Тургенев Иван Сергеевич - Месяц в деревне, Страница 6 - Книги

Не в том вопрос... а что делать? Я должен тебе сказать, Michel, что хоть я и простой человек - а настолько понимаю, что чужую жизнь заедать не годится - и что бывают случаи, когда на своих правах настаивать грешно. Это я, брат, не из книг вычитал... совесть говорит. Дать волю... ну, что ж? дать волю! Только это обдумать надо. Это слишком важно.

Ракитин (вставая). Да уж я все обдумал.

Ислаев. Как?

Ракитин. Я должен уехать... я уезжаю.

Ислаев (помолчав). Ты полагаешь?.. Совсем отсюда вон?

Ракитин. Да.

Ислаев (опять начинает ходить взад и вперед). Это... это ты какое слово сказал! А может быть, ты прав. Тяжело нам будет без тебя... Бог ведает, может, это и к цели не приведет... Но тебе видней, тебе лучше знать. Я полагаю, это ты придумал верно. Ты мне опасен, брат... (С грустной улыбкой.) Да... ты мне опасен. Вот я сейчас что сказал... насчет воли-то... А ведь, пожалуй, я бы не пережил! Мне без Наташи быть... (Махает рукой.) И вот что, брат, еще: с некоторых пор, особенно в эти последние дни, я вижу в ней большую перемену. В ней проявилось какое-то глубокое, постоянное волнение, которое меня пугает. Не правда ли, я не ошибаюсь?

Ракитин (горько). О нет, ты не ошибаешься!

Ислаев. Ну, вот видишь! Стало быть, ты уезжаешь?

Ракитин. Да.

Ислаев. Гм. И как это вдруг стряслось! И нужно же тебе было так смешаться, когда мы с матушкой застали вас...

Матвей (входя). Староста пришел-с.

Ислаев. Пусть подождет!

Матвей уходит,

Michel, однако, ты ненадолго уезжаешь? Уж это, брат, пустяки!

Ракитин. Не знаю, право... Я думаю... надолго.

Ислаев. Да ты меня уж не принимаешь ли за Отелло за какого-нибудь? Право, с тех пор как свет стоит, я думаю, такого разговора не было между двумя друзьями! Не могу же я так с тобой расстаться...

Ракитин (пожимая ему руку). Ты меня уведомишь, когда мне можно будет воротиться.

Ислаев. Ведь тебя здесь заменить некому! Не Большинцов же в самом деле!

Ракитин. Тут есть другие...

Ислаев. Кто? Криницын? Фат этот? Беляев, конечно, добрый малый... но ведь ему до тебя, как до звезды небесной!

Ракитин (язвительно). Ты думаешь? Ты его не знаешь, Аркадий... Ты обрати на него внимание... Советую тебе... Слышишь? Он очень... очень замечательный человек!

Ислаев. Ба! То-то вы все с Наташей хотели его воспитаньем заняться! (Глянув в дверь.) А! да вот и он, кажется, сюда идет... (Поспешно.) Итак, милый мой, это решено - ты уезжаешь... на короткое время... на этих днях... Спешить не к чему - нужно Наташу приготовить... Маменьку я успокою... И дай бог тебе счастья! Камень у меня ты снял с сердца... Обними меня, душа моя! (Торопливо его обнимает и оборачивается ко входящему Беляеву.) А... это вы! Ну... ну, как можете?

Беляев. Слава богу, Аркадий Сергеич.

Ислаев. А что, Коля где?

Беляев. Он с господином Шаафом.

Ислаев. А... прекрасно! (Берет шляпу.) Ну, господа, однако, прощайте. Я еще нигде не был сегодня - ни на плотине, ни на постройке... Вот и бумаг не просмотрел. (Схватывает их под мышку.) До свиданья! Матвей! Матвей! ступай со мной! (Уходит.)

Ракитин остается в задумчивости на авансцене.

Беляев (подходя к Ракитину). Как вы сегодня себя чувствуете, Михаила Александрыч?

Ракитин. Благодарствуйте. По обыкновенному. А вы как?

Беляев. Я здоров.

Ракитин. Это видно!

Беляев. А что?

Ракитин. Да так... по вашему лицу... Э! да вы новый сюртук сегодня надели... И что я вижу! цветок в петлице.

Беляев краснея, вырывает его. Да зачем же... зачем, помилуйте... Это очень мило... (Помолчав). Кстати, Алексей Николаич, Если вам что-нибудь нужно... Я завтра еду в город.

Беляев. Завтра?

Ракитин. Да... а оттуда, может быть, в Москву.

Беляев (с удивлением). В Москву? Да вы, кажется, еще вчера мне говорили, что намерены пробыть здесь с месяц...

Ракитин. Да... но дела... обстоятельство вышло такое...

Беляев. И надолго вы уезжаете?

Ракитин. Не знаю... может быть, надолго.

Беляев. Позвольте узнать - Наталье Петровне известно ваше намерение?

Ракитин. Нет. Почему вы спрашиваете меня именно о ней?

Беляев. Я? (Несколько смущенный.) Так.

Ракитин (помолчав и оглянувшись кругом). Алексей Николаич, кажется, кроме нас, никого нет в комнате, не странно ли, что мы друг перед другом комедию разыгрываем, а? как вы думаете?

Беляев. Я вас не понимаю, Михаиле Александрыч.

Ракитин. В самом деле? Вы точно не понимаете, зачем я уезжаю?

Беляев. Нет.

Ракитин. Это странно... Впрочем, я готов вам верить. Может быть, вы действительно не знаете причины... Хотите, я вам скажу, зачем я уезжаю?

Беляев. Сделайте одолжение.

Ракитин. Вот, видите ли, Алексей Николаич, - впрочем, я надеюсь на вашу скромность, - вы сейчас застали меня с Аркадием Сергеичем... У нас с ним был довольно важный разговор. Вследствие именно этого разговора я решился уехать. И знаете ли - почему? Я вам все это говорю потому, что считаю вас за благородного человека... Ему вообразилось, что я... ну, да, что я люблю Наталью Петровну. Как вам это кажется, а? Не правда ли, какая странная мысль? Но я за то благодарен ему, что он не стал хитрить, наблюдать за нами, что ли, а просто и прямо обратился ко мне. Ну, теперь скажите, что бы вы сделали на моем месте? Конечно, его подозрения не имеют никакого основания, но они его тревожат... Для покоя друзей порядочный человек должен уметь иногда пожертвовать... своим удовольствием. Вот от этого-то я и уезжаю... Я уверен, вы одобрите мое решение, не правда ли? Не правда ли, вы... вы бы точно так же поступили на моем месте? Вы бы тоже уехали?

Беляев (помолчав). Может быть.

Ракитин. Мне очень приятно это слышать... Конечно, я не спорю, в моем намерении удалиться есть сторона смешная, я словно сам почитаю себя опасным; но видите ли, Алексей Николаич, честь женщины такая важная вещь... И притом - я, разумеется, это говорю не про Наталью Петровну, - но я знавал женщин чистых и невинных сердцем, настоящих детей при всем уме, которые именно вследствие этой чистоты и невинности более других способны были отдаться внезапному увлеченью... А потому, кто знает? Лишняя осторожность в таких случаях не мешает, тем более что... Кстати, Алексей Николаич, вы, может быть, еще воображаете, что любовь высшее благо на земле?

Беляев (холодно). Я этого еще не испытал, но я думаю, что быть любимым женщиной, которую любишь, великое счастье.

Ракитин. Дай вам бог долго сохранить такие приятные убеждения! По-моему, Алексей Николаич, всякая любовь, счастливая, равно как и несчастная, настоящее бедствие, когда ей отдаешься весь... Погодите! вы, может быть, еще узнаете, как эти нежные ручки умеют пытать, с какой ласковой заботливостью они по частичкам раздирают сердце... Погодите! вы узнаете, сколько жгучей ненависти таится под самой пламенной любовью! Вы вспомните обо мне, когда, как больной жаждет здоровья, вы будете жаждать покоя, самого бессмысленного, самого пошлого покоя, когда вы будете завидовать всякому человеку беззаботному и свободному... Погодите! Вы узнаете, что значит принадлежать юбке, что значит быть порабощенным, зараженным - и как постыдно и томительно это рабство!.. Вы узнаете, наконец, какие пустячки покупаются такою дорогою ценою... Но к чему я это все говорю вам, вы мне не поверите теперь. Дело в том, что мне очень приятно ваше одобрение... да, да... в таких случаях следует быть осторожным.

Беляев (который все время не спускал глаз с Ракитина). Спасибо за урок, Михаиле Александрыч, хотя я в нем и не нуждался.

Ракитин (берет его за руку). Вы извините меня, пожалуйста, я не имел намерения... не мне давать уроки кому бы то ни было... Я только так разговорился...

Беляев (с легкой иронией). Безо всякого повода?

Ракитин (немного смешавшись). Именно без всякого особенного повода. Я хотел только... Вы до сих пор, Алексей Николаич, не имели случая изучить женщин. Женщины - это очень своенравный народ.

Беляев. Да вы о ком говорите?

Ракитин. Так... ни о ком в особенности.

Беляев. О всех вообще, не правда ли?

Ракитин (принужденно улыбаясь). Да, может быть. Я, право, не знаю, с какой стати я попал в этот наставнический тон, но уж позвольте мне на прощанье дать вам один добрый совет. (Останавливаясь и махнув рукой.) Э! да впрочем, что я за советчик! Извините, пожалуйста, мою болтовню...

Беляев. Напротив, напротив...

Ракитин. Итак, вам ничего не нужно из города?

Беляев. Ничего, спасибо. Но мне жаль, что вы уезжаете.

Ракитин. Покорно вас благодарю... Поверьте, что и мне тоже...

Из двери кабинета выходят Наталья Петровна и Вера, Вера очень печальна и бледна.

Я очень был рад с вами познакомиться... (Опять жмет ему руку.)

Наталья Петровна (глядит некоторое время на обоих и подходит к ним). Здравствуйте, господа...

Ракитин (быстро оборачиваясь). Здравствуйте, Наталья Петровна... Здравствуйте, Вера Александровна...

Беляев молча кланяется Наталье Петровне и Вере. Он смущен.

Наталья Петровна (Ракитину). Что вы делаете хорошего?

Ракитин. Да ничего...

Наталья Петровна. А мы уж с Верой гуляли по саду... Сегодня так хорошо на воздухе... Липы так сладко пахнут. Мы все под липами гуляли... Приятно слушать в тени жужжание пчел над головой... (Робко Беляеву.) Мы надеялись вас там встретить.

Беляев молчит.

Ракитин (Наталье Петровне). А! и вы сегодня обращаете внимание на красоты природы... (Помолчав.) Алексею Николаичу нельзя было идти в сад... Он сегодня новый сюртук надел...

Беляев (слегка вспыхнув). Конечно, ведь он у меня только один, а в саду, пожалуй, изорвать его можно... Ведь вы вот что хотите сказать?

Ракитин (покраснев). О нет... я совсем не то...

Вера идет молча к дивану направо, садится и принимается за работу. Наталья Петровна принужденно улыбается Беляеву. Небольшое, довольно тягостное молчание. Ракитин продолжает с язвительной небрежностью.

Ах да, я забыл вам сказать, Наталья Петровна, я сегодня уезжаю...

Наталья Петровна (с некоторым волнением). Вы уезжаете? Куда?

Ракитин. В город... По делам.

Наталья Петровна. Я надеюсь, ненадолго?

Ракитин. Как дела пойдут.

Наталья Петровна. Смотрите же, возвращайтесь скорей. (К Беляеву, не глядя на него.) Алексей Николаич, это ваши рисунки мне Коля показывал? Это вы рисовали?

Беляев. Да-с... я... безделицы...

Наталья Петровна. Напротив, это очень мило. У вас талант.

Ракитин. Я вижу, вы в господине Беляеве с каждым днем открываете новые достоинства.

Наталья Петровна (холодно). Может быть... Тем лучше для него. (Беляеву.) У вас, вероятно, есть другие рисунки, вы мне их покажете.

Беляев кланяется.

Ракитин (который все время стоит как на иглах). Однако я вспомнил, что мне пора укладываться... До свиданья. (Идет к дверям залы.)

Наталья Петровна (ему вслед). Да вы еще проститесь с нами...

Ракитин. Конечно.

Беляев (после некоторой нерешительности). Михайло Александрыч, погодите, я с вами пойду. Мне нужно сказать вам два слова...

Ракитин. А!

Оба входят в залу. Наталья Петровна остается посреди сцены, погодя немного она садится налево.

Наталья Петровна (после некоторого молчания). Вера!

Вера (не поднимая головы). Что вам угодно?

Наталья Петровна. Вера, ради бога, не будьте так со мной... ради бога, Вера... Верочка...

Вера ничего не говорит Наталья Петровна встает, идет через всю сцену и тихо становится перед ней на колена. Вера хочет поднять её, отворачивается и закрывает лицо. Наталья Петровна говорит на коленях.

Вера, прости меня; не плачь, Вера. Я виновата перед тобою, я виновата. Неужели ты не можешь простить меня?

Вера (сквозь слезы). Встаньте, встаньте...

Наталья Петровна. Я не встану, Вера, пока ты не простишь меня. Тебе тяжело... но вспомни, разве мне легче... вспомни, Вера... Ведь ты все знаешь... Между нами только та разница, что ты передо мной ни в чем не виновата, а я...

Вера (горько). Только та разница! Нет, Наталья Петровна, между нами другая есть разница... Вы сегодня так мягки, так добры, так ласковы...

Наталья Петровна (перебивая её). Потому что чувствую свою вину...

Вера. В самом деле? Только поэтому...

Наталья Петровна (встает и садится подле неё). Да какая же может быть другая причина?

Вера. Наталья Петровна, не мучьте меня больше, не расспрашивайте меня...

Наталья Петровна (вздохнув). Вера, ты, я вижу, не можешь меня простить.

Вера. Вы сегодня так добры и так мягки, потому что вы чувствуете себя любимой.

Наталья Петровна (в смущении). Вера!

Вера (оборачиваясь к ней). Что ж, разве это не правда?

Наталья Петровна (печально). Поверь мне, мы обе с тобой равно несчастны.

Вера. Он вас любит!

Наталья Петровна. Вера, что нам за охота друг друга мучить? Пора нам обеим опомниться. Вспомни, в каком я положении, в каком мы положении обе. Вспомни, что об нашей тайне, по моей вине, конечно, знают уже здесь два человека... (Останавливается.) Вера, вместо того чтобы терзать друг друга подозрениями и упреками, не лучше ли нам вдвоем подумать о том, как бы выйти из этого тяжелого положения... как бы спастись! Или ты думаешь, что я могу выносить эти волненья, эти тревоги? Или ты забыла, кто я? Но ты меня не слушаешь.

Вера (задумчиво глядит на пол). Он вас любит...

Наталья Петровна. Вера, он уедет.

Вера (оборачиваясь). Ах, оставьте меня...

Наталья Петровна глядит на неё с нерешительностью. В это мгновение в кабинете раздается голос Ислаева: "Наташа, а Наташа, где ты?"

Наталья Петровна (быстро встает и подходит к двери кабинета). Я здесь... Что тебе?

Голос Ислаева. Поди-ка сюда, мне нужно тебе что-то сказать...

Наталья Петровна. Сейчас.

Она возвращается к Вере, протягивает ей руку, Вера не шевелится. Наталья Петровна вздыхает и уходит в кабинет.

Вера (одна, после молчанья). Он её любит!.. И я должна остаться у ней в доме... О! это слишком... (Она закрывает лицо руками и остается неподвижной.)

Из двери, ведущей в залу, показывается голова Шпигельского. Он осторожно оглядывается и подходит на цыпочках к Вере, которая его не замечает.

Шпигельский (постояв перед ней, скрестя руки и с язвительной улыбкой на лице). Вера Александровна!.. А Вера Александровна...

Вера (подняв голову). Кто это? Вы, доктор...

Шпигельский. Что вы, моя барышня, нездоровы, что ли?

Вера. Нет, ничего.

Шпигельский. Дайте-ка пощупать пульс. (Щупает у ней пульс.) Гм, что так скоро? Ах вы, барышня моя, барышня... Не слушаетесь вы меня... А уж, кажется, я на что вам добра желаю.

Вера (решительно взглянув на него). Игнатий Ильич...

Шпигельский (проворно). Слушаю, Вера Александровна... Что за взгляд, помилуйте... Слушаю.

Вера. Этот господин... Большинцов, ваш знакомый, точно хороший человек?

Шпигельский. Мой приятель Большинцов? Отличнейший, честнейший человек... образец и пример добродетели.

Вера. Он не злой?

Шпигельский. Добрейший, помилуйте. Это не человек, это тесто, помилуйте. Только стоит взять да лепить. Такого добряка другого на свете днем с огнем не найти. Голубь, а не человек.

Вера. Вы за него ручаетесь?

Шпигельский (кладет одну руку на сердце, а другую поднимает кверху). Как за самого себя!

Вера. В таком случае вы можете ему сказать... что я готова за него замуж выйти.

Шпигельский (с радостным изумлением). Ой ли?

Вера. Только как можно скорее - слышите? - как можно скорее...

Шпигельский. Завтра, Если хотите... Еще бы! Ай да Вера Александровна! Молодец барышня! Я сейчас же к нему поскачу. То-то я его обрадую... Вот какое неожиданное вышло обстоятельство! Ведь он в вас души не чает, Вера Александровна...

Вера (с нетерпением). Я у вас этого не спрашиваю, Игнатий Ильич.

Шпигельский. Как знаете, Вера Александровна; как знаете. А только вы будете с ним счастливы, вы будете меня благодарить, увидите...

Вера делает опять нетерпеливое движение.

Ну, я молчу, я молчу... Стало быть, я могу ему сказать...

Вера. Можете, можете.

Шпигельский. Очень хорошо-с. Так я сейчас отправляюсь. До свиданья. (Прислушиваясь.) Кстати же, кто-то сюда идет. (Идет в кабинет и на пороге делает про себя изумленную гримасу.) До свиданья. (Уходит.)

Вера (глядя ему вслед). Все на свете скорей, чем здесь остаться... (Встает.) Да; я решилась. Я не останусь в этом доме... ни за что. Я не могу сносить её кроткого взора, её улыбки, я не могу видеть, как она вся отдыхает, вся нежится в своем счастии. Ведь она счастлива, как она там ни прикидывайся грустной и печальной... Её ласки мне нестерпимы...

Из двери залы показывается Беляев. Он осматривается и подходит и Вере.

Беляев (вполголоса). Вера Александровна, вы одне?

Вера (оглядывается, вздрагивает и, помолчав немного, произносит). Да.

Беляев. Я рад, что вы одне... А то я не пошел бы сюда. Вера Александровна, я пришел проститься с вами.

Вера. Проститься?

Беляев. Да, я уезжаю.

Вера. Вы уезжаете? И вы уезжаете?

Беляев. Да... и я. (С сильным внутренним волнением.) Вот, видите ли, Вера Александровна, мне нельзя здесь остаться. Мое присутствие уж и так здесь наделало много бед. Кроме того, что я, сам не знаю как, возмутил ваше спокойствие и спокойствие Натальи Петровны, я еще нарушил старинные, дружеские связи. По моей милости господин Ракитин уезжает отсюда, вы рассорились с вашей благодетельницей... Пора прекратить все это. После моего отъезда все, я надеюсь, опять успокоится и придет в порядок... Кружить голову богатым барыням и молодым девушкам не мое дело... Вы обо мне позабудете и, может быть, со временем станете удивляться, как это все могло случиться... Меня даже теперь это удивляет... Я не хочу вас обманывать, Вера Александровна: мне страшно, мне жутко здесь остаться... Я не могу ни за что отвечать... Я, знаете ли, не привык ко всему этому. Мне неловко... мне так и кажется, что все глядят на меня... Да и наконец мне невозможно будет... теперь... с вами обеими...

Вера. О, на мой счет не беспокойтесь! Я недолго останусь здесь.

Беляев. Как?

Вера. Это моя тайна. Но я вам не буду мешать, поверьте.

Беляев. Ну вот, видите, как же мне не уехать? Посудите сами. Я словно чуму занес в этот дом: все бегут отсюда... Не лучше ли мне одному исчезнуть, пока еще есть время? Я сейчас имел большой разговор с господином Ракитиным... Вы не можете вообразить, сколько было горечи в его словах... А он поделом подтрунил над моим новым сюртуком... Он прав. Да, я должен уехать. Поверите ли, Вера Александровна, я не дождусь той минуты, когда я буду скакать в телеге по большой дороге... Мне душно здесь, мне хочется на воздух. Мне мочи нет, как горько и в то же время легко, словно человеку, который отправляется в далекое путешествие, за море: ему тошно расставаться с друзьями, ему жутко, а между тем море так весело шумит, ветер так свежо дует ему в лицо, что кровь невольно играет в его жилах, как сердце в нем ни тяжело... Да, я решительно уезжаю. Вернись в Москву, к своим товарищам, стану работать...

Вера. Вы, стало быть, её любите, Алексей Николаич; вы её любите, а между тем вы уезжаете.

Беляев. Полноте, Вера Александровна, к чему это? Разве вы не видите, что все кончено. Все. Вспыхнуло и погасло, как искра. Расстанемтесь друзьями. Пора. Я опомнился. Будьте здоровы, будьте счастливы, мы когда-нибудь увидимся... Я вас никогда не забуду, Вера Александровна... Я вас очень полюбил, поверьте... (Жмет ей руку и прибавляет поспешно.) Отдайте от меня эту записку Наталье Петровне...

Вера (с смущением взглянув на него). Записку?

Беляев. Да... я не могу с ней проститься.

Вера. Да разве вы сейчас уезжаете?

Беляев. Сейчас... Я никому ничего не сказал об этом... исключая одного Михаила Александрыча. Он одобряет меня. Я отправлюсь отсюда сейчас пешком до Петровского. В Петровском я подожду Михаила Александрыча, и мы вместе поедем в город. Из города я напишу. Мои вещи мне вышлют. Вы видите, все уже слажено... Впрочем, вы можете прочесть эту записку. В ней всего два слова.

Вера (принимая от него записку). И точно, вы уезжаете?..

Беляев. Да, да... Отдайте ей эту записку и скажите... Нет, не говорите ей ничего. К чему? (Прислушиваясь.) Сюда идут. Прощайте. (Бросается к двери, останавливается на минуту на пороге и бежит вон.)

Вера остается с запиской в руке. Из гостиной выходит Наталья Петровна

Наталья Петровна (подходя к Вере). Верочка... (Взглядывает на неё и останавливается.) Что с тобой?

Вера молча протягивает ей записку.

Записка?.. от кого?

Вера (глухо). Прочтите.

Наталья Петровна. Ты меня пугаешь. (Читает про себя записку и вдруг прижимает обе руки к лицу и падает на кресло.)

Долгое молчание.

Вера (приближаясь к ней). Наталья Петровна...

Наталья Петровна (не отнимая рук от лица). Он уезжает!.. Он даже не хотел проститься со мной... О! с вами он по крайней мере простился!

Вера (печально). Он меня не любил...

Наталья Петровна (отнимает руки и встает). Но он не имеет права так уехать... Я хочу... Он не может так... Кто ему позволил так глупо перервать... Это презрение, наконец... Я... почему он знает, что я бы никогда не решилась... (Опускается в кресло.) Боже мой, боже мой!..

Вера. Наталья Петровна, вы сами сейчас мне говорили, что он должен уехать... Вспомните.

Наталья Петровна. Вам хорошо теперь... Он уезжает... Теперь мы обе с вами равны... (Голос её перерывается.)

Вера. Наталья Петровна, вы мне сейчас говорили... вот ваши собственные слова: вместо того чтобы терзать друг друга, не лучше ли нам вдвоем подумать о том, как бы выйти из этого положения, как бы спастись... Мы спасены теперь.

Наталья Петровна (почти с ненавистью отворачиваясь от неё). Ах...

Вера. Я понимаю вас, Наталья Петровна... Не беспокойтесь... Я недолго буду тяготить вас своим присутствием. Нам вместе жить нельзя.

Наталья Петровна (хочет протянуть ей руку и роняет её на колена). Зачем ты это говоришь, Верочка... Неужели и ты хочешь меня оставить? Да, ты права, мы спасены теперь. Все кончено... все опять пришло в порядок...

Вера (холодно). Не беспокойтесь, Наталья Петровна.

Вера молча глядит на неё. Из кабинета выходит Ислаев.

Ислаев (посмотрев некоторое время на Наталью Петровну, вполголоса Вере). Она разве знает, что он уезжает?

Вера (с недоуменьем). Да... знает.

Ислаев (про себя). Да зачем же это он так скоро... (Громко.) Наташа... (Берет её за руку.)

Она поднимает голову.

Это я, Наташа.

Она силится улыбнуться

Ты нездорова, душа моя? Я бы посоветовал тебе прилечь, право...

Наталья Петровна. Я здорова, Аркадий... Это ничего.

Ислаев. Однако ты бледна... Право, послушайся меня... Отдохни немножко.

Наталья Петровна. Ну, пожалуй. (Она хочет подняться и не может.)

Ислаев (помогая ей). Вот видишь...

Она опирается на его руку.

Хочешь, я тебя провожу?

Наталья Петровна. О! я еще не так слаба! Пойдем, Вера. (Направляется к кабинету.)

Из залы входит Ракитин. Наталья Петровна останавливается.

Ракитин. Я пришел, Наталья Петровна...

Ислаев (перебивая его). A, Michel! поди-ка сюда! (Отводит его в сторону - и вполголоса, с досадой.) Зачем же ты ей все сейчас так и сказал? Ведь я тебя, кажется, просил! К чему было торопиться... Я застал её здесь в таком волнении...

Ракитин (с изумлением). Я тебя не понимаю.

Ислаев. Ты сказал Наташе, что ты уезжаешь...

Ракитин. Так ты полагаешь, что она от этого пришла в волнение?

Ислаев. Тссс! Она глядит на нас. (Громко.) Ты не идешь к себе, Наташа?

Наталья Петровна. Да... я иду...

Ракитин. Прощайте, Наталья Петровна!

Наталья берется за ручку двери - и ничего не отвечает.

Ислаев (кладя руку на плечо Ракитину). Наташа, знаешь ли, что это один из лучших людей...

Наталья Петровна (с внезапным порывом). Да - я знаю, он прекрасный человек - все вы прекрасные люди... все, все... и между тем...

Она вдруг закрывает лицо руками, толкает дверь коленом и быстро уходит. Вера уходит за ней. Ислаев садится молча у стола и опирается на локти.

Ракитин (глядит некоторое время на него и с горькой улыбкой пожимает плечами). Каково мое положение? Славно, нечего сказать! Право, даже освежительно. И прощание-то каково, после четырехлетней любви? Хорошо, очень хорошо, поделом болтуну. Да и, слава богу, все к лучшему. Пора было прекратить эти болезненные, эти чахоточные отношения. (Громко Ислаеву.) Ну, Аркадий, прощай.

Ислаев (поднимает голову. У него слезы на глазах). Прощай, брат. А оно, того... не совсем легко. Не ожидал, брат. Словно буря в ясный день. Ну, перемелется... мука будет. А все-таки спасибо, спасибо тебе! Ты - друг, точно!

Ракитин (про себя, сквозь зубы). Это слишком. (Отрывисто.) Прощай.

Хочет идти в залу... Ему навстречу вбегает Шпигельский.

Шпигельский. Что такое? Мне сказали, Наталье Петровне дурно...

Ислаев (вставая). Кто вам сказал?

Шпигельский. Девушка... горничная...

Ислаев. Нет, это ничего, доктор. Я думаю, лучше Наташу не беспокоить теперь...

Шпигельский. А ну и прекрасно! (Ракитину.) Вы, говорят, в город уезжаете?

Ракитин. Да; по делам.

Шпигельский. А! по делам!..

В это мгновение из залы врываются разом Анна Семёновна Лизавета Богдановна, Коля и Шааф.

Анна Семёновна. Что такое? что такое? что с Наташей?

Коля. Что с мамашей? Что с ней?

Ислаев. Ничего с ней... Я сейчас её видел... Что с вами?

Анна Семёновна. Да помилуй, Аркаша, нам сказали, что Наташе дурно...

Ислаев. А вы напрасно поверили.

Анна Семёновна. Зачем же ты горячишься так, Аркаша? Наше участие понятно.

Ислаев. Конечно... конечно...

Ракитин. Однако мне пора ехать.

Анна Семёновна. Вы уезжаете?

Ракитин. Да... уезжаю.

Анна Семёновна (про себя). А! Ну, теперь я понимаю.

Коля (Ислаеву). Папаша...

Ислаев. Чего тебе?

Коля. Зачем Алексей Николаич ушел?

Ислаев. Куда ушел?

Коля. Я не знаю... Поцеловал меня, надел фуражку и ушел... А теперь час русского урока.

Ислаев. Вероятно, он сейчас вернется... Впрочем, можно за ним послать.

Ракитин (вполголоса Ислаеву). Не посылай за ним, Аркадий. Он не вернется.

Анна Семёновна старается прислушаться. Шпигельский шепчется с Лизаветой Богдановной.

Ислаев. Это что значит? Ракитин. Он тоже уезжает. Ислаев. Уезжает... куда? Ракитин. В Москву.

Ислаев. Как в Москву! Да что, сегодня с ума все сходят, что ли?

Ракитин (еще понизив голову). Между нами... Верочка в него влюбилась... Ну, он, как честный человек, решился удалиться.

Ислаев, растопырив руки, опускается в кресла.

Ты понимаешь теперь, почему...

Ислаев (вскакивая). Я? я ничего не понимаю. У меня голова кругом идет. Что тут можно понять? Все улепетывают, кто куда, как куропатки, а все потому, что честные люди... И все это разом, в один и тот же день...

Анна Семёновна (заходя сбоку). Да что такое? Господин Беляев, ты говоришь...

Ислаев (нервически кричит). Ничего, матушка, ничего! Господин Шааф, извольте теперь заняться с Колей вместо господина Беляева. Извольте увести его.

Шааф. Злушаю-с... (Берет Колю за руку.)

Коля. Но, папаша...

Ислаев (кричит). Пошел, пошел!

Шааф уводит Колю.

А тебя, Ракитин, я провожу... Я лошадь велю оседлать, буду ждать тебя на плотине... А вы, маменька, пока, ради бога, не беспокойте Наташу - да и вы, доктор... Матвей! Матвей! (Уходит поспешно.)

Анна Семёновна с достоинством и грустью садится. Лизавета Богдановна становится сзади её Анна Семёновна поднимает взоры к небу, как бы желая отчудиться от всего, что происходит вокруг неё.

Шпигельский (украдкой и лукаво Ракитину). А что, Михайло Александрыч, не прикажете ли довезти вас на новой троечке до большой дороги?

Ракитин. А!.. Разве вы уже получили лошадок?

Шпигельский (скромно). Я с Верой Александровной переговорил... Так прикажете-с?

Ракитин. Пожалуй! (Кланяется Анне Семеновне.) Анна Семёновна, честь имею...

Анна Семёновна (все так же величественно, не поднимаясь с места). Прощайте, Михаиле Александрыч... Желаю вам счастливого пути...

Ракитин. Покорно благодарю. Лизавета Богдановна...

Кланяется ей. Она в ответ ему приседает. Он уходит в залу.

Шпигельский (подходя к ручке Анны Семеновны). Прощайте, барыня...

Анна Семёновна (менее величественно, но все-таки строго). А! и вы уезжаете, доктор?

Шпигельский. Да-с... Больные, знаете, того-с. Притом же, вы видите, мое присутствие здесь не требуется. (Раскланиваясь, хитро щурится Лизавете Богдановне, которая отвечает ему улыбкой.) До свиданья... (Убегает вслед за Ракитиным.)

Анна Семёновна (дает ему выйти и, скрестив руки, медленно обращается к Лизавете Богдановне). Что вы об этом обо всем думаете, душа моя, а?

Лизавета Богдановна (вздохнув). Не знаю-с, что вам сказать, Анна Семёновна.

Анна Семёновна. Слышала ты, Беляев тоже уезжает...

Лизавета Богдановна (опять вздохнув). Ах, Анна Семёновна, может быть, и мне недолго придется здесь остаться... И я уезжаю.

Анна Семёновна с невыразимым изумлением глядит на неё, Лизавета Богдановна стоит перед ней, не поднимая глаз.

Впервые (?) опубликовано в журнале "Современник", 1855, No 1 (том XLIX), с. 29-170 со следующим авторским замечанием:

Замечание.

Комедия эта написана четыре года тому назад и никогда не назначалась для сцены. Это собственно не комедия - а повесть в драматической форме. Для сцены она не годится, это ясно; благосклонному читателю остаётся решить, годится ли она в печати.

И. Т.

Декабрь 1854.

С. Петербург.