Булгаков Валентин Федорович - Христианская этика

еловека допущение лжи, и потому для борьбы с суевериями человеку нужны усилия воздержания себя от противных истине поступков, слов, мыслей, т. е. усилия правдивости ⁵.

   Все телесные грехи: блуд, роскошь, тунеядство, корыстолюбие, недоброжелательство, все - только от признания своим "я" своего тела, от подчинения своей души телу. Избавление от грехов - только в признании своим "я" своей души, в подчинении душе своего тела⁶. "Потому любит Меня Отец, что

   ¹ Там же, с. 359-360.

   ⁴ Там же, с. 366.

   ² Там же, с. 364.

   ⁵ Там же, с. 16.

   ³ Там же, с. 362.

   ⁶   Там же, с. 376.

   Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее; имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее. Сию заповедь получил Я от Отца Моего" (Иоан. X , 17-18). Самоотречение не есть отречений от себя, а только перенесение своего "я" из животного существа в духовное. Отрекаться от себя не значит отрекаться от жизни. Напротив, отрекаться от жизни плотской значит усиливать свою истинную духовную жизнь¹. Чем больше отрекается человек от своего телесного "я", тем больше раскрывается в нем Бог. Тело скрывает Бога в человеке². Только умирая для себя в теле, мы воскресаем в Боге³. Мне противна моя жизнь; я чувствую, что весь в грехах,- только вылезу из одного, попадаю в другой. Как мне хоть сколько-нибудь исправить свою жизнь? Одно есть самое действительное средство: признать свою жизнь в духе, а не в теле, не участвовать в гадких делах телесной жизни. Только пожелай всей душой этого, и ты увидишь, как сейчас же сама собой станет исправляться твоя жизнь. Она была дурная только оттого, что ты своей духовной жизнью служил телесной жизни. Без жертвы нет жизни. Вся жизнь - это,- хочешь ли ты или не хочешь этого,- жертва телесного духовному⁴.

   Высшее благо человека в этом мире есть единение с себе подобными. Гордые люди, выделяя себя от других, лишают сами себя этого блага. Смиренный же человек уничтожает в самом себе все препятствия для достижения этого блага. И потому смирение есть необходимое условие истинного блага⁵.

   Нет ни одного человеческого преимущества - силы, красоты, богатства, звания, учености, просвещения, даже доброты, которые при отсутствии смирения не уничтожались бы и не превращались бы из преимуществ и хороших качеств в отталкивающие свойства. Нет ничего противнее человека, кичащегося своим богатством, званием, умом, просвещением, ученостью, -добротой. Люди желают быть любимыми людьми, знают, что гордость отталкивает людей, и все-таки не могут быть смиренны. Отчего это? Оттого, что смирение не может быть усвоено отдельно. Смирение есть последствие перенесения человеком своих желаний из области вещественной в область духовную⁶. Мы часто гордимся тем, что "мы сделали", а забываем то, что в каждом из нас живет Бог, что делая хорошее, мы только орудия, посредством которых делается Им Его дело. Бог мною делает то, что Ему нужно, а я горжусь. Все равно, как если бы камень, загораживающий проток ключа, гордился тем, что из него течет вода и что воду эту пьют люди и звери. Но, скажут, камень может гордиться тем, что он чист, не портит воду. И то неправда. Если он чист, то только потому, что та же вода обмыла и обмывает его. Ничего нашего нет, все Божие. Только

   ¹Там же, с. 377. ⁴ Там же, с. 393.

   ² Там же, с. 382.

   ⁵ Там же, с. 397.

   ³ Там же, с. 383.

   ⁶ Там же, с. 408.

   тогда работник будет хорошо исполнять свое дело, когда он поймет свое положение. Только тогда человек понимает учение Христа, когда он ясно понимает то, что жизнь его - не его, а Того, Кто дал ее, и что цель жизни не в человеке, а в воле Того, Кто дает жизнь, и что поэтому человек может помешать проявлению в себе силы Божией, но сам собою не может сделать ничего хорошего¹. Прекрасны слова молитвы: "Приди и вселися в ны". В этих словах все. Человек имеет все, что ему нужно, если Бог вселится в него. Для того же, чтобы Бог вселился в человека, делать нужно только одно: умалить себя, чтобы дать место Богу. Как только человек умалит себя, Бог тотчас же вселится в него. И потому для того, чтобы иметь все, что ему нужно, человеку надо прежде всего смириться².- Ты такая-то бесконечно малая частица чего-то, и ты был бы ничто, если бы у тебя не было определенного призвания - дела. Это только дает смысл и значение твоей жизни. Дело же твое в том, чтобы использовать данные тебе, как и всему существующему, орудия: истратить на исполнение предписанного свое тело. И потому все дела равны, и ты не можешь сделать ничего больше того, что тебе задано. Ты можешь быть только супротивником Бога или исполнителем Его дела. Так что ничего важного, великого человек не может себе приписать. Только стоит приписать себе какое-нибудь великое, исключительное дело, и нет конца разочарованиям борьбы, зависти, всяким страданиям; только приписал себе значение больше растения, приносящего плоды, и ты погиб. Спокойствие, свобода, радость жизни, бесстрашие смерти даются только тому, кто признает себя  в этой жизни ничем иным, как только работником Хозяина ².

   Суеверия мешают доброй жизни. Освобождает от суеверий только правдивость - не только перед людьми, но и перед ca мим собой⁴. Вера в то, что то, что нам выгодно и приятно, истинно само в себе, есть естественное свойство как детей, так и человечества в его детском возрасте. Чем дольше живут и человек и человечество, чем больше уясняется и утверждается их разум, тем все больше человек и человечество освобождаются от такого ложного представления о том, что истинно все то, что выгодно человеку. И потому как всякому человеку, так и всему человечеству, необходимо, по мере движения их в жизни, усилиями своего разума и всей мудростью прежде живших людей проверять принятые на веру положения о том, что истинно ⁵. Хотя бы весь мир признавал учение истинным и как бы древне оно ни было, человек должен проверять его разумом и смело откидывать, если оно не сходится с требованиями разума ⁶. Разум есть величайшая святыня в мире, а потому и величайший грех злоупотреблять разумом, употреблять его на

   ¹ Там же, с. 398-399.

   ⁴ Там же, с. 411.

   ² Там же, с. 403.

   ⁵ Там же, с. 413.

   ³ Там же, с. 401-402.

   ⁶ Там же, с. 411.

   то, чтобы скрывать или извращать истину¹. Если наша жизнь не согласна с правдой, то все-таки лучше признать правду, чем скрывать ее: жизнь свою мы можем изменить по правде; правду же мы ничем изменить не можем, она останется, какой была, и не перестанет обличать нас². Исправление существующего зла жизни не может начаться ни с чего другого, как только с обличения религиозной лжи и установления религиозной истины в себе каждым отдельным человеком³. "Познаете истину, и истина сделает вас свободными" (Иоан. VIII , 32).

  

  

  

   Есть еще одно могущественное средство для борьбы с грехами. Оно заключается в том, чтобы больше и больше, яснее и яснее узнавать себя, понимать и помнить о своем положении в мире и при совершении каждого поступка оценивать его, для того, чтобы не впасть в грех. Средство это есть молитва. Для людей прежнего времени молитва была, и теперь остается для большинства людей, обращением при известных условиях: в известных местах, при известных действиях и словах - к Богу или богам для умилостивления их. Христианское учение не знает таких молитв, но учит тому, что молитва необходима не как средство избавления от мирских бедствий и приобретений мирских благ, а как средство укрепления человека в борьбе с грехами ⁴. Просительная молитва не имеет смысла. О внешних событиях: о том, чтобы пошел дождь, или был жив любимый мною человек, или я был здоров и не умер,- нельзя молиться потому, что эти события происходят по законам, установленным Богом раз навсегда. О внутреннем же своем совершенствовании нельзя молиться потому, что нам дано все то, что нужно для нашего совершенствования, и прибавлять к этому ничего не нужно и нельзя ⁵. Действительны могут быть только мои усилия исполнять учение Христа⁶. В Евангелии указано, как должно молиться и в чем должна состоять молитва.

   "И если хочешь молиться, то не делай как обманщики молятся. Обманщики любят молиться в церквах, на виду у людей. Они делают это для людей и от людей и получают за это то, чего желают (Мф., VI , 5). А если хочешь молиться, зайди туда, где бы тебя не видал никто, и молись Отцу своему духу, и Отец увидит то, чего ты желаешь в душе, и даст тебе то, чего ты пожелаешь в духе (Мф., VI , 6). Когда молишься, то не болтай языком, как притворщики (Мф., VI , 7). Отец твой знает, что тебе нужно, прежде чем ты откроешь уста (Мф., VI , 8).

   Молись только так:

   ¹ Там же, с. 417.

   ² Там же, с. 414.

   ³ Там же, с. 420.

   ⁴ "Христианское учение", с. 77.

   ⁵ "О разуме, вере и молитве", с. 12.

   ⁶ "В чем моя вера", с. 13

   Отец наш, безначальный и бесконечный как небо! Пусть будет свято только Твое существо. Пусть будет власть только Твоя, так чтобы воля Твоя совершалась безначально и бесконечно на земле. Дай мне пищу жизни в настоящем. Ошибки мои прежние загладь и сотри так же, как и я заглаживаю и стираю все ошибки братьев моих, чтобы я не попал в соблазн и избавился от зла. Потому что Твоя власть и сила и Твое решение (Мф., VI , 9-13)¹.

   В каждом человеке есть искра Божия, дух Божий, каждый человек есть сын Божий. Молитва состоит в том, чтобы, отре- -шившись от всего мирского, от всего, что развлекает мои чувства, вызвать в себе божеское начало. И такая молитва бывает не праздное умиление и возбуждение, которые производят молитвы общественные с их пением, картинами, освещениями и проповедями, а всегда помогает жизни, изменяя и направляя ее².

   Молитва есть поверка по высшим требованиям души своих прошедших и настоящих поступков³. И потому молитва христианская бывает двоякая: та, которая уясняет человеку его положение в мире,- молитва временная, и другая - та, которая сопутствует каждому его поступку, представляя его на суд Богу, проверяя его - молитва ежечасная. Молитва временная- это такая молитва, которою человек в лучшие свои минуты, отвлекаясь от всего житейского, вызывает в себе наиболее ясное сознание Бога и своего отношения к нему. Такою молитвою может быть выражение своими словами своего отношения к Богу; но такою же молитвою было и всегда будет для всех людей повторение выражений и мыслей прежде нас живших людей, высказавших свое отношение к Богу, и единение душой с этими людьми и с Богом. Так Христос молился, повторяя слова псалма, и мы истинно молимся, повторяя слова Христа, и не только Христа,- Сократа, Будды, Лаотзе, Паскаля и др., если мы переживаем то духовное состояние, которое переживали эти люди и выразили в своих дошедших, до нас выражениях. И потому истинная временная молитва будет не та, , которая будет совершаться в определенные часы и дни, а только та, которая совершается в минуты высшего душевного настроения, такие минуты, которые находят на каждого человека, которые иногда вызываются страданиями или близостью смерти, иногда же приходят без всякого внешнего повода и которыми человек должен дорожить как высшей драгоценностью и пользоваться ими для все большего и большего уяснения своего сознания, потому что только в эти минуты совершается наше движение вперед и приближение к Богу.

   ¹ "Краткое изложение Евангелия", с. 52.

   ² "О разуме, вере и молитве", с. 12-13.

   ³ Там же, с. 13.

   Молитва ежечасная состоит в том, что она напоминает человеку во все минуты его жизни, при всех поступках его, в чем его жизнь и благо, и потому в тех делах жизни, в которых человек еще властен победить животную природу духовным сознанием, содействует ему в этом. При борьбе с грехом, с первых же попыток преодолеть его, человек чувствует свое бессилие: грех влечет к себе всей сладостью своей привычки; противопоставить же греху человек ничего не может, кроме сознания того, что грешить нехорошо, и человек, зная, что то, что он делает, дурно, продолжает делать это дурное. Выход из этого положения один. Некоторые религиозные учители видят его в вере в то, что существует особенная сила, называемая "благодатью", поддерживающая человека в его борьбе с грехом, которая приобретается через известные действия, называемые "таинствами". Другие учители выход из этого положения видят в вере в искупление, совершившееся смертью за людей Христа Бога. Третьи видят этот выход в молитве к Богу о подкреплении сил человека в борьбе его с грехом. Но ни то, ни другое, ни третье средство не облегчают человеку борьбу его с грехом. Не во власти человека избавиться от греха, набиравшего привычку в продолжение многих годов, но совершенно во власти человека не делать поступки, которые вовлекают во грех, уменьшать привлекательность греха, поставить себя в невозможность сделать грех, отсекать руку и глаз, которые соблазняют его. И делать это каждый день и каждую минуту, и чтобы быть в состоянии делать это, нужна ежечасная молитва \

   ¹ "Христианское учение", с. 77-80.

  

  

  

  

   Все учение Христа состоит в том, чтобы дать Царство Бога - мир - людям. В нагорной проповеди, в беседе с Никодимом, в послании учеников, во всех поучениях своих Он говорит только о том, что разделяет людей и мешает им быть в мире и войти в Царство Бога. Все притчи суть только описания того, что есть Царство Бога и что только любя братьев и будучи в мире с ними, можно войти в него.

   Заповеди мира, данные Христом, простые, ясные, предвидящие все случаи раздора и предотвращающие его, открывают это Царство Бога на земле. Этих заповедей пять, и ими-то должны руководствоваться люди в своих взаимных отношениях.

   Первая заповедь говорит: будь в мире со всеми, не позволяй себе считать другого человека ничтожным или безумным {Мф. V , 22). Если нарушен мир, то все силы употребляй на то, чтобы восстановить его. Служение Богу есть уничтожение вражды (Мф. V , 23-24). Мирись при малейшем раздоре, чтобы не потерять истинной жизни¹. Идеал состоит в том, чтобы не иметь зла ни на кого, не вызывать недоброжелательства ни в ком, любить всех; заповедь же, указывающая степень, ниже которой вполне возможно не спускаться в достижении этого идеала, в том, чтобы не оскорблять людей словом².

   В этой заповеди сказано все; но Христос предвидит соблазны мира, нарушающие мир между людьми, и дает вторую заповедь против соблазна половых отношений, нарушающего мир. Не смотри на красоту плотскую как на потеху, вперед избегай этого соблазна (Мф. VI , 28-30); бери муж одну жену, и жена одного мужа, и не покидайте друг друга ни под каким предлогом (Мф. V , 32)³. Идеал -полное целомудрие даже в мыслях; заповедь, указывающая степень достижения, ниже которой вполне возможно не спускаться - чистота брачной жизни, воздержание от блуда⁴.

   ¹ "В чем моя вера", с. 86.

   ² "Мысли о новом жизнепонимании", с. 150-151.

   ³  "В ч. м. в.", с. 86.

   ⁴  "М. о н. ж.", с. 151.

   Другой соблазн - это клятвы, вводящие людей в грех. Знай вперед, что это зло, и не давай никаких обетов (Мф. V , 34- 37)¹. Не присягай никогда никому ни в чем. Всякая присяга вымогается от людей для зла². Ведь если учение Христа в том, чтобы исполнять всегда волю Бога, то как же человек может клясться, что он будет исполнять волю человека? Воля Бога может не совпасть с волею человека³. Идеал - не заботиться о будущем, жить настоящим часом; заповедь, указывающая степень достижения, ниже которой вполне возможно не спускаться - не клясться, вперед не обещать ничего людям⁴.

   Третий соблазн - это месть, называющаяся человеческим правосудием; не мсти и не отговаривайся тем, что тебя обидят - неси обиды, а не делай зла за зло (Мф. V , 38-42)^s . Идеал - никогда ни для какой цели не употреблять насилия; заповедь, указывающая степень, ниже которой вполне возможно не спускаться,- не платить злом за зло, терпеть обиды⁶.

   Четвертый соблазн - это различие народов - вражда племен и государств. Знай, что все люди - братья и сыны одного Бога, и не нарушай мира ни с кем во имя народных целей (Мф. V , 43-48)⁷. Идеал - любить врагов, ненавидящих нас; заповедь, указывающая степень достижения, ниже которой вполне возможно не спускаться,-не делать зла врагам, говорить о них доброе, не делать различия между ними и своими согражданами ⁸.

   При исполнении этих заповедей жизнь людей будет то, чего ищет и желает всякое сердце человеческое. Все люди будут братья, и всякий будет всегда в мире с другими, наслаждаясь всеми благами мира тот срок жизни, который уделен ему Богом. Перекуют люди мечи на орала и копья на серпы. Будет то Царство Бога, царство мира, которое обещали все пророки, которое близилось при Иоанне Крестителе и которое возвещал и возвестил Христос⁹. И, однако, заповеди эти не только не составляют учения и не исчерпывают его, но составляют только одну из бесчисленных ступеней его в приближении к совершенству. За этими заповедями должны и будут следовать высшие и высшие по пути совершенства, указываемого учением¹⁰.

  

  

  

   Еще до христианского учения, среди, разных народов был выражен и провозглашен высший, общий всему человечеству религиозный закон, состоящий в том, что люди для своего блага должны жить не каждый для себя, а каждый для блага всех, для взаимного служения. Этот закон выражен в буддизме,

   ¹ "В ч. м. в.", с. 86-87.

   ³ Там же, с. 73

   ⁴ "М. о н. ж." с. 151.

    ⁶ "М. о н. ж.", с. 151.

   ⁸ "М. о н. ж.", с. 151.

   ¹⁰ "М. о н. ж.", с. 151.

   ² Там же,c . 74.

   ⁵ "В ч. м. в.", с. 87.

   ⁷ "В ч. м. в.", с. 87.

   ⁹ "В ч. м. в.", с. 87.

   в учениях Исайи, Конфуция, Лаотзе, стоиков. Закон был провозглашен, и те люди, которые знали его, не могли не видеть всей его истинности и благотворности. Но установившаяся жизнь, основанная не на взаимном служении, а на насилии, до такой степени проникла во все учреждения и нравы, что, признавая благотворность взаимного служения, люди продолжали жить по законам насилия, которое они оправдывали необходимостью угрозы, возмездия. Им казалось, что без угрозы и возмездия злом за зло общественная жизнь невозможна. Одни люди брали на себя обязанности для установления благоустройства и исправления людей применять законы, т. е. насилия, и повелевали, другие повиновались. Но повелевающие неизбежно развращались той властью, которой они пользовались. Будучи же сами развращены, они, вместо исправления людей, передавали им свой разврат. Повинующиеся же развращались участием в насилиях власти, подражанием властителям и рабской покорностью.

   Тысяча девятьсот лет тому назад появилось христианство. Оно с новой силой подтвердило закон взаимного служения и сверх того разъяснило причины, по которым закон этот не исполнялся. Христианское учение с необыкновенной ясностью показало, что причиной этого было ложное представление о законности, необходимости насилия как возмездия. И, с разных сторон разъяснив незаконность, зловредность возмездия, оно показало, что главное бедствие людей происходит от насилий, которые, под предлогом возмездия, производятся одними людьми над другими. Христианское учение показало не только несправедливость, но зловредность возмездия, показало, что единственное средство избавиться от насилия есть покорное, без борьбы перенесение его¹. Положение о непротивлении злу насилием есть положение, связующее все учение в одно целое, но только тогда, когда оно не есть изречение, а есть правило, обязательное для исполнения, когда оно есть закон ².

   Учение это было ясно выражено и установлено. Но ложное понятие о справедливости возмездия, как необходимого условия жизни людей, так укоренилось и так много людей не знало христианского учения или знало его только в извращенном виде, что люди, принявшие закон Христа, продолжали жить по закону насилия. Руководители людей христианского мира думали, что можно принять учение взаимного служения без учения о непротивлении, составляющего замок (в смысле свода) всего учения о жизни людей между собой. Принять же закон взаимного служения, не приняв заповеди непротивления, было все равно, что, сложив свод, не укрепить его там, где он смыкается. Люди христиане, воображая, что, не приняв заповеди непротивления, они могут устроить жизнь лучше языческой,

   ¹  "Конец века", с. 15-l 6.

   ²  "В чем моя вера", с. 20.

   продолжали делать не только то, что делали нехристианские народы, но и гораздо худшие дела, и все больше и больше удалялись от христианской жизни. Сущность христианства, вследствие неполного принятия его, все больше и больше скрывалась, и христианские народы дошли, наконец, до того положения, в котором находятся теперь, а именно - до превращения христианских народов во вражеские войска, отдающие все свои силы на вооружения друг против друга и готовых всякую минуту растерзать друг друга; - и дошли до того положения, что не только вооружились друг против друга, но вооружили и вооружают против себя и ненавидящие их и поднявшиеся против них нехристианские народы; дошли, главное, до полного в жизни отрицания не только христианства, но какого бы то ни было высшего закона¹.

  

  

  

   Вопрос о противлении или непротивлении злу насилием возник тогда, когда появилась первая борьба между людьми, так как всякая борьба есть ничто иное, как противление насилием тому, что каждый из борющихся считает злом. До учения Христа людям представлялось, что есть только один способ разрешения борьбы - посредством противления злу насилием, и так и поступали, стараясь при этом каждый из борющихся убедить себя и других в том, что то, что каждый считает злом, и есть действительное, абсолютное зло. И для этого с древнейших времен люди стали придумывать такие определения зла, которые были бы обязательны для всех. И за такие определения зла, обязательные для всех, выдавались то постановления законов, которые, предполагалось, были получены сверхъестественным путем, то веления людей или собрания людей, которым приписывалось свойство непогрешимости. Люди употребляли насилие против других людей и уверяли себя и других, что насилие это они употребляли против зла, признанного всеми. Но чем дальше жили люди, чем сложнее становились их отношения, тем более становилось очевидным, что противиться насилием тому, что каждым считается злом - неразумно, что борьба от этого не уменьшается и что никакие людские определения не могут сделать того, чтобы то, что считается злом одними людьми, считалось бы таковым и другими. Тогда-то и было проповедуемо Христом его учение, состоящее не в том только, что не надо противиться злу насилием, а учение о новом понимании жизни, частью или - скорее - приложением которого к общественной жизни и было учение о средстве уничтожения борьбы между всеми людьми не тем, чтобы обязать только одну часть людей без борьбы покоряться тому, что известными авторитетами будет предписано им, а тем, чтобы

   ¹ "Конец века", с. 17-18.

   никому, следовательно и властвующим (и преимущественно им), не употреблять насилия ни против кого, ни в каком случае¹.

   "Вы слышали, что сказано древним: око за око, зуб за зуб. А я говорю вам: не противься злому, но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую, и кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду, и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и "от хотящего занять у тебя не отвращайся".

   Учение это указывало на то, что если судьей того, в каких случаях допустимо насилие, будет человек, совершающий его, то не будет пределов насилию, и потому, чтобы его не было, надо, чтобы никто ни под каким предлогом не употреблял Насилия, в особенности же под самым употребительным предлогом возмездия. Учение это подтверждало ту простую, само собой понятную истину, что злом нельзя уничтожить зло, что единственное средство уменьшения зла насилия - это воздержание от насилия². Как огонь не тушит огня, так зло не может потушить зла. Только добро, встречая зло и не заражаясь им, побеждает зло ³. Только одно непротивление прекращает зло, помещает его в себе, нейтрализует его, не позволяет ему идти дальше, как оно неизбежно идет подобно передаче движения упругими шарами, если только нет той силы, которая поглощает его⁴. То, что это так, есть в мире души человека такой же непреложный закон, как закон Галилея в астрономии, но более непреложный, более ясный и полный ⁵.

   Мало того, что христианское учение показывало, что мщение и воздаяние злом за зло невыгодно и неразумно, увеличивая зло,- оно показывало и то, что непротивление злу насилием, перенесение всякого насилия без борьбы с ним было единственное средство достижения той истинной свободы, которая свойственна человеку. Учение показывало, что как только человек вступал в борьбу с насилием, он этим самым лишал себя свободы, так как, допуская насилие для себя против других, он этим самым допускал насилие и против себя, и потому мог быть покорен тем насилием, с которым боролся; и если даже оставался победителем, то, вступая в область внешней борьбы, был всегда в опасности в будущем быть покоренным более сильным. Учение это показывало, что свободен может быть только человек, целью своей ставящий исполнение высшего, общего всему человечеству закона, для которого не может быть препятствий. Оно показывало, что единственное средство как для уменьшения в мире насилия, так и для достижения

   ¹  "Царство Божие внутри вас", с. 133-134.

   ²  "Конец века", с. 16-17.

   ³  "В чем моя вера", с. 43.

   4  "Дневник", т. 1, с. 145.

   ⁵ "В чем моя вера", с. 43.

   полной свободы, есть только: покорное, без борьбы перенесение какого бы то ни было насилия. Христианское учение провозглашало закон полной свободы человека, но при необходимом условии подчинения высшему закону, во всем его значении.

   "И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне"¹.

   Закон непротивления злу насилием до такой степени вечен, что если и есть в исторической жизни движение вперед К устранению зла, то только благодаря тем людям, которые так поняли учение Христа и которые перенесли зло, а не сопротивлялись ему насилием ².

   Но положим, что насилие и убийство возмутило вас и вы увлеклись естественным чувством, положим - стали противодействовать насилию и убийству насилием и убийством. Такая деятельность, хотя и близкая к животной, и неразумная, не имеет в себе ничего бессмысленного и противоречивого; но как только правительства или революционеры хотят оправдать такую деятельность разумными основаниями, тогда является ужасающая бессмысленность, и необходимо нагромождение софизмов, чтобы не видна была бессмысленность такой попытки. Оправдания такого рода всегда основываются на предположении того воображаемого разбойника, не имеющего в себе ничего человеческого, который убивает и мучает невинных, и этот-то воображаемый зверь, как будто находящийся постоянно в процессе убивания невинных, и служит основанием рассуждений всех насильников о необходимости насилия; но ведь такой разбойник есть самый исключительный, редкий и даже невозможный случай; многие люди могут прожить сотни лет, никогда не встретив этого фиктивного разбойника в процессе совершения своего преступления. Зачем же я буду правило своей жизни основывать на этой фикции?

   Рассуждая о жизни, мы видим, напротив, что самые жестокие дела, как побоища людей, динамиты, виселицы, гильотины, одиночные тюрьмы, собственность, суды, власть и все ея последствия, все происходят не от воображаемого разбойника, а от тех людей, которые основывают свои правила жизни на нелепой фикции воображаемого зверя-разбойника. Так что человек, рассуждающий о жизни, не может не видеть, что причина зла людей никак не лежит в воображаемом разбойнике, а в заблуждениях его собственных и других людей ³.

   1 "Конец века", с. 18-19.

   2 "В чем моя вера", с. 43.

   3 "К вопросу о непротивлении злу насилием", с. 13-15.

  

  

  

   Но что же делать ? Выхода как будто нет никакого.

   И действительно, для нерелигиозных людей нет и не может быть из этого положения никакого выхода: люди, принадлежащие к высшим правящим классам, если и будут притворяться, что озабочены благом народных масс, никогда серьезно не станут (они и не могут этого делать) уничтожать того одурения и порабощения, в которых живут массы и которые дают им возможность властвовать над ними. Точно так же и люди, принадлежащие к порабощенным, тоже, руководствуясь мирскими целями, не могут желать ухудшить свое и так тяжелое положение борьбою с высшими классами из-за обличения ложного учения и проповедания истинного. Ни тем, ни другим незачем это делать, и если они умные люди - они никогда не станут делать этого.

   Но не то для людей религиозных, тех религиозных людей, которые, как бы ни было развращено общество, всегда блюдут своей жизнью тот священный огонь религии, без которого не смогла бы существовать жизнь человеческая. Бывают времена (таково наше время), когда людей этих не видно, когда они, всеми презираемые и унижаемые, безвестно проводят свои жизни, как у нас - в изгнании, тюрьмах, дисциплинарных батальонах; но они есть, и ими держится разумная жизнь человеческая. И эти-то религиозные люди, как бы мало их ни было, одни могут разорвать и разорвут тот заколдованный круг, в котором закованы люди. Люди эти могут сделать это, потому что все невзгоды и опасности, препятствующие мирскому человеку идти против существующего строя жизни, не только не существуют для религиозного человека, но усиливают его рвение в борьбе с ложью и в исповедании словом и делом того, что он считает божеской истиной. Если он принадлежит к правящим классам, он не только не захочет скрывать истину ради выгод своего положения, но, напротив, возненавидя эти выгоды, все силы души своей употребит на освобождение себя от этих выгод и на проповедание истины, так как у него в жизни уже не будет иной, кроме служения Богу, цели. Если же он принадлежит к порабощенным, то, точно так же, отказавшись от общего людям в его положении желания улучшить условия своей плотской жизни, такой человек не будет иметь другой цели, кроме исполнения воли Бога обличением лжи и исповеданием истины, и никакие страдания и угрозы не могут уже заставить его перестать жить сообразно с тем единым смыслом, который он признает в своей жизни¹. Ибо для того, чтобы избавиться от зла, надо бороться не с последствиями его: злоупотреблениями правительства и захватами и грабежами соседних народов, а с корнем зла, с тем ложным отношением,

   ¹ "Что такое религия", с. 56-57

   в котором находится народ к человеческой власти. Признает народ человеческую власть выше Бога, выше Его закона, и народ всегда будет рабом и тем более рабом, чем сложнее будет то устройство власти (как конституционное), которое он учредит и которому подчинится. Свободен может быть только тот народ, для которого закон Бога есть единый высший закон, которому должны быть подчинены все другие ¹.

   "Но все это общие рассуждения. Допустим, что я верю в закон любви", скажут на это. "Что делать мне, Ивану, Петру, Марье, каждому человеку, если он признает справедливость того, что человечество дожило до необходимости вступления на новый путь жизни? Что делать мне, Ивану, Петру, Марье, для того, чтобы уничтожилась дурная жизнь, основанная на насилии, и установилась бы добрая жизнь по любви? Что именно надо делать мне, Ивану, Петру, Марье, для того, чтобы содействовать этому перевороту?"

   Вопрос этот, несмотря на то, что он кажется нам столь естественным, так же странен, как странен был бы вопрос человека, губящего свою жизнь пьянством, игрой, распутством, ссорами, который бы спрашивал: что мне делать, чтобы улучшить свою жизнь? Ответ на вопрос о том, что надо делать человеку, осуждающему существующее устройство жизни и желающему изменить и улучшить его, ответ простой, естественный и один для каждого, не одержимого суеверием насилия человека - такой:

   Первое: перестать самому делать прямое насилие, а также и готовиться к нему. Второе: не принимать участия в каком бы то ни было насилии, делаемом другими людьми, и также в приготовлениях к насилию. Третье: не одобрять никакое насилие.

   Не делать самому прямого насилия, значит: не хватать никого своими руками, не бить, не убивать, не делать этого для своих личных целей, а также и под предлогом общественной деятельности. Не принимать участия в каком бы то ни было насилии, значит: не только не быть полицеймейстером, губернатором, судьей, стражником, сборщиком податей, царем, министром, солдатом, но и не участвовать в судах просителем, защитником, сторожем, присяжным. Не одобрять никакое насилие, значит: кроме того, чтобы не пользоваться для своей выгоды никаким насилием, ни в речах, ни в писаниях, ни в поступках, не выражать ни похвалы, ни согласия ни с самым насилием, ни с делами, поддерживающими насилие или основанными на насилии.

   Очень может быть, что если человек будет поступать так: откажется от солдатства, от судов, от паспортов, от уплаты податей, от признания властей и будет обличать насильников и их сторонников, то он подвергнется гонениям. Весьма веро-

   ¹ "Письмо к китайцу", с. 12.

   ятно, что такого человека будут мучить, отнимут у него имущество, сошлют, запрут в тюрьму, может быть и убьют. Но может быть и то, что человек не делающий ничего этого и, напротив, исполняющий требования властей, пострадает от других причин точно так же, а, может быть, и еще больше, чем тот, который откажется от повиновения. Так же, как может быть и то, что отказ человека от участия в насилии, основанный на требованиях любви, откроет глаза другим людям и привлечет многих к таким же отказам, так что власти не будут уже в состоянии применять насилие ко всем отказавшимся. Все это может быть, но может и не быть, и потому ответ на вопрос о том, что делать человеку, признающему истинность и приложимость к жизни закона любви, не может быть основан на предполагаемых последствиях. Последствия наших поступков не в нашей власти. В нашей власти только самые поступки наши. Поступки же, какие свойственно делать и, главное, какие свойственно не делать человеку, основываются всегда только на его вере. Верит человек в необходимость насилия, религиозно верит, и такой человек будет совершать насилие не во имя благих последствий, которых он ожидает от насилия, а только потому, что верит. Если же верит человек в закон любви, то он точно так же будет исполнять требования любви и воздерживаться от поступков, противных закону любви, независимо от каких бы то ни было соображений о последствиях, а только потому, что верит и оттого не может поступить иначе¹.

   Так что решение вопроса о том, скоро или не скоро осуществится идеал человечества - благоустроенное общество без насилия - зависит от того, скоро ли поймут искренно желающие добра народу руководители масс, что ничто столько не отделяет людей от осуществления их идеала, как то, что они делают теперь: именно, поддержание старых суеверий или отрицание всякой религии и направление деятельности народа на служение правительству, революции, социализму... Только бы поняли люди, искренно желающие служить ближнему, всю нищету предлагаемых государственниками и революционерами средств устроения блага людей; поняли бы, что одно единственное средство избавления людей от их страданий - в том, чтобы люди сами перестали жить эгоистичной, языческой жизнью, а начали жить жизнью общечеловеческой, христианской и не признавали, как теперь, возможным и законным пользоваться насилием над ближними и участвовать в нем для достижения своих личных целей, а, напротив, следовали бы в жизни основному и высшему закону поступать с другими, как хочешь, чтобы поступали с тобой,- и очень быстро разрушились бы те неразумные и жестокие формы жизни, в которых мы живем теперь, и сложились бы новые, свойственные новому сознанию людей ².

   1 "Неизбежный переворот", рукопись, X глава.

   2 "К политическим деятелям", с. 25.

   Только "претерпевый до конца спасен будет", говорится в христианском законе. И это несомненная, хотя и трудно принимаемая людьми, истина. Неотвечание злом за зло и неучастие в зле есть вернейшее средство не только спасения, но и победы над теми, которые творят зло¹. Всякий религиозный человек поступает так, потому что просвещенная религией душа человека живет уже не одной жизнью этого мира, как живут нерелигиозные люди, а живет вечной, бесконечной жизнью, для которой так же ничтожны страдания и смерть в этой жизни, как ничтожны для работника, пашущего поля, мозоли на руках и усталость членов.

   Вот эти-то люди разорвут заколдованный круг, в котором закованы теперь люди. Как ни мало таких людей, как ни низко их общественное положение, как ни слабы они образованием или умом, люди эти, так же верно, как огонь зажигает сухую степь, зажгут весь мир, все высохшие от долгой безрелигиозной жизни сердца людей, жаждущие обновления².

  

  

  

   Отчего же люди не делают того, что Христос сказал им и что дает им высшее доступное человеку благо, чего они вечно желали и желают?

   В ответ на это обыкновенно говорят: "учение Христа о том, как должны жить люди, божественно хорошо и дает благо людям, но людям трудно исполнить его". Мы так часто повторяем и слышим это, что нам не бросается в глаза то противоречие, которое находится в этих словах. Человеческой природе .свойственно делать то, что лучше. И всякое учение о жизни людей есть только учение о том, что лучше для людей. Если людям показанр, что им лучше делать, то как же они могут говорить, что они желают делать то, что лучше, но не могут? Люди не могут делать только то, что хуже, а не могут не делать того, что лучше. Если это слово "трудно" понимать так, что трудно жертвовать мгновенным удовлетворением своей похоти большему благу, то почему же мы не говорим, что трудно пахать для того, чтобы был хлеб, сажать яблони, чтобы были яблоки? То, что надо переносить трудности для достижения большего блага, это знает всякое существо, одаренное первым зачатком разума ³. Между тем церковь, наука, общественное мнение - все в один голос говорят, что дурна та жизнь, которую мы ведем, но что учение о том, как самим стараться быть лучше и этим сделать и самую жизнь лучше,- учение это неисполнимо ⁴. Церковь говорит: учение Христа неисполнимо потому,   что   жизнь   здешняя   есть   только   образчик   жизни

   1 "Письмо к китайцу", с. 4.

   2 "Что такое религия", с. 57.

   3 "В чем моя вера", с. 88-89.

   ⁴ Там же, с. 94-95.

   настоящей; она хороша быть не может, она вся есть зло. Наилучшее средство прожить эту жизнь состоит в том, чтобы презирать ее и жить верою, т. е. воображением, в жизнь будущую, блаженную, вечную; а здесь - жить как живется, и молиться¹. И нельзя не признать, что именно это учение церкви есть причина всеобщего убеждения в неисполнимости требований истиной религии. Церковное учение дало основной смысл жизни людей в том, что человек имеет право на блаженную жизнь и что блаженство это достигается не усилиями человека, а чем-то внешним, и это миросозерцание и стало основой всей нашей науки и философии².

   Свобода воли,- говорит наша философия,- есть иллюзия, и очень гордится смелостью этого утверждения. Но свобода воли есть не только иллюзия - это есть слово, не имеющее никакого значения. Это - слово, выдуманное богословами и криминалистами, и опровергать это слово - бороться с мельницами. Но разум, тот, который освещает нашу жизнь и заставляет нас изменять наши поступки, есть не иллюзия, и его-то уж никак нельзя отрицать. Следование разуму для достижения блага - в этом было всегда учение всех истинных учителей человечества, и в этом все учение Христа и его-то, т. е. разум, отрицать разумом уже никак нельзя ³.

   Что бы ни делал человек, он поступает так, а не иначе во всех своих сознательных поступках только потому, что он или теперь признает, что истина в том, что должно поступать так, как он поступает, или потому, что он когда-то прежде признал это. Признание же или непризнание того, что истина состоит в том, что должно поступать так, а не иначе, зависит не от внешних, подлежащих наблюдению человека причин, а от каких-то других, находящихся в самом человеке и не подлежащих его наблюдению. Так что иногда при всех внешних, казалось бы, выгодных условиях для признания служащей причиной поступков истины один человек не признает ее и, напротив, другой, при всех самых невыгодных к тому условиях, признает ее и поступает сообразно с ней. И потому человек, чувствуя себя несвободным в своих поступках, всегда чувствует себя независимым от внешних условий, т. е. свободным в том, что служит причиной  его  поступков - в признании или непризнании истины.

   Не то, чтобы человек был свободен всегда признавать или не признавать всякую истину. Есть истины, давно уже или признанные самим человеком или переданные ему воспитанием, преданием, и принятые им на веру, следование которым стало для него привычкой, второй природой; человек не может не признавать таких истин и потому не свободен по отношению к ним. Есть еще другие истины, только как бы вдалеке представляющиеся человеку и еще не вполне открывшиеся ему; человек не может по своей воле признать их. В признании тех и других

   ¹Там же, с. 100.

   2 Там же, с. 94.