Некрасов Николай Алексеевич - Похождения Петра Степанова сына Столбикова

т. д.), т.е. в соответствии с основными этапами работы автора над текстом. К драматургии Некрасова этот принцип применим быть не может. Правка, которую он предпринимал (и варианты, возникающие как следствие этой правки), не соотносилась с разными видами или этапами работы (собирание материала, первоначальные наброски, планы, черновики и т. д.) и не была растянута во времени. Обычно эта правка осуществлялась очень быстро и была вызвана одними и теми же обстоятельствами - приспособлением к цензурным или театральным требованиям. Имела место, конечно, и стилистическая правка.

   К какому моменту относится правка, не всегда можно установить. Обычно она производилась уже в беловой рукописи перед тем, как с нее снимали копию для цензуры; цензурные купюры и поправки переносились снова в беловую рукопись. Если же пьеса предназначалась для печати, делалась еще одна копия, так как экземпляр, подписанный театральным цензором, нельзя было отдавать в типографию. В этих копиях (как правило, они до нас не дошли) нередко возникали новые варианты, в результате чего печатный текст часто не адекватен рукописи, побывавшей в театральной цензуре. В свою очередь, печатный текст мог быть тем источником, по которому вносились поправки в беловой автограф или цензурованную рукопись, использовавшиеся для театральных постановок. Иными словами, на протяжении всей сценической жизни пьесы текст ее не оставался неизменным. При этом порою невозможно установить, шла ли правка от белового автографа к печатной редакции, или было обратное движение: новый вариант, появившийся в печатном тексте, переносился в беловую или цензурованную рукопись.

   Беловой автограф (авторизованная рукопись) и цензурованная рукопись часто служили театральными экземплярами: их многократно выдавали из театральной библиотеки разным режиссерам и актерам на протяжении десятилетий. Многочисленные поправки, купюры делались в беловом тексте неустановленными лицами карандашом и чернилами разных цветов. Таким образом, только параллельное сопоставление автографа с цензурованной рукописью и первопечатным текстом (при его наличии) дает возможность хотя бы приблизительно выявить смысл и движение авторской правки. Если давать сначала варианты автографа (в отрыве от других источников текста), то установить принадлежность сокращений или изменений, понять их характер и назначение невозможно. Поэтому в настоящем томе дается свод вариантов к каждой строке или эпизоду, так как только обращение ко всем сохранившимся источникам (и прежде всего к цензурованной рукописи) помогает выявить авторский характер правки.

   В отличие от предыдущих томов в настоящем томе квадратные скобки, которые должны показывать, что слово, строка или эпизод вычеркнуты самим автором, но могут быть применены в качестве обязательной формы подачи вариантов. Установить принадлежность тех или иных купюр часто невозможно (они могли быть сделаны режиссерами, актерами, суфлерами и даже бутафорами). Но даже если текст правил сам Некрасов, он в основном осуществлял ото не в момент создания дайной рукописи, не в процессе работы над ней, а позже. И зачеркивания, если даже они принадлежали автору, не были результатом систематической работы Некрасова над литературным текстом, а означали чаще всего приспособление к сценическим требованиям, быть может, являлись уступкой пожеланиям режиссера, актера и т. д.

   Для того чтобы показать, что данный вариант в данной рукописи является окончательным, вводится особый значок - <>. Ромбик сигнализирует, что последующей работы над указанной репликой или сценой у Некрасова не было.

  

   Общая редакция шестого тома и вступительная заметка к комментариям принадлежат М. В. Теплинскому. Им же подготовлен текст мелодрамы "Материнское благословение, или Бедность и честь" и написаны комментарии к ней.

   Текст, варианты и комментарии к оригинальным пьесам Некрасова подготовлены Л. М. Лотман, к переводным пьесам и пьесам, написанным Некрасовым в соавторстве,- К. К. Бухмейер, текст пьесы "Забракованные" и раздел "Наброски и планы" - Т. С. Царьковой.

  

  

   Печатается по тексту ЦР.

   Впервые опубликовано: в отрывках - Максимов В. Литературные дебюты Н. А. Некрасова. СПб., 1908; полностью (И. Я. Айзенштоком) - Квiтка-Основ'яненко Г. Ф. Твори, т. VII. Харкiв, 1931, с. 702-801.

   В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. IV. В прижизненные издания произведений Некрасова не входило.

   Автограф не найден. Цензурованная рукопись (ЦР) - ЛГТБ, I, VI, 1, 69. На титуле ее, внизу,- ценз. разр.: "Одобряется к представлению. С.-Петербург. 30-го апреля 1842 г. Ценсор М. Гедеонов". Помета цензора есть и на последнем листе рукописи. Текст правлен чернилами, рукой актера и водевилиста П. И. Григорьева (Григорьева 1-го). На полях и в самом тексте режиссерские пометы, сокращения и исправления (другими чернилами и карандашом).

  

   Судя по письму Некрасова к Ф. А. Кони от 2 апреля 1842 г., а также письмам П. И. Григорьева к Ф. А. Кони (ЛГТБ) и Г. Ф. Квитке-Основьяненко (ИРЛИ), комедия писалась в конце 1841-начале 1842 г. и была завершена в апреле 1842 г.

   Пьеса представляет собой переделку романа Г. Ф. Квитки-Основьяненко "Жизнь и похождения Петра Степанова сына Столбикова" (СПб., 1841). Инициатором переделки являлся Григорьев.

   В мае 1841 г. на сцене Александрийского театра был поставлен "Шельменко-денщик" Квитки-Основьяненко, в котором Григорьев сыграл главную роль. Шумный успех этого водевиля побудил Григорьева выбрать для своего бенефиса 1842 г., назначенного на 4 мая, новое произведение Квитки. Из писем Григорьева к Квитке (ИРЛИ, ф. 265, отд. 2, No 801) устанавливается, что последний предлагал бенефицианту для переработки несколько своих произведений, но что Григорьев остановился на только что вышедшем (в конце 1841 г.) "Столбикове". Выбор этот трудно объяснить (роман очень громоздок и неудобен для переделки), если не предположить, что Григорьев имел в руках эту уже в основном осуществленную переделку, т. е. знал, что, собственно, он выбирает. Косвенные доказательства этому есть в письмах Григорьева к Квитке и Ф. А. Кони.

   Еще в 1841 г. или в самом начале 1842 г., сообщая писателю, как идет продажа его книг, Григорьев впервые в связи со "Столбиковым" упоминает имя Некрасова: "Перепельский мне сказывал,- пишет он,- что и "Столбикова" наверно уже продано до 1000 экземпляров" (ИРЛИ, ф. 265, отд. 2, No 801). {Это письмо, а вернее приписка к какому-то письму, не датировано. Из текста, однако, ясно, что оно предшествует письму от 3 апреля 1842 г., в котором говорится, что "Столбикова" уже продано 1500 экземпляров.} По всей вероятности, Некрасов специально интересовался, как расходится книга, задумывая ее переделку. Возможно, уже тогда, т. е. в конце 1841 г. или в самом начале 1842 г., Некрасовым или Некрасовым и Григорьевым совместно был составлен план переработки романа и Некрасов приступил к его переделке. Во всяком случае, в письме от 2 апреля 1842 г. к Ф. А. Кони Некрасов утверждал, что "пьеса делается не наскоро и не кое-как".

   К началу апреля 1842 г. водевиль был почти готов. В письме, датированном 3 апреля этого года, Григорьев отстаивает его перед Квиткой, который, видимо, сомневался в правильности сделанного Григорьевым выбора и предлагал ему другие варианты. "О судьбе нашего "Столбикова" не беспокойтесь совершенно,- уговаривает Григорьев Квитку,- он будет сыгран и не обругай". И далее: "Благодарю Вас от всего сердца за "Бессрочного"! Но, увы! его надо обделать с куплетами, а бенефис назначен очень скоро и потому никак не поспеет ко времени: я теперь удовольствовался пока "Столбиковым" <...> Извините, более писать теперь не имею времени,- заключает он,- ставлю свой бенефис и боюсь за потерю времени. "Столбиков" наш будет преинтересная штука!" (ИРЛИ, ф. 265, отд. 2, No 801).

   Очевидно, только в эту пору, т. е. когда пьеса была почти готова, у Григорьева явилась мысль привлечь к работе еще несколько известных водевилистов. 2 апреля Некрасов пишет в Москву находившемуся там Ф. А. Кони: "Вот к Вам еще вельми важная просьба. Мы начали с П. И. Григорьевым для его бенефиса комедию-водевиль в 4-х актах под названием "Столбиков" в полной уверенности, что Вы не откажетесь также написать акт или хоть сценки две-три. Такое соединение имен, еще небывалое на русской афишке, может принесть существенную пользу бенефицианту. Вот мы писали и поджидали Вас, но между тем Вас нет и, может быть, Вы еще не скоро будете, а время уходит, бенефис 4-го мая. У нас просто руки опустились, и, чтоб не терять долее времени, прибегаем к Вам с усерднейшею просьбою. Напишите в "Столбикова" сколько Вам позволит время и пришлите к нам <...> Прошу Вас от имени бенефицианта и от своего, которое без Вашего на афише будет сиротствовать". Вероятно, одновременно или немногим позже обратился с этой просьбой к Ф. А. Кони и Григорьев: "...наш "Столбиков" делается весьма хорошо, уже три действия готовы и вышли зело интересны, а что уж забавны, о том и говорить нечего! Но вот в чем самая интереснейшая вещь для самого бенефицианта: мы составляем на первый раз честную компанию из имен, заслуживших добрую репутацию в театре, т. е. на русской афише явится четыре или даже, может быть, пять фамилий, участвующих в "Столбикове". По этому вы легко можете догадаться, что без вас обойтись невозможно, да и не должно, а для меня даже крайне невыгодно". Далее из письма выясняется, что Григорьев уже обращался с подобной просьбой к П. А. Каратыгину и получил отказ и что ведутся переговоры с Д. Т. Ленским, который также не соглашается: "Вот, например, похоже ли на дело письмо Д. Т. Ленского? Он тоже был приглашен в компанию, послан был мною ему план 3-й картины "Столбикова" с покорнейшею просьбою, план был разбит на явления, даже все объяснено, кто и что должен говорить и делать,- вдруг злодей присылает обратно, говоря, что это невозможно, и то, и се, и бог знает что!.. Впрочем, так как наша затея была бы вдвое курьезнее при участии москвича, то, невзирая на отказ и извинения Ленского, я послал ему повое письмо и план только на 3 явления пьесы. Неужели он опять зарежет отказом? Батюшка! если вы с ним не в разладе, ради создателя уломайте Митюху! ежели вы не возьмете этого труда услужить мне или узнаете, что он все-таки не берется, прошу вас, пошлите от моего имени взять у него план 3-х явлений и намахайте в укор и позор изменникам!" (ЛГТБ, Р 1/294). {Письмо без даты, но по содержанию и упоминанию срока, оставшегося до бенефиса Григорьева, может быть датировано первой декадой апреля 1842 г.}

   По-видимому, Ф. А. Кони также отказался участвовать в переделке, и тогда к работе был привлечен популярный в то время водевилист П. С. Федоров.

   Трудно с точностью определить, какова была доля участия в переработке романа каждого из соавторов, однако ясно, что основная работа была выполнена Некрасовым. Во-первых, сам. Григорьев в эти годы был постоянно чрезвычайно занят как актер. В одном из писем к Квитке (от 6 ноября 1842 г.; И. Я. Айзеншток ошибочно датировал это письмо 1841 г., хотя оно имеет дату) он жалуется на свою загруженность в театре: "Играю каждый день да учу по три новых роли каждую неделю. Согласитесь сами, когда тут писать!" (ИРЛИ, ф. 265, отд. 2, No 801). Заботы о бенефисе еще менее оставляли ему времени для участия в коллективной работе над пьесой (см. выше его письмо к Ф. А. Кони). Вероятно, его участие выразилось в разработке совместно с Некрасовым подробного плана водевиля, а скорее даже - в утверждении плана, уже составленного Некрасовым. Кроме того, в ЦР есть следы его правки, сделанной, впрочем, может быть, уже после первой постановки "Столбикова".

   Федоров, который приступил к работе не ранее середины апреля, должно быть, ограничился теми тремя явлениями, которые Григорьев тщетно предлагал Ленскому, а потом Ф. А. Кони.

   Сличение пьесы с романом Квитки показывает, что в общем драматическая переделка "Столбикова" довольно близка к роману. В карт. I и II пьесы текстуально точно воспроизводятся почти все реплики героев Квитки, а описания, обрамляющие их, обращены в ремарки. Некрасов, очевидно, пытается сохранить относительно острое социальное звучание соответственных глав романа, подчеркивает содержащийся в них протест против чиновно бюрократического произвола.

   Чтобы избежать композиционной расплывчатости, Некрасов, перерабатывая роман, старался создать комедийную интригу. С этой целью некоторые эпизодические персонажи романа объединяются в одно лицо, действующее на протяжении всей пьесы. Так, поверенный Жиломотова Петигорошкин сочетает в себе чиновника, приехавшего ревизовать Жиломотова, кляузника-помещика, у которого Столбикову пришлось служить, и поверенного Жиломотова. "Объединены" также Дуняша, горничная в доме губернатора, и Авдотья Марковна, ставшая женой Столбикова. В романе они никакого отношения друг к другу по имеют.

   Карт. IV наименее связана с романом и благодаря быстро развивающемуся в ней действию и ряду специфических приемов по своему характеру наиболее близка к водевилю. Дядюшка Столбикова сделан в пьесе отцом Катеньки - последней невесты Столбикова, тогда как в романе Катенька, дочь одной вдовы-помещицы, никак с дядюшкой не связана. Совершенно отсутствует в романе подмена невесты в карете. У Квитки к женитьбе героя Петигорошкин не причастен, а в пьесе именно он, подкупленный Авдотьей Марковной, устраивает брак Столбикова.

   Куплеты оригинальны. В карт. I, II и IV, уже написанных к тому времени, когда явилась мысль о привлечении других водевилистов, они, по всей вероятности, принадлежат Некрасову.

   В карт. II Григорьевым были сделаны многочисленные сокращения и изменения, носящие характер цензурных смягчений. Между тем в цензуре комедия никаких сомнений не вызвала. Докладывая 28 апреля 1842 г. о пей начальнику III Отделения Дубельту, цензор М. Гедеонов писал: "В пьесе нет ничего предосудительного". В тот же день Дубельтом было дано разрешение на постановку пьесы (ЦГИА, ф. 780, оп. 1, 1842, No 18, л. 29). Протокола о цензурных изъятиях из пьесы в архиве но обнаружено (там же, ф. 780, оп. 1, 1840-1851, No 46). Это, а главное содержание исключений и изменений текста, дает основание предполагать, что цензурные смягчения были сделаны самим Григорьевым или Григорьевым по просьбе Квитки. Не исключена также возможность, что внесены они были в цензурованную рукопись, в дальнейшем служившую театральным экземпляром пьесы, не до посылки в цензуру и первой постановки, а уже значительно позже, когда от Квитки был получен посылавшийся ему экземпляр водевиля.

   Как известно, Квитка очень боялся, что сатирические картины его романа, особенно изображение чиновничьего произвола и взяточничества, вызовут озлобление против него местных губернских чиновников. В письме к П. А. Плетневу от 28 апреля 1839 г. он писал: "А что касается до губернских чинов, так там беда! Куда ни оборотись, все будут ворчать. Вместо губернского прокурора о экипаже нельзя ли переменить стряпчий верхнего земского суда; советника, к которому явился Пустолобов (в последнем варианте романа - Столбиков) для получения места,: нельзя ли переменить на секретаря наместнического правления;, и проч. и проч., всего и не припомню" (Квiтка-Основ'яненко Г. Ф., Твори, т. VII, с. 642). Под влиянием этого страха он чуть было не остановил вообще издание романа (см.: Твори, т. VII, с. 650-652)?

   Правка Григорьева касается именно той картины водевиля, в которой выведены губернские чиновники, и сделана в духе пожеланий Квитки: "директор экономии" заменен "членом по экономической части", общее указание "чиновники" в ремарки явл. 10 заменено указанием "стряпчий, советник и другие", исключены те места в тексте, где наиболее открыто говорится о поголовном и наглом взяточничестве чиновников. В письме к Квитке от 6 ноября 1842 г. Григорьев пишет: "Еще прошу Вас прислать нашу пьесу "Столбикова" (только с вашими переделками! не иначе), так мы их выучим и будем играть, сверх того, я хота ее напечатать в "Репертуаре"".

   Поскольку правка Григорьева ослабляет сатирическое звучание пьесы, которая к тому же в основном принадлежит перу Некрасова, в настоящем издании она не учитывается.

   Комедия была впервые поставлена в Петербурге, на сцене Александрийского театра, 4 мая 1842 г. в бенефис П. И. Григорьева.

   Особенного успеха она не имела. После трех представления (4, 7 и 17 мая 1842 г.) "Столбиков" был снят с репертуара и в Петербурге более не шел, но в том же году ставился в Харькове.

   Еще перед спектаклем "Литературная газета" объявила, что от соединения имен таких трех водевилистов, как Перепельский Федоров и Григорьев, можно "ожидать чего-нибудь замечательного" (ЛГ, 1842, 26 апр., No 16, с. 333). Однако после первой постановки газета была вынуждена признать, что "растянутость четвертого акта и некоторая сухость второго много повредили успеху комедии, которая изобилует многими смешными и оригинальным сценами. Г. Мартынов неподражаемо хорош в роли Столбикова. Г. Григорьев (Петигорошкин) и г-жа Гусева (служанка) много принесли пользы этой пиесе своей оригинальной, одушевленной игрой" (ЛГ, 1842, 10 мая, No 18, с. 371).

   "Северная пчела" прямо заявила, что "ни заманчивое заглавие, ни компанство трех водевилистов, ни особенное название прилепленное к каждому акту, ни предварительные возгласы в приятельской газете, ни наши искренние желания, ни даже игра г. Мартынова не могли спасти комедии этой от торжественного падения!!.." (СП, 1842, 18 мая, No 109, с. 435). Ей вторил "Репертуар русского и Пантеон всех европейских театров", где в эту пору также хозяйничали Булгарин и Межевич: "Комедия <...> не имела ни малейшего успеха. Это была первая попытка написать пьесу втроем по парижскому обычаю, и попытка не удалась вовсе" (РиП, 1842, т. I, No 1, с. 219).

   Суровым был и отзыв "Отечественных записок". В. Г. Белинский, который еще ранее критиковал самый роман за нечеткость общественной позиции автора и его попытку затушевать истинные причины уродств русской жизни, теперь писал: "Эта комедия, с куплетами и с подьяческим заглавием, заимствована из романа г. Основьяненко, вышедшего в конце прошлого года. Читателям известно наше мнение об этом романе, впрочем, весьма почтенного писателя, равно как и самый роман. Комедия - как надо быть комедии, выкроенной из неудавшегося юмористического романа нашими доморощенными водевилистами: тут и преувеличенные против образца фарсы, и потребное количество двусмыслиц, и куплеты - главное куплеты - в которых остроумию составителей обыкновенно бывает полный простор. Столбиков комедии не похож на Столбикова романа: у г. Основьяненко он - то несбыточный пошлый идиот, то очень умный и нравственный человек, которому автор сильно сочувствует, в комедии он лубочно-смешной и круглый дурак, который, при такой же неестественности, по крайней мере одинаков" (ОЗ, 1842, No 6, с. 108).

  

   С. 383. ...в желтых китайчатых брюках...- Китайчатые - т. е. из китайки, бумажного материала мутно-желтого цвета, первоначально привозившегося из Китая.

   С. 395. ...вон красный отчет, вон белый!... вон и синий...- Имеются в виду денежные ассигнации конца XVIII в.: красная - 10 руб., белая - 25, 50, 100 руб., синяя - 5 руб.

   С. 403. ...хватай мушкет по темпам!..- Речь идет о выполнении ружейных приемов по счету.

   С. 427. Вьется ... как калашник...- т. е. мелкий торговец калачами, который сам и печет калачи, сам и торгует ими вразнос.

   С. 430. Кникса - книксен, поклон с приседанием.

   С. 436. (Ей.) Апропо!.. - Апропо (от франц. a propos) - кстати.

   С 448. Нижняя расправа - полиция или суд нижней степени, сельский.

   С. 455. ...не уронил реноме фамилии нашей...- Реноме (от франц. renomme) - честь.

   С. 456. Вот я тебе экспликую...- Экспликую (от франц. ехpliquer) - объясняю.

   С. 460. Экуте, на дружеское слово...- Экуте (от франц. eceuter) - послушайте.

   С. 460. ...мы не женируемся ...- Не женируемся (от франц. gener) - не стесняемся.

   С. 460. Нет никакой консолации.- Консолация (от франц. consolation) - утешение.

   С. 460. ...пойду обозреть саранчу ... адье.- Адье (от франц. adieu) - прощай.

   С. 463. ...одна только книжка, маркиза Глаголь...- Имеется в виду роман аббата Прево (1697-1763) "Memoires et aventures d'un homme de qualite du monde", переведенный на русский язык и 1756-1765 гг. Ив. Елагиным и В. Лукиным под названием: "Приключения маркиза Г***, или Жизнь благородного человека, ставившего свет". Глаголь - старинное название буквы "Г" в русском алфавите.

   С. 463. "Деревенский эконом" - "Эконом (городской и деревенский), или Книга домашней пользы", соч. И. Ляликова. М., 1796.

   С. 463. "Ехал казак за Дунай..." - ария из "Казака-стихотворца", "анегдотической оперы-водевиля" А. А. Шаховского (1812); "Приди в чертог ко мне златой..." - вошедшая в песенники и особенно популярная в провинция ария из части I "Днепровской русалки" - русской переделки немецкой оперы композитора Ф. Кауера на слова Генслера "Дунайская нимфа" (к трем частям в переделке Н. Краснопольского (1803-1805) А. А. Шаховской в 1807 г. присочинил четвертую часть, с музыкой Давыдова).

   С. 467. ...свою предику читает.- Предика (от нем. Predigt) - проповедь.

   С. 474. ...много ль вы за честь берете? - Игра слов: в просторечии выражение "служить из чести" означало "служить за чаевые".