Главная » Книги

Булгаков Валентин Федорович - Христианская этика

Булгаков Валентин Федорович - Христианская этика


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13


Каждый человек - алмаз, который может очистить и не очистить себя. В той мере, в которой он очищен, через него светит вечный свет. Стало быть, дело человека не стараться светить, но стараться очищать себя.

Лев Толстой

  
  
   Валентин Фёдорович БУЛГАКОВ
  

ХРИСТИАНСКАЯ ЭТИКА

Систематические очерки мировоззрения Л.Н. Толстого

  
   Оригинал здесь: http://marsexx.narod.ru/tolstoy/bulgakov-etika.html
  
  
   Данное издание "ХРИСТИАНСКОЙ ЭТИКИ" в отличие от предыдущих 1917 и 1919 гг. представляет В. Ф. Булгакова как составителя и автора предисловия, и это правомерно, поскольку настоящая книга является не пересказом или изложением философско-религиозных трудов Льва Толстого, а систематическим их цитированием, позволившим в результате получить небольшой по объему сборник, в котором сконцентрированы основные мировоззренческие идей Льва Николаевича.
   На наш взгляд, такое представление ни в коей мере не умаляет выдающейся заслуги Валентина Федоровича Булгакова (секретаря Л. Н. Толстого), взявшего на себя труд по систематизации огромного количества философских, религиозных и публицистических работ Толстого и блестящим образом справившегося с этой задачей. Наилучшим тому подтверждением служит личное письмо Л. Н. Толстого к издателю В. Ф. Булгакова, прилагаемое к книге.
  

Ответственный за выпуск А. Б. Грамолин

  
  

ПИСЬМО Л. Н. ТОЛСТОГО

к издателю книги В. Ф. Булгакова "Христианская Этика"

  
   Милостивый Государь!
   Исполняя желание автора сочинения "Христианская Этика" (Систематические очерки мировоззрения А. Н. Толстого) В. Ф. Булгакова, уведомляю Вас, что сочинение это мною внимательно прочитано и что я нашел в нем верное и очень хорошо переданное изложение моего религиозного миросозерцания.
  

ЛЕВ ТОЛСТОЙ

Ясная Поляна, 27 марта 1910 года

  
  
   ПРЕДИСЛОВИЕ
   Часть первая
   ГЛАВА I Вопрос жизни
   Что такое жизнь? Неизбежность смерти и невозможность блага животной личности. В чем смысл жизни? Ответ опытного и умозрительного знания. Жизненный опыт человечества. Ошибка разумного сознания и значение религиозного ответа
   ГЛАВА II Необходимость религии
   Возражения против необходимости религии и их несостоятельность. Множественность церковных вероучений и единая религия. Три основных жизнепонимания: первобытное - личное, языческое - общественное и христианское - божеское. Религия и философия
   ГЛАВА III Основное противоречие жизни и его разрешение
   Раздвоение сознания в людях нашего мира. Рождение истинной жизни в человеке. Основа познания. Подчинение блага животной личности закону разумения. Любовь - единая и полная деятельность истинной жизни. Бог. Высшая Воля
   ГЛАВА IV Самосовершенствование
   Царство Божие внутри и вне нас. Существенные свойства и значение самосовершенствования. Грехи. Соблазны. Суеверия. Усилия воздержания. Самоотречение, смирение, правдивость. Молитва
   ГЛАВА V Непротивление злу насилием
   Заповеди мира, данные Христом. Главная причина отсталости человечества на пути нравственного усовершенствования. Сущность учения о непротивлении злу насилием. Пассивное сопротивление. К вопросу о свободе воли
   ГЛАВА VI Значение истинной жизни
   Высшее благо. Неуничтожимая основа жизни: особенное отношение к миру каждого существа. Жизнь вечная. "Что будет после смерти?" О страданиях
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   ГЛАВА I Церковь
   Обманы веры. Способы их распространения и внушения. Credo quia absurdum . Отношение церкви к жизненным вопросам. Божественно ли происхождение церкви? Понятие о ереси. Освобождение от обманов веры
   ГЛАВА II Государство
   Право и значение его, как основы государства. Что такое правительства? Насилие власти. Средства порабощения людей правительствами. Государство и милитаризм. О внешних государственных переворотах. Истинные двигатели человеческого прогресса. Общественное устройство в будущем
   ГЛАВА III Труд и собственность
   Противоречие современных экономических отношений и корень его - собственность. Город и деревня. О благотворительности. Деньги, как средство порабощения. Разделение труда. Физический труд. Единственное возможное решение земельного вопроса
   ГЛАВА IV Семья
   Об отношениях между полами. Брак. Семья. Нравственное воспитание детей. Вопрос женской эмансипации и его ошибка
   ГЛАВА V Наука
   Роль науки в современном мире. Успехи техники и других прикладных знаний и ложно приписываемое им значение. О признаках и задачах истинной науки. Необходимые условия истинной научной деятельности. Религиозная основа образования. Свободная школа
   ГЛАВА VI Искусство
   Несостоятельность понятия об искусстве, как проявлении красоты. Определение искусства. Причины, обусловившие установление ложного взгляда на искусство. Вредные последствия ложного искусства. Искусство будущего
   Сочинения Л. Н. Толстого, имевшиеся в виду при составлении книги
  
  

ПРЕДИСЛОВИЕ

  
   Можно без преувеличения сказать, что едва ли в наше время найдется человек, грамотный и хоть сколько-нибудь интересующийся духовными запросами, который бы ничего не слыхал о религиозно-общественном учении Л. Н, Толстого и не имел бы даже смутного представления об основах этого учения. Каковы бы ни были причины этого факта - популярность ли Толстого как романиста или общий непосредственный интерес к его религиозно-общественным взглядам - он несомненен. Однако, наряду с ним существует и другой факт: учение Толстого, в его истинной сущности, понимается сравнительно очень немногими; в большинстве же случаев оно невообразимо искажается и извращается в понятиях людей. Общеприняты суждения о том, что Толстой отрицает науку, искусство, культуру вообще, отрицает брак, семью, отрицает Бога, Христа, религию; что Толстой проповедует возвращение к первобытному состоянию людей, к первобытным условиям труда; присяжные философы говорят еще, что у Толстого нет теории познания, или что учение его исключительно этическое, не имеющее метафизических основ и т. д. И особенно грустно то, что все эти и подобные  им  заблуждения находят место не только в  головах простодушных, невежественных и живущих в подчинении чужому авторитету людей, но и в критике и даже в так называемой "серьезной" критике людей ученых и мыслящих.
   Такое незнание Толстого, как религиозного мыслителя, и вытекающее из незнания непонимание зависят от разных причин.
   Прежде всего здесь приходится отметить препятствия к печатанию и распространению религиозно-общественных сочинений Толстого со стороны официальной правительственной цензуры,- главным образом, конечно, в России, но иногда и в других странах.
   Затем читатель, особенно интеллигентный, привык знакомиться с философским или религиозным направлением из такого источника, в котором бы полностью выражалось это направление в своем последовательном развитии и в главнейших основаниях,- короче, привык знакомиться со всяким умозрительным течением из его системы, т. е. полного и стройного изложения его. Между тем, по свойственной ему манере выражения результатов своей духовной деятельности, Л. Н. Толстой не дал однажды систематического изложения выработанного им миросозерцания, а представил это миросозерцание в длинном ряде вышедших в течение большого промежутка времени сочинений по отдельным вопросам: о религии вообще ("Что такое религия", "Религия и нравственность"), о христианстве ("Исследование Евангелия"), отвлеченно-философского характера ("О жизни"), о церкви ("Критика догматического богословия", "Обращение к духовенству"), о государстве ("Царство Божие внутри вас", "Конец века", "Единое на потребу", "Патриотизм и правительство", "Христианство и патриотизм"), о непротивлении злу злом ("В чем моя вера", "Не убий", "Закон насилия и закон любви", "Единая заповедь", "Неизбежный переворот"), о земле ("Великий грех", "Единственное возможное решение земельного вопроса"), о собственности вообще и о деньгах ("Так что же нам делать", "Рабство нашего времени"), об искусстве ("Что такое искусство", "О Шекспире и о драме"), о науке ("О ложной науке"), об образовании (4-й т. "Собрания сочинений"), о самосовершенствовании ("Христианское учение"), о половом вопросе ("Послесловие к Крейцеровой сонате", "Мысли о половом вопросе"), о вегетарианстве и воздержании ("Первая ступень", "Праздник просвещения", "Богу или мамоне", "Для чего люди одурманиваются") и пр.*
   Число всех трактатов и статей Толстого, посвященных религиозным и общественным вопросам, простирается далеко за сотню, причем многие из них весьма значительны по объему. Само собой разумеется, что добросовестное ознакомление с таким обширным материалом требует особенных любви и интереса, не говоря уже о значительном количестве времени и труда, которое необходимо для этого потратить. Между тем не все и не всегда могут это сделать.
   К тому же, впервые сталкивающийся со Л. Толстым читатель должен недоумевать, с чего именно ему нужно начать чтение,- в какой последовательности расположить все многочисленные работы Толстого так, чтобы сделать чтение систематичнее и понимание прочитанного отчетливее.
   Кроме того, нельзя упускать из виду, что в течение всего долгого периода философской деятельности Л. Н. Толстого, мысль его, непрестанно развиваясь и эволюционируя, зачастую приводила его к отрешению от прежних, пережитых взглядов и к установлению нового, всегда более высокого миросозерцания, пока, наконец, к концу жизни Льва Николаевича, основы его взглядов определились и отлились в более или менее законченные формы.
   Между тем, иногда критики брали Толстого в середине процесса его духовной работы над установлением отношения к миру и жизни, вследствие чего их точка зрения на значение мыслителя оказывалась ошибочной. К числу таких критиков относится, например, Н. К. Михайловский, который в своей, получившей популярность, статье "Десница и шуйца Л. Толстого" судит о Толстом лишь по его педагогическим статьям
   * Только в 1910 г. Л. Н. Толстой составил сборник мыслей под названием "Путь жизни", касающийся в популярном и систематическом изложении почти всех вопросов жизни, занимавших великого писателя. Книга эта составлялась на моих глазах. Толстой предназначал ее для простого читателя из народа и очень ценил  ее. Я горячо рекомендую "Путь жизни" читателям. - В. Б.
   в 4-м т. "Собрания сочинений", и те неясности и противоречия, которые объясняются не вполне определившимся еще общим мировоззрением автора, приписывает - очень элементарно и наивно - условиям его происхождения, обстановки личной жизни и т. д. Теперь статья Михайловского не может не быть признана устаревшей. Ту же ошибку повторяют критики (как Л. Шестов, Мережковский и др.), которые о религии Толстого судят преимущественно по его художественным произведениям, написанным много раньше, чем сложилось окончательно религиозное мировоззрение их автора. С сочинениями же Толстого философского характера эти критики обнаруживают обыкновенно крайне посредственное знакомство.
   Настоящая работа имеет целью дать систематическое изложение религиозно-общественного мировоззрения Л. Н. Толстого в том виде, как оно сложилось у него окончательно. Для автора этой работы казалась очевидной ее необходимость, так же как ее благодарность, ибо все учение Л. Н. Толстого представлялось и представляется ему необычайно стройным и последовательным.
   В решении приступить к составлению подобного изложения его поддерживала мысль, что такого изложения пока не существовало. Прекрасная, хотя я не полная, брошюра Кросби "Толстой и его жизнепонимание" еще не была издана "Посредником". Изложение анархических взглядов Толстого в известной книге Эльцбахера, при своей точности, страдает огромным недостатком, именно: излагает политические взгляды Толстого вне зависимости от его религиозных взглядов. Между тем, Толстой является прежде всего религиозным писателем, а никак не политическим.
   Должен оговориться, что работа моя отнюдь не представляет популяризации взглядов Толстого. Быть может, такое популярное изложение его миросозерцания и очень нужно (хотя сочинения Толстого по своей форме, как мне кажется, вполне или почти вполне доступны пониманию решительно всякого человека), но в данной работе я отнюдь не стремился дать такого изложения. Моя работа имеет в виду скорее интеллигентного читателя и представляет не популяризацию, а именно систематизацию мировоззрения Л. Н. Толстого. В этом отчасти и ее оправдание, так как вообще-то всякие "изложения" учений не могут быть терпимы: философ или религиозный мыслитель должны изучаться в подлиннике.
   Я постарался избежать также главного недостатка, свойственного большинству "изложений"- перетолкования излагаемого. По большей части, для изложения я просто пользовался текстами из сочинений самого Толстого, лишь подбирая и располагая их в определенной и связной последовательности, как этого требовал выработанный мною план работы.
   В самом характере изложения я стремился достигнуть простоты, ясности и последовательности, а также живости, стремясь избегнуть излишней сухости и схематичности, какие отличают, например, книгу Эльцбахера. Беллетристическими произведениями Толстого для своей работы я, однако, не пользовался, хотя для меня вполне очевидна их связь с его религиозно-философскими сочинениями.
   Не могу не упомянуть здесь с благоговейной благодарностью о том 'дорогом внимании и помощи, которые оказал мне Л. Н. Толстой во время работы над этим сочинением и после его написания. Я уже кончал работу, как встретился с затруднением. Излагая взгляды Льва Николаевича на образование, я в его педагогических статьях, помещенных в 4-м т. "Собрания сочинений", не мог не усмотреть некоторых очень важных несогласований с его позднейшими взглядами на науку и на задачи и программу образования. С другой стороны, новейшие статьи Толстого по вопросам воспитания и образования были очень невелики по объему и немногочисленны, так что не давали даже достаточно материала для точного выяснения взглядов Толстого на эти предметы (статья "О ложной науке" не была ещё написана). Чтобы приобресть твердый опорный пункт для суждения о взглядах Толстого по этому вопросу, я и обратился к нему с своим недоумением. Лев Николаевич прислал сначала доброе письмо с выражением желания помочь мне в моей работе, а затем написанную вновь, в форме письма же, статью об образовании (см. "Полное собр. соч. Л. Н. Толстого", под ред. Бирюкова, изд. Т-ва И. Д. Сытина, 1912, М., т. 4), которая и оказала мне существенную помощь.
   По окончании же мною настоящей работы, я познакомил с нею Льва Николаевича при личном посещении Ясной Поляны в декабре 1909 года. Толстой тщательно просмотрел рукопись и сделал ряд драгоценных указаний, которыми я и воспользовался для исправления текста.
   Отдельные поправки Льва Николаевича оказались очень любопытными в разных отношениях. В IV -й главе второй части ("Семья") Л. Н. вычеркнул заимствованное мною из одного его сочинения рассуждение о том, что нельзя требовать от всякой женщины того, что мы привыкли находить в каждом мужчине, так как все-таки духовные задатки в женщине слабее. По-видимому, Л. Н. не хотел возводить этого взгляда,- который он, быть может, как отдельный человек, и разделял,- в принцип. Вычеркнул также Л. Н. все, что говорилось о вегетарианстве, как о первой ступени нравственного совершенствования. В главе о науке Л. Н. просил особенно подчеркнуть и объяснить подробнее, что истинная наука только та, которая исследует вопрос, как лучше прожить человеку его недолгий век на земле. Из собственноручных его поправок интересна, например, такая, сделанная в конце IV -й главы первой части ("Самосовершенствование"): "Вся глава эта неудовлетворительна по моей вине". Л. Н. разумел несовершенства той своей работы, которой я, при изложении этой главы, пользовался, именно брошюры
   "Христианское учение", где ему не нравилось слишком схематическое разделение и перечисление "грехов", "соблазнов" и "суеверий". Впоследствии я переработал эту главу по книге "Путь жизни". Другие поправки Л. Н. часто делал в форме вопросов: "Не выпустить ли?", "Не сократить ли?".
   В общем, Л. Н. высказался в том смысле, что ему самому интересно было прочесть все, что он писал, сразу в связном изложении, что я вполне приблизился в своей работе к верному пониманию его взглядов и что работа эта, как ему кажется, может быть особенно важна именно для читателя из интеллигентного круга.
   Когда возник вопрос об издании книги, я, по мысли В. Г. Черткова, обратился к Л. Н. с просьбой о препроводительном письмеце к издателю, и Л. Н., по своей доброте, не отказал и в этом.
   В конце книги приведен список тех сочинений Толстого, которые я имел в виду при составлении этой книги. В списке упомянуты именно те издания, на страницы которых я делаю свои ссылки.
   Конечно, только полное ознакомление со всеми этими сочинениями даст читателю возможность совершенного проникновения в мир идей Толстого, во всей его ширине и глубине.
   Что касается литературы о Толстом, как о религиозном мыслителе, то из всего ее количества, довольно значительного, я не мог бы рекомендовать ничего, кроме прекрасных, глубоких статей Н. Н. Страхова "Толки о Толстом" в 9 и 11 книгах "Вопросов Философии и Психологии". Выделяется своим серьезным тоном книга Н. И. Тимковского "Душа Л. Н. Толстого" (М., Кн-во Писателей, 1913). Другие известные мне критические сочинения о религиозном мировоззрении Л. Н. Толстого по большей части очень неудовлетворительны (независимо от вопроса об их положительном или отрицательном отношении ко взглядам Толстого). Об этом мне, быть может, удастся говорить подробнее в другой раз.
  
   Вал. Булгаков
   Москва, 1 апреля 1917 г.
  
  

Часть первая

ГЛАВА I

Вопрос жизни

Что такое жизнь? Неизбежность смерти и невозможность блага животной личности. В чем смысл жизни? Ответ опытного и умозрительного знания. Жизненный опыт человечества. Ошибка  разумного   сознания и значение религиозного ответа.

1

  
   Вступая в жизнь, каждый человек руководится сначала теми правилами и мировоззрением, которые свойственны близким к нему, окружающим его людям. Он не может жить, не имея известного представления о смысле своей жизни, и всегда, хотя часто и бессознательно, соображает свою деятельность с этим придаваемым им своей жизни смыслом. Но, переходя в новый возраст, человек неизбежно изменяет свое понимание жизни, и взрослый видит смысл ее в ином, чем ребенок1. Вероучение, принятое по доверию и поддерживаемое внешним давлением, понемногу тает под влиянием знаний и опытов жизни, и человек очень часто долго живет, воображая, что в нем цело то вероучение, которое сообщено было ему с детства, тогда как его давно уже нет и следа2. В этот момент иногда достаточно бывает одного случайного слова, чтобы оно было по отношению к прежней вере как толчок пальцем в стену, которая готова была упасть от собственной тяжести3.
   Так было и бывает с огромным большинством людей. Приходит время, когда разумное сознание перерастает ложные учения, и человек останавливается посреди жизни и требует объяснения 4. Он ищет истинного смысла жизни, и в душе его возникает вопрос: "Что такое вообще жизнь?".
   С древнейших времен известны рассуждения о том, от чего происходит жизнь: от невещественного начала или от различных комбинаций материи? И рассуждения эти продолжаются до сих пор, так что не предвидится им никакого конца, именно потому, что цель всех рассуждений оставлена, и рассуждается о жизни независимо от ее цели; под словом "жизнь" разумеют уже не жизнь, а то, от чего она происходит, или то, что ей
   1 "Мысли о новом жизнепонимании", с. 143.
   2 "Исповедь", с. 2.
   3 Там же, с. 3.
   4 "О жизни", с. 30.
   сопутствует. Теперь не только в научных книжках, но и в разговорах, говоря о жизни, говорят не о той, которую мы все знаем,- о жизни, сознаваемой мною теми страданиями, которых я боюсь и которые ненавижу, и теми наслаждениями и радостями, которых я желаю, - а о чем-то таком, что, может быть, возникло из игры случайности по некоторым физическим законам, а может быть и от того, что имеет в себе таинственную причину. Теперь слово "жизнь" приписывается чему-то спорному, не имеющему в себе главных признаков жизни: сознания страданий и наслаждений, стремления к благу1.
   Говорят:
   Жизнь есть сумма функций, которые противодействует смерти. Жизнь есть сумма явлений, которые сменяются в организме в течение ограниченного времени. Жизнь есть двойной процесс разложения и соединения, общего и вместе с тем непрерывного. Жизнь есть известное сочетание разнородных изменений, совершающихся последовательно. Жизнь есть организм в действии. Жизнь есть особенная деятельность органического вещества. Жизнь есть приспособление внутренних отношений к внешним.
   Не говоря о неточностях, тавтологиях" которыми наполнены всё эти определения, сущность их всех одинакова, именно - определяется не то, что все люди одинаково бесспорно разумеют под словом "жизнь", а какие-то процессы, сопутствующие жизни и ее явлениям. Слово "жизнь" очень коротко и очень ясно, и всякий понимает, что оно значит. Но именно потому, что все понимают, что оно значит, мы и обязаны употреблять его всегда в этом понятном всем значении 2. Мы говорим жизнь, потому что под этим словом разумеем не какой-то х, а вполне определенную величину, которую мы знаем все одинаково и знаем только из самих себя, как сознание себя с своим телом единым, нераздельным целым, и потому такое понятие неотносимо к тем клеточкам, из которых состоит тело3. В самом деле, жизнь, которую я не могу себе представить иначе, как стремлением от зла к благу, происходит в той области, где я не могу видеть ни блага, ни зла. Очевидно, что центр понятия жизни переставлен совсем 4.
   Между тем, сознательное размышление говорит нам, что живет всякий человек только для того, чтобы ему было хорошо, для своего блага. Не чувствует человек желания себе блага,- он и не чувствует себя живущим. Человек не может себе представить жизни без желания себе блага. Жить, для каждого человека - все равно, что желать и достигать блага; желать и достигать блага - все равно, что жить5.
   Жизнь есть стремление к благу, сопровождающееся чувством удовольствия или страдания.
   1 "О жизни", с. 4-5. 3 Там же, с. 7.        4 Там же,  с. 8.
   2 Там же, с. 5. 5 Там же, с. 14.
  
  

2

  
   Жизнь чувствует человек только в своей личности, и потому сначала ему представляется, что благо, которого он желает, есть благо только его личности. Ему кажется сначала, что живет, истинно живет только он один. Жизнь других существ представляется человеку совсем не такою, как его,- она представляется ему только подобием жизни. Он лишь из наблюдений узнает, что другие существа живут; про их жизнь человек знает, когда хочет думать о них, но про себя он знает, ни на секунду не может перестать знать, что он живет, и потому настоящею жизнью представляется каждому человеку только своя жизнь. Жизнь других существ, окружающих человека, представляется ему только одним из условий его существования. Если он не желает зла другим, то только потому, что вид чужого страдания нарушает его благо. Если он желает добра другим, то совсем не так, как себе,- не для того, чтобы было хорошо тому, кому он желает добра, а только для того, чтобы благо других существ увеличивало благо его жизни. Важно и нужно человеку только благо в той жизни, которую он чувствует своею, т. е. свое благо.
   И вот, стремясь к достижению этого своего блага, человек замечает, что оно зависит от других существ, так как все они - и люди, и даже животные - имеют точно такое же представление о жизни, как и он. Каждое из них чувствует только свою жизнь и свое благо, считает только свою жизнь важною и настоящею, а жизнь всех других существ только средством для своего блага. Человек видит, что каждое из живых существ точно так же, как и он, должно быть готово, для своего маленького блага, лишить большого блага и даже жизни все другие существа, а в том числе и его, так рассуждающего человека, того, для которого одного и существует жизнь. И, поняв это, человек видит, что его личное благо, в котором одном он понимает жизнь, не только не может быть легко приобретено им, но наверное будет отнято от него. Чем дальше он живет, тем больше рассуждение это подтверждается опытом.
   Но мало того: если даже человек и поставлен в такие выгодные условия, что он может успешно бороться с другими личностями, не боясь за свою,- очень скоро и разум, и опыт показывают ему, что даже те подобия блага, которые он урывает из жизни, в виде наслаждений личности,- не блага, а как будто только образчики блага, данные ему только для того, чтобы он еще живее чувствовал страдания, всегда связанные с наслаждениями. Чем дольше живет человек, тем яснее он видит, что наслаждений становится все меньше и меньше, а скуки, пресыщения, трудов, страданий все больше и больше. Но мало и этого: начиная испытывать ослабление сил и болезни и глядя на болезни и старость, смерть других людей, он замечает еще и то, что и самое его существование, в котором одном он чувствует настоящую полную жизнь, каждым часом, каждым движением приближается к ослаблению, старости, смерти; что жизнь его, кроме того, что она подвержена тысячам случайностей уничтожения от других борющихся с ним существ и все увеличивающимся страданием, по самому свойству своему есть только неперестающее приближение к смерти,- к тому состоянию, в котором вместе с жизнью личности наверное уничтожится всякая возможность какого бы то ни было блага личности. Человек видит, что он, его личность, то, в чем одном он чувствует жизнь, только и делает, что борется с тем, с чем нельзя бороться,- со всем миром; что он ищет наслаждений, которые дают только подобия блага и всегда кончаются страданиями, и хочет удержать жизнь, которую нельзя удержать. То, что для него важнее всего и что одно нужно ему, что - ему кажется - одно живет по-настоящему, его личность, то гибнет, то будет кости, черви - не он; а то, что для него не нужно, не важно, что он не чувствует живущим, весь тот мир борющихся и сменяющихся существ, то и есть настоящая жизнь, то останется и будет жить вечно. Так что та единственно чувствуемая человеком жизнь, для которой происходит вся его деятельность, оказывается чем-то обманчивым и невозможным, а жизнь вне его, не любимая, не чувствуемая им, неизвестная ему, и есть единая настоящая жизнь.
   И это не то, что так представляется человеку в дурные минуты его унылого настроения, это не представление, которого можно не иметь, а, напротив, такая очевидная, несомненная истина, что если мысль о ней сама хоть раз придет человеку в голову или другие хоть раз растолкуют ему ее, то он никогда уже не отделается от нее, ничем не выжжет ее из своего сознания1.
  
  

3

  
   Человек обладает разумом и ищет разумного объяснения явлений жизни 2. Правильное течение его внешней и внутренней жизни все чаще и чаще начинает нарушаться минутами как бы недоумения, выражающегося все в одних и тех же вопросах: "зачем? ну, а потом?"
   Вопросы эти сперва кажутся даже неуместными, человек долго отгоняет их от себя: ему кажется, что все это известно и что если только он захочет заняться их решением, это будет для него совершенно не трудно, и эти глупые, простые детские вопросы разрешатся сами собой. Но все чаще и чаще повторяются вопросы, все настоятельнее и настоятельнее требуют они ответов, а как только человек тронет и попытается разрешить
   1 Там же, с. 14-17.
   2 "Христианское учение", с. 11.
   их, он тотчас же убедится, во-первых, в том, что то не детские и глупые вопросы, а самые важные и глубокие вопросы в жизни, и, во-вторых, в том, что он не может и не может, сколько бы он ни думал, разрешить их.
   Вопросы не ждут, надо сейчас ответить; если не ответишь, нельзя жить. А ответа нет. И человек чувствует, что то, на чем он стоял, подломилось, что ему стоять не на чем, что того, чем он жил, уже нет, что ему нечем жить. Жизнь его останавливается. Он может дышать, есть, пить и не может не дышать, не есть, не пить, не спать; но жизни нет, потому что нет таких желаний, удовлетворение которых он находил бы разумным. Если он желает чего-нибудь, то вперед знает, что удовлетворит он или не удовлетворит свое желание, из этого ничего не выйдет. Он не может даже желать узнать истину, потому что догадывается, в чем она состоит: истина та, что жизнь есть бессмыслица1.
   Давно уже рассказана восточная басня про путника, застигнутого в степи разъяренным зверем. Спасаясь от зверя, путник вскакивает в безводный колодезь, но на дне колодца, видит дракона, разинувшего пасть, чтобы пожрать его. И несчастный, не смея вылезть, чтобы не погибнуть от разъяренного зверя, не смея и спрыгнуть на дно колодца, чтобы не быть пожранным драконом, ухватывается за ветви растущего в расщелине колодца дикого куста и держится на нем. Руки его ослабевают, и он чувствует, что скоро должен будет отдаться погибели, с обеих сторон ждущей его; но он все держится и видит, что две мыши, одна черная, другая белая, равномерно обходя стволину куста, на котором он висит, подтачивают ее. Вот-вот сам собой обрушится и оборвется куст, и он упадет в пасть дракону. Путник видит это и знает, что он неминуемо погибнет; но пока он висит, он ищет вокруг себя и находит на листьях куста капли меда, достает их языком и лижет их.
   Так и человек держится за ветви жизни, зная, что неминуемо ждет дракон смерти, готовый растерзать его, и не может понять, зачем он попал на это мучение. И пытается сосать тот мед, который прежде утешал его; но этот мед уже не радует его, а белая и черная мышь день и ночь подтачивают ветку, за которую он держится. Человек ясно видит дракона, и мед уже не сладок ему. Он видит одно - неизбежного дракона и мышей,- и не может отвратить от них взор. И это не басня, а истинная, неоспоримая и всякому понятная правда. Прежний обман радостей жизни, заглушавший ужас дракона, уже не обманывает человека. Сколько ни говори ему: ты не можешь понять смысла жизни, не думай, живи,- он не может делать этого, ибо не может не видеть дня и ночи, бегущих и ведущих его к смерти. Он видит это одно, потому что это одно - истина. Остальное все - ложь 2.
   1 "Исповедь", с. 9-11.
   2 "Исповедь", с. 12-13.
  
  

4

  
   Вопрос о смысле жизни - самый простой вопрос, лежащий в душе каждого человека, от глупого ребенка до мудрейшего старца, тот вопрос, без которого жизнь невозможна. Вопрос состоит в том: "что выйдет из того, что я делаю нынче, что буду делать завтра,- что выйдет из всей моей жизни?". Иначе выраженный, вопрос будет такой: "зачем мне жить, зачем чего-нибудь желать, зачем что-нибудь делать?". Еще иначе выразить вопрос можно так: "есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожился бы неизбежной, предстоящею мне смертью?". На этот-то, один и тот же различно выраженный вопрос, мы ищем ответа во всех тех знаниях, которые приобрели люди. И мы не только не находим его, но убеждаемся, что все те, которые так же искали в знании, точно так же ничего не нашли. И вот почему.
   По отношению к этому вопросу все человеческие знания разделяются как бы на две противоположные полусферы, на двух противоположных концах которых находятся два полюса: один - отрицательный, другой - положительный; но ни на том, ни на другом полюсе нет ответов на вопрос жизни. Один ряд знаний как бы и не признает вопроса, на зато ясно и точно отвечает на свои независимо поставленные вопросы: это ряд знаний опытных, и на крайней точке их стоит математика; другой ряд знаний признает вопрос, но не отвечает на него: это - ряд знаний умозрительных, и на крайней их точке - метафизика1.
   Спрашивая у одной стороны человеческих знаний, мы получим бесчисленное количество точных ответов о том, о чем мы не спрашивали: о химическом составе звезд, о движении солнца к созвездию Геркулеса, о происхождении видов и человека, о формах бесконечно малых, невесомых частиц эфира. Но ответ в этой области знаний на наш вопрос: в чем смысл моей жизни? - один: ты то, что ты называешь твоей жизнью; ты - временное случайное сцепление частиц. Взаимное воздействие, изменение этих частиц производит в тебе то, что ты называешь твоею жизнью. Сцепление это продержится некоторое время; потом взаимодействие этих частиц прекратится - и прекратится то, что ты называешь жизнью, прекратятся и все твои вопросы. Ты - случайно сплотившийся комочек. Комочек преет. Прение это комочек называет своею жизнью. Комочек расскочется, и кончится прение и все вопросы. Так отвечает ясная сторона знаний и ничего другого не может сказать, если только она строго следует своим основам 2.
   Знания эти очень интересны, очень привлекательны, но точны и ясны эти знания обратно пропорционально их приложи-
   1  Там же, с. 15.
   2  Там же, с. 19-20.
   мости к вопросам жизни: чем менее они приложимы к вопросам жизни, тем они точнее и яснее; чем более они пытаются давать решения на вопрос жизни, тем более они становятся неясными и непривлекательными. Так, самая неприложимая к вопросам жизни наука - математика уже совсем не отвечает на вопрос. Если же обратишься к той отрасли этих знаний, которая пытается давать решения на вопросы жизни - к физиологии, психологии, биологии, социологии, то тут встречаешь поражающую бедность мысли, величайшую неясность, ничем не оправданную притязательность на разрешение неподлежащих вопросов и беспрестанные противоречия одного мыслителя с другими и даже с самим собою. Если обратишься к отрасли опытных знаний, не занимающихся разрешением вопросов жизни, но отвечающих на свои научные, специальные вопросы, то восхищаешься силой человеческого ума, но знаешь наперед, что ответов на вопросы жизни у этих знаний нет. Знания эти прямо игнорируют вопрос жизни. Они говорят: "на то, что ты такое и зачем ты живешь, мы не имеем ответов и этим не занимаемся; а вот если тебе нужно знать законы света, химических соединений, законы развития организмов, если тебе нужно знать законы тел, их форм и отношение чисел и величин, если тебе нужно знать законы твоего ума, то на все это у нас есть ясные, точные и несомненные ответы".
   Вообще отношение наук опытных к вопросам жизни может быть выражено так. Вопрос: зачем я живу? - Ответ: "в бесконечно большом пространстве, в бесконечно долгое время, бесконечно малые частицы изменяются в бесконечной сложности, и когда ты поймешь законы этих видоизменений, тогда поймёшь, зачем ты живешь на земле"1. Оказывается, что ответ отвечает не на вопрос. Мне нужно знать смысл моей жизни, а то, что она есть частица бесконечного, не только не придает ей смысла, но уничтожает всякий возможный смысл 2.
   Обращаясь к области умозрительных знаний, мы получаем следующий ответ на вопрос жизни: "все человечество живет и развивается на основании духовных начал, идеалов, руководящих им. Эти идеалы выражаются в религиях, в науках, искусствах, формах государственности. Ты - часть человечества, и потому призвание твое состоит в том, чтобы содействовать сознанию и осуществлению идеалов человечества".
   Не говоря о той недобросовестной неточности, при которой знания этого рода выдают выводы, сделанные из изучения малой части человечества, за общие выводы; не говоря о взаимной противоречивости разных сторонников этого воззрения в мнении о том, в чем состоят идеалы человечества,- странность этого воззрения состоит в том, что для того, чтоб ответить на вопрос, предстоящий каждому человеку: "что я такое", или:
   1  Там же, с. 16-17.
   2  Там же, с. 20.
   "зачем я живу", или: "что мне делать", человек должен прежде разрешить вопрос: "что такое жизнь всего неизвестного ему человечества, из которой ему известна одна крошечная часть в один крошечный период времени". Для того чтобы понять, что он такое, человек должен прежде понять, что такое все это таинственное человечество, состоящее из таких же людей, как и он сам, не понимающих самих себя. Можно верить этому в том случае, когда у нас есть свои излюбленные идеалы, оправдывающие наши прихоти, и мы стараемся придумать такую теорию, по которой мы могли бы смотреть на свои прихоти как на закон человечества. Но как скоро встанет в нашей душе вопрос жизни во всей ясности, ответ этот тотчас же разлетится прахом. И мы поймем, что как в науках опытных есть настоящие науки и полунауки, пытающиеся давать ответы на не подлежащие им вопросы, так и в этой области есть целый ряд самых распространенных знаний, старающихся отвечать на не подлежащие вопросы. Полунауки этой области - юридические, социально-исторические - пытаются разрешать вопросы чело-века-тем, что они мнимо, каждая по-своему, разрешают вопрос жизни всего человечества. Но как в области опытных знаний человек, искренно спрашивающий: "как мне жить?" не может удовлетвориться ответом: "изучи в бесконечном пространстве бесконечные по времени и сложности изменения бесконечных частиц, и тогда ты поймешь свою жизнь",-точно так же не может искренний человек удовлетвориться ответом: "изучи жизнь всего человечества, которого ни начала, ни конца мы не можем знать и малой части которого мы не знаем, и тогда ты поймешь свою жизнь".
   Опытная наука тогда только дает положительное знание и являет величие человеческого ума, когда она не вводит в свои исследования конечной причины. И, наоборот, умозрительная наука - тогда только наука и являет величие человеческого ума, когда она устраняет совершенно вопросы о последовательности причинных явлений и рассматривает человека только по отношению к конечной причине.
   Такова в этой области наука, составляющая полюс ее - метафизика или философия. Наука эта ясно ставит вопрос: что такое я и весь мир? И зачем я и зачем весь мир? И с тех пор, как она есть, она отвечает всегда одинаково. Идеи ли, субстанцию ли, дух ли, волю ли называет философ сущностью жизни, находящейся во мне и во всем существующем, философ говорит одно, что эта сущность есть и что я есть та же сущность, но зачем она, он не знает и не отвечает, если он точный мыслитель. Я спрашиваю: зачем быть этой сущности? Что выйдет из того, что она есть и будет?.. И философия не только не отвечает, а сама только это и спрашивает. И если она - истинная философия, то вся ее работа только в том и состоит, чтоб ясно поставить этот вопрос. И если она твердо держится своей задачи, то она не может отвечать иначе, как   на вопрос: "что такое я и весь мир?" - "все и ничто"; а на вопрос: "зачем?" - "зачем...- не знаю"1.
  
  

5

  
   Наблюдая жизнь всех окружающих нас людей, чтобы получить понятие об их отношении к вопросу жизни и, быть может, в их жизненном опыте найти разъяснение угнетающих нас противоречий, мы видим, что для людей есть четыре выхода из того ужасного положения, в котором они все находятся.
   Первый выход есть выход неведения. Он состоит в том, чтобы не знать, не понимать того, что жизнь есть зло и бессмыслица. Люди этого разряда еще не поняли того вопроса жизни, который представляется неизбежно человеку. Они не видят ни дракона, ожидающего их, ни мышей, подтачивающих кусты, за которые они держатся. Но это - только до времени: что-нибудь обратит их внимание на дракона и мышей, и конец неведению и спокойствию... Человеку, сознавшему бессмысленность своей жизни, нечему научиться от этих людей, ибо нельзя перестать знать того, что знаешь.
   Второй выход - это выход эпикурейства. Он состоит в том, чтобы, зная безнадежность жизни, пользоваться покамест теми благами, какие есть. Так поддерживает в себе возможность жизни большинство людей высшего круга. Условия, в

Другие авторы
  • Щелков Иван Петрович
  • Рид Тальбот
  • Верхарн Эмиль
  • Тит Ливий
  • Андреевский Николай Аркадьевич
  • Каменский Анатолий Павлович
  • Павлов Николай Филиппович
  • Шидловский Сергей Илиодорович
  • Межевич Василий Степанович
  • Вельяшев-Волынцев Дмитрий Иванович
  • Другие произведения
  • Гарин-Михайловский Николай Георгиевич - Дневник во время войны
  • Михайловский Николай Константинович - (О Ф. М. Решетникове)
  • Федоров Николай Федорович - По поводу взгляда Канта на автономию воли
  • Кронеберг Андрей Иванович - Святочные рассказы Диккенса
  • Федоров Николай Федорович - Непорочность физическая и нравственная - непременное условие бессмертия
  • Некрасов Николай Алексеевич - Дамский альбом
  • Полевой Николай Алексеевич - Эпиграммы на H. A. Полевого
  • Крылов Виктор Александрович - В сетях Амура
  • Филиппов Михаил Михайлович - Готфрид Лейбниц. Его жизнь, общественная, научная и философская деятельность
  • Станюкович Константин Михайлович - Утро
  • Категория: Книги | Добавил: Ash (11.11.2012)
    Просмотров: 871 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа