, никто не мог бы мне

  

  

  Казаться так опасным, как сухой

  

  

  И злобный Кассий. Много он читает

  

  

  И любит наблюдать. В сердца людей

  

  

  Он взором проникает и умеет

  

  

  Угадывать их тайные желанья.

  

  

  Не любит игр он, вот как ты, Антоний,

  

  

  И музыку он слушать не охотник;

  

  

  Он редко улыбается и, если

  

  

  Порою улыбнется, то как будто

  

  

  Смеется над собой иль негодует

  

  

  На то, что в нем улыбка пробудилась.

  

  

  Такие люди вечно недовольны,

  

  

  Когда есть человек, что выше их,

  

  

  И потому они весьма опасны.

  

  

  Я говорю, чего бояться д_о_лжно,

  

  

  Но сам я не боюсь - я вечно Цезарь!

  

  

  Направо перейди, - на это ухо

  

  

  Я совершенно глух, - и мне скажи,

  

  

  Что ты, по правде, думаешь о нем.

  

   Цезарь и его свита уходят. Каска остается.

  

  

  

  

  Каска

  Ты дернул меня за плащ: ты, верно, хочешь поговорить со мной?

  

  

  

  

   Брут

  Да, Каска, расскажи нам, что случилось сегодня и почему Цезарь так не в духе.

  

  

  

  

  Каска

  Зачем? Ведь вы были с ним. Разве нет?

  

  

  

  

   Брут

  Если б был я с Цезарем, я не спрашивал бы тебя, что случилось.

  

  

  

  

  Каска

  Ему предложили венец, и, когда он был ему предложен, Цезарь оттолкнул его рукою - вот так, и народ стал выражать свою радость восторженными возгласами.

  

  

  

  

   Брут

  Почему раздались эти крики во второй раз?

  

  

  

  

  Каска

  По той же причине.

  

  

  

  

  Кассий

  Возгласы раздались трижды. По какому случаю слышались они в последний раз?

  

  

  

  

  Каска

  Все по тому же.

  

  

  

  

   Брут

  Разве три раза предлагали ему венец?

  

  

  

  

  Каска

  Да, три раза, и каждый раз он все тише и тише отталкивал его, и при всяком отталкивании мои честные соседи оглашали воздух радостными криками.

  

  

  

  

  Кассий

  Кто же предлагал ему венец?

  

  

  

  

  Каска

  Антоний.

  

  

  

  

   Брут

  Любезный Каска, расскажи нам обо всем этом подробно.

  

  

  

  

  Каска

  Хоть повесьте меня, но всех подробностей не могу припомнить. Я знаю только, что это была пустейшая комедия, на которую я не обратил особого внимания. Я видел, что Марк Антоний поднес ему венец, и не совсем венец, а маленькую коронку. Как я уже сказал, он оттолкнул его; но мне показалось при этом, что он это делает не без сожаления. Антоний во второй раз предложил ему венец - он опять его отклонил; на этот раз мне показалось, что он с трудом отделял от него свои пальцы. После этого Антоний в третий раз поднес ему венец, и в третий раз он отказался от него. После каждого отказа толпа выражала свою радость неистовыми криками, хлопала своими мозолистыми руками, бросала вверх пропитанные потом колпаки и так заразила воздух своим зловонным дыханием по случаю того, что Цезарь отказывается от венца, что Цезарь почти задохнулся: он лишился чувств и упал. Что касается меня, я не смеялся только оттого, что боялся надышаться зараженным воздухом, если открою рот.

  

  

  

  

  Кассий

  Ты говоришь, что с Цезарем сделалось дурно?

  

  

  

  

  Каска

  Да, он упал на площади с пеною у рта, и у него отнялся язык.

  

  

  

  

   Брут

  Это весьма возможно: он подвержен припадкам падучей болезни.

  

  

  

  

  Кассий

  Нет этой болезни у Цезаря, но мы все - и ты, и я, и честный Каска - подвержены ей.

  

  

  

  

  Каска

  Я не знаю, чт_о_ ты хочешь этим сказать, но я уверен в том, что Цезарь упал. И я тебя уверяю, что чернь рукоплескала ему и шикала совершенно так, как она это делает с актерами в театре, смотря по тому, насколько ей понравилась их игра.

  

  

  

  

   Брут

  Что он сказал очнувшись?

  

  

  

  

  Каска

  Еще до падения, когда он заметил, что народ радуется его отказам, он раскрыл ворот своего платья и предложил перерезать ему горло. Будь я ремесленником, я скорее бы согласился отправиться в ад со всякими злодеями, чем не исполнить немедленно его предложения. Потом он упал. Когда он пришел в себя, он попросил прощения у высокого собрания, если сказал или сделал что-нибудь неподходящее, надеясь, что оно припишет это его болезни. Три или четыре шлюхи, что стояли подле меня, воскликнули: "О, добрая душа!" - и простили его от всего сердца. Но это еще не имеет большого значения, так как они сделали бы то же самое, если бы даже Цезарь умертвил и матерей их.

  

  

  

  

   Брут

  

  

  И, опечаленный, оставил игры он?

  

  

  

  

  Каска

  Да.

  

  

  

  

  Кассий

  Не говорил ли Цицерон?

  

  

  

  

  Каска

  Да, но только по-гречески.

  

  

  

  

  Кассий

  По какому же случаю?

  

  

  

  

  Каска

  Этого я уж никак не могу объяснить, но те, которые понимали его, улыбались, покачивая головами; для меня же это было греческой тарабарщиной. Вот еще новость: Маруллу и Флавию рты зажали за то, что они срывали украшения с изображений Цезаря. Прощайте. Я бы мог сообщить еще много глупого, что было там наделано, да всего не припомнишь.

  

  

  

  

  Кассий

  Не хочешь ли поужинать со мной сегодня ночью, Каска?

  

  

  

  

  Каска

  Нет, не могу - я отозван в другое место.

  

  

  

  

  Кассий

  Так не придешь ли завтра к обеду?

  

  

  

  

  Каска

  Изволь, если буду жив, а у тебя не пройдет охота; но закажи такой обед, которым бы стоило подзаняться.

  

  

  

  

  Кассий

  Так я буду ждать тебя завтра.

  

  

  

  

  Каска

  Хорошо. Прощайте оба.

  

  

  

  

  (Уходит.)

  

  

  

  

   Брут

  

  

  Как неуклюж он стал; а помнишь, в школе

  

  

  Какой он был живой и шустрый малый?

  

  

  

  

  Кассий

  

  

  Таков он и теперь, когда участье

  

  

  Он в благородном деле принимает.

  

  

  А эту неуклюжесть на себя

  

  

  Накидывает только; в ней приправа

  

  

  К его остротам желчным; с нею легче

  

  

  Его слова переварить порою.

  

  

  

  

   Брут

  

  

  Быть может, так. Прощай.

  

  

  Коль хочешь, завтра

  

  

  К тебе приду, чтоб говорить о деле.

  

  

  Иль ты приди; я буду ждать тебя.

  

  

  

  

  Кассий

  

  

  Приду к тебе. А ты о том подумай,

  

  

  Каким стал свет.

  

  

  

   Брут уходит.

  

  

  

  

   Ты благороден, Брут,

  

  

  Но и тебя возможно отклонить

  

  

  От твоего прямого назначенья;

  

  

  Поэтому-то честным людям надо

  

  

  Сближаться лишь с подобными себе.

  

  

  Кто столько тверд, что выше обольщений?

  

  

  Меня не терпит Цезарь. Брута же он любит.

  

  

  И если б был я Брутом, а он - мною,

  

  

  Уверен я, не мог бы он меня

  

  

  На свой настроить лад. Я в окна Брута

  

  

  Хочу подбросить несколько записок,

  

  

  Написанных различно, чтоб он думал,

  

  

  Что разные их граждане прислали.

  

  

  Во всех упомяну я о надеждах,

  

  

  Что возлагает Рим на имя Брута,

  

  

  С намеками неясными на то,

  

  

  Как властолюбье Цезаря опасно!

  

  

  Мы ждем, о Цезарь, гибели твоей,

  

  

  Иль сами доживем до худших дней!

  

  

  

  

  (Уходит.)

  

  

  

  

  СЦЕНА III

  

  

  

  

  Улица.

  

  Гром и молния. С разных сторон входят Цицерон и

  

  

   Каска с обнаженным мечом.

  

  

  

  

  Цицерон

  

  

  А, добрый вечер, Каска! Проводил ли

  

  

  Ты Цезаря домой? Но отчего

  

  

  Так трудно дышишь ты, дрожишь от страха?

  

  

  

  

  Каска

  

  

  А разве ты спокойным остаешься,

  

  

  Когда земля колеблется, как море?

  

  

  О Цицерон! Порой видал я бури,

  

  

  Когда ревущий вихрь валил на землю

  

  

  Столетние дубы; видал порою,

  

  

  Как гордый океан, вздымаясь гневно,

  

  

  Старался доплеснуть до грозных туч

  

  

  Дымящуюся пену волн своих;

  

  

  Но никогда до этой страшной ночи

  

  

  Я огненного вихря не видал.

  

  

  Иль небеса в войне междоусобной,

  

  

  Или хотят разгневанные боги

  

  

  Разрушить мир за все его неправды!

  

  

  

  

  Цицерон

  

  

  Что видел ты чудесного?

  

  

  

  

  Каска

  

  

  

  

  

   Недавно