Чириков Евгений Николаевич - Мужики, Страница 3 - Книги

Идем, Натуська!

Оба идут с террасы в калитку.

Наташа (хватая брата под руку). Все дуются! Как было в прошлом году весело! Я думала, что опять... А где тот студент, который гостил у нас прошлым летом? Вот премилый человек...

Владимир. Увы! В тюремном заключении!

Скрываются за калиткой.

Серафима Сергеевна (подойдя к двери). Николай Александрович! Иди! Ты не допил своего чая...

Городецкий (входит с сигарой во рту). Приехала еще одна живая программа! (Ходит по террасе.)

Серафима Сергеевна. Ты, Коля, все забываешь, что Володя - не мальчик... Он совершеннолетний.

Городецкий. "Либеральные парадоксы"! Гм!.. (Садится к столу.) Сынок - демократ, племянник - народник, тесть - ретроград... Эсдеры, эсеры, кадеры и кто там еще...

Серафима Сергеевна. Какие же мы либералы?!

Городецкий. Э-э, матушка, они всех валят в одну кучу... У каждого из них... свой аршин, и, если вершка не хватит, кончено: вали его в либеральную кучу... вроде мусорной ямы...

Серафима Сергеевна. Ты, Коля, все-таки очень несдержан... Довел Липу до слез... Зачем? Пусть их делают как хотят.

Городецкий. Когда женщина в споре не находит логических аргументов, она орошает противника слезами. Принципиальные слезы! Нет ничего противнее! И подарить хочется, и баню выстроить... (Смеется.) Уж если так надоело быть помещиком, взяли бы да подарили мне... Да! А что же? Если сосчитать долги банку, Виноградову, недоимки разные... если, говорю, ликвидировать хозяйство, то, ей-богу, мы окажемся не богаче мужиков!

Серафима Сергеевна (вспомнив). А страховку ты внес?

Городецкий. Откуда?! Я фальшивых ассигнаций не делаю... Опять придется у этого прохвоста, Виноградова, занимать.

Серафима Сергеевна. Папа хочет приехать. Он рассчитывал, что ты дашь ему до января семьсот рублей...

Городецкий. Все рассчитывают взять у меня, и никто не рассчитывает дать мне... Воображают, что мои латифундии приносят мне громадный доход...

Из калитки идет к террасе повар.

Повар. Барыня! Что прикажете на третье?

Серафима Сергеевна. Что тебе?

Повар. На третье что приготовить: мороженое или пломбир?

Городецкий (сердито). Только не пломбир! Надоел твой пломбир.

Серафима Сергеевна. И не мороженое! Сережа объедается и потом хворает. Спроси барышню, Наталью Николаевну: что она захочет, то и приготовь!

Повар. Слушаюсь... Барышня любит вафли.

За калиткой шум голосов; повар уходит; доносится звонкий голос Наташи: "Вафли, вафли!" - и из калитки выходят Павел Иванович, Липа, Владимир, переодетый в русскую рубашку, и Наташа.

Владимир. Ну, пролетарии всех стран, соединяйтесь около самовара!

Серафима Сергеевна. Слава богу! Давно бы так!

Павел Иванович. Чай пить могут из одного самовара все партии.

Общий смех.

Липа (Владимиру). Все забастовали?

Владимир. Все! Все! И медички, и высшие...

Липа. А горный институт?

Владимир. Все! Даже путейцы!

Рассаживаются около стола.

Липа. Ах, как мне захотелось в Петербург!

Городецкий (с иронией). И надолго забастовали?

Владимир. На неопределенное время.

Городецкий. Ага! Ну а все-таки? До января, до февраля?..

Владимир. Впредь до изменения общих условий... Я давно бы мог приехать, да не хотелось... Митинги, рефераты, доклады...

Городецкий. Надолго, значит? До этого... как его... до социального устройства?

Владимир. Ладно! Подшучивай! Подождем, торопиться некуда.

Серафима Сергеевна. Не понимаю этого... Или уж я устарела, что ли... Была я когда-то на курсах...

Городецкий (декламирует). "Так сбивчивы и шатки наши мненья, что сомневаться можно и в сомненье!.."

Владимир. Сперва кончи курс, - так, мамочка! А потом уж - в тюрьму?

Наташа (надувая губы). Вот я кончила... и... что же теперь, мама?..

Павел Иванович. Кончи курс, и вот когда ты сделаешься земским начальником, тогда вступай на арену и давай простор своим общественным идеалам...

Липа и Владимир смеются.

А ты, Володя, не только еще не кончил курса, но даже не отбыл тюремной повинности, как это требуется для диплома...

Наташа (потягиваясь). А любопытно посидеть в тюрьме?! Право! Я хотела бы... Только ненадолго... С недельку бы!.. А потом на волю!

Городецкий. Будь только порядочным человеком, а там, друг мой (хлопает сына по плечу), жизнь найдет тебе место, распорядится тобой - по-своему...

Владимир. Я сам распоряжаться жизнью хочу!

Липа. Браво, Володя! Молодчина!

Павел Иванович. Верно! Надо, чтобы не жизнь нами, а мы жизнью распоряжались!

Владимир (кланяется на две стороны). Неожиданное одобрение с двух сторон. Очень растроган. Постараюсь быть и порядочным человеком и молодчиной!.. Только не отдаю себе ясного отчета - что такое порядочный человек?

Городецкий. Не понимаешь?

Серафима Сергеевна. Очень жаль.

Владимир. Перчатки и галстук для порядочного человека обязательны?

Городецкий. Довольно-таки глупо. (Уходит в комнаты.)

Наташа. Опять?! Зачем, Володька, сердишь папу?

Серафима Сергеевна (бросает с сердцем чайную ложку). Все могу извинить, но грубости не переношу.

Владимир (целуя у матери руку). Мамочка, не буду! Милая, не буду!

Серафима Сергеевна. Ах, не дурачься, Владимир, пожалуйста! (Уходит.)

Молчание.

Владимир. Все меня оставили...

Из кухни доносится пение Авдотьюшки:

"У-родилася я, как в поле были-инка,

Мо-я молодость прошла-а на чужо-ой сторонке".

Наташа. Наша Авдотьюшка всегда чистит ножи под аккомпанемент своих песнопений... Слушайте!

Авдотьюшка безнадежно-грустно вытягивает:

"Лет с двянадцати я по людям ходила.

Где коров доила я, где детей качала".

Городецкий (появляясь в дверях). Опять завыла? Скажи, Наташа, что, когда я приезжаю сюда, чтобы этого вытья не было! (Исчезает.)

Авдотьюшка тянет: "Лет с двянадцати я..." Наташа сбегает с террасы, хохочет и скрывается в калитке. Песня обрывается.

Липа. Стр-рого у нас!..

Павел Иванович. Знаешь, Володя: наш земский запретил хороводы!..

Липа. Вообще всякое пение! Не веришь?..

Все смеются.

Липа. Он мне запретил и ребят учить...

Наташа возвращается на террасу,

Наташа (тихо). А мне эта песня ужасно нравится. Слова у ней смешные и симпатичные... (Тихо напевает.)

"Из бедных я бедна, плохо я одета,

Никто замуж не берет девушку за это!"

Владимир (Липе). И ты послушалась: не учишь?

Липа. Учу поодиночке... Это можно без разрешения... (С восторгом.) Один мальчуган ходит ко мне, с разбитой губой... С ним заниматься - прямо наслаждение: любознательный, сметливый, смелый...

Павел Иванович. Тетя жаловалась, что он у ней два обеда съедает обманным образом! (Смеется.)

Липа. Говорит басом и смотрит прямо-прямо в глаза, словно видит там самую глубину твоей души. Недавно я читала ему стихотворение... на девятнадцатое февраля... Знаешь?

Наташа (подсказывает по-гимназически).

"И с трудом, от слова к слову

Пальчиком водя,

По печатному читает

Мужичкам дитя".

Липа. Вот этот Савка и спрашивает меня: "А правда, Лимпияда, что манифест вышел, чтобы нам отдать всю землю?" Главное - "нам"!!!

Владимир. Мужичок по-прежнему умиляет вас своей самобытностью?

Наташа. Они хотят подарить свою землю мужикам!

Владимир. Ого! Сами намерены превратиться в пролетариев, а из мужичков сделать благополучных россиян?..

Вдали чуть слышны колокольчики.

Павел Иванович. Что поделаешь, Володя?.. Мужик никак не соглашается сделаться настоящим пролетарием... (Насмешливо.) Не хочет, каналья!

Наташа (с напряженным вниманием). Не понимаю я, какая между вами разница? Почему вы все ссоритесь... Ты, Володя, ведь тоже любишь бедных?

Владимир. Дайте мужику порядочный кусок земли - и вы увидите, что он сделается врагом всяких социальных реформ... Возьмите мужика в Швейцарии! Вы умиляетесь его благополучием, а мне противно смотреть! Сытое довольство мещанина - и ничего больше!

Павел Иванович. Там совсем другое дело!

Владимир (иронически). Конечно! У нас мужик - самобытный!.. Социалистом родится!

Появляется полковник.

Наташа. Дедушка! Ну-ка иди, поспорь с ними!.. (Смеется.)

Полковник. А-а! Господин анархист приехал! Здравствуй, здравствуй! Хотя мы с тобой и не сходимся в убеждениях, но видеть тебя рад! (Целуется с Владимиром.) Крестничек мой. (Здоровается с остальными. Липе.) Здравствуй, синий чулок! (Павлу.) Имею честь кланяться, народный начальник!.. (Наташе.) Здравствуй, Коза Ивановна!

Наташа. Здравствуй, ретроград!

Смех и поцелуй.

Полковник. Полюбуйтесь, что у нас происходит. (Лезет в карман за записной книжкой.) Проезжаю по своему лесу и вижу - на сосне белеет бумажка какая-то... Останавливаю лошадей, слезаю, снимаю бумажку. (Вынимает и кладет клочок бумаги на стол.) Читаю... Полюбопытствуйте, вот! Доморощенная прокламация!

Владимир хватает бумажку, читает и смеется; окружающие требуют прочесть вслух.

Безграмотная прокламация и подписана: "Статский советник"!..

Владимир (читает). "Сея економия будет сожжена в ночь сего мая двадцатого числа, а лес приказано вырубить дочиста в два часа с четвертью. Статский советник".

Общий смех.

Полковник. Как это вам нравится, а? (Прячет бумажку.) Статский советник писал! В лаптях! Передам земскому начальнику... Пусть дадут охрану... От этих статских советников теперь житья нет... (Грозя пальцем.) Вы все! (Идет в комнаты.) Серафимочка!.. Полюбуйся!

Горничная берет подогревать самовар.

Наташа. А кто там еще с дедушкой приехал?

Горничная. Земский начальник. (Уносит самовар.)

Наташа (встает). Брр! Противный! Возьму книжечку и уйду, лягу на травку...

Владимир. Хочешь, дам Маркса? Сразу на пятьдесят процентов поумнеешь!

Наташа. Не хочу. Липа давала мне как-то "Экономические беседы" {Подразумевается книга буржуазного экономиста З. Геринга "Экономические беседы" (Основы политической экономии). Перевод А. Б., М., 1901 (Популярно-научная библиотека, No 3).}. Тоска смертная... Я читаю "Дворянское гнездо". Милый Тургенев! Люблю его безумно! Где мой Тургенев?.. Не видала, Липа, моего Тургенева?

Липа. А вон на окне - не он?

Наташа. Он! Он! Мой миленький! (Берет книгу и уходит в сад.)

Липа. Владимир! Знаешь, кто мой самый усердный читатель? Дедушка!

Владимир. Неужели читает?

Липа. Все новые брошюрки!

Павел Иванович. Липа дает ему все присылаемые тобой брошюрки по политическим и экономическим вопросам, я дедушка их глубокомысленно изучает, делает какие-то выписки в свою памятную книжку.

Липа. Только результаты получаются самые неожиданные! (Смеется.)

Павел Иванович. Дедушка, брат, всех ученых и поэтов утилизирует в свою пользу! Недавно приехал и говорит: "Сам ваш Маркс осудил реформы шестидесятых годов...".

Липа и Павел Иванович хохочут.

"Каким это образом?" - спрашиваю. Вынимает свою записную книжечку и читает: "Если Россия пойдет по той же дороге, по которой она двинулась в шестьдесят первом году, то она пропадет, как пропала гнилая Европа" {"Если Россия пойдет по той же дороге..." - цитата из неотправленного письма К. Маркса в редакцию "Отечественных записок" (1877), являющегося ответом на статью Н. К. Михайловского ("Отечественные записки", 1877, No 10) "Карл Маркс перед судом г. Ю. Жуковского" (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 19, стр. 119); в русской легальной печати в переводе с французского письмо помещено в журнале "Юридический вестник", 1888, октябрь.}.

Все хохочут.

Липа (встрепенулась). Кажется, сюда земский начальник идет!

Владимир (поднимается). Ну его к черту! Идем, господа!

Все уходят в глубину сада.

Городецкий, за ним - земский начальник и полковник.

Городецкий. Трудно, знаете ли, поручиться... Сегодня, например, у меня вышел такой казус. Один мужик сел в кресло и говорит...

Полковник (перебивая). Как? Ты позволяешь у себя в доме...

Городецкий. Не в комнате... На дворе мебель проветривали... Ну-с, сел и говорит: не все барам на мягком сидеть, пришло время и нам побаловаться... или потешиться... уж не помню, как он выразился.

Земский начальник. Удалите немедленно... А я приму со своей стороны меры. Как имя и прозвище этого нахала?

Полковник. Это тоже "статский советник".

Городецкий. Нет... Не выдам! Это уже я считаю лишним... Если я рассказал этот случай, так вовсе не для того, чтобы донести, а просто для иллюстрации...

Полковник (возмущенно). Это удивительно! Это же укрывательство!

Земский начальник. Я ведь, Николай Александрович, могу узнать и помимо вас. Шила в мешке не утаишь! Да и нужно ли...

Городецкий. Это уже ваше дело!

Полковник. Не "ваше", а наше, общее наше дело! Это удивительно!

Городецкий. Я держусь вообще того мнения, что не следует обострять отношений. Об этом я имел честь докладывать лично князю и теперь могу повторить то же самое.

Полковник. Это удивительно! Погодите, господа либералы, я на первом же губернском дворянском собрании дам вам генеральное сражение! Я готовлю доклад, Семен Яковлевич... Работаю с утра до ночи!

Земский начальник. Значит, не слушаетесь доктора: он вам не велел читать и писать при огне...

Полковник. Доктор запретил мне думать и приказал спать по двенадцати часов в сутки! Неужели я могу это делать? Старый воин, Семен Яковлевич, не может оставаться в тылу, когда на аванпостах завязывается бой... Все позиции занимают они, либералы.

Городецкий. Вы что же, опять какой-нибудь проект?

Полковник. Именно. Основные мои мысли таковы: первая - дворянский банк должен служить нам, а не мы банку, вторая - овцы вверяются доброму пастырю, а не наемнику-интеллигенту, и третья - повсеместное введение обязательных в пользу государства работ...

Земский начальник. Это знаете ли, любопытно...

Городецкий (иронически). Особенно третья основная мысль... Кого вы, полковник, привлечете к принудительным работам?

Полковник. Кого? Во-первых, нуждающихся в работе, во-вторых, всех недоимщиков и, в-третьих, всех приговоренных земскими начальниками к штрафам и арестам... Я думаю, Семен Яковлевич, что каждый мужик согласится, вместо того чтобы платить штраф или сидеть под арестом, отработать свое наказание?

Земский начальник. Возможно... А где, Николай Александрович, вы устроили столовую?

Городецкий. А там, за огородом... Пойдемте, покажу... Пока до завтрака...

Все идут с террасы по аллейке, ведущей к пустырю, и разговаривают о голодающих. На террасу выходит Серафима Сергеевна, за ней горничная несет самовар.

Горничная. Яичницу, что ли, прикажете еще сделать?

Из калитки идет Авдотьюшка.

Серафима Сергеевна. Что-нибудь... Можно и яичницу.

Авдотьюшка (у террасы). Уймите, барыня, Сереженьку! Озорует все.

Серафима Сергеевна. А что?

Авдотьюшка. Принесли машину эту самую...

Горничная (поясняет). Граммофон!

Авдотьюшка. Да, грама... Не выговорю уж... Поставили ее к телятам и завели... Там такой скандал... Боятся, конечно... Неразумная тварь...

Серафима Сергеевна (всплеснула руками). Ах! И чего только не придумает!!! (Встает и идет к садовой калитке.)

Здесь ее встречает и останавливает Иван Ключников.

Ключников (снимая шапку). Сделайте божескую милость! Не оставьте!

Серафима Сергеевна. Ты кто? Что тебе?

Ключников. Да все я же, барыня, Иван Ключников! Уж ежели я не настоящий голодающий, каких же еще нужно? Ведь это лавочник по злобе сказал... Четверо детей, матка, сестра, сам семой!

С пустыря возвращаются Городецкий, земский начальник и полковник.

Серафима Сергеевна. Вон земский идет... Я ничего не могу. Велит записать - запишу... (Уходит.)

Ключников поджидает.

Ключников (кланяясь компании). Сделайте божескую милость! Шесть душ, сам - семой... Хоть по миру иди!

Земский начальник останавливается, Городецкий с полковником проходят в комнаты.

Земский начальник. Ну чего же ты хочешь?

Ключников. А так, чтобы в едоки нас записали... Уж ежели мы не голодающие, так кому же и способие выдавать?

Земский начальник. Работать, братец, надо. Руки есть? Голова на плечах?

Ключников (мотнув руками). Куда их дену? Зря болтаются. И рад бы...

Земский начальник. Сделай одолжение - приходи ко мне в усадьбу,- мне рабочие руки нужны... (Отходит.) Все на казенные хлеба желаете...

Ключников (с отчаянием). А семейство? У меня семь душ...

Земский не обращает внимания.

Ах ты, сделай милость! Что станешь делать?! (Топчется, вертит в руках шапку, смотрит вслед ушедшему земскому начальнику.)

Вдали молодежь поет песню: "Назови мне такую обитель".

Эх вы, господа поштенные! (Уходит.)

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Зимний вечер; вьюга. Постоялый двор в с. Городецком: великорусская изба с не доходящей до потолка перегородкой, с просторной печкой-лежанкой, с нарами и полатями. В левом от зрителя углу - стол с висящей над ним на веревке лампой. За столом - два возчика режут хлеб к ужину, который приготовляет Лукерья за перегородкой. Староста - хозяин - стоит около входа за перегородку и, облокотясь на косяк, рассказывает. Иван Ключников сидит на лавке вблизи стола. В темном углу на нарах - старик с внучкой. На полатях кто-то возится и вздыхает. Время от времени за перегородкой скрипит покачиваемая люлька и доносится плач грудного ребенка. В занесенное снегом окно постукивает ветер, доносящий порою глухое бульканье лошадиных бубенчиков. На перегородке маленькие часы с гирькой и привесом - тикают проворно, монотонно... При поднятии занавеса продолжается разговор.

Староста. Призвал это он нас к себе и говорит: желаю вам свою землю сдать на вечные времена за малые деньги, но чтобы эти деньги шли в какую-то комессию.

Ключников. Не так говоришь! Подарю, говорит, обществу, но только чтобы вы по пяти целковых с десятины вечно отчисляли и чтобы комитет выбрали, а в этот комитет чтобы барышня Лимпияда Ивановна села.

Староста. Так-так... А на этот капитал, говорит, мы вам баню хорошую выстроим и школу поставим...

Первый возчик. Вишь куда они гнут!..

Староста. В грязи, говорит, живете; помирают, говорит, ребятишки от этого...

Лукерья (за перегородкой). Что бы нам с ними делать-то, кабы они не помирали? Чем их кормить-то? Про то не знают они...

Плач ребенка, скрип люльки.

Спи, что ли!.. Назола, прости господи!..

Ключников. У них все сыты... У них собаки ржаного хлеба не жрут.

Старик. У меня вот нечем их кормить-то... Вот девку-то в экономию водил, думал, в услужение определить... Не берут... В город, видно, придется...

Девка утирает глаза рукавом и хнычет.

Чего, дура, допрежде времени ревешь?.. Кабы было чем их кормить, разя повел бы? Телку и ту жалко...

Первый возчик (встает). Пойти - лошадей посмотреть... (Уходит.)

Староста. Хотел, чтобы приговор составили, что на вечные времена принимаем по пяти целковых с десятины...

Второй возчик. А они этими деньгами будут орудовать? Ловки!

Лукерья (подает миску и ложки). Их только послушай!

Староста. Вот мы отошли на канаву - промеж себя покалякать, в чем тут загвоздка? Что у него в мыслях? Почему такое им охота нас в бане мыть?..

Легкий смех слушателей.

Старик (глубокомысленно). За что-нибудь зацепиться надо? Вот они баню и придумали. Когда волю давали, они нас на кривой объехали... И теперь изловчаются...

Ключников (сердито). Способие от казны всем идет, а они - кому дадут, а кому и не покажут. Ты, бают, не едок: руки у тебя есть! Кабы у меня руки были, а брюха не было!

Смех окружающих.

Староста. Ну потолковали мы промежду себя, видим - дело нечистое. Так и так, говорим, не подойдет дело-то. "Почему так?" Бани, говорим, нам не надо, ни к чему она, а школа только четыре версты - в Сухом Долу; побегают наши ребятишки, не господские... А что касаемое земли - согласны, но только на вечные времена не желаем, а окромя того, по пяти рублей дорого: по три определяем... "Как, говорит, дорого? По десяти платите?" Что было, говорим, то прошло. И опять - вперед деньги платить не можем, а через два года гуртом отдадим...

Первый возчик (входит, постукивает ногами). Вьюга!

Старик. Правильно! Может, через год все обнаружится, и ничего получить им не придется...

Возчики. Все может быть!

Староста. Очень просто!.. Ну, вышла эта барышня, Лимпияда Ивановна, сестра его, и говорит: "Не понимаете своей пользы; дураки, говорит, вы"...

Степан (с полатей). На дурака вся надежа была, а он взял да и поумнел!

Старик (смеется). Бывает всяко!

Староста. Мы это и говорим. Барышня! Земля - божия и ни от кого другого, окромя господа, облегченья не ожидаем.

Лукерья. Лимпияде-то ихней хочется на место попасть, в учительницы, вот она все про школу-то и толкует. Замуж-то не берут, а в девках-то сидеть зазорно... Был у ей жених-то, да, бают, в тюрьме его сгноили... А теперь уж заматерела: не берут...

Староста. Больно у них сам-то барин, Николай-то Лексаныч, кряжист... Павел-то Иваныч с Лимпиядой - как голуби, а только он, Николай Лексаныч, он все их мутит.

Степан. Все они из одного дерева сделаны. Летом я, как работал в экономии, стулья да разные вещи из фригеля вытаскивал... Выпимши маленько был, ну, конечно, сёл я в кресло - Павла Иваныча оно, кресло-то,- а потом вызвал меня земский и три дня под арестом выдержал...

Первый возчик. Вишь, какой ты: на барском месте захотел посидеть!

Смеются.

Степан (голос с полатей). Хвали сено в стогу, а барина в гробу!..

Лукерья подает похлебку возчикам. Те, помолясь, усаживаются.

Ключников (злобно). Вот тоже и луга... Всегда нам луга сдавали, а прошлое лето взял да Виноградову сдал. Мы эти луга для себя караулили, ездить не пускали, скотину отгоняли, а он - Виноградову!.. "Давайте, говорит, вперед все деньги: мне, говорит, деньги нужны". А где их сразу-то взять?.. Мы - к земскому: как же, мол, это? "Никакого, говорит, вам дела нет, кому луга сданы"... Мы - к губернатору: как же это выходит, что наша скотина с голоду дохнуть должна?.. "Ничего не могу сделать!.." (Разводит руками.)

Старик. Ничего не добьешься!.. У нас вот земли на ревизскую душу две с половиной десятины, а душа у человека не ревизская, а живая. У меня вот в семье трое сыновей взрослых да две девки-внучки...

Лушка начинает опять плакать.

а ревизский я один!.. А есть-то живая душа хочет, а не ревизская. Приехал это к нам земский, мы его насчет земли и спросили: правда ли, что прирезка будет?.. "Ничего, говорит, не будет. Зря". Я говорю: как же жить-то живому человеку?.. А он говорит: "Которые души не имеют, пусть у барыни арендуют". А барыня у нас за деньги не сдает, а бери на отработки, а на отработки-то вдвое дороже выходит... да ежели чего не угодишь - штрах, да опять на отработки перекладывают... Так на них всю жизнь и работай! А сломаешь ихни вилы - вся цена им четвертак, а штрах - шесть гривен, а отработаешь его - выйдет рупь, а то и больше.

Ключников. Им все в пользу!

Старик. А придешь домой - твою полосыньку ветром повыдуло...

Степан (с полатей). Они премудры: с камня лыки дерут!

Старик. Некуда податься... Что делать, господи? А помирать - все будто бы не охота. Вот и надо что-нибудь придумать. Старший сын на заработки ушел, а вот девку одну, видно, в город придется...

Степан (свешивая голову с полатей). Ты вот хочешь в город, а я - из городу... Живут там, братец, люди суконные; дома у них - глухие, каменные, решетками огорожены; окошки - рукой не достанешь... А в окошках двойные рамы: ничего им там не видать и ничего не слыхать... Придешь, помаешься - да с тем и уйдешь... Да и Христа ради-то просить не приказывают: в часть за это- и больше никакого разговору...

Лушка плачет сильнее.

Много, старина, на небе звезд, да высоко; много в земле золота, да глубоко... Я вот полгода в городе прожил, из них четыре месяца на фабрике проработал, да два - в тюрьме, на казенной квартире, прогостил... А теперь домой иду... Попробовал!

Старик (вздохнув). Не родит земля! Устала! Греха на ней много! Крови человеческой да слез сиротских!..

Степан (с полатей). У кого и родит, не устала... (Жест на возчиков.) Вот они хлеб везут!

Первый возчик. У Виноградова завсегда урожай. Семена ли какие заморские али машины - бог его знает! Все амбары хлебом забиты...

Ключников (с угрюмым раздумьем). Вон в народе сказывают, что в других местах крестьяне начали барскую землю запахивать, леса рубить, хлеб снимать...

Старик. У нас народ смиренный. Который выпьет лишнее - поспорит с барыней, а проспится - придет прощенья просить...

Степан. Напьется - с барином дерется, а проспится - свиньи боится?

Общий смех. Отворяется дверь - входит солдатик.

Солдатик. Мир вашей компании!

Голоса. Спасет бог!

- Поди-ка к нам!

Лукерья. Милости просим!

Солдатик. Дозвольте переночевать прохожему человеку!.. Народу, как видно, много, да и мне, чай, можно приткнуться где-нибудь... Я - не взыскательный... (Хлопает ногой о ногу.) Эх, ноги задрогли! Вертит, крутит в поле непогодушка. Как это в песне поют: "не проехать, не пройти,- нельзя к миленькой зайти"... Эх!

Староста. А ты что за человек?

Солдатик. Солдатик. (Снимает со спины котомку.)

Лукерья. Настоящий али так... не служишь уж?

Солдатик. Служу, а только в отпуску нахожусь. На поправку уволен.

Лукерья. Разные теперь люди по земле ходят. На прошлой неделе вот этак же зашел с котомкой - книжками да картинками торгует. А потом, слышим, урядник его пымал... А мы вот эту картинку (показывает на стену) у него купили...

Солдатик. Меня ловить нечего. Я теперь сам не дождусь, как опять в Двинск добраться... в полк свой... девяносто девятый Ивангородский... (Разувает лапти.) Ноги словно чужие.

Лукерья (подозрительно). Солдат, а в лаптях...

Солдатик. Это ничего не означает. Пришел как следует, в сапогах. Домой пошел на поправку, а вышло вот как. Жалко было на родителей смотреть... Продал сапоги. Все лишнее продал, в чем есть остался. Вот она какая поправка моя вышла! (После паузы.) А дозвольте спросить, откудова с обозом едете?..

Первый возчик. Из Виноградовской экономии... хлеб везем.

Солдатик. А кому предназначается?

Первый возчик. А кто его знает!

Второй возчик. В город... Мы до чугунки только.

Солдатик. Нет, я полагал, не для господ ли голодающих жителей?

Степан (с полатей). Разевай рот, распоясывай брюхо! На чугунку - да в заграницу... А в Расее жрать нечего, едят мякину да отруби, да и то не досыта...

Первый возчик. Экономия опасается, вот и вывозит... У княгини в Белом Ключе весь хлеб сгорел...

Солдатик. От какой причины: подожгли или по неосторожному обращению?

Степан (сердито, с полатей). А ты что, становой, что ли?

Солдатик. Нет, зачем же?! Для любопытства спросил. (Вешает лапти у печки.) Как в лаптях к воинскому начальнику буду являться?.. Пропил сапоги, скажет... А я не только что пить, у меня с утра маковой росинки во рту не было...

Первый возчик. Может, с нами похлебаешь горячего? Садись!

Солдатик. Горячего? Что же, если дозволите, господа...

Возчики. Садись!

- Осталось тут...

Встают, молятся.

Солдатик (присаживаясь к миске). Скучно человеку без горячего. Если у него к этому манера есть - тоска берет.

Степан. Привыкли на казенном хлебе!

Ключников. Не сладко небось, опять в мужика-то перевертываться? С хлеба-то на мякину?

Лукерья. Откуда ты родом-то?

Солдатик. Далеко! Верст двадцать пять отсюда... Из Преображенского... А что говорите про казенный хлеб, то это совершенно точно так. Солдатская пища хорошая, кажний день щи и каша.

Старик. Щи-то, они сытны!

Солдатик. Каша с салом! Это уж у нас положение такое... И опять - ужин. Против деревенской жизни это даже без сравнения... Невозможно видеть, как только люди живут! А у нас кажний день щи и каша...

Степан (злобно). Нажрешься щей-то, а потом пойдешь своего брата, голодного человека, прикладом потчевать? Чтобы у него в брюхе не ворчало? Так, что ли?

Солдатик (сконфуженно). Меня не посылали. Один только раз на охранении стояли... А чтобы там в действие - этого не было. Что же сделаешь? Служба! Которому богу служишь, тому и кланяешься...

Степан. У человека только один бог бывает...

Старик. Как это в писаниях сказано: "Аз господь бог твой, и не будет тебе бози, окромя меня"... Читал, поди?

Степан. Их этому не обучают. Они только и знают: "пятки вместе, носки врозь!"

Кругом смеются.

Солдатик (встает, вытирает усы). Спасибо, господа честные! Пошел на поправку, а с чего поправишься? Пошел в сапогах, а вертаюсь в лаптях. А они, сапоги-то, казенные - вот в чем штука... Жену два года не видал. Пришел вот из Польши... больше тысячи верст... Пешком больше сотни верст прошел, а даже одной ночки с женой не ночевал!.. Другие там балуются, а я - ни боже мой!..

Лукерья прибирает со стола.

Староста. Где же она у тебя, жена-то?

Солдатик. Не обнаружил. Родители сказывали, в экономию к Виноградову ушла, в услужение, а там ее не видимо... Приходила, говорят, да не взяли, ушла куда-то... в город, надо полагать... А в какой опять город? Я вот, может быть, больше сотни городов видел... Где найдешь?

Степан. Как же это не найти? Баба не иголка, в щель не завалится.

Солдатик. Просил обнаружить ее господина урядника... Мне, говорит, не до баб ваших... Ежели баб вам искать, надо, говорит, жалованья прибавить и хороших собак держать...

Ключников. Господская жена и та пропадает, а наша... кому она нужна?

Лукерья. А в нашей экономии был? Как у тебя жену-то звать?

Солдатик. Авдотьей!

Лукерья. Видно, она и есть! Рябая, что ли?

Солдатик (радостно). Около носу и на лбу - действительно! Бланденка из себя...

Лукерья. И то сказывала, что солдатка... У вас ребенок помер?

Солдатик (радостно). Верно! Помер! Действительно! Вот оно как вышло! А я цельный месяц прожил... и не знал, где найти-отыскать. Надо ведь идти...

Лукерья. Куда пойдешь? На улице погляди, что делается! Нехорошо - придеш