Булгаков Валентин Федорович - Христианская этика

sup>. И, напротив, сколько бы ни изучал человек жизнь видимую, осязаемую, наблюдаемую им в себе и других, жизнь, совершающуюся без его усилий,- жизнь эта всегда останется для него тайной; он никогда из этих наблюдений не поймет эту несознаваемую им жизнь и наблюдениями над этой таинственной, всегда скрывающейся от него в бесконечность пространства и времени жизнью никак не осветит свою истинную жизнь, открытую ему в его сознании и состоящую в подчинении¹ его совершенно особенной от всех и самой известной ему животной личности совершенно особенному и самому известному ему закону разума, для достижения своего совершенно особенного и самого известного ему блага².

  

  

  

   Обыкновенно думают и говорят, что отречение от блага личности есть подвиг, достоинство человека. Но это - не достоинство, не подвиг, а неизбежное условие жизни человека. В то же время, как человек сознает себя личностью, отделенной от всего мира, он познает и другие личности отделенными от всего мира, и их связь между собой и призрачность блага своей личности, и одну действительность блага только такого, которое   могло   бы   удовлетворить   его   разумное сознание. Для

   ¹  Там же, с. 43-50.

   ²  Там же, с. 52.

   животного, не имеющего разумного сознания, показывающего ему бедственность и конечность его существования, благо личности и вытекающее из него продолжение рода личности есть высшая цель жизни. Для человека же личность есть только та ступень существования, с которой открывается ему истинное благо его жизни, не совпадающее с благом личности. Сознание личности для человека - не жизнь, но тот предел, с которого начинается его жизнь, состоящая все в большем и большем достижении свойственного ему блага, независимого от блага животной личности. Отречение от блага животной личности есть закон жизни человеческой. Если он не совершается свободно, выражаясь в подчинении разумному сознанию, то он совершается в каждом человеке насильно при плотской смерти его животного, когда он от тяжести страданий желает одного: избавиться от мучительного сознания погибающей личности и перейти в другой вид существования.

   Следует, однако, помнить, что животная личность, в которой застает себя человек и которую он призван подчинять своему разумному сознанию, есть не преграда, но средство, которым он достигает цели своего блага; животная личность является для человека тем орудием, которым он работает. Это талант, данный ему для прироста, а не для хранения. В Евангелии говорится: "И кто хочет жизнь свою сберечь, тот потеряет ее. И кто потеряет жизнь свою ради Меня, тот обретет ее". В этих словах сказано, что сберечь нельзя то, что должно погибнуть и, не переставая, погибает, а что только отрекаясь от того, что погибнет и должно погибнуть, от нашей животной личности, мы получаем нашу истинную жизнь, которая не погибает и не может погибнуть. Сказано то, что истинная жизнь наша начинается только тогда, когда мы перестаем считать жизнью то, что не было и не могло быть для нас жизнью - наше животное существование. В этом состоит определение жизни, данное человеком Иисусом Христом.

   - Но я чувствую требования моей личности, и потому эти требования законны - говорят обыкновенно люди. Да, требования эти законны, но только до тех пор, пока человек не кладет своих разумных сил на удовлетворение этих требований и на увеличение их. Все его потребности обеспечены человеку так же, как и птице и цветку, если он живет разумной жизнью. И в действительности, кто, думающий человек, может верить, чтобы он мог уменьшить бедственность своего существования обеспечением своей личности? Бедственность существования человека происходит не от того, что он - личность, а от того, что он признает существование своей личности жизнью и благом. Только тогда является противоречие, раздвоение и страдание человека. Страдания человека начинаются только тогда, когда он употребляет силу своего разума на усиление и увеличение до бесконечных пределов разрастающихся требований личности для того, чтобы скрыть от себя требования разума.

   Отрекаться нельзя и не нужно от личности и ее требований, как и от всех тех условий, в которых существует человек; но можно и должно не признавать эти условия самою жизнью. Можно и должно пользоваться данными условиями жизни, но нельзя и не должно смотреть на эти условия, как на цель жизни. Не отречься от личности, а отречься от блага личности и перестать признавать личность жизнью - вот что должно сделать человеку для того, чтобы то благо, стремление к которому составляет его жизнь, было доступно ему¹.

  

  

  

   Благо это не есть нечто, только выведенное из рассуждения, не есть что-то такое, что надо отыскивать где-то, не есть благо, обещанное где-то и когда-то, а есть то самое знакомое человеку благо, к которому непосредственно влечется каждая не развращенная душа человеческая. Все люди с самых первых детских лет знают, что кроме блага животной личности есть еще одно, лучшее благо жизни, которое не только не зависимо от удовлетворения похотей животной личности, но, напротив, бывает тем больше, чем больше отречение от блага животной личности. Чувство, разрешающее все противоречия жизни человеческой и дающее наибольшее благо человеку, знают все люди. Чувство это есть любовь. Разум есть тот закон, которому для своего блага должна быть подчинена животная личность человека. Любовь есть единственная деятельность человека².

   И вот являются вопросы: во имя какой любви и как действовать? Во имя какой любви жертвовать другою любовью, кого любить больше и кому делать больше добра,- жене или детям, жене и детям или друзьям? Как служить любимому отечеству, не нарушая любви к жене, детям и друзьям? Как, наконец, решать вопросы о том, насколько можно мне жертвовать и моею личностью, нужной для служения другим? Насколько мне можно заботиться о себе для того, чтобы я мог, любя других, служить им? Все эти вопросы кажутся очень простыми для людей, не пытающихся дать себе отчета в том чувстве, которое они называют любовью; но они не только не просты, они совершенно неразрешимы. И недаром законник поставил Христу этот самый вопрос: "кто ближний"? Отвечать на эти вопросы кажется очень легко только людям, забывающим настоящие условия жизни человеческой.

   Ведь все это требования любви, и все они переплетены между собой, так что удовлетворение требованиям одних лишает человека возможности удовлетворять других. Если же я допущу, чт₍о озябшего ребенка можно не одеть, потому что моим детям когда-нибудь понадобится то платье, которого у меня

   ¹ Там же, с. 72-73.

   ² Там же, с 77.

   просят, то я могу не отдаваться и другим требованиям любви во имя моих будущих детей. Точно то же и по отношению любви к отечеству, избранным занятиям и ко всем людям. Если человек может отказывать требованиям самой малой любви настоящего во имя требования самой большой любви будущего, то разве не ясно, что такой человек, если бы он всеми силами и желал этого, никогда не будет в состоянии взвесить, насколько он может отказывать требованиям настоящего во имя будущего, и потому, не будучи в силах решить этого вопроса, всегда выберет то проявление любви, которое будет приятно для него, т. е. будет действовать не во имя любви, а во имя своей личности.

   Если человек решает, что ему лучше воздержаться от исполнения требований настоящей, самой малой любви во имя другого, будущего проявления большей любви, то он обманывает или себя, или других и никого не любит, кроме себя одного. Любви в будущем не бывает; любовь есть только деятельность в настоящем. Человек же, не проявляющий любви в настоящем, не имеет любви. То, что люди, не понимающие жизни, называют любовью, это только известные предпочтения одних условий блага своей личности другим. Когда человек говорит, что он любит свою жену или ребенка, или друга, он говорит только то, что присутствие в его жизни его жены, ребенка, друга увеличивает благо его личной жизни. Предпочтения эти относятся к любви так же, как существование относится к жизни. И как людьми, не понимающими жизни, жизнью называется существование, так этими же людьми любовью называется предпочтение одних условий личного существования другим. Чувства эти - предпочтения к известным существам, как, например, к своим детям, или даже к известным занятиям, например: к науке, к искусствам - мы называем тоже любовью; но такие чувства предпочтения, бесконечно разнообразные, составляют всю сложность видимой, осязаемой животной жизни людей и не могут быть называемы любовью, потому что они не имеют главного признака любви - деятельности, имеющей и целью, и последствием благо.

   Возможность истинной любви начинается только тогда, когда человек понял, что нет для него блага его животной личности. Не вследствие любви к отцу, к сыну, к жене, к друзьям, к. добрым и милым людям, как это обыкновенно думают, люди отрекаются от личности, а только вследствие сознания тщеты существования личности, сознания невозможности ее блага, и потому - вследствие отречения от жизни личности познает человек истинную любовь и может истинно любить отца, сына, жену, детей и друзей. Истинная любовь всегда имеет в основе своей отречение от блага личности и возникающее от того благоволение ко всем людям. Только на этом общем благоволении может вырасти истинная любовь к известным людям - своим или чужим. И только такая любовь дает истинное благо жизни и разрешает кажущееся противоречие животного и разумного сознания¹.

   Отчего так тяжело бывает несогласие с другим человеком и еще тяжелее нелюбовь к другому человеку? Оттого, что мы все чувствуем, что то, что в нас делает нас людьми, одно во всех. Так что, не любя других, мы расходимся с тем, что одно во всех, расходимся сами с собою².

   Всякий старается сделать себе как можно больше добра, а самое большое добро на свете в том, чтобы быть в любви и согласии со всеми людьми. Как же получить это добро, когда чувствуешь, что одних людей любишь, а других не любишь? Надо научиться любить тех, кого не любишь. Человек учится самым трудным искусствам, учится читать, писать, всякой науке, ремеслу. Если бы только человек учился любить так же усердно, как он учится наукам и ремеслам, он скоро и легко научился бы тому, чтобы любить всех людей, даже тех, которые неприятны нам³.

   По свойству своему любовь, желание блага, стремится обнять все существующее. Естественным путем оно расширяет свои пределы любовью,- сначала к семейным - жене, детям, потом к друзьям, соотечественникам; но любовь не довольствуется этим и стремится обнять все существующее. В этом не-перестающем расширении пределов области любви, составляющем сущность рождения духовного существа, и заключается сущность истинной жизни человека в этом мире⁴.

   Кто из живых людей не знает того блаженного чувства, хоть раз испытанного, и чаще всего только в самом раннем детстве, когда душа не была еще засорена всей той ложью, которая заглушает в нас жизнь, того блаженного чувства умиления, при котором хочется любить всех: и близких, и отца, и мать, и братьев, и злых людей, и врагов, и собаку, и лошадь, и травку; хочется одного - чтобы всем было хорошо, чтобы все были счастливы, и еще больше хочется того, чтобы самому сделать так, чтобы всем было хорошо, самому отдать себя, всю свою жизнь на то, чтобы всегда и всем бьио хорошо и радостно. Это-то и есть, и эта одна есть та любовь, в которой жизнь человека⁵. Только такая любовь дает полное удовлетворение разумной природе человека. И нет иной любви, как той, чтобы положить душу свою за други своя. Любовь - только тогда любовь, когда она есть жертва собой. Только когда человек отдает другому не только свое время, свои силы, но когда он тратит свое тело для любимого предмета, отдает ему свою жизнь - только это мы признаем все любовью и только в такой любви мы все находим благо, награду любви. И только тем, что есть такая любовь в людях, только тем и стоит мир⁶.

   ¹ Там же, с. 81-86.

   ³ Там же, с. 87.

   ⁵ "О жизни", с. 90.

   ² "Путь жизни", с. 88.

   ⁴ "Христианское учение", с. 17.

   ⁶ Там же, с. 88.

    Существо, открываемое человеку его разумным сознанием, есть желание блага, которое и прежде составляло цель его жизни, но с той разницей, что желание блага прежнего существа относилось к одному телесному существу и не сознавало себя, теперешнее же желание блага сознает себя и потому относится не к чему-либо отдельному, а ко всему существующему. Желание же блага всему существующему есть то, что дает жизнь всему существующему, то, что мы называем Богом. Оно есть начало всякой жизни, есть любовь, есть Бог, как и сказано в Послании Иоанна, что Бог есть любовь.

   По прежним учениям, для познания Бога человек должен был верить тому, что ему другие люди говорили о Боге, о том, как Бог сотворил будто бы мир и людей и потом проявил себя  людям; по христианскому же учению, человек непосредственно  познает Бога своим сознанием в самом себе¹. Христианское учение открывает человеку то, что сущность его жизни есть не  его отдельное существо, а Бог, заключенный в этом существе. Бог же этот сознается человеком разумом и любовью². Человек говорит себе:  "Бог - это неограниченное все то, что я знаю себе ограниченным; я - нечто ограниченное, Бог - нечто бесконечное; я - существо, жившее столько-то лет, Бог - существо, живущее вечно; я - существо, мыслящее в пределах моего понимания, Бог - существо, мыслящее беспредельно; я- существо, любящее иногда немного, Бог - существо, любящее ' бесконечно. Я- часть, Он - все. Я себя не могу иначе понимать, как частью Его³.

   Но, сознавая в своем отдельном теле духовное и нераздельное существо Бога и видя присутствие того же Бога во всем живом, человек не может не спрашивать себя - для чего Бог, существо духовное, единое и нераздельное, заключил себя в отдельные тела существ и в тело отдельного человека. Для чего существо духовное и единое как бы разделилось в самом себе? Для чего божественная сущность заключена в условия отдельности и телесности ? Для чего бессмертное заключено в смертное, связано с ним? И ответ может быть только один: есть Высшая Воля, цели которой недоступны человеку. И эта-то Воля постановила человека и все существующее в то положение, в котором оно находится. Эта-то Причина, которая, для каких-то недоступных человеку целей заключила себя, желание блага всему существующему - любовь - в отдельные от остального мира существа,- есть тот же Бог, которого человек сознает в себе - познаваемый им вне себя. Так что Бог, по христианскому вероучению, есть и та сущность жизни, которую человек сознает в себе и познает во всем мире, как желание

   ¹ "Христианское учение", с. 13-14.

   ² "Мысли о Боге", с. 28.

   ³ Там же, c . 10-11.

   блага; и вместе с тем и та причина, по которой сущность эта заключена в условия отдельной и телесной жизни¹.

   Иными словами, кроме Бога, познаваемого по христианскому учению в самом себе, как желание блага всему существующему, любовь,- человек, по христианскому учению, познает Его еще и вне себя,- во всем существующем².

   Бог, для меня, это то, к чему я стремлюсь, то, в стремлении к чему и состоит моя жизнь, и который поэтому и есть для меня,- говорит христианин,- но есть непременно такой, что я Его понять, назвать не могу. В самом деле, если бы я понял Бога, я бы дошел до Него, и стремиться бы некуда было, и жизни бы не было. Приблизиться мне к Нему можно и хочется и в этом моя жизнь, но приближение нисколько не увеличивает и не может увеличить моего знания³. Всякая попытка человека вообразить, что он познает Бога (например, как творца или милосердного и т. д.), удаляет его от Бога и прекращает его приближение к Богу⁴.

   Одно из самых путающих все наши метафизические понятия суеверий есть суеверие о том, что мир сотворен, что он произошел из ничего и что есть Бог творящий. В сущности мы не имеем никакого основания предполагать Бога творца и никакой нужды (китайцы и индийцы не знают этого понятия), а между тем Бог Творец и Промыслитель не может совместиться с христианским Богом - Отцом, Богом - Духом, Богом, частица которого живет во мне, составляет мою жизнь, и проявить и вызвать которую составляет смысл моей жизни, Богом - любовью. Бог Творец равнодушен и допускает страдание и зло. Бог дух избавляет от страдания и зла и есть всегда совершенное благо. Бога Творца нет. Есть я, познающий данными мне орудиями, чувств мир и знающий внутренно своего Отца Бога. Он -начало меня духовного. А мир внешний есть только мой предел⁵.

   Говорят: Бога надо понимать как личность. В этом большое недоразумение: личность есть ограничение. Человек чувствует себя личностью только потому, что он соприкасается с другими личностями. Если бы человек был один, он не был бы личность. Эти два понятия взаимно определяются. Но как же про Бога сказать, что Он личность, что Бог личный. В этом корень антропоморфизма. Про Бога можно сказать только то, что говорили Моисей, Магомет,- что Он один; и то один не в том смысле, что нет другого или других богов - по отношению к Богу не может быть понятия числа, и потому нельзя сказать про Бога, что Он один, в значении числа,- а в том смысле, что он одноцентренен, что Он - не понятие, а существо, то, что православные называют живым Богом, в противоположность Богу пантеистическому, т. е. высшее существо духовное, живу-

   ¹ "Христианское учение", с, 14-15. ³ "Мысли о Боге", с, 5.   ⁴ Там же, с. 6.

   ² Там же, с. 14. ⁵ Там же, c . 11-12.

   щее во всем. Главная непостижимость для нас Бога состоит именно в том, что мы знаем Его как существо единое,- не можем иначе знать Его,- и между тем единое существо, заолняющее собою все, мы не можем понять. Если Бог не один, то Он расплывается, Его нет. Если же он один, то мы невольно представляем Его себе в виде личности, и тогда Он уже не высшее существо, не все. А между тем для того, чтобы знать Бога и опираться на Него, нужно понимать Его наполняющим все и вместе с тем единым¹.

   Бога знаешь не столько разумом, даже не сердцем, но по чувствуемой полной зависимости от Него, вроде того чувства, которое испытывает грудной ребенок на руках матери. Он не знает, кто его держит, кто греет, кто кормит, но знает, что есть этот кто-то, и мало того что знает,- любит его². И мы видим, что самый строгий и последовательный агностик, хочет он или не хочет этого, признает Бога. Он не может не признавать того, что, во-первых, в существовании его самого и всего мира есть какой-то недоступный смысл; во-вторых, что есть закон его жизни,- закон, которому он может подчиняться, или от которого может уклониться. Вот это-то признание высшего, недоступного человеку, но неизбежно существующего смысла жизни и закона своей жизни и есть Бог и Его Воля³.

   Все, что мы знаем, мы знаем потому, что есть Бог и мы знаем Его. Только на этом можно. основываться твердо и в отношениях к людям и к себе, и к внеземной и вневременной жизни. И это не только не мистично, но, напротив, противоположный взгляд есть мистицизм, а это - одна самая понятная и всем доступная реальность⁴.

   Конечно, нет ни одного верующего человека, на которого бы не находили минуты сомнения, сомнения в существовании Бога. И эти сомнения не вредны; напротив, они ведут к высшему пониманию Бога. Тот. Бог, которого знал, стал привычен, и не веришь больше в Него. Веришь вполне в Бога только тогда, когда Он вновь открывается тебе. А открывается Он тебе с новой стороны, когда ты всей душой ищешь Его⁵. Он есть то, без чего нельзя жить. Знать Бога и жить - одно и то же. Бог есть жизнь. Живи, отыскивая Бога, и тогда не будет жизни без Бога⁶.

  

  

  

   Что происходит от того, что человек признает своим я не свое отдельное существо, а Бога, живущего в нем? Во-первых, то, что, сознательно не желая своему отдельному существу блага, такой человек не будет или менее напряженно будет отнимать его у других; во-вторых, то, что, признав своим я Бога, желающего блага всему существующему, этого же будет

   ¹ Там же, с. 20-21.

   ⁴ Там же, с. 24.

   ² Там же, с. 7.

   ⁵ Там же, с. 16.

   ³ Там же, с. 23.

   ⁶ "Исповедь", с. 41.

   желать и человек¹. И по учению Христа задача человеческой жизни состоит в слиянии собственной, сыновней воли с волей Отца - Бога.

   Цель, конечная цель человеческой жизни в бесконечном по времени и пространству мире, очевидно, не может быть доступна человеку в его ограниченности. Но смысл ее, т. е. зачем он живет и что он должен, делать, непременно должен быть понятен человеку, так же понятен, как понятно его назначение работнику на большом заводе². Человек есть орудие для совершения не известного вполне человеку дела, и цель этого дела не может быть известна, а известен человеку только путь, направление, по которому ведут его живущие в нем разум и любовь. И в самом деле, разве может быть цель для жизни мира и жизни людей, когда они сливают свою жизнь с жизнью мира? Понятие - цель есть понятие ограниченности человеческого разума, вроде понятий награды и наказания, и потому - понятие, не приложимое к жизни мира. Если есть цель, то она должна быть достигнута, и тогда - конец. Но для мира вообще есть только жизнь, для участников в жизни мира есть и может быть только направление, путь³. И мы знаем это направление. Движение всего человечества идет от стремления к личному благу к требованиям совести. Совесть есть тот высший закон всего живущего, который каждый сознает в себе не только признанием прав этого всего живущего, но любовью к нему. Требования совести суть то, что на христианском языке называется волей Бога, и потому смысл жизни состоит в том, чтобы исполнять волю Бога, сознаваемую, нами в нашей совести. К чему приведет это? Ответить нельзя; но ясное сознание необходимости исполнения воли Бога меняет всю нашу внешнюю жизнь и приводит к тому, что дает ей постоянный, все более и более уясняющийся, радостный и разумный смысл⁴.

   Сойтись по-настоящему могут люди только в Боге. Для того, чтобы людям сойтись, им не нужно идти навстречу друг другу, а нужно всем идти к Богу. Если бы был такой огромный храм, в котором свет шел бы сверху только в самой середине, то для того, чтобы сойтись людям в этом храме, им всем надо было бы только идти на свет в середину. То же и в мире. Иди все люди к Богу, и все сойдутся⁵.

   Сила, с которой мы убеждены в чем-нибудь, полная, совершенная, непоколебимая, бывает не тогда, когда доводы логически неотразимы, и не тогда даже, когда чувство совпадает с требованиями ума, а только тогда, когда человек опытом убеждается, испытав противоположное, что есть только один путь. Такое убеждение нам дается о том, что жизнь есть только одно: следование воле Бога⁶.

   ¹ "Мысли о Боге", с. 13.

   ³ "О смысле жизни", с. 7-8.

   ⁵ "Путь жизни", с. 81-82.

   ² "Для чего мы живем", с. 3.

   ⁴ "Для чего мы живем", с. 13.

   ⁶ "Для чего мы живем", с. 11.

   Исполнение воли Бога - дело жизни. Но в чем воля Божья? Чтобы узнать волю Отца, надо узнать истинную, основную свою волю. Она, сыновняя воля, всегда совпадает с отцовской¹.

   Очень обычная ошибка полагать цель жизни в служении людям, а не в служении Богу². Все, что мы можем поставить себе целью, как волю Бога,- все недостаточно, неполно, все только признак, но не самая воля Бога³. Нет ничего радостнее того, как то, когда мы знаем, что люди любят нас. Но удивительное дело: для того, чтобы люди любили нас, надо не угождать   им,   а   надо   только   приближаться   к   Богу. Только приближайся к Богу и не думай о людях, и люди полюбят тебя⁴. Мы знаем, верно знаем, когда мы живем по воле Бога, Но не знаем мы самую волю Бога, и нам надо помнить, надо знать, что мы не знаем и не можем знать ее; а не выставлять себе цели внешние, отожествляя их с волей Божьей, как бы ни высоки казались нам эти цели, как, например, поучение людей в истинах веры, установление на деле Царства Божьего на земле, указание примера жизни no -Божьи и многое другое⁵. Мы все думаем, что воля Отца может быть во внешних делах, а воля Отца - только в том, чтобы мы в том ярме, в которое запряжены, были кротки и смиренны и, не спрашивая - куда, зачем, что везем, везли бы, пока есть сила, останавливались бы, когда велят, и опять везли бы, когда, велят, и не спрашивали бы - зачем и куда.- "Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем". Будь кроток и смирен сердцем, будь доволен всем, согласен на всякое положение, и исполнишь волю Отца. Поэтому, чтобы исполнять волю Отца, надо узнать - не что делать, а как делать то, что приходится делать⁶. Признаки же того, что живем мы по Его воле, даны нам самые несомненные. Самый первый, главный, несомненный признак, которым мы так склонны пренебрегать, это - отсутствие ощущения духовного страдания. Если испытываешь полную свободу, ничем ненарушимую, то живешь по воле Божьей. Другой признак, поверяющий первый, это ненарушение любви с людьми. Если не чувствуешь враждебности ни к кому и знаешь, что к тебе не чувствуют зла, ты в воле Бога. Третий признак, опять поверяющий первый и поверяемый им, есть рост духовный. Если чувствуешь, что делаешься духовнее, побеждаете животное,- ты в воле Бога⁷.

   Христианское учение возвращает человека к первоначальному сознанию себя, но только не себя - животного, а себя - Бога, искры Божьей, себя - сына Божия, Бога такого же, как и Отец, но заключенного в животную оболочку, И сознание

   ¹ Там же, с. 45.

   ² Там же, с. 7.

   ³ Там же, с. 19.

   ⁴ "Путь жизни", с. 82.

   ⁵ "Для чего мы живем", с. 20.

   ⁶  "О смысле жизни", с. 19.

   ⁷  "Для чего мы живем", с. 20.

   себя этим сыном Божьим, главное свойство которого есть любовь, удовлетворяет и всем тем требованиям расширения области любви, к которой был приведен человек общественного жизнепонимания. Там, при все большем и большем расширении области любви для спасения личности, любовь была необходимостью и приурочивалась к известным предметам: к себе, семье, обществу, человечеству; при христианском мировоззрении любовь есть не необходимость, не приурочивается ни к чему, а есть существенное свойство души человека. Человек любит не потому, что ему выгодно любить того-то и тех-то, а потому, что любовь есть сущность его души,- потому что он не может не любить. Христианское учение есть указание человеку на то, что сущность его души есть любовь, что благо его получается не от того, что он будет любить того-то и то-то, а от того, что он будет любить начало всего - Бога, которого он сознает в себе любовью, и потому, сливая свою волю с Его Высшей Волей, будет любить всех и все¹.

   ¹ "Мысли о новом жизнепонимании", с. 152.

  

  

  

  

   Бог проявляется в разумном человеке желанием блага всему существующему, и в мире - в отдельных существах, стремящихся каждое к своему благу. Вместе с тем, хотя конечная цель жизни мира и скрыта от человека, он все-таки знает, в чем состоит ближайшее дело жизни мира, в котором он призван участвовать; дело это есть замена разделения и несогласия в мире - единением и согласием. Наблюдение, предание, разум показывают человеку, что в этом состоит то дело Божие, в котором он призван участвовать; и внутреннее стремление его рождающегося в нем духовного существа - любви - влечет его к тому же самому. Внутреннее влечение рождающегося духовного существа человека только одно: увеличение в себе любви. И это-то увеличение любви есть то самое, что одно содействует тому делу, которое совершается в мире: замены разъединения и борьбы - единением и согласием, то, что в христианском учении называется установлением Царства Божия¹.

   Царство Божие - и внутри нас, и вне нас. Когда мы его устанавливаем в себе, оно устанавливается в мире². Я живу затем, чтобы исполнять волю Пославшего меня в жизнь. Воля же Его в том, чтоб я довел свою душу до высшей степени совершенства в любви, и этим самым содействовал установлению единения между людьми и всеми существами в мире³. Цель жизни - только одна: стремиться к тому совершенству, которое указал нам Христос, сказав: "Будьте совершенны, как Отец ваш небесный". Эта единственная доступная человеку цель жизни достигается не стоянием на столбе, не аскетизмом, а выработкою в себе любовного общения со всеми людьми. Из стремления к этой правильно понимаемой цели вытекают все полезные человеческие деятельности, и соответственно этой цели решаются все вопросы⁴. Любовь вызывает любовь в других; Бог, проснувшийся в тебе, вызывает пробуждение того же

   ¹  "Христианское учение", с. 15-16.

   ²  "О самосовершенствовании", с. 8.

   ³  "Для чего мы живем", с 15.

   ⁴ "О самосовершенствовании", с. 6.

   Бога в других¹. Поэтому установление Царства Божия внутри нас нужно и для Бога, и для нас, и для других людей².

   Природа, говорят, экономна в расходовании своих сил: при наименьшем усилии стремится достигнуть наибольших результатов. Так же и Бог. Для того, чтобы установить в мире Царство Божие, единение, служение друг другу и уничтожить вражду, Богу не нужно делать это Самому, если позволить себе так выразиться. Он вложил в человека Свой разум, освобождающий в нем любовь, и все, чего Он хочет, будет сделано человеком. Бог делает Свое дело через нас. А времени для Бога нет. Вложив в человека разумную любовь, Он уже все сделал³. Человек поставлен в такие условия, что единственное возможное для него, истинное, разумное благо состоит в стремлении к личному самосовершенствованию; личное же самосовершенствование таково, что оно достигается только тогда, когда человек признает себя орудием Божиим для установления Его Царства⁴. Я - орудие, которым работает Бог. Мое истинное благо в том, чтобы участвовать в Его работе. Участвовать же в Его работе я могу только теми усилиями сознания, которые я делаю для того, чтобы держать в порядке, чистоте, остроте, правильности то орудие Божие, которое поручено мне - себя, свою душу⁵.

   "И не придет Царствие Божие видимым образом и не скажут: вот оно здесь или вот оно там. Ибо вот: Царствие Божие внутри вас есть". В той мере, в которой достигает человек внутреннего совершенства, в той мере устанавливает он Царство Божие и только в установлении Царства Божия он подвигается к внутреннему совершенству. Без сознания того, что усилие мое содействует установлению Царства Божия приближением совершенства Отца, не было бы жизни. И потому каждый из нас живет только в той мере, в которой он установляет Царство Божие вне себя и совершенствуется внутри себя⁶. Смысл жизни нашей, единственный, разумный и радостный - в том, чтобы служить и чувствовать себя служащими делу Бо-жию, установлению Царства Его⁷.

   Если ты видишь, что устройство общества дурно, и ты хочешь исправить его, то знай, что для этого есть только одно средство: то, чтобы все люди стали лучше. А для того, чтобы все люди стали лучше, в твоей власти только одно: самому сделаться лучше. Люди приближаются к Царствию Божию, т. е. доброй и счастливой жизни, только усилиями каждого отдельного человека жить доброй жизнью ⁸.

   "Да, это было бы так, если бы все люди разом поняли, что все это дурно и не нужно нам",- говорят люди, рассуждая

   ¹ "Мысли о Боге", с. 26.

   ³ "Мысли о Боге", с. 24.

   ⁵ "Путь жизни", с. 309.

   ⁷   Там же, с. 8.

   ² "О самосовершенствовании", с. 8

   ⁴ "Для чего мы живем", с. 23.

   ⁶ "Для чего мы живем", с. 23.

   ⁸ "Путь жизни", с. 315.

   о зле жизни людской. "Положим, один человек отстанет от зла, откажется от участия в нем,- что же это сделает для общего дела, для жизни людей? Изменение жизни людской делается всем обществом, а не одиночными людьми".

   Правда, одна ласточка не делает весны. Но неужели от того, что одна ласточка не делает весны, не лететь той ласточке, которая уже чувствует весну, а дожидаться? Если так дожидаться каждой почке и травке, то весны никогда не будет. Так же и нам, для установления Царства Божия, не надо думать о том, первая ли я или тысячная ласточка, а сейчас же, хотя бы одному, чувствуя приближение Царства Божия, делать то, что нужно для его осуществления¹.

   "Огонь пришел я низвесть на землю: и как желал бы, чтобы он уже возгорелся". (Луки XII , 49).- Но почему же огонь этот так медленно разгорается? Если могло пройти столько веков, и христианство не изменило строя общественной жизни, какое право имеем мы думать, что это как-то само собою сделается теперь? Большинство людей, приведенное к необходимости признания истины христианства, все еще не берет эту истину за основание своей деятельности. Отчего это? А только оттого, что люди ждут изменения от внешних условий, а не хотят понять того, что достигается это только усилием каждого отдельного человека в своей душе, а не какими-либо внешними изменениями².

   "Ищите Царствия Божия и правды его, а остальное приложится". Ищите лишь того, чтобы быть исполнителями воли Бога; тогда все будет: и праведность, и радость, и жизнь, не говоря о хлебе и одежде, которые и не нужны. Нужен только хлеб насущный - пища жизни, про которую Христос сказал: "пища Моя творит Волю Пославшего"³.

  

  

  

   Жизнь истинная дана человеку под двумя условиями: чтобы он делал добро людям и увеличивал данную ему силу любви. Одно обусловливает другое: добрые дела, увеличивающие любовь в людях, только тогда таковы, когда при совершении их человек чувствует, что в нем увеличивается любовь, когда он делает их любя, с умилением; увеличивается же в нем любовь (он совершенствуется) только тогда, когда он делает добрые дела и вызывает любовь в других людях. В этом одно из существеннейших свойств самосовершенствования.

   Отсюда легко заключить, что всякое устройство, всякое определение, всякая остановка сознания на каком-нибудь состоянии есть преобладание заботы и увеличение в себе любви совершенствования без добрых дел. Самая грубая форма есть

   ¹ Там же, с. 316.

   ² Там же, с. 316-317.

   ³ "Для чего мы живем",   с. 17.

   стояние на столбу; но всякая форма есть более или менее такое стояние.

   Всякая форма отделяет от людей, следовательно, и от возможности добрых дел и вызывания в них любви. Таковы и общины. И это их недостаток, если признать их постоянной формой. Стояние на столбу, и ухождение в пустыню, и житие в общине может быть нужно временно людям, но как постоянная форма это очевидный грех и неразумие. Жить чистою, святою жизнью на столбу или в общине нельзя, потому что человек лишен одной половины жизни - общения с миром, без которого его жизнь не имеет смысла. Представьте себе, что все люди, понимающие учение истины, собрались бы вместе и поселились на острове. Неужели это была бы жизнь? Все дело ученика Христа - установить наихристианнейшие отношения с этим миром. Дело наше, как дело няньки,- возрастить порученное нам - нашу жизнь.   ,

   И пусть не говорят столь любимую пошлость, что растить свою жизнь - эгоизм. Растить свою жизнь - служить Богу. Люби Господа Бога твоего всем сердцем, всей душой и всем помышлением твоим и ближнего, как самого себя. Когда видишь пользу ближнего и не видишь никому пользы от своего роста, и. приходится выбирать, выбирай всегда рост своей жизни, потому что  польза ближнего всегда сомнительна, благо же роста своей жизни всегда несомненно. Сказать, что жизни нет у человека, который не растит свою жизнь, не есть метафора. У такого человека точно нет жизни, как нет ее в дереве, которое спускает старую кору, но не выращивает новую, как нет ее в животном, которое разлагается, но не ассимилирует пищу. Вся плотская жизнь организма с ее пищей, ростом, продолжением рода есть по отношению истинной жизни (растущей) разрушительный процесс. Ведь не только нет никакой возможности просвещать и исправлять других, не просветив и не исправив себя до. последних пределов своей возможности, но нельзя и просвещать и исправлять себя в одиночку, а всякое истинное просвещение и исправление себя неизбежно просвещает и исправляет других и только одно это средство действительно просвещает и исправляет других вроде того, как загоревшийся огонь не может светить и согревать только тот предмет, который сгорает в нем, но неизбежно светит и греет вокруг себя, а светит и греет вокруг себя только тогда, когда сам горит¹. В утверждении же, что совершенствование есть эгоизм и что для совершенствования нужно будто бы уходить из жизни, заключается великая неправда, так как совершенствоваться можно только в жизни и в общении с людьми ².

   Совершенство, указываемое христианством, бесконечно и никогда не может быть достигнуто; и Христос дает свое учение, имея в виду то, что полное совершенство никогда не будет достигнуто, но что стремление к полному, бесконечному совер-

   ¹ "О самосовершенствовании", с. 1-4.

   ²  Там же, с. 5.

   шенству постоянно будет увеличивать благо людей, и что благо это поэтому может быть увеличиваемо до бесконечности. Христос признает существование обеих сторон параллелограмма, обеих вечных, неуничтожимых сил, из которых слагается жизнь человека: силу животной природы и силу сознания сыновности Богу. Не говоря о силе животной, которая, сама себя утверждая, остается всегда равна сама себе и находится вне власти человека, Христос говорит только о силе Божеской, призывая человека к наибольшему сознанию ее, к наибольшему освобождению ее от того, что задерживает ее, и к доведению ее до высшей степени напряжения. Учение христианское кажется исключающим возможность жизни только тогда, когда люди указание идеала принимают за правило. Только тогда представляются уничтожающими жизнь те требования, которые предъявляются учением Христа. Требования эти, напротив, одне дают возможность истинной жизни. Без этих требований истинная жизнь была бы невозможна. Учение Христа тем отличается от прежних учений, что оно руководит людьми не внешними правилами, а стремлением к достижению божеского совершенства. И в душе человека находятся не умеренные правила справедливости и филантропии, а идеал полного бесконечного божеского совершенства. Спустить требования идеала значит не только уменьшить возможность совершенства, но уничтожить самый идеал, тогда как он не выдуман кем-то, но лежит в душе каждого человека. Учение же Христа только тогда имеет силу, когда оно требует все большего и большего совершенства, все большего и большего слияния божеской сущности, находящейся в душе человека, с волей Бога - соединения Сына с Отцом.

   Ни одно состояние по этому учению не может быть выше или ниже другого. Всякое состояние, по этому учению, есть только известная, сама по себе безразличная ступень к недостижимому совершенству и потому - само по себе не составляет ни большей, ни меньшей степени жизни. Увеличение жизни, по этому учению, есть только ускорение движения к совершенству. И потому движение к совершенству мытаря Закхея, блудницы, разбойника на кресте ~ составляет высшую степень жизни, чем неподвижная праведность фарисея. И потому-то для этого учения не может быть правил и законов, обязательных для исполнения. Человек, стоящий на низшей ступени, подвигаясь к совершенству, живет нравственнее, лучше, более исполняет учение, чем человек, стоящий на гораздо более высокой ступени нравственности, но не подвигающийся к совершенству. Всякая степень совершенства и всякая степень несовершенства равны перед этим учением; никакое исполнение законов не составляет исполнения учения. Исполнение учения - в движении от себя к Богу¹.

   ¹ "Мысли о новом жизнепонимании", с. 147-150.

  

  

  

   Душа наша, сознавая свою отделенность от Бога и других живых существ, стремится к соединению с тем, от чего она отделена. Соединяется же душа человеческая с Богом все большим и большим сознанием в себе божественного начала. С другими же существами соединяется душа все большим и большим проявлением любви. В этом стремлении к соединению сознанием в себе Бога и любовью, хотя часто и не сознаваемом нами, заключается сущность нашей жизни и ее единое и истинное благо.

   Большее и большее соединение души человеческой с Богом и другими существами, и потому и большее и большее благо человека достигается освобождением души человеческой от того, что препятствует человеку сознавать свое божественное начало и любить другие существа. Препятствуют этому сознанию, а также и любви: грехи, т. е. потворство похотям тела; соблазны, т. е. ложные представления о благе, и суеверия, т. е. ложные учения, оправдывающие грехи и соблазны¹. Жизнь человеческая была бы неперестающим благом, если бы суеверия, соблазны и грехи людей не лишали их этого возможного и доступного им блага².

   Те люди, которые верят в то, что Бог сотворил мир, часто спрашивают: зачем же сотворил Бог людей так, что они должны грешить, не могут не грешить? Спрашивать об этом все равно, что спрашивать о том, зачем Бог сотворил матерей так, что для того, чтобы им иметь детей, им надо мучиться, рожать, выкармливать, воспитывать детей? Не проще ли было бы, если бы Бог сразу дал матерям готовых детей, без родов, без кормления, без трудов, забот, страхов. Никакая мать не спросит этого, потому что ребенок и дорог ей потому, что и в муках родов, и в кормлении, и в выращивании, и в заботах о детях была ее лучшая радость жизни. То же и с человеческою жизнью: грехи, соблазны и суеверия, борьба с ними и победа над ними,- в этом и смысл и радость человеческой жизни. Тяжело бывает человеку знать про свои грехи, но и зато большая радость чувствовать, что освобождаешься от них. Не было бы ночи, мы не радовались бы свету солнца. Не было бы греха, не знал бы человек радости праведности³. Грехи, соблазны и суеверия - это та земля, которая должна покрывать семена любви для того, чтобы они могли взойти⁴.