Гоголь Николай Васильевич - Драматические отрывки и отдельные сцены

  

   Н. В. Гоголь. Собрание художественных произведений в пяти томах.

   Том четвертый.

   М., Издательство Академии наук СССР, 1952

   OCR Бычков М. Н.

  

   Игроки

   Утро делового человека

   Тяжба

   Лакейская

   Отрывок (Сцены из светской жизни)

   Владимир третьей степени

   Отрывки на неизвестных пьес

   Альфред

   Наброски плана драмы из украинской истории

  

  

  

  

  

  

   Алексей. Пожалуйте-с, пожалуйте! Вот-с покойник! уж самый покойный, и шуму нет вовсе.

   Ихарев. Шума нет, да чай конного войска вдоволь, скакунов?

   Алексей. То есть изволите говорить насчет блох? уж будьте покойны. Бели блоха или клоп укусит, уж это наша ответственность: уж с тем стоим.

   Ихарев (Гаврюшке). Ступай выносить из коляски. (Гаврюшка уходит. Алексею.) Тебя как зовут?

   Алексей. Алексей-с.

   Ихарев. Ну, послушай, (значительно) рассказывай, кто у вас живет?

   Алексей. Да живут теперь много; все номера почти заняты.

   Ихарев. Кто же именно?

   Алексей. Швокнев Петр Петрович, Кругель полковник, Степан Иванович Утешительный.

   Ихарев. Играют?

   Алексей. Да вот уж шесть ночей сряду играют.

   Ихарев. Пара целковиков! (Сует ему в руку.)

   Алексей (кланяясь). Покорнейше благодарю.

   Ихарев. После еще будет.

   Алексей. Покорнейше-с благодарю.

   Ихарев. Между собой играют?

   Алексей. Нет, недавно обыграли поручика Артуновского, у князя Шенькина выиграли тридцать шесть тысяч.

   Ихарев. Вот тебе еще красная бумажка! А если послужишь честно, еще получишь. Признайся, карты ты покупал?

   Алексей. Нет-с, они сами брали вместе.

   Ихарев. Да у кого?

   Алексей. Да у здешнего купца Вахрамей-кина.

   Ихарев. Врешь, врешь, плут.

   Алексей. Ей-богу.

   Ихарев. Хорошо. Мы с тобой потолкуем ужо. (Гаврюшка вносит шкатулку.) Ставь ее здесь. Теперь ступайте, приготовьте мне умыться и побриться. (Слуги уходят.)

  

  

  

  

   Каков вид, а? Каждая дюжина золотая. Потом, трудом досталась всякая. Легко сказать, до сих пор рябит в глазах проклятый крап. Но ведь зато, ведь это тот же капитал. Детям можно оставить в наследство! Вот она, заповедная колодишка - просто перл! За то ж ей и имя дано: да, Аделаида Ивановна. Послужила ты мне, душенька, так, как послужила сестрица твоя, выиграй мне также 80 тысяч, так я тебе, приехавши в деревню, мраморный памятник поставлю. В Москве закажу. (Услышав шум, поспешно закрывает шкатулку.)

  

  

  

   Ихарев. Что эти господа где теперь? дома?

   Алексей. Да-с, они теперь в общей зале.

   Ихарев. Пойду взглянуть на них, что за народ. (Уходит.)

  

  

  

   Алексей. Что, издалека едете?

   Гаврюшка. А из Рязани.

   Алексей. А сами тамошней губернии?

   Гаврюшка. Нет, сами из Смоленской.

   Алексей. Так-с. Так поместив, выходит, в Смоленской губернии?

   Гаврюшка. Нет, не в Смоленской. В Смоленской сто душ да в Калужской восемьдесят.

   Алексей. Понимаю, в двух то есть губерниях.

   Гаврюшка. Да, в двух губерниях. У нас одной дворни: Игнатий буфетчик, Павлушка, который прежде с барином ездил, Герасим лакей, Иван тоже опять лакей, Иван псарь, Иван опять музыкант, потом повар Григорий, повар Семен, Варух садовник, Дементий кучер, вот как у нас.

  

  

  

  

   Кругель. Право, я боюсь, чтоб он нас не застал здесь.

   Швохнев. Ничего, Степан Иванович его удержит. (Алексею.) Ступай, брат, тебя зовут! (Алексей уходит. Швохнев, подходя поспешно к Гаврюшке.) Откуда барин?

   Гаврюшка. Да теперь из Рязани.

   Швохнев. Помещик?

   Гаврюшка. Помещик.

   Швохнев. Играет?

   Гаврюшка. Играет.

   Швохнев. Вот тебе красуля. (Дает ему бумажку.) Рассказывай всё!

   Гаврюшка. Да вы не скажете баричу?

   Оба. Ни, ни, не бойся!

   Швохнев. Что, как он теперь, в выигрыше? а?

   Гаврюшка. Да вы полковника Чеботарева не знаете?

   Швохнев. Нет, а что?

   Гаврюшка. Недели три тому назад мы его обыграли на восемьдесят тысяч деньгами, да коляску варшавскую, да шкатулку, да ковер, да золотые эполеты одной выжиги дали на шестьсот рублей.

   Швохнев (взглянув на Кругеля значительно). А? Восемьдесят тысяч!

   Кругель (показал головою).

   Швохнев. Думаешь, не чисто? Это мы сейчас узнаем. (Гаврюшке.) Послушай, когда барин остается дома один, что делает?

   Гаврюшка. Да как что делает? Известно, что делает. Он уж барин, так держит себя хорошо: он ничего не делает.

   Швохнев. Врешь, чай карт из рук не выпускает.

   Гаврюшка. Не могу знать, я с барином всего две недели. С ним прежде всё Павлушка ездил. У нас тоже есть Герасим лакей, опять Иван лакей, Иван псарь, Иван музыкант, Дементий кучер, да намедни из деревни одного взяли.

   Швохнев (Кругелю). Думаешь, шулер?

   Кругель. И очень может быть.

   Швохнев. А попробовать всё-таки попробуем. (Оба убегают.)

  

  

  

   Проворные господа! а за бумажку спасибо. Будет Матрене на чепец, да пострельчонкам тоже по прянику. Эх, люблю походную жисть! Уж всегда что-нибудь приобретешь: барин пошлет купить чего-нибудь - всё уж с рубля гривенничек положишь себе в карман. Как подумаешь, что за житье господам на свете! куда хошь катай! В Смоленске наскучило, поехал в Рязань, не захотел в Рязани - в Казань. В Казань не захотел, валяй под самый Ярослав. Вот только до сих пор не знаю, который из городов будет партикулярней, Рязань или Казань? Казань будет потому партикулярней, что в Казани...

  

  

  

   Ихарев. В них нет ничего особенного, как мне кажется. А впрочем... Эх, хотелось бы мне их обчистить! Господи боже, как бы хотелось! Как подумаешь, право, сердце бьется. (Берет щетку, мыло, садится перед зеркалом и начинает бриться.) Просто рука дрожит, никак не могу бриться. (Входит Алексей.)

   Алексей. Не прикажете ли чего покушать?

   Ихарев. Как же, как же. Принеси закуску на четыре человека. Икры, семги, бутылки четыре вина. Да накорми сейчас его (указывая на Гаврюшку).

   Алексей (Гаврюшке). Пожалуйте в кухню, там для вас приготовлено. (Гаврюшка уходит.)

   Ихарев (продолжая бриться). Послушай! Много они тебе дали?

   Алексей. Кто-с?

   Ихарев. Ну, да уж не изворачивайся, говори!

   Алексей. Да-с, за прислугу пожаловали

   Ихарев. Сколько? пятьдесят рублей?

   Алексей. Да-с, пятьдесят рублей дали.

   Ихарев. А от меня, не пятьдесят, а вон видишь на столе лежит сторублевая бумажка? возьми ее, что боишься? не укусит. От тебя не потребуется больше ничего, как только честности, понимаешь? Карты пусть будут у Вахрамейкина или у другого купца, это не мое дело, а вот тебе в придачу от меня дюжину. (Дает ему запечатанную дюжину.) Понимаешь?

   Алексей. Да уж как не понять? Извольте положиться, это уж наше дело.

   Ихарев. Да карты спрячь хорошенько, чтоб как-нибудь тебя не ощупали или не увидели. (Кладет щетку и мыло и вытирается полотенцем. Алексей уходит.) Хорошо бы было и очень бы хорошо. А уж как, признаюсь, хочется поддеть их.

  

  

  

  

   Ихарев (с поклоном к ним навстречу). Прошу простить. Комната, как видите, не красна углами: четыре стула всего.

   Утешительный. Приветливые ласки хозяина дороже всяких удобств.

   Швохнев. Не с комнатой жить, а с добрыми людьми.

   Утешительный. Именно правда. Я бы не мог быть без общества. (Кругелю.) Помнишь, почтеннейший, как я приехал сюды; один-одинёшенек. Вообразите: знакомых никого. Хозяйка - старуха. На лестнице какая-то поломойка, урод естествевнейший, вижу, увивается около нее какой-то армейщина, видно, натощаках... Словом, скука смертная. Вдруг судьба послала вот его, а потом случай свел с ним... Ну, уж как я был рад. Не могу, не могу часу пробыть без дружеского общества. Всё, что ни есть на душе, готов рассказать каждому.

   Кругель. Это, брат, порок твой, а не добродетель. Излишество вредит. Ты, верно, уж не раз был обманут.

   Утешительный. Да, обманывался, обманывался и всегда буду обманываться. А всё-таки не могу без откровенности.

   Кругель. Ну, признаюсь, это для меня непонятно. Быть откровенну со всяким.- Дружба - это другое дело.

   Утешительный. Так, но человек принадлежит обществу.

   Кругель. Принадлежит, но не весь.

   Утешительный. Нет, весь.

   Кругель. Нет, не весь.

   Утешительный. Нет. весь.

   Кругель. Нет, не весь.

   Утешительный. Нет, весь!

   Швохнев (Утешительному). Не спорь, брат, ты неправ.

   Утешительный (горячась). Нет, я докажу. Это обязанность... Это, это, это... это долг! это, это, это...

   Швохнев. Ну, зарапортовался! Горяч необыкновенно: еще первые два слова можно понять из того, что он говорит, а уж дальше ничего не поймешь.

   Утешительный. Не могу, не могу! Если дело коснется обязанностей или долга, я уж ничего не помню. Я обыкновенно вперед уж объявляю: господа, если будет о чем подобном толк, извините, увлекусь, право, увлекусь. Точно хмель какой-то, а жёлчь так и кипит, так и кипит.

   Ихарев (про себя). Ну, нет, приятель! Знаем мы тех людей, которые увлекаются и горячатся при слове обязанность. У тебя, может быть, и кипит жёлчь, да только не в этом случае. (Вслух.) А что, господа, покамест опор о священных обязанностях, не засесть ли нам в банчик? (В продолжение их разговора приготовлен на столе завтрак.)

   Утешительный. Извольте, если не в большую игру, почему нет.

   Кругель. От невинных удовольствий я никогда не прочь.

   Ихарев. А что, ведь в здешнем трактире, чай, есть карты?

   Швохнев. О, только прикажите.

   Ихарев. Карты! (Алексей хлопочет около карточного стола.) А между тем прошу, господа! (Указывая рукой на закуску и подходя к ней.) Балык, кажется, не того, а икра еще так и сяк.

   Швохнев (посылая в рот кусок). Нет, и балык того.

   Кругель (так же). И сыр хорош. Икра тоже недурна.

   Швохнев (Кругелю). Помнишь, какой отличный сыр ели мы недели две тому назад.

   Кругель. Нет, никогда в жизни не позабуду я сыра, который ел я у Петра Александровича Александрова.

   Утешительный. Да ведь сыр, почтеннейший, когда хорош? Хорош он тогда, когда сверх одного обеда наворотишь другой - вот где его настоящее значение. Он всё равно, что добрый квартермистр, говорят: "Добро пожаловать, господа, есть еще место".

   Ихарев. Добро пожаловать, господа, карты на столе.

   Утешительный (подходя к карточному столу). А вот оно, старина, старина! Слышь, Швохнев, карты, а? Сколько лет...

   Ихарев (в сторону). Да полно тебе корчить!..

   Утешительный. Хотите вы держать банчик?

   Ихарев. Небольшой - извольте, пятьсот рублей. Угодно снять? (Мечет банк.) Начинается игра. Раздаются восклицания:

   Швохнев. Четверка, тузик, оба по десять.

   Утешительный. Подай-ка, брат, мне свою колоду, я выберу себе карту на счастье нашей губернской предводительницы.

   Кругель. Позвольте присовокупить девяточку.

   Утешительный. Швохнев, подай мел. Приписываю и списываю.

   Швохнев. Чорт побери, пароле!

   Утешительный. И пять рублей мазу!

   Кругель. Атанде! Позвольте посмотреть, кажется, еще две тройки должны быть в колоде.

   Утешительный (вскакивает с места, про себя). Чорт побери, тут что-то не так. Карты другие, это очевидно. (Игра продолжается.)

   Ихарев (Кругелю). Позвольте узнать: обе идут?

   Кругель. Обе.

   Ихарев. Не возвышаете?

   Кругель. Нет.

   Ихарев (Швохневу). А вы что ж? не ставите?

   Швохнев. Позвольте мне эту талию переждать. (Встает со стула, торопливо подходит к Утешительному и говорит скоро:) Чорт возьми, брат! И передергивает, и всё что хочешь. Шулер первой степени.

   Утешительный (в волненьи). Неужли, однако ж, отказаться от восьмидесяти тысяч?

   Швохнев. Конечно, нужно отказаться, когда нельзя взять.

   Утешительный. Ну, это еще вопрос, а пока с ним объясниться!

   Швохнев. Как?

   Утешительный. Открыться ему во всем.

   Швохнев. Для чего?

   Утешительный. После - скажу. Пойдем. (Подходят оба к Ихареву и ударяют его с обеих сторон по плечу.)

   Утешительный. Да полно вам тратить попусту заряды.

   Ихарев (вздрогнув). Как?

   Утешительный. Да что тут толковать, свой своего разве не узнал?

   Ихарев (учтиво). Позвольте узнать, в каком смысле я должен разуметь.

   Утешительный. Да просто без дальнейших слов и церемоний. Мы видели ваше искусство и, поверьте, умеем отдавать справедливость достоинству. И потому от лица наших товарищей предлагаю вам дружеский союз. Соединя наши познания и капиталы, мы можем действовать несравненно успешней, чем порознь.

   Ихарев. В какой степени я Должен понимать справедливость слов ваших?..

   Утешительный. Да вот в какой степени: за искренность мы платим искренностью. Мы признаемся тут же вам откровенно, что сговорились обыграть вас, потому что приняли вас за человека обыкновенного. Но теперь видим, что вам знакомы высшие тайны. Итак, хотите ли Принять нашу дружбу?

   Ихарев. От такого радушного предложения не могу отказаться.

   Утешительный. Итак, подадимте же, всякий из нас, друг другу руки. (Все попеременно пожимают руку Ихареву.) Отныне всё общее, притворство и церемонии в сторону! Позвольте узнать, с каких пор начали исследовать глубину познаний?

   Ихарев. Признаюсь - это уже с самых юных лет было моим стремлением. Еще в школе во время профессорских лекций я уже под скамьей держал банк моим товарищам.

   Утешительный. Я так и полагал. Подобное искусство не может приобресться, не быв практиковано от лет гибкого юношества. Помнишь, Швохнев, этого необыкновенного ребенка?

   Ихарев. Какого ребенка?

   Утешительный. А вот расскажи!

   Швохнев. Подобного события я никогда не позабуду. Говорит мне его зять (указывая на Утешительного), Андрей Иванович Пяткин: "Швохнев, хочешь видеть чудо? Мальчик одиннадцати лет, сын Ивана Михаловича Кубышева, передергивает с таким искусством, как ни один из игроков! Поезжай в Тетюшевекий уезд и посмотри!" Я, признаюсь, тот же час отправился в Тетюшевский уезд. Спрашиваю деревню Ивана Михаловича Кубышева и приезжаю прямо к нему. Приказываю о себе доложить. Выходит человек почтенных лет. Я рекомендуюсь, говорю: "Извините, я слышал, что бог наградил вас необыкновенным сыном". "Да, признаюсь,- говорит (и мне понравилось то, что без всяких, понимаете, этих претензий и отговорок),- да,- говорит,- точно, хотя отцу и неприлично хвалить собственного сына, но это действительно в некотором роде чудо. Миша! - говорит,- поди-ка сюда, покажи гостю искусство!" Ну, мальчик, просто ребенок, мне по плечо не будет, и в глазах ничего нет особенного. Начал он метать - я просто потерялся. Это превосходит всякое описанье.

   Ихарев. Неужто ничего нельзя было приметить ?

   Швохнев. Ни, ни, никаких следов! Я смотрел в оба глаза.

   Ихарев. Это непостижимо!

   Утешительный. Феномен, феномен.

   Ихарев. И как я подумаю, что при этом еще нужны познания, основанные на остроте глаз, внимательное изученье крапа.

   Утешительный. Да ведь это очень облегчено теперь. Теперь накрапливанье и отметины вышли вовсе из употребления; стараются изучить ключ.

   Ихарев. То есть ключ рисунка?

   Утешительный. Да, ключ рисунка обратной стороны. Есть в одном городе, в каком именно, я не хочу назвать, один почтенный человек, который больше ничем уж и не занимается, как только этим. Ежегодно получает он из Москвы несколько сотен колод, от кого именно - это покрыто тайною. Вся обязанность его состоит в том, чтобы разобрать крап всякой карты и послать от себя только ключ. Смотри, мол, у двойки вот как расположен рисунок! у такой-то вот как! За это одно он получает чистыми деньгами пять тысяч в год.

   Ихарев. Это, однако ж, важная вещь.

   Утешительный. Да оно, впрочем, так и быть должно. Это то, что называется в политической экономии распределение работ. Всё равно каретник. Ведь он не весь же экипаж делает сам. Он отдает и кузнецу и обойщику. А иначе не стало бы всей жизни человеческой.

   Ихарев. Позвольте вам сделать один вопрос. Как поступали вы доселе, чтобы пустить в ход колоды? Подкупать слуг ведь не всегда можно.

   Утешительный. Сохрани бог! да и опасно. Это значит иногда самого себя продать. Мы делаем это иначе. Один раз мы поступили вот как: приезжает на ярмонку наш агент, останавливается под именем купца в городском трактире. Лавки еще не успел нанять; сундуки и вьюки пока в комнате. Живет он в трактире, издерживается, ест, пьет и вдруг пропадает неизвестно куда, не заплативши. Хозяин шарит в комнате. Видит, остался один вьюк; распаковывает -сто дюжин карт. Карты, натурально, сей же час проданы с публичного торга. Пустили рублем дешевле, купцы вмиг расхватали в свои лавки. А в четыре дни проигрался весь город.

   Ихарев. Это очень ловко.

   Швохнев. Ну, а у того, у помещика?..

   Ихарев. Что у помещика?

   Утешительный. А это дело тоже было поведено не дурно. Не знаю, знаете ли вы, есть помещик Аркадий Андреевич Дергунов, богатейший человек. Игру ведет отличную, честности беспримерной, к поползновенью, понимаете, никаких путей: за всем смотрит сам, люди у него воспитаны, камергеры, дом - дворец, деревня, сады, всё это по аглицкому образцу. Словом, русский барин в полном смысле слова. Мы живем уж там три дня. Как приступить к делу? - просто нет возможности. Наконец, придумали. В одно утро пролетает мимо самого двора тройка. На телеге сидят молодцы. Всё это пьяно, как нельзя больше, орет песни и дует во весь опор. На такое зрелище, как водится, выбежала вся дворня. Ротозеют, смеются и замечают, что из телеги что-то выпало, подбегают, видят - чемодан. Машут, кричат "остановись!" куды! никто не слышит, умчались, только пыль осталась по всей дороге.- Развязали чемодан - видят: белье, кое-какое платье, двести рублей денег и дюжин сорок карт. Ну, натурально, от денег не захотели отказаться, карты пошли на барские столы, и на другой же день ввечеру все, и хозяин и гости, остались без копейки в кармане, и кончился банк.

   Ихарев. Очень остроумно. Ведь вот называют это плутовством и разными подобными именами, а ведь это тонкость ума, развитие.

   Утешительный. Эти люди не понимают игры. В игре нет лицеприятия. Игра не смотрит ни на что. Пусть отец сядет со мною в карты - я обыграю отца. Не садись! здесь все равны.

   Ихарев. Именно этого не понимают, что игрок может быть добродетельнейший человек. Я знаю одного, который наклонен к передержкам и к чему хотите, но нищему он отдаст последнюю копейку. А между тем ни за что не откажется соединиться втроем против одного обыграть наверняка. Но, господа, так как пошло "а откровенность, я вам покажу удивительную вещь: знаете ли вы то, что называют сводная или подобранная колода, в которой всякая карта может быть угадана мною на значительном расстоянии?

   Утешительный. Знаю, но, может быть, другого рода.

   Ихарев. Могу вам похвастаться, что подобной нигде не сыщете. Почти полгода трудов. Я две недели после того не мог на солнечный свет смотреть. Доктор опасался воспаленья в глазах. (Вынимает из шкатулки.) Вот она. Зато уж не прогневайтесь: она у меня носит имя, как человек.

   Утешительный. Как имя?

   Ихарев. Да, имя: Аделаида Ивановна.

   Утешительный (усмехаясь). Слышь, Швохнев, ведь это совершенно новая идея, назвать колоду карт Аделаидой Ивановной. Я нахожу даже, это очень остроумно.

   Швохнев. Прекрасно: Аделаида Ивановна! очень хорошо...

   Утешительный. Аделаида Ивановна. Немка даже! Слышь, Кругель, это тебе жена.

   Кругель. Что я за немец? Дед был немец, да и тот не знал по-немецки.

   Утешительный (рассматривая колоду). Это, точно, сокровище. Да, никаких совершенно признаков. Неужели, однако ж, всякая карта может быть вами угадана на каком угодно расстоянии?

   Ихарев. Извольте, я стану от вас в пяти шагах и отсюда назову всякую карту. Двумя тысячами готов асикурировать, если ошибусь.

   Утешительный. Ну, это какая карта?

   Ихарев. Семерка.

   Утешительный. Так точно. Эта?

   Ихарев. Валет.

   Утешительный. Чорт возьми, да. Ну, эта?

   Ихарев. Тройка.

   Утешительный. Непостижимо!

   Кругель (пожимая плечами). Непостижимо!

   Швохнев. Непостижимо!

   Утешительный. Позвольте еще раз рассмотреть. (Рассматривая колоду.) Удивительная вещь. Стоит того, чтобы назвать ее именем. Но, позвольте заметить, употребить ее в дело трудно. Разве с слишком неопытным игроком, ведь это нужно подменить самому.

   Ихарев. Да ведь это во время самой жаркой игры только делается, когда игра возвысится до того, что и опытный игрок делается неспокойным; а потеряйся только немного человек, с ним можно всё сделать. Вы знаете, что с лучшими игроками случается то, что называют, заиграться. Как поиграет два дни и две ночи сряду, не поспавши, ну и заиграется. В азартной игре я всегда подменю колоду. Поверьте, вся штука в том, чтобы быть хладнокровну тогда, когда другой горячится. А средств отвлечь вниманье других есть тысяча. Придеритесь тут же к кому-нибудь из понтёров, скажите, что у него не так записано. Глаза всех обратятся на него - а в это время колода уже и подменена.

   Утешительный. Но, однако же, я вижу, что, кроме искусства, вы владеете еще достоинством хладнокровия. Это важная вещь. Приобретение вашего знакомства теперь стало для нас еще значительней. Будем без церемонии, оставим лишние этикеты и станем говорить друг другу ты.

   Ихарев. Этак бы давно следовало.

   Утешительный. Человек, шампанского! В память дружеского союза!

   Ихарев. Именно, это стоит того, чтобы запить.

   Швохнев. Да ведь вот мы собрались для подвигов, орудия все у нас в руках, силы есть, одного недостает только...

   Ихарев. Именно, именно, крепости недостает только, на которую бы идти, вот беда.

   Утешительный. Что ж делать? неприятеля пока нет. (Смотря пристально на Швохнева). Что? у тебя как будто лицо такое, которое хочет сказать, что есть неприятель.

   Швохнев. Есть, да... (останавливается.)

   Утешительный. Знаю я, на кого ты метишь.

   Ихарев (с живостью). А на кого, на кого? кто это?

   Утешительный. Э, вздор, вздор: он выдумал пустяки. Вот видите ли, есть здесь один приезжий помещик, Михал Александрович Глов. Ну, да что об этом толковать, когда он не играет вовсе? Мы уж возились около него... Я месяц за ним ухаживал; и в дружбу, и в доверенность вошел, а всё ничего не сделал.

   Ихарев. Ну, да послушай, нельзя ли как-нибудь увидеться с ним? Может быть, почему знать...

   Утешительный. Ну, я тебе вперед говорю, что это будет вовсе напрасный труд.

   Ихарев. Ну, да попробуем, попробуем еще раз.

   Швохнев. Ну, да приведи его по крайней мере. Ну, не успеем, поговорим просто. Почему не попробовать?

   Утешительный. Да, пожалуй, мне ничего это не значит, я приведу его.

   Ихарев. Приведи его теперь же, пожалуйста.

   Утешительный. Изволь, изволь. (Уходит.)

  

  

  

   Ихарев. Ведь, точно, почему знать? Иногда дело кажется совсем невозможное...

   Швохнев. Я сам того же мнения. Ведь не с богом здесь имеешь дело, а с человекам. А человек всё-таки человек. Сегодня нет, завтра нет, послезавтра нет, а на четвертый день, как насядешь на него хорошенько, скажет: да. Иной ведь с виду корчит, что он недоступный, а разгляди его поближе, увидишь просто: даром тревогу подымал.

   Кругель. Ну, однако ж, этот не таков. Ихарев. Эх, если бы!.. Поверить нельзя, как возродилась во мне теперь жажда к деятельности. Нужно вам знать, что последний мой выигрыш восемьдесят тысяч у полковника Чеботарева был сделан в прошедшем месяце. С тех пор я не имел практики в продолжение целого месяца. Представить не можете, какую испытал я скуку во всё это время. Скука, скука смертная!

   Швохнев. Я понимаю это положение. Это всё равно, что полководец: что он должен чувствовать, когда нет войны? Это, любезнейший, просто фатальный антракт. Я знаю по себе, с этим нечего шутить.

   Ихарев. Поверишь ли, приходит так, что если бы кто сделал пять рублей банку - я готов сесть и играть.

   Швохнев. Естественная вещь. Этак проигрывались иногда искуснейшие игроки. Стоскуется, работы нет, и наскочит с горя на одного из тех, которых называют голь и перетыка,- ну, и проиграется ни за что!

   Ихарев. А богат этот Глов?

   Кругель. О! Деньги есть. Кажется, около тысячи душ крестьян.

   Ихарев. Эх, чорт возьми, подпоить разве его, шампанского велеть подать.

   Швохнев. В рот не берет.

   Ихарев. Что ж с ним делать? Как подъехать? Но нет, однако ж, всё я думаю... ведь игра соблазнительная вещь. Мне кажется, если бы он подсел только к играющим, он бы не утерпел потом.

   Швохнев. Да вот мы попробуем. Мы вот здесь в стороне с Кругелем сделаем самую маленькую игру. Но не нужно к нему оказывать большого внимания: старики подозрительны. (Садятся в стороне с картами.)

  

  

  

  

   Утешительный. Вот тебе, Ихарев, рекомендую: Михал Александрович Глов!

   Ихарев. Я, признаюсь, давно искал этой чести. Живя в одном трактире...

   Глов. Мне тоже очень приятно познакомиться. Жаль только, что это случилось почти на выезде...

   Ихарев (подавая ему стул). Прошу покорнейше!.. Давно изволите жить в этом городе? (Утешительный, Швохнев и Кругель перешептываются между собою.)

   Глов. Ах, батюшка, уж он мне так надоел, этот город. И телом и душой рад бы отсюда поскорей вырваться.

   Ихарев. Что ж, удерживают дела?..

   Глов. Дела, дела. Такая комиссия мне эти дела!

   Ихарев. Вероятно, тяжба?

   Глов. Нет, слава богу, тяжбы нет, но тем не менее затруднительные обстоятельства. Выдаю замуж дочь, батюшка, осьмнадцатилетнюю девицу. Понимаете ли вы отцовское положение? Приехал за разными покупками, а главное заложить имение. Дело бы уже всё кончено, да приказ денег до сих пор не выдает. Даром совершенно живу.

   Ихарев. А позвольте узнать, в какую сумму изволили заложить имение?

   Глов. В двух стах тысячах. На-днях бы должны выдать, да вот затянулось. А мне уж так опротивело здесь жить! Дома-то, знаете, всё это оставил на самое короткое время. Дочь невеста... всё это ждет. Я уж решился не дожидаться и бросить всё.

   Ихарев. Как же? и денег не хотите дождаться?

   Глов. Что ж делать, батюшка? Вы рассмотрите и мое положение. Ведь вот уж месяц, как не видался с женой и детьми; писем даже не получаю, бог весть, что там делается. Я уж всё дело поручаю сыну, который здесь остается. Надоело возиться. (Обращаясь к Швохневу и Кругелю.) А что ж вы, господа? Я, кажется, вам помешал. Вы чем-то занимались?

   Кругель. Вздор. Это так. От нечего делать вздумали поиграть.

   Глов. Кажется, что-то похоже на банчик.

   Швохнев. Какое! для препровожденья времени грошовый банчик.

   Глов. Эх, господа, послушайте старика. Вы молодые люди. Конечно, тут ничего нет худого, больше для развлеченья, да и в грошовую игру нельзя много проиграть, всё это так, но всё... Эх, господа, я сам играл я знаю по опыту. Всё на свете начинается грошовым делом, а смотришь, маленькая игра как раз кончилась большой.

   Швохнев (Ихареву). Ну, пошел уж старикашка плесть свое. (Главу.) Ну, вот видите, вы уж тотчас припишете важное следствие всякому вздору, это всегда уж обыкновенная замашка всех пожилых людей.

   Глов. Да что ж, ведь я еще не так пожилой человек. Я сужу по опыту.

   Швохнев. Я не об вас буду говорить. Но вообще у стариков есть это: например, если они на чем-нибудь обожглись, они твердо уверены, другой непременно обожжется на том же. Если они пошли какой-нибудь дорогою да, зазевавшись, шлепнулись о гололедь - они уж кричат и выдают правило, что по такой-то дороге никому нельзя ходить, потому что на ней есть в одном месте гололедь, и всякий непременно на ней шлепнется лбом, никак не принимая в уваженье того, что другой, может быть, не зазевается, и сапоги у него не на скользкой подошве. Нет, у них для этого нет соображенья. Собака укусила человека на улице - все кусаются собаки, и потому никому нельзя выходить на улицу.

   Глов. Так, батюшка. Оно, точно, с одной стороны, есть тот грех. Да ведь за то ж и молодые! Ведь уж слишком много рыси: того и смотри, что сломит шею!

   Швохнев. Вот то-то и есть, что у нас нет середины. Молодым бесится, так что невтерпеж другим, а под старость прикинется ханжой, так что невтерпеж другим.

   Глов. Такого-то вы обидного мнения насчет стариков.

   Швохнев. Да нет, что за обидное мнение? это правда, больше ничего.

   Ихарев. Позвольте мне заметить. Твое мнение резко...

   Утешительный. Насчет карт я совершенно согласен с Михал Александровичем. Я сам играл, играл сильно. Но, благодарю судьбу, бросил навсегда, не потому, чтобы проигрался или был вооружен против судьбы. Поверьте мне, это еще ничего: проигрыш не так важен, как важно душевное спокойствие. Одно это волнение, чувствуемое во время игры, кто что ни говори, а это сокращает видимо нашу жизнь.

   Глов. Так, батюшка, ей-богу! как вы премудро заметили! Позвольте сделать вам нескромный вопрос, сколько времени имею честь пользоваться вашим знакомством, а вот до сих пор...

   Утешительный. Какой вопрос?

   Глов. Позвольте узнать, хоть струна и щекотливая, который вам год?

   Утешительный. Тридцать девять лет.

   Глов. Представьте! Что ж такое тридцать девять лет? Еще молодой человек! Ну что, если бы у нас в России было побольше таких, которые бы так мудро рассуждали? Господи ты, боже мой, что бы это было: просто, золотой век-с, та же астрея. Уж как, ей-богу, благодарен судьбе я за то, что познакомился с вами.

   Ихарев. Поверьте мне, я тоже разделяю это мнение. Мальчишкам я бы не позволил и в руки взять карт. Но благоразумным людям почему не поразвлечься, не позабавиться? Например, почтенному старику, которому нельзя уже ни плясать, ни танцевать.

   Глов. Так, всё так; но, поверьте, в жизни нашей есть столько удовольствий, столько обязанностей, так сказать, священных. Эх, господа, послушайте старика! Нет для человека лучшего назначения, как семейная жизнь, в домашнем кругу. Всё это, что вас окружает, ведь это всё волнение, ей-богу-с, волнение, а прямого-то блага вы не вкусили еще. Ведь вот я, поверите ли, минуты не дождусь, чтобы увидать своих, ей-богу! Как воображу: дочь кинется на шею: "Папаш ты мой, милый папаш!" Сын опять приехал из гимназии... полгода не видал... Просто слов недостает, ей-богу, так. Да после этого на карты смотреть не захочешь.

   Ихарев. Но зачем же отеческие чувства мешать с картами? Отеческие чувства сами по себе, а карты тоже...

   Алексей (входя, говорит Глову). Ваш человек спрашивает насчет чемоданов. Прикажете выносить? Лошади уж готовы.

   Глов. А вот я сейчас! Извините, господа, на одну минуточку вас оставлю. (Уходит.)

  

  

  

   Ихарев. Ну, нет никакой надежды!

   Утешительный. Я говорил это прежде. Не понимаю, как вы не можете видеть человека. Ведь стоит только взглянуть, чтобы узнать, кто не расположен играть.

   Ихарев. Ну, да всё бы так и насесть на него хорошенько. Ну, зачем ты сам его поддерживал?

   Утешительный. Да иначе, братец, нельзя. С этими людьми нужно тонко поступать. Не то как раз догадается, что его хотят обыграть.

   Ихарев. Ну, да ведь что ж вышло из того, ведь вот уедет всё равно.

   Утешительный. Ну, да постой еще не всё дело кончено.

  

  

  

   Глов. Покорнейше благодарю вас, господа, за приятное знакомство. Жаль только, право, что вот перед самым концом. А, впрочем, авось приведет бог опять где-нибудь столкнуться.

   Швохнев. О, вероятно. Дороги битые, а люди толкутся, как не столкнуться. Захоти только судьба.

   Глов. Ей-богу так, совершенная правда. Судьба захочет, так завтра же увидимся - совершенная правда. Прощайте, господа! истинно благодарю! А уж вам, Степан Иванович, так обязан. Право, вы усладили мое уединение.

   Утешительный. Помилуйте, не за что. Чем мог служить, служил.

   Глов. Ну, уж если вы так добры, так сделайте еще одну милость, можно ли вас просить?

   Утешительный. Какую? скажите! Всё, что угодно готов.

   Глов. Успокойте старика-отца!

   Утешитель