Тургенев Иван Сергеевич - Месяц в деревне, Страница 3 - Книги

"justify"> Беляев. Наталье Петровне? С ней-то я и не чувствую себя, как вы говорите, свободным.

Ракитин. А! В самом деле?

Беляев. Да и наконец помилуйте, Михаиле Александрыч, разве воспитание не первая вещь в человеке? Вам легко говорить... Я, право, не понимаю вас... (Вдруг останавливаясь.) Что это? Как будто коростель в саду крикнул? (Хочет идти.)

Ракитин. Может быть... но куда же вы?

Беляев. За ружьем... Идет в кулисы налево, навстречу ему выходит Наталья Петровна.

Наталья Петровна (увидав его, вдруг улыбается). Куда вы, Алексей Николаич?

Беляев. Я-с...

Ракитин. За ружьем... Он коростеля в саду услыхал...

Наталья Петровна. Нет, не стреляйте, пожалуйста, в саду... Дайте этой бедной птице пожить... Притом вы бабушку испугать можете.

Беляев. Слушаю-с.

Наталья Петровна (смеясь). Ах, Алексей Николаич, как вам не стыдно? "Слушаю-с" - что это за слово? Как можно... так говорить? Да постойте; мы вот с Михаилом Александрычем займемся вашим воспитаньем... Да, да... Мы уже с ним не раз говорили о вас... Против вас заговор, я вас предупреждаю. Ведь вы позволите мне заняться вашим воспитанием?

Беляев. Помилуйте... Я-с...

Наталья Петровна. Во-первых - не будьте застенчивы, это к вам вовсе не пристало. Да, мы займемся вами. (Указывая на Ракитина.) Ведь мы с ним старики - а вы молодой человек... Не правда ли? Посмотрите, как это все хорошо пойдет. Вы будете заниматься Колей - а я... а мы вами.

Беляев. Я вам буду очень благодарен.

Наталья Петровна. То-то же. О чем вы тут разговаривали с Михайлой Александрычем?

Ракитин (улыбаясь). Он мне рассказывал, каким образом он перевел французскую книгу - ни слова не знавши по-французски.

Наталья Петровна. А! Ну вот мы вас и по-французски выучим. Да кстати, что вы сделали с вашим змеем?

Беляев. Я его домой отнес. Мне показалось, что вам... неприятно было...

Наталья Петровна (с некоторым смущением). Отчего ж вам это показалось? Оттого, что я Верочке... что я Верочку домой взяла? Нет, это... Нет, вы ошиблись. (С живостью.) Впрочем, знаете ли что? Теперь Коля, должно быть, кончил свой урок. Пойдемте возьмемте его, Верочку, змея - хотите? И вместе все отправимся на луг. А?

Беляев. С удовольствием, Наталья Петровна

Наталья Петровна. И прекрасно. Ну, пойдемте же, пойдемте. (Протягивает ему руку.) Да возьмите же мою руку, какой вы неловкий! Пойдемте... скорей.

Оба быстро уходят налево.

Ракитин (глядя им вслед). Что за живость, что за веселость... Я никогда у ней на лице такого выражения не видал. И какая внезапная перемена! (Помолчав.) Souvent femme varie... {Как изменчива женщина (франц.)} Но я... я решительно ей сегодня не по нутру. Это ясно. (Помолчав.) Что ж! Увидим, что далее будет. (Медленно.) Неужели же... (Махает рукой.) Быть не может!.. Но эта улыбка, этот приветный, мягкий, светлый взгляд... Ах, не дай бог мне узнать терзания ревности, особенно бессмысленной ревности! (Вдруг оглядываясь.) Ба, ба, ба... какими судьбами?

Слева входят Шпигельский и Большинцов. Ракитин идет им навстречу.

Здравствуйте, господа... Я, признаться, Шпигельский, вас сегодня не ожидал... (Жмет им руки.)

Шпигельский. Да и я сам того-с... Я сам не воображал... Да вот заехал к нему (указывая на Большинцова), а он уж в коляске сидит, сюда едет. Ну, я тотчас оглобли назад да вместе с ним и вернулся.

Ракитин. Что ж, добро пожаловать.

Большинцов. Я точно собирался...

Шпигельский (заминая его речь). Нам люди сказали, что господа все в саду... По крайней мере, в гостиной никого не было...

Ракитин. Да вы разве не встретили Наталью Петровну?

Шпигельский. Когда?

Ракитин. Да вот сейчас.

Шпигельский. Нет. Мы не прямо из дому сюда пришли. Афанасию Иванычу хотелось посмотреть, есть ли в рощице грибы?

Большинцов (с недоумением). Я...

Шпигельский. Ну да, мы знаем, что вы до подберезников большой охотник. Так Наталья Петровна домой пошла? Что ж? И мы можем вернуться.

Большинцов. Конечно.

Ракитин. Да, она пошла домой для того, чтобы позвать всех гулять... Они, кажется, собираются пускать змея.

Шпигельский. А! И прекрасно. В такую погоду надобно гулять.

Ракитин. Вы можете остаться здесь... Я пойду скажу ей, что вы приехали.

Шпигельский. Для чего же вы будете беспокоиться... Помилуйте, Михаиле Александрыч...

Ракитин. Нет... мне и без того нужно...

Шпигельский. А! ну в таком случае мы вас не удерживаем... Без церемонии, вы знаете...

Ракитин. До свиданья, господа. (Уходит налево.)

Шпигельский. До свидания. (Большинцову.) Ну-с, Афанасий Иваныч...

Большинцов. (перебивая его). Что это вам, Игнатий Ильич, вздумалось насчет грибов... Я удивляюсь; какие грибы?

Шпигельский. А небось мне, по-вашему, следовало сказать, что, дескать, заробел мой Афанасий Иваныч, прямо не хотел пойти, попросился сторонкой?

Большинцов. Оно так... да все же грибы... Я не знаю, я, может быть, ошибаюсь...

Шпигельский. Наверное ошибаетесь, друг мой. Вы вот лучше о чем подумайте. Вот мы с вами сюда приехали... сделано по-вашему. Смотрите же! не ударьте лицом в грязь.

Большинцов. Да, Игнатий Ильич, ведь вы... Вы мне сказали то есть... Я бы желал положительно узнать, какой ответ...

Шпигельский. Почтеннейший мой Афанасий Иваныч! От вашей деревни досюда считается пятнадцать верст с лишком; вы на каждой версте по крайней мере три раза предлагали мне тот же самый вопрос... Неужели же этого вам мало? Ну, слушайте же: только это я вас балую в последний раз. Вот что мне сказала Наталья Петровна: "Я..."

Большинцов. (кивая головой). Да.

Шпигельский (с досадой). Да... Ну, что "да"? Ведь я еще вам ничего не сказал... "Я, говорит, мало знаю господина Большинцова, но он мне кажется хорошим человеком: с другой стороны, я нисколько не намерена принуждать Верочку; и потому пусть он ездит к нам, и, Если он заслужит..."

Большинцов. Заслужит? Она сказала: заслужит?

Шпигельский. "Если он заслужит её расположение, мы с Анной Семеновной не будем препятствовать..."

Большинцов. "Не будем препятствовать"? Так-таки и сказала? Не будем препятствовать?

Шпигельский. Ну да, да, да. Какой вы странный человек! "Не будем препятствовать их счастью".

Большинцов. Гм.

Шпигельский. "Их счастью". Да; но, заметьте, Афанасий Иваныч, в чем теперь задача состоит... Вам теперь нужно убедить самою Веру Александровну в том, что для неё брак с вами точно счастье; вам нужно заслужить её расположение.

Большинцов. (моргая). Да, да, заслужить... точно; я с вами согласен.

Шпигельский. Вы непременно хотели, чтобы я вас сегодня же сюда привез... Ну, посмотрим, как вы будете действовать.

Большинцов. Действовать? да, да, нужно действовать, нужно заслужить, точно. Только вот что, Игнатий Ильич... Позвольте мне признаться вам, как лучшему моему другу, в одной моей слабости: я вот, вы изволите говорить, желал, чтобы вы сегодня привезли меня сюда...

Шпигельский. Не желали, а требовали, неотступно требовали.

Большинцов. Ну да, положим... я с вами согласен. Да вот, видите ли: дома... я точно... я дома на все, кажется, был готов; а теперь вот робость одолевает.

Шпигельский. Да отчего ж вы робеете?

Большинцов. (взглянув на него исподлобья). Рыск-с.

Шпигельский. Что-о?

Большинцов. Рыск-с. Большой рыск-с. Я, Игнатий Ильич, должен вам признаться, как...

Шпигельский (прерывая). Как лучшему вашему другу... знаем, знаем... Далее?

Большинцов. Точно так-с, я с вами согласен. Я должен вам признаться, Игнатий Ильич, что я... я вообще с дамами, с женским полом вообще, мало, так сказать, имел сношений; я, Игнатий Ильич, признаюсь вам откровенно, просто не могу придумать, о чем можно с особой женского пола поговорить - и притом наедине... особенно с девицей.

Шпигельский. Вы меня удивляете. Я так не знаю, о чем нельзя с особой женского пола говорить, особенно с девицей, и особенно наедине.

Большинцов. Ну, да вы... Помилуйте, где ж мне за вами? Вот по этому-то случаю я бы желал прибегнуть к вам, Игнатий Ильич. Говорят, в этих делах лиха беда начать, так нельзя ли того-с, мне для вступленья в разговор - словечко, что ли, сообщить какое-нибудь приятное, вроде, например, замечанья - а уж там я пойду. Уж там я как-нибудь сам.

Шпигельский. Словечка я вам никакого не сообщу, Афанасий Иваныч, потому что вам никакое словечко ни к чему не послужит... а совет я вам дать могу, Если хотите.

Большинцов. Да сделайте же одолженье, батюшка... А что касается до моей благодарности... Вы знаете...

Шпигельский. Полноте, полноте; что я, разве торгуюсь с вами?

Большинцов. (понизив голос). Насчет троечки будьте покойны.

Шпигельский. Да полноте же наконец! Вот видите ли, Афанасий Иваныч... Вы бесспорно прекрасный человек во всех отношениях...

Большинцов слегка кланяется.

человек с отличными качествами...

Большинцов. О, помилуйте!

Шпигельский. Притом у вас, кажется, триста душ?

Большинцов. Триста двадцать-с.

Шпигельский. Не заложенных?

Большинцов. За мной копейки долгу не водится.

Шпигельский. Ну, вот видите. Я вам сказывал, что вы отличнейший человек и жених хоть куда. Но вот вы сами говорите, что вы с дамами мало имели сношений...

Большинцов. (со вздохом). Точно так-с. Я, можно сказать, Игнатий Ильич, сызмала чуждался женского пола.

Шпигельский (со вздохом). Ну, вот видите. Это в муже не порок, напротив; но все-таки в иных случаях, - например, при первом объяснении в любви, - необходимо хоть что-нибудь уметь сказать... Не правда ли?

Большинцов. Я совершенно с вами согласен.

Шпигельский. А то ведь, пожалуй, Вера Александровна может подумать, что вы чувствуете себя нездоровыми - и больше ничего. Притом фигура ваша хотя тоже во всех отношениях благовидная, не представляет ничего такого, что эдак в глаза, знаете ли, бросается, в глаза; а нынче это требуется.

Большинцов. (со вздохом). Нынче это требуется.

Шпигельский. Девицам по крайней мере это нравится. Ну, да и лета ваши наконец... словом, нам с вами любезностью брать не приходится. Стало быть, вам нечего думать о приятных словечках. Это опора плохая. Но у вас есть другая опора, гораздо более твердая и надежная, а именно ваши качества, почтеннейший Афанасий Иваныч, и ваши триста двадцать душ. Я на вашем месте просто сказал бы Вере Александровне...

Большинцов. Наедине?

Шпигельский. О, непременно наедине! "Вера Александровна!"

По движениям губ Большинцова заметно, что он шепотом повторяет каждое слово за Шпигельским.

"Я вас люблю и прошу вашей руки. Я человек добрый, простой, смирный и не бедный: вы будете со мною совершенно свободны; я буду стараться всячески вам угождать. А вы извольте справиться обо мне, извольте обратить на меня немножко побольше внимания, чем до сих пор, - и дайте мне ответ, какой угодно и когда угодно. Я готов ждать, и даже за удовольствие почту".

Большинцов. (громко произнося последнее слово). Почту. Так, так, так... я с вами согласен. Только вот что, Игнатий Ильич: вы, кажется, изволили употребить слово: смирный... дескать, смирный я человек...

Шпигельский. А что ж, разве вы не смирный человек?

Большинцов. Та-ак-с... но все-таки, мне кажется... Будет ли оно прилично, Игнатий Ильич? Не лучше ли сказать, например...

Шпигельский. Например?

Большинцов. Например... например... (Помолчав.) Впрочем, можно, пожалуй, сказать и смирный.

Шпигельский. Эх, Афанасий Иваныч, послушайтесь вы меня; чем проще вы будете выражаться, чем меньше украшений вы подпустите в вашу речь, тем лучше дело пойдет, поверьте мне. А главное, не настаивайте, не настаивайте, Афанасий Иваныч. Вера Александровна еще очень молода; вы её запугать можете... Дайте ей время хорошо обдумать ваше предложение. Да! еще одно... чуть было не забыл; вы ведь мне позволили вам советы давать... Вам иногда случается, любезный мой Афанасий Иваныч, говорить: крухт и фост... Оно, пожалуй, отчего же... можно... но, знаете ли: слова - фрукт и хвост как-то употребительнее; более, так сказать, в употребление вошли. А то еще, помнится, вы однажды при мне одного хлебосольного помещика назвали бонжибаном; дескать, "какой он бонжибан!" Слово тоже, конечно, хорошее, но, к сожалению, оно ничего не значит. Вы знаете, я сам не слишком горазд насчет французского диалекта, а настолько-то смыслю. Избегайте красноречья, и я вам ручаюсь за успех. (Оглядываясь.) Да вот они, кстати, все идут сюда.

Большинцов хочет удалиться.

Куда же вы? опять за грибами?

Большинцов. улыбается, краснеет и остается. Главное дело не робеть!

Большинцов. (торопливо). А ведь Вере Александровне еще ничего не известно?

Шпигельский. Еще бы!

Большинцов. Впрочем, я на вас надеюсь...

Сморкается. Слева входят: Наталья Петровна, Вера, Беляев с змеем, Коля, за ними Ракитин и Лизавета Богдановна.

Наталья Петровна очень в духе.

Наталья Петровна (Большинцову и Шпигельскому). А, здравствуйте, господа; здравствуйте, Шпигельский; я вас не ожидала сегодня, но я всегда вам рада. Здравствуйте, Афанасий Иваныч.

Большинцов кланяется с некоторым замешательством.

Шпигельский (Наталье Петровне, указывая на Большинцова). Вот этот барин непременно желал привести меня сюда...

Наталья Петровна (смеясь). Я ему очень обязана... Но разве вас нужно заставлять к нам ездить?

Шпигельский. Помилуйте! но... Я только сегодня поутру... Отсюда... Помилуйте...

Наталья Петровна. А запутался, запутался, господин дипломат!

Шпигельский. Мне, Наталья Петровна, очень приятно видеть вас в таком, сколько я могу заметить, веселом расположении духа.

Наталья Петровна. А! вы считаете нужным это заметить... Да разве со мною это так редко случается?

Шпигельский. О, помилуйте, нет... но...

Наталья Петровна. Monsieur le diplomate {Господин дипломат (франц.)}, вы более и более путаетесь.

Коля (который все время нетерпеливо вертелся около Беляева и Веры). Да что ж, maman, когда же мы будем змея пускать?

Наталья Петровна. Когда хочешь... Алексей Николаич, и ты, Верочка, пойдемте на луг... (Обращаясь к остальным.) Вас, господа, я думаю, это не может слишком занять. Лизавета Богдановна, и вы, Ракитин, поручаю вам доброго нашего Афанасья Ивавыча.

Ракитин. Да отчего, Наталья Петровна, вы думаете, что это нас не займет?

Наталья Петровна. Вы люди умные... Вам это должно казаться шалостью... Впрочем, как хотите. Мы не мешаем вам идти за нами... (К Беляеву и Верочке.) Пойдемте.

Наталья, Вера, Беляев и Коля уходят направо.

Шпигельский (посмотрев с некоторым удивлением на Ракитина, Большинцову). Добрый наш Афанасий Иваныч, дайте же руку Лизавете Богдановне.

Большинцов. (торопливо). Я с большим удовольствием... (Берет Лизавету Богдановну под руку.)

Шпигельский (Ракитину). А мы пойдем с вами, Если позволите, Михайло Александрыч. (Берет его под руку.) Вишь, как они бегут по аллее. Пойдемте посмотримте, как они будут змей пускать, хотя мы и умные люди... Афанасий Иваныч, не угодно ли вперед идти?

Большинцов (на ходу Лизавете Богдановне). Сегодня погода очень, можно сказать, приятная-с.

Лизавета Богдановна. (жеманясь). Ах, очень!

Шпигельский (Ракитину). А мне с вами, Михайло Александрыч, нужно переговорить...

Ракитин вдруг смеется. О чем вы?

Ракитин. Так... ничего... Мне смешно, что мы в ариергард попали.

Шпигельский. Авангарду, вы знаете, очень легко сделаться ариергардом... Все дело в перемене дирекции.

Все уходят направо.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Та же декорация, как в первом действии. Из дверей в залу входят Ракитин и Шпигельский.

Шпигельский. Так как же, Михаиле Александрия, помогите мне, сделайте одолжение.

Ракитин. Да чем могу я вам помочь, Игнатий Ильич?

Шпигельский. Как чем? помилуйте. Вы, Михайло Александрыч, войдите в мое положение. Собственно я в этом деле сторона, конечно; я, можно сказать, действовал больше из желания угодить... Уж погубит меня мое доброе сердце!

Ракитин (смеясь). Ну, до погибели вам еще далеко.

Шпигельский (тоже смеясь). Это еще неизвестно, а только мое положение действительно неловко. Я Большинцова по желанью Натальи Петровны сюда привез, и ответ ему сообщил с её же позволенья, а теперь, с одной стороны, на меня дуются, словно я глупость сделал, а с другой, Большинцов не дает мне покоя. Его избегают, со мной не говорят...

Ракитин. И охота же вам была, Игнатий Ильич, взяться за это дело. Ведь Большинцов, между нами, ведь он просто глуп.

Шпигельский. Вот тебе на: между нами! Экую новость вы изволили сказать! Да с каких пор одни умные люди женятся? Уж коли в чем другом, в женитьбе-то не следует дуракам хлеб отбивать. Вы говорите, я за это дело взялся... Вовсе нет. Вот как оно состоялось: приятель просит меня замолвить за него слово... Что ж? мне отказать ему было, что ли? Я человек добрый: отказывать не умею. Я исполняю поручение приятеля; мне отвечают: "Покорнейше благодарим; не извольте то есть более беспокоиться..." Я понимаю и более не беспокою. Потом вдруг сами мне предлагают и поощряют меня, так сказать... Я повинуюсь; на меня негодуют. Чем же я тут виноват?

Ракитин. Да кто вам говорит, что вы виноваты... Я удивляюсь только одному: из чего вы так хлопочете?

Шпигельский. Из чего... из чего... Человек мне покоя не дает.

Ракитин. Ну, полноте...

Шпигельский. Притом же он мой старинный приятель.

Ракитин (с недоверчивой улыбкой). Да! ну, это другое дело.

Шпигельский (тоже улыбаясь). Впрочем, я с вами хитрить не хочу... Вас не обманешь. Ну, да... он мне обещал... у меня пристяжная на ноги села, так вот он мне обещал...

Ракитин. Другую пристяжную?

Шпигельский. Нет, признаться, целую тройку.

Ракитин. Давно бы вы сказали!

Шпигельский (живо). Но вы, пожалуйста, не подумайте... Я бы ни за что не согласился быть в таком деле посредником, это совершенно противно моей натуре,

Ракитин улыбается.

Если б я не знал Большинцова за честнейшего человека... Впрочем, я и теперь желаю только одного: пусть мне ответят решительно - да или нет?

Ракитин. Разве уж до того дело дошло?

Шпигельский. Да что вы воображаете?.. Не о женитьбе речь идет, а о позволении ездить, посещать...

Ракитин. Да кто ж это может запретить?

Шпигельский. Экие вы... запретить! Конечно, для всякого другого... но Большинцов человек робкий, невинная душа, прямо из златого века Астреи, только что тряпки не сосет... Он на себя мало надеется, его нужно несколько поощрить. Притом его намеренья - самые благородные.

Ракитин. Да и лошади хороши.

Шпигельский. И лошади хороши. (Нюхает табак и предлагает Ракитину табакерку.) Вам не угодно?

Ракитин. Нет, благодарствуйте.

Шпигельский. Так, так-то, Михайло Александрыч. Я вас, вы видите, не хочу обманывать. Да и к чему? Дело ясное, как на ладони. Человек честных правил, с состоянием, смирный... Годится - хорошо. Не годится - ну, так и сказать.

Ракитин. Все это прекрасно, положим; да я-то тут что? Я, право, не вижу, в чем я могу.

Шпигельский. Эх, Михайло Александрыч! Разве мы не знаем, что Наталья Петровна вас очень уважает и даже иногда слушается вас... Право, Михайло Александрыч (сбоку обнимая его), будьте друг, замолвите словечко...

Ракитин. И вы думаете, что хороший это муж для Верочки?

Шпигельский (принимая серьезный вид). Я убежден в этом. Вы не верите... Вот вы увидите. Ведь в супружестве, вы сами знаете, главная вещь - солидный характер! А уж Большинцов на что солиднее! (Оглядывается.) А вот, кажется, и сама Наталья Петровна сюда идет... Батюшка, отец, благодетель! Две рыжих на пристяжке, гнедая в корню! Похлопочите!

Ракитин (улыбаясь). Ну, хорошо, хорошо...

Шпигельский. Смотрите же, я полагаюсь на вас... (Спасается в залу.)

Ракитин (глядя ему вслед). Экой проныра этот доктор! Верочка... и Большинцов! А, впрочем, что же? Бывают свадьбы и хуже. Исполню его комиссию, а там не мое дело!

Оборачивается; из кабинета выходит Наталья Петровна и, увидя его, останавливается.

Наталья Петровна (нерешительно). Это... вы... я думала, что вы в саду...

Ракитин. Вам как будто неприятно...

Наталья Петровна (прерывая его). О, полноте! (Идет на авансцену.) Вы здесь одни?

Ракитин. Шпигельский сейчас ушел отсюда.

Наталья Петровна (слегка наморщив брови). А! этот уездный Талейран... Что он вам такое говорил? Он все еще тут вертится?

Ракитин. Этот уездный Талейран, как вы его называете, сегодня у вас, видно, не в милости... а, кажется, вчера...

Наталья Петровна. Он смешон; он забавен точно; но... он не в свои дела мешается... Это неприятно. Притом он, при всем своем низкопоклонстве, очень дерзок и навязчив... Он большой циник.

Ракитин (подходя к ней). Вы вчера не так об нем отзывались...

Наталья Петровна. Может быть. (Живо.) Так что ж он вам такое говорил?

Ракитин. Он мне говорил... о Большинцове...

Наталья Петровна. А! об этом глупом человеке?

Ракитин. И об нем вы вчера иначе отзывались.

Наталья Петровна (принужденно улыбаясь). Вчера - не сегодня.

Ракитин. Для всех... но, видно, не для меня.

Наталья Петровна (опустив глаза). Как так?

Ракитин. Для меня сегодня то же, что вчера.

Наталья Петровна (протянув ему руку). Я понимаю ваш упрек, но вы ошибаетесь. Вчера я бы не созналась в том, что я виновата перед вами...

Ракитин хочет остановить её.

Не возражайте мне... Я знаю, и вы знаете, что я хочу сказать... а сегодня я сознаюсь в этом. Я сегодня многое обдумала... Поверьте, Мишель, какие бы глупые мысли ни занимали меня, что бы я ни говорила, что бы я ни делала, я ни на кого так не полагаюсь, как на вас. (Понизив голос.) Я никого... так не люблю, как я вас люблю...

Небольшое молчание.

Вы мне не верите?

Ракитин. Я верю вам... но вы сегодня как будто печальны... что с вами?

Наталья Петровна (не слушает его и продолжает). Только я убедилась в одном, Ракитин: ни в каком случае нельзя за себя отвечать, и ни за что нельзя ручаться. Мы часто своего прошедшего не понимаем... где же нам отвечать за будущее! На будущее цепей не наложишь.

Ракитин. Это правда.

Наталья Петровна (после долгого молчания). Послушайте, я хочу быть с вами откровенной, может быть я немножко огорчу вас... но я знаю: вас бы еще более огорчила моя скрытность. Признаюсь вам, Мишель, этот молодой студент... этот Беляев произвел на меня довольно сильное впечатление...

Ракитин (вполголоса). Я это знал.

Наталья Петровна. А! вы это заметили? Давно ли?

Ракитин. Со вчерашнего дня.

Наталья Петровна. А!

Ракитин. Уже третьего дня, помните, я говорил вам о перемене, происшедшей в вас... Я тогда еще не знал, чему приписать её. Но вчера, после нашего разговора... и на этом лугу... Если б вы могли себя видеть! Я не узнавал вас; вы словно другою стали. Вы смеялись, вы прыгали, вы резвились, как девочка, ваши глаза блестели, ваши щеки разгорелись, и с каким доверчивым любопытством, с каким радостным вниманьем вы глядели на него, как вы улыбались... (Взглянув на неё.) Вот даже теперь ваше лицо оживляется от одного воспоминания... (Отворачивается.)

Наталья Петровна. Нет, Ракитин, ради бога, не отворачивайтесь от меня... Послушайте: к чему преувеличивать? Этот человек меня заразил своею молодостью - и только. Я сама никогда не была молода, Мишель, с самого моего детства и до сих пор... Вы ведь знаете всю мою жизнь... С непривычки мне все это в голову бросилось, как вино, но, я знаю, это так же скоро пройдет, как оно пришло скоро... Об этом даже говорить не стоит. (Помолчав.) Только вы не отворачивайтесь от меня, не отнимайте у меня вашей руки... Помогите мне...

Ракитин (вполголоса). Помочь вам... жестокое слово! (Громко.) Вы сами не знаете, Наталья Петровна, "то с вами происходит. Вы уверены, что об этом говорить не стоит, и просите помощи... Видно, вы чувствуете, что она вам нужна!

Наталья Петровна. То есть... да... Я обращаюсь к вам, как к другу.

Ракитин (горько). Да-с... Я, Наталья Петровна, готов оправдать вашу доверенность... но позвольте мне немного собраться с духом.

Наталья Петровна. Собраться с духом? Да разве вам грозит какая-нибудь... неприятность? Разве что изменилось?

Ракитин (горько). О нет! все по-прежнему.

Наталья Петровна. Да что вы думаете, Мишель? Неужели вы можете предполагать...

Ракитин. Я ничего не предполагаю.

Наталья Петровна. Неужели ж вы до того меня презираете...

Ракитин. Перестаньте, ради бога. Поговоримте лучше о Большинцове. Доктор ожидает ответа насчет Верочки, вы знаете.

Наталья Петровна (печально). Вы на меня сердитесь.

Ракитин. Я? О нет. Но мне жаль вас.

Наталья Петровна. Право, это даже досадно. Мишель, как вам не стыдно...

Ракитин молчит. Она пожимает плечами и продолжает с досадой

Вы говорите, доктор ждет ответа? Да кто его просил вмешиваться...

Ракитин. Он уверял меня, что вы сами...

Наталья Петровна (перебивая его). Может быть, может быть... Хотя я, кажется, ничего ему не сказала положительного... Притом я могу переменить свои намеренья. Да и, наконец, боже мой, что за беда! Шпигельский занимается делами всякого рода, в его ремесле не все же ему должно удаваться.

Ракитин. Он только желает знать, какой ответ...

Наталья Петровна. Какой ответ... (Помолчав.) Мишель, полноте, дайте мне руку... к чему этот равнодушный взгляд, эта холодная вежливость?.. Чем я виновата? Подумайте, разве это моя вина? Я пришла к вам в надежде услышать добрый совет, я ни одно мгновенье не колебалась, я не думала от вас скрываться, а вы... Я вижу, напрасно я была откровенна с вами... Вам бы и в голову не пришло... Вы ничего не подозревали, вы меня обманули. А теперь вы бог знает что думаете.

Ракитин. Я? помилуйте!

Наталья Петровна. Дайте же мне руку...

Он не шевелится, она продолжает, несколько обиженная.

Вы решительно отворачиваетесь от меня? Смотрите же, тем хуже для вас. Впрочем, я не пеняю на вас... (Горько.) Вы ревнуете!

Ракитин. Я не вправе ревновать, Наталья Петровна... Помилуйте, что вы?

Наталья Петровна (помолчав). Как хотите. А что касается до Большинцова, я еще не поговорила с Верочкой.

Ракитин. Я мог) вам её сейчас послать.

Наталья Петровна. Зачем же сейчас!.. Впрочем, как хотите.

Ракитин (направляясь к двери кабинета). Так прикажете прислать её?

Наталья Петровна. Мишель, в последний раз... Вы мне сейчас говорили, что вам меня жаль... Так-то вам жаль меня! Неужели ж...

Ракитин (холодно). Прикажете?

Наталья Петровна (с досадой). Да.

Ракитин идет в кабинет Наталья Петровна некоторое время остается неподвижной, садится, берет со стола книгу, раскрывает её и роняет на колена.

И этот! Да что ж это такое? Он... и он! А я еще на него надеялась. А Аркадий? Боже мой! Я и не вспомнила о нем! (Выпрямись) Я вижу, пора прекратить все это...

Из кабинета входит Вера.

Да... пора

Вера (робко). Вы меня спрашивали, Наталья Петровна?

Наталья Петровна (быстро оглядываясь). А! Верочка! Да, я тебя спрашивала.

Вера (подходя к ней). Вы здоровы?

Наталья Петровна. Я? Да. А что?

Вера. Мне показалось...

Наталья Петровна. Нет, это так. Мне немножко жарко... Вот и все. Сядь.

Вера садится.

Послушай, Вера; ведь ты теперь ничем не занята?

Вера. Нет-с.

Наталья Петровна. Я спрашиваю это у тебя потому, что мне нужно с тобой поговорить... серьезно поговорить. Вот, видишь, душа моя, ты до сих пор была еще ребенком; но тебе семнадцать лет; ты умна... Пора тебе подумать о своей будущности. Ты знаешь, я люблю тебя, как дочь; мой дом всегда будет твоим домом... но все-таки ты в глазах других людей - сирота; ты не богата. Тебе со временем может наскучить вечно жить у чужих людей; послушай - хочешь ты быть хозяйкой, полной хозяйкой в своем доме?

Вера (медленно). Я вас не понимаю, Наталья Петровна.

Наталья Петровна (помолчав). У меня просят твоей руки.

Вера с изумлением глядит на Наталью Петровну.

Ты этого не ожидала; признаюсь, мне самой оно кажется несколько странным. Ты еще так молода... Мне нечего тебе говорить, что я нисколько не намерена принуждать тебя... по-моему, тебе еще рано выходить замуж; я только сочла долгом сообщить тебе...

Вера вдруг закрывает лицо руками.

Вера, что это? ты плачешь? (Берет её за руку.) Ты вся дрожишь?.. Неужели ты меня боишься, Вера?

Вера (глухо). Я в вашей власти, Наталья Петровна... Наталья Петровна (отнимая Вере руки от лица), Вера, как тебе не стыдно плакать? Как не стыдно тебе говорить, что ты в моей власти? За кого ты меня почитаешь? я говорю с тобой, как с дочерью, а ты...

Вера целует у ней руки.

А? вы в моей власти? Так извольте же сейчас рассмеяться... Я вам приказываю...

Вера улыбается сквозь слезы.

Вот так. (Наталья Петровна обнимает её одной рукой и притягивает к себе.) Вера, дитя мое, будь со мною, как бы ты была с твоей матерью, или нет, лучше вообрази, что я твоя старшая сестра, и давай потолкуем вдвоем обо всех этих чудесах... Хочешь?

Вера. Я готова-с,

Наталья Петровна. Ну, слушай же... Пододвинься поближе. Вот так. Во-первых: так как ты моя сестра, положим, то мне не для чего уверять тебя, что ты здесь у себя, дома: такие глазки везде дома. Стало быть, тебе и в голову не должно прийти, что ты кому-нибудь на свете в тягость и что от тебя хотят отделаться... Слышишь? Но вот в один прекрасный день твоя сестра приходит к тебе и говорит: вообрази себе, Вера, за тебя сватаются... А? что ты ей на это ответишь? Что ты еще очень молода, что ты и не думаешь о свадьбе?

Вера. Да-с.

Наталья Петровна. Да не говори мне: да-с. Разве сестрам говорят: да-с?

Вера (улыбаясь). Ну... да.

Наталья Петровна. Твоя сестра с тобой согласится, жениху откажут, и делу конец. Но если жених человек хороший, с состояньем, Если он готов ждать, Если он просит только позволенья изредка тебя видеть, в надежде со временем тебе понравиться.

Вера. А кто этот жених?

Наталья Петровна. А! ты любопытна. Ты не догадываешься?

Вера. Нет.

Наталья Петровна. Ты его сегодня видела.

Вера вся краснеет.

Он, правда, не очень собой хорош и не очень молод... Большинцов.

Вера. Афанасий Иваныч?

Наталья Петровна. Да... Афанасий Иваныч.

Вера (глядит некоторое время на Наталью, вдруг начинает смеяться и останавливается). Вы не шутите?

Наталья Петровна (улыбаясь). Нет... но, я вижу, Большинцову больше нечего здесь делать. Если бы ты заплакала при его имени, он бы мог еще надеяться, но ты рассмеялась. Ему остается одно: отправиться с богом восвояси.

Вера. Извините меня... но, право, я никак не ожидала... Разве в его лета еще женятся?

Наталья Петровна. Да что ты думаешь? Сколько ему лет? Ему пятидесяти лет нету. Он в самой поре.

Вера. Может быть... но у него такое странное лицо...

Наталья Петровна. Ну, не станем больше говорить о нем. Он умер, похоронен... Бог с ним! Впрочем, оно понятно: девочке в твои лета такой человек, как Большинцов, не может понравиться... Вы все хотите выйти замуж по любви, не по рассудку, не правда ли?

Вера. Да, Наталья Петровна, вы... разве вы тоже не по любви вышли за Аркадия Сергеича?

Наталья Петровна (помолчав). Конечно, по любви. (Помолчав опять и стиснув руку Вере.) Да, Вера... я тебя сейчас назвала девочкой... но девочки правы.

Вера опускает глаза.

Итак, это дело решенное. Большинцов в отставке. Признаться, мне самой было бы не совсем приятно видеть его пухлое старое лицо рядом с твоим свежим личиком, хотя он, впрочем, очень хороший человек. Вот видишь ли ты теперь, как напрасно ты меня боялась? Как все скоро уладилось!.. (С упреком.) Право, ты обошлась со мной, как будто я была твоя благодетельница! Ты знаешь, как я ненавижу это слово...

Вера (обнимая её). Простите меня, Наталья Петровна.

Наталья Петровна. То-то же. Точно ты меня не боишься?

Вера. Нет. Я вас люблю; я не боюсь вас.

Наталья Петровна. Ну, благодарствуй. Стало быть, мы теперь большие приятельницы и ничего друг от друга не скроем. Ну, а если бы я тебя спросила: Верочка, скажи-ка мне на ухо: ты не хочешь выйти замуж за Большинцова только потому, что он гораздо старше тебя и собой не красавец?

Вера. Да разве этого не довольно, Наталья Петровна?

Наталья Петровна. Я не спорю... но другой причины нет никакой?

Вера. Я его совсем не знаю...

Наталья Петровна. Все так; да ты на мой вопрос не отвечаешь.

Вера. Другой причины нету.

Наталья Петровна. В самом деле? В таком случае я бы тебе советовала еще подумать. В Большинцова, я знаю, трудно влюбиться... но он, повторяю тебе, он хороший человек. Вот если бы ты кого-нибудь другого полюбила... ну, тогда другое дело. Но ведь твое сердце до сих пор еще молчит?

Вера (робко). Как-с?

Наталья Петровна. Ты никого еще не любишь?

Вера. Я вас люблю... Колю; я Анну Семеновну тоже люблю.

Наталья Петровна. Нет, я не об этой любви говорю, ты меня не понимаешь... Например - из числа молодых людей, которых ты могла видеть здесь или в гостях, неужели ж ни один тебе не нравится?

Вера. Нет-с... иные мне нравятся, но...

Наталья Петровна. Например, я заметила, ты на вечере у Криницыных три раза танцевала с этим высоким офицером... как бишь его?

Вера. С офицером?

Наталья Петровна. Да, у него еще такие большие усы.

Вера. Ах, этот!.. Нет, он мне не нравится.

Наталья Петровна. Ну, а Шаланский?

Вера. Шаланский хороший человек; но он... Я думаю, ему не до меня.

Наталья Петровна. А что?

Вера. Он... он, кажется, больше думает о Лизе Вельской.

Наталья Петровна (взглянув на неё). А!.. ты это заметила?..

Молчание.

Ну, а Ракитин?