дожественной истинности. Он писал об "изумительной целости великой исторической картины", нарисованной в этой пьесе, где, по его мнению, "не в пример другим историческим картинам великих мастеров искусства, даже частный эпизод любви сливается с целым" и где правда проявляется во всем ее "тоне", "колорите" и "высокопоэтической" речи ("Якорь", 1863, No 2, стр. 22-23. См. также: "А. Григорьев. Материалы для биографии", Пг. 1917, стр. 281, 290, 297).
Только что назначенный тогда министром народного просвещения А. В. Головнин, умеренный либерал, прочтя драматическую хронику Островского в "Современнике", решил представить ее за патриотическое направление царю.
На представление А. В. Головнина царь ответил унизительным по своей незначительности подарком Островскому бриллиантового перстня ценою в четыреста пятьдесят рублей. Царский подарок Островский воспринял как очередное оскорбление и назвал его в не дошедшем до нас письме к брату M. H. Островскому - "пошлым". M. H. Островский, утешая драматурга, указывал на важность высочайшего внимания: "Ты пишешь, что известие о перстне на тебя неприятно подействовало: ты не ожидал такого пошлого конца... Но в настоящую минуту ничего другого ожидать было нельзя, и важность совсем не в перстне, а в том, что на тебя обращено внимание, что может быть весьма полезно при столкновениях твоих с цензурой или дирекцией" (Государственный центральный театральный музей им. А. А. Бахрушина. Письмо М. Н. Островского к А. Н. Островскому от 24 февраля 1862 г.).
Царское "благоволение" было официальным признанием благонадежности пьесы, и дирекция императорских театров, казалось бы, должна была немедленно предложить Островскому постановку его драматической хроники в Петербурге и в Москве, во предложения не последовало. Демократизм пьесы, утверждение в ней силы и величия народа, изображение Минина защитником обездоленных и угнетенных боярской властью, не могли нравиться дирекции императорских театров. К тому же было ясно, что царское "благоволение" носило формальный характер.
Политические события, развертывавшиеся в стране, укрепляли дирекцию в ее отрицательном решении. Нарастали крестьянские волнения, а в январе 1863 г. вспыхнуло восстание в Польше. В связи с этим усилились репрессии против прогрессивной печати и передовой общественности.
Не получив предложения со стороны дирекции императорских театров, Островский начинает сам добиваться продвижения хроники на сцену. Он посылает пьесу в Театрально-литературный комитет, где она была одобрена 13 июля 1863 г. Вслед за этим пьеса была послана в драматическую цензуру.
О положительном и скором отзыве деятельно хлопотали в цензуре друзья Островского - Ф. А. Бурдин и И. Ф. Горбунов. После царского "благоволения" положительный отзыв на пьесу уже не составлял риска. И все же цензор И. А. Нордстрем задерживал отзыв более двух месяцев.
Наконец Нордстрем написал отзыв, в котором он, явно в интересах Островского, подчеркивал религиозные мотивы пьесы и совершенно обходил ее глубоко демократический пафос. Однако он исключил из пьесы следующее место:
"Лыткин
Теперь такое время, Петр Аксеныч,
Хорошему не верь, а что дурное
Услышишь, это, брат, уж верно правда.
Темкин
Так подошло, хоть не живи на свете!
Аксенов
Бедам конца не видно. Знать, Господь
Нам прегрешений наших не отпустит
И до конца нас хочет погубить".
(д. 1, явл. 3.)
Но управляющий III отделением царской канцелярии А. Л. Потапов не решился дозволить пьесу к представлению. Принимая во внимание крайнюю напряженность политической обстановки в стране, он, ввиду отсутствия в Петербурге в это время шефа жандармов князя В. А. Долгорукова, счел необходимым проконсультироваться с министром двора графом В Ф Адлербергом. Адлерберг поддержал опасения Потапова. Оба они побоялись показать на сцене народного вожака Минина, устрашились критики дворянства. Историческая хроника Островского оказалась слишком злободневной. Постановка ее на сцене была признана несвоевременной, и на одобрительном рапорте Нордстрема появилась отрицательная резолюция: "Вследствие словесного объяснения с г. Министром императорского двора запретить. 6 октября 1863 г. Потапов".
Бурдин, возмущенный запрещением пьесы, послал Островскому 9 октября следующее письмо:
"Минин" запрещен! Я сейчас из цензуры - это дело вопиющее - в рапорте сказано, что пиеса безукоризненно честная, исполнена искренних, высоких и патриотических идей - и все-таки запрещена - почему, этого никто не знает!
Стыд тебе, позор, бесчестье на всю жизнь, если ты это дело оставишь так! Лучше разбить чернильницу, сломать перья, отказаться от всякой деятельности, чем переносить такие интриги и несправедливости!.. Что за несчастная русская сцена - ты единственное лицо, которым она дышит, и с тобой так поступают. Это не возможно ни с кем и нигде! Для тебя и всех драматических писателей это вопрос быть или не быть! Ставя высоко драматическое дело - ты не должен, ты не смеешь его бросить без внимания" ("А. Н. Островский и Ф. А. Бурдин. Неизданные письма", М. - Пг. 1923, стр. 18).
Островский приехал в Петербург 23 октября 1863 г., пробыл там более двух недель, но добиться разрешения пьесы для сцены не мог.
В начале февраля 1864 г. Островский делает попытку возобновить хлопоты о "Минине" и просит Бурдина: "Спроси как-нибудь, при случае, у Федорова, не может ли он сказать чего-нибудь о судьбе "Минина" хоть в будущем" (т. XIV, стр. 1 12). Но П. С. Федоров ничего утешительного драматургу не сообщил.
Пьеса в этой редакции так и не увидела сцены.
[1] Земский староста - выборное административное лицо в Русском государстве XVI-XVII вв. Вместе с целовальниками и земским дьяком вершил суд по всем делам, кроме "разбойных", а также ведал раскладкой и сбором податей.
[2] Адамант - алмаз, бриллиант.
[3] Мурин - То же, что "нечистый". (Прим. А. Н. Островского.)
[4] Поднизи - нити или сетки с нанизанным жемчугом или бисером на головном уборе женщины.
[5] Ферязь - старинная русская одежда (мужская и женская) с длинными рукавами, без воротника и перехвата.
[6] Камка - шелковая китайская ткань с разводами.
[7] Хоботье - здесь: домашняя рухлядь.
[8] Тельник - нательный крест.
[9] Кортома - аренда, оброк, налог.