Аверкиев Дмитрий Васильевич - Каширская старина

fy">   Пелепёлиха (с сердцем). Ин отдам! Утроба твоя ненасытная. (Дергая за рукав.) Идем.

   Живуля. Малость погоди.- Ты слов, что Василий Парфеныч говорил, не запомнила?

   Пелепёлиха. Стану я такие срамные слова помнить! не беспутная еще!

   Живуля. Напрасно. Знатные слова, улещливые, всякую девку ими улещить можно. Беги вперед, серьги доставай; я сейчас. (Она идет; он, по малом молчании.) Как это бишь? Постой. (Вспоминает.) Коль очи светлы... Эх, дьявол, дальше-то забыл. Да и черт в ней в светлоте-то: кабы в них приданое увидать можно, или опять что у судьи в мыслях. Коль оне светлы... Ну, значит рада, что жених богат. Вспомнил. (Идет.)

  

  

  

   Парфен. Да как они прийти посмели? Ты чего же смотрел? На двор зачем пускал?

   Дворецкий. Неотступно, государь, просят. Дело-т великое, сказывают. Не доложить не посмел.

   Парфен (помолчав). О чем дело?

   Дворецкий. Сына твоего, государь, касающее.

   Парфен. Василья?

   Дворецкий. Василий Парфеныча, государь.

   Парфен (подумал). Ин впусти. (Сел у стола.) А Василий дома?

   Дворецкий. Не так давно приходил. "Батюшка встал ли?" - спрашивал. Отдыхать еще в те поры, государь, ты изволил,- опять куда-то пошел.

   Парфен. Ладно. Зови. (Дворецкий в средние двери уходит.)

  

  

   Парфен (один). Что еще про Василья такое? Не с ветра ж говорить пришли. Аль в сыне я ошибся? Аль вороги мои на него что замыслили? Узнать, накрепко разведать.

  

  

   Парфен (по их челобитьи). Зачем пришли?

   Живуля (тихо Пелепёлихе). Говори же.

   Пелепёлиха. Ох, государь, не вели казнить. Великое дело объявить пришли. На пытку поставишь,- все то ж сказывать будем. Потому - слово наше праведное.

   Живуля. Истинно, государь.

   Парфен. О Василье что?

   Пелепёлиха. Его, государь, околдовали ведь; зельем приворотным опоили.

   Парфен (весь выпрямился). Что? Когда?

   Пелепёлиха. А Дарьица с дочкой. Еще под пятницу в ночь баня у них топлена была. Тогда еще я на них подумала. И в самую, государь, во полночь, как, государь, петухам петь, взяла она, змея, дочку свою, и вместе с дочкой своей,- Глашутка еще девка есть, на дворе у них, государь, живет,- что ни на есть первая в свете еретица. И все втроем, государь, в бане ведовство творили и след вырезали же. И потом зельем тем сына твоего поили, и с того зелья, как очумелый стал.

   Парфен. Как же в бане следо-т очутился?.. ты толком сказывай.

   Пелепёлиха. А было еще, государь, таковое дело. Нынче, государь, с Живулей вот, да с сынишком, государь, моим, про твое здоровье в роще грибов, государь, собирали. И чтобы мне живой не быть, и сынишке моему, что грибы для твоего здоровья собирал, чтоб его волки заели!

   Парфен. В роще что?

   Пелепёлиха. А в роще, государь, у нас про великую твою государскую милость разговор был, и таково-то, государь, тебя мы хвалили, и вдруг...

   Парфен. Что?

   Пелепёлиха. И вдруг, государь, слышим мы, государь, слова срамные. И таковы-то те слова срамны были, на ногах мы, государь, устоять не могли, в траву оба пали. И слышим мы, государь...

   Парфен. Что такое?

   Пелепёлиха. А Машка-т бесстыжая тебя бранит. Такой-сякой, сказывала. И стала она сынка твоего многими прелестными словами улещивать, и прельстился он, государь, ею. И тут у них дела такие-то, и-ах, царь небесный! пошли. Не то сказать, подумать - грех велик. Два языка у меня во рту будь привешено, ни один про те дела слова выговорить не повернулся бы.

   Парфен (вскочил). Врешь ты!

   Пелепёлиха. Мне не веруешь - Живулю спроси. При том, государь, был, все своими глазами видел.

   Парфен. Правда? (Живуля молчит.) Правда ль, спрашиваю. Что ж молчишь?

   Живуля. Зарок у меня, государь, даден: ни слова тебе про то дело не сказывать. А доложу тебе: слова, что Пелепёлиха тебе, государь, сейчас сказывала,- я же, государь, ее складно сказывать учил. С час времени помучался, пока затвердила. Окромя что про баню и Глашутку от себя прибавила. А самому мне про дело слова сказать нельзя: велик зарок, государь, даден.

   Парфен (строго). А сейчас вот у меня заговоришь.

   Живуля (на колени пал). Не пытай, государь! Без слов, государь, отвечу. Изволь только, государь, очами своими светлыми на мое лицо холопье воззриться! Все, государь, на нем обозначится, все выразумеешь. А словом: ни-ни-ни, не могу.

   Парфен. В роще был? (Живуля выражает, что был.) Все, как она сказывает, видел? (Живуля опять выражает на лице утверждение.)

   Пелепёлиха. И еще, государь, послушай. Не про все твоей чести доложить успела. И начала она, государь, еще улещать его: женись-де на мне. И уговорилися: нынче в ночь сынку твоему, государь, потайно уйти, и венчаться им нынче же. А там на Москву ему ехать; и ей с отцом своим беспутным на Москву ехать же, там жить. И еще, государь: Глашка-де об отце твоем промыслит, не долго жив будет.

   Парфен (Живуле). О венчаньи уговор был? (Живуля опять лицом отвечает; Парфен, отходя, горько.) Был же, был.

   Живуля (подымаясь с колен). Только, государь, про Глашку опять от себя она прилгала. И то ее, государь, отсебятина. А я, государь, о деле слова тебе не сказал.

   Парфен. Ладно. Половина правды, и того довольно. Ох! (Помолчав.) Эй, кто там? (Живуля в двери, и тотчас с дворецким возвращается.)

  

  

   Парфен (дворецкому). К соседу, к Иван Силычу, сейчас сходи. Проси, чтобы с дочкой пришел. Сейчас же. Слышь, с дочкой беспременно. Вдвоем. Малость погоди. (Задумывается.)

   Живуля. А нам, государь, здесь ли своего жалованья подождать велишь, аль после за ним прийти укажешь?

   Парфен (дворецкому). Вот еще что. Будет, спросит Иван: зачем-де Парфен Семеныч нас звать изволит? Не знаю-де, ответь, а только - и эти слова будто от себя прибавишь - а только-де с сыном у государя сейчас разговор был, и после того разговору государь весел таков стал и вас позвать велел. Будто от себя эти слова скажешь. Понял?

   Дворецкий. Понял, государь.

   Парфен. И еще: подьячего сейчас со двора сбить. Бабе подводу дать: пусть, со всем скарбом, куда похочет, едет. Слышал? (Отворачивается).

   Дворецкий. Слушаю, государь.

   Живуля (гладит себя по голове). Пай, Живулюшка, паинька, что серьги вперед взял!

  

  

   Пелепёлиха (рвется от них). Господи! Государь ты мой, Парфен Семеныч, прогонишь меня,- кто ж в ключах у тебя будет ходить? Кто тебя, государя моего, пирогами с маком кормить станет?

   Парфен (не оборачиваясь). Аль приказ мне повторять? (Пелепёлиху силой ведут.)

   Пелепёлиха (в дверях). Хоть серьги, аспид, отдай.

   Живуля. Вчера бы пришла.

  

  

   Парфен (один). Придет Иван, скажу ему... Полно, правду ль еще про Василья сказали? Врут, все врут: не верь, Парфен. Еще Парфен, хвалился: мол сына люблю! Где ж она, любовь-то твоя? Людишки последние пришли, любимого твоего оболгали,- им поверовал. Лгут ведь все; лгут, лгут. Твой Василий таков ли? Против отца пойдет ли? - О-ох! Одна тут, чую, правда есть. Одна. И той одной довольно, чтоб отца убить. Женить ведь его хотят, на доброте изловить, у отца отнять! Вот она, правда, в чем. И за нее, Иван, ты мне ответчик! Я сына на гибель не отдам. Умру,- на твоей дочери женат не будет. Что на нее налыгали, Иван,- тому не верую. И пусть она добра будет и из себя пригожа, и умом сверстна, и все в ней, и краше ее на свете нет! А невесткой моей ввек ей не быть. Сына своего, Иван, от умысла твоего спасу! Так ты за этим мириться шел, чтоб сына у меня отнять? - Ох, и людишки же на свете живут.- Стой! идут, кажись.- Встряхнись, Парфен, гостей дорогих умей встретить; свата с невесткой лаской приветить!

  

  

   Парфен (пошел навстречу; приветливо). Уж прости, Иван, послал за тобой,- самому к тебе бежать надо бы. Да недужен. Ох! - Чай, сдогадался, зачем посылал; не сдогадался, дочка шепнула?

   Иван. Шепнула, Парфен, шепнула. Рад я, слышь. И ты добр ведь. И то сказать: сыну как отказать? Да.

   Парфен. Что ж не садишься, Иван? Сядь.

   Иван. Присяду, Парфен, присяду. (Сел.)

   Парфен. А дочка? (Сел.)

   Иван. В страхе у меня, слышь, воспитана: перед нами, Парфен, постоит. А Василий где же?

   Парфен. За делом, Иван, у меня послан. За каким, сам, чай, догадаешься.

   Иван. Ужли за попом? Сейчас благословить хочешь?

   Парфен. Откладывать зачем же?

   Иван. Старуху мою что ж обидел? Такое дело великое без матери как делать?

   Парфен. Обижать зачем же! Думал, Иван, невестку сперва поглядеть. Надо ж свекру знать, какова богоданная. А старуха твоя с нами тут будь,- говорить дочке не дала бы, сама беседовать захотела.

   Иван. Правда твоя. И ловко ж ты бабью повадку, Парфен, приметил. Хе, хе, хе!..

   Парфен. Хе, хе, хе! А дочку как звать?

   Иван. А Марьица ведь у меня.

   Парфен. Ну-ка, Марья Ивановна, покажись. Давно тебя не видел. Невелика тогда была. (Марьица ближе подходит.)

   Иван. Невеличка, Парфен, невеличка. А теперь какова выросла?

   Парфен (смотрит на Марьицу). Красавица. По красоте, говорить нечего, всякому в пору. И ум есть. Не умна была бы, Василья моего не приручила. Давно ль, Марьица, с сынком моим сошлася, а?

   Марьица. Прости, государь, как звать тебя, не знаю: Парфен ли Семенычем прикажешь, батюшкой ли велишь?

   Парфен. Батюшкой? Ин батюшкой зови. От слова не станется.

   Марьица. Где ж давно было, батюшка, узнать? Давно ль он у тебя гостит, сам ведаешь.

   Парфен. Скоренько ж у вас дело сладилось.

   Марьица. Скоро, батюшка. И я то ж ему говорила, да он свое, спешить-де надо.

   Парфен. Как не спешить: такого жениха поскорей окрутить надо. Другой такой богатый да простой скоро ль подвернется!

   Иван. Чтой ты, Парфен, будто не ладно говорить стал. То "от слова не станется", молвил, как она батюшкой назвать тебя хотела, а теперь...

   Парфен. Молчи: Иван, налажу сейчас. (Марьице.) Поди так заспешила бы, не дай я благословенья своего, все ж обвенчались бы.

   Иван. Ты меня, Парфен, спроси: я без благословенья твоего отдам ли?

   Парфен. Ах ты, плут старый! Дрянь ты подорожная! По дорогам тебе, дрянь, в грязи лежать, чтоб кони тебя топтали, а ты ко мне в родню лезешь!

   Иван. Аль ты, Парфен, нездоров стал? Что говоришь - сам, поди, не знаешь.

   Марьица. Батюшка! пойдем отсель; аль не видишь: обманом сюда завели! Надругаться над нами хотят.

   Парфен. Дурак старый! Ужели у тебя рассудить умишка не хватило: каков ты мне сват, сыну моему тесть будешь? Хоть то вспомни: отцу твоему в поход идти, подняться с места нечем было. И в те поры дед твой к моему в выжлятники, щенков чесать, пошел,- только сынишке своему конька добыть бы!

   Марьица. Батюшка, пойдем.

   Иван (встал неторопливо, при последних Парфеновых словах). Стой, дочка, стой. Ответ еще сказать ему сумею. Да. Мой дед зачем себя продал, а? Слышь, сына своего за матушку Русь святую на войну снаряжал. Да. Твои деды такое делали ли? Да. Пойдем, дочка, пойдем. Ответ даден. Да. (Делает несколько шагов.)

   Парфен. Стой. Ты род свой вспомнил бы. Наш род всегда велик был. Коркины не то в стольниках, в окольничих бывали.* А твои деды - хоть один - при царевом дворе, на царских очах служили ль? Голь вы кабацкая!

   Иван. Не то при царском дворе, при царике*, слышь, ни один не служил. В те поры, как ты, государь, у вора в Тушине в ногах валялся, да от него к Шуйскому* царю перелетывал. Да. У того и другого вотчин выпрашивал, богат да воровством знатен стал,- мы, голь, за веру Христову, слышь, стояли; с Прокопом, слышь, Петровичем, с Лягуновым* ведь, а там с Кузьмой Миничем* кровь свою проливали. Да. Вот мы, голь, каковы! А ты, вором в бояре жалованный, против голи слова сказать не можешь. Стыдно, ведь. Да. Стыдно. Пойдем, дочка, пойдем.

   Парфен. Да я тебя!.. (Делает несколько шагов.)

   Марьица. Батюшка, родной мой!

   Иван (загораживая ее). Пройди, дочка, в дверь. Не тронет ведь. Не посмеет. А я в дверях еще ему слово скажу. Ты теперь мне покланяйся, чтоб сынка твоего в зятья себе взял. Да. Не воры, слышь, мы, нет,- голь ведь. И честь у нас не купленная же, не у воров вымоленная, а своя, прирожденная. Да, (Грозится в дверях и уходит, пропуская Марьицу вперед.)

  

  

   Парфен (один). Обруган, оплеван стою, а на душе весело; как смерд последний, за себя не вступился, на обиду смолчал,- а на сердце легко. И как тебе, Парфен, веселому не быть? Сыно-т твой спасен ведь, спасен! Горд ведь Иван, сильна твоя обида, ввек ее не забудет: дочки своей не отдаст теперь. Не отдаст. "Покланяйся", сказал. Не поклонюсь. Не надобен ты мне, и дочка твоя не надобна же. Вижу, Парфен, любишь ты сына: обиду за него перенес. А он, Василий, любовь твою оценит ли? Не теперь, нет; горевать теперь станет. А там... мой опять. И никто у меня его не отымет. Велико ль у парня молодого по невесте гореванье! До новой невесты; с утра и до утра. А как на Москву уедет, да высоко в царевом дворце станет, что сокол над всеми взлетит,- в те поры девчонку вовсе забудет, над глупостью своей сам же посмеется, спасибо отцу скажет. Как же тебе, Парфен, веселому не быть? Веселись, старик: умно поступил. (В средние двери стремительно вбегает Василий.)

  

  

   Василий (вбегая). Батюшка, что ты сделал? Что ты сделал, батюшка?

   Парфен. Аль отца к ответу звать пришел? Ты как же, у отца не спросяся, невесту выбрать смел? С ней да с вором, с отцом ее, сговор держал? Скоро ль, сынок, свадебка? Отца-дурака на свадьбу хоть позовешь ли? Аль порог ему укажешь: пошел-де, старый пес, не твое дело.

   Василий. Что говоришь-то, батюшка! Да без твоего благословенья под венец пойду ли? Аль ты меня, батюшка, не знаешь? Ты то спроси: где был я? Приходил ведь сюда, говорить с тобой хотел. Отдыхать изволил. Думаю: "Господь все устрояет, невесту тебе послал, а ты с отцом говорить задумал - перед таким великим, на всю жизнь, делом богу молился ли? чтобы господь благословил тебя?" Пойду, сказал, в церковь, помолюся. "Господи, молился, дай нам совет да любовь! Умягчи сердце родительское! Ни славы, ни богатства не прошу: в одном в этом счастие пошли мне, все отними,- и прославлю имя Твое святое". Домой пошел, на сердце легко. "Добр батюшка, позволит", думаю. А дома-т: только в ворота... Иван Силыч в слезах навстречу... и Марьица...

   Парфен (видимо тронут). Вижу: добрый ты мне сын, Василий. Добрый.

   Василий. С чего ж ты, батюшка, против меня стал? Приходу моего зачем не дождался? Меня вперед зачем не спросил? Ничего того не было бы!..

   Парфен. Добр ты, Василий, и до конца таковым останься. Глупый! аль отец тебя не любит? добра тебе не желает?

   Василий. Верю. Как этак-то любовно глядишь, говоришь ласково, что любишь - верю. Батюшка, родименький! Коль люб я тебе,- сделай ты мое счастье, прикажи на Марьице жениться.

   Парфен. Василий! Люблю я тебя, а ты судить меня не смей. Нет тебе моего благословенья. Воля моя такова, и ты ее слушай, своевольником не будь.

   Василий. Батюшка, слова тебе супротивного не вымолвлю, только скажи ты мне: чем она тебе не по нраву пришла? Сейчас ли тебе согрубила? Не показалась ли чем?

   Парфен. Разве я тебе слово против нее сказал? Не судья я ей: всем хороша. Только тебе не пара.

   Василий. Ужли что не богата, не родовита,- тем тебе не полюбилась?

   Парфен. Не пару возьмешь - погибель свою устроишь. А я погибели твоей не желаю. Затем жениться не велю. Выбери ты невесту себе под пару, слова не сказал бы.

   Василий. Сам ты, батюшка, как на матушке на моей, покойнице, женился - безродная ведь была, бедная - под пару себе невесты что ж не искал? Что сам делал, сыну то делать зачем же претишь?

   Парфен (в сильном волнении). Что вспомнил ты? На покойнице женитьбой корить меня вздумал? Про родительницу слово сказать мне велишь? Гляди ж, сынок, на меня не пеняй! Все ведь скажу. Душу ведь мою всю попреком своим ты ранил! Прошлое вспомнить, плакать старика заставил. Гляди, те слезы не отлились бы тебе!

   Василий. Батюшка, голубчик мой! Что с тобою? Обидеть тебя в мысли не имел.

   Парфен. Теперь меня уж послушай! Слово сказано, не воротишь. Слушай же! Смолоду я честь и славу любил, из первых быть бы, о том только дума моя была. Смута на Руси стала - я все о своем же думал, своего добивался. И добился. Новых царей народ поставил, добытого я не потерял же. При покойном царе в начале в какой чести был. Недругов-завистников у меня немало было; вспоминали про старое, бывалое мое; перелетом и изменником величали; да шепотком, вслух не смели. Каков я смолоду был - сказывать не буду; не только ты, никто на земле мне в том не судья. Богу одному ответ дам. Не я один, вся земля в те поры замутилася. И не молод уж был я, от двух жен вдовец, как в третьи на матушке пожениться захотел. Других невест мне сватали, от матушки твоей все отговаривали. Да не послушал я. Все-де для чести жил, дай на старости для себя поживу, сказал. По воле своей сделал. И все от меня отшатнулись, все по двум женам прежним сваты от меня отвернулись. Думал: на время-де, обойдутся. Так оно и было бы. Да на время-то, на малое время, один, как перст, остался! Слышишь: на малое только время!

   Василий. Слышу, батюшка.

   Парфен. В эту-то пору вороги одолели меня! Как еще одолели, подо что подвели! Где я живу теперь? В какой чести? Ох, горька, сынок, опала была, и посейчас горька же! Что горя вытерпел! Что слез пролил! Каждый-то день, как спать ложиться, каждый час судьбу свою проклинал и сейчас кляну! На жену, на мать твою, без думы горькой, без попреку глядеть не мог! Какова ей, какова мне жизнь была? И вот что ты сказать меня заставил; словом своим до слезы душу мне пробил. Что ж, весело тебе про мать свою речи такие слышать? Плачешь? Горько тебе? А я прямо скажу: не женись я на ней, не бывать бы тому! Не в опале, всеми поругану, жить бы мне! Сына на дядины руки не отдавал бы! Сам ему пестуном был бы. И ты все это слушай - плачь и сокрушайся.

   Василий (растроган). Батюшка, перестань!

   Парфен. Не перестану, сынок. Отцовскую душу возмутить сумел - рыданья ее теперь послушай! Что мне, такую ж, как моя, тебе судьбу сготовить велишь? Чтоб и ты весь век тут прожил, в болоте смрадном задыхался, образ божий потерял, с подьячими возился, на соседях гнев срывал, с подлой бабой, как с женой, жил, жену свою любимую попреками в гроб свел, на людей, как на скотов, глядеть стал. Видишь, сынок, во всем, во всей жизни своей перед тобой каюсь! Вот до чего ты отца родного довел! Радуйся теперь! А я скажу: жизни такой сыну своему не хочу. Плачь ты передо мной, сокрушайся, ноги целуй,- воли моей не изменишь. Слез твоих видеть не буду; на мольбы твои глух. Сердце ожесточу. Доволен ли, сынок? Женитьбой меня еще попрекать станешь ли? А я слово свое сказал.

   Василий. Батюшка, уж прости ты меня, что ненароком тебя растревожил.

   Парфен. Бог уж простит! Что ж, и теперь против отца пойдешь?

   Василий (мягко). Эх, батюшка, не погневись, дай мне слово молвить. Человек ведь на человека не приходится. Тебе слава да почести любы, а мне-ка оне ненадобны! Век бы здесь с женой прожил!-

   Парфен. Ладно. Дело кончено, и говорить о нем нечего. Что себя тревожить!

   Василий (также). Против воли твоей, батюшка, не пойду. Теперь тебя просить, не умилостивишь. Я ждать буду. Бога молить стану, чтоб он сердце твое умягчил. Молод еще, отчего тебе в угоду год, другой женитьбой не погодить?

   Парфен. Ты что замыслил, подумай: против отца бога молить хочешь. Нет моей воли, и век ее не будет. И еще знай: коли на то надеешься, что через год-де - другой отец одряхлеет, умолю его тогда. И умолишь, может; на одно только неумолим останусь: у Ивана прощенья просить не пойду, и век потому за тобой Марьице не быть.

   Василий (вспыхнул). Ты к чему ж, батюшка, мне про это сказал? Мало тебе, что сын воле твоей покорен? Надругаться над ним надо! За что? Что отец ты!..

   Парфен. Твои ли, Василий, речи слышу?

   Василий. Мои, государь. С чем вошел сюда, что тебе выговорить хотел, забыл было. "К ответу меня, что ль, звать пришел?" спросил ты, и смолчал я, отца в тебе уважил. Затем ли, чтобы ты надо мной ругаться стал?

   Парфен. Таков-то ты, сынок, покорен: пока отца умаслить думал, дотоль к нему подлаживался, лебезил пред ним. А как "тверд отец" увидел, грубить ему?

   Василий. Не грубить, правду сказать хочу. И скажу, даром отец мне! Сам вызвал, сам понудил.

   Парфен. Что скажешь-то? Что? Говори, коль смеешь!

   Василий. Все скажу. Кому ты против меня поверовал? спрошу. Зачем, на меня в злобе, других обижал?

   Парфен. В злобе ль на тебя Ивана обидел? Спасал тебя; от гибели тебя, пойми, спасал,- затем обидел. Обидеть его хотел ли? Не меня, любовь мою к тебе вини.

   Василий. Не она ль, не твоя ли ко мне любовь, и над любой моей надругалася? Ты то попомнил бы; дорога-де она сыну, жизни дороже. Отниму ее, жизнь у него отниму. К чему ж ты ругался еще над ней, сыновнюю душу в грязь зачем топтал?

   Парфен. Аль она тебе отца дороже?

   Василий. Дороже, нет ли, что тебе в том? И мне теперь что? Полно, я тебе дорог ли? Не душа моя дорога тебе, то дорого, чтоб в чести да в славе на Москве я был, а тебе мной хвалиться да хвастать!

   Парфен. Василий! Ты помнишь ли, что с отцом говоришь?

   Василий. Уж помню ли я? Где помните Одно помню: отнял ты ее у меня, еще помню: над душой моей надругался. Что ж, еще до сыти ругайся! Жив еще перед тобой стою. Убей меня, убей, и над мертвым, что похочешь, твори! Что мне жить? Нет ее у меня! Любы моей нету! Отнял у меня. Еще отцом называется. Зачем мне жить? Для кого? Тебе на потеху? И над мертвым натешиться успеешь!

   Парфен (грозно). Аль ты забыл: отец я тебе еще. Коль отца на девчонку променял, то вспомни: проклясть тебя могу!

   Василий. Что ж? Кляни. Кляни. Заодно уж!

  

  

   Парфен (первый понурил голову, негромко). Что ж? еще на отца покричи. Вдосталь накричись.

   Василий (точно сам с собой). Что ж теперь? На нее каждый день глядеть, да мучиться? С отцом каждый час ссориться? Нет; все с глаз долой! (Помолчав, отцу.) Прости, батюшка! На Москву еду. Прощенья у тебя просить надо бы, не могу теперь. После, авось умолю. (Быстро уходит.)

  

  

   Парфен (один). Василий! Аль вовсе уехал? Аль сына я потерял? Господи! Господи! (По молчании.) Нет, нет, Парфен, добр ведь у тебя сын: так не уедет, проститься придет. А ты его не ворочай. Вернешь, простить надо. Простить - женить. Женить - погубить. Как горе ни тяжко, Парфен, пусть к земле пригнет, все крепись, старик, не губи сына. Не то любовь, коль послушного сына любишь, а то любовь, коль непокорного не клянешь: о том только, как спасти его, думаешь. В гроб тебя горе вгонять станет, и тут крепись. Не скоро, как умрешь, тогда, а все ж сын спасибо тебе скажет. А горько, не в силу горько тебе, поплачь, старик. Ох и тяжко ж мне, тяжко! Слезы мои, горючие слезы, что ж непрошенные с глаз бежали, теперь вас нету! Лейтесь, горючие, жгите лицо старое; только горе мое выжгите, сердце разбитое облегчите!..

  

  

  

   Глаша. Марьица, дрожишь вся, аль зазябла?

   Марьица. Знобко мне. Давно ждем. А на дворе, Глаша, тепло ведь?

   Глаша. Тепло, роса студена только. Ты на колени ко мне прилегла бы, я прикрою тебя: погрейся.

   Марьица (прижалась к ней плечом к плечу). Я вот так-то к тебе прижмусь. (Помолчав.) Глаша, а ведь рассвет скоро; звезды мигают; холодком, чу, потянуло.

   Глаша. Сейчас и рассветет. Звезды - ангельские очи ведь за ночь-то устали, оттого и мигают.

   Марьица. Глаша, а ведь он не придет?

   Глаша. Как не прийти? Сам сказывал.

   Марьица. Ты его ль видела? Его самого?

   Глаша. Кого ж еще?

   Марьица. Глашенька, расскажи ж ты мне, еще раз повтори, что он тебе сказывал. Неверье одолевает меня, боюсь: уж придет ли?

   Глаша. Придет. Слушай, как было. Смеркалось уж, на крыльцо я вышла, работницу кликнуть. Вижу: мимо дома ходит, на меня глянул. "Марьица", потихоньку этак окликнул. Сейчас я голос его признала, сбежала к нему. Я говорю, это Глаша; что, Василий Парфеныч, скажешь? - "Так, говорит, и так: молил отца, слушать не хочет. Опять: пока старики в ссоре, о свадьбе думать нечего. И мне, говорит, жить тут, терзаться только. Нынче ж уеду. Вышел, говорит, Марьицу, думал, не повижу ли, проститься бы с ней. Да ты, говорит, вышла, оно и лучше, скажешь ей"... Чем же, говорю, лучше-то? тут перебила я его. "Каково нам с ней прощаться горько, о том подумай. А ты, говорит, все ей от меня скажешь. Скажи: на Москву-де твой Василий поехал, поклон тебе прислал. Одно только слово молвить велел: не кручинься, не забудет он тебя; подожди его только". Ладно, говорю. Только ей, не простившись с тобой, каково жить будет, подумай. И тут велела ему, сюда чтоб приходил.

   Марьица. И "приду" сказал?

   Глаша. Придет, уж верно.

   Марьица. Глаша, что попрошу тебя: встань, погляди, не идет ли? Светать стало: видно теперь.

   Глаша (вставая). И вот помяни мое слово: близко он. (Отходит направо и смотрит.)

   Марьица (сама с собой). Говорят: ухом к земле прилечь, далече слышно. Послушаю-ка... (Наклоняется к бугру.) Нет, не услыхать. Не придет он, не придет. Нарочно себе твердить стану, что не придет. Коль и вправду не придет, не таково горько будет. (Приподымаясь.) Что, Глаша, ничего не видно?

   Глаша. Нету. Погоди ты; потерпи.

   Марьица Я терплю. (Шепотком.) Не придет, не придет, не придет.

  

  

   Василий (слева входит). Марьица, ты?

   Глаша. Вон она сидит. Ну, я пойду. (Уходит направо.)

  

  

   Марьица (вскочила и бросилась ему навстречу).

   Василий! Васенька! Голубчик мой!

   Желанный мой! Пришел? Не обманул?

   А я думала, ждала тебя, боялась...

   Все думала: обманет!

   Василий. Грех тебе.

   Коль обещал,- к тебе ли не приду?

   Тебя обманывать! мою-то любу?!..

   Марьица. Что ж, едешь? Нынче же? Сейчас?

   Василий. Сейчас,

   И кони на дороге ждут. С отцом

   Простился, и с тобой пришел...

   Марьица. Со мною.

   Пришел проститься? Ведь не долго, Вася,

   Тебя мне видеть, ох! всего минуту!

   Одну минутку, и прости навек!

   Василий. Не обижай меня. Навек тебя

   Любить клянусь и обещаюсь, Маша!

   И заклинаюсь в том великой клятвой!..

   Марьица. Нет, не клянись. Ой, не губи себя!

   Век обо мне не станешь помнить, нет!

   Забудешь. Скоро. Не клянись же, милый:

   Как клятва на тебя падет, я буду

   Винить себя, что клятву приняла.

   Василий. Не бойся, люба. Я клянуся богом,

   Чтоб мне не знать опричь тебя жены.

   С тобой я в сердце обручен, и с сердцем

   К тебе моя любовь замрет навеки.

   Марьица. Нет, Вася, нет! К чему про счастье думать?

   Нам горе впереди, одно лишь горе;

   Тяжелое, злосчастное, лихое!

   О светлых днях забудь; забудь, не помни.

   О Марьице своей не думать научись.

   Раздумай обо мне, и легче станет;

   Как не бывало... Дума искрушит,

   Иссушит... Лучше обо мне раздумай!..

   А я-то, я до смерти помнить буду,

   И так-то жизнь моя пройдет девичья.

   И рада буду, что господь послал

   Тоску мне,- есть о чем тужить и плакать.

   Василий. Да мне-то как же разлюбить велишь?

   Ужли навек с тобою расстаемся?

   Марьица. Навек, навек...

   Василий. Того не может быть;

   Ну, год пройдет, другой и третий.

   А там и солнышко на нас проглянет.

   Мapьица. Не говори; себя, меня не мучь.

   То грезы лживые, обманный сон.

   Я ничего не жду,- ох, ничего-то!..

   И лучше так-то. И зачем мне счастье?

   Я ль не счастливая была? Довольно

   С меня, что хоть на время ты любил!

   Былое стану вспоминать. Как мы с тобою

   Встречались в роще, что мы говорили,

   И эту вот сегодняшнюю ночь,

   Как зябла я, как от росы дрожала.

   Как думала: придешь ли, не придешь?

   Как к мать-земле я ухом припадала,

   И слушала: нейдет ли милый; сердце

   Как замирало; как пришел ты. Как

   С тобой прощалась, навек расставалась;

   Как плакала, все это счастье, Вася,

   Не горе. Нет еще. Как горе-то придет,

   Уж ничего ровнешенько не будет.

   Тебя не станет, и нельзя мне будет

   Ни ждать тебя, на холоде дрожать,

   Ни за руку тебя держать и плакать!

   Василий. Послушай, Марьица, меня хоть малость.

   Марьица. Готова слушать.

   Василий. Не горюй, надейся!

   Ненадолго уеду. И еще ты слушай:

   Как мне совсем уж ехать, я к отцу

   Пошел проститься, помириться с ним.

   Марьица. И он тебе примолвил обещанье?

   Сказал: "Не торопися, обожди,

   Дай сердцу моему угомониться?"

   Ведь отгадала? Так ведь, Вася? так?

   Василий. Наполовину только отгадала.

   Про свадьбу не было меж нами речи,

   А только ласково со мной простился.

   И долго в очи мне глядел, потом

   Махнул рукой и отвернулся... Слова

   Не молвил, только видел я, что в сердце

   Ему сыновнее впилося горе:

   И в те поры блеснула мне надежда.

   Потом опять ко мне он повернулся,

   Взял за руку, заговорил,

   И голос дрогнул у него: "Прости,

   Прости", сказал, "я давеча обидел

   Ивана с Марьицей,- не след бы. Знаю:

   Горька не только им, тебе обида:

   Любовь к тебе мой разум помрачила.

   Как ты уедешь, уж схожу я к ним,

   Прощенья попрошу, чтоб о тебе

   Не поминали лихом: "Он-де виноват,

   Из-за него-де нас старик обидел".

   Марьица. Неужто правда?

   Это ли не счастье? Коли на мир у них...

   Ах, Вася, Вася! Опомниться от вести не могу!..

   Постой: придет он к нам, уж расстараюсь,

   Чтоб полюбил меня!.. Уж будь покоен...

   Василий. Спасибо, Марьица. Побереги его.

   Уговори Ивано-т Силыча...

   Марьица. Постой.

   С чего мы веселы-то стали? Что нам!

   Пусть помирятся, нам-то легче ль будет?

   От мира далеко еще до свадьбы!

   А мне-то, Вася, мне-то горше станет.

   Как на него взгляну, сейчас припомню:

   "За Васей век мне, девке, не бывать",

   Забыться мне, на миг поверить счастью

   Нельзя уж будет. Все ж поберегу:

   Не для себя хоть, для другой невестки.

   Скажу себе: "Люби его, люби,

   Он Васи твоего отец любимый".

   Василий. И ничему-то ты не веришь, люба!

   Ну, коль не веришь батюшкину сердцу,

   Коль в сердце у тебя и малой веры нету,

   И коль душа твоя повита горем,

   Хоть мне-то, Васе своему, поверь!

   Уж для тебя на что он не решится?

   Ты слушай: на Москву теперь приеду,

   И деду объявлю тоску свою - любовь,-

   Пусть грамотку о том отцу напишет.

   А не преклонит он отца на милость,

   Уж улучу часок, уж выберу я время,

   Как будет государь со мною ласков.

   И в ноги упаду царю-владыке:

   "Не погуби, скажу. Будь сватом!"

   Марьица. Полно,

   И полно, Вася! Грезишь по пустому.

   Коль ты слезами умолить не мог,

   Уж грамотке бумажной умолить ли?

   А государь... ему ты все ль откроешь,

   Расскажешь ли, как любы мы друг другу?

   Нет, не посмеешь. И он грозно скажет:

   "Как смеешь ты отцу не покоряться?"

   Василий. Поверишь, как тебя приедут сватать.

   Марьица. Поверю ли?.. Постой, постой вот этак:

   Светло вокруг; лицо твое - светло же,

   Надеждой светел ты! Таким хочу я

   Чтоб вспоминался мне! Постой же,

   Не шелохнися, Вася. Дай тобою

   Налюбоваться мне, в лицо твое

   Вглядеться дай, пока оно светло,

&nb