Шекспир Вильям - Жизнь и смерть короля Ричарда Ii

ти; однако, все, что я говорю, совершенная правда. Король Ричардъ находится въ могучихъ рукахъ Болинброка. Обѣ ихъ судьбы взвѣшены:- на чашкѣ вѣсовъ вашего мужа находится только онъ самъ да еще нѣсколько обуянныхъ тщеслав³емъ личностей, дѣлающихъ его еще легковѣснѣе; но въ чашкѣ великаго Болинброка, помимо его самого, находятся всѣ пэры Англ³и, благодаря этому-то придатку, онъ и перетягиваетъ короля Ричарда. Отправьтесь скорѣе въ Лондонъ, и тамъ вы убѣдитесь, что я говорю то, что уже извѣстно всѣмъ и каждому.

   Королева. О, торопливая бѣда, какъ легка ты на ногу! Но развѣ твои извѣст³я не касаются меня ближе всѣхъ? - а между тѣмъ я узнаю ихъ послѣдняя! О, понимаю! Ты только затѣмъ предподнесла мнѣ свои сообщен³я позже, чѣмъ всѣмъ другимъ, чтобы въ груди моей долѣе, чѣмъ у другихъ, сохранялась боль отъ нанесеннаго тобою удара! Ѣдемте, дорог³я мои леди! Ѣдемте въ Лондонъ, чтобы взглянуть на злополучнаго короля Лондона! Неужто я только затѣмъ и родилась на свѣтъ, чтобы украшать своею скорбью торжество великаго Болинброка?.. Слушай, садовникъ! Чтобы наказать тебя за то, что ты сообщилъ мнѣ такое страшное извѣст³е, я желаю, чтобы растен³я, которыя ты прививаешь, никогда не дали цвѣта! (Уходитъ съ обѣими дамами).

   Садовникъ. Бѣдная королева! Если бы это могло избавить тебя отъ еще большихъ бѣдъ, я охотно согласился-бы, чтобы твое проклят³е моему искусству не пропало даромъ. Вотъ на это мѣсто изъ глазъ ея капнула слеза; здѣсь я посажу кустъ руты, горькой травы благодати, и она - символъ скорби - скоро взойдетъ здѣсь въ память о плакавшей королевѣ (Уходитъ).

  

  

   Болинброкъ. Подведите Бэгота сюда ближе. Теперь, Бэготь, высказывай свободно все то, что у тебя на умѣ. Говори все, что тебѣ извѣстно о смерти благороднаго Глостэра. Отвѣчай, кто вмѣстѣ съ королемъ замыслилъ и кто привелъ въ исполнен³е кровавое преступлен³е, безвременно погубившее благороднаго герцога?

   Бэготъ. Если такъ, дайте мнѣ очную ставку съ Омерлемъ.

   Болинброкъ. Кузенъ, подойдите сюда и взгляните на этого человѣка.

   Бэготъ. Милордъ Омерль, я знаю, что вашъ смѣлый языкъ погнушается отпереться отъ того, что было имъ произнесено когда-то. Въ мрачное время, когда замышлялось уб³йство Глостэра, я слышалъ, какъ вы сказали;- "Должно-быть, у меня рука дѣйствительно очень длинная, когда она отсюда, отъ мирно покоющагося англ³йскаго двора, можетъ достигнуть до Кале и коснуться головы моего дяди. Около того-же самаго времени я слышалъ, какъ вы среди другихъ разговоровъ сказали, что вы скорѣе отказались-бы отъ подарка въ сто тысячъ кронъ, чѣмъ согласились на возвращен³е Болинброка въ Англ³ю. Къ этому вы еще добавили, что смерть вашего кузена была-бы большимъ благополуч³емъ для этой страны.

   Омерль. Принцы и благородные лорды, что могу я отвѣчать этому гнусному человѣку? Неужто мнѣ прилично покрыть позоромъ мои такъ ярко с³яющ³я звѣзды, ставъ на одну доску съ этимъ клеветникомъ, чтобы подвергнуть его должной карѣ? Придется, однако, или сдѣлать это, или допустить, чтобы обвинен³е, возводимое на меня его клевещущими устами, пятнало мое прославленное имя... Вотъ тебѣ мой залогъ, та ручная печать смерти, которая обрекаетъ тебя на жертву ада. Я заявляю, что ты лжешь, и кровью твоего сердца докажу, что ты лжецъ, хотя ты слишкомъ низокъ, чтобы марать ею мой царственный мечъ!

   Болинброкъ. Остановись, Бэготъ! Не поднимай его залога.

   Омерль. Какъ былъ-бы я счастливъ, если-бы я получилъ вызовъ отъ самаго знатнаго изъ присутствующихъ здѣсь, кромѣ одного!

   Фитцуотэръ. Если мужеству твоему желательно, чтобы на твой гнѣвъ отвѣчали равносильнымъ гнѣвомъ, вотъ тебѣ, Омерль, мой залогъ взамѣнъ твоего. Клянусь этилъ лучезарнымъ солнцемъ, дозволяющимъ мнѣ видѣть то мѣсто, гдѣ ты стоишь, что самъ я слышалъ, какъ ты, даже какъ-бы хвалясь своимъ поступкомъ, утверждалъ, будто ты виновникъ смерти благороднаго Глостэра. Если станешь въ этомъ отпираться, ты солжешь не одинъ, а двадцать разъ, и остр³е моего меча заставитъ твою ложь вернуться въ то сердце, которое ее измыслило!

   Омерль. Трусъ, не дожить тебѣ до этого дна!

   Фитцуотэръ. Клянусь душой, я желалъ-бы, чтобы этотъ часъ насталъ теперь-же!

   Омерль. Ты, Фитцуотэръ, обреченъ за эти слова аду!

   Пэрси. Лжешь, Омерль! Честь его въ этомъ отношен³и настолько-же чиста, насколько ты виноватъ кругомъ! А въ доказательство, что это дѣйствительно такъ, я бросаю тебѣ перчатку и стану поддерживать свое обвинен³е до послѣдняго твоего издыхан³я! Подними-же мой залогъ, если хватитъ на это смѣлости!

   Омерль. Если я этого не сдѣлаю, пусть отсохнетъ моя рука, пусть никогда мой мститель мечъ не взовьется надъ сверкающимъ шлемомъ моего врага!

   Лордъ. Я заставлю землю быть свидѣтельницей того-же, клятвопреступникъ Омерль! и столько разъ буду повторять: лжешь, лжешь, лжешь! сколько можно прокричать его отъ одного восхода солнца до другого! Вотъ залогъ моей чести! Подвергни его испытан³ю, если дерзнешь!

   Омерль. Кому-же еще угодно вызывать меня на бой? Я бросаю перчатку всѣмъ, кто противъ меня! У меня въ груди тысяча силъ, чтобы справиться съ двадцатью тысячами такихъ, какъ вы!

   Сорри. Милордъ Фитцуотэръ, я отлично помню ту минуту, когда вы разговаривали съ Омерлемъ.

   Фитцуотэръ. Совершенно вѣрно, милордъ; вы находились тутъ-же. Поэтому вы можете засвидѣтельствовать, насколько правдиво мое показан³е.

   Сорри. Оно настолько-же лживо, насколько правдивы сами небеса.

   Фитцуотэръ. Сорри, ты лжешь!

   Сорри. Безчестный мальчишка! Это обличен³е меня во лжи до тѣхъ поръ станетъ тяготить мой мечъ, пока онъ не отвѣтитъ на него блистательнымъ мщен³емъ, пока, изобрѣтатель лживыхъ обличен³й, и ты самъ съ своимъ обличен³емъ не будешь такъ-же спокойно спать подъ землею, какъ черепъ твоего отца. Въ доказательство этого вотъ тебѣ залогъ моей чести! Если хватитъ мужества, подвергни его испытан³ю!

   Фитцуотеръ. Какъ ты усердно шпоришь и безъ того уже разгоряченную лошадь! Если я дерзаю ѣсть, пить, спать, дышать и жить, я, разумѣется, дерзну встрѣтиться съ Сорри лицомъ къ лицу хоть-бы въ пустынѣ! стану плевать на него, повторяя ему:- лжешь, лжешь, лжешь! Вотъ этимъ я обязуюсь подвергнуть тебя достойному наказан³ю! Омерля я обвиняю не безъ основан³я, и это такъ-же вѣрно, какъ я ожидаю счастья въ этомъ еще новомъ для меня м³рѣ. Ко всему сказанному я добавлю, что слышалъ отъ изгнаннаго Норфолька будто ты, Омерль, подослалъ въ Кале двухъ своихъ прислужниковъ, чтобы умертвить благороднаго герцога Глостэра.

   Омерль. Пусть какой-нибудь честный христ³анинъ довѣритъ мнѣ залогъ, который я, утверждая, что Норфолькъ солгалъ, могъ-бы бросить ему для защиты своей чести, въ томъ случаѣ, если ему суждено когда либо вернуться въ Англ³ю

   Болинброкъ. Всѣ эти пререкан³я останутся нерѣшенными, а всѣ внѣшн³е знаки вызововъ подъ залогомъ, пока Норфолькъ не будетъ вызванъ сюда обратно, и хотя онъ мнѣ и врагъ, его вызовутъ непремѣнно; вмѣстѣ съ тѣмъ ему вернутъ всѣ его прежн³я права и все имущество. Когда онъ вернется, мы дадимъ ему очную ставку съ Омерлемъ.

   Епископъ. Славный этотъ день не наступитъ никогда. Долго сражался изгнанный Норфолькъ за Христа-Спасителя, долго развивались на поляхъ колыбели христ³анства его знамена съ изображен³емъ животворящаго креста; долго боролся онъ противъ такихъ черныхъ нехристей, какъ турки и сарацины. Утомленный военными подвигами, онъ удалился въ Итал³ю и тамъ, въ Венец³и, отдалъ свои бренные останки землѣ этой прекрасной страны, а чистую душу верховному своему вождю - Христу, подъ знаменами Котораго онъ сражался такъ долго.

   Болинброкъ. Какъ, епископъ! неужто Норфолькъ дѣйствительно умеръ?

   Епископъ. Это, милордъ, также вѣрно, какъ то, что я живу.

   Болинброкъ. Да поч³етъ съ миромъ его сладкая душа на лонѣ добраго, стараго Авраама. Слушайте, враждующ³е лорды!- Всѣ ваши перчатки останутся здѣсь подъ залогомъ, пока мы не назначимъ дня для испытан³я, кто правъ и кто неправъ.

  

  

   Герцогъ ²оркск³й. Велик³й герцогъ Ланкастрсщй, являюсь я къ тебѣ отъ развѣнчаннаго Ричарда, охотно признающаго тебя своимъ наслѣдникомъ и передающаго въ твои руки свой царственный скипетръ. Вступи-же на престолъ, переходящ³й къ тебѣ отъ него, и да здравствуетъ король Генрихъ, этого имени четвертый!

   Болинброкъ. Во имя Бога вступаю я на этотъ царственный престолъ!

   Епископъ. Господь этого не допуститъ! Мои слова могутъ пр³йтись не по вкусу находящемуся здѣсь царственному собран³ю; тѣмъ не менѣе мнѣ слѣдуетъ высказать правду. Еслибы по милости Бож³ей въ этомъ блестящемъ собран³и нашелся хоть одинъ человѣкъ настолько честный, чтобы безъ лицепр³ят³я судить благороднаго Ричарда, истинное благородство заставило-бы его воздержаться отъ такого чудовищнаго беззакон³я. Развѣ подданнымъ дано право судить государей и изрекать имъ приговоры, а между тѣмъ кто изъ присутствующихъ здѣсь не подданный Ричарда? Даже и воровъ, какъ-бы ни была очевидна ихъ вина, не присуждаютъ къ наказан³ю, не выслушавъ ихъ предварительно. Развѣ олицетворитель на землѣ Бога, избранный Имъ представитедь, правитель, вождь, вѣнчанный Его помазанникъ можетъ быть судимъ устами стоящихъ несравненно ниже его и къ тому-же его подданныхъ, а самъ онъ отсутствовать? О, не приведи Богъ, чтобы въ христ³анской странѣ люди съ понят³ями о чести оказались настолько переполненными ненависти, чтобы рѣшиться на такое черное, гнусное дѣло? Я обращаюсь къ подданнымъ, какъ подданный, которому самъ Всевышн³й внушилъ отвагу вступиться за своего короля. Присутствующ³й здѣсь лордъ Гирфордъ, котораго вы теперь называете королемъ, безбожный измѣнникъ передъ Ричардомъ, который былъ королемъ и для заносчиваго Гирфорда. Если вы возложите ему на голову царственный вѣнецъ, вотъ что я вамъ предсказываю: - кровь Англ³и утучнитъ ея поля, и это чудовищное дѣян³е станетъ вызывать стоны у самыхъ отдаленныхъ поколѣн³й. Миръ удалится на покой къ туркамъ и къ другимъ нехристямъ; на мѣсто мира появится буйная война, а среди ея схватокъ братъ будетъ возставать на брата, друзья на друзей. Безпорядки, страхъ, ужасъ и крамола воцарятся въ нашей странѣ, и она получитъ назван³е "поля Голгоѳы, поля череповъ убитыхъ на войнѣ". Если вы допустите, чтобы члены одного и того-же царственнаго дома возставали одинъ противъ другого, вы дадите этимъ народиться такой губительной междоусобицѣ, какой никогда еще не видывала наша обреченная на проклят³е земля. Не дѣлайте, не допускайте этого; предотвратите бѣду, чтобы васъ впослѣдств³и не проклинали несчастныя дѣти вашихъ дѣтей!

   Норсомберлендъ. Сэръ, вы разсуждаете превосходно, тѣмъ не менѣе мы за ваши труды все-таки беремъ васъ подъ стражу, обвиняя вашу милость въ государственной измѣнѣ. Милордъ, аббатъ Уэстминстэрск³й, мы поручаемъ его строжайшему вашему надзору, пока не будетъ назначенъ день суда. Согласны вы, лорды, исполнить желан³е общинъ?

   Болинброкъ. Приведите сюда Ричарда, чтобы онъ отрекся отъ престола на глазахъ у всѣхъ. Такою предосторожностью мы оградимъ себя отъ всякихъ нарекан³й, отъ всякихъ подозрѣн³й.

   Герцогъ ²оркск³й. Я приведу его самъ (Уходитъ).

   Болинброкъ. Вы, лорды, взятые нами подъ стражу, представьте поручителей, что вы явитесь непремѣнно, когда мы васъ потребуемъ къ отвѣту (Епископу). Мы мало чѣмъ обязаны вашей любви и совсѣмъ не разсчитываемъ на вашу помощь.

  

  

   Король Ричардъ. О, зачѣмъ вы ранѣе привели меня къ королю, чѣмъ я успѣлъ одолѣть тѣ царственныя мысли, благодаря которымъ я все еще воображалъ себя королемъ! Я едва еще успѣлъ научиться вкрадчивости, умѣн³ю льстить, кланяться и сгибать колѣни; предоставьте время горю научить меня такой полной покорности. Мнѣ хорошо памятны черты этихъ людей. Они были моими подданными и такъ еще недавно кричали мнѣ:- "Да здравствуетъ король!" то-есть, почти тоже, что ²уда кричалъ Христу, но изъ двѣнадцати человѣкъ измѣнилъ Христу только одинъ, а я среди двѣнадцати тысячъ человѣкъ не вижу ни одного, кто остался-бы мнѣ вѣренъ... "Да здравствуетъ король"!... Неужто никто не скажетъ на это "Аминь", и я долженъ разомъ выполнять обязанность и священника, и причетника? Если такъ, я самъ скажу "аминь". Хотя я болѣе не король, я все-таки восклицаю:- "Да здравствуетъ король", а говорю "аминь" на тотъ случай, если небесамъ все еще угодно до конца считать меня королемъ. За какимъ дѣломъ вытребовали меня сюда?

   Герцогъ ²оркск³й. Чтобы ты лично исполнилъ собственное свое желан³е, чтобы ты, утомленный государственными заботами, по собственному почину и по доброй волѣ передалъ Генриху Болинброку и бразды правлен³я, и корону.

   Ричардъ. Подайте мнѣ корону! Вотъ тебѣ корона, кузенъ; она твоя. Ее съ одной стороны держу я, съ другой ты. Теперь этотъ золотой вѣнецъ является чѣмъ-то вродѣ глубокаго колодца, въ который поочередно спускаются двѣ бадьи. Та, которая пуста, постоянно пляшетъ въ воздухѣ; той-же, которая находится внизу, хотя ея и не видно, но она наполнена водою. Та невидимая бадья - я самъ, вмѣсто воды, переполненный слезами, упивш³йся горемъ; та-же, что побѣдоносно качается вверху, изображаетъ тебя.

   Болинброкъ. Я думаю, что вы отказывались отъ короны добровольно.

   Ричардъ. Да, отъ своей короны я отказался добровольно, но мое горе все-таки остается моимъ. Ты можешь располагать и моими регал³ями, и моимъ государствомъ, но располагать моимъ горемъ не въ твоей власти; въ этомъ отношен³и я по-прежнему остаюсь королемъ.

   Болинброкъ. Часть своихъ заботъ ты вмѣстѣ съ короною взваливаешь на меня.

   Ричардъ. Твои заботы хоть и увеличились, но мои отъ этого не исчезли и даже не убавились. Моя забота въ томъ, что я утратилъ прежн³я заботы; твоя забота - пр³обрѣтен³е заботъ, доставляемыхъ тебѣ заботой новой. Заботы, которыя я отдаю тебѣ, не разстанутся со мною и послѣ того, какъ я отдамъ ихъ тебѣ. Хотя онѣ неразлучны съ короной, онѣ все-таки останутся при мнѣ.

   Болинброкъ. Согласны вы уступить мнѣ корону?

   Ричардъ. И да, и нѣтъ; и нѣтъ, и да. Такъ какъ мнѣ суждено быть ничѣмъ, мнѣ, - нечего дѣлать!- приходится предоставить тебѣ сдѣлаться тѣмъ, чѣмъ я былъ до сихъ поръ. Теперь обрати вниман³е, какъ я примусь раззорять себя. Я отдаю тяжелый этотъ вѣнецъ, сжимавш³й мнѣ голову, отъ ненужнаго этого скипетра освобождаю руки, а изъ своего сердца исторгаю гордость верховной власти. Своими слезами я смываю слѣды священнаго помазан³я. Своею собственною рукою я срываю съ себя корону; собственнымъ голосомъ я отрекаюсь отъ священнаго своего сана; собственнымъ дыхан³емъ избавляю отъ исполнен³я данныхъ мнѣ подъ присягою клятвъ и обѣтовъ; отказываюсь отъ всякой царственной пышности, отъ своихъ замковъ, помѣст³й и доходовъ; я отрекаюсь отъ всѣхъ подписанныхъ мною актовъ, постановлен³й и указовъ. Да проститъ Господь всѣхъ нарушившихъ относительно меня свои обѣты, но да сохранитъ онъ въ цѣлости всѣ данные тебѣ. Я, у кого ничего не осталось, не огорчаюсь болѣе ничѣмъ, и пусть Создатель сохранитъ за тобою все, что досталось тебѣ. Да пошлетъ тебѣ судьба долг³е годы счаст³я на престолѣ Ричарда, и да пошлетъ Ричарду полное успокоен³е въ тѣсной норѣ, засыпанной землею! Да хранитъ Господь короля Генриха и да пошлетъ ему долг³е дни счаст³я!- вотъ та мольба, съ какою обращается къ небесамъ развѣнчанный Ричардъ. Что остается дѣлать еще?

   Норсомберлендъ. Вамъ остается прочесть еще вотъ эту бумагу. Въ ней заключается сознан³е всѣхъ проступковъ противъ выгодъ и благосостоян³я государства, какъ лично вашихъ, такъ и вашихъ приближенныхъ. Это публичное покаян³е необходимо для того, чтобы всѣ знали, что вы свергнуты съ престола не безъ основан³я.

   Ричардъ. Развѣ это необходимо? Неужто я обязанъ лично распутать узелъ прежнихъ моихъ безумствъ? Скажи, любезный Норсомберлендъ, если-бы сдѣланъ былъ полный перечень твоихъ безумствъ, развѣ тебѣ не было-бы совѣсти прочесть признан³е въ нихъ передъ такимъ блестящимъ собран³емъ. Если-бы тебѣ пришлось это сдѣлать, ты нашелъ-бы одинъ гнусный параграфъ, въ которомъ рѣчь идетъ о свержен³и съ престола нѣкоего короля, и о такомъ грубомъ нарушен³и обѣта вѣрности, которое накладываетъ на тебя несмываемое пятно; а въ книгѣ небесъ такая измѣна считается грѣхомъ непрощаемымъ. Да, этотъ параграфъ нашелъ-бы и ты и всѣ вы, безстрастно смотрящ³е на меня, затравленнаго страдан³емъ. Хотя нѣкоторые изъ васъ смотрятъ на меня съ напускнымъ сострадан³емъ, но и они, какъ Пилатъ, только умываютъ себѣ руки. Да, всѣ вы Пилаты, обрекш³е меня на мучительное распят³е, и воды цѣлаго океана не омоютъ васъ отъ такого грѣха.

   Норсомберлендъ. Скорѣе, милордъ! Читайте бумагу.

   Ричардъ. Слезы до того переполняютъ мои глаза, что я ничего не вижу. Однако, горько-соленая влага ослѣпляетъ ихъ не настолько, чтобы они не могли разсмотрѣть здѣсь цѣлое скопище измѣнниковъ и предателей! Если-же мнѣ случится обратить взоръ на самого себя, я и тогда увижу передъ собою такого-же предателя, какъ и всѣ остальные, потому что я далъ душевное соглас³е на ограблен³е пышной особы короля, опозорилъ славу, царственное велич³е обратилъ въ рабство, самого властелина обратилъ въ подданнаго, помазанника Божьяго - въ чернорабочаго неуча.

   Норсомберлендъ. Государь...

   Ричардъ. Нѣтъ, высокомѣрный и дерзк³й обидчикъ, ни для тебя и ни для кого другого я теперь не государь. У меня болѣе нѣтъ ни зван³я, ни сана; за мною не сохранилось даже и того имени, которое дается при крещен³и; все у меня беззаконно отнято, все похищено. Но, развѣ въ самомъ дѣлѣ не горе для человѣка - прожить столько холодныхъ зимъ и теперь даже не знать, какъ его зовутъ? О, зачѣмъ я не въ насмѣшку вылѣпленное изъ снѣга подоб³е короля и подвергаемое лучамъ солнца Болинброка, чтобы оно, растаявъ, превратилось въ дождевыя капли!.. Добрый король! Велик³й король, хотя и не достигш³й полнаго велич³я доброты! если мое слово еще имѣетъ какое-нибудь значен³е въ Англ³и, пусть принесутъ сюда зеркало, чтобы я могъ взглянуть, какое у меня лицо съ тѣхъ поръ какъ я, сдѣлавшись несостоятельнымъ, лишенъ престола.

   Болинброкъ. Пусть кто-нибудь изъ васъ принесетъ зеркало (Одинъ изъ свиты уходитъ).

   Норсомберлендъ. А вы, пока его не принесутъ, прочтите эту бумагу.

   Ричардъ. Врагъ рода человѣческаго, ты начинаешь мучить меня ранѣе, чѣмъ я успѣлъ попасть въ адъ!

   Болинброкъ. Норсомберлендъ, не настаивай больше на этомъ.

   Норсомверлендъ. Если такъ, представители общинъ не будутъ удовлетворены.

   Ричардъ. Нѣтъ, будутъ! Я прочту имъ все, что нужно когда увижу книгу, въ которую внесены всѣ мои проступки и эта книга - я самъ! (Приносятъ зеркало). Подай, я прочту по немъ... Какъ? морщины еще не врѣзались глубже? Неужто несчаст³е, нанесшее столько ударовъ этому лицу, не оставило на немъ болѣе замѣтныхъ рубцовъ? О, льстивое зеркало, ты, подобно людямъ, окружавшимъ меня въ дни благополуч³я, продолжаешь нагло мнѣ лгать! Развѣ это лицо - дѣйствительно лицо того человѣка, который ежедневно подъ своимъ гостепр³имнымъ кровомъ кормилъ болѣе десяти тысячь человѣкъ? Развѣ это то самое лицо, которое, подобно солнцу, заставляло щуриться каждаго, кто дерзалъ взглянуть на него? Неужто это то самое лицо, которое видало столько безобраз³й, но въ концѣ концовъ все-таки проглядѣло Болинброка? Бренное велич³е еще с³яетъ на этомъ лицѣ, такомъ-же бренномъ, какъ и само это велич³е, потому что... (Бросаетъ зеркало на полъ) Оно теперь разбито въ дребезги. Замѣть, безмолвствующ³й король, нравоучен³е этого - ту быстроту, съ какою горе разрушило мое лицо.

   Болинброкъ. Отражен³е вашего лица разрушено отражен³емъ вашего горя.

   Король Ричардъ. Повтори то, что ты сказалъ. Отражен³емъ моего горя? Да, ты правъ: все мое горе у меня внутри, а всѣ наружныя его проявлен³я, всѣ эти жалобы - только отражен³я незримаго горя, которое безмолвно кипятъ въ измученной душѣ. Самая суть его тамъ, въ груди, и я глубоко благодаренъ тебѣ, великодушный король, за то, что ты не только признаешь за мною право на скорбь, но и научаешь меня, какъ ей слѣдуетъ проявляться наружу. Я попрошу у тебя еще одной милости, а затѣмъ удалюсь, чтобы долѣе вамъ не надоѣдать. Могу-ли я на нее надѣяться?

   Болйнброкъ. Въ чемъ дѣло, прекрасный мой кузенъ?

   Ричардъ. Прекрасный мой кузенъ! Значитъ, теперь я сталъ выше, чѣмъ былъ, чѣмъ всѣ короли въ мирѣ? Когда я былъ королемъ, льстили мнѣ только мои подданные, а теперь, когда я самъ подданный, въ числѣ моихъ льстецовъ является даже король. Когда я стою такъ высоко, мнѣ незачѣмъ обращаться въ нищаго, просящаго милостыни.

   Болинброкъ. Тѣмъ не менѣе, говорите.

   Ричардъ. И ты ручаешься, что просьба моя будетъ исполнена?

   Болинброкъ. Ручаюсь.

   Ричардъ. Позволь мнѣ удалиться.

   Болинброкъ. Куда?

   Ричардъ. Куда хочешь, но гдѣ-бы я могъ тебя не видать.

   Болинброкъ. Пусть нѣсколько человѣкъ изъ васъ проводятъ его въ Лондонскую Башню.

   Ричардъ Проводятъ? Прекрасно! Всѣ вы, надѣющ³еся возвыситься, благодаря паден³ю законнаго короля, отлично умѣете проводить, а еще лучше выпроваживать тѣхъ, кто вамъ мѣшаетъ (Ричардъ уходитъ въ сопровожден³и нѣсколькихъ лордовъ и стражи).

   Болинброкъ. Мы торжественно назначаемъ наше коронован³е на будущую среду; будьте-же готовы, лорды.

  

  

   Аббатъ. Мы присутствовали при весьма прискорбномъ зрѣлищѣ.

   Епископъ. Самое худшее еще впереди. Не народивш³яся еще дѣти и тѣ будутъ чувствовать, какъ больно ихъ царапаютъ шипы сегодняшняго дня.

   Омерль. Преподобные служители церкви, скажите, нѣтъ ли какого-нибудь средства избавить государство отъ такого позорнаго пятна?

   Аббатъ. Прежде чѣмъ я рѣшусь открыто высказать свою мысль, вы, лордъ Омерль, должны поклясться святымъ причаст³емъ, что не только станете хранить наши намѣрен³я въ глубокой тайнѣ, но и безпрекословно исполнять все, что я рѣшу. На вашемъ нахмуренномъ челѣ я вижу неудовольств³е, въ сердцахъ у васъ - унын³е, а въ вашихъ глазахъ слезы. Отправимтесь ко мнѣ ужинать: я предложу на ваше усмотрѣн³е одинъ планъ, благодаря которому мы еще можемъ увидать лучш³е дни (Уходятъ).

  

  

   Королева. Король непремѣнно пройдетъ здѣсь, потому что нѣтъ другой дороги къ Башнѣ, построенной Юл³емъ Цезаремъ на бѣду людей. Въ каменныя нѣдра этой Башни гордый Болинброкъ, какъ узника, заточаетъ моего супруга. Сядемъ здѣсь на землю и отдохнемъ, если отдыхъ мыслимъ для жены развѣнчаннаго короля (Входятъ Ричардъ и стража). Но тише! Смотрите или лучше не смотрите, какъ блекнетъ мой чудный цвѣтокъ... Или нѣтъ, вскиньте на него глаза, вглядитесь въ него хорошенько, чтобы ваше сострадан³е, излившись росою, оживило мою увядающую розу слезами любви. А ты, живое подоб³е той пустыни, гдѣ когда-то стояла древняя Троя, ты, образецъ чести; ты, могила короля Ричарда, ты, прекраснѣйшее изъ убѣжищъ, скажи, зачѣмъ въ тебя вселилось безсердечное, безпощадное горе, когда притономъ для торжества служитъ харчевня?

   Ричардъ. Несравненная жена, нѣтъ, не вступай, не вступай въ союзъ съ горемъ, чтобы ускорить мой конецъ! Научись, добрая душа, воображать, будто все прежнее наше счаст³е было только лучезарнымъ сномъ, отъ котораго мы пробудились, и теперь дѣйствительность заставляетъ насъ убѣдиться, что я, дорогая моя, и суровое горе братски связаны между собою и что этотъ союзъ не разорвется до самой смерти. Вернись скорѣе во Франц³ю и заточись тамъ въ какую-нибудь благочестивую обитель, чтобы мы святою жизнью заслужили вѣнецъ въ другомъ м³рѣ, который мы утратили здѣсь, суетно отдаваясь пустотѣ житейскихъ наслажден³й.

   Королева. Какъ? Неужто мой Ричардъ могъ такъ сильно измѣниться? Неужто въ немъ ослабѣли не только плоть, но и духъ? Неужто Болинброкъ лишилъ тебя и умственныхъ твоихъ силъ? Неужто онъ проникъ даже въ твое сердце? Умирающ³й левъ все-таки протягиваетъ лапу и съ ожесточен³емъ наноситъ раны землѣ, если близь нѣтъ никого, кого онъ могъ-бы сокрушить, а ты неужто, подобно школьнику, готовъ безропотно подвергнуться наказан³ю, цѣловать розгу и съ гнусной покорностью пресмыкаться передъ чужою злобою, когда ты левъ, когда ты царь надъ животными?

   Ричардъ. Да, я въ самомъ дѣдѣ былъ царемъ надъ животными. Если-бы судьба дала мнѣ въ подданные не однихъ животныхъ, я до сихъ поръ царилъ-бы надъ людьми. Добрая моя развѣнчанная королева, приготовься къ отъѣзду во Франц³ю, вообрази, будто я уже умеръ, иди будто я лежу на смертномъ одрѣ, и ты въ послѣдн³й разъ навѣки прощаешься со мною. Сидя у камелька въ длинные и скучные часы зимняго вечера, окружай себя добрыми пожилыми людьми, и пусть она разсказываютъ тебѣ про лучш³я, давно минувш³я времена; но затѣмъ ранѣе, чѣмъ распрощаться съ ними, въ благодарность за ихъ разсказы, передавай имъ печальную повѣсть моего низвержен³я, чтобы они отошли ко сну со слезами на глазахъ. Даже сами безчувственныя головни, тронутыя жалобнымъ звукомъ твоего голоса, зальютъ слезами сочувств³я пылающ³й огонь, а затѣмъ или подернутся сѣрымъ пепломъ, иди превратятся въ черныя уголья, словно облекшись въ трауръ по низвергнутомъ съ престола законномъ королѣ.

  

  

   Норсомберлендъ. Болинброкъ измѣнилъ свое рѣшен³е, милордъ; вы отправитесь не въ башню, а въ Помфрэтъ. Есть у меня, миледи, поручен³е и къ вамъ. Вы должны немедленно уѣхать во Франц³ю.

   Ричардъ. Ты, Норсомберлендъ, послужишь ступенью идущему въ гору Болинброку, чтобы взобраться на мой престолъ, но едва успѣетъ время постарѣть на нѣсколько часовъ, какъ изъ назрѣвшаго нарыва чернаго преступлен³я потечетъ тлетворный, порождающ³й заразу гной. Если онъ даже раздѣлитъ съ тобою владѣн³е государства, отдастъ тебѣ половину его, тебѣ все-таки будетъ казаться, будто и этого для тебя мало, такъ какъ онъ возможностью владѣть всѣмъ государствомъ обязанъ тебѣ, а онъ постоянно будетъ видѣть въ тебѣ человѣка, знающаго средства, какъ на мѣсто законныхъ государей, возводить на престолъ незаконныхъ. Ты-же въ свою очередь готовъ будешь при первой размолвкѣ заставить его внизъ головою полетѣть съ высоты предательски захваченнаго трона. Дружба между двумя злыми людьми превращается въ страхъ; страхъ переходитъ въ ненависть, - ненависть-же одного изъ двоихъ, а, быть можетъ, и обоихъ разомъ, - неминуемо приведетъ къ грозной опасности и къ заслуженной смерти.

   Норсомберлендъ. Пустъ, если такъ, вина падетъ на мою голову и тѣмъ покончится все. Проститесь-же и разстаньтесь поскорѣе, такъ какъ разлука эта для васъ неизбѣжна.

   Ричардъ. Значитъ, я теперь разведенъ вдвойнѣ! Вы, злые люди, силою расторгаете два брака:- во-первыхъ, мой бракъ съ короною Англ³и, а затѣмъ - съ женщиною, на которой я былъ женатъ (Королевѣ). Дай мнѣ разорвать поцѣлуемъ связывавш³я насъ узы. Нѣтъ, поцѣлуемъ ихъ не разорвешь, потому, что онъ-то и скрѣпилъ нашъ союзъ. Разлучи-же насъ, Норсомберлендъ! Меня отправь на сѣверъ, гдѣ суровый и морозный воздухъ заставляетъ дрожать и коченѣть отъ холода, а жену мою во Франц³ю, откуда она, и окруженная пышностью, явилась къ намъ, словно с³яющ³й, изукрашенный май, и куда возвращается отсюда, мрачная какъ день "Всѣхъ Святыхъ", самый коротк³й день въ году.

   Королева. Неужто мы должны проститься, разстаться навсегда?

   Ричардъ. Да, ненаглядная; мы должны оторвать руку отъ руки, сердце отъ сердца.

   Королева. Изгоните насъ обоихъ; пустъ и король уѣдетъ со мною во Франц³ю!

   Норсомберлендъ. Это послужило-бы на пользу вашей любви, но не государству.

   Королева. Если нельзя этого, дайте мнѣ, куда-бы его ни сослали, отправиться съ нимъ!

   Ричардъ. Двѣ обливающ³яся слезами скорби превращаются въ одну: плачь обо мнѣ во Франц³и, а я стану оплакивать тебя здѣсь. Лучше быть далеко другъ отъ друга, чѣмъ близко, не имѣя возможности соединиться. Поѣзжай; сопровождай вздохомъ каждый шагъ на своемъ пути, а я каждый шагъ буду сопровождать стономъ.

   Королева. Такъ-какъ мой путь длиннѣе твоего, мнѣ и скорбѣть придется долѣе.

   Ричардъ. А такъ-какъ мой путь короче, я при каждомъ шагѣ буду стонать дважды, и этотъ удлиненный отчаян³емъ путь покажется мнѣ вдвое мучительнѣе. Но, полно, полно! сократимъ наше ухаживан³е за грустью; вступая съ нею въ бракъ, мы должны знать, что ей не предвидится близкаго конца. Пусть наши уста сольются въ поцѣлуѣ, а затѣмъ простимся молчаливо. Я отдаю тебѣ свое сердце, а твое беру себѣ (Цѣлуются).

   Королева. Нѣтъ, отдай мнѣ мое назадъ! Съ моей стороны было-бы очень дурно взять твое сердце, чтобы его разорвать! (Цѣлуются еще разъ). Теперь, когда я снова завладѣла своимъ сердцемъ, ступай, чтобы я, рыдая, могла скорѣе разорвать его, разбить!

   Ричардъ. Ненужной медлительностью мы только раздражаемъ свою скорбь... Прощай еще разъ; пусть наше горе доскажетъ остальное (Уходитъ).

  

  

   Герцогиня. Дорогой супругъ мой, слезы помѣшали тебѣ докончить разсказъ о въѣздѣ нашихъ племянниковъ въ Лондонъ, но ты все-таки обѣщалъ досказать остальное позже.

   ²оркъ. На чемъ я остановился?

   Герцогиня. На той печальной минутѣ, безцѣнный мой повелитель, когда руки грубыхъ, невоспитанныхъ людей изъ оконъ бросали въ Ричарда соромъ и всякими нечистотами.

   ²оркъ. Итакъ, я говорилъ, что герцогъ, то-есть, велик³й Болинброкъ, сидя на великолѣпномъ конѣ, казалось, хорошо понимавшемъ, кто тотъ могуч³й всадникъ, кому онъ повинуется, ѣхалъ медленнымъ, но величавымъ шагомъ, межъ тѣмъ какъ вся толпа, словно одинъ человѣкъ, кричала: "Да здравствуетъ Болинброкъ! Да хранитъ его Господь!" Глядя на это зрѣлище, ты, право, подумала-бы, что сами окна получили способность говорить; изъ нихъ такое множество жадныхъ взглядовъ, какъ старыхъ, такъ и молодыхъ, стремилось увидать лицо своего любимца, что казалось, будто самыя увѣшанныя росписаннымъ полотномъ стѣны были живыми, и всѣ громко кричали: - "Добро пожаловать, Болинброкъ, да хранитъ тебя Христосъ!" а онъ, поворачиваясь лицомъ то въ ту, то въ другую сторону и склоняя свою непокрытую голову ниже, чѣмъ гордо изогнутая шея его коня, повторялъ: - "Благодарю васъ, дорог³е соотечественники, благодарю!" То же самое повторялось и на дальнѣйшемъ пути.

   Герцогиня. А какой видъ имѣлъ въ это время несчастный Ричардъ, тоже ѣхавш³й на конѣ?

   ²оркъ. Какъ зрители въ театрѣ послѣ ухода со сцены любямаго актера начинаютъ крайне небрежно относиться къ тому, кто явился на смѣну любимцу, находя то, что онъ говоритъ, излишней и скучной болтовней, такъ или даже еще болѣе презрительно толпа смотрѣла на Ричарда. Ни одинъ человѣкъ не встрѣтилъ радостнымъ возгласомъ его возвращен³я домой; только соръ сыпался на его священную голову, а онъ съ кроткой покорностью стряхивалъ съ себя этотъ соръ. На скорбномъ лицѣ происходила борьба между слезами и улыбками, свидѣтельствовавшими о такомъ сильномъ внутренномъ горѣ и такой глубокой покорности судьбѣ, что сердца зрителей растаяли-бы поневолѣ, и даже въ самыхъ безжалостныхъ варварахъ вспыхнуло-бы чувство сострадан³я, если-бы Господь, ради какихъ-нибудь высшихъ цѣлей, не превратилъ человѣческ³я сердца въ сталь. Но всѣ подобныя явлен³я находятся въ десницѣ Создателя, передъ неисповѣдимой волей котораго должны преклоняться наши помыслы. Мы присягнули на подданство Болинброку, и я отнынѣ считаю его своимъ настоящимъ королемъ и повелителемъ.

   Герцогеня. Вотъ и нашъ сынъ Омерль.

   ²оркъ. Былъ онъ Омерлемъ, но за преданность Ричарду лишенъ этого титула, и тебѣ придется называть его просто Рутлендомъ. Я поручился передъ парламентомъ, что онъ и новому королю будетъ служить вѣрою и правдою.

   Герцогиня. Здравствуй, дорогой сынъ. Скажи, кто тѣ ф³алки, которыя украшаютъ собою зеленую мураву новой весны?

   Омерль. Не знаю, миледи, да и не особенно желаю знать. Господу извѣстно, что мнѣ рѣшительно все равно быть въ ихъ числѣ или не быть.

   ²оркъ. Прекрасно! Веди себя, сообразуясь съ новой весной, чтобы тебя не подкосили ранѣе, чѣмъ наступитъ расцвѣтъ. Что новаго въ Оксфордѣ? Турниры и торжества все еще продолжаются?

   Омерль. Да, милордъ, насколько мнѣ извѣстно, продолжаются.

   ²оркъ. Я знаю, что и ты собираешься туда-же.

   Омерль. Если Господь не воспротивится моему намѣрен³ю, собираюсь туда и я.

   ²оркъ. Что это за печать виситъ у тебя изъ-за борта камзола? Отчего ты поблѣднѣлъ? Покажи мнѣ бумагу.

   Омерль. Не стоитъ, милордъ; это такъ... пустяки.

   ²оркъ. Когда въ ней нѣтъ ничего особеннаго, значитъ ее можно показывать кому угодно. Я хочу познакомиться съ тѣмъ, что въ ней написано.

   Омерль. Прошу вашу свѣтлость извинить меня. Какъ ни ничтожно содержан³е бумаги, но есть причины, по которымъ мнѣ не хотѣлось бы, чтобы ее видѣли.

   ²оркъ. А у меня есть причины, сэръ, по которымъ я непремѣнно хочу ее видѣть. Я боюсь... боюсь, что...

   Герцогиня. Чего-же тебѣ бояться? Это, вѣроятно, не болѣе какъ долговое обязательство на имя портного за новые наряды, приготовленные для недавнихъ празднествъ.

   ²оркъ. Ты говоришь - обязательство? Зачѣмъ-же ему хранить при себѣ обязательство, данное имъ на имя другого? Ты, жена, кажется, совсѣмъ сошла съ ума?.. Сынъ, покажи бумагу.

   Омерль. Умоляю васъ, простите меня! Я не могу вамъ ее показать.

   ²оркъ. Нѣтъ, я поставлю на своемъ: - хочу ее видѣть и увижу! (Схватываетъ бумагу и читаетъ). Измѣна! гнусная измѣна! Мерзавецъ, предатель, рабъ!

   Герцогиня. Что это значитъ, благородный мой лордъ?

   ²оркъ. Эй, кто тамъ есть? (Входитъ слуга). Скорѣе осѣдлать мнѣ коня! О, небесное милосерд³е. какая гнусная измѣна!

   Герцогиня. Въ чемъ-же дѣло, милордъ?

   ²оркъ. Подай мнѣ сапоги и осѣдлай лошадь (Слуга уходитъ). Клянусь жизнью, честью, я донесу на измѣнника!

   Герцогиня. Что-же такое случилось?

   ²оркъ. Молчи, глупая женщина! I

   Герцогиня. Не стану я молчать! Сынъ, скажи, въ чемъ дѣло?

   Омерль. Успокойтесь, добрая матушка! Все это пустяки, за которые мнѣ, однако, придется поплатиться жизнью.

   Герцогиня. Жизнью?

   ²оркъ. Скорѣй-же сапоги! Я ѣду къ королю (Слуга возвращается съ сапогами).

   Герцогиня. Прогони его, Омерль! Бѣдный мой мальчикъ, ты совсѣмъ растерялся (Слугѣ). Вонъ отсюда, негодяй, и никогда не смѣй показываться мнѣ на глаза!

   ²оркъ. Говорятъ тебѣ, подай мнѣ сапоги!

   Герцогиня. Для чего, дорогой герцогъ? Что ты намѣренъ сдѣлать? Ужели ты не скроешь проступка родного сына? Развѣ у насъ есть еще сыновья, или хоть надежда имѣть еще другихъ? Развѣ время не поглотило моей способности къ плодород³ю? а ты въ мои-то годы хочешь оторвать отъ моей груди единственнаго моего сына, лишить меня послѣдней радости, даже самаго имени матери! Развѣ онъ мало на тебя похожъ? Развѣ онъ не твой сынъ?

   ²оркъ. А ты, безумная женщина, неужто хотѣла-бы, чтобы я промолчалъ о существован³и гнуснѣйшаго заговора? Двѣнадцать человѣкъ заговорщиковъ, причастившись святыхъ таинъ, дали другъ другу письменныя обязательства убить короля въ Оксфордѣ.

   Герцогиня. Онъ не будетъ участвовать въ заговорѣ; мы его отсюда не выпустимъ! Тогда какое дѣло, существуетъ-ли заговоръ или нѣтъ?

   ²оркъ. Прочь, глупая женщина! Будь онъ мнѣ сыномъ двадцать разъ, я все-таки донесъ-бы на него.

   Герцогиня. Если-бы ты вынесъ изъ-за него то, что выстрадала я, въ тебѣ оказалось-бы поболѣе жалости. О, теперь я понимаю, что взбрело тебѣ на мысль:- ты подозрѣваешь, будто я нарушила вѣрность твоему ложу, и будто онъ пригулокъ, а не законный твой сынъ! Дорогой мой ²оркъ, безцѣнный мужъ, онъ уродился весь въ тебя. Онъ не похожъ ни на меня, ни на кого-либо изъ моихъ родственниковъ, а видишь, я все-таки его люблю!

   ²оркъ. Прочь отъ меня, надоѣдливая женщина! (Уходитъ).

   Герцогиня. Бѣги за нимъ, Омерль; сядь на одну изъ его лошадей, скачи во вѣсь духъ, обгони его, прежде него явись къ королю и вымоли себѣ прощен³е ранѣе, чѣмъ отецъ успѣетъ на тебя донести! Я тоже отправлюсь къ королю и ручаюсь что не запоздаю; какъ я ни стара, а прибуду на мѣсто не позже герцога ²оркскаго. Я до тѣхъ поръ не поднимусь съ земли, пока Болинброкъ не проститъ тебя! Итакъ, въ путь. Скорѣй! (Уходятъ).

  

  

   Болинброкъ. Не можетъ-ли кто-нибудь сказать мнѣ, гдѣ пропадаетъ мой безпутный сынъ? Вотъ уже три мѣсяца, какъ я его не видалъ. Если мнѣ послано наказан³е свыше, то именно въ лицѣ этого сына. О, благородные лорды, какъ былъ-бы я благодаренъ, если-бы его могли отыскать! Справьтесь о немъ въ Лондонѣ, ищите его во всѣхъ харчевняхъ, такъ какъ я слышалъ, будто онъ ежедневно посѣщаетъ эти заведен³я въ обществѣ самыхъ негодныхъ товарищей, въ числѣ которыхъ будто бы есть и так³е, что прячутся по узкимъ переулкамъ, бьютъ нашу стражу и обираютъ прохожихъ. А онъ, женоподобный, но уже развращенный юноша, считаетъ дѣломъ чести покровительствовать этой разнузданной сволочи.

   Пэрси. Государь, я встрѣтилъ принца дня два тому назадъ и говорилъ ему о турнирахъ въ Оксфордѣ.

   Болинброкъ. Что отвѣтилъ на это безпутный?

   Пэрси. Онъ отвѣтилъ, что отправится въ публичный домъ, сорветъ перчатку съ руки непотребнѣйшей женщины и будетъ носить эту перчатку при себѣ на счаст³е. Онъ утверждаетъ, что при ея помощи выбьетъ изъ сѣдла любого, даже самаго непобѣдимаго бойца.

   Болинброкъ. Онъ настолько-же безразсуденъ, насколько испорченъ нравственно. Однако, несмотря на оба эти недостатка, я все-таки вижу въ немъ хорош³е проблески, могущ³е вселить надежду на его исправлен³е къ лучшему, когда онъ хоть немного станетъ старше годами. Кто-же это, однако, идетъ?