Туган-Барановский Михаил Иванович - Социализм как положительное учение

удет крупное производство в силу своих технических выгод сравнительно с мелким производством. Но это не значит, что мелкое, индивидуальное производство совершенно исчезнет; напротив, в некоторых родах труда оно навсегда сохранится, как, напр., в области художественной промышленности, а также, быть может, и в некоторых отраслях современного ремесла и сельского хозяйства. Но, конечно, мелкий производитель социалистического общества будет тем коренным образом отличаться от современного мелкого производителя, что он не будет предпринимателем и не будет собственником своих орудий труда, равно как и своего трудового продукта. И то и другое будет принадлежать обществу, а мелкий производитель будет лишь иметь такое же право на вознаграждение от общества, как и всякий другой производительный рабочий.

   Что касается до распределения продуктов между членами общества, то в этом отношении марксисты склоняются к принципу равенства оплаты труда, независимо от его рода, допуская уклонения от равенства в пользу более неприятных родов труда. Вместе с тем марксисты решительно высказываются за признание принципа "обязательности труда".

   Но не следует представлять себе социалистическое государство как какую-то гигантскую деспотию, в которой воля большинства будет железным обручем сковывать всю народную жизнь. Централистическая организация общественного производства совместима с самым широким развитием местного самоуправления, являющегося необходимым условием для правильной работы всего механизма социалистического хозяйства, ибо только при этом условии центральная организация не потеряет связи с конкретными условиями жизни. Вообще же власть в социалистическом обществе утратит все то, в силу чего она в настоящее время всегда представляется опасной для народной свободы. Раз представители власти не будут пользоваться никакими преимуществами сравнительно с другими гражданами и будут находиться под постоянным контролем свободного народа, то нет никакого основания опасаться, что власть явится приманкой честолюбия и послужит к угнетению личности. При отсутствии внутри социалистического общества классов и классовых противоречий всякие поводы к столкновению хозяйственных интересов различных групп населения сократятся до последней степени и исчезнет повод для всякого притеснения и насилия с чьей бы то ни было стороны, Люди власти станут не повелителями, а исполнителями воли, слугами народа.

  

   Но, в общем, марксизм, как я уже сказал, не создал никакого определенного плана будущего общественного устройства. А так как такие планы, как я опять таки указывал, необходимы для социализма, то неудивительно, что они продолжают возникать помимо марксизма. Именно в новейшее время наблюдается расцвет так назыв., "утопий", обычная форма которых, унаследованная ими еще от их общего предка - "Утопии" Мора - рассказ в беллетристической или полубеллетристической форме. Наибольший и вполне заслуженный успех имела за последние десятилетия утопия американца Беллами, которая больше содействовала пропаганде в широких народных массах идей социализма, чем какая-либо другая книга за последние 30 лет.

   Книга Беллами "Взгляд назад" (1888 г.) интересна в том отношении, что она дает в наглядной и ясной, весьма разработанной форме практичный план социалистического государства. В основу этого плана положены обычные принципы коллективизма. Все хозяйственные работы исполняются у Беллами промышленной армией, в которой участвует все, способное к труду и не избавленное от этого участия по особым причинам, население страны в возрасте 21-45 лет. По окончании обязательного 24-летнего труда каждый гражданин получает полную свободу делать, что ему вздумается или даже ничего не делать. Национальное производство организовано строго централистически - центральная власть регулирует все национальное производство в соответствии с национальным спросом. До 21 года граждане, как сказано, не приступают к хозяйственному труду и получают образование. Выбор занятий Беллами стремится сделать, по возможности, более свободным. Общественные власти обставляют занятия каждого рода такими условиями, чтобы предложение труда в каждом отдельном занятии соответствовало спросу на этот труд. Это достигается, прежде всего, неодинаковой продолжительностью рабочего времени в различных профессиях. Чем менее привлекателен труд известного рода, чем более он утомителен, тягостен, опасен или неприятен, тем короче и его продолжительность. Если число желающих заниматься известным трудом превышает возможность найти для них занятие, поместить их в этой отрасли труда, то удлинение в ней рабочего времени делает соответствующий труд менее привлекательным, благодаря чему предложение труда падает и оно приходить в соответствие со спросом. Недостаток предложения труда известного рода вызывает меры обратного рода: число рабочих часов сокращается или принимаются какие-либо иные меры для увеличения привлекательности труда и предложение труда возрастает.

   Таким простым способом возможно пропорциональное размещение рабочих по всем отраслям национального труда без всякого насилия над свободой выбора занятий. В основу полагается принцип, что все люды, каковы бы ни были их способности или вкусы, равноправны и потому общественный труд во всех его отраслях и подразделениях должен быть одинаково привлекателен для занятых им людей.

   Но, конечно, эта свобода выбора занятий не относится к иерархической организации общественного труда. В промышленной армии должны быть свои офицеры и генералы, более опытные и способные рабочие, руководящие хозяйственным процессом. Эти руководители должны обладать достаточной властью над своими подчиненными, так как лишь при этом условии хозяйственная организация может работать правильно и успешно.

   На принципе равноправности всех членов общества покоится у Беллами и система оплаты труда. Вознаграждение труда во всех отраслях должно быть одинаково; мало того, даже лица, не способные к труду или закончившие свой обязательный 24-летний труд, получают совершенно такое же содержание, как и производительные рабочие. "Право каждого человека требовать свою долю в национальном продукте,- говорит Беллами,- основывается на его человеческой природе. Оно непосредственно вытекает из того факта, что перед нами человек".

   Каждому взрослому мужчине или женщине открывается кредит на одинаковую "сумму и выдается соответствующая именная кредитная книжка. В этой книжке обозначено, на какую сумму в долларах открыть кредит. При приобретении из государственных магазинов предметов потребления, с открытого по данной книжке кредита списывается цена приобретенного предмета, обозначаемая также в долларах. Обозначение всех цен в прежних денежных единицах имеет в данном случай вполне символическое значение, так как реально доллара, как особого предмета определенной ценности, не существует и денежная единица является лишь идеальной единицей счета, масштаба цен.

   Таким образом, несмотря на равенство доходов, свобода выбора предметов потребления нисколько не стеснена. Каждый выбирает себе по вкусу любые предметы потребления, лишь бы их общая цена соответствовала общей сумме открытого ему кредита. Дома и строения принадлежат государству, и за пользование ими полагается определенная плата, притом весьма различная в зависимости от качества квартиры. Таким образом, ничего похожего на внешнее однообразие жизни в государстве Беллами не существует.

   Международный обмен регулируется приблизительно так же, как и в государстве Пекера. Таковы же и принципы установления цен: цены устанавливаются в соответствии с трудовой стоимостью производства, но от трудовой стоимости делаются отступления в случае нарушения равновесия между спросом и предложением. Потому цены редких предметов устанавливаются на основе равенства спроса и предложения.

   Как и Пекер, Беллами допускает свободу распоряжения каждого своим индивидуальным имуществом (кроме его перепродажи): каждый волен отдавать другому принадлежащие ему вещи и оставлять их по завещаниям кому угодно. Беллами весьма основательно не опасается, что таким образом возникнет сколько-нибудь значительное экономическое неравенство, так как скопление в руках одних несколько большего количества предметов украшения, домашней обстановки и т. п. при невозможности все это продать, а тем более, обратить в капитал для извлечения нетрудового дохода, никакой опасности ни для кого не представляет. А так как хранение таких вещей требует добавочного помещения и вообще добавочной заботы и расходов, то не будет и особого побудительного мотива как дарить и завещать эти вещи, так и принимать их.

   Весьма интересно, каким образом Беллами разрешает важную задачу обеспечения свободы умственного труда. Печатание книг, как и вообще все производство, лежит на обязанности государства. Но государственные типографии открыты для каждого, согласного принять на себя расходы по изданию книги. Изданная таким образом книга, цена которой определяется стоимостью ее издания, к которой прибавляется авторский гонорар, по усмотрению автора, пускается в продажу в государственных магазинах. Гонорар, вырученный автором, освобождает его на соответствующее время от участия в обязательном труде. Таким образом, писатель может, как и теперь, жить исключительно доходом со своих книг - для этого нужно только, чтобы книги его находили сбыт. Но, в отличие от нашего времени, доход писателя не может превысить общей нормы, равной для всех: получаемый им доход служит лишь для освобождения его от обязательного труда, но не для поднятия нормы его дохода.

   Периодическое издание осуществляется, как и теперь, путем подписок лиц, желающих его получать. Подписчики уплачивают государству стоимость издания, а также гонорар редакторам и сотрудникам путем соответствующего освобождения их от обязательного труда. Такой же способ оплаты применяется и в некоторых других областях умственного труда.

   Книга Беллами не прибавляет ничего принципиально нового к другим планам социалистического государства, хотя бы Пекера. Но в деталях она дает нечто новое и удачно разрешает некоторые второстепенные трудности социалистического устройства общества. Написанная очень легко и живо, она должна была произвести огромное впечатление на умы и, действительно, его произвела. В первые годы после своего появления социалистический роман Беллами взволновал собой буквально весь цивилизованный мир. Вот, напр., как описывает впечатление, произведенное романом Беллами, враждебный социализму автор "Schlaraffia politica".

   "Два, три года тому назад,- пишет он в 1892 г.,- можно было позволить себе вопрос: "Читали ли вы Беллами?" Но скоро уже стало странно об этом спрашивать, так как повсюду ни о чем другом не говорили. В каждом вагоне можно было увидеть кого-нибудь, вынимавшего из кармана рекламовское издание Беллами, студенты читали ту же книгу в аудиториях, вместо того, чтобы слушать лекции, и даже бравый крестьянин изучал эту своеобразную государственную науку. Можно было видеть массы крестьян, собиравшихся на доклады одного господина, переезжавшего из города в город, и читавшего против Беллами, и нам самим пришлось слышать при этом случае замечание одного крестьянина: "что бы он ни говорил, а Беллами все-таки прав!"

   Смею думать, что книжка Беллами сослужила хорошую службу делу социализма, и что его утопия, ничего утопического в обычном смысле этого слова в себе не заключающая, немало содействовала рассеянию предубеждений против социализма и росту социалистического движения во всем мире.

  

   Все изложенные планы устройства будущего общества нужно отнести к социализму в узком смысле слова: все они отнюдь не предполагают однообразия потребления и допускают полную свободу выбора предметов потребления и распоряжения ими в пределах, определяемых доходом каждого. Напротив, для коммунизма характерно полное устранение категории дохода, как определенной ценности, которой человек располагает для своих потребительных нужд. Коммунизм требует, в идеале, полной свободы личного потребления, без всякого ограничения: каждый черпает из общего фонда национального потребления в меру своих потребностей. Но так как нечто подобное в ближайшем будущем совершенно неосуществимо, то на практике коммунизм довольствуется требованием полного равенства и единообразная потребления для всех членов общества (применительно, разумеется, к полу, возрасту, состоянию здоровья и другим естественным различиям людей).

   Планы коммунистического государства исторически значительно предшествуют планам социализма в узком слова. Это и понятно, так как социализм является гораздо более сложной хозяйственной системой, чем коммунизм.

   Поэтому социалистические построения появляются лишь в XIX веке, между тем как с коммунистических построений начинается история социалистической мысли. Уже Платон дал нам в своем "государстве разума" картину коммунистического государства, хотя лишь наполовину (по отношению к хозяйственной жизни философов).

   В более позднее время различные эллинские писатели изображали в более разработанном виде коммунистическое государство. В особенности это следует сказать о двух эллинских авторах - Эвгемере с его "Священной хроникой" и Ямбулле с его "Государством солнца", на которых обратил внимание Пельман в своей известной "Истории античного социализма и коммунизма". Коммунистические построения этих авторов интересны и в том отношении, что они являются образчиками индивидуалистического коммунизма, коммунизма, не подавляющего личность ради общества, а, наоборот, стремящегося подчинить общественный строй интересам личности.

   В этом отношении Эвгемер и Ямбулл резко расходятся с Платоном и сближаются с современным социализмом, имеющим резко индивидуалистический характер.

   Знаменитая "Утопия" Томаса Мора дает нам разработанный до мельчайших деталей план коммунистического государства. В "Утопии" чувствуется иногда влияние Платона, но, в общем, Томас Мор проникнут индивидуалистическим мировоззрением нашего времени, и его коммунизм служит интересам большинства.

  

   В XIX веке коммунистические планы государственного устройства отходят на задний план перед коллективными. Почти единственным представителем государственного коммунизма в XIX веке был Этьен Кабэ, давший в своем романе "Путешествие в Икарию" картину коммунистического государства.

   Икария - это новое государство, названное так в честь своего основателя, Икара. По мысли своего творца она должна воплощать идеал рационального устройства общества. Потому в ней ничего нет случайного, бессознательного, исторически возникшего, но все проникнуто сознательной волей человека. Всякая наличная черта этого государства имеет за себя какое-нибудь логическое основание.

   Такой характер имеет, прежде всего, внешнее территориальное деление страны. В современных государствах города, провинции, деревни складывались и вырастали в стихийном процессе исторического развития, случайно и неправильно. Икария не такова. Она разделена на 100 провинций - не больше и не меньше. Каждая провинция занимает одинаковую территорию и имеет одинаковое население. Каждая провинция состоит из 10 опять таки равных коммун, в центре каждой провинции помещается провинциальный город, а в центре каждой коммуны - коммунальный город. На территории каждой коммуны равномерно рассыпаны деревни и фермы жителей.

   В центре государства помещается его главный город, Икара. Тут чудеса правильности и симметрии достигают своего высшего предела. Даже река, которая протекает через этот город, вытянута искусственными сооружениями в почти правильную геометрическую, прямую линию.

   Законом общественного устройства Икарии является принцип самого строгого равенства всех. Общество принимает всевозможные меры к тому, чтобы в корне убить самые зачатки неравенства. Все жители получают нужные им предметы потребления от государства, которое отводит каждой семье одинаковые дома с одинаковой меблировкой, дает одежду одинакового покроя и в одинаковом количестве, одинаково кормит всех в общественных ресторанах и т. д. и т. д. Если какого-либо предмета потребления не хватает для всех, то, чтобы не нарушать принципа равенства, государство не дает его никому, совершенно его не производит.

   Закон устанавливает все подробности личного потребления. Так, например, особый комитет вырабатывает форму одежды, покрой ее, цвет и пр., и эта форма обязательна для всех.

   Но, во внимание к слабости человеческой, Кабэ допускает различие в цвете одежды: блондинки могут получать одежду голубого цвета, а брюнетки - красного.

   Существует и другое разделение формы одежды: одежда в Икарии служит не только для защиты от холода и украшения человека, но и преследует другие, более существенные цели. "Особенности одежды,- восклицает восторженный поклонник икарийских порядков, добродушный Кабе,- должны указывать на все обстоятельства жизни человека. Детство и юность, годы возмужалости и зрелого возраста, состояние в браке или вне его, вдовство, профессия или занятие - все это указывается одеждою. Все лица одинакового положения имеют одинаковую форму одежды; но тысячи различных форм соответствуют тысячам различных положений человека".

   Итак, в Икарии нельзя будет скрывать своего возраста, нельзя будет никого вводить в обман и прикидываться неженатым: достаточно будет одного взгляда на икарийца, чтобы безошибочно определить, с кем имеешь дело.

   Заботы Кабэ о доброй нравственности его граждан и гражданок простираются до того, что он строго регламентирует, в каком возрасте женщины получают право носить цветы, перья на шляпах, драгоценности, яркие платья и когда они должны переходить к более скромным одеждам. Все должно быть разумно в Икарии и содействовать общему благополучию.

   Для Кабэ возникает одна трудность - как быть с, к сожалению, не вполне устранимым разнообразием физического сложения людей. Ведь Икария не знает работы на заказ, применительно к физическим особенностям и вкусам заказчиков. Вся одежда выделывается в ней на огромных фабриках и распределяется в готовом виде между жителями. Однако, люди не все одинаково сложены. Но и с этой трудностью справляется автор "Икарии". Одежда будет приготовляться из эластичных тканей, "так что будет годиться людям различного роста и сложения".

   Таково будет это царство скуки, скуки и коммунизма, кажущееся его творцу идеалом совершенства. Свободы печати в нем, конечно, не будет, так как нельзя же позволить каждому печатать на общественный счет все, что ему вздумается. По этому деликатному вопросу Кабэ заставляет своих действующих лиц вести следующий диалог.

   - "Республика,- сказал Евгений,- печатает заранее одобренные работы, чтобы затем раздавать их даром, как и все остальное, частью одним ученым, частью всем семьям, так что библиотека каждого гражданина состоит только из самых лучших книг".

   - "Превосходно!" - заметил Вальмор.

   - "И республика,- прибавил я,- исправила и переделала все старые книги, которые были плохи, напр., национальную историю, и сожгла все старые книги, которые были признаны вредными или бесполезными".

   -"Сожгла!" - воскликнул Евгений,- вас можно было бы обвинить, что вы желаете подражать Омару, сжегшему александрийскую библиотеку!"

   - "Но на это я отвечу,- сказал Вальмор,- что мы делаем в пользу человечества то же, что тираны делали против него; мы сожгли вредные книги, между тем, как фанатики сжигали безвредных еретиков. Однако, мы со хранили в наших больших национальных библиотеках по нескольку экземпляров старых книг, чтобы люди не забывали о невежестве и безумии прежнего времени и о прогрессе настоящего".

   "Счастливая Икария,- воскликнул Евгений, воодушевление которого постепенно возрастало,- счастливая Икария, что она идет так быстро по пути прогресса! Как она счастлива, что в ней нет ничего дурного, даже почти ничего посредственного, а во всем достигнуто почти полное совершенство!"

   Образчиком этого почти полного совершенства может служить икарийская пресса. Икарийцы презирают лживую и испорченную прессу нашего времени. Взамен этого, они установили следующий порядок. В каждой коммуне разрешается издание только одной коммунальной газеты, в каждой провинции - одной провинциальной газеты, и во всем государстве одной национальной газеты. Редактором каждой такой газеты назначается особо выбранное народом и пользующееся доверием лицо. Но и этого мало - и это лицо могло бы оказаться не на высоте положения и вносить свои индивидуальные вкусы и мнения в оценку текущих событий. Поэтому, "чтобы вырвать зло с корнем,- говорит икариец Вальмор,- мы решили, чтобы газеты имели характер простых протоколов, и были бы простым изложением фактов, без всякого обсуждения последних со стороны журналиста".

   В полной гармонии со всем строем Икарии находится и то, что выбор занятий в этом совершенном государстве всего меньше может считаться свободным: "Ребенок земледельца,- говорит Кабэ,- свободен выбрать другое занятие, если какая-либо семья в городе соглашается его взять, как дитя из городской семьи может стать земледельцем, если какой-либо фермер соглашается принять его к себе;

   но как общее правило, дети земледельцев предпочитают быть земледельцами, как и их отцы".

   Итак, наследственность занятий - нечто вроде каст!

   "Икария" Кабэ воплощает в себе именно то "грядущее рабство", о котором говорят враги социализма. Вообще государственный коммунизм икарийского типа является для того, кто считает свободу развития человеческой личности верховным благом, совершенно неприемлемой формой общежития.

  

   Самым выдающимся представителем синдикального социализма был Луи Блан. Государственный социализм стремится к сосредоточению в руках организованной центральной общественной власти руководительства всем общественным процессом производства. Напротив, синдикальный социализм имеет в виду передачу общественного производства в руки отдельных организованных профессиональных рабочих групп, синдикатов рабочих. Луи Блан хорошо понимал важность государства в деле социалистического преобразования общественного хозяйства. Он отнюдь не был сторонником социалистических опытов в малом размере. Но в то же время, он не верил и в возможность для государственной власти непосредственно руководить всем громадным и чрезвычайно сложным общественным хозяйством. Его задачей было примирить оба противоположных начала - государственное вмешательство и свободу частного почина. План Луи Блана сводился к следующему. Движущим рычагом социалистического преобразования общества становится государственная власть. С этой целью государство сосредоточивает в своих руках все те отрасли хозяйства, которые, по своему существу, допускают или даже требуют централизации; сюда относится вся область кредита и страхового дела, затем железные дороги, горнозаводская промышленность. Кроме того, государство сосредоточивает в своих руках оптовую и розничную торговлю. Располагая всеми этими могущественными хозяйственными средствами, государство пользуется ими для того, чтобы постепенно заменять все капиталистические частно - хозяйственные предприятия трудовыми ассоциациями, артелями рабочих, оказывая поддержку свободно возникающим ассоциациям такого рода. Но, конечно, государство будет оказывать помощь не всяким ассоциациям рабочих, а лишь таким, которые удовлетворяют известным требованиям. Ассоциации, пользующиеся помощью государства, должны иметь, прежде всего, чисто трудовой характер, они должны состоять только из рабочих, пользующихся совершенно равными правами, наемный труд в них никоим образом не может быть допущен, руководительство ими должно принадлежать всецело рабочим, которые для этого должны свободно избирать из своей среды соответствующих лиц. Только первый год после возникновения ассоциации, когда рабочие еще мало познакомились между собой, должностные лица ассоциации могли бы назначаться государственною властью. Вознаграждение труда в пределах каждой такой ассоциации в ближайшем будущем должно было бы быть равным, хотя такое равенство оплаты труда Луи Блан признает лишь временной необходимостью, несоответствующей справедливости. Полная справедливость требовала бы, чтобы каждый рабочий работал по мере сил и получал по мере своих потребностей.

   Производительные ассоциации такого типа, пользующиеся поддержкой государства, в весьма скором времени вытеснят, по мнению Луи Блана, частно - хозяйственные предприятия, и таким образом, все национальное производство, не входящее в область государственного хозяйства, сосредоточится в их руках. Когда это будет достигнуто, можно будет сделать дальнейший шаг в деле организации национального производства. За объединением рабочих в ассоциации должно последовать объединение между собой отдельных ассоциаций, изготовляющих те же продукты. В конце концов, все ассоциации того же рода должны слиться в одно организованное целое и управляться из одного общего центра. Конкуренция внутри каждой отрасли труда тогда совершенно исчезнет, и национальное производство распадется на отдельные отрасли труда, объединение внутри, но свободные в своих взаимных отношениях.

   Однако, этим еще не заканчивается организация национального производства. Пользуясь отчислениями в свою пользу из доходов отдельных профессиональных организаций, государство должно организовать известную взаимопомощь всех отраслей национального труда. Для этого государство должно оказывать поддержку из общего национального фонда тем отраслям труда, которые, благодаря каким-либо непредвиденным обстоятельствам, пришли бы в расстройство и нуждались бы во внешней помощи.

   План Луи Блана был заимствован знаменитым организатором немецкой рабочей партии Лассалем, который противопоставил этот план устройства производительных ассоциаций, при поддержке и на средства государства, организациям рабочих на основе самопомощи, без всякой поддержки государства, за что энергично ратовал в 60-х годах в Германии Шульце-Делич. Таким образом, возник известный спор Лассаля с Шульце-Деличем. Свои практические предложения Лассаль резюмировал следующим образом: "свободная ассоциация рабочих, но свободная ассоциация, опирающаяся на поддерживающую руку государства - вот единственный открытый рабочему народу выход из пустыни".

   Для постепенного осуществления этого плана Лассаль требовал ассигновки из государственной казны 100 мил. талеров (около 150 мил. р.).

   Таким образом, синдикальному социализму рисуется в будущем следующая организация общественного хозяйства. Каждая отрасль производства находится в руках организованных рабочих, почти бесконтрольно распоряжающихся принадлежащими им средствами производства. Земледельцам принадлежит земля, рабочим ткацких фабрик - ткацкие фабрики, бумагопрядилен - бумагопрядильни и т. д. Изготовленные продукты поступают в обмен, продаются и покупаются. Каждая организованная отрасль труда является на рынке самостоятельным предприятием и распределяет между своими членами вою свою чистую выручку, за вычетом доли, следуемой государству.

   Каковы бы ни были выгоды такой организации общественного хозяйства, легко видеть, что она не обеспечивает экономической равноправности всех членов общества. При господстве синдикального социализма средства производства принадлежали бы не всему обществу, не всему народу, а лишь отдельным группам его. Рабочие в тех отраслях труда, которые оказались бы в более благоприятных условиях, могли бы пользоваться выгодами своего экономического положения в ущерб интересам остальной части общества и, таким образом, эксплуатировать ее.

   Борьба противоположных экономических интересов, при такой организации общественного хозяйства, не уничтожается, а лишь переносится из области частных хозяйств в область организованных общественных групп, и от этого она может стать даже более ожесточенной.

   Синдикальный социализм оставляет национальное производство в целом неорганизованным и непланомерным. Каждая группа рабочих самостоятельно руководит производством, не считаясь с нуждами и желаниями других групп. В этом отношении организованные группы профессиональных рабочих вполне соответствовали бы картелям капиталистов с тем, разумеется, различием, что они не имели бы капиталистического характера. Но, как картели не в силах предотвратить промышленных кризисов и помешать тому экономическому трению, которое задерживает рост народного богатства при господстве капитализма, точно также бессильны будут организовать общественное хозяйство и производительные ассоциации рабочих.

   По плану Луи Блана, производительные ассоциации самостоятельно руководят производством, но если известная отрасль труда приходит в расстройство, государство оказывает ей поддержку. Таким образом, производительным ассоциациям предоставлена полная свобода распоряжаться общественными средствами, но они избавлены от всякой ответственности за неудовлетворительное ведение дела. Это отнюдь не должно содействовать успешности общественного хозяйства.

   Такого рода практических возражений против планов синдикального социализма можно было бы привести сколько угодно. Но в этом нет нужды, так как синдикальный социализм должен быть решительно отвергнут как конечный, хозяйственный идеал уже по чисто принципиальным соображениям. Социалистический идеал не допускает, чтобы права общества, как целого, были ограничиваемы исключительными правами отдельных общественных групп. Средства производства, которые суть вместе с тем средства существования, должны быть нераздельной собственностью всего народа, а, следовательно, и распоряжение ими должно принадлежать народу, а не профессиональной группе.

   Синдикальный социализм может иметь крайне важное значение, как временная мера перехода к более совершенным формам социализма. В этом отношении производительные ассоциации рабочих могут оказаться незаменимой формой хозяйственного предприятия в переходное время от капитализма к социализму. Вообще же синдикальный социализм представляет известные опасности, развивая профессиональный эгоизм среди рабочего класса и разбивая его единство. Немецкая социал-демократия усиленно борется с узко - профессиональным духом рабочих союзов и противопоставляет интересам отдельных профессиональных групп рабочих интересы всего пролетариата. И всякий мыслящий социалист должен признать, что в данном случае руководителями немецкой социал-демократии движет истинный социалистический идеал, правильное понимание конечных целей социализма.

  

   Коммунальный социализм резко отличается как от государственного, так и от синдикального социализма. Государственный социализм требует объединенной организации всего народного хозяйства в пределах государства в связное, стройное целое, все части которого должны быть строго согласованы между собой. Государственный социализм совместим с широкой свободой местных хозяйственных организаций, но лишь в известных пределах, в пределах признания верховной власти и верховного авторитета центральной хозяйственной организации.

   Напротив, коммунальный социализм принципиально отвергает необходимость объединения отдельных социалистических общин в одно связное целое. Этим он резко отличается от государственного социализма. В то же время он отличается и от синдикального социализма. Этот последний кладет в основу хозяйственного деления общества профессию, род производительного труда. Хозяйственной единицей в синдикальном социализме является группа рабочих, связанных единством профессии. Напротив, коммунальный социализм стремится объединить в одну хозяйственную организацию представителей различных профессий: хозяйственной ячейкой коммунального социализма является коммуна, община, включающая в себя, по возможности, все роды труда и ведущая хозяйство, в значительной мере, на натуральных началах - вырабатывающая собственными средствами большую часть разнообразных продуктов, служащих для потребления ее членов.

   Синдикальный социализм близок к государственному в том отношении, что он покоится на широком общественном разделении труда и предполагает тесную связь между всеми группами профессиональных рабочих, так как каждая отдельная группа их не имеет возможности удовлетворять свои потребности без помощи других групп. Напротив, коммунальный социализм, разбивая общество на множество отдельных общин, находящихся в весьма слабой связи друг с другом, образует собой уклон уже в сторону анархизма.

  

   Коммунальный социализм в широком смысле слова подразделяется на коммунальный коммунизм и коммунальный социализм.

   Самым замечательным представителем коммунального коммунизма был Роберт Оуэн - отец современного кооперативного движения и один из самых выдающихся практических социальных реформаторов.

   Его конечный социальный идеал рисуется в следующем виде.

   Существующее разделение города и деревни, промышленности и земледелия, должно исчезнуть. Община будущего должна соединять земледельческий труд с промышленным. Хозяйственные работы будут производиться сообща за счет общины, причем все выделываемые продукты будут принадлежать самой общине. Таким образом, в ней не будет частной собственности не только на средства производства, но и на предметы потребления, которые будут переходить в распоряжение отдельного лица только во время их потребления. Что же касается предметов, потребляемых не сразу, как, напр., жилые помещения или мебель, то они могут принадлежать отдельному лицу только на время пользования ими. Всякий выбирает работу в соответствии со своими наклонностями и вкусами и все работают сообща, причем община принимает всевозможные меры, чтобы сделать работы как можно более привлекательными и приятными. Работы неприятные, нездоровые или слишком тяжелые должны быть, по возможности, устранены широким применением машин.

   С целью использовать все выгоды не только производства, но и потребления в крупных размерах, члены общины помещаются в центральном здании общины, представляющем собою роскошный дворец. В этом дворце каждая семья занимает свою особую квартиру, но дети с самого раннего возраста воспитываются сообща, причем воспитание должно иметь строго методический характер и преследовать цель выработки наиболее совершенного человеческого характера. Именно на разумное воспитание, которое должно совершенно преобразовать человека и сделать из него новое существо, лишенное пороков и слабостей нашей эпохи, Оуэн и возлагает свои главные надежды. Во всех его книгах и статьях, посвященных устройству будущего общества, вопросам воспитания отводится самое видное место.

   Число членов такой кооперативной общины может изменяться в пределах от 500-3000. Управление общиной с более многочисленным составом членов было бы уже затруднительным, а община, имеющая менее 500 членов, была бы недостаточно крупной.

   Каждая община должна располагать для своих целей известным участком земли, причем для начала ей требуется не более 1-2 акров на душу (т. е. около десятины). Впоследствии же, когда община повысит интенсивность земледелия до характера садовой культуры, ей будет достаточно 1/2 или даже 1/3 акра на душу.

   Общественная организация производства и потребления даст каждой общине такие выгоды, что общины обеспечат своим членам не только достаток, но и богатство, которым все будут пользоваться совершенно в равной мере.

   Отдельные общины будут независимы друг от друга. Современные государства исчезнут и их место займут общины, которые будут заключать союзы друг с другом для исполнения работ, превышающих силы отдельной общины.

   Союзы эти будут совершенно свободны и лишены хотя бы в самой слабой степени принудительного характера.

   Мало-помалу - надеется Оуэн, - весь земной шар покроется кооперативными общинами, долженствующими стать единственной формой человеческого общежития. Мир примет совершенно иной вид. Не будет современных городов и громадных скоплений населении в немногих пунктах; везде будут равномерно рассеяны дворцы кооперативных общин, с их садами и цветущими полями. Между отдельными общинами будет поддерживаться самое живое общение, каждый член такой общины будет иметь право перейти в другую, если в этой последней находится для него место. Таким образом, все общины будут чувствовать себя внутренне обязанными и каждая, в то же время, будет своим единственным и верховным господином.

   Организация производства и управления внутри каждой общины будет иметь следующий характер. Все население будет делиться по возрастным группам. С двенадцати лет дети будут обучаемы хозяйственным работам; в двадцать лет теоретическое обучение будет заканчиваться.

   Хозяйственный труд будет лежать, главным образом, на молодых людях обоего пола в возрасте 20-25 лет. В возрасте 25-30 лет люди будут только 2 часа в сутки отдавать хозяйственному труду, а затем совсем освобождаться от него.

   Управление всеми внутренними делами общины будет лежать на всех членах ее в возрасте 30-40 лет, а управление внешними делами - на более старших членах, в возрасте 40-60 лет. Эту своеобразную систему управления, основанную на возрастных группах населения, Оуэн предлагает потому, что он решительно отвергает систему, каких бы то ли было выборов, ибо "выборы развращают как избирателей, так и избираемых и причиняют неисчислимое зло обществу. Самые худшие страсти и всевозможные виды обмана порождаются столкновениями интересов при выборах". Взамен системы выборов Оуэн стремится организовать общественное управление путем привлечения к нему всего взрослого населения (с подразделением по возрастным группам).

   Таким образом, исчезает надобность, в каком бы то ни было особо избираемом правительстве, и люди становятся равны друг другу не только в экономическом, но и в политическом отношении. Всякая власть одного человека над другим делается излишней и ненужной. Каждый знает, что, достигши известного возраста, он примет такое же участие в управлении делами своей общины, как и все остальные ее члены.

   Горячим защитником планов Оуэна был его замечательнейший ученик Вильям Томпсон, который, как теоретик, стоял значительно выше своего учителя. Весьма любопытно, какие изменения он ввел в план Оуэна. От Томпсона не ускользнуло, что полное равенство, господствующее внутри общины, еще не обеспечивает равенства между членами отдельных общин. Напротив, совершенно неизбежно, что одни общины будут находиться в лучших экономических условиях, чем другие, хотя бы уже по естественным различиям их местонахождения. Томпсон был таким же сторонником строгого равенства, как и его учитель. И вот он оказался вынужденным, для восстановления равенства, восстановить и упраздненное Оуэном государство: он предложил, чтобы государство облагало общины особым налогом, пропорционально различиям плодородия и другим естественным преимуществам земель, находящихся в распоряжении каждой общины. Таким образом, естественные неравенства будут нейтрализованы специальным налогом, который пойдет, в свою очередь, на общие нужды всех общин государства, на поддержание и развитие всех тех хозяйственных предприятий, которые по своим размерам не могут быть уложены в рамки одной общины.

   Итак, путем развития того самого принципа равенства, из которого исходит и Оуэн, Томпсон пришел к признанию необходимости центральной общественно- экономической организации, стоящей вне общины, - пришел, иными словами, к отрицанию федералистического социализма в его чистом виде: результат весьма знаменательный, показывающий внутреннее противоречие федералистического социализма с началом равенства, иначе говоря с основной идеей социализма.

  

   Создателем коммунального социализма ( в противоположность коммунальному коммунизму) был Фурье. Для Фурье, как и для Оуэна, социальный вопрос есть вопрос о наилучшей организации коммуны.

   Коммуна и в современном обществе является самым важным социальным элементом, но она не организована, и потому общественное хозяйство идет так плохо. Коммуны - это камни, из которых строится общественное здание. Если камни не отесаны, не пригнаны друг к другу, то для их скрепления нужно много цемента; напротив, для хорошо отесанных камней не требуется большого количества скрепляющего материала, - они держатся собственной тяжестью. При дурном устройстве или полном неустройстве коммун требуется много чиновников, сильная правительственная власть, сложная администрация для того, чтобы общественная машина могла работать; при хорошем устройстве коммуны правительству останется мало дела. Не правительство, а коммуна создает богатство - вот почему и главное внимание социальных реформаторов должно быть обращено на коммуну. Отсюда ясна бессодержательность политических революций, направленных к преобразованию формы правления и оставлявшими незатронутым самый важный социальный элемент - коммуну.

   Важнейшей задачей всякой общественной организации является создание богатства, материальной основы прогресса. Если мы обратим внимание на организацию хозяйства в современном обществе, то увидим, что в нем имеются два различных вида хозяйства: крупное - при помощи наемного труда и мелкое - при помощи труда собственника. И тот, и другой вид хозяйства имеют свои недостатки и достоинства. Крупное хозяйство выше в техническом отношении, но зато в нем рабочий не заинтересован в результатах труда и работает плохо. Мелкое хозяйство стоит на низком техническом уровне, но зато в нем человек трудится сам для себя.

   Задача в том, чтобы воспользоваться преимуществами крупного производства и не утерять выгод мелкого. Образцовая коммуна должна удовлетворять следующим требованиям: 1) собственность не должна быть в ней раздроблена;

   2) все земельные участки коммуны и все отрасли промышленности должны эксплуатироваться в ней по общему плану; 3) система наемного труда, при которой рабочий не заинтересован в продуктах своего труда, должна быть заменена системой общего участия всех в общем продукте пропорционально участию каждого в производстве.

   Нужно создать ассоциацию нескольких сот семей (Фурье берет 300 семейств), которые могли бы совместно вести хозяйство. Для этого не требуется лишать собственности кого бы то ни было. Собственник не лишается своей собственности, отдавая ее такой ассоциации, так как взамен своей собственности он получает акции, доход которых, по расчетам Фурье, будет несравненно выше, чем доход с собственности при единоличном владении.

   Такую коммуну, организованную согласно его плану, Фурье называет фалангой, а социальный дворец, который предназначен для жизни членов фаланги - фаланстером.

   Хозяйство фаланги не будет иметь коммунистического характера. Коммунизм стремится к полному равенству, отрицает права капитала и таланта и признает только права труда. Коммунизм рассчитывает достигнуть общего довольства не путем согласного, гармонического развития всех страстей человека, а путем подавления некоторых из них, при том наиболее содействующих материальному и умственному прогрессу, каковы - стремление к превосходству, честолюбие, жажда богатства и пр.

   Основная идея коммунизма есть не более, как половина социальной идеи - именно принцип коллективности, ассоциации, и притом в своей грубой, неразвитой форме, точно так же, как основная идея современного строя - принцип частного почина, есть другая половина социальной идеи. Гармоническое соединение этих двух несовершенных элементов в высшем и сложном сочетании должно быть основной идеей ассоциации будущего, фаланги.

   Частная собственность в фаланге отнюдь не уничтожается, но только принимает иную форму, - форму права участия в общих доходах, а не права исключительного пользования тем или иным орудием производства. Последнее право естественно отпадает, так как производство в фаланге ведется сообща; предметы потребления могут однако принадлежать отдельным лицам. Вообще личная свобода в фаланстере не испытывает никакого ограничения. Каждый живет, как хочет, может обедать в собственном углу и не принимать участия в общих обедах, если этого пожелает, хотя собственная выгода и должна побуждать его к участию в общественной организации потребления, которая представляет такие же огромные преимущества, как и общественная организация производства. Именно ввиду выгодности производства и потребления в крупных размерах, и то, и другое будет организовано в фаланстере на общественных началах.

   Фурье подробно описывает, какие огромные сбережения получатся, если сотни отдельных маленьки