Писемский Алексей Феофилактович - Ипоходрик

а женщинами. Я и сказал-с...

   Наде ж.д а Ивановна. Что ж ты сказал?

   Ваничка. Я говорю, что женщины не утки, и боль-ше ничего, право ничего... так только... посмеялись.

   Надежда Ивановна. А про меня что-нибудь г и ис сказал ли ему?

   Ваничка. Ай, нет, как возможно-с. Я про вас никому в свете не скажу-с.Мы говорили

  так... о других.

   Надежда Ивановна. А разве ты любил других?

   Ваничка. Да что?., как же? я не знаю-с.

   Надежда Ивановна. Как же не знаешь? Стало быть, ты меня обманываешь и был влюблен в другую?

   Ваничка. Ни в кого-с... умереть на этом месте, ни в кого-с. Мы так только... смеялись.

   Надежда Ивановна. Над чем же вы смеялись? Ты, верно, что-нибудь ему рассказывал?

   Ваничка. Я ничего не рассказывал, право-с! Они сами все выдумали.

   Надежда Ивановна. И, пожалуйста, никому ничего не говори, тем больше, что мы с тобой скоро должны будем совершенно расстаться.

   Ваничка. Зачем? нет-с... я здесь на службу опре-делюсь. Вы прежде, Надежда Ивановна, добрее бы-ли-с... Помните, в саду... а теперь вот не хотите!

   Надежда Ивановна. Что это? Поцеловать тебя? Не могу... ни за что в свете не могу!.. Я теперь совсем в другом положении. Я со стыда сгорю, если по-зволю себе поцеловать тебя.

   Ваничка. Да что же тут со стыда-то сгореть? Экая важность!

   Надежда Ивановна. Клянусь тебе честию, не могу... Ну, изволь: я в последний раз поцелую тебя, но только раз - не больше. (Целует его, но Ваничка при этом проворно обнимает ее и начинает целовать другой раз, третий...)

   Надежда Ивановна (отталкивая его). Пере-стань!.. Сумасшедший!.. Довольно!.. Ты волосы мне все растрепал. (Вырывается и бежит от него к себе в ком-нату.)

   Ваничка (преследуя ее). Врешь, не уйдешь те-перь у меня.

   Надежда Ивановна захлопывает за собой дверь и запирает ее.

   (В азарте.) Пустите! Право, ведь сломаю! (Начинает ломиться в дверь сначала руками, ногами, а потом и всем телом.)

  

  

   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

   Кабинет Дурнопечина.

   Дурнопечин сидит на своем кресле с головою, повязанною бе-лым платком, намоченным в уксусе. Настасья Кир и лов на помещается в некотором отдалении от Дурнопечина и с подобостра-стием на него смотрит. Никита флегматически и со скучающим лицом стоит сзади барина.

   Настасья Кириловна (обращаясь к Дурнопе-чину). Что, батюшко, получше ли вам хоть немножечко?

   Дурнопечин. Теперь гораздо лучше. (Снимает с головы платок и отдает его Никите.)

   Никита (насмешливо). После чего лучше-то быть, когда никакого и худа-то не было.

   Дурнопечин. Ты-то пуще знаешь и понимаешь это.

   Никита. Чего тут знать-то?.. Доктор-то при мне ажио в сердцах, сказал вам: "вы, говорит, только себя и других понапрасну беспокоите!"

   Настасья Кириловна. Ну да, ведь, Никитуш-ка, доктора тоже и так говорят для утешенья только... (Обращаясь к Дурнопечину.) Я вот вам, дядень-ка, хочу рассказать, что со мною, групою старухой, ваши питерские франты сделали: жила я в Питере тогда месяца два; деньги мои и сначала маленькие были, а тут так подошли, что и на дорогу почесть ничего... Иду я раз по самой тамошной большой улице, Нев-ской, вдруг нагоняет меня молодой человек, нарядный такой, и начал меня с ног до головы осматривать. Я подумала, да и говорю: милостивый, говорю, государь, лицо ваше такое доброе-я бедная, заезжая, говорю, здесь помещица: не можете ли, говорю, какую-нибудь помощь оказать матери семейства? "Хорошо, говорит, но только теперь не могу, а не угодно ли, говорит, вам ужо вечером прийти в такой-то дом; в крыльцо, гово-рит, вы не входите, а позвоните только с улицы". По-шла я вечером, отыскала дом, позвонила, вдруг после того окно наверху отворилось: "Это вы?" говорит. Я го-ворю: я! Только я проговорила это слово, вдруг, отец мой, меня с ног до головы и окатили какой-то дрянью,- кажется, помоями! Господи боже мой! И на ногах-то устоять не имела силы, чуть не захлебну-лась.

   Дурнопечин (рассмеясь). Что это, Настасья Кириловна, какие ты глупости рассказываешь - рассме-шила ты меня, проказница этакая.

   Настасья Кириловна. Что делать, дядюшка, как хотите, так и судите... Я, впрочем, рада, что вы хоть немного поразвеселились.

   Дурнопечин (смеясь). Помоями облили... Слав-ную штуку сыграли.

   Никита (тоже смеясь). Что же, вы тут дожда-лись, чтобы вас в другой раз окатили?

   Настасья Кириловна. Ну где же уж, Ники-тушка, дожидаться... только что привстала, да давай бог ноги... Пожалуй, еще убьют, разбойники этакие.

   Никита. Убить-то бы не убили, а другой-то бы раз наверняк обдали.

   Настасья Кириловна. Дяденька, вы позволи-те мне у вас ночки две ночевать. Делишки у меня здесь есть, а квартиры дорогие, беспокойные.

   Дурнопечин. Хорошо, ночуй!

   Настасья Кириловна (вставая и целуя Дур-нопечина в плечо). Видит бог, дядюшка, как я вас всег-да в душе любила; только вы, может быть, по бедности моей заключаете что-нибудь другое, а я предана вам просто от сердца.

   Дурнопечин. Ну, полно нежности выкидывать; лучше расскажи еще что-нибудь про себя.

   Настасья Кириловна. Сейчас, отец мой, сию секунду: мало ли со мной, дурой, приключеньев было. Выли я еще молода, и приехали мы с моим благовер-ным и губернский город; щеки у меня тогда были розо-иыс, малиновые... Сама я была развеселая, вот и пова-дился к нам один офицер ходить... он у Алексея Яков-лопичп еще юнкером в роте служил... и ходит он к нам почти каждый день, и все со мною заговаривает...

   Те же и Прохор Прохоры ч.

   Прохор Прохор ыч. Здесь господин Дурнопечин живет?

   П и к и т а. Здесь. Вы кто такие?

   П р о х о р П р о х о р ы ч. Это уж, любезный, не твое дело... Могу я их видеть?

   Никита. Пожалуйте-с! Они сами вон изволят ссь сндггъ-с. (Показывает на Дурнопечина.)

   Прохор Прохорыч. А! (Подходит к хозяину.Никита между тем уходит.) Я, ка-/М'тси, имею честь видеть Николая Михайлыча Дурно-печина?

   Д у р и о п е ч и н. Точно так!

   Прохор Прохорыч. Я сам тоже Дурнопечин: Прохор Прохорыч Дурнопечин, и прихожусь вам брат в четвертом колене... Настасья Кириловна, мое вам поч-тение! Вы ведь тоже наша общая родственница; я это знаю очень хорошо... Давно, братец, изволили пожало-вать в наши места?

   Дурнопечин. Да я уж и не помню; кажется, с ме-сяц... Садитесь!

   Прохор Прохорыч. Всепокорнейше благодарю мл ваше родственное внимание и воспользуюсь пригла-шением, потому что я сегодняшнее утро верст пять про-шел пешком. Сам за припасами на базар всегда хожу; с малолетства эту привычку имею. Прислуга у меня маленькая, да и не верна: никогда по вкусу не купит... (Садится.) Так вы изволите говорить, что уже с месяц, как прибыли в наш город?

   Дурнопечин. Кажется...

   Прохор Прохор ыч (с ядовитою улыбкою). На-стасья Кириловна раньше всех успела засвидетельство-вать вам свое почтение. (К Настасье Кириловне.) Я всегда полагал, что вы дама очень тонкая.

   Настасья Кириловна. Где уж нам, Прохор Прохорыч!.. Мы люди бедные - это впору только вам, богачам.

   Прохор Прохорыч. Кто богат и кто беден - это знает один только бог!.. На это не хватит даже и вашей тонкости... Не обеспокоил ли я вас, братец, своим посещением?.. Я слышал, что вы не так здо-ровы?

   Дурнопечин. Да, я всю хвораю.

   Прохор Прохорыч. Из лица, впрочем, вы до-вольно свежи. Не от бездействия ли это происходит? Вы, кажется, изволили весьма мало на службе состоять?

   Дурнопечин. Года три в военной службе служил.

   Настасья Кириловна. Что дядсньке-то на службе состоять: у них и без того есть состояние.

   Прохор Прохорыч. Состояние и служба - две вещи разные, - это уж дело не вашей тонкости, Настасья Кириловна! (Обращаясь к Дурнопечину.) Я сам, к несчастью, потерял службу, которой, можно сказать, душой и телом посвящал все время.

   Дурнопечин. Вы не служите?

   Прохор Прохорыч. Никак нет-с, не служу. Семь лет, братец, был секретарем уездного суда; потом три года состоял в должности станового пристава; но вот уж другой год, по ревизии начальника губернии, удален с преданием суду.

   Дурнопечин. За что же?

   Прохор Прохорыч. По одним насказам, или, откровенно сказать, и сам не знаю за что. Об усердии моем можете спросить всякого мальчишку, так и тот скажет вам. Погибели моей захотелось злым людям; но, по милости творца, живу еще; не потерялся совер-шенно. Теперь я занимаюсь частными делами и, благо-дарение богу, имею кусок черного хлеба.

   Настасья Кириловна. Найдется, Прохор Прохорыч, я думаю, у вас и белый.

   Прохор Прохорыч. Белый хлеб предоставляю нам, Настасья Кириловна, есть по гостям, а я ем свой, черный. Я имею к вам, братец, маленькое дельцо и же-лал бы с вами поговорить наедине.

   Дурнопечин (с неудовольствием). Что такое нам надобно от меня?

   Прохор Прохоры ч. Дело, братец, безотлага-и'лыюе дело имею вам сообщить; позвольте мне иметь секретную аудиенцию.

   Дурнопечин. Выйди, Настасья Кириловна.

   II астасья Кириловна (вставая и с сердцем подбирая вязанье). Знаем мы, Прохор Прохорыч, ваши секреты; немало вы, я думаю, простых-то людей обманули: у одной Поддевкиной сотнями тысяч восполь-зовались.

   Прохор Прохоры ч. Вам все хочется сосчитать мои деньги. Не сочтете, ошибетесь; лучше рассмотрите шкпгулку вашего супруга, а до моих денег вам да-леко,

   Настасья Кириловна (уходя). Убереги бог; нищему руку прожжет ваша копейка, Прохор Прохорыч.

   Дурнопечин и Прохор Прохорыч.

   Прохор Прохорыч. Не любит меня наша Обшая родственница... Что делать? Не говори правды, не теряй дружбы. Совершенно потерянная женщина. Я, конечно, никак не смею вам советовать, а напрасно вы изволите ее принимать: от нее каждую минуту надо ожидать какой-нибудь неприятности.

   Дурнопечин (перебивая). Какое вы дело имеете до меня?

   Прохор Прохорыч. Исковое, братец!.. Исковое дело должно, по несчастию, между нами затеяться.

   Дурнопечин (изменившись несколько в лице). Это с какой еще стати?

   Прохор Прохорыч. По наследственному име-нию нашей бабки, Ольги Дурнопечиной, которое совер-шенно незаконно поступило большею частию во владе-ние вашего покойного батюшки, а моего дяди.

   Дурнопечин. Господи боже мой, это еще с чего пришло вам в голову? Владели, владели, а тут вдруг и незаконно стало.

   Прохор Прохор ыч. Десятилетней давности, братец, еще не прошло! Духовная совершенно незакон-на-с: покойная бабка никак не имела права дробить достояния; но оно, как, может быть, вам небезызвест-но, разделено, - большая часть... уж я не говорю, какие для этого были употреблены меры... самые нерод-ственные меры... но только большая часть - поступи-ла во владение вашего родителя, а другая часть - об-щей нашей тетке Соломониде Платоновне, дай ей бог доброго здоровья, или, лучше сказать, вечную память, по милости которой теперь вся и каша заваривается. Духовное завещание должно быть нарушено, да еще по-следует взыск за неправильное владение.

   Дурнопечин. Я решительно не понимаю, что та-кое вы говорите.

   Прохор Прохор ыч. Гражданскими делами, ве-роятно, мало занимались? Но я говорю сущую справед-ливость. Я пользовался еще расположением покойного вашего родителя! Прекраснейший был человек, как те-перь на него гляжу: собой этакой полный, глаза навы-кате, весельчак был такой, что и свет другого не произ-водил; я ему часто говаривал:-неправильно, говорю, дядюшка, Рамешками владеете, поделитесь. - "А вот погоди, говорит, как умру, так тебе поросатую свинью оставлю"... - да сам и захохочет, покойный свет!

   Дурнопечин (хмурясь). Почему же он Рамеш-ками несправедливо владел?

   Прохор Прохор ыч. По незаконности духов-ной-с! Двадцать седьмой год, Николай Михайлыч, ку-паюсь в чернилах; слава богу, пора привыкнуть к дело-производству... незаконность дела по запаху слышу.

   Дурнопечин. Что ж вы от меня хотите?

   Прохор Прохор ыч. Краспицу, братец, хочется получить. Желание наше небольшое, поверьте! Дру-гие бы на это не согласились. Ну, впрочем, бог с вами: пусть я лучше обижу своих сирот, по крайней мере буду помнить, что мы родные и что нам заводить дела грешно!

   Дурнопечин (растерявшись). За что же я отдам вам Краспицу, скажите бога ради, что вы меня - за ду-рака, что ли, считаете?

   Прохор Прохорыч (усмехнувшись). Дураков, братец, нынче совсем и на свете нет; может быть, бы-вало в старину; но я вам докладываю, что по иску вы отдадите гораздо больше, потому что заплатите за не-правильное владение, и, кроме того, я заставлю вас за-платить протори и убытки.

   Дурнопечин (вставая). Сделайте милость, из-бавьте меня от ваших дел! Я человек больной... нуж-даюсь в спокойствии... и теперь решительно ничего не знаю.

   Прохор Прохорыч. Как угодно вам, братец. Конечно, по родству, я хотел дать вам полезный совет; но что ж делать: вольному воля, спасенному рай. Ду-ховная иезакоппа-с, во-первых, потому, что родовое имение не дробится, во-вторых, - десятилетней давно-сти еще не прошло, и, в-третьих, - имение семь лет со-стояло в единственном вашем владении; следовательно: завещание нарушится, принадлежащая нам часть должна быть выделена, за неправильное владение по-следует взыск, да сверх того вы обяжетесь пополнить протори и убытки. Братец, мне вас жаль: вы лишитесь всего состояния.

   Дурнопечин (нервно). Ну что ж делать - и лишусь...

   Ваничка (быстро входя). Дедушка, маменьки нет здесь?

   Дурнопечин. Сам ты, я думаю, видишь.

   Прохор Прохорыч (сердито про себя). Паще-нок этот еще приплелся тут! (Дурнопечину.) Позволь-те по крайности мне ужо вечером прийти к вам рассмот-реть ваши документы и по документам вам объяснить.

   Дурнопечин. Никаких у меня нет для вас доку-ментов и никаких я с вами объяснений иметь не желаю.

   Прохор

  Прохорыч.

  Как

  вам

  угодно-с!.. (Идет к дверям, но снова, однако, приостанавливается и обращается к Дурнопечину.) Еще два слова, Николай Михайлыч: угодно вам дать нам отступного пятнадцать тысяч - бог с вами, хоть мы и обижены будем, зато де-ла между нами не затеется.

   До приятного свиданья-с! (Уходит.)

   Дурнопечин (как бы больше сам с собой). Ка-ков каналья!.. Говорит, что будто мы с теткой Соломо-нидой Платоновной разными плутнями имение у него отбили... Надобно ей сейчас же написать об этом... Ты не уходи, Ваничка, - ты мне нужен будешь!

   Ваничка (с удовольствием). Слушаю, дедушка.

   Дурнопечин (садясь и начиная писать). У тет-ки, вероятно, и документы все есть... Она заступится за меня; не даст меня в обиду. (Ваничке.) Ты сумеешь письмо страховое на почте отправить?

   Ваничка. Что за мудрость такая? - Сумею-с!

   Дурнопечин. Ну, так вот, отправь это письмо, и на тебе на то пять рублей... Отправишь, а сдачу возьми себе.

   Ваничка (целуя Дурнопечина в плечо). Благода-рю покорно, дедушка! Я бы еще к вам просьбицу имею: мне теперь тоже, что дома-то жить и на собаках шерсть бить - я уж лучше жениться хочу.

   Дурнопечин (усмехаясь). Час от часу не легче; женись, когда охота есть.

   Ваничка. Тут только, дедушка, такая штука вы-ходит, что ведь у маменьки, у нас . ничего нет, все папеньки-с; а он такой жила на деньги, что не приве-ди господи! Соберет оброки с мужиков, принесет ма-меньке: "На, говорит, понюхай, чем пахнет!" - да сам и запрет их в шкатулку. Дайте мне, дедушка, взаймы рублей двести на свадьбу. Я вам отдам их... У неве-сты именье есть большое. Я сейчас же с нее их выверну.

   Д у р н о п е ч и н. Ты прежде мое-то дело сделай: снеси письмо-то, а потом об себе уж и рассказывай.

   В а н и ч к а. Хорошо-с!.. Я как раз это сварганю! (Поспешно уходит.)

   Дурнопечин (один). Как бы тот сутяга не уз-нал, что у меня деньги есть. Хорошо, что сберег да скопил пятьдесят тысяч; по крайней мере две тысячи процентов буду получать. Куда бы их спрятать подаль-ше? В шкатулку - все знают; разве в карман в халат этот зашить, да и снимать уж его не стану, так в нем и спать буду; как бы вынуть их поосторожнее, а то подсмотрит еще кто-нибудь... (Встает, приставляет к дверям стул, осторожно отпирает шкатулку, вынимает деньги и кладет их в карман.) Теперь покуда так поле-жат, а там потихоньку сыщу где-нибудь иголочку с нит-кой да зашью. Иголки-то даже спросить боюсь, - до-гадаются...

   Михаиле Иваныч. Фу ты, канальство, какая барикада построена. (Подходя.) Честь имею явиться.

   Дурнопечин (смешавшись). Ах, Михайло Ива-ныч, извините вы меня, дурак мой лакей дверь заставил.

   Михайло Иваныч. Ничего-с!.. мы ее сломали! Такая уж у Михаила Иваныча рука: на что ляжет, то и ломит - железо не всякое терпит... (Садясь.) Чем вы занимаетесь?.. Вероятно, цидулки к дамам писали: этим, знаете, обыкновенно молодые люди занимаются в уединении.

   Дурнопечин. Нет, какие цидулки... (Вздохнув.) С делами все возился.

   Михайло Иваныч (недоверчиво). Конечное, так вот мы и поверим сейчас! Вы, батенька, как я слы-шал, ох, какой тонкий человек, как говорится: лисий хвост да волчий рот... Сестра моя поручила мне засви-детельствовать вам свое почтение и вместе с тем она очень огорчается, что вы так недобры - совершенно нас забыли.

   Дурнопечин. Очень благодарен Надежде Ива-новне; но, право, я болен: дела... нездоровье... ей-богу, не знаю, как я еще жив.

   Михайло Иваныч. Да что ж такое нездоровье? Это совершенно пустое: здоровье и нездоровье от нас зависит. На меня, скажу вам, в полку напала крымская лихорадка; в один день свернуло как Сидорову козу; но, к ее несчастию, Михайло Иванова никто еще не сламливал: шалишь, говорю я ей, сударушка, не на того напала! Она меня, знаете, гнет, а я купаться, потом к товарищам, пью пунш, водку, в картишки, конечно, схватимся, да и валяй так целый день, - отстала-с!

   Дурнопечин. По комплекции, может быть, вы здоровы; организм, вероятно, имеете сильный.

   Михайло Иваныч. Не могу пожаловаться - здоров-с! Но главное, характер имею кремневый. Под-лости решительно не могу терпеть... В жизнь мою двух жидов, одну гречанку-торговку и трех помещиков так за подлость отделал, что и дни покончили. Не могу видеть подлости, так все и повернется в душе: точно сума-сшедший. На десятке дуэлей, которые имел в полку, я из троих моих противников сделал решето: по мертвым стрелял несколько раз... Что это вы таким нахмуренным сидите, как будто бы сердиты на что или чем-нибудь недовольны?

   Дурнопечин. Я всегда такой.

   Михайло Иваныч (усмехаясь). Будто?.. А мне говорили, что вы большой волокита... Этак с бацу бьете... Одна девушка мне сказала... извините меня, что я говорю прямо... что вы, не помню, когда это было, славно к ней подъехали.

   Дурнопечин. Мало ли что было, Михайло Ива-ныч; время мое прошло: теперь я совершенно больной и расстроенный человек.

   Михайло Иваныч. Д-д-да!.. Ну, конечно, вам, как мужчине, может быть, прошло; нам даже похвастаться этим можно, потому что на нас сукно; с нас все, как с гуся вода. Но девушка... вы, конечно, понимаете сами, не могла этого забыть: на ее совести осталось пятно!

   Вы, вероятно, догадываетесь, о ком я говорю, и на-деюсь, что мы останемся друзьями. Как благородный человек, вы сами понимаете, что дворянка... девица, у которой есть брат... зачем же забывать совершенно? Сестра мне чистосердечно во всем раскаялась... Я ее не мог укорять, потому что все женщины имеют слабости.

   Дурнопечин (смешавшись). Мне, право, очень совестно, Михайло Иваныч, перед вами и вашей сестри-цей... Я их очень люблю и уважаю, но что могу сде-лать? Каждый день у меня или болезнь, или неприятно-сти. Вон лакей мой, и тот, глядя на меня, замучился. Войдите вы в мое положение: я совершенно потерянный человек.

   Михайло Иваныч. Благодарю за откровенность; но сестра сама желает разделить с вами бремя жизни.

   Дурнопечин. Невозможно, Михайло Иваныч, для меня это счастие, совершенно невозможно, истинно вам говорю: я очень беден, совсем нищий сделался; у меня теперь никакого нет и состояния.

   Михайло Иваныч. Вот тебе раз! Да куда же оно у вас девалось?.. В омут, что ли, провалилось?

   Дурнопечин. Нет-с; по процессу отходит, - я тяжбу проиграл.

   Михайло Иваныч (посмотрев несколько минут на Дурнопечина). Вы в штатской служили?

   Дурнопечин. Нет-с. А что же?

   Михайло Иваныч. Ничего-с! А у вас, как я вижу, штатские этак наклонности: крючки вилять вы мастер... Вам бы в актеры идти, вы славно бы разыгры-вали роли.

   Дурнопечин (усмехнувшись). Почему же бы я роли разыгрывал?

   Михайло Иваныч. Так-с, ничего; понимаем тоже немного; сами на этих делах зубы приели; но оно, скажу вам, не всегда удается, - на кого наскочишь; другой, пожалуй, и сам разыграет роль, да такую, что и затылок затрещит.

   Дурнопечин. Что ж мне делать, Михайло Ива-ныч, сами вы рассудите?

   Михайло Иваныч. Ну, уж это, сделайте ми-лость, извините меня, учить мне вас не приходится, потому что я учитель медвежий. Во всяком случае, поз-вольте вам вручить письмо от сестры, которая совер-шенно в отчаянии... (Подает Дурнопечину письмо, кото-рое тот торопливо развертывает и читает.)

   Дурнопечин (разводя руками). Зачем же На-дежда Ивановна так огорчается? Время еще не ушло; может быть, я поправлюсь в здоровье и в делах своих.

   Михайло Иваныч. Да-с, если вы говорите насчет времени, так время, конечно, ничего: месяц, два что такое! - подождать можно; но вы возьмите и мое положение: приехал через пять лет воспользоваться де-ревенскими удовольствиями, и вдруг вижу, что сестра умирает... Отчего же умирает?.. От неблагодарности. Это, как хотите, могло взорвать всякого благородного человека, и особенно с моим огневым характером. Я должен прямо сказать: я шел к вам на смерть.

   Дурнопечин. Что же это такое? Помилуйте, из-за чего же это?

   Михайло Иваныч. Вполне согласен и очень рад, если вы откроете мне вашу душу; я сам человек благородный и умею понимать благородство других. Если вам угодно свадьбу отложить на месяц или на два,-это весьма извинительно.

   Дурнопечин. Да уж сделайте милость, нельзя ли повременить?

   Михайло Иваныч. Извольте-с. Между знако-мыми людьми делаются и не такого рода одолжения; но, во всяком случае, позвольте мне поцеловать вас как будущего родственника.

   Дурнопечин (привстав). О... благодарю вас по-корно...

   Михайло Иваныч. Вы, должно быть, очень трусливого и скромного характера?

   Дурнопечин. Да-с, что уж у меня взять...

   Михайло Иваныч. Вот как иногда, знаете,судьба человеческая играет! Ну, за что бы вы были моей жертвой? Что вы такое для меня? Муха!.. А я бы должен был вас уничтожить, как какого-нибудь тарака-на бездушного! Ну как, например, рукой прикажете убить? От щелчка не пикнете. Стреляться угодно?.. Давайте: в бубнового туза на сто сажен попадаю. На саблях хотите?.. Как бы вы там себе ни лавировали, принесу мою шашку, перехвачу вашу саблю пополам и размозжу вам голову!

   Дурнопечин. Стало быть, кроме здоровья, вы и сильны очень?

   М и х а й л о Иваныч. Есть немножко... (Протяги-вает перед Дурнопечиным руку.) Видали вы такие му-скулы? Дайте-ка, я пожму вашу руку.

   Дурнопечин (убирая руку). Нет, зачем же. М и х а й л о Иваныч. И не советую... Я лучше уже попробую над чем-нибудь другим. (Берет палку.) Позвольте?

   Дурнопечин. Что такое?

   Михайло Иваныч. Потешиться немного!.. (Пе-реламывая палку.) Хрупка, канальство!.. (Переламы-вает еще.) Фу, какая гниль!.. (Переламывает еще.) И тут, голубушка, не стерпела!.. Плохо бы было, если бы на ее месте были кости человеческие!

   Дурнопечин (насильно улыбаясь). Богатырь!.. Богатырь... Надолго, однако, вы изволили сюда при-ехать?

   Михайло Иваныч. Этого я и сам еще не знаю-с. Утомился на бивацкой жизни. Вы, может быть, не пове-рите; но к погоде даже иногда кости ноют; хочется не-много отдохнуть и побыть с сестрою... (Вставая.) Честь имею кланяться.

   Дурнопечин (тоже вставая). Засвидетельст-вуйте мое глубочайшее почтение Надежде Ивановне и попросите ее не огорчаться: бог даст, все поправится.

   Михайло Иваныч. Не беспокойтесь, теперь ничего уж не может быть; я беру все на себя! Она, между нами сказать, немного сентеминтальна: стихов начиталась, комплекции тоже слабой; но я не балую ее - выправку делаю порядочную; распеканье каждое утро идет. Надеюсь, что мы будем видаться.

   Дурнопечин. Я непременно буду... И вы меня не забывайте: я иногда расхвораюсь, так и нехотя до-ма сижу.

   Михайло Иваныч (ударяя себя по лбу и как бы вспомнив что-то). Да!.. У вас в доме никого этакой нет?

   Дурнопечин. Чего-с?

   Михайло Иваныч. Ну, то есть... понимаете...

   Дурнопечин. Ай, нет, полноте, где?.. До того ли?..

   Михайло Иваныч. То-то! Я вас хотел пред-уведомить. Если есть, так надо пораньше выпроводить. Это я знаю по себе. На меня в Царстве Польском навя-залась одна этакая штука, так всю дорогу гналась за мной. На пяти станциях все колотил ее медным горячим чайником! Этак, знаете, бьешь и кипятком поливаешь, только этим и отбился. (Уходит.)

   Дурнопечин (один). Убить, говорит, я вас приходил, - экую шуточку сказал: убить приходил. Если уж очень будут напирать, так придется, как ни противна мне эта госпожа, жениться на ней, потому что все-таки это лучше смерти. Отлично, бесподобно уст-роил дела свои: пол-именья лишаюсь, да еще в брак вступаю черт знает с кем.

   Вбегают Ваничка и Настасья Кириловы а.

   Настасья Кириловна. Батюшко, пожар у вас!

   Дурнопечин (отступая даже шаг назад). Как пожар?

   Ваничка. Пожарная команда уж на нас наскака-ла,--чуть не задавили!

   Дурнопечин (почти с плачем в голосе). Что же это такое! Настасья Кириловна, собирай вещи-то со стола! Платье-то, черт с ним. Трубка-то... Настасья Ки-риловна, сними, матушка, со стены трубку-то, - полтораста рублей заплачена! (Ваничке.) Ваничка, у меня там, братец, в гостиной часы стоят.

   В а и и ч к а. Сию секунду, дедушка... (Убегает.) Настасья К и р и л о в н а. Никиту-то,

  батюш-ко, надо бы было позвать... (Подбегает к дверям и кри-чит.) Никита Семеныч, а Никита Семеныч!

   Дурнопечин между тем проворно и дрожащими руками вынимает из шкатулки разные бумаги и прячет их себе в карман.

   Никита (проворно входя). Здесятко я!.. Согреши-ли, грешные?

   Настасья Кириловы а. Что горит-то, батюш-ко? Кое место?

   Никита. Мезонин у нас.

   Дурнопечин. Скажите, а я как нарочно весь дом привез.

   Никита. Сложу все в чемоданы... (Уходит.)

   Ваничка (входя). Там теперь важно, пускай го-рит: я все перешвырял.

   Слышен наверху сильный шум и стук.

   Дурнопечин. Это что еще такое?

   Ваничка. Пожарные это, должно быть, налезли...

   Дурнопечин. Пожалуй, и сам тут сгоришь... Я убегу лучше... Настасья Кириловна, дай мне шапку-то.

   Настасья Кириловна (подавая ему шапку). Нате, батюшко.

   Дурнопечин (быстро уходя). Соберите там, что можете.

   Настасья Кириловна и Ваничка.

   Ваничка. Дайте мне, маменька, подол, - я складу вам все.

   Настасья Кириловна приподнимает несколько свое платье, и Ванич-ка складывает ей на него со стола вещи.

  

   Подите, маменька, с другого-то стола соберите, а я ме-бель в окно перешвыряю.

   Настасья Кириловна начинает собирать вещи с другого стола, а Ва-ничка швыряет мебель в окно.

   Настасья Кириловна. Злодей, что это ты де-лаешь? Помилуй, все переломаешь!

   Ваничка. Ничего, маменька, важно откалываю... (Заглядывая в окно.) Вон одному по ноге съездил, не вертись: больно горяч!

   Гостиная уже в другой квартире Дурнопечина.

   Соломонида Платоновна. Как ты смел держать барина в такой грязи? Да я с тобою жива не расстанусь, криворожий! Чтоб в кабинете у меня сей-час же было все прибрано, чтоб сегодня же крыльцо бы-ло, как стеклышко, негодяй этакий!.. Пошел! Даже уста-ла, бранившись!.. (Сергею.) Стриги его, Сережка, гла-же стриги!

   Дурнопечин (усмехаясь). Тетушка! Как это, пра-во, вы беспокоитесь... Мне даже совестно. (Смотрится в зеркало.) Теперь действительно стало как-то легче.

   Соломонида Платоновна. Еще бы! И выб-рей его, Сережка, как можно чище: чтобы ничего под подбородком этой дряни не было.

   Дурнопечин. Нет уж, тетушка, позвольте: я сам бреюсь, а другим боюсь даваться.

   Соломонида Платоновна. Как тебе не бояться всего, батюшка, бойся... Брей его, нечего слу-шать!

   Дурнопечин. Сделай милость, Сережа, брат, поосторожнее. Нет, уж под горлом, пожалуйста, не брей; оставь, бога ради!

   Сергей. Ничего, сударь, не в первый раз; слава богу, господ бривали.

   Соломонида Платонов на. Ведь гадко ви-деть тебя, Николай Михайлыч, право! Ты и на мужчи-ну совсем не похож, а точно мокрая курица.

   Дурнопечин (выбритый). Ну, слава богу, благо-получно. Поневоле, тетушка, будешь мокрой курицей, как все неприятность на неприятности.

   Соломонида Платоновна (с усмешкою). Ка-кие же, батюшка, с вами особые несчастия случались?

   Дурнопечин. Да хоть бы болезнь, тетушка, по-стоянная, неизлечимая болезнь.

   Соломонида Платоновна. Ах, какой бед-ный! Не умирать ли уж сбираешься? Перестань, сударь! Отвратительно слушать: что такое у тебя болит?

   Дурнопечин. Да что, тетушка, конечно, по пос-ловице: сытый голодного не разумеет... а у меня все бо-лит, но и, кроме того, вон процесс теперь затевается.

   Соломонида Платоновна. Как же, страш-ный ведь процесс! Совсем разоришься! Ах ты, смешной, смешной человек! Никита! Эй, болван, Никитка!

   Что ты, глух, что ли?

   Никита. Я умывался.

   Соломонида Платоновна. Скажите, пожа-луйста, двенадцатый час, а он умывается. Да что ты, барин, что ли, какой? Пошел сейчас, узнай, где живет Прохор Дурнопечин, и зови его сюда, а обо мне не го-вори!.. Слышишь?.. Пошел! Что еще почесываешься, не-вежа этакая!

   Дурнопечин. Да, тетушка, как бы больше его не рассердить этим.

   Соломонида Платоновна (перебивая его). Сделай милость, молчи, если уж таким дрянным родил-ся: без тебя дело сделается. Сережка!

   Пошли сейчас кучера, чтобы привез мой погребчик и

   всю закуску... (К Дурнопечину.) У тебя, я думаю, и есть-то нечего.

   Дурнопечин. Нет-с, тетушка, у меня должно быть приготовлено.

   С о л о м о н и д а Платоновы а. Хорошо, я ду-
маю, с твоим порядком приготовлено. Какую ты водку
пьешь?

   Дурнопечин. Ай, телушка, какая водка; я ничего не пыо: кофей даже запрещен.

   Соломонида Платоновна (передразнивая его). Ничего не пью! Кофе даже ему запрещен! Для сла-бого человека пить необходимо: ты себя не узнаешь, как подкрепишься.

   Те же и Настасья Кириловна с Ваничкой.

   Настасья Кириловна (подходя к руке Соло-мониды Платоновны). Вот, бабушка, и я пришла... Ва-ничка, представься бабушке.

   Ваничка подходит к руке Соломониды Платоновны.

   Соломонида Платоновна. Здравствуй. Ви-дишь, как вытянуло. Поумнел ли хоть немного, а ра-стешь глядя на осину.

   Ваничка. Я уж, бабенька, давно такой; не все маленьким быть.

   Настасья Кириловна. Молодое, бабушка, растет... (К Дурнопечину.) Как здоровье-то ваше, дя-дюшка, теперь?

   Дурнопечин. Ничего... здоров... садитесь.

   Настасья Кириловна и Ваничка садятся.

   Соломонида Платоновна (относясь к Настасье Кириловне). Ты это зачем сюда прибыла? Дома, видно, не сидится?

   Настасья Кириловна. Ай, нет, бабушка, как это возможно-с; дела здесь имею.

   Соломонида Платоновна. Большие, я ду-маю, твои дела. Лучше бы хозяйством правила, бездо-мовщица этакая.

   Настасья Кириловы а. Я, бабушка, правлю, ей-богу, правлю. Да и кому у меня, - сами вы знаете: дети малые, - везде все сама.

   Соломонида Платонов на. Полно, голубуш-ка моя, казанской нищей прикидываться, знаю я тебя, пустоголовая! Всего четыре лошаденки в усадьбе, и тех измучила, таскаясь по гостям; красавица какая, везде ей нужно показывать себя.

   Настасья Кириловна. Какая уж, бабушка красота! Не красота, а бедность... Наговоров вам на меня много, мне вы не изволите верить, так и погибаю.

   Соломонида Платонов на. Нет, милая моя, тебе этого еще мало, ей-богу, мало! Как бы воля была, так бы я тебя выпорола. Алексей Яковлевич со слезами приезжал ко мне. Вон пострелят-то своих, на что похо-же, перебаловала: куда они теперь годны? Ты у меня молчи лучше - знаю я, соколена, все твои штуки!.. Где это видано, у мужа с людишками хлеб воровать да утаивать: голодна, что ли, ты?

   Настасья Кириловна (плача). Весь век от вас, бабушка, обижена была, видно, и перед дяденькой меня хотите оконфузить! Не знаю, что вам сделала; у вас, кажется, ничего не прошу, своим живу.

   Соломонида Платон овна. Ах, боже мой, как расчувствовалась, так вот мы все и расплачемся с тобой. Зачем сюда приехала, для какой надобности?

   Ваничка. Да что, бабенька, вы все на маменьку нападаете! Она со мной приехала, да-с! - Мне нужно.

   Соломонида Платоновна. Дурак этакой! Ему нужно! Драть бы тебя нужно!

   Ваничка. Да что вы все ругаетесь! Мы вам не подчиненные! Что вы, в самом деле, куражитесь!

   Соломонида Платоновна (вспыхнув). Ах, ты, пащенок этакой, а! Скажите, пожалуйста! Встань сейчас на колени! Пошел в угол и встань! Пикнуть у меня не смей, дурья порода!

   Ваничка. Больно ловки, так вот сейчас и послу-шаюсь!.. Я не к вам пришел, а к дяденьке.

   Соломонида Платоновна (выходя из себя). Молчать, постреленок!.. Говорят тебе, - на ко-лени!

   Ваничка (осердясь). Как бы вот не так: что я вам, дурак, что ли, дался? Что вы ко мне пристаете?.. Маменька у нас, уж известно... ее всякий приколотит, а меня - тибо! Дудки мной-то командовать!

   Настасья Кирилов на (почти в отчаянии). Ваничка, перестань! Что это ты, безмозглый, говоришь.

   Соломонида Платоновна (в окончательном азарте). Вон, дурачье!.. Чтобы духу вашего не было здесь! Николай Михайлыч, вели их прогнать!

   Дурнопечин. Настасья Кириловна! уведи в са-мом деле своего дурака; он, верно, пьян.

   Ваничка. Сами вы, видно, с бабушкой-то пьяны.

   Соломонида Платоновна (вскакивая и да-вая Ваничке пощечину). Вот тебе, бабушка,--раз!

   Ваничка попячивается. Соломонида Платоновна бьет его по другой щеке.

   Вот тебе, бабушка, - два!

   Настасья Кириловна (хватая сына за руки). Царь небесный!.. Ваничка, что мы с тобой наде-лали!

   Ваничка (вырываясь у ней из рук). Да что, ма-менька, иное дело: я сам сдачи дам!..

   Настасья Кириловна. Уходи, разбойник эта-кой, прокляну тебя, варвара! (Почти насильно вытал-кивает Ваничку со сцены и сама с ним скрывается.)

   Дурнопечин иСоломонида Платоновна.

   Дурнопечин (вставая с беспокойством). Госпо-ди боже мой! Как это неприятно... Ну, что это такое: дерутся, шумят?..

   Соломонида Платоновна (дуя себе на ру-ку). Всю руку разбила... Рожа-то какая сухая! Уходили вы меня, Ник