Главная » Книги

Фуллье Альфред - Психология французского народа, Страница 4

Фуллье Альфред - Психология французского народа


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13

ежно сохранить их тип. Напротив того, галльские крестьяне должны были состоять в значительной части из потомков более ранних обитателей страны с круглым черепом.
   В древности слово кельт не имело твердо установленного значения: оно понималось то в узком, то в неопределенном смысле. Цезарь означает им жителей центральной Галлии; другие авторы, как мы видели, подразумевали под страной кельтов также север Испании, долину Дуная, ретический и карнийский склоны Альп и северную Италию, страны, где антропологи встречают и теперь людей с коротким и широким черепом и невысокого роста; таковы именно и были настоящие кельты, родственные славянам и называемые антропологами кельто-славянами. Смешавшись с ними, белокурые северяне приняли их имя, особенно в Галлии.
   Таким образом фундамент французского населения был заложен еще в век железных орудий. Позднее новые вторжения германцев, франков и норманнов только усилили высокорослый и белокурый элемент: они оттеснили чистых кельтов в Бретань, в центральную горную область, в Севенны и Альпы. Если верить Арбуа де Жюбэнвиллю, то большую часть французов следует считать потомками забытых народов, иберов и особенно лигуров, которых наши "предполагаемые предки", галлы, победили ранее, чем были сами побеждены римлянами. Но нам кажется, что ученый профессор придает слишком мало значения скандинавскому и германскому элементу в заселении Галлии. Из того факта, что конница, собранная Верцингеториксом для последней роковой борьбы, не превышала численностью 15.000 человек, Арбуа считает возможным сделать тот вывод, что каста завоевателей, настоящих галлов, состояла не более чем из 60.000 душ, а что все остальное население было иберийским или лигурским. Но это слишком смелая индукция. Если бы дело обстояло так, то чем объяснить присутствие в Галлии такого количества белокурых долихоцефалов, которыми не могли быть ни иберы, ни лигуры, ни даже кельты в этническом значении этого слова, и которые могли принадлежать лишь к германо-скандинавской расе? Наконец Страбон прямо говорит, что люди галльской расы походят на германцев физически, обладают теми же учреждениями и признают то же происхождение. И не только Страбон: Цезарь и Диодор Сицилийский говорят нам, что "галлы были высокого роста, белокожи и с белокурыми волосами". Это изображение не могло относиться к кельто-славянам. Это - черты северной расы, вполне приложимые также и к германцам. У настоящих кельтов передняя область черепа широка и выпукла; их гладкие, невьющиеся волосы, белокурые или светло-каштанового цвета в детстве, становятся в зрелом возрасте более или менее темно-каштановыми; между носом и лбом у них наблюдается довольно значительная впадина; глаза - более или менее темного цвета; лицо - широкое и часто румяное, подбородок круглый, шея довольно коротка, плечи широкие и горизонтальные, грудь широкая и хорошо развитая, кривизна шеи, спины и поясницы не значительны; руки и ноги мускулисты, но, так же как и корпус, немного коротки и коренасты; наконец, рост - средний и все развитие направлено скорее в ширину, чем в длину. Представление об этом типе можно составить себе, наблюдая кельтов Бретани, Оверня, Севенн и Савойи. Диодор прибавляет, что галлы страшны на вид и обладают сильным и грубым голосом; "они мало говорят", что составляет скорее германскую, чем кельтскую привычку; они выражаются загадочно, не высказывая прямо всего, что у них на уме; часто прибегают к гиперболам, для того чтобы похвалить себя или унизить других; их речь угрожающа, надменна и легко принимает трагический характер. Все эти черты также скорее приложимы к скандинавам и германцам, чем к кельто-славянам. Подобным же образом, когда Диодор изображает нам этих гигантов страшного вида, закрывающихся щитами в человеческий рост, носящих огромные медные шлемы, украшенные рогами или рельефными изображениями птиц и четвероногих, сражающихся голыми или в железных кирасах, размахивающих с геркулесовской непринужденностью мечами, "почти не уступающими по длине дротикам других народов" или бросающих тяжелые копья, "наконечники которых длиннее их мечей", как не признать, что гораздо ранее прибытия франков галлы уже представляли собой резко определенный северо-западный тип гораздо более, нежели кельто-славянский? Это подтверждается также всеми найденными черепами, относящимися к той эпохе.
   Даже и в настоящее время на севере, востоке и северо-западе Франции попадаются индивиды большого роста, белокурые, светлоглазые и длинноголовые - потомки галатов, кимров, бельгийцев, франков или норманнов. Южные и юго-западные департаменты населены по преимуществу темноволосыми брюнетами среднего или низкого роста; одни из них брахицефалы, потомки кельтов и лигуров; другие - длинноголовые потомки расы Средиземного моря или иберов (предков басков). Однако довольно много блондинов встречается в департаментах Двух Севров, Нижней Шаранты (вероятно, благодаря алэнам, давшим свое имя провинции Aunis), наконец - Дромы и Воклюзы. Распределение блондинов и брюнетов во Франции, о котором можно составить себе представление, руководствуясь картой Топинара, служит наглядным подтверждением галльских и германских нашествий, оттеснивших иберов, лигуров и кельтов. Мы уже говорили, что завоеватели, пришедшие с севера, заставили брахицефалов удалиться в горы, которые представляли преграду для вторжений; согласно этому мы находим в настоящее время брахицефалов сосредоточенными: 1) в Вогезах, где они сохранили широкую голову, но приняли светлую окраску; в Юре, в департаменте Саоны-и-Луары; 2) в центральной горной стране, где они раскинуты по направлению к Обюссону и Крезе, покрывают всю Коррезу, округ Сарлат в Дордонье и часть округа Бержерака, а затем сливаются с широкоголовым населением Канталя, Верхней Луары и Лозеры (в этих трех департаментах признаки брахицефалии выражены наиболее резко). Другие блондины пришли прямо с берегов океана через Нижнюю Шаранту, а именно: саксы, норманны и англичане. Повсюду происходило смешение. Житель Шера одновременно высок, белокур и широкоголов, подобно лотарингцу; житель Перигора обязан своим типом смешению белокурого долихоцефала с смуглым средиземноморским долихоцефалом Кро-Маньона; гасконец произошел от смешения той же кроманьонской расы с брахицефалом; это - настоящий кельто-ибериец. Смуглый долихоцефал Монпелье обнаруживает, по-видимому, большое сходство с жителями Северной Африки. В
   Бретани смешались кимры с кельтами, хотя в некоторых кантонах кельты сохранились в более чистом виде.
   При поверхностном исследовании, лингвистика, по-видимому, противоречит данным этнологии в том, что касается древних обитателей Галлии. Но филологи, слишком исключительно опирающиеся на кельтский язык, сделали много ошибочных выводов в этом вопросе. Этнологи не без основания возражали им, что сходство языков еще не предполагает сходства рас: бельгийцы, французы, итальянцы и испанцы говорят на языках, происшедших от одного и того же латинского. Филология сама по себе не может решить спора о нашем кельтском или германо-скандинавском происхождении. Был ли кельтский язык, принадлежащий, как известно, к индоевропейской группе, внесен в Галлию белокурыми долихоцефалами, или же на нем говорили первоначально широкоголовые брюнеты? Эта проблема представляется с первого взгляда неразрешимой, так как, хотя кельты и германцы Галлии составляли две отдельные этнические единицы, но несомненно, что они говорили на одном и том же языке. Ответ может быть однако основан на соображениях иного рода. В самом деле, среди всех народов, в составе которых преобладает белокурая раса, вы не встретите ни одного, который говорил бы не на арийском наречии; между тем как известная часть смуглых брахицефалов пользовалась языками, принадлежащими к другим группам, а именно к урало-алтайской; они пользовались ими в недалеком прошлом, свидетельством чему служит часть России и Германии (центр и юг); они пользовались ими также и в древности в Аквитании и Испании, где они говорили на языке басков. Отсюда делается тот вывод, что арийские языки были внесены в среду смуглых рас белокурой расой, но что они усвоили их только отчасти. Следовательно кельтский язык является не первоначальным языком настоящих смуглых брахицефалов, а занесен к ним белокурой расой. Кельты, подобно славянам, были "арианизированы" длинноголовыми завоевателями, галлами в тесном значении слова, галатами, кимрами, германцами и скандинавами; так называемый кельтский язык вернее было бы называть галльским, так как он внесен в среду кельтов различными племенами галлов, народа, родственного германцам и норманнам. Таким образом кажущееся противоречие между антропологией и филологией разрешается в окончательном выводе.
   В общем, хотя раса Средиземного моря и кельты составляли более глубокие и древние слои населения Галлии, особенно на юге, в центральной части и на западе, но германский и скандинавский элементы были также весьма значительны, особенно на востоке и севере. Англия, населенная сначала иберийцами и кельтами, сделалась впоследствии германской и скандинавской в большей половине своего населения; можно допустить, на основании всего, что было найдено в могилах, что почти то же самое произошло и в Галлии. В очень давние времена наша страна представляла смешанное население, в котором смуглые и белокурые долихоцефалы имели преобладающее этническое влияние, а может быть даже преобладали и численно. Это была почти та же этническая картина, какую в настоящее время представляют Великобритания и Северная Германия, взятые в их целом: белокурые долихоцефалы составляют там немного более половины всего населения.
   II. - Если само происхождение европейских рас гипотетично, то в еще гораздо большей степени это можно сказать о их умственном строении. Здесь мы можем лишь делать догадки на основании исторической роли различных рас, которая в свою очередь весьма недостоверна. Посмотрим, однако, что в этом случае считают себя вправе утверждать ученые.
   Физиология мозга еще слишком мало разработана, чтобы можно было с достоверностью локализировать умственные способности, распределив их по различным областям головного мозга; более или менее точные выводы достигнуты лишь по отношению к способности речи; что касается способности мышления, то на этот счет мы имеем лишь неопределенные сведения, что ее главные органы находятся в лобных лопастях. Волевая энергия, быть может, зависит до известной степени от степени продолговатости мозга и от отношения между его передними и задними частями, а следовательно, - между его длиной и шириной.
   Утверждают, что, в общем, раса Средиземного моря и семитская отличаются умственными способностями; что по-своему моральному характеру, так же как и по морфологическим свойствам, они приближаются к расе, которую принято называть арийской; г. Лапуж утверждает однако, что в них менее высших свойств, не говоря впрочем, на чем основано такое утверждение.
   Что касается смуглого брахицефала, то ему приписываются следующие моральные свойства: он миролюбив, трудолюбив, воздержан, умен, осторожен, ничего не предоставляет случаю, склонен к подражанию, консервативен, но без инициативы. Привязанный к земле и родной почве, он отличается узостью кругозора, потребностью в однообразии, духом рутины, заставляющим его противиться прогрессу. Послушный и даже любящий находиться под управлением других, он всегда был как бы "прирожденным подданным" арийцев и семитов.
   Белокурая и длинноголовая раса пользуется особым предпочтением психологов-антропологов; она обладает, говорят они, большой впечатлительностью, быстрым и проницательным умом, соединенным с активностью и неукротимой энергией. Как раса беспокойная, не выносящая неравенства, предприимчивая, честолюбивая и ненасытная, она ощущает все возрастающие потребности и непрерывно стремится к их удовлетворению. Она более способна приобретать и завоевывать, чем сохранять свои завоевания. Она приобретает только затем, чтобы более тратить. Ее интеллектуальные и артистические способности часто возвышаются до таланта и гениальности. У северных долихоцефалов, высокорослых и с крепкими мускулами, воля, по-видимому, сильнее; она часто принимает бурный характер и в то же время упорнее. В основе их натуры лежит известная дикость, зависящая, быть может, от того, что затылочная область служит скорее седалищем сильных страстей и животной энергии. Северный климат, способствуя развитию лимфатизма, умеряет эти страсти известной медлительностью мысли и действия. Белокурый северянин, бывший долгое время варваром, является по существу индивидуалистом; в нем сильнее развито его "я". Он более способен отступать от средней мерки; эти уклонения бывают иногда вверх, иногда вниз. В первом случае получаются необыкновенные люди преимущественно с выдающейся предприимчивостью, сангвиники как в моральном, так и в физическом отношении, рискующие всем и для всего; во втором случае получаются люди низшего разряда с вялым умом и той степенью тяжеловесности и лимфатизма, какая не встречается, например, среди кельтов-брахицефалов. Вследствие этого последние достигают очень высокого среднего уровня, хотя, быть может, дают менее индивидуальных порывов к высшим областям.
   Прибавим к этому, что, согласно Ламброзо, Марро, Боно и Оттолонги, среди кретинов и эпилептиков пропорция белокурых очень слаба. Среди пьемонтцев количество смуглых преступников вдвое более, чем белокурых, хотя только треть населения смуглолица. Если к белокурым присоединить рыжих, то явление выступит еще резче, несмотря на пословицу о рыжих. Зато в преступлениях, связанных с половой развращенностью, белокурые занимают высшее место. Несмотря на всю неопределенность этой психологии рас, считают возможным придти к тому заключению, что у цивилизованных народов деление на классы почти всегда соответствует количеству длинноголовых элементов, входящих в состав правящих классов.
   Известно, что преобладающими чертами кельтов, принадлежащих вместе с славянами к смуглым брахицефалам, признаются живость ума, подвижность характера, веселость, преобладание ума над волевой энергией, известная овечья покорность, желание быть управляемыми другими; Ф. Гальтон приписывает им вследствие этого стадные наклонности. Но следует заметить, что последнее свойство связано с господствующей чертой расы: общительностью, живой симпатией и восприимчивостью к чувствам окружающих, потребностью в товариществе, в общении с другими. По нашему мнению, это свойство является отчасти результатом сознания кельтами присущего им недостатка волевой энергии. Кельт обыкновенно пополняет этот недостаток волевой активности пассивным сопротивлением: это кроткий упрямец. Кроме того, не чувствуя достаточно силы в самом себе, он инстинктивно стремится найти ее в союзе, опереться на других, ощущать себя в общении с группой, часть которой он составляет. По той же причине он по натуре миролюбив; раны и синяки не в его вкусе. Благоразумный и предусмотрительный, он заботливо относится к самому себе и к своему имуществу. Что касается ума, то кельты не уступают в этом отношении германцам и скандинавам, по крайней мере в области собственно интеллектуальных свойств, а не тех, которые зависят скорее от качеств воли: так, например, способность понимания и усвоения, суждение, логика, память, воображение, все это, по-видимому, развито у широкоголовых кельтов не менее, чем у длинноголовых германцев; но что касается способности внимания, в значительной степени волевого характера, то у первых она, по-видимому, слабее или менее устойчива. Точно так же, все, требующее инициативы и решимости порвать привычную ассоциацию идей, реже встречается у кельта, чем у северянина; он менее охотно подвергнет себя случайностям неизвестного, опасностям открытий, не потому, чтобы он был менее способен к изысканиям, а потому, что в нем менее смелости исследователя; он более спокоен по натуре и не любит рисковать. Словом, здесь можно установить различие, впрочем все еще очень проблематичное, скорее в характере чувства и воли, чем в силе ума.
   Житель Морвана (в центре Франции), хорошо изученный Говелаком, может служить хорошим образчиком кельта: он трезв, экономен, мужествен, привязан к своей стране, любопытен, хитер, подвижного ума, скрывающегося под наружной вялостью, гостеприимен, обязателен без расчета. Достоинства и недостатки оверньята с его упрямством, вошедшим в пословицу, хорошо известны. Овернь, в своей литературе, "непоколебима и склонна к резонерству", Впрочем, для правильной оценки характера оверньята необходимо принять во внимание влияние гор и привычек исключительно сельской жизни, на которую были обречены кельты после своего удаления в горы. По словам Топинара, брахицефалы всегда были "угнетенными жертвами долихоцефалов". Последние, сварливые и беспокойные, вояки и грабители, отрывали их от полей и заставляли следовать за собой в их безумных экспедициях то в Дельфы, то к подножию Капитолия. Кельты не ощущают потребности рыскать по свету, пускать стрелы в небеса и бороться с морем; они любят родную почву и привязаны к своей семье; ими овладевает беспокойство, когда они не видят дыма, поднимающегося над их крышей; они создают в воображении свой собственный мир, часто фантастический, и путешествуют в нем, не покидая своего угла; они охотнее рассказывают о приключениях, нежели бросаются в них. Будучи прозаиками, когда этого требуют условия их жизни, они обладают однако мечтательной и волшебной поэзией; они верят в фей, в духов, в постоянное общение живых с мертвыми. Верные религии своих отцов, преданные часто до самоотвержения, они консервативны в политике, пока их не доведут до крайности. Словом, они отличаются всеми достоинствами и несовершенствами натур, скорее мягких, чем пылких, и скорее консервативных, нежели революционных. Наша суровая и мечтательная Бретань, стоящая на краю материка, окутанная туманами океана, населена кельтами более поэтического характера, более склонными к меланхолии, с более интенсивным религиозным чувством. Быть может, они обязаны своими особенностями, так же как в Ирландии, Валлисе и Шотландии, смешению кельтской крови с известной долей крови белокурых кимров и влиянию туманного и влажного климата. Бретонцы - сильная раса, неукротимая в своем "консерватизме", а иногда также и в радикализме; обыкновенно очень религиозные, они доходят порой в своем отрицании до святотатства. Их единодушно изображают идеалистами, мечтателями, более склонными к поэзии, нежели к живописи, со взором, устремленным во внутренний мир. Цветок Арморики, сказал один из их поэтов, служит символом бретонской расы:
   Золотое сердце, окруженное дротиками.
   Абелар, Мопертюи, Ламеттри, Бруссэ, Шатобриан, Ламеннэ, Ренан, Леконт де Лиль (подобно Ренану отчасти бретонец по происхождению), Лоти, родившийся в провинции, соседней с Вандеей, служат выразителями различных сторон бретонского духа. Быть может, бретонский идеализм объясняется отчасти соседством туманного и дикого моря, видом ланд и друидических памятников, живучестью традиций, кельтским наречием, религией, недостаточно частыми сношениями с остальной Францией. Часто указывали на контраст между Бретанью и Нормандией. Эта последняя, богатая и живописная страна, населенная преимущественно предприимчивыми и смелыми скандинавами, любящая одерживать победы, а вследствие этого - воевать или вести процессы, отличается скорее материалистическим духом. По словам Стендаля, Нормандия если не самая умная, то, быть может, наиболее цивилизованная часть Франции; вместе с тем она одна из наиболее преступных, между тем как Бретань, а особенно Морбиган, окрашена гораздо бледнее на карте преступности. Не следует искать в Нормандии глубокого поэтического настроения Бретани. Г. Тьерсо, изучавший народные песни Франции, тщетно искал от Авранша до Дюнкирхена песни, выражающей "чувство". Нормандцам, "большим мастерам выпить" и любителям амурных похождений, знакомы лишь песни на темы о вине и любви. У них есть свои поэты, среди которых Корнель служит "величавым представителем всего, что существует прекрасного в гордом нормандце, индивидуалисте, не нуждающемся в других" (Гавелок Эллис). Они особенно богаты великими живописцами, начиная с Пуссэна и Жерико до Миллэ, и живописцами в прозе, каковы Бернардэн де Сен-Пьерр, Флобер и Мопассан. У них есть также ученые, как Фонтенелль, Лаплас и Леверрье. В нормандце не все может быть объяснено кровью белокурых германцев; сюда надо присоединить еще традиции завоевания и отважных предприятий, свойственных впрочем этой расе, а также влияние богатой страны, более быстрой и легче достигнутой цивилизации.
   Со всеми их достоинствами и недостатками, кельты составляли очень хороший сырой материал для состава нации, - прочный и устойчивый, полезный даже своей инертностью и тяжеловесностью; но они нуждались в том, чтобы более индивидуалистическая, властная и стремительная нация дала им толчок и вместе с тем дисциплинировала бы их. Поэтому для кельтов нашей страны было большим счастьем, что в их среду были внесены скандинавский и германский элементы сначала кимрами и галатами, потом визиготами и франками и наконец норманнами, - всеми этими страшными товарищами, мешавшими им заснуть.
   Что касается средиземноморского элемента, также по преимуществу длинноголового, то он должен был доставить французам драгоценные качества. Мы видели, что в психологическом отношении эта раса характеризуется умственной проницательностью в соединении с известной южной страстностью. Кроме того, она обладает очень важными признаками воли: внутренней энергией, умеющей сдерживаться и выжидать, упорством, не забывающим о своей цели. Это черты желчного темперамента, скорее сосредоточенного, нежели экспансивного, темперамента, который, в соединении с нервностью, удерживает последнюю внутри. Эти черты проявляются все сильнее и сильнее по мере приближения к Африке. Первоначальных обитателей Лигурии (позднее занятой брахицефалами) римляне называли неукротимыми; испанские иберы оказали римлянам наиболее отчаянное и продолжительное сопротивление: кто не помнит героизма жителей Нуманции? Иберийская раса, упрямая, терпеливая и мстительная, менее общительна, нежели другие, более любит уединение и независимость. Иберийцы охотно держались в стороне или оставались разделенными на мелкие горные племена. Провансальские и итальянские представители расы Средиземного моря были менее нелюдимы и сосредоточены, чем испанские; они обладали и еще обладают гибкостью ума, веселым и живым нравом, большей потребностью в товариществе и совместной жизни. Утверждали даже, что эти средиземноморцы - "горожане по преимуществу", т. е. чувствуют влечение к городской жизни и глубоко ненавидят сельское существование: они ощущают потребность говорить, вступать во всякого рода сношения, вести дела, обращаться с деньгами; в них есть что-то общее с родственными им семитами. По мнению Лапужа, средиземноморец - Homo Arabicus Бори, бербер, ибер, семит произошли от смешения европейского человека с черными племенами северной Африки, очень умными и также долихоцефалами. Несомненно во всяком случае, что от смешения иберийца с кельтом произошел гасконец, искрящийся весельем, изящный и остроумный, насмешливый и говорливый. "Пылкий и сильный" Лангедок составляет галльскую Испанию или даже Африку; Прованс, "горячий и трепещущий, олицетворение грации и страсти", представляет собой экспансивную, веселую и легкомысленную Италию, так сказать, элленизированную и кельтизированную одновременно. Влияние расы Средиземного моря или, если хотите, южан было, в общем, значительнее в Галлии, нежели в Германии. Мы уже говорили, что по ту сторону Рейна и на Дунае раскинулись толстые слои кельтов, сохраняющиеся и разрастающиеся по настоящее время; белокурый элемент там преобладал когда-то, элемент же смуглых долихоцефалов часто отсутствовал. Отсюда в Германии (если хотят непременно этнологических формул) состав населения можно назвать германо-кельтским, тогда как в Галлии он кельто-германо-средиземноморский.
   Это слияние трех рас должно было произвести у нас очень удачную гармонию, своего рода полный аккорд, в котором кельт послужил основным тоном, средиземноморец - терцией, а германец - верхней квинтой.
  

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ЭТНОГРАФИЯ И ПСИХОЛОГИЯ НАРОДОВ

   На этнографии Европы и Франции хотят построить новую историческую концепцию. Вся задача, говорят нам, состоит в том, чтобы определить относительное значение двух главных элементов цивилизованных народов, - долихоцефального и брахицефального, так как общая история сливается с историей их соотношений. Некоторые антропологи пытались доказать, что прогресс права и религии соответствовал успехам длинноголовой расы. Во Франции область господства обычного права совпадала с районом наибольшего преобладания белокурого населения, чистого или смешанного. Там именно настоящий галльский элемент, т. е. белокурый, был всего плотнее во время римского завоевания и удержался (подвергнувшись изменению) до германского нашествия. Подобным же образом все белокурое население - протестантское, за исключением Бельгии и части прирейнской Пруссии; кельтская Ирландия, Франция, снова ставшая в значительной степени кельтской, южная Германия, переполненная кельтами, Италия, сделавшаяся короткоголовой, Испания с ее кельто-иберами, Богемия, Польша и ее славяне-католики. Во Франции белокурый элемент, очень многочисленный в галльскую эпоху, удержался, в уменьшающейся пропорции, в аристократических семьях и в некоторой части народных масс; но в настоящее время он почти уничтожен вследствие преобладания короткоголового типа в скрещивании и влияния условий среды, более благоприятствующих расе брахицефалов. Бессознательная борьба этих двух рас должна, по мнению Лапужа, объяснить почти всю историю нашей страны; французская революция является в его глазах "высшим и победоносным усилием туранской народности". Но мы дорого заплатим за эту победу: согласно этим зловещим пророкам, нас ожидает самое мрачное будущее. В Англии, напротив того, короткоголовый элемент почти исчез. Счастливая Англия! Военная и промышленная гегемония - в руках арийского населения северной Германии; но масса германцев принадлежит к брахицефалам; поэтому их благоденствие "искусственно". Высший элемент, т. е. белокурый, настолько отличается там от туранских масс, что падение произойдет "быстро и неизбежно" в тот день, когда масса поглотит избранную часть населения. Вопрос будущего зависит главным образом от социального подбора, и его решение предопределяется следующим общим законом: "из двух соперничающих рас низшая вытесняет высшую". Повсюду, и где белокурые долихоцефалы смешаны с смуглолицыми, их число постепенно уменьшается. Чтобы избежать этого результата, необходим "целесообразно-организованный подбор", который, по крайней мере в Европе, невозможен при нашем двойном стремлении к плутократии и социализму. Механическое существование социалистического общества наиболее благоприятно для наших европейских китайцев. Варвар, по учению антропологов аристократической школы, не у границ цивилизованного мира; он гнездится в "нижних этажах и мансардах". Будущее человечества зависит не от возможного торжества желтых народов под белыми; оно зависит всецело от исхода борьбы двух типов: "благородного и рабочего". Возможно, что Европа попадет в руки желтокожих и даже чернокожих путем военного завоевания или иммиграции, вызванной экономическими причинами; но еще ранее этого великая борьба будет закончена.
   Так некоторые антропологи после апофеоза арийцев в прошлом предрекают их исчезновение в будущем. Если бы они ограничились тем, что приписали бы важную роль в истории северным европейцам, то их теория могла бы выдержать критику: вторжения так называемых арийцев хорошо известны. Но они идут далее: они хотят установить в одной и той же стране расовые перегородки между различными классами. Их задняя мысль та, что белокурый долихоцефал, Homo Europaeus Линнея, не одного и того же "вида" и даже не одного первоначального происхождения с другими расами и именно с Alpinus; таким образом не только белые считаются неродственными неграм, но и белокурые становятся вполне чуждыми смуглолицым. По нашему мнению это совершенно произвольное и в высшей степени неправдоподобное предположение. Нет ни одной области, как бы мала она ни была, где один из этих предполагаемых "видов" существовал бы без другого. Длинные, широкие и средние черепа встречаются в каждом из крупных разветвлений, известных под неопределенным и не вполне научным названием белых, желтых и черных рас; они живут один возле другого во всех частях земного шара. В Европе долихоцефалы появились впервые в лице средиземноморцев; то же самое вероятно пришлось бы сказать и о других частях света, если бы не было установлено (впредь до новой теории), что короткоголовые типы полинезийского негритоса и африканского негра (характерным представителем которого являются аккасы) обладают физиономией очень древних типов. Возможно ли поэтому придавать такое значение удлинению черепа, наблюдаемому среди всех главнейших человеческих рас и во всех странах? Это не более как две мало расходящиеся разновидности одного и того же типа. Нет, возражают нам, так как скрещивание, продолжавшееся в течение бесконечного ряда веков, не могло произвести слияния этих разновидностей. Но, напротив того, это слияние наблюдается постоянно: принимая во внимание существование всевозможных вариаций черепного показателя, необходимо придти к заключению, что вы имеете перед собой на одном конце шкалы "долихоцефалов", на другом - "брахицефалов", а в середине все промежуточные степени, происходящие от слияния двух типов. Зная о существовании всевозможных носов, длинных, коротких, широких, тонких, орлиных и т. д., а также разного цвета глаз, то черных, то голубых, серых и т. д., вы не можете создать теорию отдельного первоначального происхождения, основанную на крайних формах носа или наиболее резких цветах глаз. Во всех этих явлениях вы имеете дело лишь с семейной наследственностью, среди одного и того же вида, а иногда даже просто с игрой случая. Желая объяснить одновременное существование повсюду длинных и коротких черепов, нас уверяют, что обладатели первых, деятельные и воинственные, влекли за собой в своих передвижениях обладателей вторых, пассивных и трудолюбивых; одни составляли главный штаб, другие играли роль простых солдат. Но это лишь гипотеза, не подтверждаемая ни одним достоверным историческим фактом. Примем ее однако; но следует ли отсюда, что генеральный штаб и солдаты, походящие друг на друга во всем, за исключением черепного показателя и цвета волос или глаз, составляют две расы и даже два неизменных вида? "Диморфизм" является в этом случае гораздо более естественным объяснением, и его следует держаться, пока не будет доказано противное, а доказать это должны поклонники белокурой расы. Если термин арийский - "псевдоисторический", то этикетки Homo Europaeus и Homo Alpinus - псевдо-зоологические, и мы сильно опасаемся, не поддались ли в этом случае Линней и Бори страсти к классификации, доведенной до крайности.
   Далее, имеет ли различие в длине черепов то огромное психологическое значение, какое желают ему приписать? Многие осторожные антропологи, как например Мануврие, отрицают это. Если бы удлиненная форма головы оказывала такие последствия на ум и волю, то чем объяснить, что негры в большинстве случаев долихоцефалы, те самые негры, в которых мы не хотим признать наших братьев. Быть может и тут станут обвинять Homo Alpinus, кельта или славянина, в том, что он "заморозил" их цивилизацию? Нам отвечают, что негров следует считать "отклонением" от первоначального длинноголового типа, но в таком случае они все-таки же остаются нашими братьями, несчастными без сомнения, но все же братьями. Утверждают также (хотя другие говорят противное), что ребенок более долихоцефал, а равно и женщина; согласно антифеминистским теориям, пользующимся благосклонностью большинства ученых, это должно было бы служить признаком низшей расы, Говорят даже, что длинноголовость некоторых преступников указывает на возврат к первобытной дикости; но каким же образом та же самая долихоцефалия может служить признаком превосходства среди аристократических классов? А обезьяны, принадлежат ли они к брахицефалам? "Несколько лишних сотых" в черепном показателе - очень грубая мерка. Черепной показатель брюссельцев выражается дробью 0,77 и 0,78; они более длинноголовы, чем пруссаки, черепной показатель которых равен 0,79; но превосходят ли они последних вследствие этого на "одну сотую"? Сардинцы очень длинноголовы (0,728); черепной показатель алжирских арабов равен 0,74, корсиканцев - 0,752, испанских басков - 0,776; но мы не видим, чтобы это удлинение черепа принесло им большую пользу. Сардинцы, с такой чудесной головой, отличались особой скудостью во всех областях творческой деятельности. Шведы представляют собой наиболее чистую скандинавскую расу; при всем их уме, они, однако, не господствуют над миром. Различия в длине или ширине черепов, встречающиеся, как мы видели, среди всех человеческих рас и во всех странах, не могут быть основной причиной превосходства и нравственного прогресса. Кроме того, Коллиньон утверждает, что черепной показатель может изменяться на десять сотых среди одной и той же расы; следовательно он один еще не составляет достаточного признака.
   Обратите внимание на подробности в характеристике предполагаемых трех отдельных рас, главные черты которых уже были указаны нами. Прежде всего, антропологи согласны, что раса Средиземного моря и семиты настолько приближаются к гиперборейцам, что отличаются от них лишь в оттенках. В самом деле, если героические греки Гомера были, вообще говоря, белокуры, то где доказательства, что позднее величайшие гении Греции были также белокуры? Были ли блондинами Софокл, Эсхил, Эврипид, Пиндар, Демосфен, Сократ, Платон, Аристотель, Фидий? Что касается длины черепа, то на бюстах великих людей, сохранившихся от древности, мы видим головы всевозможных форм. Сократ, в особенности, в значительной степени брахицефал. Среди средиземноморцев почетное место, по общему мнению, принадлежит семитам в тесном значении слова, и вполне естественно, что мы не можем относиться пренебрежительно к расе, которой обязаны своей религией. Вследствие этого, в то время, как одни предрекают окончательное торжество арийцам, а другие их неизбежное подавление массой кельто-славян и туранцев, третьи (Дюпон) предвещают нам "всемирную республику, управляемую евреями, как высшей расой". Одни евреи, говорят нам, могут жить во всех климатах, нисколько не теряя своей "удивительной плодовитости". Доктор Будэн заявляет в своем Трактате по медицинской географии и статистике, что евреи не подвержены эпидемиям. Они занимают также привилегированное положение в умственной области, причем обнаруживают превосходство не только в денежных делах, но успевают во всем, за что берутся. Уже г. Gougenot des Mousseaux возвестил о "иудэизации современных народов". Что же произойдет с арийцами, если мечта Дюма в la Femme de Claude сбудется по отношению к израильскому племени? Все эти предположения исходят однако из представления о евреях, как о чистой расе; но в действительности не существует ничего подобного. Евреи уже в древности представляли различные типы: палестинцы были смешением арийцев и семитов; в настоящее время встречаются белокурые и смуглые евреи, долихоцефалы и брахицефалы, высокого и низкого роста. Португальские евреи отличаются от немецких или польских. Тип с орлиным носом так же распространен среди них, как и среди других народов. Ренан допускал не два, а десять иудейских типов. Если евреи представляют некую сущность, говорит Топинар, то эта сущность - не "естественная раса", а простая "историческая или религиозная группа". Когда-то ошибочно говорили о лингвистических расах; параллелью им могли бы служить религиозные расы, а также и психологические. Истинную силу евреев составляет не длина черепа, а еврейский дух, сидящий под этим черепом, еврейское воспитание, их согласие между собой, их союз, позволяющий им всюду проникать и упрочивать свое положение.
   Мы уже видели, что согласно некоторым измерителям черепов, только одни брахицефалы являются париями белого человечества. В то время как раса Средиземного моря, семиты и арийцы признаются стоящими почти на одном и том же уровне, кельто-славяне оказываются гораздо ниже всех остальных. Почему это? По мнению Грант Аллена, кельт обладает "железным организмом, страстной энергией, неукротимой жаждой опасности и приключений, лихорадочным воображением, неистощимым и немного цветистым красноречием, нежностью сердца и неиссякаемым великодушием". Может ли этот портрет, нарисованный англосаксом и внушенный воспоминаниями о кельте Тиндалле, относиться к обездоленной расе? Согласно Ренану, кельты одновременно вдумчивы и наивны; без сомнения, благодаря историческим и географическим причинам, они привязаны к традициям; но они обладают горячей любовью к нематериальному и прекрасному, склонностью к идеализму, умеряемой фатализмом и покорностью судьбе. Робкий и нерешительный перед лицом великих сил природы, бретонец находится в тесном общении с духами высшего мира: "Лишь только он заручился их ответом и поддержкой, ничто не может сравниться с его преданностью и героизмом". Даже антропологи, создавшие эпопею о белокурых, не могут отказать кельто-славянам в уме, часто "равняющемся уму самых способных арийцев". Трудно в самом деле утверждать, что Абеляру, Декарту, Паскалю, Мирабо, Лесажу, Шатобриану, Ламеннэ, Ренану (если говорить только о французах) недоставало ума. Среди славян Петр Великий, в жилах которого впрочем текла также и немецкая кровь, имел очень смуглый цвет лица, очень черные глаза и волосы, выдающиеся скулы, жидкие усы и бороду, словом тип, напоминавший монгольский; это не мешало ему однако обладать большим умом и многими пороками, как обладала ими и белокурая ангальтская уроженка, Екатерина II. Несмотря на все это, утверждают, что, в общем, кельты и славяне выставили менее гениальных людей, а особенно людей с могучей волей. Это утверждение трудно, если не невозможно проверить. Если кельтский или славянский ум может часто равняться скандинавскому или германскому, то весьма вероятно, что в действительности скорее исторические, географические и прочие обстоятельства более благоприятствовали одной расе, нежели другой в том, что касается талантов. Так, например, Бретань, Овернь и Савойя не представляли собой центров, удобных для проявления гениальности, что однако не помешало появлению в них крупных талантов. Что касается могучей воли, то кто может указать, как она распределялась? В Бретани родились Оливье де Клиссон, Дюгесклен, Моро, Камбронн, Латур де Овернь, Сюркуф, Дюгэ-Труен, Ламот-Пике, Дюкуёдик; разве этим людям недоставало воли? А если даже долихоцефалы в общем и обладают более сильной волей, если брахицефалы более терпеливы и упрямы, то может ли это служить основой для "зоологической" классификации? Баран ни вообще, ни в частности не похож на волка; потому они и считаются зоологически отличными один от другого.
   Если бы даже история доказывала, что гении и энергичная воля чаще встречаются среди людей с продолговатыми черепами, то наиболее естественное объяснение этому факту следовало бы искать не в различии рас или первоначального происхождения. Завоеватели были несомненно смелыми и часто свирепыми людьми; но они утвердились повсюду не в силу действительного умственного и нравственного превосходства, а очень часто в силу именно своей грубости. Раз утвердившись, они и их потомство составляли господствующие классы; а так как эти последние имели все средства проявить содержавшиеся в них таланты, то удивительно ли, что в течение многих веков гении рождались преимущественно в среде аристократии? Отсюда еще нельзя заключить, что это обусловливалось формой их черепа.
   Согласно де Кандоллю, карта, показывающая распределение в Европе людей с гениальными способностями, окрашена наиболее слабым пунктиром по сравнению со всеми остальными признаками; но густота окраски видимо сосредоточивается около линии, идущей от Эдинбурга к Швейцарии. Другой, менее заметной осью служит линия, начинающаяся у устьев Сены, направляющаяся вкось к берегам Балтики и пересекающая первую линию около Парижа. Вне этих двух больших продолговатых пятен, отдельные точки разбросаны на большем или меньшем расстоянии одна от другой по всей Европе. Верхняя и средняя Италия, долина Роны, южная Германия и Австрия представляют слабые признаки второстепенных центров, как, например, место, где родились Гайдн и Моцарт; но северное пятно одно занимает четыре пятых всего окрашенного пространства. По этому поводу антропологи замечают, что карта белокурых долихоцефалов почти соответствует карте распределения гениальных людей. Мы возразим однако на это, что в Шотландии существует кельтический слой, что в Швейцарии число талантов гораздо выше пропорции долихоцефалов. Правда, последний факт объясняют огромным количеством талантливых семей, внесенных в Швейцарию французскими эмигрантами. Третья карта, показывающая распределение главных центров цивилизации и густоту населения, также совпадает приблизительно с двумя первыми; главное пятно на ней охватывает Лондон, Париж, Бельгию, Голландию, Нижнюю Германию и Берлин. Прекрасно, скажем мы еще раз; ее конечная цель заключается в том, чтобы узнать, где причина и где следствие. Потому ли проявляется более талантов, что цивилизация и населенность достигли своего максимума, а вместе с ними культура и доступ ко всякого рода поприщам; или же цивилизация достигла наибольшего развития вследствие появления большого числа талантов? Потому ли в данной стране замечается развитие промышленности, торговли, науки и т. д., что там господствуют белокурые, или же потому, что цивилизация, бывшая сначала южной и восточной, передвигается в настоящее время к западу и северу, переходя к менее истощенным расам? Статистика также полна "миражей", и всякое заключение здесь преждевременно.
   Когда эллины только начали расселяться по обоим берегам Эгейского моря, а Рима еще не существовало; когда жилищами для германцев служили лишь "темные леса", о которых говорит Тацит, желтокожие могли считать себя первой расой в мире. По их владениям проходила "ось" всякого рода превосходств. Позднее она проходила через Афины, Малую Азию и Сицилию; где была тогда знаменитая ось Лондон - Париж - Берлин? Разве греки не могли признать себя расой, отличной от нас, гиперборейских варваров? И они на самом деле думали так. Еще позднее ось гениев прошла через Рим. Куда передвинется она через тысячу лет? Мы не знаем этого.
   Из 89 новаторов, революционеров и т. д. нам называют лишь двадцать брахицефалов: Сен Винцент де Поля, Паскаля, Гельвеция, Мирабо, Верньо, Петиона, Марата, Демулэна, Дантона, Робеспьера, Массену и т. д.; и противопоставляют им более или менее достоверный список 69 долихоцефалов, смуглолицых и особенно белокурых: Франсуа I, Генрих IV, Людовик ХIV, Жанна д'Арк, Байярд, Конде, Тюреннь, Вобан, Лопиталь, Сюлли, Ришелье, Ларошфуко (бывший, впрочем, очень смуглолицым), Мольер, Корнель, Расин, Буало, Лафонтен, Малэрб, Боссюэ, Фенелон, Ле-Пуссен, Дидро, Вольтер, Бюффон, Руссо, Кондорсе, Лавуазье, Бертолле, Лагранж, Сен-Жюст, и Шардота Кордэ, Наполеон I (имевший голубые глаза) и т. д. Но скольких Кондорсе или Сен-Жюстов стоил один Паскаль? Кроме того, Декарт был брюнет с широкой головой, со всеми отличительными признаками кельта. Подобные списки, смешанный характер которых слишком бросается в глаза, оставляют огромное место фантазии.
   Предполагается (ибо это простая гипотеза), что сила характера зависит от длины мозга. Когда череп, говорят нам, не достигает 19 сантиметров или около того, сообразно росту индивидуума и толщине кости, то расе не достает энергии, инициативы и индивидуальности. Напротив того, умственная сила связана с шириной передней части мозга. Но в таком случае брахицефалы должны обладать большим умом и давать больше талантов, по крайней мере в интеллектуальной области. Отношение двух измерений черепа, если исключить крайние и анормальные случаи, представляется нам очень грубым способом оценки, особенно когда речь идет об одной или двух сотых. Весьма вероятно, что развитие цивилизации требует одновременно известной нормальной длины и известной нормальной ширины мозга, и если ширина будет возрастать, а нормальная длина не будет уменьшаться, то мы получим приближение к брахицефалии, совместимое с умственным превосходством.
   В Европе, говорят нам еще, исключая Францию, с точки зрения количества выставляемых талантов, один человек высшего класса равняется, согласно де Кандоллю, восьми среднего и шестистам низшего. Во Франции он равняется двадцати первых и только двумстам вторых.
   Следовательно, два крайних класса выше во Франции соответственных классов в остальной Европе; средний класс во Франции ниже и падает все более и более в течение последних ста лет; французская буржуазия ХVIII века вчетверо превосходила талантами современную; между тем наша современная буржуазия обладает всем необходимым для проявления своих талантов, когда они окажутся у нее. Допустим; но если она не проявляет их, то потому ли это, что ее череп стал менее продолговатым, а не потому ли скорее, что в силу исторических условий своего развития она должна была слишком привязаться к деньгам, стать менее бескорыстной, менее возвышенной в своих стремлениях. Что касается французского народа, то, если он, будучи значительно выше народных масс других стран, все еще проявляет в "двести раз менее таланта", чем высшие классы, то не объясняется ли это всего проще теми затруднениями, которые встречают его таланты для своего проявления? Легко ли какому-нибудь каменщику обнаружить таящегося, быть может, в нем "мертворожденного поэта", а жестянщику или столяру выказать талант оратора, мыслителя или государственного человека? Гений проявляется не там "где он хочет", а там, где может. Даже существующая пропорция талантов в наших народных массах должна быть отнесена всецело к их чести, хотя бы они были "кельтические" или даже туранские.
   Утверждают еще, что люди с длинной головой и особенно белокурые отличаются очень религиозным характером, что объясняется какой-то "случайностью в их развитии". Напротив того, кельто-славяне, несмотря на их общий "более низкий уровень", обладают, как уверяют нас, тем частным превосходством, что они оказываются гораздо менее религиозными. Как не заметить еще раз всей произвольности этой психологии? Прежде всего, мы не можем допустить предполагаемого превосходства менее религиозных рас, если таковые существуют. Религия - это первая ступень идеализма, первое усилие человека выйти из своих собственных рамок, раздвинуть узкий горизонт видимого мира. Кроме того, распределение религиозных рас в Европе - вещь очень спорная. Менее ли религиозны кельты нашей Бретани, чем их соседи нормандцы? Слывут ли русские славяне за неверующих? Точно так же, наблюдаются ли кельтические легкомыслие и веселость в мечтательной и созерцательной Бретани, которую нам описал Ренан, или в Юверни, а также у брахицефалов Эльзаса и кротких и тяжеловесных кельтов Баварии? А вот другой пример: настоящие бретонцы в Арморике, говорят нам, долихоцефалы и высокого роста; носы у них длинные и узкие, цвет лица "свежий, глаза и волосы светлые; таков по крайней мере тип чистого бретонца IV века, тип кимра, прекрасные образчики которого еще встречаются и в настоящее время; кельты Арморики, напротив того, приземисты, отличаются широкими, плоскими и короткими лицами, с резко обозначенными дугами бровей. Но замечается ли хоть малейшее различие между этими двумя этническими наслоениями нашей Бретани в области характера, нравов и верований?
   Вслед за религиозностью или нерелигиозностью, считаемых антропологами признаками превосходства или низшей расы, сообразно их личным взглядам, ссылаются на воинственный дух и любовь к приключениям северян, как на уже несомненный признак превосходства. Но, во-первых, кельты также имеют на своем счету крупные нашествия и завоевания: мы видели, какое обширное пространство охватывала древняя Кельтика (не говоря уже о Китае). Подобная территория не могла быть захвачена трусами или "пассивными" людьми. Покорив Галлию, которая была занята тогда "неукротимыми" лигурами, кельты оттеснили по

Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
Просмотров: 311 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа