sp; Пока печаль его не одолела! (Смотрит.)
Видала я, как делают печати:
На воск надавят, и на нем печать
Вся обозначится,- так четко, ясно...
Так пусть же светлое твое лицо
Мне в душу вдавится и станет в ней
На век светло, и дорого, и мило!
Быстро целует его и отворачивается.
Теперь прощай! Уйди скорее, Вася!
Василий. Нет, Марьица, с тобой так не прощуся.
Вот перстенек, возьми, надень на ручку,
И мне дай свой... с тобой мы обручимся.
Марьица. Ведь у меня один всего, Васюта,
Другого нету: матушкин подарок.
Она дарила, дочку заклинала:
"Как с женихом пойдешь ты под венец,
На этот перстень перстнем обменяйся,
А раньше не дари: заветный перстень".
Василий. Ты мне поверь: со мною обменяйся,
И твой завет я свято сберегу.
Марьица. Ты мне подаришь перстенек; разлюбишь,-
Другой у Васи моего найдется.
Иным с иною Вася обручится,
А у меня один, и тем мне дорог!
Василий. Коль дорог Вася, обручись же с ним.
Марьица. Я обручусь, я обручусь с тобою,
Но страшным закляну тебя заклятьем!
Тебе не страшно?
Василиий. Ничего не страшно.
Марьица. Так знай же: коль меня разлюбишь ты,
Коли с иной пойдешь венчаться в церковь,
Ненадолго ты Марьицу забудешь,
Опять по ней тоскою затоскуешь.
И снимешь перстенек, его забросишь,
Лишь на мизинец взглянешь, затоскуешь,
Опять по мне, по мне же сохнуть станешь,
И той тоски до смерти не избыть.
Коль не страшишься, обручись со мною!
Протягивает руку; он меняет перстни.
Марьица (во время обмена). Эй, Глаша, Глаша! где ты?
Глаша (вбегает). Здесь; бегу.
Марьица. Иди скорей; сюда. Стань подле. Так вот. (Глаша становится подле.)
Марьица (целует Василья). Теперь прощай! прощай, мой милый!
Заклятье помни! (Отворачивается.) Уходи скорей!
Василий. Еще простись.
Марьица (прижавшись к Глаше). Нет, уходи. Не обернуся.
Тоски твоей глядеть не стану, нет.
Ты, Глашенька, скажи мне, как уйдет.
(Василий отходит.)
Марьица. Ушел ли?
Глаша. Нет еще. Остановился.
Глядит сюда. Пошел. Ушел совсем.
(Василий уходит.)
Марьица. Совсем ушел? Не стало видно?
Глаша. Да.
Марьица. Нет, погожу еще. Не то услышит. Не воротился? погляди: ушел ли?
Глаша (идет, глядит и возвращается). Не видно, Марьица.
Марьица (с рыданьем бросается к ней). Ах, Глаша, Глаша! Никогда-то мне его не видеть! Никогда, никогда-то!
Савушка за столом сидит; Дарьица его угощает.
Дарьица. Еще, Савушка, покушай. Кушай, голубчик.
Савушка. Спасибо, матушка. Сыт уж.
Дарьица. А пирожка?
Савушка. Спасибо.
Дарьица. Ин бражки бы выпил.
Савушка. Спасибо же.
Дарьица. Ой, съешь,- прибирать стану.
Савушка. И то: приберись-ка, да про житье свое мне расскажи, как без меня жили.
Дарьица. Ладно. (Начинает со стола прибирать.)
Савушка. Давно ведь у вас не был.
Дарьица (окончила приборку). Про что ж тебе наперво рассказать? С чего начать?
Савушка. А как батюшка покойник заболел.
Дарьица. Слушай же. Уж с самого начала начну. Как Василие-т Парфеныч уехал, через неделю этак, сидим мы со стариком дома - Марьицы в те поры не случилось - и видим: Парфен Семеныч идет, и прямо к нам. Иван так и затрясся весь. "Не пущу", кричит, "злодея к себе в дом!" Я уговаривать: не за худом же, говорю, идет. А он свое: "не пущу". И в это самое время Парфен Семеныч в дверь. В ноги ведь Ивану пал, прощенья просит. Долго нашо-т упрямился: глядеть не хочет, меня не слушает. Наконец: "Бог", говорит, "простит, только коли хочешь, Парфен, совсем со мной помириться,- повенчай Василья на Марьице".
Савушка. Что ж Парфен озлобился, чай?
Дарьица. В душе как, чай, не обозлиться! Только не высказал... "Спасибо", сказал, "Иван, тебе, что в обиде меня простил,- камнем она на мне лежала, потому - за Василья обидел - а миру, какого просишь, век меж нами не бывать-де". И с тем словом вышел.
Савушка. И батюшка в скорости захворал?
Дарьица. Постой, не сбивай уж меня. По порядку расскажу. Что бишь? Да. Как потом Марьица домой пришла, я ей про все и скажи. Она к отцу. "Гордец-де ты, батюшка; из-за своей гордости счастье мое порушишь". Вишь, по ее выходило: сперва-де помириться надо бы, там о свадьбе речь вести. Долго отец противился. Сам знаешь, упрям покойник был. И Оспожинки* прошли и Вздвиженье*, а так пред Покровом за неделю выходит, надо быть, надоумился. "Пойду", говорит, "к Парфену".
Савушка. По Марьицыну прошенью выходит?
Дарьица. Ну да. Покою ведь ему не давала: что день, одна все песня. Так собрался, и шапку в руки взял. Совсем ему идти, как слышим, Глашутка в сенях с кем-то стрекочет. А это Дунька, сенная, от Парфена прибегла. Уж не знаю: своей ли волей, аль подослана была. Только громко таково прокричала: "У нас-де пир, нарочный пригонил: Василий наш Парфеныч жениться изволит, на ростовской на княжне на Буйносовой; скоро и свадьба-де. Сам Царь высватал". Старик наш как стоял, шапку оземь бросил. "Вовремя", сказал, "дочку пропить собрался".*
Савушка. А Марьица что?
Дарьица. Как полотно стала. Мы раскликать ее. "Неправда, неправда",- одно твердит - "нарочно", говорит, "выдумывают: меня-де с Васильем расстроить хотят". Так и не поверила.
Савушка. Не поверила?
Дарьица. Нету. Уж сам наш старик к Парфену ходил. "Точно-де, царь ему княжну высватал". А она все свое: "налыгают на него", твердит.
Савушка. Когда ж поверила?
Дарьица. А как тебе сказать, с месяц ли, поболе прошло, только раз в воскресенье собрался покойник в церковь, с дочкой. Глаща с ними же. Я одна дома осталась: недужилось мне что-то. Ну и денек же для праздника господня выдался. Вспоминать о нем без слез не могу! (Плачет.)
Савушка. Уж приневолься, матушка, расскажи.
Дарьица. Для тебя только, Савушка. Глаша после рассказывала. "Отпели", говорит, "обедню, и домой мы идти думали. Только говорят: молебен-де еще петь будут. Молодые-де вклад сделали, так о их здоровьи молебен. Мы, говорит, с Иван Силычем, домой бы скорей, а Марьица: "Я", говорит, "останусь". Нечего делать, все остались. И только поп возгласил: "Еще помолимся о здравии болярина Василья и супруги его Параскевы", она как крикнет, и наземь пала. Умерла, думали. (Плачет.)
Савушка. Погоди маленько, после, матушка, доскажешь.
Дарьица. Ох, уж лучше сразу! Принесли ее, голубушку, домой. Глянула я: в гроб краше кладут. А Ивано-т, как несли ее, до дому без шапки шел; в церкви обронил, не спохватился. А на дворе вьюга, леденец. Надуло, знать, в голову ему,- к вечеру слег. А уж жизнь нам с Глашей пошла! Один на одной лавке лежит, стонет; на другой - другая, ничего не слышит.
Савушка. И долго батюшка пролежал?
Дарьица. Нет, недели с две. Пред концом ему полегчало будто. Позвал меня. "Отхожу", говорит, "за попом сбегай". Исповедался. "А Марьица где?" спрашивает. "Благословить-де ее хочу". Что сказать, Савушка, не знаем, что ответить! "Аль умерла" опять, по времени, спрашивает. Нету, говорим. Ведь вспомнил, как она в церкви пала. "Подведите", говорит, "меня к ней". Уж через великую силу подвели: благословил. В вечеру его, голубчика, отсоборовали, а в ночь тишать стал, и к утру совсем затих.
Савушка. Царство небесное!- И Марьица долго еще лежала?
Дарьица. Довольно еще. Шесть недель всего вылежала. Нет, Савушка, каково мне в те поры было! Муж на столе лежит; дочку, думаю, не нынче, завтра на стол же положу.
Савушка. Как же она очнулась?
Дарьица. А сидим мы с Глашей, сумерничаем, лампадка у нас засвечена горит; она слово скажет, я другое, и заплачем обе. Вдруг слышим: позвал кто-то, тихо таково, и опять позвал. Она очнулась, значит. Уж и возрадовались мы! И плачем, и смеемся. И с того вечера все ей лучше и лучше. На девятый день встала. Тут Парфен Семенычу спасибо: помог мне, старой. После лежанья, скажу тебе, Савушка, таково много есть она стала,- не напасешься. Что ж? со своего ведь стола каждый день ей кушанье посыловал. Дай бог ему здоровья! Добр ведь, только гордей.
Савушка. А с Иван Силычем после того раза не виделись они?
Дарьица. Как же! забыла сказать тебе. Приходил все о здоровьи наведываться. И как ему кончаться, тож пришел, всю ночь с нами просидел. И хоронить помогал.
Савушка. А теперь к вам каков?
Дарьица. Добр же. Заходит, хотя и не часто; сам заходит. "Не надо ль, чего старуха?" спрашивает. И помогает. Только время такое больше выбирает, как Марьицы нету. Известно, что там не говори, а виноват пред нею: чувствует. (Отирая слезы.) Вот и все тебе, Савушка, рассказала.- Ты каково без нас жил?
Савушка. Ничего, помаленьку.
Дарьица. К нам надолго ли завернул?
Савушка. А не знаю. Марьицу вот повижу.
Дарьица. Аль дело какое?
Савушка. От тебя что таиться, матушка. Дело-т старое, прежнее.- Только скажи ты мне наперед, истинную правду скажи: о Василье Марьица когда вспоминает ли?
Дарьица. А вот хоть побожиться, как встала, хоть бы раз помянула. Раз как-то Глашутка про него обмолвилась. "Ты про кого это?" Марьица, значит, спрашивает. Глаша видит: сдуровала, а нечего делать, отвечай. "Про Василья", говорит. "Никакого я Василья не знаю", ответила. "Как не знаешь?" у Глашутки, знаешь, сорвалось этак. "Может-де и знала, да забыла, и ты не вспоминай!" И замолчала. С той поры и мы вспоминать остерегаемся.
Савушка. Спасибо, матушка; теперь еще ответь: тогда противилась, теперь благословишь ли?
Дарьица. И, что ты, Савушка. Где же противилась! Так это, сдуру говорила. Тещи ведь ломливые, и я поломалась бы, да благословила.
Савушка. А противности твоей теперь ко мне нету,- и на том тебе, матушка, благодарствую.
Дарьица. Что ты, Савушка! Уж не стыди меня! (Целует его.) Ах ты, голубчик мой! Вот уж правда: коли добр человек, до конца добр останется. И ты таков же.- Стой, ай Марьица пришла? Вот и поговорим. Сам что ль скажешь?
Савушка. Как встретит,- погляжу.
Дарьица. Вот дочку ждала, ан ты это, Парфен Семеныч. Каков, государь, в своем здоровьи?
Парфен. Спасибо. А ведь я, старуха, браниться с тобой пришел.
Дарьица. Чем, государь, прогневила?
Парфен. А тем: крыша у тебя на черной избе худая, ведь телят поморозишь. Что ж мне не сказала?
Дарьица. А не смела, государь.
Парфен. За несмелость и браню тебя. Опять: дров у меня зачем не берешь? На исходе ведь дрова у тебя, скупиться уж начала, а у меня край непочатой. Как же не бранить тебя?
Дарьица. И кто тебе про нужды мои, государь, сказывает?
Парфен. Ты спроси: кто о нуждах чужих спрашивать научил - отвечу: горе меня научило. Поколь горя не знал, о себе только думал. И за горе иное считал, ан выходит не горе - гордость меня одолевала. А как настоящее-то горе сердце пробило, не гордыми, горькими слезами плакать заставило,- тут о чужих нуждах думать научился.- Да что!.. Ты работника за дровами прислать не забудь.
Дарьица. Уж забуду ли, государь!
Парфен. А тебя, паренек, прости, не приметил. (Дарьице.) Савушка ведь. Абрамов брат двоюродный?
Дарьица. Он, государь.
Парфен. Ты, что ль, на Марьице летось жениться хотел?
Савушка. Я, государь.
Дарьица. В те поры я, дура, заупрямилась. А ведь не попомнил, государь - добр парень,- опять сватается.
Парфен. В добрый час начать, в добрый час. Марьица всякому под пару будет. Всякому. (Задумывается.)
Дарьица (о чем-то с Савушкой пошепталась, потом вслух). Да нет же, попрошу.
Савушка. Погоди хоть Марьицына прихода.
Парфен. О чем заспорили?
Дарьица. О тебе, государь, спор. О доброте твоей. Корил ты меня, государь, сейчас; не смела-де старуха, просить не смеет. А я вот смелость свою докажу, просить тебя, государь,буду. Поглядим, откажешь ли?
Парфен. О чем просьба?
Дарьица. А дочку у меня снарядить хоть есть кому, благословить некому,- уж будь, государь, милостив: сядь ей в отцово место, будь отцом посаженым, благослови ее.
Парфен. Ты, молодец, что скажешь?
Савушка. И я, Парфен Семеныч, просил бы тебя, государь,- да ведь заспешилась матушка: Марьица у нас не спрошена еще.
Парфен. Ладно. Коль согласна Марьица будет,- приходите, не откажу.- А я, старуха, спросить тебя забыл: приданое дочке сготовила ли?
Дарьица. Какое у нас, государь, приданое?
Парфен. Забывчива, старуха, стала. Должен ведь я тебе: роща дубовая приданое твое, я ведь на сруб ее у тебя купил, деньги досель не заплачены. Вот на приданое и пригодятся.
Дарьица. Отец ты наш! Уж как благодарить тебя!
Парфен. Не за что, старуха: твое же тебе отдаю. А уж свадьбу, не погневись, у себя, старуха справлю: просторнее. Такой-то пир заварим, на весь мир.
Дарьица. У сынка своего не удалось тебе, государь, на свадьбе, попировать,- что ж, у дочки моей попируешь.
Парфен (смутился). У сынка? у сынка... Ну, ладно: домой мне пора; ужо, с Марьицей как сладитесь, ко мне приходите. Столкуемся. Ну, прощайте затем. (Уходит; его провожают.)
Савушка. И-и, матушка! для чего ж ты про сына ему напомнила?.. Окручинила старика.
Дарьица. Уж спохватилась, голубчик, да поздно. Да что ж, большой беды нету: сказалось, так сказалось.
Савушка. А бают: не ладно Василий с женой живет. Мне Парфен Семенычев приказчик сказывал.
Дарьица. Ну, мне про это где ж знать было.
Савушка. Уж еще позволь, матушка, выговорить: без Марьицына согласья зачем его в посаженые звала?
Дарьица. А что ж из того будет?
Савушка. Сама же сказывала: Парфен Семеныч больше заходит, как Марьицы дома нету. Может, и Марьице на него невесело глядеть.
Дарьица. Уж в чем недогадлива, недогадлива: винюсь.
Савушка, Дарьица, Глаша, Марьица.
Глаша. Вот и мы.- Марьица, глянь-кось, какой гость сидит. (Идет сама к Дарьице. Марьица идет к Савушке, он к ней, и они становятся по другую от Дарьицы с Глашей сторону сцены.)
Марьица. Савушка, ты! Уж как рада я тебе. Не забыл? Давно, надолго ли?
Савушка. Уж забуду ли тебя! Что тогда-то говорил,- вспомни. Обещал не забыть и не забыл. (Говорит тихо с Марьицей.)
Глаша (Дарьице; до того они тихо говорили). И слава богу.
Дарьица. Где ж вы до сей поры были?
Глаша. А от обедни дьячиха зазвала. Уж так-то умоляла. Приходим, а у нее кто же, отгадай.
Дарьица. Уж не знаю.
Глаша. А сам Живуля. У них подстроено было, верно. Ведь свататься на мне хочет. Уж я ж его!
Дарьица. Что ты! (Продолжают говорить тихо; потом слушают разговор Савушки с Марьицей.)
Савушка. Я-то все помню; ты, Марьица, не забыла ли?
Марьица. Забудь я тебя, разве, как увидала, обрадовалась бы? А уж рада ли, сам видишь, Савушка.
Савушка. А у нас, Марьица, про тебя с матушкой сейчас разговор был.
Марьица. Что же разговаривали?
Савушка. А я ведь про свое, все про старое. Помнишь, сказала мне: "Я бы с радостью, да матушке ты не угоден". А теперь,- теперь матушка, дал бог, благословить согласна. Ты что скажешь?
Марьица. Савушка! Да нешто?
Савушка. Я что сказал, от слова своего не отпираюсь.
Марьица. Да нешто, что без тебя было, про то не слыхал? Поди, на меня тебе невесть что наговорили.
Савушка. Ничего не слыхал, не знаю. И ты мне не сказывай. А как батюшка покойник к Покрову приходить велел, а я не пришел,- и в том виноват. Не погневись, что оплошал, теперь дай согласье.
Марьица. Уж как же ты добр-то, Савушка. Добрей тебя человек есть ли?
Савушка. И доброты моей никакой нету. А отложили мы за матушкиным несогласьем. А теперь ты не упрямься, не печаль меня.
Марьица. Уж что мне сказать, не знаю.
Дарьица (подходя). Согласись, Марьица. Меня, горькую, порадуй.
Савушка. Ты, матушка, не мешайся. Не твое дело, наше. Что ж, Марьица?
Марьица. Ох, Савушка, боюсь: тебя не стою.
Савушка. О том, стоишь ли, нет, не тебе, мне судить. А ты только согласье скажи.
Марьица. Согласна уж.
Савушка. Матушка, теперь твое дело. Благославляй дочку-то.
Дарьица. Господь вас благословит.
Марьица (по благословении, отводит Савушку в сторону). Савушка, поди сюда, еще что скажу. Помнишь, тогда-то, в Петров день, корил меня, будто не так, не по-твоему тебя люблю я. А теперь, кажись, за доброту за твою, по-твоему любить стану.
Савушка. Вот уж обрадовала меня!
Дарьица. А мы, Марьица, без тебя и в отцы посаженые выбрали.
Марьица. Кого, матушка?
Савушка (поспешно). Не решенное дело еще; тебе как покажется.
Дарьица. А Парфен Семеныча.
Марьица. Парфен Семеныча? Что ж, ладно. К батюшке он добр был, и к тебе добр же. Я согласна.
Савушка. Гляди, Марьица, тебе не тяжело ли будет?
Mapьица. А что ж он мне? Чем страшен? Я ведь теперь прежняя Марьица; какой до Петрова дни была, такой стала.
Дарьица. И откладывать нечего: сейчас к нему пойдем. Приходить, коли согласна, приказал.
Марьица (собирается). Пойдем, пойдем.
Глаша (подошла к ней). Постой, чтой-то и поцеловать себя мне не велишь! Что замуж идешь, заспесивилась. Ну, Савушка, совет вам да любовь... (Целует Марьицу.)
Те же; Живуля, в шубе, из двери выглянул, и как Глаше Марьицу целовать, он заговорил.
Живуля (из-за дверей выглядывает). Глафира Юрьевна.
Дарьица. Глаша, слышь, тебя кличет кто-то.
Глаша (оглянулась). Кто там?
Живуля (так же). Аль не время?
Дарьица (увидала его). Да это ты, проклятый. Вон пошел.
Живуля. Не к тебе, Дарья Карповна.
Глаша. Вы идите; я его, проклятого, сама погоню. Еще веселей ждать вас будет. (Голова Живули скрывается.)
Савушка. И то, матушка, пойдем. А потом мы с тобой в церковь: молебен отслужим.
Уходят: Дарьица, Марьица, Савушка; тотчас после их ухода Живуля входит. Он теперь без шубы.
Глаша. Ты по какой же это дорожке пришел? У дьячихи сказано - не смел бы.
Живуля. Слышал, да не смог. Полюбил,- от того. Духом не смел, сами ноги сюда приволокли.
Глаша. Уж и полюбил?
Живуля. Как же нет. Хоть сейчас возьми: дьячихе, чтоб тебя на пир позвала, рубль дал, поклоны не в счет. Целый ведь рубль взяла - загребущие ее руки! Опять: пирог из моей же муки печен; начинка моя же. Не любил, не стал бы. И для чего все? Чтоб повидать тебя. А знал ведь: ругать меня будешь. Это ль не любовь есть? Какой же тебе еще надобно?
Глаша. На целый рубль полюбил! Ай, девка! разорила подьячего. Сюда зачем же пришел?
Живуля. Как у дьячихи ругала ты меня,- подумал, и сюда пошел. Чтоб сразу уж. Судьбу, значит, решить: пан или пропал?
Глаша. Ты, что ж, сватаешься?
Живуля. Точно.
Глаша. Что ж сватов не присылал, сам пришел?
Живуля. Сватов прогонишь...
Глаша. И тебя прогоню.
Живуля. Самому все лучше: виднее. Реши ты меня!
Глаша. Изволь: вот бог, вот порог.
Живуля. За что же?
Глаша. За то: зарока моего не сдержал, Парфен Семенычу наябедничал.
Живуля. Как бог свят, сдержал. Ни слова не промолвил: самого спроси. Еще тебя выгораживал. А только в том моя вина: при том был. Хоть и молчал, лицом своим окаянным поддакивал.
Глаша. Все одно.
Живуля. Ты зарекала: слова не молвить бы, про лицо ничего не заказывала. Я и разрешил, лицу то есть.
Глаша. Вдругорядь меня спрашивайся.
Живуля. И буду. Весь век буду, только теперь согласись. А там вольна со мной что хочешь делать: под башмак меня кинь, век пролежу. Бей-топчи, не шелохнусь.
Глаша. Под башмаком лежать будешь, за пятку, боюсь, укусишь.
Живуля. И, что ты!
Глаша. Тебе этого не скажи, опять божиться станешь, на счет-де кусанья уговора не было.
Живуля. И ни в жисть! И ту-то поруху, прежнюю, выкуп иль малость пред тобой согрешил, с Пелепёлихи выкуп взял.
Глаша. За свой же грех, да с других выкуп!
Живуля. Для тебя же. Ты добыть велела.
Глаша. Ничего не приказывала.
Живуля. А в Петров день. Поцеловать просил. Сережки - изумруд да яхонт - добыть велела, за них поцеловать хотела. Вот они. (Показывает.)
Глаша. Покажи-ка. В руки дай.
Живуля. Не отымешь?
Глаша. Ишь, подьячая душа! Жениться хочешь, а боишься, что украду.
Живуля. Даром давать зачем же. Ну, да тебе верю: возьми, полюбуйся.
Глаша (взяла). Хороши. Уж как хороши-то! Жаль, Марьицы нету, а то на нее надеть бы, полюбоваться.
Живуля. А ты мне дай. Я окол ухов подержу, а ты посмотришь.
Глаша. Ну! (Отдала ему серьги.)
Живуля (держит серьги у ушей). Гляди, а я помотаю. Шибче горели бы, (Исполняет.) Что ж, хороши?
Глаша (любуется). Уж как хороши-то! За поцелуй подаришь?
Живуля. Накинь маленько.
Глаша. Ну, за три.
Живуля. Чтоб моей, на всю жизнь, стала.
Глаша. Много хочешь. За три - изволь.
Живуля (играет серьгами). А погляди, как горят-то. Что, хороши? Твои ведь будут. Навек.
Глаша. Хороши-то, хороши. Только все ж за тебя не пойду.
Живуля. Ты вглядись в них хорошенько.
Глаша. Слушай, не выйду я за тебя,- на что тебе серьги? что делать с ними станешь?
Живуля. Ты спроси, с собой что сотворю, коль за меня не пойдешь.
Глаша. Что же?
Живуля. Утоплюсь.
Глаша. А утопишься,- на что тебе серьги? Лучше мне оставь. По крайности, утопать будешь, вспомнишь, каково сладко тебя целовала... Веселей тонуть будет. Ты подумай. Я погожу. Слышь еще: не три, десять раз поцелую. Целых десять. Думай же. (Небольшое молчание, в течение которого входит Марьица.)
Глаша. Вернулась уж? Что скоро? Аль в церковь не пошла?
Марьица. Притомилась что-то. И опомниться, Глаша, не могу: скоро все так сделалось. Садись-ка, поговорим еще.
Глаша. Сейчас. Что ж, Живуля, надумался?
Живуля. Надумался. В последний раз спрашиваю: идешь ли за меня?
Глаша. Нету. Давно, слышь, уговор у нас был: коль Марьица за Савушку, я за Абрама. Теперь за Абрама, выходит. Прощай.
Живуля. Прощай. Лихом не поминай.
Глаша. Аль утопишься?
Живуля. В прорубь головой.
Глаша. А серьги? Что ж, за десяток идет?
Живуля. Серьги? Так на же, вот они, подавись! (Кидает ей к ногам и уходит.)
Глаша (ему вслед). Ишь шустрый какой!
Марьица. И какая ж ты, Глаша, бесстрашная! Сохрани бог, руки на себя наложит,- ведь на тебе грех.
Глаша. Думаешь вправду топиться пошел? Полно! В сенях стоит, шубу надевает, сам подслушивает: не про него ль говорят? Не вернуть ли его? Вот хоть посмотреть,- правда. (Идет к дверям; из дверей Живуля выглядывает в шубе.)
Глаша. Вот и он!- Аль забыл что?
Живуля. Сережки не тут ли обронил?
Глаша. Где пали, лежат.
Живуля (поднимая серьги). Так не хочешь?
Глаша. Пошел.
Живуля. А ладно бы. Шубу еще лисью тебе сшил бы. Право. (Поднял.)
Глаша. Говорят: проваливай.
Живуля (в дверях). О-ох! И поцеловал бы, да серьги больно дороги.- Ну, черт с тобой покуда! Я погожу: авось у вас дело опять врозь, тогда приду. Не уйти уж тебе от меня! (Уходит.)
Глаша (вслед ему). Типун тебе на язык, проклятый!
Глаша. Рассердил даже.
Марьица. Брось его. Сядь, потолкуем. Ишь и смеркается уж. Не велики дни еще.
Глаша (села). Ладно, Что ж, Марьица, рада ты, что за Савушку идешь?
Марьица. Как тебе сказать? Чтоб веселье мне было большое,- этого нет. А тихо во мне стало; затишала я вся. Добр ведь Савушка, любить меня будет. Смирно жить станем.
Глаша. А скучать я не дам. Вместе жить станем?
Марьица. Вместе. И матушка чтоб с нами же. И венчаться вместе.
Глаша. Ну, это шалишь. Мы с Абрамом сперва у вас повеселимся, а там наше веселье придет. И пир же у нас будет,- вплоть до масленицы. А на масленой - опять беситься, пока пост великий с клюкой не придет, в церковь, богу молиться, не погонит.
Марьица. А я думаю, замужем лучше. Что так-то жить? Тоска одна. Ну, и он узнает,- пусть ему! А то, чай, думает: досель девка по мне сохнет. А тут увидит: совсем забыла.
Глаша. Ох, Марьица, боюся, не забывала ты его, всегда помнишь, только нам молчать велишь. (Маленькое молчанье, затем стук в окно.) Аль под окном кто колотится? (Подымая окно.) Кто там?
Голос (под окном). Странный. Пустите ночевать.
Глаша. Пустить что ли?
Марьица. Чего же не пустить? Савушка придет, не одни мы.
Глаша (в окно). Ты один?
Голос. Один.
Глаша. Старый?
Голос. Древний.
Глаша. Что ж, старика пустим. Иди на крыльцо, а там в сени.
Марьица; Глаша, вскоре Василий.
Глаша. Кого бог дает? (Входит Василий.)
Василий. Здорово, Марьица. Ждала ли видеть?
Марьица. Василий! Васенька!... Ох, что я! что я! Никак ополоумела совсем...
Прости уж, государь! Как звать забыла,
Как величать по отчеству не помню.
Негаданно, нечаянно вошел...
Воротами, должно быть, обознался:
К жене хотел, к нам ноги занесли.
Василий. С тобою говорить пришел. Скажи,
Чтоб Глаша вышла.
Марьица. Что ж, Глаша, выйди.
Я не боюсь его, не испугалась;
Одной не страшно.- Глашенька, поди.
(Глаша уходит.)
Марьица. Зачем пришел?
Василий. Пришел я за тобою. Иди за мной.
Марьица. Перекрестись, опомнись.
К кому зашел? Кого вести задумал?
Ведь не с женою в тереме бранишься.
Василий. Что о жене толкуешь? Нет жены,
И не бывало у меня.
Марьица. Венчался с кем же?
Василий. Эх, Марьица, дай слово мне сказать:
Обвенчан я,- да тем лишь и женат.
Как закляла меня ты, чтоб любил,-
Люблю тебя,- тоскую, сохну.
Жену постылую навеки бросил,
Сам крадучись приехал. Станом
В лесу стою,- не у отца в хоромах.
Марьица. Что ты толкуешь мне? Аль дело
Какое есть мне до тебя? Женат ли?
Холост, вдов ли,- все-то мне равно.
Не знаю я тебя, поди ты прочь!
Как на глаза посмел мне показаться?
Иль мало вынесла из-за тебя?
Чего ж еще? Чего еще ты хочешь?
Василий. Мне без тебя не жить. Уж коль я бросил
Жену, себя под царский гнев подвел,
Сюда приехал, чтоб решила ты:
Быть живу мне, аль нет,- ужли не веришь,
Что я тебя люблю? И ты ль забыла!
Не верю я. Того не может быть!
Марьица. Ты горем одарил меня, слезами
Пожаловал, отца убил печалью -
Так уж забуду ли тебя, злодея?
Нет, помнить буду. Только что досель
Тебя не вспоминала, не кляла;
С сего дня клясть начну, начну молиться,
Чтоб всякой карой покарал господь
Тебя, злодея!
Василий. Выслушай сперва,
А там кляни, убей, что хочешь делай!
Марьица. Послушаю, как станешь ты хвалиться:
Мол хороша жена и крепко любит!
Не знает, лих, со мной как целовался,
Как ты на мне жениться обещал,
Уж полюбила б, ночью задушила!
Василий. Ты все женой коришь! Сказал, какая
Она жена мне,- по названью только.
Я на нее глядеть-то не глядел,
С ней слова, почитай, не молвил,
Она же - в голос говорят - собою
И пригожа, и косы до земли, и очи!..
Марьица. Ты, что ж, и впрямь задумал хвастать?
Василий. Не хвастаю; затем я говорю,
Чтоб знала, как тебя люблю,- ведь ею,
Красавицей такою, не прельстился.
Заговорить хочу - твой голос слышу.
Поцеловать,- на перстенек взгляну,
Твое заклятье душу одолеет.
Марьица. Зачем женился ты? Ужли затем,
Чтобы меня тоскою доконать?
Как потоскует-де, сильней полюбит,
А без тоски, того гляди, забудет?
Василий. Зачем женился? Ты спросила б лучше,
Как обвенчали-то! Приехал
Я на Москву, живу себе, тоскую.
Ран говорят: чтоб шел к царю, зовет-де.
Пошел. Сам думаю: коль ласков будет
Со мною государь - во всем откроюсь.
И точно, ласков был со мной! Сам сватал.
И не простую - княжеского рода -
Князей старинных, именитых внуку:
Буйносовых-Ростовских Параскеву.
Я было слово,- на меня как крикнет,
Ногами топает, бранит, стращает:
"На Соловки, на всю-де жизнь упрячу.
Уж знаю-де: против отцовской воли
Идти ты хочешь! "Чти отца" забыл!" -
&