Островский Александр Николаевич - Козьма Захарьич Минин, Сухорук, Страница 7 - Книги

align="justify"> Да будет ведомо, Кузьма Захарьич,

Что мы, поговорив между собою,

С посадскими и всякими людьми,

Приговорили кланяться тебе

И звать к мирскому делу неотступно.

Один из выборных

Уж не впервой тебе, Кузьма Захарьич,

За дело земское руками браться.

Мы много милостью твоей довольны.

И в этом разе ты нас не покинь.

Все кланяются.

Другой выборный

Кузьма Захарьич! мы к тебе с поклоном,

С великим челобитьем прибегаем.

Ты нашей просьбы не оставь! Всем миром

Тебя мы просим: послужи ты нам!

Все кланяются.

Голоса

Кузьма Захарьич, послужи! - Кому же,

Опричь тебя и некому у нас! -

Все просим: послужи, Кузьма Захарьич!

Кланяются.

Татьяна Юрьевна, Нефед и Поспелов смотрят из боковой двери.

Минин

Благодарю, что вспомнили меня,

И низко кланяюсь. За честь спасибо!

(Кланяется.)

Есть поумней меня и побогаче,

Да и постарше, прежде тех просите!

Голоса

Нам никого не надо! - Не хотим

Другого! Ты нам люб! - Тебя мы просим!

Минин

Не бегал я от службы никогда,

Для дела земского бросал заботы

Свои домашние, семью, торговлю,

Радел, чтоб застоять да не обидеть

Молодших братий...

Голоса

Мы тобой довольны,

Кузьма Захарьич, ты об нас радел.

Минин

Вот и недавно подняли мы дело,

И малое начало положили

Великому. Жалел ли я себя?

И деньги и добро принес я первый.

По-моему-то, всем так подобает;

А может, кто жалеет. Как тут быть!

Как тут орудовать! Один и душу

Рад заложить; другому жаль копейку.

Стань принуждать, его обидишь кровно.

И только грех, да брань, да уреканье!

Послужишь Богу, так людей обидишь!

Людям служить, так Богу согрешить!

Кому служить-то: людям или правде?

Голоса

Ты правде послужи, Кузьма Захарьич!

Минин

Служил бы правде, силы не хватает,

Последнюю на службе истерял.

Работал много, наработал мало!

Хлопот по горло, дела на алтын!

Любовью начали, свели на ссору!

Хотели волей собирать подмогу,

Теперь хоть силой отымай, так впору.

Что ж, мне стоять с ножом у горла, что ли?

Что было силы, послужил народу -

Уж не взыщите, утрудился больно.

(Кланяется.)

Задние

(передним)

Просите! Кланяйтесь! Что так стоите!

Передние

(кланяются)

Кузьма Захарьич! Пожалей ты нас!

Мы без тебя - без рук. Все дело прахом

Рассыплется. Не совладать другому,

Напортит только. - Где другому сделать!

Минин

И не просите лучше, не могу.

Выборный

Кузьма Захарьич, может, ты серчаешь

На нас за что? Так гнева не держи!

Вину и виноватого поведай!

В чем проступились, в том и повинимся.

Минин

Другому кланяйтесь, я не слуга вам!

Последнее вам слово говорю.

(Садится к столу и закрывает лицо руками.)

Голоса

Татьяна Юрьевна! ты, Петр Аксеныч,

Покланяйтесь да попросите с нами!

Татьяна Юрьевна

(с поклоном)

Не наше дело, батюшка; не смеем.

Аксенов

Не все ж ему плясать по вашей дудке!

Не в час пришли, так лучше воротиться,

Да сызнова прийти, да поклониться.

Все кланяются.

Татьяна Юрьевна

Прощенья просим!

Голоса

С Богом оставаться!

(Уходят.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Минин, Аксенов, Поспелов и Нефед (смотрят в окно), Татьяна Юрьевна (у боковой двери).

Минин

Ушли! Ну, слава Богу! легче стало!

Душа моя открыта перед Богом,

Я рад служить, рад душу положить!

Я к делу земскому рожден. Я вырос

На площади, между народных сходок.

Я рано плакал о народном горе,

И, не по летам, тяжесть земской службы

Я на плечах носил своей охотой.

Соблазну власти я не поддавался;

И как наседка бережет цыплят,

Так я берег от властных и богатых

Молодшую, обидимую братыо.

Теперь зовут меня, а я нейду;

Я не пойду служить, пока весь Нижний

В моих руках не будет поголовно

Со всем народом и со всем добром.

Нефед

Вернулись, батюшка.

Минин

Заприте двери!

Заткните окна!

Аксенов

Что ты! Бог с тобой!

Пусти меня, я расскажу им толком,

Чтоб написали земский приговор.

Идет к двери, дверь растворяется. Видна толпа.

Голоса

Кузьма Захарьич, мы опять к тебе.

Минин

Сказал, что не пойду, чего ж хотите?

Я и в другой раз то же говорю;

Придете в третий, в третий то же будет.

Аксенов уходит и затворяет дверь.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же без Аксенова.

Поспелов

(у окна)

Идут нейдут, едва переступают,

Как словно что забыли. Меж собою

Все шепчут что-то, плачут. Погляди!

Вот как ты дорог им, Кузьма Захарьич!

Минин

Что ж, плачут! Я и сам заплачу с ними;

Да делу-то какая польза будет!

Довольно слез, теперь нужна нам твердость!

Чем плакать, написали б приговор.

А и напишут, я сейчас же к князю

Пошлю его. Нефед, седлай коней!

И сам сбирайся наскоро в дорогу!

Ты, Алексей Михайлыч, с ним поедешь.

Везите, пуще глазу берегите,

И прямо к князю в руки передайте!

А дома-то держать боюсь, отымут,

Назад возьмут, коль в чем не угодишь.

Нефед

Я мигом, батюшка!

(Уходит.)

Поспелов

Да не напрасно ль

Ты опасаешься, Кузьма Захарьич?

Минин

Да разве ты не видишь, как мне горько

Хитрить с народом, кабалить его?

Кабы не божье дело, приговора

Я не просил бы. Я в огонь и в воду

По воле земской брошусь без оглядки.

И головой начальным, и слугою

Готов служить по первому их слову.

Мириться, ссориться не привыкать стать;

И поругаемся, и помиримся,

Друг на друге обиды не считаем.

Брань не страшна, на вороту не виснет.

То наше дело, дело поправное.

А это дело Божье, за оплошку

За каждую ответишь перед Богом.

Привел Господь начать благое дело,

И надо честно совершить его.

Я не свое хотенье исполняю,

А волю, заповеданную свыше.

Мне больше дал Господь и больше спросит.

Поспелов

Идут опять, и Петр Аксеныч с ними,

Подьячего ведут со всем припасом.

Входят Аксенов, подьячий, выборные и народ.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же, Аксенов, подьячий и выборные.

Один из выборных

Вели писать, а мы вперед согласны

На всякий твой приказ, Кузьма Захарьич.

Минин

(подьячему)

Садись, пиши!

Подьячий садится.

Всех помяни вначале!

Дворян, детей боярских и голов,

Всех по порядку напиши, как знаешь.

(Помолчав.)

Пиши, что выбрали меня всем миром

У сбора денег ратным людям быти.

(Помолчав.)

Пиши! И быти нам Кузьме послушным

И не противиться ему ни в чем!

На жалованье ратным людям деньги

Имать у нас у всех беспрекословно!

А недостанет денег - животы;

А животов не станет-жен с детями

Имать у нас и отдавать в заклад.

(Помолчав.)

Готово?

Подьячий

Написал.

Минин

(народу)

Ну, ладно ль будет?

Голоса

Пусть будет так! - Прикладывайте руки!

(Прикладывают руки.)

Минин

Не премину радеть о земском деле,

А за любовь за вашу бью челом.

(Кланяется.)

Теперь у Господа молить я буду,

Чтоб даровал мне силу мышц, и мудрость

Змеиную, и кротость голубину.

Heфед входит.

Один из выборных

Готово. Принимай, Кузьма Захарьич!

(Подает приговор.)

Минин передает Нефеду и Поспелову; они уходят.

Минин

О Господи, благодарю тебя!

(Падает на колени.)

Аксенов

Давно стоит земля, а не бывало

Такого дела на святой Руси.

И небывалую ты служишь службу.

Прими ж такое звание от нас,

Какого деды наши не слыхали

И внуки не услышат, и зовись

Ты Выборным всей Русскою Землею!

Голоса

Ты выборный от всей земли великой!

ЭПИЛОГ

(Выход ополчения из Нижнего Новгорода)

(1612 год, март)

ЛИЦА:

Князь Дмитрий Михайлович Пожарский, воевода.

Минин, Выборный от всей Земли Русской.

Аксенов.

Поспелов.

Марфа Борисовна.

Татьяна Юрьевна.

Лапша.

Юродивый.

Весь народ нижегородский и многих других городов.

Войско.

Часть Нижнего посада, та же, что в первом действии.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Посадские; впереди Аксенов, за ним двое держат хлеб-соль. Подле них Лапша. Толпы народа. Некоторые проходят в Кремль и из Кремля.

Голоса

Напутственный молебен поют. - Отпели, ратных людей благословляют да кропят. - Ишь ты, наши нижнепосадские хотят с хлебом-солью проводить. -Уж эго как и водится. На Нижнем посаде все и дело-то началось, с гостиного двора пошло. Здесь кашу-то заварили, а гляди, что вышло.

Аксенов

(Лапше)

Честь честью, мы проводим с хлебом с солью

И доброго пути им пожелаем.

Лапша

Я слышал, что по нашей стороне,

Нагорным берегом пойдут по Волге,

На Балахну, на Юрьевец, на Решму.

Аксенов

Ну да, на Ярославль прямой дорогой. И любо, братец, будет посмотреть! Как есть, река польется. Ваши села И города, что мелкие ручьи Воды прикопят, взбухнет, пополнеет, И вдруг широким половодьем хлынет На супостатов веры православной, Снесет и смоет их с лица земли.

Лапша

Я с решемскими тоже потянуся.

Хоть кучка малая, а все помога.

Хлопот-то вам куда, чай, много было

Собрать такую силу?

Аксенов

Ну, нельзя же!

Вот перво-наперво пришли смоляне,

Потом из Доргобужа да из Вязьмы.

Бродили бедные; везде их гнали;

Как домы-то у них поразорили,

И в Ярополч и в Арзамас садились;

Вот к нам пришли и с нами заедино

Хотят идти отмстить за кровь свою.

Потом коломенцы пришли, рязанцы,

За ними ополченье из Украйны,

Казаки и стрельцы, что при Василье

В Москве сидели. И своих довольно.

Охотой шли, никак не остановишь!

И чудо, брат, откуда что бралось!

Так и плывет, так и плывет богатство;

Со всех сторон казна, лишь принимай!

Кузьма кормы и жалованье ратным

Сам раздавал. И, Божьей благодатью,

Так и спорилось все в его руках.

Другие нищие пришли, босые,

Без одежонки; посмотри теперь!

Разбогатели, раскормились живо,

Все молодцами смотрят-загляденье!

Поверишь ли, коня сегодня купит,

Дня через три его и не узнаешь;

Хозяин не узнает, хоть божись,

Так раздобреет. Смотрим да дивимся.

Уж истинно что Бог избрал Кузьму!

Умен и счастлив, да при всем при этом

Благословенье Божье помогает.

Голос из толпы

Никак, коней ведут воеводам.

Другой голос

Здесь не сядут, пеши пойдут.

Из ворот выходит Марфа Борисовна, за ней бежит Поспелов. Останавливаются поодаль от народа, у лавки Лыткина.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Марфа Борисовна и Поспелов.

Марфа Борисовна

Москву увидишь, Алексей Михайлыч,

И от меня ей земно поклонись!

Дай Бог счастливо! Отправляйся с Богом!

Об нас не забывай!

Поспелов

О чем же помнить!

Мне больше не о ком, как о тебе!

Припомню все, как я тебя увидел,

Как полюбил, спознал тоску-злодейку!

Как за тобой по улицам широким,

По мелким переулочкам ходил,

Чтоб только в очи заглянуть украдкой!

Припомню, как сидели, говорили!

Как в липовом покойчике твоем

Светло и чисто, как в раю небесном.

Припомню, как сулила, обещала

Любить меня и быть моей женой,

Как только время даром протянула,

Как провела меня - и обманула!

Припомню все! Суди тебя Господь!

Марфа Борисовна

Вернешься ты, и вся твоя невзгода

Пройдет, как сон. И не о чем жалеть!

Настанет время тишины и мира,

И мы с тобой любовно заживем.

Поспелов

Как знать, что будет! Лучше и не думать!

Прощай! Увидимся ль на этом свете?

А не придется, свидимся на том.

Целуются.

Марфа Борисовна

Прощай, мой милый! Зла на мне не помни!

Я не женою, матерью родной

Хотела б проводить тебя в дорогу

Святым напутствием, благословеньем.

Поди ко мне, тебя я поцелую

В последний раз. Храни тебя Господь!

Целуются. Поспелов убегает. Подходит Татьяна Юрьевна.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Татьяна Юрьевна.

Татьяна Юрьевна

Кузьма Захарьич только до Оки,

До переправы, воевод проводит,

Потом домой зайдет, проститься с нами.

У нас и стол накрыт. Зайди и ты!

Марфа Борисовна

Уж я простилась. Только бы взглянуть

Теперь на Божьих воинов. Из дома

Сегодня вышла я в последний раз.

Вот постою с народом и глазами

Своими посмотрю, как избавленье

Пойдет на Русь святую; прошепчу

Молитву, да и в келью, прочь от мира.

Татьяна Юрьевна

Я стану заходить к тебе. Без мужа

Ведь скучно будет, стану навещать.

(Уходит.)

Голоса

Идут. - Воеводы идут!

Выходят князь Пожарский, Минин и за ними войско.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же, Пожарский и Минин.

Аксенов

Нижегородцы Нижнего посада

Тебя, наш воевода, князь Димитрий

Михайлович, и с выборным с Кузьмою

Захарьичем, в дорогу с хлебом с солью

Желаем проводить.

(Подает хлеб-соль.)

Пожарский

Спасибо вам!

Аксенов

Челом вам бьем, не брезгайте, примите!

Пожарский принимает хлеб-соль и передает Минину. Минин передает войску.

Пожарский

Нижегородцы! Мы за вас идем

С врагами биться, жизни не жалея;

А вы всещедрого молите Бога,

Чтобы Московское нам государство

В соединенье видеть, как и прежде,

Как при великих государях было;

Кровопролитье б в людях перестало;

А видеть бы покой и тишину,

Как и доселе было в государстве.

Минин

Друзья нижегородцы! Ваше войско

Пошло к Москве! Его вы снарядили

И проводили. Буде Бог пошлет,

И нашим подвигом мы Русь избавим,

Великую от Бога примем милость

За избавленье христианских душ;

И во вся роды, в будущие веки,

К навечной похвале нам учинится,

На славу нам, и на помин душ наших.

Пожарский

Пойдемте с Богом!

Войско трогается.

Народ

Прощайте, Божьи воины! - Помоги вам Господь! - Вы за нас страдальцы; а мы за вас богомольцы!

Выбегает юродивый вооруженный.

Юродивый

(кланяясь на все стороны)

Прощайте! Прощайте!

Трубы, колокольный звон; войско, отряд за отрядом, из Кремля проходит через сцену.

=======

КОММЕНТАРИИ

Впервые пьеса была опубликована в журнале "Современник", 1862, No 1.

В Московском университете А. Н. Островскому довелось слушать блестящие лекции профессоров Д. Л. Крюкова по истории древнего мира и Т. Н. Грановского по европейскому средневековью. Русскую историю в университете преподавал профессор М. П. Погодин, широко использовавший в своих лекциях документы и архивные материалы. Университетские годы привили Островскому интерес к историческому прошлому русского народа. Несколько лет спустя в наброске "О романе Ч. Диккенса "Домби и сын" (1847-1848) Островский писал: "...изучение изящных памятников древности... пусть будет приготовлением художнику к священному делу изучения своей родины, пусть с этим запасом входит он в народную жизнь, в ее интересы и ожидания" (А. Н. Островский, Полн. собр. соч., М. 1949-1953, т. XIII, стр. 137. В дальнейшем при ссылках на это издание указываются только том и страница). Значительная часть дневника путешествия Островского в 1848 г. в усадьбу Щелыково через Ярославль и Кострому посвящена записям о культурно-исторических памятниках (т. XIII, стр. 182- 183, 185).

Одним из первых опытов молодого драматурга была пьеса "Лиса Патрикеевна" (1849-1850), сюжет которой связан с личностью Бориса Годунова. Работа над этой пьесой оборвалась по каким-то причинам в самом начале (см. А. И. Ревякин. "Неоконченные произведения А. Н. Островского "Лиса Патрикеевна" и "Александр Македонский". Ученые записки кафедры русской литературы Московского городского педагогического института им. В. П. Потемкина, М. 1953, т. XX, вып. 2.)

В 1881 г. в "Записке о положении драматического искусства в России в настоящее время" Островский писал: "Историк передает, что было: драматический поэт показывает, как было, он переносит зрителя на самое место действия и делает его участником события. Не всякий человек растрогается, прочитав, что Минин в нижегородском кремле собирал добровольные приношения на священную войну, что несли ему кто мог, и бедные и богатые, что многие отдавали последнюю копейку, но тот же самый простой человек непременно прослезится, когда увидит Минина живого, услышит его горячую, восторженную речь, увидит, как женщины кладут к его ногам ожерелья, как бедняки снимают свои медные кресты с шеи на святое дело" (т. XII, стр. 122).

Первой законченной исторической пьесой Островского явилась драматическая хроника "Козьма Захарьич Минин, Сухорук".

Работе над этой пьесой предшествовало тщательное изучение исторических источников. М. И. Семевский в письме к своему учителю Г. Е. Благосветлову от 19 ноября 1855 г. писал: "Был у Островского. Застал его за выписками из актов археографической комиссии (точнее - экспедиции. - А. Р.); толковали о множестве изданных ныне материалов отечественной истории... Островский, любя отчизну, ревностно занимается памятниками нашей старины" (Рукописный отдел Института русской литературы АН СССР (Пушкинского дома). Письма М. И. Семевского к родителям и Г. Е. Благосветлову). В актах археографической экспедиции, содержащих разнообразный документальный материал за 1294-1700 гг., драматург почерпнул "не только имена действующих лиц, но и подробности относительно их общественного положения, а что касается гонцов, то и главные очертания их характеров" (Н. П. Кашин, "Драматическая хроника Островского "Козьма Захарьич Минин, Сухорук" и ее источники", СПБ 1910, стр. 5).

Кроме "Актов археографической экспедиции", Островский использовал для своей пьесы летописи ("Никоновскую летопись", "Новый летописец", составленный в царствование Михаила Федоровича и изданный по списку князя М. А. Оболенского в 1853 г.). исторические повести ("Иное сказание о самозванцах", "Летопись о многих мятежах") и многие другие материалы: например, для образа Марфы Борисовны - "Житие Юлианин Лазаревской" (умерла в 1604 г.), написанное ее сыном дворянином из боярских детей Калистратом Осорьиньм.

В 1855 г., работая над пьесой "Козьма Захарьич Минин, Сухорук", Островский предполагал закончить ее к 15 апреля 1856 г. Но путешествие по Волге (1856-1857) прервало его работу над этой пьесой. "Что же касается до драмы его "Минин",- извещал 15 июня 1856 г. М. И. Семевский Г. Е. Благосветлова,- то, сколько можно было заметить, Александр Николаевич, придавая ей особенно серьезное значение, трудится над ней не торопясь, по пословице: поспешишь - людей насмешишь" (Рукописный отдел Института русской литературы АН СССР (Пушкинского дома). Письма М. И. Семевского к родителям и Г. Е. Благосветлову).

24 января 1858 г. драматург сообщал Н. А. Некрасову; "Я постом окончу "Минина" непременно" (т. XIV, стр. 68). Однако к этому сроку пьеса не была завершена. 26 октября 1861 г. Островский в письме к начальнику репертуарной части петербургских императорских театров П. С. Федорову писал: "...на днях я оканчиваю "Минина", который мне стоит многолетних трудов" (т. XIV, стр. 92). Но "Минин" был закончен лишь 9 декабря 1861 г.

В процессе работы над пьесой он отметил для себя: "О народе и сказать все, что можно" (Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. А. Н. Островский, "Козьма Захарьич Минин, Сухорук"), Руководствуясь этой мыслью, драматург показывает в пьесе, что освободителем отечества от иностранных интервентов явился простой народ.

Драматическая хроника Островского о Минине, появившаяся в пору обостренной социально-политической борьбы, не удовлетворила ни левые, ни правые круги тогдашней общественности и литературной критики.

Консервативной дворянской общественности и критике претили в этой пьесе явные симпатии драматурга к простому народу, резкое обличение боярско-дворянских кругов и противопоставление им торгового сословия. Поэтому консервативная общественность не признавала за пьесой никаких достоинств.

Выразителем мнения этой части общества выступил поэт Н. Ф. Щербина, известный враждебностью к революционным демократам и неприязнью к Островскому, которого он называл "Гостинодворским Коцебу" (Н. Щербина, Стихотворения, М. 1937, стр. 189). В статье, напечатанной под псевдонимом "Н. Омега" в журнале "Библиотека для чтения", он пытался доказать, что драматическая хроника Островского не отражает духа эпохи, не заключает в себе ничего драматического, почти лишена характеров, чужда подлинной поэзии, ординарна по языку и бесцветна по стиху. Главное действующее лицо хроники - Минин - "выходит какою-то смесью Русакова с Жанной д'Арк и даже иногда кажет себя человеком, начитавшимся современного нам поэта Н. А. Некрасова, как, например, в монологе, где он говорит о народной песне". Марфу Борисовну критик назвал "кокеткой на лампадном масле" ("Библиотека для чтения", 1862, No 6, "Современная летопись", стр. 12).

Прогрессивная критика не могла принять в "Минине" преувеличения роли религиозного чувства в действиях русских патриотов. Не удовлетворила ее и вялость в развитии действия пьесы. Так, критик журнала "Отечественные записки", обвиняя Островского в односторонне-религиозном освещении событий, заявлял, что все действующие лица пьесы "точно выпущены из монастыря и в земском деле видят одно религиозное дело... Этим-то религиозным чувством подвигается Нижний Новгород на то историческое событие, которое решает судьбу России. Так ли все это? Нет ли тут исторического обмана?.. И действительно, много других пружин упущено автором из виду... упущено единогласное желание всей земли, подготовленное Ляпуновым, отстаивать своя права. Упущена из виду сама земля... Не Петром Пустынником должен быть Минин, а человеком практически гениальным; не расплываться должен он в религиозных мечтаниях, а с страшной энергией человека, движущего массами, практического, должен быть проникнут той страстностью, силою, которая дышит в Пугачеве". Недостаток пьесы критик видел также в узости ее темы, в том, что действие происходит лишь в Нижнем Новгороде, в среде горожан-купцов, а драматическая борьба "совершается в душе Минина и ограничивается одним вопросом: идти или не идти на Москву". Это повело к "ужасным длиннотам". Но при всем том критик отметил и большие достоинства языка хроники. "Заслуга эта останется при г. Островском, - писал он. - Плавный, мягкий, звучный, не выписанный из летописей, но созданный под их влиянием и под влиянием нынешнего народного языка, он составляет действительное литературное приобретение" ("Отечественные записки", 1862, No 1, стр. 353-355).

Редакция "Отечественных записок" через семь месяцев напечатала еще более резкую статью о "Минине" критика В. К. Иванова.

В. К. Иванов упрекал Островского в том, что он, создавая свою пьесу, якобы "ограничился только несколькими страницами "Истории России с древнейших времен" Сергея Соловьева", не показал ни типов, ни драматической борьбы эпохи и исказил образ Минина, положив в основу его действий "фанатическое верование в привидения". Критик утверждал, что в "Минине" нет "ни хроники, ни драмы", ни "самого Минина", так как вместо Минина, хотя и очень религиозного, но по преимуществу политического деятеля, в пьесе выступает какой-то сентиментально-чувствительный ритор, "произносящий скучные и однообразные речи весьма посредственными стихами" ("Отечественные записки", 1862, No 8, "Современная политика", стр. 215, 241, 244-246).

И. С. Тургенев с большим нетерпением ждал появления "Минина", но, прочтя его, разочаровался. "На днях, - писал он Ф. М. Достоевскому 2 марта, - я прочел "Минина" - и, говоря по совести, остался холоден. Стихи удивительные, язык прекрасный - но где жизнь, разнообразие и движение каждого характера, где драма, где история, наконец? Я совсем другого ожидал от Островского - я никак не думал, что и он станет вытягивать каждый характер в одну струнку. Есть места чудесные - надо всем произведением веет чем-то чистым, русским, мягким - но этого мало... особенно от Островского этого мало" (И. С. Тургенев, Собр. соч. в 12 томах, т. 12, М. 1958, стр. 333).

Наиболее передовую, революционную часть прогрессивной общественности не удовлетворяло не только преувеличение в пьесе роли религии в исторических событиях, но и умаление роли народных масс за счет излишнего выдвижения личности выборного - Кузьмы Минина. Особенно резким был отзыв Д. И. Писарева, отождествившего "Минина" с реакционной мелодрамой Н. Кукольника "Рука всевышнего отечество спасла". Писарев возмущался тем, что "у г. Островского на первом плане колоссальный Минин, за ним - его страдания наяву и видения но сне, а совсем назади два-три карапузика изображают русский народ, спасающий отечество. По-настоящему следовало бы всю картину перевернуть, потому что в нашей истории Минин, а во французской - Иоанна д'Арк понятны только как продукты сильнейшего народного воодушевления" ("Русское слово", 1864, No 3. отд. II, стр. 37).

Островский не соглашался с доводами критики о преувеличении в пьесе религиозных мотивов. В конце 1862 г. он писал А. А. Григорьеву: "Неуспех "Минина" я предвидел и не боялся этого: теперь овладело всеми вечевое бешенство, и в Минине хотят видеть демагога. Этого ничего не было, и лгать я не согласен. Подняло в то время Россию не земство, а боязнь костела, и Минин видел в земстве не цель, а средство. Он собирал деньги на великое дело, как собирают их на церковное строение... Оппозиция как личная, так и общинная перед целым рядом самодурств (начиная от свято-благодушествующего и до зверски-дикого) была у нас слаба и оставила по себе весьма бледные краски. Да и те я соберу и покажу - и опять потерплю неуспех, да зато уж тем дело и кончится; ругаться будут, а вернее и русее никто не покажет" (т. XIV, стр. 104- 105).

В защиту "Минина", в пору его появления, выступили лишь П. В. Анненков и А. Григорьев.

П. В. Анненков, либеральный критик, доказывал, что Островский правильно изобразил народно-патриотическое движение, начавшееся в Нижнем Новгороде, обнаружил "верное понимание задачи, когда сохранил Минину его эпическую физиономию, добавив ее только теми чертами, которые составляют ее же естественную принадлежность", и создал "первый серьезный опыт русской исторической драмы после "Бориса Годунова" Пушкина". Критик отмечал и недостатки пьесы, которые он видел по преимуществу в том, что вся ее перспектива "вполне открывается зрителю с первых же сцен", а также в том, что в ней слишком мало места и значения отведено "элементу противоборствующему, который существовал в то время и существует при каждом историческом явлении". Но в то же время он полагал, что эти недостатки определены в основном условиями избранного Островским жанра хроники и "как неизбежные, почти перестают быть недостатками". К частным недостаткам пьесы Анненков относил неясность и незавершенность образа Марфы Борисовны ("Русский вестник", 1862, No 9, стр. 410-412).

А. Григорьев, критик славянофильского направления, оценил хронику "Минин" как "великое произведение", как подлинную национальную драму, в которой прошлое воспроизведено в исторической и ху