Писемский Алексей Феофилактович - Ипоходрик

олай Михайлыч, с вашей роденькой, бла-годарю покорно!.. Так расстроилась, что возможности нет!.. (Тяжело дышит.)

   Никита. Пришел барин-то.

   Дурнопечин (про себя). Ну, опять сцена, опять объяснения; измучат они меня сегодня, - ничему не рад.

   Никита. Барин-то пришел-с.

   Дурнопечин (Соломониде Платоновне). Тетуш-ка, Прохор Прохорыч пришел.

   Соломонида Платонов и а. Слышу я... (Ни-ките.) Зови его!

   (Продолжая себе дуть на руку.) Устала я сегодня очень; а то бы я и с этим молодцом так же справилась: я уж его учивала порядком...

  

   Те же и Прохор Прохорыч.

  

   Прохор Прохорыч (Дурнопечину). Вам, бра-тец, угодно было меня пригласить... (Увидя Соломониду Платоновну, несколько конфузится и кланяется ей низ-ко.) Тетушке Соломониде Платоновне честь имею сви-детельствовать мое глубокое почтение и поздравить с приездом.

   Соломонида Платонов на. Благодарю вас покорно, и вас с тем же, мой милый, поздравляю.

   Прохор Прохорыч (к Дурнопечину). Я, ка-жется, братец, явился несколько несвоевременно. Веро-ятно, вы, после такой долгой разлуки, желаете с тетуш-кой воспользоваться родственным свиданием, а потому позвольте мне удалиться; тем более что я и свои имею очень экстренные дела.

   Соломонида Платонов на. Нет уж, вы свои-то дела отложите на этот раз в сторону и побеседуйте с нами. Я хочу с вами потолковать, знаете, как обыкно-венно я с вами толкую.

   Прохор Прохорыч. Как вам угодно-с; но, впро-чем, если только я справедливо понимаю, то, кажется, незачем и не для чего... Наши свидания не могут быть приятны ни для вас, ни для меня. Нас бог будет судить, тетушка, с вами, - конечно, я все забыл, все простил, сколько ни был вами обижен.

   Соломонида Платоновна. Да-с, вы прек-расный человек, вы бесподобный человек! Только какой это вы с Николенькой процесс думаете затевать? У вас их и без того очень много. Впору и по чужим плутовать; зачем уж заводить свои...

   Прохор Прохор ыч. Я не понимаю, к чему вы изволите все это говорить.

   Соломонида Платоновна. Я говорю к тому: за что вы Красницу-то с него просите? За что вы с него пятнадцать-то тысяч требуете? Вот я к чему говорю.

   Прохор Прохор ыч. По духовной бабки Ольги.

   Соломонида Платоновна. Что же это: там так и написано?

   Прохор Прохор ы ч. Нет, не написано; а так следует.

   Соломонида Платоновна. А, это следует! Л мне не следует получить с вас тридцать тысяч се-ребром, которые отец твой у меня и у матери моей пе-рехватил на свое мотовство; мне этого не следует с вас получить?

   Прохор Прохорыч. Если уж вам, тетушка, угодно вызвать меня на откровенный разговор, то я дол-жен прямо вам, при Николае Михайлыче, объяснить, что на вашу часть я и не имею видов-с. Я не зверь бес-чувственный и очень хорошо помню благодеяния, ока-занные вами нашему семейству; но я говорю только про часть братца.

   Дурнопечин. Как вы это только про меня гово-рите? Что ж вы запираетесь? Вы говорили и про тетуш-кину часть: вы прямо сказали, что от нее вся и каша заварилась.

   Прохор Прохорыч. Никак нет-с, я никогда это-го не говорил!.. Тетушка благодетельствовала нашему семейству да и моих птенцов, может быть, не забудет: я не мог этого говорить.

   Дурнопечин. Не стыдно ли вам так отказываться от ваших слов? Вы еще сказали, что дай бог тетушке вечную память, - вот что вы говорили!

   Прохор Прохор ыч. Никогда ничего и в помыс-лах этого не было.

   Соломонида Платонов на (качая головой). Ах, ты, лукавый человек! Ах, ты, чернильная пиявица! Как тебя не повесят до сих пор, вот ты что мне скажи, а давно бы пора, ей-богу, пора!.. (Стукает по столу пальцем.) Слушай ты, приказная строка: если ты только осмелишься приходить беспокоить его с тво-ими подлыми процессами, он человек слабый и больной, он мой наследник, - слышишь ли? - я завтра же подам вексель ко взысканию и уморю тебя со всем твоим пот-рохам в тюрьме; на свой счет буду содержать, а не вы-пущу.

   Прохор Прохор ы ч (грустно). Обидеть малень-ких людей, тетушка, легко; но надобно вспомнить и последний конец: несправедливость вопиет на небо.

   Соломонида Платон овна. Особенно за те-бя, голубчик мой, за тебя особенно, я думаю, дадим мы ответ богу. Давай-ка посчитаемся: твой распутный ро-дитель захватил тридцать тысяч. Сестрица твоя выхан-жила еще при жизни у тетки пятьдесят душ, и наконец я тебе, самому, неблагодарному, подарила на свадьбу десять тысяч серебром. Ну-ко, сложи! - Сложенье-то, полагаю, знаешь: тридцать да десять сорок, да за ду-ши хоть по сту-пять... Миленькой! Сорок пять сереб-ром, а мы с ним всего получили двести душ! Что, чем пахнет? Как у тебя, бесстыдника, язык позертывается говорить! Хорошо, что я на тебя пугало-то имею... век-сель-то сохранила, а то бы совсем обобрал... Что кор-чишься, не нравится?

   Прохор Прохоры ч. По вашему векселю, тетуш-ка, вы ничего не получите: у меня состояние все же-нино!

   Соломонида Платоновна. Полно, так ли? А если я знаю, что у тебя ничего женина нет? Да ты скорей удавишься, чем грош жене поверишь; картофель на вес выдаешь - что ты мне говоришь, безобразный че-ловек! а передашь ты жене состояние. Я даже теперь вижу, что в плутовской голове твоей делается. Про-дать,- думаешь, что ли? Врешь, - завтра же наложу запрещение.

   Прохор Прохорыч. Я уж ничего не могу и говорить, а должен только благодарить Николая Михайлыча, что они так восстановили вас против меня...

   Дур н опеки н. Что вам благодарить меня!.. Вас все очень хорошо знают и без меня...

   Соломонида Платон о в на (Прохору Прохо-рычу). Поди, убирайся домой и не трогай нас, а не то худо будет!

   Прохор Прохор ыч (подходя к ее руке). Я ни-когда ничего, тетушка, видит бог, никогда ничего не замышлял. Конечно, как отец семейства, желал бы что-нибудь приобресть... и мои дети, тетушка, тоже ваши внуки: если не для меня, так для царя небесного вам бы следовало пощадить сирот... (Подходит к руке Соло-мониды Платоновны.)

   Соломонида Платоновна. Нечего тут ли-заться, ступай делай там, как знаешь, а мы будем де-лать свое.

   Вносят полный завтрак, состоящий из колбасы, ветчины, загибенек, фаршированного поросенка, сыра, балыка и двух бутылок вина. Никита и С е р г е й, оба в белых перчатках, становятся у дверей.

   Прохор Прохор ыч (со вздохом). Неравное людям дано счастие: одни и семейством обременены, и стараются, и тут ничего не приобретают, а другим все предоставляется: тут уж говорить нечего, а на бога надобно возложить попечение.

   Соломонида Платоновна. Кабы на бога ты больше надеялся, так бы было лучше, а то ты толь-ко плутовством да разными штуками думаешь жить. От-правляйся, нам пора есть.

   Соломонида Платоновна и Дурнопечин.

  

   Соломонида Платоновна (к лакеям). По-давайте водку! Что ж вы стоите?.. (К Дурнопечину.) Выпей!-это желудочная.

   Дурнопечин. Нет, тетушка, увольте: мне уж года три запрешено.

   Соломонида Платоновы а. Полно, глупо-сти!.. Запрещено!.. Ужели я хуже твоего знаю.

   Дурнопечин отхлебывает полрюмки.

   Пей все! Что очень церемонишься, как купчиха?

   Дурнопечин допивает.

   Налей и мне!

   Дурнопечин наливает; она пьет.

   Это не та, - у меня их много сортов. Сергей! Поди, при-неси зеленую, что трефолью настоена... (Дурнопечину.) Та для тебя будет полезнее!

   Дурнопечин. Какая у вас, тетушка, славная вод-ка - так в желудке и зажгло, как будто бы что-нибудь там ходит.

   Соломонида Платоновна. Ешь загибеньки, да вон и сосисок возьми.

   Дурнопечин. Ай, нет-с, вредно будет; разве не-много попробовать... (Берет на тарелку и ест.) Какие отличные загибеньки. Удивительно, как водка возбуж-дает аппетит... (Берет сосисок.)

   Сергей приносит еще графин водки.

   Соломонида Платоновна. Подай Николаю Михайлычу... Выпей, эта лучше.

   Дурнопечин. Право, много; я пожалуй, пьян буду.

   Соломонида Платоновна. Велика важность, лучше уснешь.

   Дурнопечин (в:>1пивает залпом и делает грима-су). Хо-хо-хо, батюшки!.. Дух захватило... Фу, какая омега. Что это такое, точно спирт стоградусный.

   Соломонида Платоновна (евши). Водка, чем крепче, тем лучше устроивает желудок.

   Дурнопечин. Чего тут лучше - отдышаться не могу: точно колом в горло треснуло.

   Соломон и да Платоновна. Очень нежен не-кстати.

   Дурнопечин (с жадностью начинает есть). Фу, канальство, как аппетит возбудился. Эй, черт возьми, начну катать все: что будет, то будет; двух смертей не бывать, а одной не миновать!

   Соломон ида Платоновна (наливая себе и Дурнопечину. по стакану красного вина и выпивая по-степенно свой стакан). Все пустяки, мой милый, у тебя истерика и геморой, больше ничего. От истерических припадков пей по рюмке водки с гофманскими кап-лями, а от геморою раза два в год пиявки ставь да мо-циону больше имей, а главное-женись. У меня для тебя прекрасная есть невеста.

   Дурнопечин (тоже выпивая свой стакан). Нет, тетушка, в здешнем месте мне нельзя жениться.

   Соломонида Платоновна. Это отчего?

   Дурнопечин. Как вам сказать, - старая любо-вишка есть.

   Соломонида Платоновна. Вот тебе на!.. Какой хват! Что ж такое любовишка? Мало ли, я ду-маю, у вас этих любовишек? Этак нигде нельзя жениться. Влюблен, что ли, в кого?

   Дурнопечин. Нет, какое влюблен...

   Входит Никита с шампанским. Шампанское, однако, принесли. Разливай! Никита наливает и подает.

   Соломонида Платоновна (беря бокал). Рассказывай!

   Дурнопечин (выпивая бокал). Да вы, я думаю, знаете. Помните, еще бокойный батюшка все смеялся: Наденька Канорич.

   Соломонида Платоновна. Вот кто! Хорошу птицу убил. Что же у тебя связь, что ли, с ней?

   Дурнопечин. Ли, нет-с, какая связь! Влюблена в меня была, да и теперь еще влюблена, ну мне и жаль ее.

   Соломонида Платон овна (рассмеявшись). Что это, Николенька, и смешишь ты меня и печалишь. Неужели ж ты не знаешь, что эта дура помешана на любви? Она в встречного и поперечного влюбляется, ей-то только не отвечают; а она хоть в твоего Никиту влюбится, - не хочешь ли?

   Дурнопечин. Бог ее знает! Я ее лет пять не видал. Записки теперь все пишет ко мне: "умру, гово-рит, если вы меня оставите и презрите".

   Соломонида Платоновна. Как.ая нежная! Отчего же она не умирала, когда другие ее презирали? Она, я думаю, человек в двадцать была влюблена, и все ее презрели.

   Дурнопечин. Я этого ничего не знаю... (Пьет шампанское.) Как, однако, шампанское прохлаждает. По чувствам своим, тетушка, я человек мягкий, дума-ешь: девушка неглупая, чувствительная, может быть, и в самом деле влюблена... Вы не поверите, с самого при-езда сюда этим мучусь; .требует, чтобы я на ней же-нился; а я решительно не могу, да и не хочу, потому что, между нами сказать, она мне и не нравится.

   Соломонида Платоновна. Есть чему и нра-виться, кошка ободранная! Если бы у тебя даже и бы-ло что с ней, так выкинуть надо сейчас же из головы, потому что тебе и думать даже о ней неприлично, и мне, пожалуйста, не говори больше об этом:.я терпеть не могу и слушать этого.

   Дурнопечин. Знаю, тетушка, видит бог, по-нимаю, что вы говорите справедливо. Черт бы ее драл, в самом деле, пусть умирает!.. Не умрет, я ду-маю... Матушка, голубушка тетушка, выпьемте еще! (Пьет.)

   Соломонида Платоновна. Нет, будет!.. (Вставая с своего места.) Я вот сейчас в собор съезжу помолиться, а ты изволь собираться: я сегодня же тебя увезу в деревню к себе.

   Дурнопечин (тоже вставая). Хорошо, тетушка, очень хорошо! И жените меня там, ей-богу. Ужасно ведь скучно и опасно даже жить холостому.

   Соломонида Платоновна. Еще бы!.. Сби-райся!.. (Уходит.)

  

   Дурнопечин (ходя взад и вперед). Бесподобно, что все так теперь устроилось: уеду в деревню, обзаве-дусь там женой! Но какие, однако, женщины-то плу-товки: в двадцать человек Надежда Ивановна была влюблена, все ее кинули, и все ничего, а от меня умирает!..

   Входит Никита сильно уже навеселе.

   II и к и т а. Каноричи приехали-с, барин с барышней.

   Дурнопечин (с удивлением). Как с барышней?

   Никита. С барышпей-с. Вас спрашивают.

   Дурнопечин. Ну, скажите, что это за бесстыд- п"()1 Девушка идет к холостому мужчине... (Никите.) [а ты бы сказал, братец, что меня дома нет.

   Никита (с озлоблением). Как я могу сказать, ко-ли они н зало вошли. Коли бы теперь свой брат пришел и коли приказанье есть, я своего брата по шее могу iмать, а супротив господ я ничего говорить не смею.

   Д у р и о п е ч и н. Ну, ступай, зови, если уж ничего порядочного не умеешь сделать, пьяный дуралей!

   Никита. Никак нет-с, что я за пьяный!

   Дурнопечин. Пошел уж, проси...

   Никита идет, стараясь сохранить твердую походку.

   Приму же я их, дорогих гостей: слова не стану гово-рить, а если сами что начнут, так так их отделаю...

   ЯВЛЕНИЕ IX

   Тот же и Михайло Иваныч с Надеждой Ивановной.

   Надежда Ивановна. Здравствуйте, Николай Михайлыч!.. (Подает Дурнопечину руку, которую тот, сконфузясь, берет.)

   Михайло Иваныч. Честь имею вам представить мою сестрицу, из дворян девицу... (В сторону.) Фу, как сконфузились... Ах, старые черти!

   Надежда Ивановна. Я хотела быть у ва-шей родственницы - Настасьи Кириловны, но она ку-да-то уехала... (Неокно.) Впрочем, я желала и вас ви-деть.

   Дурнопечин (холодно). Она уехала-с.

   Надежда Ивановна (немного сконфузившись). Может быть, она скоро приедет... (К брату.) Я уж не знаю: не подождать ли ее нам здесь, Мишель?

   Михайло Иваныч. Конечно, душа моя, надоб-но подождать, а то, как хочешь, неприлично: она сде-лала тебе столько визитов, а ты еще ни разу не была у ней. Николай Михайлыч, вероятно, не потяготится присутствием дамы.

   Дурнопечин (звонит; входит Никита). Куда ты, братец, все уходишь. Постой там, за дверьми, а то спро-сишь, - и никого нет.

   Никита. Я и то все в лакейской.

   Дурнопечин. Тебе говорят не про лакейскую, - а чтоб ты стоял тут за дверьми...

   Никита становится

  у косяка, стараясь сохранить прямую позу.

   Михайло Иваныч (к Дурнопечину). Что это, Николай Михайлыч, у вас лицо какое пересовращенное, кутили, что ли, вы? Да вон тут и бутылки стоят. Поша-лили, видно, этак, по-ефрейторски, в одиночку.

   Дурнопечин. Нет-с... мне все нездоровится... (Садится.)

   Надежда Ивановна (тоже садясь). Отчего это? Что такое с вами? Помните, какие вы прежде были веселые, живые.

   Михайло Иваныч. Он сердцем болен, внутри страдает.

   Дурнопечин (с насмешкой). Нет-с. Сердцем уж пускай страдают другие, а я не очень чувствителен.

   Надежда Ивановна. Вы не чувствительны? И это вы говорите, что вы не чувствительны?

   Дурнопечин. Да-с, я говорю. Что ж вам тут удивительного! Прежде, может быть, когда был молод и глуп... но пора же и поумнеть.

   Надежда Ивановна. Стало быть, вы совер-шенно забыли прошедшее?

   Дурнопечин. Да и помнить из него нечего, по-тому что все шалости и глупости.

   Надежда Ивановна. Я не думала, чтобы для нас в прошедшем все было шалости и глупости. Для ме-ня так напротив: я живу только прошедшим.

   Дурнопечин (насмешливо). То вы, а то я!..

   Михаил о Иваныч (взглянув в окно). Николай Михайлыч! Что это у вас под окошком: сад, что ли?

   Д урнопечин. Сами видите.

   М и х а й л о Иваныч. Могу я прогуляться?

   Дурнопечин. Если хотите!

   Надежда Ивановна. Но, может быть, Ми-шель, нам пора домой.

   М и х а й л о Иваныч. Но что ж такое пора? Отче-го ты не хочешь подождать, что за нетерпенье?.. (В сто-рону.) Они без меня лучше столкуются... (К ним.)

  

  

   Я В Л Е Н И Е X

   Дурнопечин и Надежда Ивановна.

   Надежда И в а н о в н а. Итак, Николай Михай-лыч, вы говорите, что совершенно забыли прошедшее?

   Дурнопечин. Да почему же я должен непремен-но помнить прошедшее? Не романы же мне из него со-чинять, не историю про себя писать... Я, кажется, еще не великий человек.

   Надежда Ивановна. Я говорю не про романы и не про историю. Смеяться в этом случае не над чем, да и не совсем благородно. Я вас прошу сказать мне, по нашей старой дружбе, откровенно: отчего вы забыли прошедшее? Тут ничего нет смешного.

   Дурнопечин. Я и не смеюсь, а говорю только, что время нам открывает глаза.

   Надежда Ивановна. В отношении кого же время вам открыло глаза?

   Дурнопечин. В отношении всех и всего.

   Надежда Ивановна. В отношении всех? И вы это сказали равнодушно? Стало быть, и в отношении меня, потому что и я тоже ваша старая знакомая?

   Дурнопечин. Не знаю-с.

   Надежда Ивановна. Не знаете... какой любезный ответ... (В сторону.) Нет, это невыносимо, он как будто бы ненавидит меня!.. (Обращаясь к Дурнопе-чину с большим чувством.) Nicolas! неужели ты совсем забыл меня, неужели ты вовсе разлюбил свою Надю? Но если ты притворяешься, так зачем это, друг мой?.. Для чего же ты мучишь себя и меня? Погляди на меня, как ты когда-то прежде смотрел. Неужели ты не пони-маешь, что я пришла только видеть тебя?

   Д у р п о п е ч и н. И напрасно это делаете; это не совсем прилично.

   Надежда Ивановна. Но я люблю тебя, друг мсй, я не могу жить без тебя.

   Дурнопечин. Отчего же вы без других можете жить?

   Наде ж да Ивановна. Без кого без других я могу жить?

   Дурнопечин. Да без двадцати человек, в кото-рых были влюблены.

   Надежда Ивановна. Nicolas! тебе, верно, кто-нибудь оклеветал меня; но я невинна перед тобой; я всегда тебя любила.

   Дурнопечин (отворачиваясь в сторону и с ус-мешкой). С чем вас и поздравляю.

   Надежда Ивановна. Nicolas! не смейся надо мной; оскорбленная женщина ужасна в гневе, она спо-собна на все!

   Дурнопечин. Что ж вы меня пугаете, что ли? Вашим братцем, вероятно, хотите устрашить? Напрасно беспокоитесь.

   Надежда Ивановна. Ах, как вы ошибаетесь! Я первая заклинала брата не давать воли своему ужас-ному характеру, на коленях, со слезами умоляла его по-щадить вас. Когда он узнал, то проклял даже меня... (Закрывает глаза платком.)

   Те же и М и хайло Иваныч.

   Михайло Иваныч. Фу, какая жара! Какая у вас, батенька, там хозяйка хорошенькая - прелесть!-Сидит, этак, каналья, да шерсть мотает, а глаза так и бегают.

   Надежда Ивановна. Мишель, поедем домой!

   М и х a (i .по Иваныч. Что?.. Домой?.. Зачем до-мой?.. Отчего у тебя слезы на глазах: ты, верно, ПЛа-КМЛН?

   Иидсжда Ивановна. Так, ничего... поедем... (С горькой усмешкой.) Мы, кажется, здесь лишние.

   М и х а й л о Иваныч. Как лишние? Я не полагаю, поли, после давешнего разговора, мы могли быть лиш-ние,

   Надежда Ивановна. Не знаю. По крайней ме-|н- Николай Михайлыч мне прямо сказал, что я была г. иоблена в двадцать человек, что над прошедшим он i моется и что будто бы я тебя нарочно посылала к нему.

   Михайло Иваныч (к Дурнопечину). Вы это ска-или?

   Дурнопечин. Сказал-с. Что ж вам угодно от меня?

   Михайло Иваныч. Как что угодно! Позвольте нам сказать, что мне даже странно слышать с вашей стороны этот вопрос: что мне угодно?

   Надежда Ивановна. Перестань, брат, оставь, и'перь уж все кончено.

   Михайло Иваныч. Как кончено? Для меня, ду-ша моя, не может быть кончено! Не могу же я подобные выходки сносить равнодушно. Ты сама знаешь, что мне еще никто не наступал на ногу, кто хоть немного берег свою голову.

   Дурнопечин. До головы моей вам далеко, а ес-ли вы думаете, как простой мужик, драться, так для этого у меня лакей есть. Вон он стоит...

   Никита несколько выходит вперед.

   Михайло Иваныч (засучивая рукава). Хо, хо, хо, милостивый государь, как вы прытки стали!.. Пьяны, что ли, вы? Нечего за стул-то браться.

   Надежда Ивановна (к брату). Брат, смири себя; бога ради, смири.

   Михайло Иваныч. Что ж, душа моя, я готов для тебя сделать все; но тебе известен мой огненный характер; здесь оскорбляют честь твою, говорят, что я мужик, и, наконец, призывают лакея в защиту себе.Подобные вещи могут делать только такие подлецы, как этот господин.

   Дурнопечин. Подлецы вы, а не я. Когда начали так поступать, так убирайтесь вон!

   Михайло Иваныч (вскрикивает). Молчать!

   Дурнопечин поднимает при этом на воздух стул. Никита к нему

   Надежда Ивановна (кидаясь между братом и Дурнопечиным). О, бога ради, умоляю вас: прекра-тите вашу ужасную ссору.

   Михайло Иваныч (грозя из-за сестры паль-цем Дурнопечину). Твоя башка остается на плечах един-ственно по милости этой слабой женщины!

   Надежда Ивановна. Брат, я еще раз тебя умоляю...

   Михайло Иваныч. Я ничего и не делаю! На че-ловека, которому в глаза говорят, что он подлец, а он отвечает только, что он не подлец, действительно не стоит сердиться, а надобно плевать.

   Дурнопечин. И я на вас также плюю.

   Надежда Ивановна (стремительно). Пощади-те меня оба хоть сколько-нибудь... (Дурнопечину). Про-щайте, Николай Михайлыч! Укорять я вас больше не стану: ваша собственная совесть скажет вам, как вы черно и неблагородно поступили с любившею и никогда ни словом, ни взглядом не изменившею вам женщи-ною... (Уходит с достоинством.)

   Михайло Иваныч (тоже идя за ней и на мину-ту оборачиваясь к Дурнопечину). За все эти страдания бедной сестры моей я должен был бы пустить тебе пу-лю в лоб; но, к счастью твоему, ты свинцовой не сто-ишь, а я влеплю тебе когда-нибудь деревянную... (Ухо-дит.)

   Дурнопечин. Ну да, проваливайте. Тронуть не-бось не смел!.. (К Никите.) Каков народец, а?

   Никита. Да-с, нечего сказать, и на господ-то не похожи. Только бы он тронул вас, я бы ему задал феферу.

   Д у р н о п е ч и н. Ты бы его больно приколотил?

   Никита. Не дал бы спуску. Мы попросту, по-мужицки: бей по шее, пятен не видать.

   Дурнопечин. Ты бы, знаешь, его с ног сшиб, а бы его стулом.

   Никита. Как бы пришлось, озорник этакой!

   Дурнопечин. Теперь, пожалуйста, братец, никогда их не пускай ко мне: как придут, так и гони без вся-)й церемонии. Не бойся, ничего не будет. Поступай смелее.

   Никита. Я-то, сударь, ничего, вы-то уж очень сумнительны да робки.

   Д у р н о п е ч и н. На меня это, Никита, временем находит; сегодня видел, какая штурма была; как бы, кажется, не испугаться, а ничего, решительно ни-чего.

   Никита. Струхнули маненько.

   Дурнопечин. Нет, ей-богу, нет!

   Никита. Было, Николай Михайлыч, право, было, и в лице немного переменились. Ну да и то сказать: вы хмелъненьки сегодня маненечко, это тоже куражу-то прибавляет.

   Дурнопечин. Это вот может быть. Ты, Никита, гоже сегодня выпил.

   Никита. Выпил, батюшка, грешным делом, выпил: "сначала порасстроился тем, что тетенька-то ваша меня (очень уж пообидела, а тут пришел в погребок за вином, купец знакомый: "вы, говорит, у нас вино всегда хо-рошее и дорогое берете - на тебе!"-три стакан-чика и поднес.

   Дурнопечин. Это ничего! Я тобой доволен, и со мной вот еще выпьем... (Наливает себе и Никите по ста-кану.) Пей!

   Никита. Благодарю покорно, сударь... (Пьет зал-пом.)

   Дурнопечин. А теперь давай петь, - помнишь эту нашу студенческую песню? Подпевай... (Поет, при-топывая ногой.)

  

   Краса пирующих друзей,

   Забав и радостей подружка,

   Предстань, предстань пред нас скорей,

   Большая сребряная кружка!

   И нам в тебя

   Давно пора

   Налить винца

   И петь: ура, ура, ура!

   Никита, растопырив руки, тоже подпевает.

   Те же и Соломонида Платоновн а.

   Соломонида Платоно в н а. Славно, какие певцы выискались!.. (Сердито Никите.) А ты бы, ка-жется, мог и помолчать.

   Никита сконфузившись и робко отходит и становится взади, в

   Дурнопечин. О, матушка, тетушка, за каким вы нас делом застали... (Целует у нее руку.)

   Соломонида Платоновна (садясь в кресло и насмешливым тоном). Ты вот все насчет предмета-то страсти своей беспокоился... (Никите.) Позови эту дуру Кириловну... Она тут в зале стоит.

   Никита (заглядывает за дверь). Пожалуйте-с!

   Входят робко

  Настасья Кирилловна и

  В а н ичк а.

   Соломонида Платоновна (Настасье Кири-ловне). Поди сюда, рассказывай ему, что мне сейчас го-ворила... (Показывает на Дурнопечина.)

   Настасья Кириловна. Насчет Ванички-то моего, бабушка?

   Соломонида Платоновна. Да!

   Настасья Кириловна (Дурнопечину). Же-нится, батюшко, на Надежде Ивановне Канорич, же-нится. Вы, кажется изволите ее знать?

   Дурнопечин (выпучил глаза). Что это ты за пу-стяки городишь?

   Настасья Кириловы а. Ай нет, батюшко, сме-я;\ ли бы я перед вами и перед бабушкой лгать?

   Соломонида Платон овна. Что гримасу скорчил?.. Не верится все.

   Дурнопечин. Но этого быть не может-с! Надеж-на Ивановна сейчас была здесь, и когда же она после mm могла дать свое согласие?

   Настасья Кириловна. Да ведь, дядюшка, диипо тоже промеж нас шел разговор об этом, только она вес говорила: "повремените!" говорит, а теперь вот я шла с Ваничкой, чтобы попросить у бабушки про-шенья за давешнее, она встретилась мне на дороге и гонорит, что согласна: "брату, говорит, сказала, и тот не отсоветывает...". Главное на свадьбу-то теперь ни-чгго по имею... Просила было у протопопицы сто руб-лей,,. "Пет, гонорит, теперь".

   В продолжении этих слов, Настасьи Кириловны Сергей подал Соломонидс Платоновнс письма.

   Со л о м о и и д а П л а т о н о в н а (пробегая одно из паи а обращаясь к Ваничке). А ты что же, объяс-нился ли и чувствах своих с невестой?

   В а и и ч к а. Объяснялся-с!

   Соломонида Платоновна (читая письмо). Теперь , что ли?

   В и и и ч к а. Нет-с... летом еще.

   Соломонида Платоновна (продолжая чи-mrh). Ну!

   В а и и ч к а. Да что ну!.. Мы в горелки играли... Она и забежала в сарай с соломой, а я за ней, ловил ее!.. Она взяла да и толкнула меня на солому-c, а я ее тоже потянул туда... Тут мы и поцеловались...

   Соломонида Платоновна (Дурнопечину). Видишь, как она к тебе твердо верность-то хранила... Лх вы, дурачье, дурачье круговое! Нечего, впрочем, тут мроклажаться-то! Изволь сейчас же одеваться и по-едем!.. Мне надобно еще в аптеку заехать: пишут, что холера около нас началась.

   Дурнопечин (побледнев). Вот тебе на! Еще но-вость? В таком случае, тетушка, я не поеду.

   Соломонида Платоновы а. Это отчего ты не поедешь? Спрячешься, что ли, ты от нее?

   Дурнопечин. Нет-с, не поеду... Я теперь даже никуда из комнат выходить не буду.

   Соломонида Платоновна (вспыхнув даже в лице от гнева). Нет, ты поедешь: я не позволю тебе над собой дурачиться!.. (Подходя к Дурнопечину, лю-дям.) Дайте мне его шинель!

   Соломонида Платоновна (Дурнопечину). Надевай!

   Дурнопечин (артачась было). Но, тетушка...

   Соломонида Платоновна. Нечего тут: те-тушка! Надевай сию же минуту и надевай хорошенько... в рукава... вот так!.. (Сама торопливо застегивая ворот-ник у шинели Дурнопечина, людям.) Шапку и калоши ему...

   Настасья Кириловна подает шапку, а Никита калоши. Дурнопечин надевает то и другое.

   (Людям.) Ведите его и сажайте в коляску.

   (С каким-то почти азартом полуобращаясь к публике.) Этакие нынче мужчины стали - ей-богу! И на мужчин-то не похожи!.. Прежде баб, женщин даже этаких не было: мозглые какие-то!., хилые!., трусы!., дрожовики!.. Тьфу!