Гоголь Николай Васильевич - Драматические отрывки и отдельные сцены

странно, что Лукьян Федосеевич так дурно играет. Ведь нельзя сказать, чтобы он был без ума. Человек тонкий и в обращении...

   Иван Петрович. И прибавьте: больших сведений! человек, каких, сказать по секрету, у нас мало на Руси. Были ли у его высокопревосходительства?

   Александр Иванович. Был. Я теперь только от него. Сегодня поутру было немножко холодненько. Ведь я, как, думаю, вам известно, имею обыкновение носить лосинную фуфайку: она гораздо лучше фланелевой и притом не горячит. По этому-то случаю я велел себе подать шубу. Приезжаю к его высокопревосходительству - его высокопревосходительство еще спит. Однако ж я дождался. Ну, тут пошли рассказы о том и о сём.

   Иван Петрович. А про меня не было ничего говорено?

   Александр Иванович. Как же, было и про вас. Да еще прелюбопытный вышел разговор.

   Иван Петрович (оживляется). Что, что такое?

   Александр Иванович. Позвольте, позвольте рассказать по порядку. Тут презанимательная вещь. Его высокопревосходительство, между прочим, спросил, где я бываю, что так давно он меня не видит? и пожелал узнать о вчерашней вечеринке, и кто был? Я сказал: "Были, ваше высокопревосходительство, Павел Григорьевич Борщов, Илья Владимирович Бубуницын". Его высокопревосходительство после каждого слова говорил: "Гм!" Я сказал: "И еще был один известный вашему высокопревосходительству..."

   Иван Петрович. Кто ж это такой?

   Александр Иванович. Позвольте! что ж бы, вы думали, оказал на это его высокопревосходительство?

   Иван Петрович. Не знаю.

   Александр Иванович. Он сказал: "Кто ж бы это такой?". "Иван Петрович Барсуков", отвечал я. "Гм! - сказал его высокопревосходительство,- это чиновник и притом..." (Поднимает вверх глаза.) Довольно хорошо у вас потолки расписаны: на свой или хозяйский счет?

   Иван Петрович. Нет, ведь это казенная квартира.

   Александр Иванович. Очень, очень не дурно: корзиночка, лира, вокруг сухарики, бубны и барабан! очень, очень натурально!

   Иван Петрович (с нетерпением). Так что же сказал его высокопревосходительство?

   Александр Иванович. Да, я и позабыл. Что ж он сказал?

   Иван Петрович. Сказал "гм!" его высокопревосходительство; "это чиновник..."

   Александр Иванович. Да, да, "это чиновник", ну "и... служит у меня". После того разговор не был уже так интересен и начался об обыкновенных вещах.

   Иван Петрович. А больше ничего не заговаривал обо мне?

   Александр Иванович. Нет.

   Иван Петрович (про себя). Ну, покамест еще не много. Господи боже мой! ну что, если бы сказал он: "Такого-то Барсукова, в уважение тех и тех и прочих заслуг его, представляю..."

  

  

  

   Иван Петрович. Войдите, войдите; ничего, пожалуйте сюда: что, это для доклада?

   Шрейдер. Для подписания. Здесь отношение в палату и рапорт управляющему.

   Иван Петрович (между тем читает). "...Господину управляющему..." Это что значит? у вас поля по краям бумаги неровны. Как же это? Знаете ли, что вас можно посадить под арест?.. (Устремляет на него глубокомысленный взор.)

   Шрейдер. Я говорил об этом Ивану Ивановичу: он мне сказал, что министр не будет смотреть на эту мелочь.

   Иван Петрович. Мелочь! Ивану Ивановичу хорошо так говорить. Я сам то же думаю: министр точно не войдет в это. Ну, а вдруг вздумается!

   Шрейдер. Можно переписать; только будет поздно. Но так как изволили сами сказать, что министр не войдет...

   Иван Петрович. Так! это всё правда. Я с вами совершенно согласен: он не займется этими пустяками. Ну, а в случае, так ему придется: "Дай-ка посмотрю, велико ли место остается для полей?"

   Шрейдер. Если так, я сейчас перепишу.

   Иван Петрович. То-то, если так. Ведь я с вами говорю и объясняюсь, потому что вы воспитывались в университете. С другим бы я не стал тратить слов.

   Шрейдер. Я осмелился только потому, что г. министр...

   Иван Петрович. Позвольте, позвольте! Это совершенная истина: я с вами не спорю ни на волос. Так, министр на это никогда не посмотрит и не вспомнит даже про это. Ну, а вдруг... Что тогда?

   Шрейдер. Я перепишу. (Уходит.)

  

  

   Иван Петрович (пожимая плечами, оборачивается к Александру Ивановичу). Всё еще ветер ходит в голове! Порядочный молодой человек, недавно из университета, но вот тут ("показывает на лоб) нет. Вы себе не можете представить, почтеннейший Александр Иванович, скольких трудов мне стоило привесть всё это в порядок; посмотрели бы вы, в каком виде принял я нынешнее место! Вообразите, что ни один канцелярский не умел порядочно буквы написать. Смотришь: иной к перенесет в другую строку, иной в одной строке пишет: ci, a в другой: ятельству. Словом сказать: это был ужас! столпотворение вавилонское! Теперь возьмите вы бумагу: красиво! хорошо! душа радуется, дух торжествует. А порядок? порядок во всем!

   Александр Иванович. Так вам чины, можно сказать, потом и кровью достались.

   Иван Петрович (вздохнув). Именно, потом и кровью. Что ж будете делать, ведь у меня такой характер. Чем бы я теперь не был, если бы сам доискивался? У меня бы места на груди не нашлось для орденов. Но что прикажете! не могу! Стороною я буду намекать часто, и экивоки подпускать, но сказать прямо, попросить чего непосредственно для себя... нет, это не мое дело! Другие выигрывают беспрестанно... А у меня уж такой характер: до всего могу унизиться, но до подлости никогда! (Вздохнувши.) Мне бы теперь одного только хотелось - если б получить хоть орденок на шею. Не потому, чтобы это слишком занимало, но единственно, чтобы видели только внимание ко мне начальства. Я вас буду просить, великодушнейший Александр Иванович, этак, при случае, натурально мимоходом, намекнуть его высокопревосходительству: что у Барсукова-де в канцелярии такой порядок, какой вы редко где встречали, или что-нибудь подобное.

   Александр Иванович. С большим удовольствием, если представится случай...

  

  

  

  

   Катерина Александровна (увидев Александра Ивановича). А! Александр Иванович! Боже мой, как давно мы не видались! позабыли меня! Что Наталья Фоминишна?

   Александр Иванович. Слава богу! неделю, впрочем, назад было захворала.

   Катерина Александровна. Э!

   Александр Иванович. В груди под ложечкой сделалась колика и стеснение. Доктор прописал очистительное и припарку из ромашки и нашатыря.

   Катерина Александровна. Вы бы попробовали омеопатического средства.

   Иван Петрович. Чудно, право, как подумаешь, до чего не доходит просвещение. Вот, ты говоришь, Катерина Александровна, про меопатию. Недавно был я в представлении. Что ж бы вы думали? Мальчишка, росту, как бы вам сказать, вот этакого (показывает рукою), лет трех не больше; посмотрели бы вы, как он пляшет на тончайшем канате! Я вас уверяю сурьезно, что дух занимается от страха.

   Александр Иванович. Очень хорошо ноет Мелас.

   Иван Петрович (значительно). Мелас? о да! с большим чувством!

   Александр Иванович. Очень хорошо.

   Иван Петрович. Заметили ли вы, как она ловко берет вот это? (Вертит рукою перед глазами.)

   Александр Иванович. Именно, это она удивительно хорошо берет. Однако уж скоро два часа.

   Иван Петрович. Куда же это вы, Александр Иванович?

   Александр Иванович. Пора! Мне нужно еще места в три заехать до обеда.

   Иван Петрович. Ну, так до свидания. Когда ж увидимся? Да, я и позабыл: ведь мы завтра у Лукьяна Федосеевича?

   Александр Иванович. Непременно. (Кланяется.)

   Катерина Александровна. Прощайте, Александр Иванович!

   Александр Иванович (в лакейской, накидывая шубу). Не терплю я людей такого рода. Ничего не делает, жиреет только, а прикидывается, что он такой, сякой, и то наделал, и то поправил. Вишь чего захотел! ордена! И ведь получит, мошенник! получит! Этакие люди всегда успевают. А я? а? ведь пятью годами старее его по службе и до сих пор не представлен. Какая противная физиономия! И разнежился: ему совсем не хотелось бы, но только для того, чтобы показать внимание начальства. Еще просит, чтобы я замолвил за него. Да, нашел кого просить, голубчик! Я таки тебе удружу порядочно, и ты таки ордена не получишь! не получишь! (Подтвердительно ударяет несколько раз кулаком по ладони и уходит.)

  

  

  

  

  

   Что это у меня? точно отрыжка! вчерашний обед засел в горле; эти грибки да ботвинья... Ешь, ешь, просто, чорт знает, чего не ешь! (икает). Вот оно! (икает) еще! (икает) еще раз! (икает). Ну, теперь в четвертый! (икает). Туды к чорту, и в четвертый! Прочитать еще "Северную Пчелу", что там такое? Надоела мне эта "Северная Пчела": точь-в-точь баба, засидевшаяся в девках. (Читает и вскрикивает:) Крахманову награда! а? Петрушке Крахманову! Вот каким был мальчишкой (показывает рукой), я поместил сам его кадетом в корпус, а? (Продолжает читагь и вскрикивает, вытаращив глаза.) Что это? что это? Неужели Бурдюков? Да, он, Павел Петрович Бурдюков, произведен! а? каково? Взяточник, два раза был под судом, отец - вор, обокрал казну, гнуснейший человек, какого только можно представить себе,- каково? И ведь весь свет почитает его за прямодушного человека! Подлец! Говорит: "Дело Бухтелева решено не так, сенат не вникнул" - а? Просто, подлец, узнал, что на мою долю пришлось двадцать тысяч, так вот зачем не ему! Как собака на сене: ни себе, ни другим. Ну, да я знаю тебя, ступай морочь других, прикидывайся перед другими. Я слышал про тебя кое-что такое. Право, досадно, что заглянул в газету, прочитаешь - чувствуешь тоску, гадость - и больше ничего. Эй, Андрей!

  

  

  

   Лакей (входя). Чего изволите-с?

   Пролетов. Возьми вон эту газету! И к чему, зачем ты принес эту газету? Дурак эдакий! (Андрей уносит газету.) Каков Бурдюков, а? Вот кого, не говоря дальних слов, упрятал бы в Камчатку. С большим наслаждением, признаюсь, нагадил бы ему, хоть сию минуту, да вот до сих пор нет, да и нет случая. Что прикажешь делать? Разгневался бог. А я бы тебя погладил, мазнул бы тебя по губам. Да уж и губы зато какие! как у вола, у канальи.

   Лакей. Бурдюков приехал.

   Пролетов. Что?

   Лакей. Бурдюков приехал.

   Пролетов. Что ты вздор несешь!

   Лакей. Так точно-с.

   Пролетов. Врешь ты, дурак! Бурдюков, ко мне? Павел Петрович Бурдюков!

   Лакей. Нет, не Павел Петрович, а другой какой-то.

   Пролетов. Какой другой?

   Лакей. Да вот извольте сами видеть: он здесь.

   Пролетов. Проси.

  

  

  

   Бурдюков. Прошу извинить за беспокойство, что наношу вам. Обстоятельства и дела понудили оставить городишку. Приехал просить личной помощи, заступничества.

   Пролетов (в сторону). Это точно другой; а есть, однако же, какое-то сходство. (Вслух.) Что прикажете? в чем могу быть вам полезным?

   Бурдюков (с пожатием плеч). Дело, тяжба!

   Пролетов. Тяжба? с кем?

   Бурдюков. С родным братом.

   Пролетов. Прежде позвольте узнать фамилию, а потом изъясните свое дело. Прошу покорно садиться.

   Бурдюков. Фамилия: Бурдюков, Христофор Петров сын, а дело с родным братом Павлом Петровым Бурдюковым.

   Пролетов. Что вы!! что? нет!

   Бурдюков. Да что ж вы на меня уставили глаза? или думаете, я бы захотел оставлять напрасно Тамбов и скакать на почтовых?

   Пролетов. Господи благослови вас за такое доброе дело! Позвольте с вами покороче познакомиться. Умнее этого дела вы не могли никогда бы придумать. Вот рассказывай теперь, что нет великодушия и справедливости, а это что же? Ведь вот родной брат, узы крови, связи, а ведь не пощадил! На брата - процесс! Позвольте вас обнять.

   Бурдюков. Извольте! я сам обниму вас за такую готовность. (Обнимаются.) А прежде, признаюсь, взглянувши на вашу физиономию, никак нельзя было думать, чтобы вы были путный человек.

   Пролетов. Вот тебе раз! как так?

   Бурдюков. Да сурьезно. Позвольте спросить: верно, покойница матушка ваша, когда была брюхата вами, перепугалась чего-нибудь? Пролетов. Что за чепуху несет он?

   Бурдюков. Нет, я вам скажу, вы не будьте в претензии, это очень часто случается. Вот у нашего заседателя вся нижняя часть лица баранья, так сказать, как будто отрезана и поросла шерстью совершенно, как у барана. А ведь от незначительного обстоятельства: когда покойница рожала, подойди к окну баран, и нелегкая подстрекни его заблеять.

   Пролетов. Ну, оставим в покое заседателя и барана. Как же я рад!

   Бурдюков. А уж я как рад, приобретши такое покровительство! Теперь только, как начинаю всматриваться в вас, вижу, что лицо ваше как будто знакомо: у нас в карабинерном полку был поручик, вот, как две капли воды, похож на вас! Пьяница страшнейший, то есть я вам скажу, что дня не проходило, чтобы у него рожа не была разбита.

   Пролетов (в сторону). У этого уездного медведя, как видно, нет совсем обычая держать язык за зубами. Вся дрянь, какая ни есть на душе,- у него на языке. (Вслух.) Времени у меня немного, пожалуйста, приступим же к делу.

   Бурдюков. Позвольте, сидя не расскажешь. Это дело казусное! Знавали ли в Устюжском уезде помещицу Евдокию Малафеевну Жеребцову? не знали,- хорошо. Она доводится родной теткой мне и бестии, моему брату. У ней ближайшими наследниками я да брат - изволите видеть: вот оно куды пошло! Кроме того, еще сестра, что вышла за генерала Повалищева; ну, о той ни слова, та и без того получила следуемую ей часть. Позвольте: вот этот мошенник, брат, он на это хоть чорту в дядьки годится, вот и подъехал он к ней: "Вы-де, тетушка, уже прожили, слава богу, семьдесят лет; где уже вам в таких преклонных летах мешаться самим в хозяйство: пусть лучше я буду приберегать и кормить". Бона! замечайте, замечайте! переехал к - ней в дом, живет и распоряжается, как настоящий хозяин. Да вы слышите ли это?

   Пролетов. Слышу.

   Бурдюков. То-то! Да. Вот занемогает тетушка, отчего бог знает, может быть, он сам и подсунул ей чего-нибудь. Мне дают уже знать стороною. Замечайте! Приезжаю; в сенях встречает меня эта бестия, то есть брат, в слезах, так весь и заливается; и растаял, и говорит: "Ну,- говорит,- братец, навеки мы несчастны с тобою: благодетельница наша"...- "Что, отдала богу душу?" - "Нет, при смерти". Я вхожу, и точно, тетушка лежит на карачках и только глазами хлопает. Ну, что ж? плакать? Не поможет. Ведь не поможет?

   Пролетов. Не поможет.

   Бурдюков. Ну что ж? нечего делать! так, видно, богу угодно! Я приступил поближе. "Ну,- говорю,- тетушка, мы все смертны, один бог, как говорят, не сегодня, так завтра властен в нашей жизни: так не угодно ли вам заблаговременно сделать какое-нибудь распоряжение?" Что ж тетушка? Я вижу, не может уже языком поворотить, и только сказала: "э... э... в... э..." А эта шельма, что стоял возле кровати ее, брат, говорит: "Тетушка сим изъясняет, что она уже распорядилась". Слышите, слышите!

   Пролетов. Как же, да ведь она разве сказала это?

   Бурдюков. Кой чорт сказала! Она сказала только "э... э... э..." Я всё подступаю: "Но позвольте же узнать, тетушка, какое же это распоряжение?" Что ж тетушка? Тетушка опять отвечает: "э, э, э". А тот подлец опять: "Тетушка говорит, что всё распоряжение по этой части находится в духовном завещании". Слышите? слышите? Что ж мне было делать? я замолчал и не сказал ни слова.

   Пролетов. Однако ж, позвольте: как же вы не уличили тут же их во лжи?

   Бурдюков. Что ж? (Размахивает руками.) Стали божиться, что она точно всё это говорила. Ну ведь... и поверил.

   Пролетов. А духовное завещание распечатали?

   Бурдюков. Распечатали.

   Пролетов. Что ж?

   Бурдюков. А вот что. Как только всё это, как следует, христианским долгом было отправлено, я говорю, что не пора ли прочесть волю умершей. Брат ничего и говорить не может: страданья, отчаянья такие, что люли только! "Возьмите, говорит, читайте сами". Собрались свидетели и прочитали. Как же бы вы думали было написано завещание? А вот как: "Племяннику моему, Павлу Петрову сыну Бурдюкову" - слушайте! - "в возмездие его сыновних попечений и неотлучного себя при мне обретения до смерти" - замечайте! замечайте! - "оставляю во владение родовое и благоприобретенное имение мое в Устюжском уезде..." вона! вона! вона куды пошло! - "пятьсот ревизских душ, угодья и прочее". А? слышите ли вы это? "Племяннице моей, Марии Петровой дочери Повалищевой, урожденной Бурдюковой, оставляю следуемую ей деревню изо ста душ. Племяннику" - вона! замечайте! вот тут настоящий типун! - "Христофору сыну Петрову Бурдюкову" - слушайте, слушайте!- "на память обо мне"...- ого! го! - "завещаю: три штаметовые юбки и всю рухлядь, находящуюся в амбаре, как-то: пуховика два, посуду фаянсовую, простыни, чепцы", и там чорт знает еще какое тряпье! А? как вам кажется? я спрашиваю: на кой чорт мне штаметовые юбки?

   Пролетов. Ах, он мошенник этакий! Прошу покорно!

   Бурдюков. Мошенничество - это так, я с вами согласен; но спрашиваю я вас: на что мне штаметовые юбки? Что я с ними буду делать? разве себе на голову надену!

   Пролетов. И свидетели подписались при этом?

   Бурдюков. Как же, набрал какой-то сволочи.

   Пролетов. А покойница собственноручно подписалась?

   Бурдюков. Вот то-то и есть, что подписалась, да чорт знает как!

   Пролетов. Как?

   Бурдюков. А вот как: покойницу звали Евдокия, а она нацарапала такую дрянь, что разобрать нельзя.

   Пролетов. Как так?

   Бурдюков. Чорт знает что такое: ей нужно было написать: "Евдокия", а она написала: "обмокни".

   Пролетов. Что вы!

   Бурдюков. О, я вам скажу, что он горазд на всё. "А племяннику моему Христофору Петрову три штаметовые юбки!"

   Пролетов (в сторону). Молодец, однако ж, Павел Петрович Бурдюков, я бы никак не мог думать, чтобы он ухитрился так!

   Бурдюков (размахивая руками). "Обмокни!" Что ж это значит? Ведь это не имя: "обмокни"?

   Пролетов. Как же вы намерены поступить теперь?

   Бурдюков. Я подал уже прошение об уничтожении завещания, потому что подпись ложная. Пусть они не врут: покойницу звали Евдокией, а не "обмокни".

   Пролетов. И хорошо! Позвольте теперь мне за всё это взяться. Я сейчас напишу записку к одному знакомому секретарю, а вы между тем доставьте мне копию с завещания вашего.

   Бурдюков. Несказанно обязан вам! (Берется за шапку.) А ;в которые двери нужно выходить- в те или в эти?

   Пролетов. Пожалуйте в эти.

   Бурдюков. То-то. Я потому спросил, что мне нужно еще будет по своей надобности. До свидания, почтеннейший. Как вас? Я всё позабываю!

   Пролетов. Александр Иванович.

   Бурдюков. Александр Иванович! Александр Иванович есть Прольдюковский, вы не знакомы с ним?

   Пролетов. Нет.

   Бурдюков. Он еще живет в пяти верстах от моей деревни. Прощайте!

   Пролетов. Прощайте, почтеннейший, прощайте!

  

  

   Вот неожиданный клад! вот подарок! Просто бог на шапку послал. Странно сказать, а по душе чувствуешь такое какое-то эдакое неизъяснимое удовольствие, как будто или жена в первый раз сына родила, или министр поцеловал тебя при всех чиновниках в полном присутствии. Ей-богу! эдакое магнетическое какое-то! Эй, Андрей! ступай сейчас к моему секретарю и проси его сюда. Слышишь? Да постой: вот тебе на водку, напейся пьян, как стелька,- для сегодняшнего дня я тебе позволяю; а вот еще сыну на пряники. Да скажи секретарю, чтобы - сейчас, самонужнейшее дело. А, наконец-таки, насилу! и на нашу улицу пришло веселье! Постой же, теперь я сяду играть, да и посмотрим, как ты будешь подплясывать. А уж коли из сенатских музыкантов наберу оркестр, так ты у меня так запляшешь, что во всю жизнь не отдохнут у тебя бока.

  

  

  

  

  

  

   Григорий. Ступай, отвори дверь! звонят!

   Петр. Да ты что сидишь? На ногах у тебя пузыри, что ли? встать не можешь?

   Иван (махнув рукой). Ну, уж я пойду, так и быть, отворю! (Отворяя дверь, вскрикивает.) Это Андрюшка!

   Чужой слуга (входит в картузе, в шинели и с узелком в руке.).

   Григорий. А, московская ворона! откуда тебя принесло?

   Чужой слуга. Ах ты, чухонский сын! Побегал бы ты с мое. Вон (подымая узелок) к цветочнице велела снесть, что на Петербургской. Небось, четвертака на извозчика не даст. Да и к вашему тож. Что, спит?

   Григорий. Кто? медведь? Нет, еще не рычал из берлоги.

   Петр. Правда ли, что барыня ваша дает вам чулки штопать? (Все смеются.)

   Григорий. Ну уж ты, брат, будь теперь штопальница. Уж мы так и звать тебя будем.

   Чужой лакей. Врешь, а вот же и не штопал никогда.

   Петр. Да ведь у вас известно: дворовый человек до обеда повар, а после обеда уж он кучер, или лакей, или башмаки шьет.

   Чужой лакей. Ну дак что ж, ремесло другому не помешает. Не сидеть же без дела. Конечно, я и лакей, да и женский портной вместе. И на барыню шью и на других тоже - копейку добываю. А вы что, ведь вот ничего ж не делаете.

   Григорий. Нет, брат, у хорошего барина лакея не займут работой, на то есть мастеровой. Вон у графа Булкина тридцать, брат, человек слуг одних, и уж там, брат, нельзя так: "Эй Петрушка, сходи-ка туды". "Нет,- мол, скажет,- это не мое дело; извольте-с приказать Ивану". Вон оно как. Вот оно что значит, если барин хочет жить, как барин. А вон ваша пиголица из Москвы приехала, коляска-то орех раскушенный, веревками хвосты лошадям позавязаны. (Смеются.)

   Чужой лакей. Ну, ты смехун, смехун! Что ж из того, что лежишь весь день, ведь за то ж ни копейки за душой у тебя нет.

   Григорий. Да на что ж мне твоя копейка? А барин-то зачем? Ведь жалованье-то уж он мне выдаст, хоть я работай или не работай. А копить мне на старость зачем? Что ж за барин, коли уж пенсиона слуге не выдаст за службу.

   Чужой лакей. Что? говорят, ребята бал затеяли?

   Петр. Да. А ты будешь?

   Чужой лакей. Да ведь что ж этот бал! только, чай, слава, что бал.

   Григорий. Нет, брат, бал будет на всю руку. По целковому жертвуют и больше. Княжой повар дал пять рублей и сам берется стол готовить. Угощенье будет не то, что орехи, уж полпуда конфект купили, мороженого тоже... (Слышен тоненький звонок из барского кабинета.)

   Чужой лакей. Ступай, звонит барин.

   Григорий. Подождет. Лиминацию тоже зажгут. Музыку торговали, только не сошлись, баса нет, а то уж было... (Слышен звонок из кабинета громче прежнего.)

   Чужой лакей. Ступай, ступай! звонит.

   Григорий. Подождет. Ну, ты сколько даешь?

   Чужой лакей. Да ведь что ж этот бал, ведь это всё так.

   Григорий. Ну, развязывай мошну, ты, штопальница! Вон смотри, Петрушка, на него, какой он... (Тыкает на него пальцем; в это время отворяется дверь кабинета, и барин, в халате, протянувши руку, схватывает Григория за ухо. Все подымаются с своих мест.)

  

  

  

   Барин. Что вы, бездельники? Три человека, и хоть бы один поднялся с своего места. Я звоню, что есть мочи, чуть тесьмы не оборвал.

   Григорий. Да ничего не было слышно, судырь.

   Барин. Врешь!

   Григорий. Ей-богу! Что ж мне лгать? Вот Петрушка тоже сидел. Уж это такой колокольчик, судырь, никуды не годится: никогда ничего не слыхать. Нужно будет слесаря позвать.

   Барин. Ну, так позвать слесаря.

   Григорий. Да я уж сказывал дворецкому. Да ведь что ж? Ему говоришь, а ведь он еще и выбранит за это.

   Барин (увидя чужого лакея). Это что за человек?

   Григорий. Это-с человек от Анны Петровны, зачем-то пришел к вам.

   Барин. Что скажешь, брат?

   Чужой лакей. Барыня приказала кланяться и доложить, что будут сегодня к вам.

   Барин. Зачем, не знаешь?

   Чужой лакей. Не могу знать. Они только сказали: "Скажи Федору Федоровичу, что я приказала кланяться и буду к ним".

   Барин. Да когда, в котором часу?

   Чужой лакей. Не могу знать, в котором часу. Они сказали только, что доложи-де, говорит, Федору Федоровичу, что я, говорит, к ним сама-де буду у них-с...

   Барин. Хорошо. Петрушка, дай мне поскорей одеться: я иду со двора. А вы - не принимать никого! Слышишь, всем говорить, что меня нет дома! (Уходит; за ним Петрушка.)

  

  

   Чужой лакей (Григорию). Ну, видишь, ведь вот и досталось.

   Григорий (махнув рукой). А! уж служба такая! как ни старайся - всё выбранят. (В дверях, что у лестницы, раздается звонок.)

   Григорий. Вот опять какой-то чорт лезет. (Ивану.) Ступай, отворяй, что ж ты зеваешь. (Иван отворяет дверь; входит господин в шубе.)

  

  

  

   Господин в шубе. Федор Федорович дома?

   Григорий. Никак нет.

   Господин. Досадно. Не знаешь, куда уехал?

   Григорий. Неизвестно. Должно быть, в департамент. А как об вас доложить?

   Господин. Скажи, что был Невелещагин. Очень, мол, жалел, что "е застал дома. Слышишь? не позабудешь? Невелещагин.

   Григорий. Лентягин-с.

   Господин (вразумительно). Невелещагин.

   Григорий. Да вы немец?

   Господин. Какой немец! просто, русски?!: Не-ве-ле-ща-гин.

   Григорий. Слышь, Иван, не позабудь: Ердащагин! (Господин уходит.)

  

  

  

   Чужой лакей. Прощайте, братцы, пора уж и мне. Григорий. Да что ж, на бал будешь, что ли?

   Чужой лакей. Ну, да уж там посмотрю после. Прощай, Иван!

   Иван. Прощай! (Идет отворять дверь.)

  

  

  

   Григорий. Куды, куды! удостойте взглядом! (Хватает ее за полу платья.)

   Девушка. Нельзя, нельзя, Григорий Павлович! не держите меня, совсем-с некогда. (Вырывается и убегает в дверь на лестницу.)

   Григорий (смотря вслед её). Вон она, как поплелась! (Смеется). Хе, хе, хе!

   Иван (смеется). Хи, хи, хи! (Выходит барин. Рожи у Григория и Ивана вдруг становятся насупившись и сурьезны. Григорий снимает с вешалки шубу и. накидывает барину на плечи. Барин уходит.)

   Григорий (стоит среди комнаты, чистя пальцем в носу). Ведь вот свободное время. Барин ушел, чего бы, кажется, лучше,- нет, сейчас привалит этот чорт, брюхач-дворецкий.

   За сценой слышен крик дворецкого: Ведь вот точно божеское наказание: десять человек в доме, и хоть бы один что-нибудь прибрал.

   Григорий. Вон уж пошел кричать толстобрюхий.

  

  

  

   Пузатый дворецкий (входит с сильными движениями и размахами рук). Побоялись бы хоть совести своей, коли бога не боитесь. Ведь ковры до сих пор не выколочены. Вы бы, Григорий Павлович, пример другим должны бы дать, а вы спите ровно до утра до вечера, ведь глаза-то у вас совсем заплыли от сна, ей-богу! ведь вы совсем подлец после этого, Григорий Павлович.

   Григорий, Да что ж? нешто я не человек, что уж и заснуть нельзя?

   Дворецкий. Да кто ж против этого я слово говорит? Почему ж не заснуть? Но ведь не весь же день спать. Ну, вот хоть бы и ты, Петр Иванович! ведь ты, не говоря дурного слова, на свинью похож, ей-богу. Ведь что тебе работы? всего два, три каких-нибудь подсвечника вычистить. Ну, зачем ты тут баишься? (Петр медленно уходит.) А тебе, Ванька, просто толчка в затылок следует.

   Григорий (уходя). Эх ты, житье, житье! вставши да за вытье!

   Дворецкий (оставшись один). В том-то и есть повеленье, что всякий человек должен знать долг. Коли слуга, так слуга, дворянин, так дворянин, архиерей, так архиерей. А то бы, пожалуй, всякий зачал... я бы сейчас сказал: нет, я не дворецкий, а губернатор, или там какой-нибудь от инфантерии. Да ведь за то мне всякий бы сказал: нет, врешь, ты дворецкий, а не генерал, вот что! твоя обязанность смотреть за домом, за поведеньем слуг, вот что! Тебе не то, что бон жур, коман ву франсе, а веди порядок, распоряженье, вот что! Да.

  

  

  

  

   Дворецкий. А! Анна Гавриловна! насчет моего почтения с большим удовольствием вас вижу.

   Аннушка. Не беспокойтесь, Лаврентий Павлович! я нарочно зашла к вам на минуту: я встретила карету вашего барина и узнала, что его нет дома.

   Дворецкий. И очень хорошо сделали, я и жена будем очень рады. Пожалуйте, садитесь.

   Аннушка (севши). Скажите, ведь вы знаете что-нибудь о бале, который на днях затевается?

   Дворецкий. Как же. Оно, примерно, вот изволите видеть, складчина. Один человек, другой, примерно так же сказать, третий. Конечно, это, впрочем, составит большую сумму. Я пожертвовал вместе с женою пять рублей. Ну, натурально, бал, или, что обыкновенно говорится, вечеринка. Конечно, будет угощение, примерно сказать, прохладительное. Для молодых людей танцы и тому прочие подобные удовольствия.

   Аннушка. Непременно, непременно буду. Я только зашла за тем, чтобы узнать, будете ли вы вместе с Агафьей Ивановной.

   Дворецкий. Уж Агафья Ивановна только и говорит всё, что о вас.

   Аннушка. Я боюсь только насчет общества.

   Дворецкий. Нет, Анна Гавриловна, у нас будет общество хорошее. Не могу сказать наверно, но слышал, что будет камердинер графа Толстогуба, буфетчик и кучера князя Брюховецкого, горничная какой-то княгини... я думаю, тоже чиновники некоторые будут.

   Аннушка. Одно мне только очень не нравится, что будут кучера. От них всегда запах простого табаку "ли водки, притом же все они такие необразованные, невежи.

   Дворецкий. Позвольте вам доложить, Анна Гавриловна, что кучера кучерам рознь. Оно, конечно, так как кучера по обыкновению больше своему находятся неотлучно при лошадях, иногда подчищают, с позволения сказать, кал; конечно, человек простой, выпьет стакан водки или, по недостаточности больше, выкурит обыкновенного бакуну, какой большею частию простой народ употребляет; да, так оно натурально, что от него иногда, примерно сказать, воняет навозом или водкой, конечно, всё это так, да; однако ж, согласитесь сами, Анна Гавриловна, что есть и такие кучера, которые хотя и кучера, однако ж, по обыкновению своему, больше, примерно сказать, конюхи, нежели кучера. Их должность, или так выразиться, дирекция состоит в том, чтобы отпустить овес или укорить в чем, если провинился форейтор или кучер.

   Аннушка. Как вы хорошо говорите, Лаврентий Павлович! я всегда вас заслушиваюсь.

   Дворецкий (с довольною улыбкою). Не стоит благодарности, сударыня. Оно, конечно, не всякий человек имеет, примерно сказать, речь, то есть дар слова. Натурально, бывает иногда... что, как обыкновенно говорят, косноязычие... Да. Или иные прочие подобные случаи, что, впрочем, уже происходит от натуры... Да не угодно ли вам пожаловать в мою комнату? (Аннушка идет, Лаврентий за нею.)

  

  

  

  

  

   Марья Александровна. Слушай, Миша, я давно хотела с тобою переговорить: тебе должно переменить службу.

   Миша. Пожалуй, хоть завтра же.

   Марья Александровна. Ты должен служить в военной.

   Миша (вытаращив глаза). В военной?

   Марья Александровна. Да.

   Миша. Что вы, маменька? в военной?

   Марья Александровна. Ну, что ж ты так изумился?

   Миша. Помилуйте, да разве вы не знаете: ведь нужно начинать с юнкеров?

   Марья Александровна. Ну да, послужишь год юнкером, а потом произведут в офицеры, уж это мое дело.

   Миша. Да что вы нашли во мне военного? и фигура моя совершенно не военная. Подумайте, матушка, право, вы меня изумили этакими словами совершенно, так что я, я, я просто не знаю, что и подумать: я, слава богу, и толстенек немножко, а как надену юнкерский мундир с короткими хвостиками,- совестно даже будет смотреть.

   Марья Александровна. Нет нужды. Произведут в офицеры, будешь носить мундир с длинными фалдами и совершенно закроешь толщину свою, так что ничего не будет заметно. Притом это и лучше, что ты немножко толст - скорее пойдет производство: им же будет совестно, что у них в полку такой толстый прапорщик.

   Миша. Но, матушка, ведь мне год, всего год осталось до коллежского асессора. Я уже два года, как в чине титулярного советника.

   Марья Александровна. Перестань, перестань! Это слово "титулярный" тиранит мои уши; мне так и приходит на ум бог знает что. Я хочу, чтобы сын мой служил в гвардии. На штафирку, просто, не могу и смотреть теперь.

   Миша. Но посудите, матушка, рассмотрите меня хорошенько и наружность мою также: меня еще в школе звали хомяком. В военной службе всё же нужно, чтобы и на лошади лихо ездил, и голос бы имел звонкий, и рост бы имел богатырский, и талию.

   Марья Александровна. Приобретешь, всё приобретешь. Я хочу, чтобы ты непременно служил; на это есть очень важная причина.

   Миша. Да какая же причина?

   Марья Александровна. Ну, уж причина важная.

   Миша. Всё же таки скажите, какая причина?

   Марья Александровна. Такая причина... я не знаю даже, поймешь ли ты хорошенько. Губомазова, эта дура, третьего дни у Рогожинских говорит, и нарочно так, чтобы я слышала. А я сижу третьею, передо мной Софи Вотрушкова, княгиня Александряна и за княгиней Александриной сейчас я. Что бы ты думал эта негодная осмелилась говорить?.. Я, право, так и хотела встать с места и, если б не княгиня Александрина, я бы, не знаю, что я сделала. Говорит: "Я очень рада, что "а придворных балах не пускают штатских. Это такие всё,- говорит,- mauvais genre, чем-то неблагородным от них отзывается. Я рада,- говорит,- что мой Алексис не носит этого скверного фрака". - И всё это произнесла с таким жеманством, с таким тоном... так право... я не знаю, что бы я сделала с нею. А ее сын просто дурак набитый: только всего и умеет, что подымать ногу. Такая противная мерзавка!

   Миша. Как, матушка, так в этом вся причина?

   Марья Александровна. Да, я хочу на зло, чтобы мой сын тоже служил в гвардии и был бы на всех придворных балах.

   Миша. Помилуйте, матушка, из того только, что она дура...

   Марья Александровна. Нет, уж я решилась. Пусть-ка она себе треснет с досады, пусть побесится.

   Миша. Однако ж...

   Марья Александровы а. О! я ей покажу! Уж как она хочет, я упо