Главная » Книги

Потехин Алексей Антипович - В мутной воде, Страница 2

Потехин Алексей Антипович - В мутной воде


1 2 3 4 5 6 7

ода, вам это позволяют: по всем парадным комнатам ходить - и на
  балкон?
  
  Иван Павлыч.
  Ну, ты, бабушка, как тебя там прозывают... Милитриса Кирбитьевна, что ли.
  (Повар и горничная хохочут.) Это не твоего ума дело... Вот ты там посуду после нас
  прими, мы чай отпили - это твое рассуждение... А с нами не умничай... Мы
  вот захотели чистым воздухом насладиться - и на балкон вышли... (Обращаясь
  к горничной.) Довольно приятный вид...
  
  Луиза.
  Да... так, нишево... Нешисто...
  
  Иван Павлыч.
  Запущенность деревенская... Какая уж здесь чистота, может ли быть... Как
  теперь взять острова...
  
  Повар.
  Или Царское...
  
  Луиза.
  О, да!
  
  Марфа Петровна (стоявшая с растопыренными руками, как бы ошеломленная).
  Да что мне это, во сне, что ли?.. Да как ты смеешь так со мной говорить,
  невежа! Я здесь не кое-кто... Тридцать лет господское добро берегу... А вы
  кто такие? Что за народ, откуда? Вы, может, жулики какие, мошенники... Да
  неужто господа это позволят надо мной надругаться за мою службу?
  
  Иван Павлыч.
  Ну, ну, старуха, а ты потише! Твоя служба здесь была клушей сидеть; невелика
  фигура... Я сам при графе пятнадцать лет, он без меня ничего не делает, от
  меня никаких секретов нет; может быть, я двадцать человек на службе
  осчастливил, меня ни один чиновник не миновал, никто говорить не мог с
  графом мимо меня, и он в меня верит и уважает, потому знает, какой я
  человек... Так ты пойми это и помни... Если я что делаю, так, значит, могу и
  право имею такое... Без меня не обойдутся, а тебя, может быть, завтра же
  здесь не будет... потому ты старуха бестолковая и никаких новых порядков не
  знаешь, а воротишь по-старому... Ну, слышала? Ступай же своей дорогой, да
  вперед не суйся!
  
  Марфа Петровна (сквозь слезы).
  Боже мой, Господи! Вот до чего дожила!.. (Медленно, уныло опустя голову, идет к дому.)
  
  Повар (ухмыляясь).
  Отделали...
  
  Петр Семеныч (про себя).
  Бедная Марфа Петровна, кончилось твое мирное царствие! (Уходит во флигель.)
  
  Иван Павлыч.
  И зачем это им вздумалось из Питербурга в эту глушь ехать? Я не понимаю...
  Сам мне, сам говорил: я, говорит, теперь вышел в отставку, чтоб им себя
  показать, что я с ними не согласен! Он ужасно недоволен всеми этими
  реформами, то есть новыми этими... реформы они называются: он мне сам
  говорил... Я, говорит, теперь вышел: пускай их, а знаю, говорит, что без меня
  не обойдутся, придут, поклонятся! А я не согласен... Я эту питербургскую
  нравственность довольно понял: вертится на глазах человек, ну, его и помнят,
  а с глаз долой - и забыли, и не вспомнят: там будь хоть в каких хочешь
  чинах - не вспомнят! Ну, и какую они могут найти здесь себе приятность?
  Никакой...
  
  Повар.
  Именно. Вы бы посмотрели, Иван Павлыч, кухня какая... Я взошел - просто
  думал не туда: грязь, чернота, непорядок... Не знаю, как и готовить. Опять
  провизии хорошей, я думаю, ни за какие деньги не достанешь...
  
  Иван Павлыч.
  Да нет, опричь этого... Это были бы деньги, все можно выписать... А какое им
  здесь общество может быть? Разве может у них быть здесь какое знакомство?
  Помещики все мелкота, надо полагать, потому почище все в Питербурге
  живут... А придет зима... тут что будут делать? Со скуки помрут!
  
  Повар (пожимая плечами).
  Не понимаю... Я думаю, долго не выживу здесь: попрошу расчет и опять назад,
  в Питербург... Да помилуйте, здесь пропадешь! Положим, он мне десять
  рублей в месяц прибавил, да что ж из этого? Свое удовольствие дороже! И
  что же мне эти десять рублей, если никаких обедов не будет... да еще,
  пожалуй, и провизия-то своя, деревенская, а не покупная? Что ж мне за
  интерес?..
  
  Луиза (обращаясь к Ивану Павлычу).
  Скажите, здесь бываеть козла?..
  
  Иван Павлыч.
  Козла? Как не бывать, мадам... Да зачем вам нужен козел?
  
  Горничная.
  Я будеть пить его...
  
  Иван Павлыч.
  Козла-то пить? (Хохочет. Повар тоже смеется.)
  
  Луиза.
  Что вы смешил?.. Да... Я не хотель ехить сюда... Мне фрау грепин говориль:
  либе Луиза, поехаль со мной, я вас любиль, ваш куафюр любиль, вы болен, у
  вас грудочка кашель, вам надо деревня, козел пить, я вам дам козел пить...
  Да... Я говориль доктор, он сказаль: да, это вам карош: деревня, козел пить...
  Я сказаль фрау грепин: карашо, я с вам екиль деревня, козел пить...
  
  (Через двор пробегает дворовый мальчик с криком: "едут, едут!").
  
  Иван Павлыч.
  Слышите, наши едут. Надо идтить.
  
  (Он и прочие уходят с балкона. На дворе подымается суматоха. из дома выносят стол для чая,
  несут самовар, сервиз, разные чайные принадлежности. Марфа Петровна выбегает из
  дома, ставит на стол разные вещи и снова уходит. Наконец, появляется у крыльца дома с
  подносом, на котором хлеб, и на нем солонка. Входит Семен Иванович. На крыльце стоит
  Иван Павлыч. Повар пробегает через двор в кухню. С разных сторон появляются мужики,
  бабы, дети крестьянские, дворовые мальчики и девочки. Входят Телятнев, Амалия
  Егоровна, Настя и Кукук. Вслед за ними целая толпа дворовых.)
  
  
  
  Явление седьмое.
  
  Граф Телятнев, графиня Амалия Егоровна, Настя, Кукук, Семен Иваныч, Марфа Петровна.
  
  
  Граф Телятнев (раскланиваясь с улыбкой).
  Здравствуйте, здравствуйте!
  
  Дворовые.
  Батюшка, благодетель, ваше сиятельство, отец наш!.. Матушка графиня!
  Барышня графинюшка! Ангел небесный!..
  
  Семен Иваныч (подходя).
  Имею честь поздравить с приездом ваше сиятельство!..
  
  Граф Телятнев.
  А-а, здравствуйте, мой почтеннейший!.. Как поживаете? Вот, представляю, моя
  жена, дочь... (К ним.) Здешний управляющий... (Семен Иваныч раскланивается. Амалия
  Егоровна и Настя кивают.)
  
  Марфа Петровна (подходя).
  Хлеб да соль на доброе здоровье и всякое благополучие, ваше сиятельство...
  
  Граф Телятнев.
  А-а, старушка Божья, здравствуй, здравствуй! Ты еще жива?.. Очень рад тебя
  видеть. (Обращаясь к жене и дочери.) Вот, представляю, это наша
  домоправительница, экономка и ключница...
  
  Марфа Петровна (к матери).
  Позвольте ручку поцеловать, ваше сиятельство...
  
  Графиня Амалия Егоровна.
  Ах, зачем, зачем?.. Это не нужно совсем...
  
  Марфа Петровна (к дочери).
  Ангел вы мой, барышня вы моя... Господи, дожила же, что и вас увидела. Вся в
  маменьку... (Плачет и целует Настю.)
  
  Настя.
  Ты разве знала, душенька, мою maman?..
  
  Марфа Петровна.
  Я-то? Да с детства, с малолетства знала... Как невестой в Петербург повезли, до
  той минуточки не расставалась с ней...
  
  Графиня Амалия Егоровна.
  Ну, однако, это довольно... Так много народа, шума... Я устала... Где же мы
  будем чай пить?
  
  Марфа Петровна.
  Вот, матушка, я здесь приготовила: не знаю, понравится ли?.. А то можно и в
  другое место стол перенести...
  
  Графиня Амалия Егоровна.
  Я полагаю, что есть здесь места более приятные и удобные... Но теперь все
  равно, только (обращаясь к мужу); пожалуйста, велите народу, чтоб шел... К чему
  эти встречи?.. Это скучно...
  
  Граф Телятнев.
  Это уж, матушка, русский обычай... любовь к своему помещику... без этого
  нельзя...
  
  Графиня Амалия Егоровна.
  Ну, да, я знаю: эта любовь - чтобы потом что-нибудь выпросить! Велите же им
  всем уйти!.. Мсье управляющий, велите разойтись этому народу по домам...
  Объявите, что мы очень благодарны, но просим дать нам отдых с дороги.
  
  Семен Иваныч.
  Я им скажу... Они сейчас уйдут... (Говорит потихоньку толпе. Все уходят.)
  
  Граф Телятнев (также обращаясь к толпе).
  Прощайте, прощайте, друзья, идите себе с Богом!...
  
  Кукук (вполголоса к графине Амалии Егоровне).
  Вы отлично понимаете преданность русского человека: восторги по
  приказанию, преданность из-за собственной выгоды...
  
  Графиня Амалия Егоровна (кивая головой).
  О, я знаю, меня не проведут... Низкопоклонные, гадкие и своекорыстные...
  
  Граф Телятнев.
  Нет, право, как ни ломают, ни портят русский народ всеми этими новыми
  затеями, которых он совсем не требует, но он все такой же добрый,
  бесхитростный, любящий. Жалко, жалко, что стараются уничтожить в нем
  все эти патриархальные его доблести. С каждым днем я все больше и больше
  убеждаюсь, что я прав и что они портят и губят русский народ... Ну-с,
  господин управляющий, как вы поживаете, как идет ваше хозяйство?
  
  Семен Иваныч.
  Благодаря Бога, ваше сиятельство, идет себе...
  
  Граф Телятнев.
  Ну, что же, как отражаются на народ новые реформы?
  
  Семен Иваныч.
  Пока еще они не уяснили их себе, ваше сиятельство, и плохо их понимают...
  
  Граф Телятнев (ухмыляясь).
  Я так и знал. Я это всегда говорил. Ну, так у вас, значит, все тихо и спокойно,
  потому что движение между крестьянами было только там, где находились
  добрые люди втолковать их новые права, объяснять им их свободу и
  независимость от помещика... Вы, конечно, руководствовались моими
  наставлениями, которые я вам сообщал, и не сбивали народ без надобности с
  его вековых привычек и понятий?
  
  Семен Иваныч.
  Здешний народ очень тихий и смирный... У нас, благодаря Бога, все покойно,
  ваше сиятельство...
  
  Граф Телятнев.
  Это делает вам честь... Я всегда говорю, что как ни стараются испортить наш
  добрый народ, но, если помещик понимает дух крестьян и имеет хороших
  исполнителей своей воли, там не может быть никаких беспорядков...
  Присядьте. (Семен Иваныч кланяется.) Ну, кк ваше семейство? Все здоровы? Вы
  ведь, кажется, имеете семейство?
  
  Семен Иваныч.
  И очень большое, ваше сиятельство... Старший сын кончил курс в университете
  и теперь живет здесь у меня...
  
  Граф Телятнев.
  Вот как... Ну, и что же, нигилист?..
  
  Семен Иваныч.
  Как-с?
  
  Граф Телятнев.
  Я говорю, сын-то нигилист, как все нынешние молодые люди?
  
  Семен Иваныч.
  Извините, ваше сиятельство... Я не совсем... Он на юридическом факультете
  кончил...
  
  Граф Телятнев (улыбаясь).
  А-а, вы, значит, даже не знаете этого нового слова... Ну, тем лучше, я очень рад.
  Это мне особенно рекомендует и вас, и вашего сына... Может быть, ему
  нужна моя рекомендация на службу? Я еще могу кое-что сделать...
  
  Семен Иваныч.
  Безмерно благодарен за ваше участие, ваше сиятельство...
  
  Граф Телятнев.
  С удовольствием... Я могу написать, дать ему письма... Вы мне представьте его,
  покажите.
  
  Семен Иваныч.
  Он почтет себе за великую честь и счастие явиться к вашему сиятельству...
  только... извините, ваше сиятельство... не осудите... он дик у меня немножко,
  конфузлив... света еще не видал...
  
  Граф Телятнев.
  Этого ничего. Это прекрасно в молодом человеке, когда он скромен. Ничего, мы
  его ободрим. Давайте-ка его сюда сейчас. Кстати, вот ему и товарищ будет,
  наш Кукук... тоже недавно из университета. Подите, позовите его сюда...
  
  Семен Иваныч.
  Сию минуту, ваше сиятельство... Не оставьте своим покровительством!
  
  Граф Телятнев.
  Посмотрим, посмотрим... Я рад помочь скромному и дельному молодому
  человеку. Я вот только этих верхоглядов, нигилистов не люблю, о которых
  вы, к счастию, здесь даже и не слыхали... Ну, подите же, позовите вашего
  сына. (Семен Иваныч кланяется и уходит.)
  
  Граф Телятнев (потягиваясь).
  Ну, теперь можно выпить чаю... Какой славный воздух, - не правда ли?
  
  Кукук.
  Прелестный!
  
  Граф Телятнев.
  Да, в Петербурге таким не дышат. Во всяком случае, мне полезно отдохнуть и
  пожить в деревне.
  
  Кукук.
  О, конечно, ваше сиятельство, без сомнения...
  
  Марфа Петровна.
  У нас здесь благодать, ваше сиятельство... истинное благорастворение... Давно
  бы вам к нам пожаловать, ваше сиятельство.
  
  (Амалия Егоровна с удивлением смотрит на Марфу Петровну, заговорившую, когда ее не
  спрашивали, и потом взглядывает на мужа и Кукука, снисходительно улыбаясь. Кукук
  ухмыляется.)
  
  Настя.
  А какое молоко чудесное, папа!.. Попробуй. Я такого не пивала...
  
  Марфа Петровна.
  Это от ваших коровок, ваше сиятельство, от ваших собственных коровок! А в
  Петербурге ведь покупное, хорошего не получите. Ваша мамаша покойница,
  - дай ей Бог царство небесное, - любила коровок.
  
  (Амалия Егоровна упорно и строго смотрит на Марфу Петровну.)
  
  Граф Телятнев.
  А какая-то у нас порода? Я не спросил управляющего... Надо будет выписать
  хорошего породистого скота. Теперь сельское хозяйство, и особенно скот, в
  моде... (Саркастически улыбается.) Ну, что же? Прежде занимался высшими
  вопросами, а теперь разведением коров займусь... Надеюсь, что, по крайней
  мере, в этом не окажусь неспособным. (Желчно смеется.) Кукук, вы занимались,
  как говорили мне, сельским хозяйством и любите его: скажите-ка, какие
  породы скота считаете лучшими?
  
  Кукук.
  Да, конечно, голландская и тирольская... Хороши тоже многие виды английской
  породы. Ведь тут выбор, ваше сиятельство, зависит много от цели, для
  которой покупаете: для молока, для мяса, или для работы... Но главное дело в
  том, знает ли ваш управляющий правила рационального ухода за рогатым
  скотом, понимает ли он вообще рациональное хозяйство...
  
  Марфа Петровна.
  Семен Иваныч? Да он, батюшка, у нас первым хозяином во всей округе
  считается. Против него...
  
  Амалия Егоровна (к Марфе Петровне).
  Милая моя, я вам замечу раз навсегда: никогда не вмешивайтесь в разговор,
  когда вас не спрашивают... Это большое невежество...
  
  Граф Телятнев (хохоча).
  Как старуха горячо было вступилась за своего сожителя...
  
  Марфа Петровна.
  Я, матушка, ваше сиятельство, к слову только... извините меня великодушно.
  
  Амалия Егоровна.
  Молчите!.. Это, наконец, скучно... Подите отсюда и пришлите кончить чай мою
  камермедхен...
  
   (Марфа Петровна хочет что-то отвечать, но, встретя грозный взгляд Амалии Егоровны, сконфуженно
  опускает голову и уходит со слезами на глазах.)
  
  Граф Телятнев (с улыбкой).
  Ну, что ты, mon amie, как беспощадно выбила старуху из ее позиции!..
  
  Амалия Егоровна.
  Ах, они ужасно скучны, эти болтливые старухи-ключницы. Нужно оградить
  себя от этой болтовни раз навсегда. Это остатки привычек старых русских
  помещиков - держать около себя этих говорящих и страшно надоедающих
  попугаев. (Обращаясь к Кукуку.) Правда?
  
  Кукук.
  Это совершенно справедливо: отсутствие каких-либо высших интересов,
  какой-либо деятельности, скука деревенской жизни всегда наполнялись
  праздной болтовней... Становился нужен или шут, или, как вы очень
  остроумно выразились, графиня, говорящие попугаи.
  
  Граф Телятнев.
  Так-то так, но старуха имела очень жалкий вид, когда пошла отсюда...
  
  Настя.
  И мне ее ужасно жалко... Она, кажется, такая добрая...
  
  Амалия Егоровна.
  Ну, что же... Сожаление очень похвальное и даже великодушное чувство, но
  нельзя жертвовать ему своей свободой, привычками и порядком.
  
  (На крыльце флигеля показывается Семен Иваныч и, вслед за ним Петр Семеныч.)
  
  Петр Семеныч (вполголоса).
  Ах, как мне это неприятно, батюшка!
  
  Козявкин (также).
  Ну, пойдем же, пожалуйста, пойдем... Нехорошо, для меня нехорошо. Они так
  ласковы, так интересовались... и для тебя может быть полезно...
  
  Петр Семеныч.
  Да милостей я не хочу... В этом уж вы извините меня...
  
  Козявкин.
  Да ну, ну, не надо... только представься и будь повнимательнее... Сделай это для
  меня.
  
  Петр Семеныч.
  Пойдемте, пойдемте!
  
  Амалия Егоровна (продолжая разговор).
  Вообще здесь много нужно изменить, чтобы сделать жизнь сколько-нибудь
  сносною: мне вот ужасно не понравилось в управляющем, зачем было
  выставлять напоказ эту толпу голодной и оборванной челяди... дворовых. И
  зачем они здесь, их давно следовало выгнать из имения: они теперь
  свободные... могут идти куда хотят...
  
  Граф Телятнев (глубокомысленно).
  Н-да... Об этом надо подумать...
  
  Амалия Егоровна.
  Не о чем тут думать: просто сказать, чтобы шли куда хотят. Думать о них,
  значит, поощрять тунеядство... Я так понимаю...
  
  Граф Телятнев (думая).
  Н-да... Гм...
  
  Козявкин (подходя с Петром Семенычем).
  Позвольте, ваше сиятельство, по вашему приказанию, представить... Вот мой
  сын...
  
  Граф Телятнев.
  А-а, молодой человек. Очень рад... (Протягивает два пальца.)
  
  Козявкин (к Амалии Егоровне).
  Ваше сиятельство, позвольте представить...
  
  (Амалия Егоровна кивает головой, внимательно, но свысока осматривая Петра Семеныча.)
  
  Козявкин (к Насте).
  Ваше сиятельство, сын мой старший...
  
  Настя.
  Bonjour.
  
  Граф Телятнев (указывая на Кукука).
  А это секретарь мой, герр Кукук; вот познакомьтесь. Тоже недавно из
  университета.
  
  (Петр Семеныч со всеми неловко раскланивавшийся, подает Кукуку руку.)
  
  Кукук (с принужденной любезностью).
  Очень приятно познакомиться... из какого университета?
  
  Петр Семеныч.
  Из Московского... А вы?
  
  Кукук.
  Я кончил в Дерпте, потом два года занимался за границей.
  
  Граф Телятнев (к Петру Семенычу).
  Ну-с, подойдите сюда... Дайте мне с вами покороче познакомиться. Да вы не
  конфузьтесь: мы в деревне, стало быть, без чинов. Присядьте... (Петр Семеныч
  садится.) Ну, чем же вы здесь занимаетесь?
  
  Петр Семеныч.
  Да пока ничего не делаю. Гуляю, хожу на охоту, рыбу ловлю...
  
  Козявкин.
  Страсть у него, ваше сиятельство...
  
  Граф Телятнев.
  Да, ну, вы отдыхаете теперь - это понятно: лет десять учились... Ну, а потом
  что вы хотите с собой делать?
  
  Петр Семеныч.
  Еще пока не знаю... не решился окончательно...
  
  Граф Телятнев.
  Конечно, хотите поступить на службу?...
  
  Петр Семеныч.
  На какую-с?
  
  Граф Телятнев (с улыбкой).
  Да, конечно, в гражданскую, не в военную же вам идти...
  
  Петр Семеныч.
  Нет, я думал, что вы спрашиваете про частную и государственную службу...
  
  Граф Телятнев.
  Да частная служба какая же может быть для вас?... Ведь вы не специалист, не
  техник какой-нибудь...
  
  Петр Семеныч.
  Я ожидаю судебной реформы. Хочу посвятить себя адвокатской деятельности.
  
  Граф Телятнев.
  А-а, вы тоже реформы ждете... Гм... Нынче все реформ ждут, только о реформах
  и думают... Ни денег, ни средств, ни подготовки, а все кричат, требуют
  реформы, реформы подавай!...
  
  Петр Семеныч.
  Мы ничего не кричим и ничего не требуем, граф... Мы только ждем и
  благодарим, когда получаем...
  
  Граф Телятнев.
  Вы, видно, тоже из нигилистов, молодой человек, хоть ваш отец-старик и
  уверял меня, что не понимает даже этого названия... Признавайтесь: из
  нигилистов?
  
  Петр Семеныч.
  Я тоже не понимаю, граф, этого слова... По-моему, оно неудачно выдумано,
  неудачно применено, случайно вошло в моду и ровно ничего не значит...
  
  Амалия Егоровна.
  Однако, я чувствую сырость в воздухе...
  
  Кукук.
  Да, графиня, вам недурно бы идти в комнаты.
  
  Амалия Егоровна.
  Я тоже думаю. (Приподнимается.) Анастази, пойдем!
  
  Настя.
  Нет, maman, я еще хочу немножко осмотреть сад. Кукук, пойдемте со мной.
  
  Кукук.
  С удовольствием. (Уходят.)
  
  Амалия Егоровна.
  Ну, как хочешь... я пойду...
  
  Козявкин.
  Прикажете проводить, ваше сиятельство?
  
  Амалия Егоровна.
  Граф, вы остаетесь или идете?
  
  Граф Телятнев.
  Да, я тоже иду... (Поднимается.)
  
  Козявкин.
  Прикажете следовать за вами, ваше сиятельство?...
  
  Граф Телятнев.
  Нет, можете остаться... Ваш доклад о делах по имению ежедневно в девять
  часов утра... Я встаю рано. А жалко мне вас, старик: ваш сын самонадеян и
  самоуверен, как все нынешние молодые люди... Ему пора бы уж быть вашим
  помощником а не фантазировать... Впрочем, желаю ему успеха...
  
  Амалия Егоровна.
  Граф, я жду вас.
  
  Граф Телятнев.
  Иду, иду... Pardon... (Уходят в дом.)
  
  
  
  Явление восьмое.
  
  Козявкин и Петр Семеныч.
  
  
  Петр Семеныч.
  Ну, вот видите, батюшка, я исполнил ваше желание, вынес пытку этого
  приятного знакомства, вел себя, кажется, скромно: что же вышло из всего
  этого? Ваш граф получил обо мне, кажется, очень невыгодное мнение...
  
  Козявкин (задумчиво).
  Да, Петруша, да... Конечно... ты сам себе хозяин... А в самом деле, не лучше ли
  бы было попросить его о месте и прямо поступить на службу?...
  
  Петр Семеныч.
  Батюшка, мы знаем друг друга: нам не нужно много говорить. Вся жизнь моя
  для вас, если нужно... только одного не отнимайте: я хочу быть обязан только
  вам, и никому более... Я хочу сам себе прокладывать дорогу!
  
  Семен Иваныч.
  Как хочешь, как хочешь, друг... Я ничего не требую. Я только думал: не лучше
  ли, не легче ли... Они сильны, они могут много сделать... и он так был
  расположен!...
  
  (Входит Марфа Петровна, горько плача.)
  
  
  
  Явление девятое.
  
  Те же и Марфа Петровна.
  
  
  Марфа Петровна (плача).
  Голубчик! Семен Иваныч! Прогнали, прогнали, оконфузили старуху, при всей
  дворне, перед всеми своими питербургскими холопами... Молчать заставили,
  прочь прогнали! Это за всю службу, за любовь мою, за заботу... Я для их
  добра всю жизнь положила, каждую кроху берегла... Ты знаешь! И за это за
  все оконфузили, прочь прогнали!
  (Рыдает.)
  
  Петр Семеныч.
  Вот, батюшка, эти люди каковы!... Деликатности даже нет в них, а вы еще ждете
  от них добра. Эх, полноте, Марфа Петровна, голубушка, не печальтесь, такой
  хороший человек, как вы, не пропадет...
  
  Марфа Петровна.
  Ах, фаворит ты мой милый, да ведь мне не одну себя жаль: мне их-то жаль,
  добра-то ихнего жаль. Ведь я жизнь тут положила, ведь мне все точно свое
  мило... Мне барышню-то жаль: ведь маменька-то у нее ангел была, а и
  барышня-то со мной точно чужая, не своя...
  
  Козявкин.
  Еще она не осмотрелась: погодите, Марфа Петровна, оглядится, узнает, что в
  этом имении ее мать жила, станет вас про нее расспрашивать. Погодите еще,
  как полюбит...
  
  Марфа Петровна.
  Милые вы мои, бесподобные, добродетельные вы люди, поддержите вы меня...
  разговорите! Я все мысли свои растеряла... Пронзили они мое сердце...
  
  Петр Семеныч.
  Ну, пойдемте, пойдемте к нам, Марфа Петровна, чайку попьем, про старину
  поговорим, я вас развеселю...
  
  Марфа Петровна.
  Знаю, знаю, что ты меня развеселишь, как никто... Ну, пойдем... (идет вместе с
  Козявкиным и Петром Семенычем, но на крыльце вдруг останавливается.) Ах, батюшки мои,
  что я забыла-то: опару-то для булок завтра не велела поставить... и чай-то с
  сахаром не убран, и самовар не принят... Нет, нет, побегу... (Торопливо спускается
  с крыльца и подходит к столу.)
  
  Петр Семеныч.
  Ну, так приходите после. (Уходит с отцом.)
  
  
  
  Явление десятое.
  
  Марфа Петровна, Настя и Кукук (выходят из сада).
  
  
  Кукук (идя возле Насти, горячо).
  Вы никогда не поймете, что во мне происходит... Ваш взгляд, ваше слово,
  прикосновение руки вашей... заставляют трепетать каждый мой нерв! Я не
  помню себя. Для того только, чтобы быть с вами, видеть вас, я готов на все,
  готов...
  
  Настя (осматриваясь быстро).
  Смотрите, тут есть кто-то... (Оба уходят поспешно.)
  
  
  
  Явление одиннадцатое.
  
  
  Марфа Петровна одна.
  Вишь ты, немецкая душа... как увивается. Чувствует, что господское дитя...
  Плут народ, эти немцы, ох, плуты... Вот, кажется, ни в жизнь бы на свою
  землю не пустила. (Прибирает со стола.)
  
  (Занавес опускается.)
  
  
  
  Действие второе.
  
  Кабинет в деревенском доме графа Телятнева. Большая комната, около стен турецкие
  диваны, затейливое большое бюро, массивное вольтеровское кресло, часы в огромном
  футляре, вся мебель тяжелая, с резьбой старинного фасона. По стенам арматура из ружей и
  охотничьих принадлежностей. Прямо окна и дверь в сад, налево в уборную, направо во
  внутренние комнаты.
  
  
  Явление первое.
  
  
  Граф Телятнев (один, читает газету).
   Гм... и это называется литературой... (Бросает газету.) Ни одной газеты нельзя в
  руки взять без того, чтобы не расстроиться... Радуются... Чему они радуются?
&nbs

Другие авторы
  • Бурлюк Николай Давидович
  • Платонов Сергей Федорович
  • Григорьев Аполлон Александрович
  • Хин Рашель Мироновна
  • Фруг Семен Григорьевич
  • Андреевский Сергей Аркадьевич
  • Станиславский Константин Сергеевич
  • Эразм Роттердамский
  • Кичуйский Вал.
  • Булгаков Сергей Николаевич
  • Другие произведения
  • Андреевский Сергей Аркадьевич - Предисловие
  • Решетников Федор Михайлович - Горнорабочие
  • Ахшарумов Дмитрий Дмитриевич - Ахшарумов Д. Д.: Биографическая справка
  • Златовратский Николай Николаевич - Златовратский Н. Н.: биобиблиографическая справка
  • Станюкович Константин Михайлович - Оригинальная пара
  • Федоров Николай Федорович - О двух нравственностях: тео-антропической и зоо-антропической
  • Богданович Ангел Иванович - Лесков - писатель-анекдотист
  • Бальмонт Константин Дмитриевич - Гений открытия
  • Ардашев Павел Николаевич - Петербургский дневник
  • Маколей Томас Бабингтон - Речь, произнесенная в комиссии Палаты Общин 6-го апреля 1842 г.
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
    Просмотров: 280 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа