Островский Александр Николаевич - Блажь

, да только...

  

  

  

  Бондырев потягивается.

  Настя. Ах, дядя опять заснул!

  Бондырев. Ан и врешь! Ах ты, куцая!

  Настя. Дядя, милый, ведь вам вредно!

  Бондырев. Знаю, дружок, что вредно, да ничего не поделаешь. Как поел, так тебе подушка перед глазами и замелькала, так вот тебя и манит, как русалка в реку. Искушение, да и только!

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  

  

  

   Те же и Баркалов.

  Баркалов. Мое почтение. Отдохнули после дороги?

  Бондырев. Н-да, ничего-таки.

  Баркалов. А вы, Ольга Давыдовна?

  Ольга. Я и не устала!

  Бондырев (встает). Пойти покурить!

  Баркалов. Не прикажете ли папироску?

  Бондырев. Нет, мы со старухой трубочку.

  Настя. Я вам, дядя, трубку набью, я умею!

  Болдырев. Ну, ну, шустрая ты, я вижу!

  

  

  

   Уходит с Настей.

  Баркалов. Уходят от меня. (Смеется.) Думают, что огорчили!

  Ольга. Никто ничего не думает. Тут съехались все родные, близкие родные; мы можем и ссориться, и мириться, это уж наше дело; вы для нас человек совершенно чужой и, следовательно, при всех наших разговорах и объяснениях совершенно, лишний!

  Баркалов. Судя по вашему тону, вы, кажется, хотите петь главную партию в семейном концерте?

  Ольга. Думайте, как вам угодно, но во всяком случае и несмотря ни на что, я буду вести себя прилично и соответственно тому положению, которое я должна занимать в этом доме. Вон идет моя сестра, моя крестная мать, я хочу с ней говорить; прошу вас удалиться!

  Баркалов. Слушаю-с. (Уходит.)

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

  

  

   Ольга и Сарытова (входит).

  Сарытова. Скажи мне, Оля, неужели тетка успела вооружить и тебя? Ты не подходишь ко мне, не приласкаешься.

  Ольга. Меня никто не может вооружить против тебя; я живу своим умом. Я люблю тебя, но...

  Сарытова. Что же?

  Ольга. Я не могу притворяться и никогда не притворялась. Мы перестали быть для тебя тем, чем были прежде. Но, мне кажется, я всего говорить тебе не имею права!

  Сарытова. Ты боишься в глаза осудить меня? Послушай, Оля! Ты девушка взрослая, я не хочу тебя обманывать, я также не хочу притворяться перед тобой! Но ты слишком молода, чтобы понять все; ты только слушай, и верь мне, и... пожалей меня. Ты думаешь, я счастлива? Я вас вырастила, я вас люблю, как детей своих, а вы бежите от меня, как от чумы. Все клянут меня за мою страсть, все смеются надо мною, а у меня нет сил бороться с собою. (Плачет.)

  Ольга. Мама, мне жаль тебя, но я ничего не могу сказать тебе в утешение, ничего!

  Сарытова. Да, потому что ты не знаешь, что такое любовь, что такое страсть!

  Ольга. Может быть, я и знаю, что такое любовь...

  Сарытова. Ты знаешь, и ничего не найдешь сказать мне в утешение?

  Ольга. Ничего. Я знаю любовь, только понимаю ее иначе. Женщина создана для любви: полюбить человека умного, образованного, от которого ждешь себе пользы, добра, очень естественно! Но за что ты любишь его, чем оправдать твою любовь?

  Сарытова. Нет, ты еще молода. То, что ты говоришь, не любовь, а резонерство. Любовь слепа, страсть не рассуждает, она мучит, губит человека.

  Ольга. Губит? Мама, ты губишь не одну себя, ты губишь и нас. Подумай, мы только начинаем жить, а что ждет ¿нас? Разорение и бедность. Когда я думаю об этом, я замечаю, что мое чувство к тебе пошатнулось; оно может совсем исчезнуть. Мама, соберись с силами, отрекись от него, это приведет нас всех к согласию и счастию.

  Сарытова. Правда твоя, Оля; но что же мне делать, если он завладел моей душой! Если бы он покинул меня, я бы могла забыть его, но самой оттолкнуть... (Сквозь слезы.) Оля, я соберу все мои силы... я постараюсь... только прошу вас, не оскорбляйте меня и его.

  Ольга. Мама, за себя я ручаюсь; я попрошу тетю и Настю быть поласковей с ним, только уж и ты скажи ему, чтобы он вел себя с нами поприличней и поскромней. Я побегу к ним. (Уходит.)

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

  

  

   Сарытова и Баркалов (входит).

  Баркалов. Что с вами? Растроганы вы или расстроены?

  

  

   Сарытова закрывает лицо руками. Даже вот как! Недурно! Значит-таки доняли вас! Остаться мне или уйти? (Молчание.) Что сей сон значит? Не хотите говорить? Ну, как угодно! (Идет.)

  Сарытова. Послушайте!

  Баркалов. А! Слушаю...

  Сарытова. Мне нужно с вами много и серьезно говорить!

  Баркалов. И много, и серьезно? Если серьезно, так нельзя ли покороче. Да вам не нужно ли, чтобы я убирался из вашего дома, - так об этом не стоит разговаривать, через час меня не будет, если вам угодно.

  Сарытова. Зачем вы это говорите?

  Баркалов. Я вижу, в чем тут дело. Ну, и бог с вами. Вы думаете, я заплачу?

  Сарытова. Вам все равно, потому что вы меня не любите!

  Баркалов. А вы меня любите? Хороша любовь, нечего сказать! Сестрица приласкала, тетка побранила - и прощай, любовь! Отлично! Что значили и чего стоили все ваши клятвы? Э, да лучше убраться поскорей, чем глядеть на эту фальшь.

  Сарытова. Фальшь? Вы ошибаетесь. Если б вы знали мое сердце!

  Баркалов. Не желаю. Я знаю, что там ничего не найду!

  Сарытова. Он же меня оскорбляет! Как я несчастна!

  Баркалов. Ну, так будьте счастливы и прощайте! (Идет.)

  Сарытова. За что вы так грубы со мною? Что я вам сказала или сделала?

  Баркалов. Я не глуп и не слеп. Я слышу, об чем на целый дом кричат ваши родные, а вы, при виде меня, закрываете лицо и молчите. Или мне дождаться, чтобы меня выбросили за окно? Вы задели мою гордость!

  Сарытова. Человек, которому я отдала мою душу, не хочет понять меня. Я мучусь, терзаюсь, а он только думает о себе и о своей гордости.

  Баркалов. Неправда. (С жаром.) Говорите прямо, без ужимок, что вам нужно от меня? Я готов на все: по одному вашему слову я умру для вас. Скажите, какую жертву должен я принести? По одному вашему слову я погибну!

  Сарытова. Зачем, зачем опять вы заговорили этим голосом? Он проникает мне в душу. Я не могу устоять против него. Лучше презирайте, ненавидьте меня и уйдите, уйдите!

  Баркалов. Я уйду не с ненавистью, а с разбитым сердцем.

  Сарытова (нежно смотрит на него). Уйдете совсем? Нет, не могу. Послушайте, я скажу им, что вы изменитесь, будете скромнее, не будете расточительны. Да? Вы обещаете? Умоляю вас!

  Баркалов. Клянусь вам, я изменюсь, и меня не в чем будет упрекнуть!

  Сарытова. Благодарю, теперь я покойна!

  Баркалов. Вон, кажется, Павел Спиридонович приехал.

  Сарытова. Не за деньгами ли? Вот беда-то! У меня нет денег! Гурьевна обещала достать на-днях.

  Баркалов. У меня есть основание предполагать, что он, несмотря на свою скаредность, согласится подождать!

  Сарытова. Устройте как-нибудь! Хлопочите, спасайте меня! (Уходит.)

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

  

  

   Баркалов и Лизгунов (входит).

  Лизгунов (негромко). Здравствуйте! Скажите, вы ничего не предчувствуете, ничего?

  Баркалов. Ровнехонько ничего. Что это вы так таинственно? Не пойдем ли ко мне?

  Лизгунов. Нет, я хочу быть здесь, хочу видеть ее! Понимаете... ее!

  Баркалов. Любовная муха укусила?

  Лизгунов. И не говорите! Вчерашний день был для меня решительным. Рок совершился. Я не спал всю ночь... понимаете, видение... я и так, и эдак - не тут-то было. Стоит передо мной и не исчезает. Помогите!

  Баркалов. Я! Как это я буду помогать вам? Вы красивы, богаты...

  Лизгунов (перебивает). Все это прекрасно, но я не люблю рисковать. Я должен знать, положительно знать ее мысли, ее мнение обо мне. Хотя я надеюсь... но чего не бывает? Вдруг отказ, при моей-то гордости! Да я не перенесу такого удара... как тогда мне смотреть на людей! И так, добрейший мой, я на вас надеюсь.

  Баркалов. Для вас все и всегда!

  Лизгунов. Скажите, ну что она? Как обо мне отзывается?

  Баркалов. Ничего - хвалит.

  Лизгунов. Да? Очень рад! Но вчера... дорожное платье, маленький беспорядок... чудо, прелесть!

  Баркалов. Вы не очень еще радуйтесь. Тут есть одно препятствие.

  Лизгунов. Неужели соперник есть?

  Баркалов. Ну вот, стоит о соперниках говорить! Нет, более существенное: Серафиме Давыдовне деньги нужны - четыре тысячи. Сочтетесь после, а теперь раскошеливайтесь!

  Лизгунов. Она и то мне много должна, но это пустяки, лишь бы верно было.

  Баркалов. Я ничего не знаю, это ваше дело! Вы просите помочь вам, я и указываю, с какого конца надо начинать.

  Лизгунов. Благодарю от души. Если мне удастся, я готов сжечь ваш вексель. Я так тронут, что не пожалею...

  Баркалов. Павел Спиридоныч, вы меня обижаете. Деньги? Мне? Я не богат, но подаяния не беру. Обед, стакан шампанского, да! Пойдемте-ка лучше любоваться на нее из моего флигеля.

  

  

  

  

  Уходят.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

  Бондырева (в очках, с работой в руках), Ольга и Настя (все входят).

  Ольга. Тетя, зачем вы завели этот разговор? Мама совсем расстроена; она плачет.

  Бондырева. А что ж такое? Говорю, потому что правда. Не хвалить же мне ее! А что она расстроена, так это и прекрасно: одумайся!

  Настя. Тетя, милая! Как я вас полюбила, как я вас полюбила!

  Ольга. Погоди! Помолчи, Настя! Тяжело видеть, невыносимо тяжело, когда люди относятся друг к другу без жалости.

  Бондырева. Какая тут жалость? Что за нежности! Она уходит да отмалчивается, думает, тем дело и кончится. Не придется. Дойму, ох, дойму! Я на все пойду! Коли словом ее не возьмешь, делом доедем.

  Настя. Так, так, тетя милая!

  Ольга. Ах, Настя, ты невыносима!

  Настя. Вот, тетя, она меня всегда бранит, она меня глупой называет!

  Бондырева. Ну вот еще! У нас глупых-то и в роду нет! Задорные водятся, а глупых нет. Нет, Олинька, дружок мой, ты вот что послушай. Ваш отец точно предчувствовал, что не все будет ладно. Он просил меня не забыть его последней просьбы и помочь вам, если будет надобность. Ты думаешь, что Серафима потом не скажет мне спасибо? Ой-ой, как скажет!

  Ольга. Тетя, да зачем вы горячитесь? Совсем не то нужно, нужно другое. Что за крики, что за брань! Они возмущают меня; ведь у меня есть сердце. Я придумала, как кончить это дело миром.

  Бондырева. А придумала, так и делай; спасибо скажем!

  Ольга. Да я одна не могу, мне нужна ваша помощь!

  Бондырева. Какая еще помощь? В чем дело?

  Ольга. А вот, во-первых, не расстраивайте маму и будьте поласковее с управляющим.

  Бондырева. Зачем же это поласковее, коли я его видеть не могу?

  Ольга. Так нужно, тетя! Вот вы увидите!

  Бондырева. Посмотрим. Изволь, изволь!

  Ольга. Вот он идет.

  Бондырева. Так ты хочешь, чтобы я была с ним ласковее?

  Ольга. Да, тетя, сделайте для меня это одолжение.

  Бондырева. Изволь, изволь, у меня за лаской дело не станет.

  

   Входит Баркалов и останавливается поодаль.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

  

  

  

   Те же и Баркалов.

  Баркалов. Прасковья Антоновна!

  Бондырева (не глядя на него). Что еще?

  Ольга (с упреком). Тетя!

  Баркалов. Вы сегодня обходили хозяйство и остались недовольны?

  Бондырева. Была, видела, насмотрелась! Ну, а вам-то что?

  Баркалов (смиренно). Я управляющий!

  Бондырева. Так что ж, сударь? (Ольге.) Ведь ласково, Оля?

  Ольга. Ах, тетя!

  Баркалов. Вы опытная хозяйка, приятно поучиться у вас...

  Бондырева. Эва что! Учить? Не желаю, понимаете, не желаю и не стоит!

  Ольга. Тетя, разве это дурно, что молодой человек желает поучиться? Это делает ему честь. Зачем же отказывать ему в добром совете?

  Настя. Да тебе что за дело? Зачем ты в чужие разговоры мешаешься! Тетя знает, что говорит.

  Баркалов. Я хочу учиться для пользы ваших же родных.

  Бондырева. Для этой пользы нужно совсем другое - так-то-с!

  Баркалов. Что же именно? Может быть, я могу?

  Бондырева. Вы? Можете, как не мочь! Стоит только запречь лошадей, а вам сесть да укатить совсем отсюда, тут вот и начнется действительная польза для моих родных. Другой пользы не знаю и прошу у меня не спрашивать, а то я человек тяжелый, неровен час, обмолвлюсь, скажу что-нибудь вам не по мыслям.

  Ольга (подойдя к Баркалову). Степан Григорьевич, вы не огорчайтесь на тетю. У ней уж такая манера говорить, а сердце у ней доброе и нежное.

  Настя. А! Так ты вот как! Ну, хорошо же! (Убегает.)

  Баркалов. Бог с вами! За что вы обижаете бедного человека?

  Бондырева. Бог всегда со мной, это правда; а есть люди, что и бога забыли! Да вы маску-то снимите, полно Лазаря-то петь! Понимаем мы, не маленькие! (Смеется.) Управляющий!

  Баркалов. Сударыня, воздержитесь! Только в этом доме вы и можете так говорить со мной.

  Бондырева. А в другом-то месте я на вас и не посмотрю. "Воздержитесь"! Туда же!

  

  

  

  

  Он уходит.

  Ольга. Ну что вы наделали! Теперь опять пойдет брань да раздор. А еще обещали быть ласковой!

  Бондырева. Да что ж мне делать, коли я его видеть не могу. Как только увижу его мину богопротивную, так у меня даже колотья подступают.

  Ольга. Тетя, я вас предупреждаю, он человек дерзкий, он ни перед чем не остановится.

  Бондырева. Ну вот еще! Стану я его бояться!

  Ольга. Да уж поверьте мне: будет скандал большой; а все это отзовется на нас, дурная-то слава про все семейство пойдет. Вы знаете, что у меня есть жених, так приятно ли мне, когда разговор о наших семейных дрязгах по всей губернии разойдется. Говорю вам, не мешайте мне, у меня дело хорошо обдумано.

  Бондырева. Так что такое, скажи!

  Ольга. После, после, тетя, а теперь подите к маме, успокойте ее хоть немного! Ведь жалко!

  Бондырева. Ох ты, жалостливая! Что ж, я пойду, коли тебе надо, да будет ли толк?

  Ольга. Будет, будет!

  

  

  

   Бондырева уходит.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

  

  

  

  Ольга и Настя (входит).

  Ольга. Что ты убежала? Ты рассердилась на меня?

  Настя. Нет, что ж сердиться! Только не ожидала я от тебя этого, не ожидала!

  Ольга. Чего не ожидала?

  Настя. Чтоб ты на его сторону перекинулась.

  Ольга. Наконец это из рук вон! Чего ж тебе хочется от меня? Чтоб я вместе с тобой бранилась с ним? Этого ты от меня никогда не дождешься.

  Настя. Да я знаю, знаю. Вас теперь трое против меня: она, он и ты!

  Ольга. Какие глупости! Ты ничего не понимаешь.

  Настя. Уж конечно! Я только и слышу от тебя, что я глупа и зла. Ну и отлично! Мы и без тебя обойдемся: за меня тетя заступится, да я и сама...

  Ольга. Ты сама ? Что ты выдумываешь ? Что ты можешь сделать?

  Настя. Что сделаю? Вот ты узнаешь.

  Ольга. Ах, Настя, ты только мешаешь моему плану. Как это скучно! То тетя, то ты... не хотите вы подождать немного!

  Настя. Дождешься тебя; я измучилась. (Утирает, слезы.) Нет, уж я решилась!

  Ольга. На что ты решилась?

  Настя. Уж я знаю. Это мое дело.

  Ольга. Ну, сделай милость, скажи! Разве хорошо от сестры скрывать?

  Настя (осматриваясь). Слушай! Я возьму... я возьму, у скотницы Хавроньи мышьяку и отравлю его.

  Ольга. Что ты? Что ты? Ведь это уголовное преступление...

  Настя. Я знаю. Я все расскажу на суде, все, я плакать буду, меня оправдают.

  Ольга. Тебя оправдают, а грех-то? Ты и забыла?

  Настя (подумав). Так я сама отравлюсь.

  Ольга. Ну вот еще! Кому же ты угрозишь?

  Настя. Да я не могу так жить, не могу... понимаешь?

  Ольга. Ведь уж долго ждала; подожди еще немного. Мне самой надоело.

  Настя. Немного?

  Ольга. До завтра.

  Настя. И завтра ты его выгонишь отсюда?

  Ольга. Непременно.

  Настя. А если нет?

  Ольга. Тогда делай что хочешь: отравляй его или сама отравляйся; я уж не скажу ни слова.

  

  

  

   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

  

  

  

  

  ЛИЦА:

  Сарытова.

  Ольга.

  Настя.

  Бондырев.

  Бондырева.

  Баркалов.

  Лизгунов.

  Гурьевна.

  Марья.

  Митрофан, воспитанник Гурьевны, лет 25.

  

  

  

   Декорация та же.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

  Марья (входит) и Гурьевна (в руках небольшой ковровый мешок).

  Гурьевна. Что, Машенька, можно видеть Серафиму Давыдовну?

  Марья. Оне нездоровы, другой день из спальни не выходят.

  Гурьевна. Что ж это с ней сделалось?

  Марья. Да так, ничего важного; ежели оне расстроены, так у них всегда нездоровье от нервов.

  Гурьевна. Так я прямо к ней в спальню и пойду.

  Марья. Никак невозможно это. Подождите, когда выйдут.

  Гурьевна. Что это у вас за новая мода? Я всегда прямо ходила.

  Марья. Уж это не наше дело. Не велели никого допущать, ну, мы и не должны.

  Гурьевна. Уж она не от родни ли запирается?

  Марья. Мы этого знать не можем.

  Гурьевна. Рано вчера управляющий-то из городу приехал аль вовсе не ночевал? Я его там видела!

  Марья. Ишь вы как люты на расспросы-то! Нужен он вам, что ли? Так я его позову.

  Гурьевна. Нет, нет, ну его, на что он мне! Так я пойду в девичьей посижу. Идет к калитке. Входят Бондырева и Ольга. Гурьевна низко кланяется и уходит.

  

  

  

  Марья уходит в дом.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

  

  

  

   Бондырева и Ольга.

  Ольга. Тетя, милая, ну что вам стоит?

  Бондырева. Да что ты выдумываешь? Как это возможно!

  Ольга. Одно средство, тетя, самое простое и самое верное.

  Бондырева. Да что я тебе, кукла, что ли, досталась? Молода еще ты вертеть старухой теткой, как игрушкой.

  Ольга. Тетя, пожалейте сирот!

  Бондырева. Да как мне вывернуть-то себя? Всю жизнь правдой живу, а тут на-ка поди! Да я и слова-то такие забыла!

  Ольга. Подумайте, так вспомните!

  Бондырева. Отойди ты, греховодница!

  Ольга. Так не хотите?

  Бондырева. Еще бы ты заставила меня на палочке верхом кружить! Так тебя и слушать?

  Ольга. На вас будем плакаться: могли, да не захотели.

  Бондырева. Да отстань! Статочное ли это дело, чтоб я... да господи помилуй!

  Ольга. Вам бы только браниться с утра до вечера, вот это ваше удовольствие, а пожалеть племянниц, помочь им, так вас нет.

  Бондырева. Пожалеть, пожалеть! Да как ты смеешь! Разве я вас не жалею? А уж кататься колесом под старость лет, матушка моя, заставить меня трудно!

  Ольга (отходя в сторону). Как хотите. Бог вам судья!

  

  

  

  Входят Сарытова и Марья.

  Бондырева. Вышла из заключенья?

  Сарытова. Ах, оставь, пожалуйста! Полегче стало, ну, я и вышла подышать воздухом.

  Бондырева. Ну, дыши, дыши! (Ольге.) А ты что губы-то надула? Пойдем потолкуем еще, хоть посмеюсь на твою выдумку!

  

  

  

   Уходит с Ольгой.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

  

  

   Сарытова, Марья и Баркалов.

  Сарытова. Степан Григорьич дома?

  Марья. Дома-с.

  Сарытова. Попроси его ко мне.

  Марья уходит во флигель.

  Какое невыносимое положенье! Прикидывайся больной, запирайся в спальне, лишь бы не видеть и не слышать ничего. Долго ли это продолжаться будет? Не прогнать же мне дядю с теткой, а сами не догадаются, не уедут.

  

  

  

  Входят Баркалов и Марья.

  Баркалов (Марье, на ходу). Распорядитесь-ка, чтоб мне закусочку прислали! Надо голову поправить, болит со вчерашнего!

  Марья. Что прикажете?

  Баркалов. Чего хочешь, все равно, только кислой капусты не забудь.

  Марья. Это, по-нашему, бламанже называется. (Уходит.)

  Баркалов (Сарытовой). Наконец вы показались на свет божий.

  Сарытова. Вы были вчера в городе?

  Баркалов. Был.

  Сарытова. Не видали вы Гурьевну?

  Баркалов. Я ее никогда не вижу. Это она меня постоянно видит да вам сплетничает.

  Сарытова. Ах, оставьте, мне она нужна.

  Баркалов. Зачем вам? Ее надо гонять из усадьбы.

  Сарытова. Она мне обещала денег достать.

  Баркалов. Если вы об деньгах, то не беспокойтесь. Деньги есть, у меня во флигеле сидят, завтрака дожидаются.

  Сарытова. Лизгунов? Да ведь я ему и так много должна.

  Баркалов. Ничего не значит. Тут есть маленькое соображенье. (Тихо.) Влюблен...

  Сарытова. Очень рада, но что ж из этого?

  Баркалов. Да только и всего, что у него можно денег взять.

  Сарытова. Я вас не понимаю. Я уверена, что из его любви не выйдет ничего серьезного. Леле он, кажется, не нравится.

  Баркалов. И я уверен, что не будет ничего серьезного, но он этого не должен знать.

  Сарытова. Что ж вы хотите, чтоб я обманом выманила у него деньги?

  Баркалов. Зачем обманом - обман слово нехорошее; а ловкостью, умом - это другое дело. Вы только разберите...

  Сарытова. Ничего не хочу я разбирать. Я вижу, что вы советуете мне что-то нехорошее, а я неблагородно не поступала никогда. Если бы я надеялась на что-нибудь серьезное, я бы могла решиться, взяла. Такие обстоятельства! Но я не надеюсь и поэтому прошу мне не говорить об этом.

  Баркалов. Носитесь вы с своим благородством и доноситесь до того, что эта ноша вас придавит. С кем церемониться! Вы знаете ли, сколько вы ему должны?

  Сарытова. Четыре тысячи с небольшим.

  Баркалов. А с процентами будет и всех пять. Он молчит и не требует только потому, что надеется породниться с вами, а как узнает, что нет надежды, тогда распорядится по-своему. Не ждите пощады!

  Сарытова. Это ужасно, ужасно!

  Баркалов. Еще ужаснее будет, когда отнимут и продадут за бесценок ваше именье. Много ли у вас останется, за вычетом долга и разных проторей и убытков? И придется вам уж не опекуншей быть, а итти в приживалки или на хлебы к вашим сестрам или к этому бульдогу, к вашей тетушке.

  Сарытова. Да, да, ужасно, ужасно представить! И отчего он ей и всем женщинам противен? Красив, богат...

  Баркалов. Ну, уж это не наше дело. Теперь-то много ли денег вам нужно?

  Сарытова. Мне необходимо тысяч около трех.

  Баркалов. Так я и предполагал, что надо будет просить четыре. Вам около трех, мой векселишко рублей в шестьсот надо у него выкупить, а остальные мне на мелкие расходы. Да, так точно, четыре тысячи.

  Сарытова. Да... но как же? Я, право, не знаю.

  Баркалов. Вы не согласны? Хорошо! Я пойду, так и скажу ему. (Идет.)

  Сарытова. Постойте. Что же я должна делать?

  Баркалов. Очень мало. Скажите, что вы и очень бы рады, но обстоятельства ваши и сестер ваших так дурны, что вы не можете об этом и думать, что нужны расходы, приличие требует... ну, и прочее... Он сейчас поймет и предложит; а как деньги получите, тогда пускай ведается сам с Ольгой Давыдовной. Что ж тут дурного? Чисто и аккуратно. Позвать?

  Сарытова (закрывая лицо). Дайте подумать!

  Баркалов. Подумайте, это дело хорошее. (Прохаживается и посвистывает.) Ну, довольно, я иду звать!

  Сарытова. Зовите!

  Баркалов. Вот и хорошо подумать, а то как же это... не думавши. (Уходит.)

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  

  

   Сарытова, потом Лизгунов.

  Сарытова. До чего я дошла! Я падаю, падаю и не вижу дна этой пропасти! Что мне делать? Остается только закрыть глаза, пусть будет, что будет.

  Лизгунов (входит). Я счастлив, что вижу вас и могу выразить мое чувство расположения к вам!

  Сарытова. Прошу.

  

  

  

  

  Садятся.

  Лизгунов. Я пришел искать и найти в вас такое же расположение...

  Сарытова. Я всегда... Что могу...

  Лизгунов. Буду краток и откровенен - это лучше всего. Считаете ли вы меня достойным быть вашим зятем? Я надеюсь...

  Сарытова. Отчего же... но...

  Лизгунов. Но? Что значит это "но"? Не пугайте меня. Зачем "но"?

  Сарытова. Это касается меня, а не вас.

  Лизгунов. Слава богу, а то мне показалось... я такой нервный. Что же такое?

  Сарытова. Мои обстоятельства... приличие требует... я не могу решиться, я не отказываю в своем согласии, но...

  Лизгунов (смеется). Понимаю! Это такие пустяки. Напрасно вы затрудняетесь сказать прямо. Ведь будем же свои люди. Итак, я имею ваше слово?

  Сарытова. Что касается меня, я очень рада. Это было всегда моим желаньем.

  Лизгунов. И прекрасно. В расположении Ольги Давыдовны я, кажется, сомневаться не должен. Гордость моя не допускает этой мысли. Если человек с моим состоянием и с моими достоинствами... и притом не ищет приданого- тут долго не думают!

  Сарытова. Уж это ваше дело! Я ходатайствовать за вас не берусь!

  Лизгунов. О, не беспокойтесь, я сам... я красноречив. Позвольте вашу ручку. (Целует.) Сколько же вам нужно денег?

  Сарытова. Тысячи четыре.

  Лизгунов. Ого! Впрочем, что ж, я готов. Когда же вам нужно?

  Сарытова. Если можно, теперь.

  Лизгунов. С собой такой суммы не имею, но сейчас съезжу за ней, а вы приготовьте какой-нибудь незначительный документик, векселек, конечно.

  Сарытова. Вы мне не верите?

  Лизгунов. Помилуйте, верю... но порядок такой!

  Сарытова. Нет, значит, вы не доверяете мне. Благодарю вас, не нужно.

  Лизгунов. Прошу не горячиться! Брать документы у меня привычка, или, лучше сказать, правило моей жизни, от которого я уж ни под каким видом не отступлю. Я рубля не дам без документа даже отцу родному. Вас, может быть, бланк затрудняет, надо в город посылать? Так вот, извольте. (Достает из кармана и подает вексельный бланк.) Со мной всегда есть!

  Сарытова. Вы привезите мои старые векселя да Степана Григорьевича тоже, я за него заплачу; мы сделаем один вексель.

  Лизгунов. С удовольствием. Лечу легкий, чтобы прилететь тяжелым. (Уходит.)

  Сарытова. Наконец-то! Какая пытка!

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

  

  

   Сарытова, Марья, потом Ольга.

  Марья. Гурьевна пришла, в девичьей дожидается!

  Сарытова. Не до нее мне, пусть подождет. Где Олинька?

  Марья. В гостиной сидят.

  Сарытова. Одна?

  Марья. Нет, с тетенькой-с.

  Сарытова. Так попроси ее сюда ко мне.

  

  

  

   Марья уходит. Разве я могу, разве я посмею требовать от нее такой жертвы? А что, если она согласится? Ведь я погублю ее на всю жизнь. Я должна беречь ее, а не губить, ведь она мне сестра, крестница, почти что дочь. Господи! Да что же я все твержу себе: "я должна, должна!" А в душе-то нет ни любви к сестрам, ни чувства долга, ни сознанья своих обязанностей, а только страх перед бедой и чувство самосохранения. За что бы ни ухватиться, только бы удержаться, .. хоть уж не спастись, хоть только отсрочить свою погибель!

  Ольга (входит). Мама, что тебе?

  Сарытова (с дрожью в голосе). Оля, спаси меня!

  Ольга. Я рада, да как? Скажи!

  Сарытова. Оля, за тебя сватается Лизгунов.

  Ольга (с испугом). Ах, что ты! Нет, нет!

  Сарытова. Одно средство... последнее... я гибну...

  Ольга. Нет, нет! Мама, не требуй от меня жертвы, я молода, я хочу жить... я люблю... у меня есть жених.

  Сарытова. Как? Ты любишь, и я ничего не знаю... я от тебя не ожидала...

  Ольга. Не говори, не говори! Ты не имеешь права судить меня!

  Сарытова. Ты меня убиваешь!

  Ольга. Я уйду... ты меня мучишь... за что? Что я тебе сделала? О чем ты просишь, подумай! Тебе нужны деньги, так ведь?

  Сарытова (со слезами). Да, Оля... крайность...

  Ольга. Какой же ценой ты хочешь добыть эти деньги? Ты хочешь отнять у меня счастье, загубить всю жизнь мою, чтоб добыть себе денег! Да ведь я тебе сестра, я дочь твоя... ведь ты нас растила, воспитывала, ты желала нам добра... ты забыла, ты все забыла... Нет, мама, ты подумай, подумай! Ты растерялась совсем!

  Сарытова. Ах, прости меня! Да... я слабая женщина... Оля... Олинька...

  Ольга. Что, мама?

  Сарытова. Ты хоть не совсем отказывай-то ему, не вдруг. Скажи, что ты подумаешь, чтоб он подождал.

  Ольга. Нет, лгать не стану. Да ты не беспокойся, мама! Ты уж очень расстроена, тебе все в черном цвете представляется. Будь уверена, что я сделаю все, что могу, чтобы помочь тебе. Ты успокойся, успокойся, все будет хорошо. Пойдем, я провожу тебя.

  

  

  

   Уходят в дом.

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

  

   Гурьевна (входит в калитку), потом Митрофан.

  Гурьевна. Сказала, что барыня в саду, а ее нет. Что она, как молодой месяц, покажется, да и спрячется! Подожду. Как бы только на победителя-то не налететь!

  

  

  Митрофан идет из флигеля к калитке. Митроша!

  Митрофан (оглядываясь). А?

  Гурьевна. Что ты, как галка, рот-то разинул? Поди сюда!

  Митрофан. П_о_что? (Подходит.)

  Гурьевна. Ишь ты, какой взъерошенный, точно шавка!

  Митрофан. Так что? Кому нужно?

  Гурьевна. Молчи ты, бестолковый! Здесь барышни ходят!

  Митрофан. Ну и пущай! Я сторонкой, меня не увидят!

  Гурьевна. А зачем сторонкой? Что ты, вор, что ли, украл что? От кого тебе прятаться? Ходи прямо, ходи браво! Разве ты свою планиду знаешь? А может быть...

  Митрофан. Уж это ты грезишь! Не так я стачан, фасон не тот.

  Гурьевна. Какой еще фасон нашел?

  Митрофан. Фасон а ля мужик. От них мы кормимся, с ними нам и жить.

  Гурьевна. Ну, не скажи: на грех-то мастера нет! (Достает из мешка банку, мешок кладет на землю и засучает рукава.)

  Митрофан. Ты это что? Кого мыть собираешься?

  Гурьевна. Помадить тебя хочу. (Помадит.) Вон она опять все деньги растранжирила... Не вертись! Опять за Гурьевну. Ну, я сказала, что Фарафонтова деньги, а свои даю, да по три процентика в месяц, да бриллианты под залог... Не вертись!

  Митрофан. А как это хорошо, когда богатый человек проматываться задумает. Тут уж только карман подставляй.

  Гурьевна. Говорят тебе, не вертись!

  

  

  

   Легкая пощечина.

  Митрофан. Ты что дерешься! Так вот на же! (Ерошит волосы.) Так и буду ходить. (Отходит.)

  Гурьевна. Ну, Митроша, ну, поди сюда, причешу.

  

  

  Тот подходит, она его причесывает. Вот так-то помещичье добро и попадает в наши руки.

  Митрофан. А кто ж виноват? Что ж нам, жалеть их, что ли?

  Гурьевна. Зачем жалеть; я к слову говорю. Вот уж ты хуторок купил, а там и именье купишь, а потом можно и за барышню посвататься.

  Митрофан. Только не очень высокого полету! А я вчера три целковых выиграл.

  Гурьевна. В карты? Да я тебя убью!

  Митрофан. Нет, на гитаре. Заставляют пьяные ночью песни играть. Коли дадите, говорю, по гривеннику за песню, так стану играть, а то спать пойду. Дали. Я им на три целковых и наиграл!

  Гурьевна. Вот и молодец - деньги-то годятся, а выспаться-то и днем можно. Ты куда идешь?

  Митрофан. К писарю; нужно на мужиков условье писать. (Уходит в калитку.)

  

  

  

   ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ Гурьевна и Баркалов (выходит из флигеля, несколько румяней обыкновенного).

  Баркалов. А! Это вы?

  Гурьевна. Я-с.

  Баркалов. Зачем пожаловали?

  Гурьевна. Насчет делов-с.

  Баркалов. К кому же это?

  Гурьевна. Конечно, не к вам, а к благодетельнице своей.

  Баркалов. А я полагаю, что к приезжим на бедность попросить. Вон мешок-то какой принесла!

  Гурьевна. Это вы совсем напрасно.