Украинка Леся - Голубая роза

, психологии и... психиатрии.

   Саня

   Бог знает что!

   Любовь

   Не беспокойся, я и "хороших авторов" читаю: вот они, видишь? (Указывает на этажерку с книгами в красивых переплетах.) А здесь уже научные авторитеты. (Указывает на стеклянный шкаф с толстыми книгами.)

   Милевский

   Вот эти-то научные авторитеты и виноваты в том, что у вас такой аскетический взгляд на жизнь.

   Любовь

   У меня - аскетический взгляд на жизнь? Ну, не знаете вы меня! (Горячо.) Да ведь мне всякий аскетизм, всякое факирство глубоко противно!

   Саня

   Но как же согласить с твоей "новой моралью", например, любовь?

   Любовь

   А вот как: есть ведь и другая любовь, кроме той, которая ведет к венцу - я вот что думаю!

   Милевский

   Вот это правда! Первый раз встречаю в молодой девушке такую смелость мысли! Вашу ручку! (Любовь дает ему руку, он целует.) Брак - это цепи, хотя и золотые, а любовь не любит цепей. Домашний очаг хорош только на картинках и то не всегда. По-моему, картины Рубенса на тему Wein, Weib und Gesang гораздо лучше, чем эти разные "медовые месяцы", "первенцы", "молодые матери" и пр. Любовь - это балерина; оденьте ее в чопорное визитное платье или, боже сохрани, в домашний капот, и она утратит все свое обаяние!

   Любовь

   Считайте, что я не давала вам руки.

   Милевский

   Нет, уж теперь поздно!

   Любовь

   Зачем хоронить себя еще при жизни в какой-то склеп? Счастья так мало в жизни, что его ловить, а не отталкивать надо. Быть счастливой самой и дать счастье другому - что же в этом дурного?

   Милевский

   (шутливо)

   Берегитесь! Такой взгляд на жизнь опасен: много драм начинается счастливо.

   Любовь

   Отчего же - драм? Если будет начинаться драма, можно оставить игру.

   Орест

   Это не так легко. И не всякий допустит выбросить себя, как старую игру карт.

   Саня

   Значит, ты, Люба, признаешь так называемую игру в любовь, флирт?

   Любовь

   (вздрогнула)

   Ах, какое это мерзкое слово! Послушайте, Орест, ведь вы писатель, поэт - объясните этим людям, какая еще есть любовь, кроме обыкновенной любви и флирта!

   Орест

   Да что ж... Есть еще или, вернее сказать, была - любовь миннезингеров. То была религия, мистическая, экзальтированная; культ мадонны и культ дамы сердца слились воедино. То была любовь времен "голубой розы".

   Саня

   Голубой розы? Это что еще такое? Да где же были голубые розы?

   Орест

   "Голубая роза" - это был символ чистой, возвышенной любви. В средневековых рыцарских романах часто говорится об этой розе, растущей где-то в "мистическом лесу", среди таинственных, символических растений. Проникнуть к ней мог только рыцарь "без страха и упрека", который никогда не имел нечистой мысли о своей даме сердца, никогда не бросил на нее страстного взгляда, никогда не мечтал о браке, а только носил в сердце образ своей единственной дамы, на руке ее цвета, на щите ее девиз, за честь ее щедро проливал свою кровь и как высшую награду считал ее улыбку, слово, цветок из ее рук. Таков был идеал "рыцаря голубой розы". Это любовь не нашего времени и не наших характеров; хотя, если есть что-нибудь в средних веках, о чем стоит пожалеть, то именно об этой "голубой розе". Есть и в наше время даже настоящие голубые розы, воспитанные учеными садовниками в оранжереях, но эти недолговечные создания больной культуры - продукт насилия над природой.

   Любовь

   Вы забываете о другой любви, например, о любви Данте к Беатриче, а я именно ее имела в виду.

   Милевский

   Знаете ли, Любовь Александровна, эти примеры неубедительны! У трубадуров иногда бывает трудно отличить голубую розу от адюльтера. А Данте, если бы имел счастье познакомиться со своей Беатриче поближе, то, может быть, попросил бы ее ручку, чтобы примерить на нее обручальное кольцо. Тогда бы у нас была не "Божественная комедия", а просто комедия под названием "Куда люди, туда и я".

   Саня

   Ха-ха-ха!

   Любовь

   (смотрит на Милевского и качает головой)

   Отчего вам любовь представляется только в виде драмы или комедии? Pardon, - еще в виде балета! Должно быть, оттого, что вы присяжный театрал. Любовь может быть чудной поэмой, которую люди потом перечитывают в воспоминаниях без боли, без неприятного чувства. Ах, да что я с вами говорю об этом, это просто профанация! (К Сане.) Саня, милая, сыграй нам что-нибудь: говорят, музыка превращала и камни в живые существа, по крайней мере на минуту. Не проймет ли она и Сергея Петровича?

   Милевский

   Однако, это как понимать? Не с каменным ли болваном вы меня сравниваете?

   Любовь

   (смеется)

   Нет, отчего же, - есть ведь и статуи на свете!..

   Милевский

   А!

   Орест

   (тихо Любе)

   Что-то он мало на статую похож.

   Саня начала играть какую-то салонную пьесу. Милевский подошел к ней переворачивать ноты; между ними разговор мимический.

   Орест

   (к Любе)

   Люба, для вас я хотел бы верить, что в наше время возможна такая любовь, как у Данте к Беатриче.

   Любовь

   А вы не верите?

   Орест

   Иногда верю, иногда боюсь верить...

   Любовь

   Почему боитесь?

   Орест

   Знаю, что все-таки это странная, ненормальная любовь, она какая-то безвыходная...

   Любовь

   Но зато и бесконечная. Вы говорите, ненормальная; но что же делать тому, для кого нормальное счастье недоступно?

   Орест

   Но дает ли такая любовь счастье? Данте не был счастлив: он написал "Ад"!

   Любовь

   Беатриче не знала ничего о Данте, потому и счастья не было.

   Орест

   Как вы думаете? Ведь дружба между мужчиной и женщиной всегда должна иметь какой-то особенный оттенок? В ней нет фамильярности, и вместе с тем она нежнее, сердечнее.

   Любовь

   Вот видите, вы же верите в дружбу между мужчиною и женщиною...

   Орест

   До сих пор верил... а теперь...

   Любовь

   (взглянула на него, будто хотела еще что-то спросить, но повернулась и пошла к пианино)

   Саня, знаешь ли ты "Posa la mano sul mio cor"? Извини, я тебе помешала...

   Саня

   (недовольным тоном)

   Нет, я этого не знаю.

   Любовь

   Ах, это замечательно! (Поет.) Posa la mano sul mio cor, mio tener amore... (На словах "tu sei la mia speranca" обрывает и вскрикивает): Ax, какая чудная ночь! А мы и не видим! Луна-то, луна - большая да яркая!

   Быстро идет к балконным дверям, раскрывает их настежь, станется у косяка, так что ее всю обливает лунный свет, и поет: "Ой, м³сяцю, м³сяченьку". Орест выходит на балкон, становится против Любови и смотрит на нее, как очарованный. Милевский и Саня остаются в салоне.

   Занавес

  

  

  

  

   Обстановка та же, что и в первом действии.

  

  

   Любовь и Орест выходят справа. Любовь впереди, быстро вбегает в ротонде и шапочке; в руках у нее красный абажур. Вбегая, она быстро говорит, оживленная, веселая, глаза горят.

   Любовь

   Что же из того, что мелочь, а все-таки я выиграла, а вы с пустыми руками! Все-таки, значит, мне счастье не изменило!

   Орест

   Вот так счастье - абажур! Я даже от вас не ожидал...

   Любовь

   (бросает абажур на стол, быстро сбрасывает с плеч ротонду, не глядя, куда она падает, перчатки и шапочку бросает небрежно на стол, потом порывисто расхаживает по комнате и говорит запальчивым тоном)

   Ах, вы опять свое: мелочь, абажур! Да поймите же вы - дело не в том, что выиграть! В лотерее, как и во всякой азартной игре, главное - риск и достижение цели!

   Орест

   (садится в кресло)

   Но какой цели?

   Любовь

   (все ходит по комнате, время от времени останавливаясь)

   Говорю же вам, что это все равно! Даже и не это, а просто самый риск - вот что привлекает к игре, вот что заставляет себя забывать! (Останавливается прямо против него.) Только вялый, трусливый человек не любит и боится риска.

   Орест

   (опустил голову, потом вдруг поднял ее, сверкнул глазами и вскочил с места)

   Вы правы! Да, вы правы! Я не о лотерее говорю, она меня не увлекает, этот риск не захватывает меня. Но другой риск, риск жизни - о, это другое дело! Сам я, может быть, и не пойду на риск, не стану его искать, у меня для этого слишком мало энергии, но если меня захватит какая-нибудь посторонняя, стихийная сила, тогда я теряю самообладание! Знаете, вот иногда незаметно заплывешь в море далеко-далеко, чувствуешь, что волна тебя тянет, и вдруг является мысль: а что, если не хватит сил вернуться к берегу? Но вместо того, чтобы возвращаться, плывешь все дальше и дальше, и так как-то страшно тогда и приятно! Подростком я имел привычку - да, правду сказать, и теперь ее не оставил - бегать на пожары и там возиться вместе с пожарными, бросаясь в наиболее сильный огонь. Признаюсь, я это делаю не только из филантропии. Мне интереснее тогда ставить на карту свою жизнь, чем спасать чужую. Я сам не знаю, что делается со мной, когда я вижу зарево пожара, - это нечто стихийное, непреодолимое! Должно быть, мотылек, летя на огонь, чувствует то же...

   Любовь

   (с увлечением слушает и смотрит на Ореста радостно, как бы в экстазе)

   Я вас понимаю, Орест! Риск... да что, без него вся жизнь человеческая была бы однообразна, как осенний дождик. Бояться его, значит бояться жизни, потому что во всякой карьере, в славе, в любви, везде риск. Даже в дружбе (взглянула на Ореста и несколько смутилась) бывает риск. Разве не рискованно быть другом такого странного, капризного создания, как, например, я? (Нервно смеется.)

   Орест

   При искренности между людьми, при глубокой и прочной симпатии никакой риск не страшен!

   Любовь подает руку, Орест пожимает, потом целует.

  

  

   Те же и Милевский; при входе его Орест и Любовь расходятся.

   Милевский

   (тихо)

   Ого, - друзья!.. (Громко.) Здравствуйте, Любовь Александровна! А! И вы тут, Орест Михайлович? Я видел вас лотерее, а потом вы вдруг исчезли. Ну, да и азартная же вы, Любовь Александровна! А что, выиграли вы что-нибудь, по крайности?

   Любовь

   Как же! Вот мой трофей! (Указывает на абажур.) Что, красив? Да что это я бросила его так небрежно, надо еще тете похвастаться выигрышем. (Суетится, чтобы скрыть смущение.) Ну, однако, я так все разбросала - тетя мне даст!

   (Берет шапочку, перчатки и абажур, хочет взять ротонду, Орест подымает ее сам и несет вправо, Любовь уходит влево.)

  

  

   Те же без Любови.

   Милевский

   (смотрит на Ореста с улыбкой и качает головой)

   Ах, Орест Михайлович, Орест Михайлович, берегитесь!

   Орест

   (с неудовольствием)

   Чего это?

   Милевский

   Девушка 25 лет самое опасное создание в мире, может быть, даже опаснее, чем пресловутая femme de trente ans. По крайней мере, у нас в России это так.

   Орест

   (выходит из терпения)

   Это вы к чему? Уж не себе ли самому читаете мораль? Вам теперь подобные афоризмы как раз нужны.

   Милевский

   (смеется, нимало не смущаясь)

   Вот, думал попасть в самое сердце. Ошибаетесь, голубчик, заряд даром пропал! Если хотите, я именно по собственному опыту сужу, - я этот афоризм не очень давно экспериментально проверил. Да мне что? Мое дело просто и зависит только от степени чувства и других подобных причин, тогда как ваше дело гораздо сложнее, тут нужна тонкая техника! (Смеется.) Любовь Александровна...

   Орест

   (сдержанно и серьезно)

   Послушайте, Сергей Петрович, я не понимаю вашего разговора, и ваш тон просто оскорбляет меня. Вы, кажется, хотите стать каким-то посредником или опекуном между мной и Любовью Александровной. Ни я, ни она не давали вам на это права.

   Милевский

   Успокойтесь, я не претендую на роль резонера, - это роль скучная, и на сцене, и в жизни. К тому же я знаю, что вы рыцарь "без страха и упрека"...

   Орест

   (резко прерывает)

   Во всяком случае не такой рыцарь fin de siecle, как другие.

   Те же и Любовь надевает абажур на лампу, вследствие чего сцена все время в красноватом освещении. Орест поспешно берет со стола развернутую книгу и делает вид, будто читал ее только что.

   Любовь

   Что это вы, господа, тут спорите?

   Орест

   Да так себе, литературный спор.

   Любовь

   Вы что-то читаете? (Подходит и заглядывает в книгу.) Надсон! Вы, Сергей Петрович, кажется, не признаете ого поэта?

   Милевский

   Нет, кое-что мне нравится. Вот, например... (берет книгу), да вот оно как раз (читает): "Только утро любви хорошо..."

   Орест

   (прерывает)

   Ну, там дальше эти стихи совсем не хороши, не стоит читать. Да и вообще это не из лучших стихотворений адсона, мне здесь другие гораздо больше нравятся. (Ищет в книге.)

   Любовь

   (к Милевскому)

   А знаете, Сергей Петрович, вам красный свет очень идет, вы даже на Мефистофеля похожи!

   Милевский

   Ах, Любовь Александровна, вечно у вас комплименты обоюдоострые!

   Любовь

   Так и надо.

   Орест

   (подает Любе книгу)

   Вот, я нашел одни стихи...

   Любовь

   (отстраняет книгу)

   Лучше прочтите громко, я люблю, как вы читаете стихи.

   Орест

   (читает)

   О любви твоей, друг мой, я часто мечтал,

   И от грез этих сердце так радостно билось,

   Но едва я задумчивый взор твой встречал -

   И тревожно, и смутно во мне становилось.

   Я боялся за то, что минует порыв

   Унося прихотливую вспышку участья,

   И останусь тогда я вдвойне сиротлив,

   С обманувшей мечтой недоступного счастья.

   Точно что-то чужое без спросу я взял,

   Точно эта нежданная, светлая ласка -

   Только призрак: мелькнул, озарил и пропал,

   Мимолетный, как звук, и солгавший, как сказка;

   Точно взгляд твой случайной ошибкой на мне

   Остается так долго, лазурный и нежный,

   Или грезится сердцу в болезненном сне,

   Чтоб бесследно исчезнуть с зарей неизбежной.

   Так, сжигаемый зноем в пустыне скупой,

   Путник видит оазис - и верить боится: -

   Не мираж ли туманный в дали голубой

   Лживо манит под тень отдохнуть и забыться?..

   Любовь слушает, опустив глаза, иногда подымает их и с тревогой смотрит на Ореста, наконец лицо ее принимает неподвижное, как бы каменное выражение.

  

  

   Те же и Саня.

   Саня

   Боже! И здесь литературный вечер!.. Вот уж судьба моя злосчастная!

   Все здороваются с ней.

   Mилeвский

   А вы разве уж были сегодня где-нибудь на литературном вечере?

   Саня

   Да. Ах, была! В гимназии, знаете ли, где я училась; так как-то вышло, что нельзя было не пойти. А там была такая скука! Эти вечера только для самих участвующих интересны. Насилу вырвалась! После первого отделения сказала, что у меня мигрень... ха-ха-ха!

   Любовь

   Жаль! Из-за этого вечера ты потеряла лотерею-аллегри!

   Саня

   Ну, я об этом не жалею!

   Орест

   Вы не любите лотерей?

   Саня

   Я люблю только такую игру, где я уверена заранее в шгрыше.

   Милевский

   Интересная барышня всегда может быть уверена в выигрыше.

   Саня

   (с притворной наивностью)

   Неужели?

   Милевский

   (кладет руку на сердце)

   Верьте мне!

   Саня

   Вам? (Машет несколько раз рукой.) Вам я ни в чем верю!

   Милевский

   Ах, вот как!

   (Нахмурился.)

   Любови и Орест отходят несколько в сторону.

   Орест

   (тихо Любе)

   Вот ваша подруга не любит риска, - не так, как мы с ими!

   Любовь

   Что ж, у всякого своя дорога.

   Направляется к двери налево. Милевский и Саня этого не замечают.

   Орест

   Куда же вы, Люба? Оставляете гостей?

   Любовь

   Пойду соберу свои рисовальные принадлежности; вспомнила, что надо еще поработать. Извините, господа!

   (Уходит, Орест за ней.)

  

  

   Те же, без Ореста и Любови.

   Милевский

   (Сане, умоляющим тоном)

   За что такая немилость? Отчего вы мне не верите?

   Саня

   Да не только вам, вообще мужчинам не стоит верить, вам же в особенности. Вам вот даже любовь представляется в образе какой-то балерины.

   Милевский

   Александра Викторовна! Вы жестоки! Ведь я торжественно взял свои слова назад!

   Саня

   Ах, что уж там!.. Вот даже пустяки: обещали вы мне билет достать на завтрашний концерт и это обещание не сдержали, а теперь, я читала, распроданы уже все билеты...

   Милевский

   Не упережайте событий, Александра Викторовна! Я был у вас, не застал вас дома, - за это я мог бы обидеться, если б вообще смел обижаться на вас, - с горя я пошел на лотерею; потом, не встретя вас и там, с горя забрел сюда.

   Саня

   Уж будто бы только с горя?

   Милевский

   (вынимает билет и подает ей)

   Чем могу умилостивить разгневанное божество?

   Саня

   (улыбается и берет билет)

   Принимаю вашу бумажную жертву, за которую вы достойны награды. Какой награды желаете?

   Милевский

   Позвольте проводить вас в концерт и быть вашим соседом.

   Саня

   Это уже по-рыцарски! Вы, очевидно, хотите заставить меня изменить мое мнение о вас. Вы еще не достигли цели, но... старайтесь и впредь!.. А за билет благодарю! (Подает ему руку. Милевский целует.) Но я не опоздаю из-за вас? Смотрите, я не люблю опаздывать.

   Милевский

   Александра Викторовна! С тех пор, как вы позволили мне быть вашим cavalier servant, я еще ни разу не сделал упущения по службе, поэтому, - разве случилось бы что-нибудь чрезвычайное....

   Саня

   Например, экстренный визит к одной из ваших "дам сердца"?

   Милевский

   Александра Викторовна! Вы меня оскорбляете!.. Вы хорошо знаете, что у меня теперь одна-единственная дама сердца.

   Саня

   Надолго ли?

   Милевский

   Навсегда!

   Саня

   Позвольте спросить, скольким дамам и сколько раз вы уже говорили это?

   Милевский

   Александра Викторовна! Это бесчеловечно!.. Я не шучу! Делайте со мной, что хотяте, только...

   Саня

   (понижает голос)

   Хорошо, хорошо... здесь не место для таких разговоров... (Громко.) Ах, однако, я так запоздала! Где же ты, Любочка?!

   Любовь

   (за сценой)

   Я сейчас, извини! Я отыскивала свои принадлежности.

  

  

   Те же и Любовь с Орестом. Любовь несет небольшой ящик и тряпочку, Орест - гипсовый бюст и доску для рисования.

   Любовь

   (Оресту)

   Поставьте, пожалуйста, здесь. Это растение можно принять. (Указывает на консоль с тропическим растением, Орест снимает растение, ставит бюст на консоль, а доску прислоняет пока к стене.) Вот так! (Сане.) Из-за этого театра да лотерей массу времени потеряла, - просто совестно перед учителем!.. (Ко всем.) Извините, господа, что стану при вас работать.

   Милевский

   Ах, пожалуйста!

   Любовь садится против бюста на табуретке от пианино; на другой стул она ставит открытый ящик, из которого вынимает карандаши, угли и пр. Орест ей помогает. Любовь начинает рисовать. Слышен звонок. Орест направляется, чтобы отворить дверь, но встречается с Олимпиадой Ивановной.

  

  

   Те же и Олимпиада Ивановна - слева.

   Олимпиада Ивановна

   (Оресту)

   Обождите, обождите, я сама. Ах ты, боже мой, да я отопру! (Заметила Милевского и Саню.) Ах, здравствуйте, я и не вижу! Да куда же вы, Орест, - я отопру! (Приотворяет среднюю дверь.) Э, да уже и без нас отперто! Вы ли это, Яков Григорьевич?

  

  

   Те же и доктор Проценко - из средней двери.

   Доктор

   (входя)

   Он самый, Олимпиада Ивановна. Добрый вечер!

   (Здоровается с ней.)

   Олимпиада Ивановна

   Здравствуйте.

   (Садится и берет вязанье.)

   Доктор

   Добрый вечер, господа честные! (Любе, которая хочет ему навстречу.) Не беспокойтесь! Сидите, сидите!.. Не то потеряете "пункт" ! Рисуйте, милая барышня, это похвально и для барышни оно, того... интересно! Всякой барышне не мешает рисовать хоть немножко.

   Саня

   А что же делать, если кто, вот как я, не может ни одой линии правильно провести?

   Доктор

   Ну, у вас зато другой талант, - музыкальный. Хотя, грешный человек, по-моему - рисовать лучше: тихонько, никому не мешает... Я, простите, вашей этой новейшей музыки не понимаю: крик, визг, стон какой-то, совершенно, как в операционной зале!

   Любовь

   Вот мы с вами не сходимся в симпатиях: я именно люблю новейших композиторов.

   Доктор

   И нехорошо, очень дурно! Вот бывало в мое время: Верди, Россини!..

   Милевский

   Ну, эти уж немножко устарели!..

   Доктор

   Так что ж? И мы с вами, Сергей Петрович, не молодеем!.. И нам с вами "не к весне, а к зиме ближе"...

   Олимпиада Ивановна

   Бог с вами! От Сергея Петровича зима еще далеко.

   Доктор

   Да я так, к слову пришлось. Что уж говорить, все-таки уже "Gaudeamus igitur" теперь не запоем! А когда-то певали, ого, и как еще! У меня был один товарищ, настоящий немецкий бурш, так бывало как пустит (напевает): "Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus!.." А что, Александра Викторовна, вы этого не играете? Оно и на фортепьяно знатно выходит! Пожалуйте к пианино!

   Саня

   Нет, извините, Яков Григорьевич, - не теперь!.. Мне уже пора домой.

   Любовь

   (торопливо)

   Э, куда же ты, Саня? Еще рано! Оставайся, милая, оставайся!.. Я так рада, что ты пришла.

   Саня

   (лукаво улыбаясь)

   Что я пришла?.. Но ведь мы с тобой так часто видимся!

   Любовь

   Сегодня мы все собрались, можно было бы славно провести время, я рассчитывала, что ты согласишься мне аккомпанировать.

   Саня

   Нет, там уже, должно быть, мама возвратилась и думает, куда это я девалась да еще (смеется) с мигренью! Спокойной ночи, Олимпиада Ивановна (прощается с Олимпиадой Ивановной, Любой и доктором, потом подает руку Оресту.) До свиданья! (Отворяет правую дверь.) У, как темно! Я буду бояться!..

   Любовь

   Может быть, вы, Орест, проводите Саню?

   Орест медленно, с видимой неохотой направляется к двери.

   Милевский

   Я вас провожу, Александра Викторовна, если позволите.

   Саня

   Ах, благодарю вас, да нам с вами, кажется, по дороге. Спокойной ночи, господа!

   Милевский делает общий поклон и бросается вслед за Саней помочь ей одеваться. Оба уходят вправо.

   Орест

   Я запру дверь.

   (Уходит вправо.)

   Доктор

   (вслед Милевскому и Сане)

   Да еще бы не по дороге! Теперь уж везде будет по дороге!

  

  

   Те же и Орест возвращается, садятся возле Любы на том стуле, где был ящик с карандашами, который Орест теперь держит в руках. Доктор и Олимпиада Ивановна за столом на противоположном конце сцены. Обе пары разговаривают каждая отдельно.

   Олимпиада Ивановна

   Зачем вы, Яков Григорьевич, дразните Милевского старостью, он этого не любит.

   Доктор

   А, не любит! А зачем сказано: познай самого себя? Да это я, признаться, из зависти: вижу, что человек вот-вот женится, так я ему вдогонку - вот же тебе, коли так! Это уже, такой обычай у нас, старых холостяков.

   Олимпиада Ивановна

   Да почем же вы знаете, что он вот-вот женится?

   Доктор

   Уж я такую примету знаю. Вы заметили, что он блестит, как только что налакированный сапог? А уж если человек начинает лосниться, так это уж дело плохо.

   Орест

   Странно мне, Люба, что такие во всем непохожие между собой люди, как вы н Александра Викторовна, могут быть в дружбе. Как это у вас вышло?

   Любовь

   Да я не могу сказать, чтобы она была мне очень близка. Эта иллюзия происходит больше от привычки обращаться на "ты", оставшейся с детства.

   Орест

   (несколько наклоняется к ней)

   Люба, отчего бы и нам не установить этой привычки? Ведь мы с вами более близкие друзья, чем вы с Александрой Викторовной?

   Любовь

   Это детская привычка, а мы с вами уже не дети... (Встает и подходит к окну, потом поворачивается к пианино и что-то ищет в нотах.) Ах, я и забыла, что надо отнести Гале ее концерт, она просила меня непременно оттдать ей сегодня. Пойду, еще не поздно. Вы меня извините...

   Орест

   Вы мне позволите проводить вас?

   Любовь

   Не беспокойтесь, я не боюсь идти одна.

   Орест

   Нет, все-таки уже поздно, как же можно одной?

   Любовь

   (не отвечает ему)

   Тетя, я пойду на минутку к Гале, я скоро возвращусь.

   (Уходит направо, Орест зa ней.)

  

  

   Олимпиада Ивановна н доктор.

   Доктор

   Как вам кажется, Олимпиада Ивановна, не начинает ли уже и Орест Михайлович лосниться?

   Олимпиада Ивановна

   По какой такой причине?

   Доктор

   Да я не знаю... Мне кажется, что это уже Любовь Александровна могла бы нам лучше объяснить!.. Впрочем, теперь, по-модному, никаких объяснений давать родственникам не полагается, а просто в один прекрасный день приходнт барышня и говорит: "Посмотрите, тетенька, хорошо ли на мне подвенечное платье сидит, - мне это надо знать, потому что завтра моя свадьба".

   Олимпиада Ивановна

   (улыбается)

   Да, это на Любу похоже... Только я думаю, что этого прекрасного дня никогда не будет. Может быть, я в самом деле этих новых обычаев не понимаю, только я никак не пойму, что моя Люба думает... Оно, конечно, она вправе жить, как ей угодно, но ведь я не могу равнодушно смотреть, как она губит свое здоровье! Я всегда говорила, что эти книги не к добру. Как-то у нее все вместе: книги, романсы, гулянья, ухаживанья, дружба... ничего не понимаю!

   Доктор

   Извините, и я ничего не понимаю. Романсы, гулянья? Что же в этом дурного?

   Олимпиада Ивановна

   Ах, если бы только это! А ведь вот как-то она мне говорит: "Если бы я была религиозна, я пошла бы в монастырь; но для таких, как я, даже и монастырей нет". О монастырях говорит, а сама... Нет, да что уж, с вами я могу говорить откровенно, - вы все равно, что родной!.. Ведь не я одна, а и чужие видят, что Орест точно привязан к нашему дому. Она все ему: "друг мой да друг мой", а вот теперь что-то стала от него сторониться; между тем, сама худеет, бледнеет, не спит по ночам...

   Доктор

   Вот о чем вы сокрушаетесь, Олимпиада Ивановна! Кто же из нас не был молод! Молодежь без драматургии не может!

   Олимпиада Ивановна

   Не нравится мне такая драматургия (качает головой и понижает голос). Вот еще, знаете, беда: она все о матери думает. Вчера спрашивала, сколько лет было матери, когда та заболела. Все эти книги читает! Вон вчера купила ту толстую (указывает на стеклянный шкаф), выписки из нее делает. А только начну сердиться за это, она мне в ответ: "Если бы люди побольше таких книг читали, меньше было бы на свете преступлений". Вот говорила я брату с самого начала: "Отдай мне Любу, я ее увезу так, чтобы она и не слыхала о матери!" Не послушался, а теперь бог весть, что из этого выйдет. Погубит девушка свою жизнь понапрасну, просто больно смотреть на нее!

   (Подносит платок к глазам.)

   Доктор

   Да не беспокойтесь, Олимпиада Ивановна, увидите, все будет благополучно.

   Олимпиада Ивановна

   Да откуда ему быть-то, этому благополучию? Хоть бы вы поговорили с ней! Вы человек ученый, а я что! Меня она и слушать не хочет: "Вам, - говорит, - меня поскорее пристроить хочется!" А что ж тут такого, если бы и так? Всякий своему родному добра желает.

   Доктор

   Я и сам уже об этом думал. Правда, к нашей барышне не легко подступи