Верхарн Эмиль - Зори - Книги - Русская литература

Эмиль Верхарнъ.

Зори.

Пьеса въ четырехъ актахъ.

Переводъ Георг³я Чулкова.

ДѢЙСТВУЮЩ²Я ЛИЦА:

ТОЛПА.

ГРУППЫ РАБОЧИХЪ, НИЩИХЪ, ФЕРМЕРОВЪ, СОЛДАТЪ, ЖЕНЩИНЪ, ЮНОШЕЙ, ПРОХОЖИХЪ, МАЛЬЧИШЕКЪ, СТАРИКОВЪ.

ЖАКЪ ЭРЕНЬЕНЪ, трибунъ.

ПЬЕРЪ ЭРЕНЬЕНЪ, его отецъ.

КЛАРА, его жена.

ЖОРЖЪ, его сынъ.

ЭНО, братъ Клары.

ОРДЭНЪ, капитанъ вражеской арм³и, ученикъ Эреньена.

ЛЕ-БРЭ, приверженецъ Эреньена

ДЯДЯ ГИСЛЭНЪ, фермеръ.

СВЯЩЕННИКЪ.

ОФИЦЕРЪ.

РАЗВѢДЧИКЪ.

ЦЫГАНЪ.

КОНСУЛЪ ОППИДОМАНИ.

ПАСТУХЪ.

НИЩ²Й БЕНУА.

ДЕРЕВЕНСК²Й ПРОРОКЪ.

ГОРОДСКОЙ ПРОРОКЪ.

Группы дѣйствуютъ, какъ одно многоликое и разнорѣчивое существо.

АКТЪ ПЕРВЫЙ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Широк³й перекрестокъ. Справа спускаются дороги изъ Оппидомани, слѣва - поднимаются изъ равнины. Безконечные ряды деревьевъ тянутся вдоль дорогъ. Враги приблизились къ городу и обложили его. Страна - въ огнѣ. Огромное зарево вдали. Набатъ. Группы нищихъ расположились во рвахъ. Друг³я стоятъ на кучахъ грав³я, наблюдаютъ за тѣмъ, что дѣлается вдали, и обмѣниваются впечатлѣн³ями.

НИЩ²Е.- Посмотрите: съ этого бугорка видно, какъ пылаютъ селен³я.

- Влѣземте на деревья; мы лучше увидимъ. нищ³й, уже взобравш³йся на дубъ. Сюда! Сюда!

НИЩ²Е (смотрятъ въ сторону города).- Около города пожаръ все разгорается и растетъ.

- Слышны взрывы пороховыхъ погребовъ.

(Громъ картечи и взрывъ)

- Загорается заводъ въ гавани, и набережная, и доки. Пламя охватываетъ керосиновые склады. Мачты и реи обугливаются и образуютъ на горизонтѣ кресты.

НИЩ²Е (смотрятъ въ сторону равнины).- На днѣ равнины вся деревня въ огнѣ. Огонь пожираетъ ферму Эреньена: домашнюю утварь бросаютъ во дворъ, какъ попало. Изъ стойлъ выводятъ скотъ съ покрытыми головами. Несутъ больного старика на большой постели.

- Теперь очередь за арендаторами: смерть слѣдуетъ за ними по пятамъ.

- О, прекрасное и нежданное отмщенье! Теперь изгнаны тѣ, которые насъ выгоняли. Они хлынули потокомъ на больш³я дороги. Подѣйствовали теперь наши богохулен³я, проклятья, мольбы, нашъ велик³й гнѣвъ!

- Въ болота въ ярости бѣгутъ стада,

И жеребцы порвали повода

И ржутъ въ безумной слѣпотѣ.

Одинъ изъ нихъ на согнутомъ хребтѣ

Несетъ съ собой пожаръ и смерть.

Кусаетъ въ гнѣвѣ гриву конь:

Его хребетъ грызетъ огонь.

Смотрите всѣ, вотъ здѣсь, въ огнѣ

Безумцы пламя вилами вздымаютъ...

- Колокола безумствуютъ среди порывовъ вѣтра. Церкви и башни рушатся. Право, теперь самъ Богъ въ ужасѣ

- А почему возгорѣлась война?

- Всѣ короли мечтаютъ завладѣть Оппидоманью. Всѣ, со всѣхъ концовъ свѣта, смотрятъ на нее съ вожделѣньемъ.

Появляется нѣсколько растерянныхъ людей. Они бѣгутъ по дорогамъ куда попало. Нѣкоторые изъ нихъ останавливаются и кричатъ:

- Фермеры складываютъ на телѣги пожитки и скарбъ; они направляются въ городъ; они сейчасъ пройдутъ здѣсь.

ГРУППА НИЩИХЪ.- Вотъ удобный моментъ проникнуть въ Оппидомань.

- Пойдемъ за ними...

НИЩ²Й БЕНУА. За ними слѣдовать? Откуда ты пришелъ?

Въ дни, когда мы бунтарями-бродягами стали,

Всѣхъ насъ и ночью, и днемъ

Фермеры мучили тяжкимъ трудомъ,

Бѣдностью насъ угнетали.

Яствами были они,

Голодомъ алчнымъ мы были.

Такъ пожираетъ огонь въ эти дни

Хлѣбъ, что въ амбарахъ сложили.

Зубы у насъ, какъ огонь; и пожара страшнѣй

Ярость горящихъ ногтей.

Вотъ я бреду, отдыхаю, и снова бреду,

Кличу я злую бѣду

Къ нимъ на пороги, гдѣ самъ я прошу подаянье.

Этой рукой умножаю людей ненавистныхъ страданья.

Грабили руки мои мертвецовъ изъ могилъ,

Старой рукой я насилье свершалъ и душилъ

Ихъ дочерей.

Я ненавижу этихъ людей,

Что достойны дубинъ и камней.

СТАРИКЪ. Зачѣмъ ихъ убивать? Они теперь безвредны, жалки, какъ мы сами.

НИЩ²Й БЕНУА. Молчи: ты слишкомъ старъ, чтобы чувствовать, какъ мужчина.

Новыя толпы торопливо идутъ по дорогѣ Оппидоманьской. Появилась группа рабочихъ. Одинъ изъ нихъ обращается къ нищимъ.

РАБОЧ²Й. Эреньенъ прошелъ уже?

НИЩ²Й (рабочему). Этотъ пастухъ его знаетъ. Спроси его.

РАБОЧ²Й (пастуху). Проходилъ здѣсь Эриньенъ?

ПАСТУХЪ (въ рубищѣ). Я жду его. Онъ пошелъ ухаживать за своимъ отцомъ. Я хотѣлъ бы снова увидѣть его. Я вылѣчилъ его, когда онъ былъ ребенкомъ.

РАБОЧ²Й. Онъ долженъ пр³йти. Мы вмѣстѣ подождемъ его.

ПАСТУХЪ. Какъ онъ покинулъ городъ? Да и враги не должны были бы его выпускать.

РАБОЧ²Й. Эреньенъ дѣлаетъ то, что хочетъ. Его отецъ умираетъ въ селен³и и звалъ его.

ПАСТУХЪ. Вѣрители вы, что онъ укротитъ Оппидомань?

РАБОЧ²Й.

Но развѣ не учитель онъ народа?

Вѣдь онъ - необычайный и священный -

И въ этотъ мрачный часъ живетъ

Для будущихъ вѣковъ, рукой ихъ осязая;

Онъ лучше всѣхъ умѣетъ разсудить,

Гдѣ нуженъ разумъ, гдѣ безумье

Для покоренья новыхъ дней;

И книги ясныя его сознанье наше озаряютъ,

Въ нихъ съ очевидност³ю видишь,

Что къ лучшему ведетъ,

Что дѣлаетъ людей богами въ мигъ иной.

ПАСТУХЪ. Вы, вѣрно, одинъ изъ сторонниковъ его, тамъ, въ городѣ, одинъ изъ его друзей?

РАБОЧ²Й.

Есть сотни, тысячи людей,

Готовыхъ слѣдовать за нимъ до той черты,

Гдѣ воплощаются завѣтныя мечты.

Рабоч³й уходитъ на дорогу ожидать появлен³я Эреньена. Еще - бѣглецы; потомъ - группа крестьянъ, влекущихъ воза и ручныя телѣжки. Лошади съ большою кладью взбираются на косогоръ.

ДЯДЯ ГИСЛЭНЪ. Наши животныя выбились изъ силъ. Нужно имъ дать отдохнуть. Эй, вы тамъ, нищ³е, не проходилъ-ли здѣсь эта каналья Эреньенъ?

НИЩ²Й БЕНУА. Молчи, дядя Гислэнъ.

ДЯДЯ ГИСЛЭНЪ. Молчать! Молчать! Зачѣмъ? Ради кого? Стало-быть, Эреньенъ васъ знаетъ!..

НИЩ²Й БЕНУА. Дядя Гислэнъ! Мы здѣсь сила и можемъ убить тебя прежде, чѣмъ ты позовешь на помощь. Хоть ты изъ года въ годъ и бросалъ намъ за дверь объѣдки твоихъ свиней и помои изъ твоей кухни, но вѣдь и мы жертвовали тебѣ изъ года въ годъ наши мольбы и молитвы. Мы покончили съ прошлымъ, и настоящее принадлежитъ намъ.

(Онъ съ угрозой направляется къ Гислэну)

КРЕСТЬЯНИНЪ (подбѣгаетъ). Дядя Гислэнъ! Дядя Гислэнъ! Съ твоей фермы на Звенящихъ Поляхъ огонь перешелъ на всѣ Волчьи Равнины!

Деревья всѣ пылаютъ вдоль дорогъ,

И ельникъ весь шипитъ, кричитъ и воетъ,

И пламя вверхъ растетъ

До облаковъ

И лижетъ небо.

ГИСЛЭНЪ. Меня эти вѣсти теперь не смутятъ. Пусть лѣсъ и поляны пожретъ обезумѣвш³й пламень. Пусть вѣтеръ и воздухъ, и небо горятъ, И лопнетъ вся почва, какъ голый изсохнувш³й камень.

(Мѣняя тонъ)

Сейчасъ меня нищ³й грозилъ умертвить...

(Обращаясь къ нищему Бенуа)

Убивай же скорѣе, не медли же болѣ!

Вотъ руки мои, что пришлось мнѣ ничтожнымъ трудомъ осквернить,

Вотъ сердце мое съ непреклонною волей,

Вотъ кожа сухая въ отверст³яхъ поръ,

Вотъ жалк³й хребетъ...

Я - старый калѣка.

И столько ужъ лѣтъ

Останки влачу человѣка!

Скажите, зачѣмъ я живу до сихъ поръ?

Морозъ погубилъ мою пашню и поле,

Луга, гдѣ работалъ, погублены тяжкою долей.

Л³ардъ по л³арду копилъ мой отецъ,

И то, что онъ спряталъ, зарылъ, сохранилъ, какъ скупецъ,

Я нынѣ проѣлъ, потерялъ...

Напрасно моихъ сыновей умолялъ:

Они расточали;

И городъ голодный

Пожралъ ихъ; они все мечтали

О жизни позорной, безплодной.

Деревни, мѣстечки всѣ стали пустыней,

Упорство сломила ихъ Оппидомань,-

И кровь изсушила ихъ Оппидомань.

И нынѣ

Вѣтвятся болѣзни на пашнѣ, въ поляхъ:

Въ водѣ, на землѣ и въ лучахъ!

КРЕСТЬЯНИНЪ. Твои скорби - также и наши скорби. Мы всѣ равно несчастны.

ДЯДЯ ГИСЛЭНЪ.

Помню я въ дѣтствѣ праздникъ веселый посѣва:

Почва покорна была и животнымъ, и людямъ.

Ленъ поднимался, какъ счастье въ расцвѣтѣ...

Нынѣ же! Почва страшитъ!

Вѣрно, нельзя было трогать чего-то,

Что было скрыто въ землѣ и священно.

Каменный уголь - владыка всего,-

Все было нѣкогда въ мракѣ зарыто.

Рельсы - звено за звеномъ - пролагаютъ свой путь по равнинамъ,

Тамъ - золотые сигналы, доспѣхи равнинъ;

Поѣздъ поля задѣваетъ и мызы сверлитъ,

Дымъ поглотилъ небеса.

Юная, сильная зелень, трава и вода

Гибнутъ отъ яда и сѣры.

Часъ наступилъ,

Часъ побѣдителей страшный -

Время огня, чугуна и свинца;

Можно подумать, что адъ поднимается нынѣ!

(Нищ³е отступаютъ отъ него и не угрожаютъ больше)

НИЩ²Й. Бѣдняга!

ДЯДЯ ГИСЛЭНЪ. Бѣдняга! Какъ бы не такъ!

(Тащитъ одного крестьянина и указываетъ на усадьбу, которая пылаетъ)

Вы, конечно, думаете, что врагъ зажегъ мою усадьбу? Знайте же: (онъ показываетъ на свои руки) вотъ эти руки сдѣлали это. И мой лѣсъ у Болотныхъ Огней? Это онѣ же. И мои житницы и скирды? Это опять онѣ. Нѣтъ, нѣтъ, дядя Гислэнъ не бѣдняга. Онъ тотъ - можетъ быть единственный,- кто ясно видитъ. Люди не чтутъ больше своей нивы, не имѣютъ терпѣн³я на медленный, но вѣрный трудъ; убиваютъ сѣмена, искусственно выращивая ихъ; все стараются устроить, умничаютъ, хитрятъ... Земля уже больше не женщина, а публичная дѣвка.

Врагъ ее губитъ теперь,

Городъ изранилъ ее,

Факелъ войны сожигаетъ,

Раньше ученые силу земли истощили,

Нынѣ же ядра разрушили землю.

Нынѣ - увы! - угрожаетъ косою намъ смерть.

Почвѣ не нужны ни дождь, ни роса,

Почвѣ не нужны снѣга на горахъ;

Съ ясными, нѣжными днями и солнцемъ

Лучше покончить ударомъ однимъ,

Сельск³й весь м³ръ уничтоживъ...

КРЕСТЬЯНИНЪ. Дядя Гислэнъ, должно быть, сошелъ съ ума.

ДРУГОЙ КРЕСТЬЯНИНЪ. Преступно оскорблять землю

ЕЩЕ КРЕСТЬЯНИНЪ. Не знаешь больше, что и думать.

(Появляется пророкъ изъ деревни; онъ напѣваетъ, подражая тѣлодвижен³ями полету Красныхъ Вороновъ)

ПРОРОКЪ.

Лѣса бѣгутъ, поля въ движеньѣ,-

Дробится златомъ неба кругъ,

Крестами блещетъ Сѣверъ, Югъ...

Вотъ Красныхъ Вороновъ мгновенье!

Они на хижины полетъ

Стремятъ съ безумными когтями;

Въ пожарѣ красный небосводъ

Пылаетъ перьями-огнями.

Съ низины мшистой вверхъ летятъ

Пророки-вороны ночные;

Надъ м³ромъ тучею кружатъ

С³и посланцы огневые.

Съ нѣмымъ полетомъ ужасъ слитъ

Въ послѣдней тайнѣ молчаливой;

Взрывая почву, клювъ долбитъ

И гложетъ землю торопливо,

Къ земному сердцу вглубь спѣшитъ.

Огонь посѣвы пожираетъ,

Огонь на западъ поспѣшаетъ

И мчится, какъ живой бурунъ:

Какъ будто въ дымѣ убѣгаетъ

Кровавыхъ кобылицъ табунъ.

Судьба послѣдняя пришла,

Звоните - гей! - въ колокола!

Землѣ и пашнѣ пойте пѣснь свершенья.

Судьба послѣдняя пришла,

Звоните - гей! - въ колокола! Въ колокола!

И пойте м³ру погребенье!

ДЯДЯ ГИСЛЭНЪ. Увы! Вотъ кто правъ: этотъ пророкъ, этотъ безумный, надъ которымъ всѣ смѣялись, надъ которымъ смѣялся я самъ и котораго я никогда не понималъ. Ахъ! Воистину нынѣ возс³ялъ ужасный свѣтъ.

(Онъ указываетъ на горизонтъ)

Но онъ, онъ давно уже угадывалъ. А мы были тамъ, мы всѣ, съ нашими прежними надеждами, съ нашими старыми иллюз³ями, мы клали ничтожную, слабую палку нашего здраваго смысла въ ужасныя колеса судьбы.

Толпа молодыхъ людей изъ селен³й, прислуга съ фермъ, рабоч³е, скотницы, нищ³е приносятъ на носилкахъ Пьера-Эреньена. Ихъ сопровождаетъ священникъ. Умирающ³й дѣлаетъ знакъ, что онъ очень страдаетъ, и проситъ остановиться.

ЖАКЪ ЭРЕНЬЕНЪ. Сюда, друзья мои. Осторожнѣе ставьте носилки.

(Помогаетъ рабочимъ. Потомъ, какъ бы говоря съ самимъ собой)

Бѣдный старикъ! Бѣдный старикъ! Онъ не имѣетъ возможности умереть въ своемъ углу, какъ его отецъ. О, эти войны, эти войны! Ихъ нужно ненавидѣть алмазной ненавистью.

ПЬЕРЪ ЭРЕНЬЕНЪ. Эреньенъ! Эреньенъ!

ЖАКЪ ЭРЕНЬЕНЪ. Я здѣсь, отецъ, около тебя, совсѣмъ близко,- около твоихъ глазъ и рукъ; я - около тебя, какъ въ то время, когда была жива мать; я - такъ близко, что слышу б³ен³е твоего сердца, Видишь ли ты меня? Слышишь-ли? Чувствуешь-ли ты, что это тотъ, кто неизмѣнно тебя любитъ?

ПЬЕРЪ ЭРЕНЬЕНЪ (задыхаясь). Теперь - конецъ. Ты уже не успѣешь отнести меня къ себѣ въ Оппидомань. Я радъ, что вокругъ меня равнина. Я прошу тебя: не запрещай старому кюрэ подойти ко мнѣ.

ЖАКЪ ЭРЕНЬЕНЪ. Отецъ мой! Ты воленъ во всѣхъ своихъ желан³яхъ. Нужно-ли, чтобы я удалился?

ПЬЕРЪ ЭРЕНЬЕНЪ. Во время исповѣди нужно быть одному.

Эреньенъ удаляется.Подходитъ священникъ. Дядя Гислэнъ робко подходитъ къ трибуну и говоритъ ему что-то во время исповѣди.

ДЯДЯ ГИСЛЭНЪ. Господинъ Эреньенъ! Я вижу, вы остались добрымъ. Я представлялъ васъ другимъ. Вы распоряжаетесь Оппидоманью, и на фермахъ шла о васъ молва... Мои сыновья были на вашей сторонѣ... Можетъ быть, они правы... Но, наконецъ, теперь, когда деревня погибла, скажите мнѣ, откуда можетъ придти къ намъ обновленье? Гдѣ найти уголъ, чтобы посѣять сѣмена, выростить зерна? Гдѣ найти кусокъ земли, еще не погибшей отъ городской копоти, гнилой воды, м³азмовъ и войны? Скажите... Скажите!..

Эреньенъ молчитъ. Все его вниман³е обращено на отца. Онъ только плечами пожалъ, когда Гислэнъ кончилъ свою рѣчь.

ПАСТУХЪ (медленно подходитъ къ Эреньену). Жакъ, узнаешь меня?

ЖАКЪ ЭРЕНЬЕНЪ. Какъ! Ты еще живъ, старый пастухъ?

(Сильно взволнованный, обнимаетъ его)

ПАСТУХЪ. Я уходилъ далеко, туда, на цѣлые года; я видѣлъ новыя и чудныя страны. Такъ скитаешься день за днемъ по степямъ и возвращаешься, чтобы видѣть смерть.

ПЬЕРЪ ЭРЕНЬЕНЪ. Я прошу прощен³я у всѣхъ, кого я обидѣлъ.

КЮРЭ. Не волнуйся больше: ты былъ христ³аниномъ - ты будешь спасенъ.

(Священникъ читаетъ молитву объ отпущен³и грѣховъ)

ЖАКЪ ЭРЕНЬЕНЪ (подводитъ пастуxа къ умирающему). Отецъ! Это - пастухъ; ты знаешь его хорошо. Онъ - со Звенящихъ Полей. Это - самый старый изъ твоихъ слугъ и твоихъ друзей.

ПЬЕРЪ ЭРЕНЬЕНЪ (долго смотритъ на пастуха, вдругъ, узнавъ его, беретъ за руки и привлекаетъ къ себѣ. Говоритъ ему довольно твердымъ голосомъ). Когда я умру, пастухъ, ты уничтожишь всѣ старыя сѣмена. Они покрыты затхлой пылью; они испорчены, загнили. Не съ ними земля будетъ праздновать свое обрученье... И ты, который скитался повсюду, ты снова засѣешь мои поля, мои пашни новыми сѣменами,- живыми, свѣжими, прекрасными сѣменами, которыя ты видѣлъ и распозналъ тамъ, въ дѣвственныхъ странахъ земли...

(Пауза. Паcтуxъ наклоняется и становится на колѣни. Нищ³е и носильщики дѣлаютъ то же)

А теперь пусть меня повернутъ къ солнцу.

Исполняютъ просьбу. На западѣ, гдѣ опускается въ это время солнце, пожарище деревень освѣщаетъ мѣстность. Жаръ достигаетъ умирающаго.

КРЕСТЬЯНИНЪ (указываетъ на Пьера Эреньена. Отблескъ пожара скользитъ по его лицу.

ДРУГОЙ КРЕСТЬЯНИНЪ. Онъ повернулся къ пожару.

ЕЩЕ КРЕСТЬЯНИНЪ (тѣмъ, кто помогаетъ Пьеру Эреньену). Осторожнѣе... Осторожнѣе... Онъ не долженъ видѣть пламя.

ЕЩЕ КРЕСТЬЯНИНЪ. Поставьте его правѣе.

ЕЩЕ КРЕСТЬЯНИНЪ. Сюда... Сюда...Правѣй...Правѣй...

(Но старикъ схватился за края носилокъ и держится, повернувъ лицо къ закату и пожару)

ЕЩЕ КРЕСТЬЯНИНЪ. Бѣдный!.. Если бы онъ зналъ!

ПЬЕРЪ ЭРЕНЬЕНЪ (почти угасшимъ голосомъ). Жакъ Эреньенъ, подойди ко мнѣ поближе... Пусть я умру, касаясь рукой... (онъ ласкаетъ его) и смотря туда... на то, что я больше всего любилъ на свѣтѣ. Я былъ какъ бы безъ ума отъ тебя. Я никогда не отрекался отъ тебя. Я почти благословлялъ горе и скорбь, которыя ты приносилъ мнѣ; и въ то же время, когда я любилъ тебя, я поклонялся землѣ. Я жилъ предъ лицомъ солнца, какъ предъ лицомъ Бога... Это былъ зримый Господь... Я считалъ бы себя наказаннымъ, если бы умеръ ночью, въ его отсутств³и. Къ счастью, оно здѣсь, передо мною, и я простираю къ нему руки. (Онъ тянется къ пожару) Я уже не вижу его, но я ощущаю его благой и побѣдоносный свѣтъ...

ЖАКЪ ЭРЕНЬЕНЪ (бормочетъ). Отецъ! Отецъ!

Онъ не знаетъ, долженъ-ли онъ вывести своего отца изъ заблужден³я, или видѣть въ этихъ словахъ внезапное предсказан³е.

ПЬЕРЪ ЭРЕНЬЕНЪ. ...я узнаю его, люблю, постигаю... нынѣ только отъ него нужно ждать обновленья, единственно возможнаго...

Онъ падаетъ и умираетъ. Жакъ Эреньенъ цѣлуетъ своего отца; касается своими губами его рта, какъ будто хочетъ принять истину, впервые вырвавшуюся изъ его устъ.

ЖАКЪ ЭРЕНЬЕНЪ. Зналъ-ли онъ, что сказалъ?.. "Только отъ него нужно ждать обновленья, единственно возможнаго." *

Понемногу Эреньенъ выходитъ изъ забытья и снова овладѣваетъ собою. Нищ³е, крестьяне, рабоч³е окружаютъ его. Паcтуxъ жметъ ему руки и удерживаетъ ихъ въ своихъ рукахъ. Носильщики поднимаютъ тѣло и уходятъ. Въ это время толпа женщинъ и дѣтей, пришедшихъ изъ города, выходитъ на перекрестокъ со стороны верхнихъ дорогъ. Впереди идутъ старики.

СТАРИКЪ (останавливается и указываетъ на Пьера Эреньена). Покойникъ! Это Эреньенъ слѣдуетъ за носилками?

ДРУГОЙ СТАРИКЪ. Что это за толпа?

ЕЩЕ СТАРИКЪ. Это вся деревня стремится къ Оппидомани.

ЕЩЕ СТАРИКЪ. Неужели они думаютъ, что ихъ тамъ примутъ? (Онъ зоветъ) Эреньенъ! Эреньенъ!

ЭРЕНЬЕНЪ. Кто меня зоветъ?

СТАРИКЪ. Оппидомань укрылась за стѣнами. Она не позволитъ, чтобы равнина вернула ей своихъ бродягъ и мертвецовъ.

ЭРЕНЬЕНЪ. Я возвращаюсь къ себѣ: я потерялъ отца; я хочу самъ предать землѣ его тѣло и хочу избавить его отъ поношен³я и кощунствъ.

СТАРИКЪ. Они встрѣтятъ васъ пулями. Оттуда изгоняютъ всѣхъ, кто безполезенъ при оборонѣ.

ДРУГОЙ СТАРИКЪ. Взрываютъ мосты. Войска усыпали насыпи.

ЕЩЕ СТАРИКЪ. Городъ не разбираетъ теперь, кого онъ прогоняетъ. Никто не узнаетъ васъ.

ЕЩЕ Старикъ. Это безум³е - туда идти.

ЕЩЕ СТАРИКЪ. Идти на вѣрную смерть.

ЕЩЕ СТАРИКЪ (умоляя). Останьтесь среди насъ, съ нами. Вы насъ спасете.

ЭРЕНЬЕНЪ. Клянусь вамъ, что я войду въ Оппидомань. Если вы сомнѣваетесь, не ходите за мной.

СТАРИКЪ. Мы не въ силахъ болѣе томиться.

КРЕСТЬЯНИНЪ. Лучше умереть дома.

Нищ³е, старики и кое-кто изъ крестьянъ остаются. Масса горожанъ и жители долины слѣдуютъ за Эреньеномъ. Похоронная процесс³я медленно удаляется.

старикъ. Въ этотъ часъ надвигающейся грозы Эреньенъ единственный твердый и сильный человѣкъ. Быть можетъ, ему тамъ окажутъ хорош³й пр³емъ.

ДРУГОЙ СТАРИКЪ. Что касается тѣхъ, что идутъ за нимъ, то ихъ всѣхъ убьютъ.

ЕЩЕ СТАРИКЪ (повернувшись къ деревнѣ). Посмотри туда: врагъ заставляетъ воевать стих³и,- онъ ставитъ имъ предѣлы, отпускаетъ на волю, обуздываетъ и бросаетъ впередъ.

ЕЩЕ СТАРИКЪ. Деревни погибли,- городамъ грозитъ гибель.

СТАРИКЪ ИЗЪ ГОРОДА (самый старый изъ всѣхъ).

О, города! О, города!

Ихъ ужасъ и волненья,

Ихъ яростный порывъ и жесты отвращенья

Къ свободѣ братской простоты...

О, города,- и къ небу ихъ укоръ!

Звѣриный страшенъ ихъ уборъ.

О, рынокъ старческихъ грѣховъ,

Гдѣ торгашей томятъ мечты,-

Гирлянды золота - игра больныхъ умовъ:

Такъ груди-гроздья блѣдный станъ

Тягчили нѣкогда миѳическихъ Д³анъ.

О, города!

Тамъ чувство юности поблекло навсегда;

Тамъ чувство смѣлости раздавлено пятой;

Тамъ справедливость кажется мечтой...

О, города! О, города!

Тамъ яства жирныя чудовищнаго пира,

И спруты алчные - безстыдныя мечты -

Простерли щупальцы и рты:

Кровь высосать хотятъ изъ сердца м³ра!

КРЕСТЬЯНИНЪ (старикамъ). Безъ васъ всѣхъ - городскихъ людей - наша жатва была бы обильна, наши риги были бы переполнены хлѣбомъ! Безъ васъ мы были бы сильными, здоровыми и спокойными; безъ васъ наши дочери не дѣлались бы проститутками, а наши сыновья солдатами. Вы осквернили насъ своими идеями и своими пороками, и это вы опять возбудили войну.

НѢКТО ИЗЪ ГОРОЖАНЪ (крестьянамъ). Это вы сами виноваты. Зачѣмъ вы пришли такой жадной толпой? Вы пришли изъ глубины полей, чтобы грабить и торговать съ такой упрямой хитростью, съ такой узкой душой, грубой и наглой! Васъ едва можно было отличить отъ бандитовъ. За каждый прилавокъ вы поставили вашу злую хитрость и мошенничество. Вы заполнили мало-по-малу всѣ конторы земли. Наша эпоха скрипитъ отъ страшнаго царапанья ничтожныхъ и рабскихъ перьевъ: это работаютъ милл³оны вашихъ рукъ, готовыхъ писать вплоть до смерти.

НѢКТО ИЗЪ ПОСЕЛЯНЪ. Вы нуждались въ насъ. Среди нашихъ равнинъ неумолчно звучали ваши призывы.

НѢКТО Изъ ГОРОЖАНЪ. Вы - тѣсто, замѣшанное посредственностью; вы - толпа, отмѣченная печатью ничтожества; вы - причина медленнаго паден³я, косности, неподвижности. Безъ васъ городъ былъ бы нервный, легк³й, бодрый; безъ васъ могли бы снова появиться находчивость, живость, смѣлость... Безъ васъ сонъ не парализовалъ бы жизни, и смерть не залила бы кровью пространства.

СТАРИКЪ. Вы, должно быть, думаете, что враги, сложа руки, ждутъ въ этотъ часъ конца вашихъ споровъ? Вѣроятно, когда погибнетъ нашъ городъ, его похоронятъ въ саванѣ, сотканномъ изъ безполезныхъ словъ, безцѣльныхъ словопрен³й, многослов³й и краснобайствъ, которыми его забрасывали въ продолжен³е вѣковъ. Болтуны будутъ одни виноваты.

ДРУГОЙ СТАРИКЪ. Всѣ заключили союзъ противъ Оппидомани. Явилась тысяча причинъ для ея разрушен³я, какъ будто тысяча личинокъ, пожирающихъ трупъ. Счастье, что еще остаются тамъ, на горизонтѣ, Христы.

ЕЩЕ СТАРИКЪ. Со вчерашняго дня городъ живетъ подъ страхомъ самаго грознаго возстан³я. Народъ скрылся на кладбищѣ, которое возвышается посреди старыхъ кварталовъ. Могилы служатъ ему оплотомъ. Устроили стачку. Солдаты городского правительства окружили мятежниковъ и держатъ ихъ въ осадѣ.

КРЕСТЬЯНИНЪ. Значитъ, Оппидомань и осаждаетъ и осаждаема въ одно и то же время?

СТАРИКЪ. Какъ нѣкогда въ Римѣ, нынѣ толпа создала новый Авентинъ.

ДРУГОЙ СТАРИКЪ.

О, стыдъ - принадлежать къ презрѣнному народу!

Его зловѣщее и громкое безумье

Весь м³ръ ввергаетъ въ трепетъ, оглушаетъ.

Въ часы, пронизанные молн³ей,

Народъ не можетъ слить всѣ силы воедино

И раздробляется, и падаетъ, и гибнетъ.

Скажите, развѣ нѣтъ единой правды,

Понятной всѣмъ,- нѣтъ истины единой?

И мощныхъ рукъ, чтобъ стадо слабое желан³й бичевать?

Скажите, развѣ больше нѣтъ мужчины?

(Пророкъ изъ деревни, который неустанно бродилъ по перекрестку, пророчествуетъ)

ПРОРОКЪ.

То, что свершилось, свершилось велѣн³емъ рока,

Нѣкогда въ городъ, какъ въ зеркало, очи людей устремлялись,

Жадно - въ ущербѣ временъ - искали свое отраженье,

И ослѣпленье

Тамъ находили; а нынѣ столица разсѣяла славу далеко.

Оппидомань!

Гавань твоя, и колонны, и арки!

Всѣ горизонты тебѣ угрожаютъ:

Путь роковой на тебя направляютъ.

Оппидомань!

Башни твои, монументы и парки!

Нынѣ алѣетъ и вѣетъ трауръ на черныхъ стѣнахъ,

Весь въ похоронныхъ огняхъ.

Оппидомань! Наступаетъ мгновенье,

Все погибаетъ, всему угрожаетъ паденье,

Если нежданно велик³й не встанетъ

И мощной руки не протянетъ!

СТАРИКЪ. О, кто бы онъ ни былъ, его будутъ привѣтствовать, и всѣ - мы первые - преклонятся предъ нимъ.

ПРОРОКЪ.

И тотъ, кого всѣ ждутъ,

Такимъ великимъ будетъ,

Что вамъ возвыситься придется,

Дабы его постигнуть и узнать.

СТАРИКЪ. Онъ еще не родился!

ДРУГОЙ СТАРИКЪ. Его никто не ждетъ.

ЕЩЕ СТАРИКЪ. Никто не предсказываетъ его пришеств³я.

ЕЩЕ СТАРИКЪ. А Жакъ Эреньенъ?

ЕЩЕ СТАРИКЪ. Жакъ Эреньенъ? Это - безумный!

СЦЕНА ВТОРАЯ.

При поднят³и занавѣса кавалер³йск³й отрядъ заграждаетъ ворота Оппидомани. Солдаты готовятся взорвать мосты черезъ рѣку. На холмахъ и насыпяхъ патрули разставляютъ караулъ. Генералъ осматриваетъ въ подзорную трубу горизонтъ. Онъ за всѣмъ наблюдаетъ. Въ это время къ офицеру, командующему кавалер³йскимъ отрядомъ, подъѣзжаетъ курьеръ и передаетъ приказъ.

ОФИЦЕРЪ (читаетъ). "Отданъ приказъ - не пропускать никого въ городъ, за исключен³емъ трибуна Жака Эреньена. Нужно дать ему понять, какую милость ему оказываютъ. Для формы нужно противиться его желан³ю". (Подпись) Правительство Оппидомани.

Эреньенъ подходитъ со стороны большой дороги въ сопровожден³и множества оборванцевъ, женщинъ, рабочихъ, фермеровъ и стариковъ. Убѣдившись, что войти въ городъ ему будетъ трудно, онъ одинъ приближается къ офицеру.

ЭРЕНЬЕНЪ. Я одинъ изъ тѣхъ, кого слушаютъ. Одпидомань - тотъ городъ, гдѣ я выросъ, страдалъ, сражался за свои идеи, лучш³я идеи, как³я могутъ родиться въ головѣ человѣка. Я любилъ Оппидомань, когда она казалась непобѣдимой. Сегодня я хочу занять мѣсто въ ряду тѣхъ, кто умираетъ за нее. Я также требую мѣста для всѣхъ техъ, кто стоитъ тамъ, для всѣхъ, кого я собралъ на моемъ пути. Это я звалъ ихъ слѣдовать за мной. Волна отхлынула къ малодуш³ю, но я снова оттолкнулъ ее къ мужеству.

ОФИЦЕРЪ. Я знаю, кто вы, но не могу измѣнить полученнаго приказан³я.

ЭРЕНЬЕНЪ. Что же это за приказан³е?

ОФИЦЕРЪ. Держать эту заставу запертой.

(Указываетъ на городск³я ворота)

ЭРЕНЬЕНЪ.

Итакъ, Оппидомань,

Блюдя приказа мертвенную грань,

Въ тотъ часъ, когда на гордое ея чело упали

Всѣ горы ужаса и траурной печали,

Замокъ повѣситъ у воротъ

И ареградитъ намъ входъ,-

Всѣмъ намъ, кто ей принесъ любовь,

И кровь,

И ревностное пламя страстной воли!

И мнѣ, который нѣкогда любилъ сидѣть на молѣ,

Смотрѣть на м³ра грознаго свободное рожденье

И распаденье;

И мнѣ, кто любитъ такъ ее на высотѣ и, можетъ быть, въ паденьѣ,

Въ чьемъ сердцѣ странная и страстная любовь горитъ...

Я - сынъ ея, безумный какъ любовникъ,

Бѣгу - затравленный,- какъ дик³й звѣрь бѣжитъ.

Приказъ! Но это изъ тѣхъ приказовъ, которые губятъ народъ! Подсчитываютъ-ли число защитниковъ, когда скорбь безмѣрна? Раздѣляютъ-ли въ виду смерти тѣхъ, кого связала общая опасность? Я требую, чтобы вы дали мѣсто всѣмъ.

ОФИЦЕРЪ. Я не могу.

(Эреньенъ приближается къ трупу своего отца и открываетъ ему лицо и тѣло)

ЭРЕНЬЕНЪ.

Онъ двадцать лѣтъ служилъ солдатомъ,

Онъ за вождями слѣдовалъ до края свѣта,

Сражался у послѣдняго предѣла, на морѣ и въ пустынѣ;

Три раза онъ прошелъ Европу

Въ ужасной бурѣ

Знаменъ безумныхъ, золотыхъ орловъ и свѣта!

И нынѣ

Не смѣетъ онъ войти въ Оппидомань?

ОФИЦЕРЪ. Никто изъ тѣхъ, кто слѣдуетъ за вами.

ЭРЕНЬЕНЪ. Тогда знайте, что я обращаюсь къ вашей человѣческой честности во имя самаго яснаго закона, самаго простого и вѣчнаго. Черезъ нѣсколько дней эта равнина станетъ развалиной, прахомъ и кровью. Вамъ стоитъ сказать слово, чтобы жизнь, на которую мы всѣ имѣемъ право, была намъ сохранена. Помощь обязательна для всѣхъ людей. Вы, носящ³й оруж³е, вы первый должны п