Потехин Алексей Антипович - Выгодное предприятие

  их дочери. Орест, гимназист, сын Квашниных. Скворцов, кандидат университета, учитель Ореста во время каникул. Аркадий Петрович Волынов. Ардальон Михайлович Ковырнев, мелкопоместный дворянин. Андревна, нянька детей Квашнина. Павел, слуга в доме Квашнина. Саша, дворовая девочка. Алябьев, частный поверенный. Становой пристав. Действие происходит в усадьбе Квашниных, в одной из отдаленных губерний. Действие первое. Гостиная в помещичьем доме, средней руки. Орест (осторожно входит, озирается и пробирается к окну; смотрит в него). Так и есть: опять с Раисой!.. Меня за книгу, а сам по амурным делам... Врешь, брат, я сам не дурак: так я и стал сидеть да зубрить, пока вы изволите нежности распускать... Вишь ты, ораторствует как... доказывает что-то... Вона сюда идут... Ну, что же, милости просим, а я наутек. (Убегает.) (Входят Раиса и Скворцов.) Раиса. Чт\о за вздор вы говорите... Для чего это я буду работать, трудиться, когда у меня есть состояние, есть прислуга: я могу приказать, нанять, заплатить и для меня все сделают?.. Скворцов. Да ведь дело делу рознь... Я не говорю, чтобы вы непременно взялись за черную работу... за работу ваших слуг... Для всякого есть свое дело... Есть оно и для богатых людей. Раиса. Например? Скворцов. Например, хоть искусства, наука... Я уже не иду далее. Раиса. Для искусства нужны таланты, которых у меня нет; для науки - знания, которых я тоже не имею... Скворцов. Знания приобретаются... В приобретении-то их и заключается труд... Раиса. Да, во-первых, это очень долго и скучно... во-вторых, - для меня и не нужно: я и без знаний могу прожить... Сколько я понимаю, - учатся для того, чтобы посредством знаний добывать деньги: вот как и вы, например... Выучитесь, поступите на службу и будете получать жалованье за ваши знания... Да и теперь вы, вот, у нас учителем и вам платят... за чт\о же? - за знания, за науку... Вот вы и трудитесь, работаете, читаете ваши книжки, а все для чего? - чтобы получать деньги: одна цель... А мне этого не нужно... Да, наконец, наука - это не женское дело... Это не назначение женщины... Скворцов. А интересно бы знать, чт\о вы считаете назначением женщины. Раиса. Это нисколько не интересно, потому что известно всем и каждому, и я думаю так же, как другие... Скворцов. Однако? Раиса. Да очень просто: назначение женщины - быть хорошей матерью, доброй женой, заниматься детьми, воспитывать их... Скворцов. Ну, а если замуж не выйдете? Раиса. Я выйду... У меня все есть для этого: и состояние, и... я не дурна... Скворцов. Выйдете за первого встречного, кто посватается, без любви, без твердого сознания, что жених хороший, честный человек, искренно любящий вас?.. Раиса. Зачем? Я выйду с выбором... Я ещё молода: успею выбрать... Скворцов. Ну, а предположите случайность, что, несмотря на все ваши достоинства, вы не встретите такого человека, которого бы вы полюбили и который бы вас ст\оил, - тогда вы чт\о будете делать? Тогда вы в чем найдете ваше назначение? Раиса. Делать все-таки ничего не буду, а буду жить, веселиться, выезжать, заведу хороший круг знакомых... А состареюсь, тогда буду в карты играть, табак нюхать, сплетничать... (Смеется.) Скворцов. И это жизнь, и это вы называете назначением человека? Раиса. Да, впрочем, этого быть никогда не может, чтобы я осталась в девушках... Здесь, правда, трудно найти жениха, - такие все уроды... А мы поедем непременно в Петербург... Сестра этого хочет и наверно добьется: она чего захочет, так уж сделает, - переупрямит и папу, и маму... А в девушках я ни за что не останусь... Сестра Оля на четыре только года старше меня, а говорит, что нет жизни хуже девической, что лучше - хоть за кого-нибудь - да выйти... Да и я сама вижу, какова стала сестра: капризная, ничем не довольная, ко всем придирается, все ей скучно... Впрочем, это, может быть, и оттого, что здесь живем, - в деревне, в глуши, без порядочных людей... Скворцов. Нет, это не от деревни и не оттого, что она до сих пор замуж не вышла, а от скуки, - а скука оттого, что ничего не делает, и не умеет делать... Раиса. Да полноте вы с вашим делом: не рубашки же нам шить, в самом деле, или не чулки же вязать... Куда как весело, - вот тоже развлечение от скуки!... Или опять вы с вашими искусствами и науками, - так уж мы говорили об этом... Здесь поневоле соскучишься... Книг порядочных, - и тех не достанешь... Не от деревни! - Нет, от деревни вся эта тоска... Нет, вы, в самом деле, не умничайте: оставьте все ваши ученые разговоры, а подумайте, войдите в наше положение... Ну, чт\о вы улыбаетесь?... Можете вы просто, по-человечески рассуждать, без умничанья вашего, - так я буду говорить, а не можете, - убирайтесь, я и говорить не хочу... Скворцов. Да извольте, извольте... Не гневайтесь: постараюсь по человечески... Раиса. Ну, ведь, вот вы знаете уже нашу жизнь... Что это за жизнь?... В городе театры, собрания, концерты, гулянья, выезды, можно большой круг знакомых завести... А здесь чт\о? Папа либо с рабочими да с приказчиком бранится, - либо о противном этом хозяйстве разговаривает; мамаша только и толкует, что девушкам нужно за работой сидеть, в пяльцах вышивать, чай разливать, за хозяйством наблюдать; приедут соседи, - только и слышишь: копны да четверики, коровы да лошади, овес да навоз... Ну, как тут с ума не сойти... Поневоле скучаешь... Ну, рассудите: жизнь это, настоящая? Скворцов. Нет, не настоящая... И не жизнь, а прозябание... Раиса. Ну, вот видите: а вы говорите... Скворцов. Что я говорю? Раиса. Да, конечно, глупости: работать, трудиться нужно... Скворцов (смеется). Спасибо, хоть откровенно... Раиса. Да уж не взыщите, - опять повторю: глупости.,. Какой тут труд, какая работа... Нам развлеченье нужно, веселье, общество... Вот чт\о нам нужно... Слышите? Скворцов. Слышу, слышу... Раиса. И понимаете? Скворцов. Кажется. Раиса. Ну, и вот, если бы вы были порядочный человек, так вместо того, чтобы эти проповеди читать: как нужно трудиться, да работать, вы бы пристали к нам с сестрой и доказывали бы родителям, что нам необходимо в Петербург ехать... Скворцов. Неужели вы думаете, что Петербург, в самом деле, вполне удовлетворит вас, если вы будете вести в нем такую же недеятельную жизнь... Раиса. Ах, отстаньте, надоели... Скворцов. Право, и там соскучитесь: поверьте, что все эти городские удовольствия очень однообразны и скоро надоедают. Раиса. Только не мне... Скворцов. И вам так же, как другим... займут только на первое время, а потом тоже надоедят, и снова заскучаете. Раиса. Ну, уж не умничайте: я лучше знаю себя... Скворцов (улыбаясь). Да, вот разве ловля женихов будет удачна... А в противном случае, без дела, и там будет скучно... А если бы вы увидели, какая там, в столице, есть бедность, нищета и голод, то, ручаюсь, при вашем добром, восприимчивом сердце, вам будет совестно кидать бесцельно деньги и отдавать их и все ваше время одному веселью и развлечениям... Если бы вы увидели городское горе... Раиса. Ну, опять зафантазировали!.. И что у вас за страсть распускать эти фантазии на мой счет... И совсем вы меня не знаете: нет совсем у меня такого доброго, восприимчивого сердца... И совсем я не хочу знать и сочувствовать вашим бедным и несчастным... И думать о них никогда не желала, а хочу только одного: веселиться и веселиться... Я совсем не такая, как вы думаете... Я эгоистка и очень этим довольна... Скворцов. А как эта эгоистка, потихоньку от своих родителей, отдает все свои деньги жене пьяницы работника, которого прогнали без расчета? Раиса. Это не ваше дело. Скворцов. А как эта бессердечная особа расплакалась, когда при ней... Раиса (топнув ножкой). Отстаньте, говорят... Вас не спрашивают... (Входит Ольга.) Ольга. Боже мой, какой оживленный разговор! О чем это?.. (Садится в сторону.) Скворцов (приподнимаясь с места и собираясь уходить). О бессердечии и эгоизме людском... (Улыбается смотря на Раису.) Ольга. Вы, вероятно, упрекали в этом Раю, а она доказывала, что очень способна сочувствовать и понимать страдания другого?.. Скворцов (улыбаясь и смотря на Раису). Да, нечто в этом роде... (Хочет уйти.) Ольга. Я так и думала: Раечка очень чувствительна и очень скоро отзывается на всякое, даже притворное, чувство... Даже способна навязываться с своим сочувствием!.. Куда же вы уходите?.. Может быть, вы не кончили, и я вам помешала?... Я не хотела нарушать вашей беседы... Скворцов. Нет-с, мы почти кончили... Да и разговор-то был такой, который можно всегда продолжать, даже без конца... А я вспомнил, что надо осведомиться о своем воспитаннике, что он поделывает... Ольга. Да, это бы не мешало немножко пораньше, а теперь, я думаю, вы его не найдете... Я только что видела из сада, как он ввалился в телегу к двум крестьянским женщинам... как-то очень неприлично обращался с ними, отнял у них вожжи, нахлестал лошадь - и с хохотом, с визгом, ускакал куда-то... Я и шла вам сказать об этом... Скворцов (пожимая плечами). Да, юноша, нечего сказать!.. Очень вам благодарен за сообщение... Пойду его разыскивать и вразумлять, хотя исправление его нравственности, по-настоящему, и не составляет моей обязанности... (Уходит.) Раиса (по уходе Скворцова). Оля, что это ты за намеки делала на мой счет? Ольга. Какие намеки? Раиса. Как же? О моем сочувствии, чувствительности, навязчивости... Ольга. Разве это неправда? Раиса. Кому же я навязываюсь?.. Ольга. Да даже вот и этому учителишке... Разве я не вижу, как ты перед ним кокетничаешь, гримасничаешь... Что это за горячие уединенные беседы, что - ты его на объяснения, что ли, вызывала?.. Раиса (с сдержанным раздражением). Да... разумеется... что же может быть другое?.. Ольга. Ты, пожалуйста, не гримасничай хоть со мной-то, я очень хорошо тебя понимаю... Раиса. И понимать тут нечего: девушка целых полчаса разговаривала с мужчиной: о чем же больше, как не о любви?.. Кто-нибудь да объяснялся: либо он, либо она!.. Ольга. Пожалуйста, не ломайся и не разыгрывай роли: ты очень много о себе воображаешь, а тут совсем не большая честь и слава: заставить за собой ухаживать какого-нибудь учителя, которому жалованье платят, как лакею... Пожалуйста, не воображай о себе, никого не удивишь... Раиса. Я нисколько не воображаю и не думаю удивлять, я напротив, стараюсь только подражать старшей сестре... Ольга. Это что еще такое? Раиса. Ничего: ты старалась, чтобы учитель ухаживал за тобой, только он не захотел... Теперь я стараюсь, чтобы он ухаживал за мной. Ольга. Это он тебе смел сказать про меня? Раиса. И не думал: это я сама видела. Ольга. Когда же это было, когда? Раиса. Очень недавно, может быть, даже и теперь, оттого ты и сердишься, что он со мной наедине разговаривает... Ольга. Какая ты гадкая, Раиса, какая ты неблагородная! Как у тебя язык ворочается говорить это про сестру... Раиса. За что же ты бранишься: ведь не я начала первая упрекать, а ты? Ольга. Ты воображаешь, кажется, что ты красавица и всех можешь побеждать... Раиса. Что же? Я знаю, что я недурна... Ольга. Удивительно, просто красавица! Это он тебя, что ли, уверял?... Раиса. Может быть, и не только он... А тебя уверял ли кто? Ольга (со злобой и чуть не со слезами). А уж это совсем бесстыдно, это гнусно, гадко: поддразнивать старшую сестру, что родилась красивее ее. Раиса. Я бы не поддразнивала, Оля, но ведь ты сама начала: ты первая начала меня дразнить, что я гримасничаю с учителем и стараюсь его влюбить в себя... А мы разговаривали так, просто: о деревне, о Петербурге... все спорили... Ольга. Да уж ты меня не уверяй: уж я вижу, что он тебе нравится. Раиса. Так что же? Ольга. Ну, только и есть. Не думаете ли вы себе с ним партию блестящую устроить? Что же? С Богом, я не завидую... (Саркастически.) Учительша!... С Богом!... Раиса. Вот ты какая, Оля: мне только что было стало жалко тебя, что я тебя обидела, а ты опять задираешь... Ну, ведь, уж знаешь меня: ведь, уж я не поддамся!... Ни в одном слове тебе не уступлю, коли ты так начнешь!... Ну, да, учительша буду!... За мной, вот, хоть учитель ухаживает, а за тобой никто... Ольга. Никогда этого не будет, чтобы он стал за тобой ухаживать: не воображай! Он просто насмехается над тобой, как над глупой девчонкой... Да и он знает, что если бы он только осмелился это возмечтать, так его завтра же в нашем доме не будет, завтра же его выгонят... Раиса. Это ты, что ли, будешь вымещать свою досаду, что он пренебрег тобой?.. Ольга. Да уж, пожалуй, что хочешь говори, а только предупреждаю тебя, что если я хоть что-нибудь замечу между вами, даю тебе слово: на другой же день его в нашем доме не будет, потому что ни я, ни мамаша, не захотим, чтобы компрометировалась наша фамилия. Раиса. Ах, Боже мой, какая нравственная!.. Да успокойся, пожалуйста, у меня и в помышлении-то ничего нет, я совершенно к нему равнодушна, болтаю так с ним, от скуки... А вот кто любовные-то слова в его книгах и ногтем и карандашом отмечал?.. Кто стихи-то на бумажках писал, да под подушку ему клал?.. Кто в саду-то по вечерам в темной аллее в одной кофточке с ним встречался?.. Это, я думаю, хуже может скомпрометировать нашу фамилию, как ты думаешь? Ольга. Никогда этого не бывало... Раиса. Никогда не бывало!.. Нет, было... Я своими глазами видела... Ольга. Фискалка гнусная!.. Как хорошо: ходит, фискалит... Ты не воображаешь ли, что я его себе в женихи прочу?.. Уж слишком низко ты обо мне думаешь... Просто, он за мной ухаживал, а ты этого видеть не можешь... Я тебя знаю!.. Кто бы только ни обратил на меня внимание, ты всегда... всегда начинаешь перед тем кокетничать, гримасничать... Ты как будто задачу себе задала, во что бы то ни стало, не дать мне выдти замуж, пока сама не выйдешь... Ну, так знай же: тебе не удастся выйти прежде меня, никогда, никогда!.. Уж лучше же обе в девках останемся, а смеяться тебе над собой я не позволю... (Плачет). Раиса. Да полно, Оля... Ну, неужели ты думаешь, в самом деле, что этот так мне нужен... Возьми ты его себе с Богом... Я, пожалуй, и говорить с ним не стану совсем... Перестань же, Оля... Ольга. Да, не станешь!.. Только уверяешь, а сама... потихоньку... Раиса. Ну, клянусь тебе, он мне совсем не особенно нравится... Так, только что не глуп... Ольга. Ну, Рая, душенька, ну - признайся мне, как перед Богом: ведь он объяснился тебе?... Раиса. Да ей-Богу же нет... Он только умничает, да наставления читает... И разве он не понимает, что он не может быть моим женихом... Он не посмеет этого и подумать!.. Ольга. Ох, очень посмеет... Он очень много о себе думает!.. Он и сам не подумает жениться на тебе, а так только, чтобы увлечь тебя, погубить, а после смеяться... Ты не спорь: я знаю и понимаю его хорошо... Ну, Рая, признайся: ведь он брал тебя за руку, пожимал?.. Раиса. Да, когда здоровался: и тебе тоже, и маме, всем... Ольга. Нет, да не так, а особенно... вдруг, в разговоре!.. И не смотрел на тебя при этом так... особенно... со страстью?.. Ну, знаешь как... Раиса. Ах, отстань, Оля, даже противно слушать: говорят тебе: нет... Ольга. Ну скажи, ради Бога, скажи еще: не говорил он, что он страдает, тоскует, что он несчастлив, что у него есть горе, которое он никому, никому не скажет, кроме одного человека?.. (Раиса, смотря на сестру, хохочет.) Ольга. А, ты смеешься... Значит: говорил, говорил... Я уличила тебя!.. Он изъяснялся тебе... Раиса (прислушиваясь). Оля, да перестань: вон кто-то идет сюда, разговаривают... Кажется, он сам и идет, Скворцов... Успокойся, нехорошо!.. (Входит Скворцов, ведя за руку Ореста.) Скворцов (входя). Барышни, не вразумите ли хоть вы этого юношу, что так вести себя, как он, совсем нехорошо и неприлично... Я застал его в целой толпе крестьянок отругивающимся от мужиков, которые срамили его за те безобразия, какие он позволяет себе публично, среди белого дня... На мои слова он не обращает внимания, говорит, что это не мое дело, да оно и справедливо... Но мне жалко его братьев: он им подает отвратительный пример... Он и их испортит... Ведь если бы я не попал вовремя, мужики, пожалуй бы, изувечили его... Орест. Да, удастся!.. Я им давно сказал: кто тронет, из-за угла после застрелю... либо подожгу... Они меня боятся!.. Это вы трус: боитесь всего... Скворцов. Ну, послушайте, на что это похоже?.. Поговорите с ним, усовестите его... Это, ведь, невозможно!.. Если так будет продолжаться, я не вынесу, откажусь - и уеду... Обратился было к родителям, так папаша только хохочет, говорит, что из него бравый военный выйдет, а мамаша оправдывает: что, дескать, с ребенка взять, глуп еще, не понимает... Да когда и пошалить ему, коли не теперь?... А у этого ребеночка борода уж показалась... Семнадцать лет юноше, а он еще в четвертом классе, да и не перейдет, если так будет заниматься, как до сих пор... Я вас предупреждаю... Исключат из гимназии непременно... И ведь что делает, если бы все вам рассказать... Это возмутительно!.. Раиса. Как же тебе не стыдно, Орест... Ведь... Орест. Да что я такое особенное делаю? Что вы привязываетесь, Борис Николаич?.. Я все делаю, что вы заставляете... Каждый день больше двух часов вы меня морите... Чего вам еще от меня нужно?... Вас наняли подготовить меня к переходному экзамену, ну, вы и приготовляйте... А что вы фискалите, бегаете за мной, да подсматриваете, что я делаю... У нас в гимназии ученики постыдились бы фискальничать-то, а вы еще важничаете, что из университета... Хорош университетский!.. У нас бы как вас вздули за это... Скворцов (обращаясь преимущественно к Раисе). Ну, слышите... Что же я могу тут сделать?.. Я откажусь!.. Конечно, я не брал на себя быть его гувернером и исправлять его нравственность... Бог с ним, пускай бы оставался таким прекрасным молодым человеком, как нравится его родителям... Но ведь занятия-то наши при этом идут плохо: ему надо бы с утра до вечера заниматься всю вакацию - и то он едва ли бы приготовился, а так, по два часа в сутки, мы не далеко уйдем, особенно, если и в эти два часа мы думаем совсем о другом... Ольга. Борис Николаич, так вы заставьте его целый день сидеть за книгой: пускай учится... Орест. Не хочешь ли - посиди сама... а я еще не намерен!.. Мамаша при мне его нанимала и условливалась, чтобы я каждый день учился час или два, а он еще иногда по три держит... Ольга. Да, ведь, это для твоей же пользы, Орест... Как ты не понимаешь?... Ведь, тебя не переведут, из гимназии исключат... Ведь уж ты велик, тебе стыдно так себя вести!... Пора о себе подумать!... Пойми, что, ведь, если говорят, так тебе же добра желают... Орест. А очень вас просят!... Думайте сами о себе... Раиса. Да что же из тебя будет, если тебя из гимназии выгонят... Куда ты денешься?... Ведь ты совсем пропадешь... Орест. Не пропади сама, а я не пропаду... Раиса. Ну, да что же ты будешь делать тогда? Орест. Это уж мое дело... Исключат... Экая важность большая!... Черт бы ее побрал и гимназию-то... Надоела она мне до смерти... Проклятая!... Хоть бы сгорела, что ли... Слава Богу - я шесть лет в ней: не целый же век сидеть... Все равно в ней не останусь, если и переведут нынче... Скворцов. Зачем же вы в таком случае не сказали об этом раньше вашим родителям? Не для чего было тогда и меня приглашать... А вы теперь поставили и меня, и ваших родителей в самое фальшивое положение... Впрочем, тут нечего много говорить... (Обращаясь к Ольге и Раисе.) Будьте добры, переговорите с вашими родителями, расскажите им все, что вы слышали, и если они не найдут средств образумить вашего братца и не заставят его заниматься, как следует, то я отказываюсь и должен буду уехать отсюда... Это невозможный господин!.. (Пожимает плечами и уходит.) Ольга. Ты слышишь, бессовестный... В самом деле: зачем же было и учителя нанимать, и деньги тратить, - если ты не хочешь учиться!.. Орест. Так что же: вам же лучше, что его нанимали: не для одного меня, он и для вас был занятие: одна за ним бегает, а за другой он сам. (Хохочет.) Ольга (строго). Что? Что? Орест (хохочет). Ничего!.. Проехали с орехами, проскакали с пирогами... Ольга. Ах, какой ты негодяй, мерзкий мальчишка... отвратительный!.. Орест (продолжая смеяться). Что? Не любишь?.. Видно в жилку попал... Вы думаете, я ничего не вижу? Все вижу... Меня не проведете... Ольга. Кто же, кто за ним бегает?.. Ну, скажи кто? Орест. Кто?.. Да ты... А он за Райкой приударяет.. Ха, ха, ха... А тебе - нос!.. Вот!.. Что, не правда, что ли?.. Правда, правда!.. (Хохочет.) Ольга. Да как ты смеешь это говорить? Ты понимаешь ли, что ты говоришь и про кого? - Про сестер своих... (Входит Марья Григорьевна и вслед за ней Ковырнев.) Марья Григорьевна (входя). Чтой-то это он как хохочет весело... А-га, да и все вместе, в кучке... Вот люблю, как все-то вместе, дружны, веселы, без ссоры, без споров без всяких... хохочут, смеются... Вот все бы так... (Садится.) Ух, батюшки, жарища какая сегодня... Ольга. Да, очень дружны, очень веселы!.. Нечего сказать!.. Марья Григорьевна. Ай, да ты, Оля, сердита... А я-то шла - радовалась... Слышу, хохочут... Вот, мол, слава Богу - веселятся мои... А я, ведь, кого вела-то к вам... (Оглядывается.) Что нейдешь?.. Иди!.. Небось, перед зеркалом парадится тоже... (В дверях показывается Ковырнев.) Ковырнев. Как же, матушка, нам нельзя не в порядке. Орест (вскакивая). А-а, дворянин Ковырнев!.. Ангел мой, дворянская косточка!.. (Бросается к нему, схватывает и начинает вертеться вместе с ним по комнате.) Ковырнев. Позвольте, ангел мой, позвольте... (Старается освободиться из рук Ореста). Чтой-то, да дайте же поздороваться-то... с сестрицами-то... Марья Григорьевна (смеясь). Будет, Орест, будет, перестань... Закружишь ты его совсем, он все и забудет, а он с делом - сегодня... Ковырнев. Закружил и есть... Ах, ангел мой, так в круги голова и пошла... Уж силен ты, Орест Алексеич, уж сказать - из силы силен!.. Орест. Уж очень я тебе обрадовался... Здравствуй... Ковырнев. Здравствуйте, ангел мой... Вот с барышнями-то... Ольга Алексеевна... Раиса Алексеевна... (Подходит к ручке их). Раиса. Ах Боже мой, от тебя, Ковырнев, сегодня духами пахнет, а не маслом скоромным... Чт\о это значит? Ковырнев. То-то, ангел мой, вот и от нас духами запахло... Орест. Да он и нарядный сегодня какой... Фу ты... и воротнички выставил... Ковырнев. А вы как полагаете, ангел мой, из гостей, их хороших гостей стоющих!.. Ты не думай, ангел мой, Ковырнева везде привечают... Марья Григорьевна. Ты погоди, Орест, не сбивай его: я его нарочно к барышням вела... Пускай он при них все расскажет... Ну, Ардальон Михайлович, садись, да рассказывай опять сначала... Уж теперь для барышен... Да по порядку... Ковырнев (взглядывая на Ореста). А где же Алексей Михайлович? Не повестить ли бы нам и его, что гость, мол, скоро будет?.. Вот бы, Орест Алексеич, потрудился бы, побеспокоился... Марья Григорьевна. И то правда. Орестенька, поди-ка разыщи папашу да скажи, что к нам скоро гость будет петербургский... Ольга и Раиса. Какой гость петербургский? Ковырнев. Новый самый, прямо из Питера... Да ты, Орест Алексеич, пойдешь, так погляди-ка, на каком я жеребце приехал... Орест. Купил, что ли? Ковырнев. Ну нет, не по моей бедности этаких жеребцов заводить... У меня дом-то весь продай, так не купишь такого... А это жеребец того самого гостя, что сейчас следом за мной приедет... Орест. Да кто такой? Фамилию-то скажи, неравно папаша спросит... Ковырнев. А фамиль его, ангел мой, Волынов. Больше ничего!.. Только такой господин... этаких немного!.. Подь-ка, оповести папашеньку-то, а то гневаться будет, что не сказали... Орест. Сейчас... Только я этого жеребца попробую, покатаюсь... (Уходит.) Марья Григорьевна. Нет, нет, Орест, не смей: пожалуй, еще убьет... Ольга. Да и нехорошо, чужая лошадь!. Ковырнев. А я нароком, ангел мой, его, Ореста-то Алексеича, угнал отсель, потому юнош; хоть умен, умен, а все еще в мыслях не тверд: как бы речей посторонних которых не вывел из нашего дела... Марья Григорьевна. Да ну, рассказывай же скорей... Ведь, барышням-то одеваться нужно... Ковырнев. Истинно, что нужно, потому судьбы Божии неисповедимы : может, и судьба... Ольга. Да ну, говори же... Какой ты скучный... Ковырнев. Ах, ангел мой, прыткая: говори!.. Всего за раз не скажешь... Давеча закружило в голове-то, до сих пор круги идут, а я себя не потерял: все помню... Вот и Ореста Алексеича... Ольга. Да ну же... Какой такой Волынов?.. Я и не слыхала!.. Давно ли он сюда приехал?.. Марья Григорьевна. И я ничего не слыхала про него... Ковырнев. Вот то-то, ангел мой... А еще барышни-невесты в дому, а этакой сокол в пяти верстах вьется, а вы и не знаете ничего!.. А вот Ковырнев, старик, путинка нестоющая, а он все знает и для своих благодетелев старается... Раиса. Ну, Ковырнев, мое терпение лопнуло: если ты не начнешь сейчас рассказывать... я и слушать тебя не стану, уйду... Ковырнев. Тебе-то и слушать, ангел мой, звезда моя источная, может твоя-то судьба тут и совершится... через меня, путинку малую... Ведь, вот вы велики, и славны, и знатны по милости родителев своих, а я путинка малая, а, может быть, этая самая путинка... Ольга. Ах, дурак какой!.. Ты из всякого терпения можешь вывести своими рассуждениями... Говори же, что тебя спрашивают... Ну, что вздор мелешь... Путинка да путинка: затвердил одно... Ковырнев. Однако же позвольте, ангел мой, я хоть бедный человек, однако у меня дарование от Бога не отнято... Я все могу понимать - даже до тонкости... Я хоть ученья и не принял, а сам в себе много содержу, в понятии своем... И вот за неоставление ваших родителев, что благодетели они мои настоящие, может вам Господь через мою руку невидимо посылает... Вот что, ангел мой!.. Я дурак-то дурак, а, может, когда и умен бываю... Марья Григорьевна. Ну, а ты не обижайся... а рассказывай лучше: в самом деле ведь им приготовиться и одеться нужно... Ольга. Да я совсем и не в обиду сказала, а так... Ковырнев. Да какая обида, ангел мой. Мне, бедному человеку, на своих благодетелей обижаться не приходится... Раиса. Ну, прощай, Ковырнев... Я уйду. Ковырнев. Ан нет, ангел мой, не уходи, послушай старика : я уж вижу, что тут твоя статья будет... Раиса. Да ты скажи хоть: старый или молодой этот Волынов? Ковырнев. А довольно тебе сказать: красавик писаный, вот как на картинках пишут... Вот какой!.. Раиса. Ну, а как же ты с ним познакомился, и зачем он сюда приехал? Ковырнев. Приехал он сюда в свое собственное владение, по соседству с вами, досталось ему опосле бабиньки его... Блинова была барыня, а усадьбу ее видали, чай, проездом когда, в сторонке она стоит - Мешкова прозывается... Вот это самое в его владенье и наследовало... И приехал он недавно... Будет ли с две недели - не знаю... А я, прослышавши, как он приехал, обрадовался, да и к нему, потому я всех здесь помещиков знаю, а он человек внове... Опять же он дворянин, и я дворянин, одной мы кости... Раиса. Как же вы ему представлялись?.. Ковырнев. Никак не представлялся... Так, просто... Марья Григорьевна (улыбаясь). Что сказал-то ему, как пришел?.. Ведь он тебя не знает... Ну, так как же ты? Ковырнев. А так вот и сказал: дворянин мелкоместный... Ковырнев... много об вас наслышамшись... И как вы здесь внове, а я всех знаю довольно... Позвольте быть знакомым... Ольга. Как же он тебя принял? Ковырнев. А так принял он меня... могу сказать... Наши господа немногие так принимать умеют, видать, что из ума умен: невзирая на то, что бедный человек, мелкопоместный, а почитает в том, что свой брат, дворянин, не мужик или мещанин какой... Ну, а уж живет-то: видать сейчас, что от больших капиталов... Одежи у него этой - так Боже мой милосливый! Кажется, век не износишь!.. Опять шкатунка какая стоит: и чего-чего в ней нет - и все серебряное... Цепочек разных, портмонёв этих до ужасти много!.. Повара привез чудесного, молодой, чистый, завсегда при форме... Лакей тоже петербургский: француз - не француз, а во фраке, и завсегда при перчатках, и веры не нашей, и имя ему Язеф... Ну, и понял он меня сразу: обласкал и угостил, и ночевать у себя оставил, а на другой день вот и пальто это самое подарил, рубашку приказал выдать чистую... И ты говорит, ангел мой, маслом скоромным от головы не пахнет: тут таки духи-помады идут, что страсть... Сам-то так даже каждый день весь обтирается он этими ладеколонами, с губки... Ольга. Ну, этого, пожалуй, ты мог бы и не рассказывать при барышнях... Ковырнев. Истинно говорю, ангел мой, как есть весь обтирается, с губки... Льет этих духов страсть... Ничего не жалеет.. Опосля от него так даже по всем комнатам дух идет... Даже удивительно это!.. Марья Григорьевна. Да ну, ну, хорошо... Ты рассказывай: как же он о нас-то?.. Как к нам-то вздумал ехать знакомиться?.. Ковырнев. А с кем же ему, ангел мой, знакомиться здесь, коли не с вами: вы у нас здесь в углу первые дворяне. Известно, что все от меня это шло... Вот рассказывает он мне, что приехал, говорит, осмотреть свое имение, да что, какое это имение - не по мне... Мне, говорит, или продать его, или прикупить к нему земель да лесов и устроить что-нибудь значительное... Кто, спрашивает, у вас тут помещики побогаче?.. Я и говорю, что вот у вас соседушка самый ближний, в больших чинах, полуполковник, и при орденах, и имение значительное... Ну, и про барышень сейчас само собой... А в другой раз так-то к нему: вот, я говорю, барышни, так барышни, таких поискать да и поискать, на первый сорт барышни... Вот, я говорю, земель-то прикупайте, имение устраивайте да и женитесь у нас здесь... "Ах - говорит, - я бы с радостью женился на здешней барышне, потому столичные все ветреные"... А мне это и на руку, я и начал его нашими-то разгорячать, наговаривать ему: и какие оне прекрасные, и какие умные, тихие и к родителям почитательные, да так его распалил, что, поезжай, говорит, к ним, скажи, что желаю познакомиться... Этого и виду, говорит, не подавай, что насчет барышень, а так скажи, что будто насчет покупки земель... Ну, я себе думаю: хорошо, ангел мой, они мне роднее: уже этого душа моя не потерпит, чтобы не сказать!.. Вот с тем и приехал!.. Вот, ангелы мои: во что почтете мою послугу - не знаю, а женишка вам представляю не кое-какого... Ольга. Да ты с чего же взял, что он непременно так и будет свататься к которой-нибудь из нас? Ковырнев. Ну, ангел мой, Ольга Алексеевна, уж я этого ответа на себя не приму: это дело Божье, да ваше... Мое дело постараться да похвалить, а там уж ваше рассуждение... Ольга. Да, может быть, он нам-то совсем еще не понравится... Ковырнев. Опять-таки, ангел мой, я в это не вступен... Ну, как мне в это вступить? Одно скажу, что по здешним местам других таких женихов нет: и из себя красавик, и богат, и ума палата... Вот насчет чинов не знаю... Чего не знаю, так не знаю. Не приходилось мне никак спросить-то его... Марья Григорьевна. Однако, барышни, пора одеваться... Надо приготовиться: после обо всем переговорим... Ковырнев. Да, надо, надо, ангел мой... Он не в долгих, смотри, и прикатит... Ольга (вставая). Пойдем, Рая... Раиса. Я не пойду... Не буду переодеваться... Ольга. Это что же значит?.. Мы во всяком наряде прекрасны?.. Раиса. Совсем не то, а мне просто совестно и неприятно рядиться напоказ... Марья Григорьевна. Не напоказ, а для приличия... Неловко же, мой друг, в носильном... Если бы мы еще не знали, что приедет... ну, так; а то это будет просто явное пренебрежение к гостю... Притом же - жених... Раиса. Вот именно я и не хочу являться невестой на выставку... Оля, старшая сестра, она прежде меня должна выйти замуж... Ольга. Вот это всегда так: Раечка вечно с колкостями, с выходками... Постоянно старается поставить меня в самое смешное положение... Раиса. Да что ты, Оля? Я для тебя же!.. Не ты ли же меня упрекаешь постоянно, что я всех от тебя отбиваю... Я совсем даже не выйду к нему, вот тебе!.. Ковырнев. Нет, ангел мой, этого никак невозможно быть... Раиса. Почему это невозможно?.. Не хочу - и не выйду ни за что... Ольга. Да ведь это очень просто и понятно... Все эти замыслы видны... В первый раз она не выйдет, чтобы возбудить интерес, а потом и явится, озарит как светило... (Злобно.) Ах ты, источная звезда!.. Отвратительно смотреть на твои фокусы!.. Раиса. Ну, напрасно ты, Оля, горячишься и меня поддразниваешь... Я искренно говорила, искренно хотела, чтобы ты не упрекала меня потом. Ольга. Да что ты такое, в сам деле, о себе думаешь?.. Что ты за красота такая, что как тебя кто увидит, так уж сейчас и влюбится?.. Марья Григорьевна. Да полноте, полноте... Что вы, что вы, ничего еще не видя... Подите-ка, одевайтесь лучше обе поскорее... Ольга. Я пойду... Но пусть же она не рисуется таким ангелом... Я буду за каждым словом, за каждым взглядом ее следить... Уж обличу ее перед всеми вами, докажу все ее хитрости и замыслы... (Уходит.) Ковырнев (оглядываясь, Раисе вполголоса). Никак вам невозможно, ангел мой, не выходить, потому я на вашу статью гнул... Он вашей стати жених, а не сестрицын... Конечно, и в крестьянстве говорят, что через сноп не жнут, а тоже бывает, что и младшая сестра прежде старшей выходит в замужество... А в нашем месте и подавно... Что делать-то? Всякому своя судьба от Бога... Известно, сестрице обидненько, да уж как быть-то: ты будешь попревосходнее много... Ведь, всякой по себе выбирает: и сапоги, - так сапог сапогу завсегда пара... (Очень тихо.) А я тебе скажу: на тебя у него вся мета, потому я так и говорил ему: обе барышни хороши... а уж младшенькая, Раиса Алексевна, уж не в пример... Да он тебя и видел, ангел мой... Раиса. Где? Ковырнев. Уж не знаю где, а точно видел... И вся в нем горячка теперь на тебя одну... потому и сам-от, да и я-то ему все подбавлял, да подгорячал... Теперь только и речей, и дум, что про тебя... Раиса. Ну, хорошо, что сказал: уж теперь-то я ни за что не выйду к нему... Ковырнев. Как это, ангел мой, что такое значит? Раиса. А то и значит, что он мне теперь же противен... Я вообще сватовства терпеть не могу, и никогда бы не пошла за человека, который сватов подсылает, а особенно таких, как ты... Ковырнев. Вот тебе и суприз... За все-то мое старанье - да и покорнейше здравствуй... Да вы, ангел мой, посмотрите сначала на человека, а тут его и обсуждайте... Он меня совсем, ангел мой, и не посылал сватать, а велел только оповестить, что пожелаете ли принять... Раиса. А ты зачем же сватаешь? Ковырнев. Да я не сватаю, ангел мой, а так только... (При последних словах входит Скворцов.) Скворцов. Здравствуйте, Ардальон Михайлыч. (Тот сухо подает руку.) Что это у вас за суетня в доме?.. Все бегают, толкаются, переговариваются, только везде и слышишь: жених, да сватают... Вот и вы тоже, слышу, разговариваете... Раиса. А вы еще не знаете: вот Ковырнев мне жениха сватает, петербургского, красавца, богатого... Сейчас приедет... Скворцов (несколько побледнев). Что же, в добрый час... Ковырнев. Ну, вот, господин, вы так точно говорите, правильно: как же еще не в добрый час... Всякий человек хороший вам этого пожелает!.. А вот барышня говорит: и знать его не хочу, и не оденусь, и не выйду, не покажусь... Скворцов (повеселев). Что же вы это, Раиса Алексеевна? Почему так? (С улыбкою.) Ведь петербургский? Раиса. Да потому, что это не мой жених, а сестры... А, впрочем, я еще посмотрю, каков... (Быстро оборачивается и уходит.) Ковырнев (провожая ее до дверей). Уж, ангел мой, понравится, уж ручаюсь, что понравится... потому все в нем есть... (Возвращаясь от дверей к Скворцову, который стоит в раздумье.) Вот оне, барышни-то, каковы, беда!.. То подай женихов, а разыщешь - не желают. Голос за сценой. Ковырнев, Ковырнев! Да где ты? Ковырнев (направляясь к дверям). Здесь, батюшка, Алексей Михайлыч, здесь-с... Квашнин (появляясь в отворенных дверях). Ах, вот он где... господин, бездушный дворянин, Ковырнев... Ковырнев. Здравствуйте, отец-благодетель... здравствуйте... Квашнин (в дверях). Волынов!.. Какой это Волынов? Я такого не слыхал... Ковырнев. Новый, батюшка... Новый, здешний господин, помещик... Недавно прибыли... После барыни Блиновой наследствуют... Бабинька ихняя была... Квашнин. Что ж он не едет? Ковырнев. Приедет, батюшка, приедут беспременно... Квашнин. Ну, я, ведь, с завтраком ждать его не стану: мой час приспе... Ты что тут делаешь? Ковырнев. А вот Марье Григорьевне да барышням докладывал... Изволили одеваться пойти... А то вас ожидал... Квашнин. Ну, пойдем, приложимся... А тут докладывай и мне... Ковырнев. Извольте, благодетель... Пойдемте... Квашнин (обращаясь к Скворцову). А вы, господин философ?.. Да вас что звать, вы непричастны... Пойдем, Ковырнев. Ковырнев. Пойдемте, благодетель. (Уходят.) Скворцов (стоит в раздумье). А, ведь, у меня в душе неладно... Эта девушка с ума нейдет... (Задумывается.) Нет, тут голову потеряешь... Лучше бежать, пока силы есть и кстати предлог под рукой. Этакая смесь добра и зла, оригинальности и пошлости, кокетства и искренности... Нет, нет, отрицательного всего больше!.. Среда все исковеркала, что и было хорошего... (Решительно.) Бог с ними, со всеми... уйду, убегу без оглядки!.. (Через комнату медленно, как бы задумавшись, проходит Раиса. Она видела Скворцова, но проходит, как бы не замечая его.) Скворцов (увидя ее, вполголоса). Ну, в последний раз!.. (Громко.) Раиса Алексеевна! Раиса (притворно вздрагивая). Ах!.. Как вы меня испугали... Я и не вижу вас... Скворцов. О чем вы это так задумались? Раиса. А вам что?.. Скворцов. Да, да, правда... Какое мне дело до того, что вы думаете... Извините... Я хотел сказать вам, что не сегодня, завтра уеду... Раиса. Ах, очень жалко Скворцов. То есть, как это жалко? Раиса. Так, жалко, что уедете: не с кем будет поспорить, потолковать, иногда и посоветоваться... А как же Орест? Скворцов. Ну, Бог с ним... Я вижу, что ничего не могу для него сделать, а даром деньги брать мне совестно... Раиса. Ах, знаете, какой он скверный мальчишка!.. Знаете, что он сказал нам, что будто Оля ухаживает за вами, а вы за мной... Вообразите! Каков мальчишка!.. а?.. Скворцов (несколько смутясь). Да, надежды подает большие... Спасибо вам, что сказали: вот еще новая причина, чтобы поскорее уехать отсюда... Раиса. Ну, на это не стоит обращать внимания: ведь, это неправда... Согласитесь, ведь, я не подавала вам никакого повода ухаживать за мной?.. Не правда ли?.. Ведь, и вы ничего особенного ко мне не чувствуете, кроме, может быть, того, что считаете меня глупой, капризной и болтливой девочкой... Ведь так? Скворцов. Ну, а предположим, что я совсем иначе на вас смотрю, предположим, что я влюбился бы в вас... Ведь это было бы ужасное несчастие... Не правда ли? Раиса. Для кого? Скворцов. Разумеется, для меня... Вам-то что же, вам все равно: разве вы могли бы полюбить такого бедняка, как я?.. Вы мечтаете о другой партии, блестящей... Вам нужно богатство, роскошь, веселье, блеск... Раиса. А кстати, вы не уезжайте так скоро, посмотрите этого петербургского жениха... Скворцов. Для чего же это? Вы думаете, мне очень интересно и приятно будет видеть, как вы станете кружить ему голову, чтобы выйти за него замуж?.. Раиса. Вот и ошибаетесь, напротив, я буду всячески стараться, чтобы он женился на Ольге... Она жалуется, что я всех у нее отбиваю, становлюсь всегда на ее дороге и мешаю ей выйти замуж, так вот я и хочу ей доказать, что совсем не такова... Голоса за сценой. Едет... едет!.. Раиса. Вон, слышите, едет... Прощайте... Я уйду в свою комнату и выйду только в таком случае, если настоятельно прикажут. Так что же, - останетесь!?.. (Многозначительно.) Я прошу вас остаться... Скворцов. (после некоторого колебания). Извольте, останусь, я не могу отказать вам. Раиса. Ну, спасибо... До свидания. (Убегает.) Скворцов. Что она: смеется надо мной, хочет действительно влюбить в себя и потом одурачить, или... Неужели это то, что мне не раз казалось, и чему я сам не верил, что, по-видимому, невозможно в такой капризной, ветреной девушке?.. Ну, да я одурачить-то себя не дам. (Садится.) Посмотрим, что это за новая личность... (Вбегает Ольга и вслед за ней поспешно входит Марья Григорьевна). Ольга (не замечая Скворцова, подбегает к окну). Ах, какая прелесть, ах, какая прелесть!.. Мамаша, мамаша, смотрите скорей: какой экипаж, какая лошадь!.. В шорах!.. И лакей, посмотрите, лакей или кучер - в какой ливрее!.. Нет, это грум!.. Мамаша, да вы не выставляйтесь очень перед окном, чтобы не заметил, что смотрим!.. Марья Григорьевна (оправляя на себе воротничок и рукавчики) Нет, нет, я не выставляюсь... Ах, эти рукавчики мне в жару в эту... Оля, посмотри-ка, что у меня тут с воротничком, не переехал ли?.. Ольга (мельком взглянув на мать). Да ничего... Смотрите, смотрите, как лошадь бежит... как ногами кидает... и как он правит отлично!.. Посмотрите, как с горы спускает... Вот спустились... Вот на мост въезжает... Ах, у нас тут одна половица прогнила, провалилась, только конец торчит, а вместо нее дыра... Вот я давно говорила, что нужно починить... Ну, если лошадь ногой попадет... Срам!.. Вот, мамаша, я давно говорила... Марья Григорьевна. Что ж поделаешь с мужиками?.. Не починивают... Не слушаются... Одна, говорят, половина наша, а другая ваша... вы и починивайте... Становому, вот, надо пожаловаться... Ольга. Ах, ах!.. Марья Григорьевна. Что? Не вижу!.. Ольга. Нет, ничего, я думала... Нет, проехал... Вот к воротам подъезжают... Мамаша, да не выставляйтесь вы, ради Бога... Право, нехорошо... Марья Григорьевна. Ну, я сяду коли... Ольга. Посмотрите, въехал на двор, оглядывается, не знает к которому крыльцу подъехать, а у нас никто и не встретит... даже никто не подходит лошадь взять... Вон, старый дурак Семен стоит, разиня рот, и смотрит... не двигается. Нет чтобы подбежать, принять лошадь... Ай, ай... Что за срам, мамаша, посмотрите - все бабы из людской, горничные выбежали и смотрят точно на чудо на какое... Что он о нас подумает... И бабы чумазые, грязные, босые... Господи, какой срам!.. Марья Григорьевна. Ну, Оля, уж это ничего, бабы всегда ходят босые, особливо летом... Ольга. Так, ведь, оне, посмотрите, подходят к нему, заговаривают. Он спрашивает что-то!.. Ах!.. А на чистом крыльце все никого нет... Вот, мамаша, вы не сказали, чтобы Павел его встретил... Марья Григорьевна. Да еще пришел ли он? Он на сенокосе был: за ним в луг посылали... Ольга. Вот, мамаша, последнего человека на сенокос брать... (Кричит в дверь.) Павел, Павел... Марья Григорьевна. Да никто его не брал: сам ушел... Разумеется, там девки, сено берут, так около них... У них, ведь, одна забота... Ольга (вновь смотря в окно). Хоть бы Ковырнев вышел... Где же он?.. А, ну, вот, Орест вышел... Подошел к нему... Молодец Орест... Каков!.. Руку подает, должно быть, отрекомендовался, смеются... Право, молодец!.. Лошадь осматривают, разговаривают... Павел (в красной рубашке навыпуск, показываясь в дверях). Вы изволили кричать? Ольга (быстро оборачиваясь, с ужасом). Павел, ты с ума сошел, ты в чем это? Павел. Чего-с? Ольга. Что: чего-с?.. Тут гость из Петербурга, тебя нет, за тобой посылают, а ты в рубашке... Павел. Я на сенокосе помогал... Ольга. Тебя никто не заставлял... Ступай скорей переоденься, надень сертук... Скорей, да не встреться с гостем, не ходи в прихожую... (Снова бросаясь к окну.) Вон они на крыльцо входят... Ступай же, говорят, скорее: переоденься... (Павел скрывается.) ах, он непременно встретится... Что это у нас, что за беспорядок, Господи... Марья Григорьевна. То-то, как бы вы побольше хозяйством-то занимались, а то все я одна... За всем не поспеешь... Ольга. Ну, мамаша, уж полноте... (Заметя Скворцова.) Ах, Борис Николаич, вы здесь?.. Я вас не видала... Марья Григорьевна. Ах, батюшка, да ведь и я не приметила... Скворцов. Я, может быть, тут лишний?.. Извините, я уйду... Марья Григорьевна. Ай, что вы? Нет, я очень рада: вот к нам гость, новый человек, образованный, из Петербурга... Вот познакомьтесь, поддержите компанию... Скворцов. Очень благодарен... (Входит Квашнин.) Квашнин (смеясь). Никак не мог удержать... Марья Григорьевна. Кого? Квашнин. Ковырнева... Убежал встречать гостя... Уж давно он томился посмотреть, не едет ли? Да я не пускал нарочно... А как увидел в окно, что приехал, средств никаких не было: просто взмолился чуть не со слезами: пусти его встретить... (Смеется.) Такой подлец! Марья Григорьевна. Ну, что с него взыскивать: бедный человек, семейный, старается заслужить перед всеми... Квашнин. Да черт с него взыскивает... Наплевать!.. Нет, ведь, мазурик... Я говорю: ты дворянин, тебе не пристало лакейскую роль играть... Ты это должен понимать... Конечно, говорит, ангел мой, как мне этого не понимать, что я есть дворянин, природный... Ну, так и сиди здесь со мной, жди, принимай в гостиной... Так нет, никак не утерпел, даже вспотел весь и покраснел: они, говорит, в первый раз, и дороги-то, пожалуй, не найдут... Врешь, я говорю, там прислуга покажет... Ольга. Да, папаша, хороша у нас прислуга... нечего сказать!.. Босые бабы его встретили, а Павел явился в рубашке... Квашнин. Ну, ничего, матушка, по-деревенски... (Услыша шаги в соседней комнате.) Вот идут... Милости просим, милости просим... Пожалуйте сюда... (Входят Ковырнев, Волынов и Орест.) Ковырнев. Вот, ангел мой, вот они-с, Алексей Михайлыч... полуполковник. (Указывает на Квашнина). Волынов. Новый ваш сосед, Аркадий Петрович Волынов. Квашнин. Очень приятно, очень приятно... Вот позвольте представить: жена... Волынов (почтительно кланяясь Марье Григорьевне). Я надеюсь, вы простите смелость одинокого, скучающего человека, являющегося к вам, как ближайшим соседям, с надеждою найти русское гостеприимство и радушие. Марья Григорьевна. Напротив, мы очень рады и счастливы вашим знакомством... Квашнин. У нас попросту, без церемоний, мы люди деревенские... Всегда очень рады. Ковырнев. У нас батюшка, Аркадий Петрович, просто... Я вам докладывал, ангел мой... Квашнин. Ну, а ты, ангел мой, погоди... Вот дай сначала со всеми познакомить дорогого гостя... Ковырнев. Извольте, батюшка, извольте... Знакомство - это наипаче всего... Без этого никак нельзя... Квашнин. То-то... Марья Григорьевна (указывая на Ольгу). Дочь моя, Ольга... старшая... (Волынов кланяется. Ольга первая протягивает ему руку). Квашнин (оглядываясь). А где же Раиса? Ольга. Она не совсем здорова... Квашнин. Как нездорова: недавно же я видел ее... Марья Григорьевна (стараясь замять слова мужа). А вот это сын мой, Орест. Волынов. С молодым человеком я уже имел удовольствие познакомиться... Мы, кажется, с ним сошлись в одной страсти: он так же, как и я, любит лошадей... Квашнин. Любить-то он любит, да ничего еще в них не понимает... Лошади, батюшка, это мудреная наука, похитрей какой-нибудь грамматики... Волынов. А вы охотник и знаток в лошадях?.. Квашнин. Я-то?.. Я с малолетства с ними вожусь. Я за версту все стати лошади вижу... Ковырнев. Насчет лошадей, Алексей Михайлыч, у нас во всей округе первые... Квашнин. Ну, милости прошу садиться... Закусить с дорожки не прикажете ли?.. Волынов. Ах, нет, нет, пожалуйста... Квашнин. Что же?.. Вы без церемонии, ради Бога... Я хоть, признаться, и закусил вот с этим (показывает на Ковырнева), да это ничего: можно сейчас подать... Волынов. Нет, благодарю вас, я не хочу... Марья Григорьевна. Сейчас кофе подадут... Ты еще не познакомил вот... (указывает на Скворцова.) Квашнин. Ах, да, рекомендую: учитель наш, Борис Николаич, молодой человек, а хуже красной девушки: не пьет и не курит... Скворцов (улыбаясь). Курю, курю, Алексей Михайлыч, ошибаетесь... (Подает руку Волынову.) Очень приятно. Квашнин. Ну, да ведь это так только говорится, для красоты слога, что ли... (Обращается к Волынову.) Давно из Питера? Волынов. Всего недели три... Квашнин. Ну, что там новенького? Волынов. Да, кажется, все по-прежнему... Квашнин. Да, давненько уж я не бывал там... и представьте - не тянет. Вот чем деревня хороша: обживешься, никуда не хочется... А тоже, ведь, в молодости-то - как же: по всем этим заведениям... и на островах, у Ивана Ивановича Излера - везде... А вот теперь не хочется никуда... Только я вам скажу: нынче в деревне жить невозможно... Вы думаете поселиться здесь?.. Волынов. Это смотря по обстоятельствам... А вы почему же думаете, что ны