Аверкиев Дмитрий Васильевич - Каширская старина

justify">   С тобой бежать в Литву не согласилась,

   Что честь во мне осталась, что с тобой

   Еще не вовсе я стыда лишилась,

   Задумал погубить! А хвастал тоже,

   Что крепко любишь. Любишь ты себя,

   Себе утеху сделать, вот что любишь.

   А я хоть пропади! Подлец, подлец!

   Василий. Ругай меня, терзай, да только помни -

   Не гибели твоей искал, хотел

   Я доказать тебе, как много

   Люблю тебя, люблю, люблю. Не жить мне,

   Коль ты разлюбишь, и никто,

   Никто тебя любить, как я, не сможет.

   Прости меня, хоть и нельзя простить.

   Хоть я прощенья твоего не стою!

   Тебя люблю, и бросил я жену,

   Тебя люблю, и на тебя налгал,

   Чтоб никому ты, Марья, не досталась;

   Люблю тебя,- пред всеми опозорил,

   Люблю тебя, и все переступил:

   Царя, отца, забыл и правду божью...

   Одно лишь помнил, как тебя добыть!

   Теперь один стою перед тобою,-

   Всех отогнал. Теперь моя ты будешь,

   Никто тебя не вырвет от меня,

   Пойдем, пойдем! Зачем тебе здесь жить?

   Чтоб о тебе судачили людишки,

   Чтоб плакать день и ночь и вспоминать,

   Одно и то же вспоминать всечасно,

   Как я люблю тебя?

   Марьица. Не все еще,

   Не все ты высчитал, что из любви

   Ко мне ты сделал. Душу,

   Живую душу погубил во мне,

   Живого места не оставил в ней!

   Ужли за то тебе не поклонюся,

   Не стану земно бить челом и плакать:

   "Возьми меня, позора мало мне,

   Уж вдосталь опозорь и брось!"

   Василий. Коль волей не пойдешь, возьму я силой!

   Эй, люди!

   Парфен. Стой, ни с места. Дьявол!

   Не сын ты мне, не я тебя родил,

   Дотронься только до нее, убью.

   Василий. Не суйся, батюшка. Ты слышишь:

   Еще я помню, что отец ты мне,

   Но коль ее отнимешь от меня,

   Как раз уж отнял,- что родил меня,

   Про то забуду, руку подыму. (Марьице.)

   Идешь, иль нет?

   Марьица. Насильничать задумал?

   (Бежит к столу и схватывает Савушкин нож.)

   А вот он, вот! Ну, подходи теперь!

   Василий. Опомнись, Марьица, опомнись! Я

   Твой Вася, твой желанный, милый друг!

   Ведь это я стою перед тобою.

   Марьица. Не подходи.

   Василий. Оставь ты нож. Убьешься.

   Да помогите ж, за руки схватите.

   (Схватывает ее.)

   Теперь моя! моя!

   Парфен (бросился между ними). Василий! Сын мой!

   Марьица (вырвалась).

   Что, взял ли? Не возьмешь ты силой.

   И так пойду, люблю тебя, люблю. (Режется.)

   Теперь бери. Твоя теперь, твоя! (Падает.)

   Дарьица (бросилась на труп).

   Убилась! Доченька моя убилась!

   Ох, горько мне!

   Василий (бросился к трупу и оттолкнул Дарьицу).

   Пошла, старуха!

   Мне, не тебе, стонать над ней и плакать!

   Моя теперь, моя! Не бьется сердце,

   Что за меня и билось и терзалось;

   Не смотрят очи, что смеялись мне,

   Не взглянут на меня теперь с укором!

   Уста, что целовал, навек сомкнулись,

   Не вылетит теперь из них ни слова,

   Не разомкнутся, чтоб проклясть меня!

   Тут сяду, век я над тобою,

   Над любою моею, просижу!..

   И все-то в бледное твое лицо

   Глядеть я буду, целовать в уста. (Целует.)

   Прощай, прощай, прощай, еще прощай!

   Ох, не могу очей твоих я видеть.

   Закрытые глядят и плачут кровью. (Вскакивает.)

   Спасите, люди! Страшно, страшно мне!

   Сокройте от очей ее кровавых! О! (Бежит.)

   Парфен (схватил его за руку). Куда, безумный? Стой!

   Василий (рвется). Пусти, старик!

   Глядит,- не видишь? разве ты не видишь -

   Кровь, кровь стоит в очах! Пусти, пусти же! (Убегает.).

   Парфен (с плачем). О, горе, горе мне! Ох, горе!

  

  

   Глаша. Вернула! Воротила! Идут!

   Парфен. Не опоздали. Вовремя пришли.

   Любуйтесь. Видите: мертва лежит...

   И всех-то я убил: убил я сына,

   Своею гордостью убил, да чванством,

   Убил невестку, что в Москве живет.

   Еще вот богом данная лежит,

   Как голубь белый.

   Глаша. Где ж матушка?

   Парфен. Ей горше всех.

   Глаша. Гляди,

   Вот, вот она! (Бросается к ней.)

   Парфен (удерживает). Стой, Глаша, погляди!

   Сидит старуха над своей над дочкой,

   Окаменелая, недвигою сидит,

   Окаменелыми очами смотрит.

   На дочку смотрит и ее не видит.

   И я пред ней, пред сирою вдовой,

   Пред матерью посмел рыдать и плакать!

   Жива ли? Глаша, подойди! покличь.

   Глаша (берет Дарьицу за руку). Матушка! Матушка! Погляди, очнися!

   Дарьица (выходя из столбняка). Где дочка, где? (На Глашу.) Нет, не ты, не ты! Откликнись, Марьица! А, вижу, вижу! Ох, ох! Проснися, пробудися!

  

  

  

   Пьеса впервые напечатана в журнале "Русский вестник" (1872, No 1) уже после шумного успеха драмы в московском Малом театре, где премьера состоялась 9 декабря 1871 года.

   И. Н. Захарьин-Якунин, театральный критик и автор интересных мемуаров, вспоминает об этом спектакле: "В [...] сезон 1871-1872 года на сцене Малого театра Москвы, в бенефис Г. Н. Федотовой, была поставлена пьеса, колоссальный успех которой был равен успеху самых выдающихся пьес, шедших в этом театре раньше, в его лучшие времена - "Горя от ума", "Ревизора", "Свадьбы Кречинского" и др.: это была народная трагедия "Каширская старина". [...] Пьесу эту пересмотрела "вся Москва", она шла до самого конца сезона, билетов в кассе "обыкновенным смертным" не выдавали, и театральные барышники наживали тысячи, продавая места по двойной и тройной цене...

   Никогда, ни раньше, ни позже, я не видал таких шумных и необычайных овации, которых удостоились в этот спектакль бенефициантка, автор, а также и все остальные исполнители. Зато ведь и какой же был состав артистов в этот вечер!- по всей вероятности, пьесе г. Аверкиева никогда уже не суждено иметь подобных исполнителей в будущем. Вот эти достославные в истории русского театра имена: Марьицу играла Федотова, Глашу - Никулина, Живулю - Садовский (отец). Бородавку - Шуйский, его жену, Дарьицу,- Васильева (Е. Н.), Пелепёлиху - Акимова. Коркина Самарин, Савушку - Решимов, его брата, Абрама,- Живокини-сын, Василия Коркина - Вильде... О силе и таланте этого даровитейшего персонала можно сказать лишь следующее: самыми слабыми из исполнителей считались тогда Вильде и Решимов; теперь же оба эти артиста были Оы на сцене, например, Александрийского театра звездами первой величины - после гг. Варламова и Давыдова" (Захарьин-Якунин И. Н. Русский театр прежде и теперь. Спб., 1903, с. 303-304).

   В Александрийском театре премьера "Каширской старины" состоялась 27 сентября 1872 года. В Петербурге пьеса была принята хуже, чем в Москве. А. С. Суворин писал об авторе пьесы: "...Он написал нечто весьма посредственное, не лишенное сценичности, впрочем, и рассчитанное на балаганную публику и на верхи (т. е. галерку.- В. Н.), Верхи точно блаженствовали" (Новое время, 1872, 29 октября).

   По-настоящему открыла эту пьесу для петербургской публики П. А. Стрепетова, сыгравшая Марьицу на сцене Александрийского театра в 1882 году. Она выступила в этой роли 23 января, а на следующий день "Новое время" опубликовало письмо Аверкиева к редактору газеты, где автор пьесы благодарит Стрепетову и дает выразительнейшее описание ее игры: "Она владеет качеством, самым редким в искусстве, трагической задушевностью; она вполне трагическая актриса, вот отчего в голосе ее слышны ноты, которые вам кажутся с первого раза странными, потому что вы не привыкли слышать их со сцены, но которые поражают вас своей глубокой правдивостью. Вот отчего у нее так ясен и отчетлив трагический перелом роли. Перед вами милая и добрая девушка, как бы примирившаяся со своим страданием, в самом горе последних мгновений разлуки видящая своего рода счастье. Но, глядите, ее обуяло предчувствие самого великого горя, возможности измены любимого человека, и девушка мгновенно вырастает, она становится могучей женщиной. Что-то трагически роковое звучит в голосе г-жи Стрепетовой, когда она заклинает Василия вечно любить ее; такие-то мгновения в артистической игре и именуются трагическим пафосом. Оттого что исполнение г-жи Стрепетовой дышит трагической задушевностью, вы не часто замечаете ее жеста; она не красуется им, не преподносит его публике для вящего любования. Но когда, например, в четвертом акте при словах

  

  

   артистка, ударяя себя в грудь, вдруг выпрямляется и вырастает в глазах зрителя, то вся зала встрепенулась, как один человек. И этого движения, этого жеста не забудет никто из зрителей: он навсегда запечатлеется в его душе" (Новое время, 1882, 24 января).

   На следующий день Суворин в своей рецензии присоединяется к мнению Аверкиева об игре Стрепетовой. "Это что-то захватывающее, глубоко правдивое и вместе с тем сдержанное, указывающее ту меру в изображении страсти, которая заставляет забывать, что перед вами сцена. В этом акте (имеется в виду IV действие.- В. Н.) дело идет не о любви, но о выражении презрения, насмешки, гордости, о выражении того чувства оскорбленного самолюбия женщины, когда она забывает любовь, которою наполнено ее сердце, чтобы излить над своим возлюбленным весь свой гнев, чтобы силою ядовитой насмешки и своей непреклонной силой характера заставить его почувствовать свою вину. В исполнении других артисток эта сцена обращается во что-то истерическое и жалобное и потому не объясняет гнев Василия: г-жа Стрепетова, напротив,- показывает сильную девушку, которую нельзя оскорблять безнаказанно и которая умеет мстить и умеет умереть, когда не остается для жизни ничего. Не возвышая голоса, но меняя его постоянно, с тем внутренним жаром, который владеет в это время Марьицей, г-жа Стрепетова придает этой сцене удивительное разнообразие и рельефность" (Новое время, 1882, 25 января).

   Советский театр включил в репертуар эту драму Аверкиева. Большой и прочный зрительский успех имел, например, спектакль Московского театра драмы и комедии (постановка Н. Волконского, 1946 г.), продержавшийся в репертуаре около десяти лет.

  

   Текст пьесы печатается по изданию: Аверкиев Д. В. Драмы в 3-х т., т. 1. Изд. 2-е. Спб., 1906.

  

   Вотчинник - владелец вотчины, земельного имущества, с правами полной частной собственности, передаваемой по наследству. В допетровской Руси вотчина отличалась от поместья - земельного имения, назначавшегося в личную, условную собственность за определенную службу. При Петре это различие исчезло.

   Однодворец - однодворцы, или четвертные крестьяне - особое военно-земледельческое сословие, образовавшееся из служилых людей низших разрядов. Служилым людям давали земельный надел для ведения хозяйства "одним двором" в тех местах, которые они должны были защищать от набегов ногайцев, крымских татар и др. Впоследствии, когда границы отодвинулись, однодворцы в отношении податей и несения военной службы были приравнены к государственным крестьянам.

   Рундучок - зд. мощеное возвышение с приступками.

   ...окрутились...- зд. оделись, нарядились.

   ...розговены, Петров день...- 29 июня ст. ст., конец многодневного Петрова поста (начинавшегося с 24 мая ст. ст.).

   ...Покров придет, девок венцом покрывать станет...- Покров - церковный праздник, приходившийся на 1 октября ст. ст., когда заканчивались земледельческие работы. В крестьянском быту это время свадеб.

   ...князья молодые...- В народном свадебном обряде невесту называли княгиней, жениха - князем.

   ...бери пилу-то!- анахронизм, в допетровской Руси пилы не знали.

   Базыга - бранное обращение к старику, то же, что "старый хрыч".

   Повалуша - летняя холодная общая спальня в избе.

   ...на Елисея на пророка...- Имеется в виду день памяти пророка Елисея 14 июня ст. ст.

   ...Гог и Магог придут...- По эсхатологическим представлениям юдаистской, христианской и исламской религии названия народов-антагонистов "народа божьего", которые придут в последние времена мира (см.: Бытие, X. 2; Парамепоменон I, 5; Иезекииль, 38, 39; Апокалипсис, XX, 7-9).

   ...в окольничих бывали.- Окольничий - второй после боярина чин в Московской Руси, окольничим поручались те же дела, что и боярам.

   ...при царике...- т. е. при Лжедмитрии 1 (был царем с 1605 года по 1606 год).

   Василий Иванович Шуйский (1552-1612) - с 1606 по 1610 год был русским царем.

   Прокопий Петрович Ляпунов (ум. в 1611 г.) - рязанский дворянин, один из деятелей Смутного времени, возглавлял так называемое первое ополчение.

   Козьма Захарьич Минин-Сухорук (ум. в 1616 г.) - нижегородский купец, глава народного ополчения, освободившего в 1612 году Москву от польских интервентов.

   Оспожинки - народное название церковного праздника Успения божьей матери (15 августа ст. ст.).

   Вздвиженье (правильно: воздвижение креста) - церковный праздник (14 сентября, ст. ст.).