v align="center" >
Г. Кутерьма.
Читал, то правда; однако, ежели я говорю: ты знаешь, матушка, - это не то значит: знаешь ли ты? но то есть: ты известна-де, что он будет. Это не вопрос, а только начало речи, которую ты мне помешала кончить.
Помешала? я помешала? и это не вопрос?.. я на весь свет сошлюсь, сердце мое.
Ты, моя душа, хоть на всю землю и на все небо сошлись, но это не вопрос; потому что я и не думал спрашивать о том, о чем я уверен, что ты знаешь.
Оставим то, знаю ли я, только ты у меня...
Ох! нельзя оставить, что ты это знаешь: ты сама призналась, вот теперь же, что я тебе читал письмо, которое он обоим нам писал.
Так что ж, что ты читал; разве я не могу позабыть?
Ну, ежели ты позабыла, так и вопрос годится.
Нет, не годится, потому что я не позабыла.
А когда ты не позабыла, так это не вопрос.
А почему же не вопрос?
Если бы ты выслушала меня, то узнала бы, что я хотел сказать следующее, а именно: как этот гость, обоим нам любезный, со дня нашей свадьбы нас не видал и думает, что мы, быв влюблены друг в друга, теперь живем как ангелы на небесах, то недурно будет, если, притворясь до тех пор, докуда он у нас проживет, мы кое-как, закуся язык, скрепимся и воздержимся от споров. Он, человек умный, и нам стыдно перед ним показаться шалунами.
Да кому же стыдно? и кто ж из нас таков? Если тот, кто, будучи не прав, спорит, - так это ты.
А может быть и ты.
И я?
Да, точно так.
Что этого быть может несправедливее, злобнее, ужаснее? Говорить, будто я спорю, чувствуя, что я не права.
Да кто ж и это сказать может, что я спорю, чувствуя, что я не прав?
Однако ж, ты никогда прав не бываешь.
А я уверен, когда я спорю, я всегда прав бываю, и готов в том умереть.
Если бы ты хотя несколько был прав... хотя бы, например, ты темно-кофейный цвет называл черным, я, не любя вздорить, тотчас бы согласилась; да нельзя, без унижения себе и себя не одурача, этого сделать, для того, что ты белое черным, а черное прямо белым называешь, чтобы только поспорить.
Чтобы отвечать тебе, надобно мне то же самое из слова в слово сказать; итак, избавь меня от труда и переговори себе за меня свои слова.
За тебя говорить?.. Боже избавь!.. надобно, чтоб это было криво, глупо; а я этак никогда не говорю.
А я, чтобы тебе отвечать, хотел так же глупо говорить, как ты, и для того просил тебя себе самой твои собственные речи повторить.
Ну, скажи, ежели в тебе хоть капля есть ума, как можно умному, кроткому человеку ужиться с сумасбродом?
В этом я согласен, ежели ты не меня сумасбродом называешь.
А кого же? Неужто нашего Якова Ростера, который как ни прост, а все-таки тебя в тысячу раз смышленее?
Жена!
Муж!
Образумься.
Тебе это очень нужно, да только невозможно, потому что нечем.
Нечем?
Да. Кто каким родился, тому таким вечно быть.
То есть...
Ну, дураком.
Не доведи меня до крайности избавиться от предрассудка, без которого крестьяне, мои подданные, меня счастливее тем, что могут жен своих делать так кроткими, так кроткими, как овечки.
Подлая душа! какое низкое чувствие!
И которое во мне ты производишь... о, Боже! перемени ее нрав, или сделай ее немою.
Это не поможет: я с тобою стану спорить знаками, руками, ногами и чем ни попало.
Господин Кутерьма, госпожа Кутерьма, Марина.
Гости едут и уж близко.
В каком состоянии нас найдут! какой стыд!
Кто ж в этом виноват?
Положим, что я.
Не положим, а точно ты.
Ну, я, я, я; только сделай милость, дай мне слово, при Миротворе не спорить.
Дай же и ты.
Вот тебе моя рука. Я с тобою во всем согласен буду.
Вот и моя; да смотри ж!.. а чтобы не показать нам смятения, которое от спора видно на лице, пойдем в сад прогуляться.
Пойдем. Ты, Марина, останься здесь и извини как-нибудь нас.
Не лучше ли нам не вместе прогуливаться, а по разным дорогам?
Разумею... чтобы опять нас черт не попутал.
(Уходят в разные стороны.)
Бедный этот черт. Люди всеми своими шалостями его винят... а! да вот и гости. Господин Миротвор, а с ним конечно тот, которого имени барин, читая письмо, не мог выговорить. И он, так же, как имя его, туг, неповоротлив и неловок. Какая странная тварь!
Миротвор, Синекдохос, Марина.
Где же хозяева?
Сие не благоговейно, что они не кажутся. По обычаю гостеприимства древних, надлежало бы хозяину и хозяйке, встретя гостей у врат дома, разрешить ремень их сапогов.
Да вот их горничная.
Барин и барыня, не ожидая вас так скоро, занялись домашними делами. Я пойду сказать им, что вы изволили приехать.
Это не к спеху. Когда отделаются, то сами придут. Я не хочу им мешать... мне кажется, я тебя знаю.
Я имею эту честь... я, сударь, Марина.
Как же ты выросла! Мы все переменились в шесть лет.
То правда, что вы несколько переменились.
(Указывая на Синекдохоса.)
А его милость, не знаю, переменился ли, потому что я его в первый раз вижу.
Эта девушка, без сомнения, училась логике. Она доказала, почему не знает, переменился ли я.
Это человек ученый.
Нижайше кланяюсь его учености.
По приязни своей, он мне сделал одолжение и согласился со мною ехать в деревню, чтоб мне не так было скучно.
Я думаю, вам очень с ним забавно, потому что лишь только я взглянула на него, то мне так весело стало, что все хочется смеяться.
У нее везде есть потому. Нельзя, чтоб она не училась логике; а потому нельзя, чтобы не могла тронуть, как должно по хрии, сердца моего.
Скажи, как поживают твои бари? Так ли они счастливы, как прежде, любя друг друга безмерно.
Почти так же.
Что значит это "почти"?
Это значит, что их любовь та же, которую и вы знали; да как все переменяется... Вот и вы, и я, хотя мы те же, однако уже не таковы, как прежде были; то и в их любви есть отмена небольшая, хотя их любовь та же самая, какая была.
Неоцененное сокровище! Это не девица, но сущий вживе аргумент.
А я слышал от верных людей, что они живут как кошка с собакой.
Эти, сударь, верные люди великие клеветники.
Нет, очень честные люди. Они меня уверяли, что твои господа только тогда не ссорятся, когда вместе не бывают; что их все упражнение в том, чтобы вздорить с утра до вечера.
Я, сударь, так настращена спорами, что и в этом вам не смею противоречить.
Итак, я правду слышал?
Я этого не говорю, а только не спорю.
Пожалуй, не притворяйся. Я не для того выспрашиваю, чтобы во зло употребить то, что от тебя услышу. Ты ведаешь, я их друг, и больше всех им добра желаю. После моей отставки я затем и поспешил сюда на другой день приехать, чтобы все средства употребить сделать их жизнь спокойною. Я это почитаю моею первою должностью.
Я вам желаю счастия. Только вы, сударь, приняли на себя должность безмерно трудную, и, можно сказать, невозможную. Сделать чтобы они не спорили, все равно что сделать, чтобы кошка не ловила мышей, чтобы пух по реке против воды плыл, чтобы на березе огурцы росли, чтобы щука петухом запела...
Хорошо! прекрасно! изрядно! optime! Это мастерское риторическое сравнение, и притом также гипотипозис. Оле! красоты ученые! оле учености прекрасной!
Это, сударь, находит часом на вас; или вы отроду таковы?
Нет, существо, заключающее в себе неопровержимую силлогизму, не отроду я таков и не часом на меня находит. Не отроду, потому что, спустя несколько лет после рождения моего, начали меня погружать в учение; а не часом, потому что я с тех пор, как изучился, всегда и беспрестанно ученый.
Тем хуже.
А почему? О... по метафору, светило души моей!
А потому, что вы перебиваете мои речи... О!.. затмение моего ума!
Опять доказательство, однако не без возражения; ибо я могу сказать, что мое удивление о твоих совершенствах тому причиною; и каждое слово устен твоих воскриляет криле восторга моего, меня окриляющего.
Опустите криле вашего восторга... Говори, Маринушка.
Маринушка! уменьшительное женского существительного, как например: голубица, голубка, голубушка.
Продолжай.
Словом сказать, спорить между собою у моих господ сделалось их душою, жизнью, Они не споря дышать не могут; и это в них так сильно вкоренилось, что даже ночью, во сне, если барин какое слово пробредит, то барыня, не просыпаясь, не пропускает заспорить. Барин также, как наяву, ни для чего ей не уступает; и часто выходит у них сонный весьма забавный спор, о котором, проснувшись, не помнят и начинают новый.
Какая перемена! Поэтому их вся прежняя любовь исчезла?
Никак, сударь. Они друг без друга жить не могут, и притом такие добрые господа, что лучше бы их не было, если бы охота спорить их не одолела. Вот теперь же, на этом месте, они так разгорячились, что им самим стыдно стало в расстройке вам показаться; и вот те домашние дела, для которых они от вас скрылись.
Я очень рад, что они могут меня стыдиться. Это мне подает надежду.
Стыд ничего не подействует, а надлежит иметь прибежище к моей логике. Без логики несть спасения ни душе, ни телу.
Он с своею логикою точно как наш Яков Ростер с своею поваренною наукою.
Зная, сколько учение, просвещая разум, должно способствовать к счастию людей, я об этом-таки и хотел говорить с вами, друг мой господин Синехдохус.
Синехдохус!.. Вы меня изволили унизить.
Чем и как?
Вы меня так обидели, что если бы я не был столько вами одолжен, то непременно надлежало бы мне искать бесчестия.
Я очень сожалею, и хотя не знаю, чем виноват, но прошу прощения.
Вы меня назвали Синехдохус вместо Синекдохос.
Только?
Чем же можно более обидеть такого человека, как я?
Вот еще какое имя: хоть немного проговорись, так и обидишь!
Ос переменить на ус - величайшее оскорбление!
Да почему ж?
Я это докажу вам логически.
Пожалуй, помоги моему неведению.
Какою силлогизмою хотите быть доказательству? барбара, целарент? ферио, баралиптом? или какою иною?
Как-нибудь, лишь только поскорее, для того, что мне нужда с вами об ином говорить.
Извольте. Я стану сколько возможно сокращенно говорить. Преклоните ухо. Надобно предпочитать то, что благороднее другого. Вот первое положение. Что возможно против сего сказать?
Ничего.
Ergo оно истинно, неопровержимо. Надобно предпочитать то, что другого благороднее. А как частица ос греческая, а частица ус латинская; а греческий язык благороднее, по старшинству и по всему, латинского, следовательно, и частица ос благороднее частицы ус. А как тот, кто пременяет благородное на унизительное, обижает: следовательно вы обидели меня.
Это очень ясно.
Какой легкий способ все доказывать! Этак я могу доказать, что вы козел.
А каким образом?
У козла два глаза и у вас два глаза: следовательно вы козел.
О, хитросплетательное испытание! хотите меня уловить фальшивою силлогизмою; но я...
Не зная старинных языков, всякий может, подобно мне, ошибиться, и так было бы выгоднее по-русски называться. Не силлогизму ли я сделал?
Это силлогизма, только не по форме; а притом не весьма справедлива, потому что привлекает возражение.
А какое?
Если бы я не греческим словом назывался, кто бы знал, что я ученый? Следовательно, по греческому наименованию всем известно и ведомо, что я ученый и такой, который притом знает греческий язык как свой собственный.
Согласен... теперь я хочу вам сказать...
Позвольте вкратце подать вам извещение о том, чего ради я слово Синекдохос предпочтительнее другим еллиногреческим словам употребил к наименованию себя?
Я верю, что это кстати, только теперь...
Я вам хочу истолковать и изъяснить.
Нельзя ль теперь уволить?
Нет, никоим образом невозможно. За ваши одолжения я обязан вам служить моим просвещением.
В другой раз, сударь, в другой раз.
Не должно отлагать до другого времени, чем можно теперь же воспользоваться; итак, извольте выслушать. Есть еллиногреческое слово синекдоха. Оного первые два слога сине звуком своим походят на синус. Известно ли вам, что такое синус?
Я учился математике.
А! следовательно сие знаменует, что я знающ в математике. Синекдоха также походит на слово анекдот, или достопамятное приключение, что все одно, что история: следовательно, я сведущ и в историях как в деятельной, так и в естественной, то есть в физической, или натуральной. А целое слово синекдоха означает меня отменным ритором; потому что так нарицается одна из знаменитейших тропов, или фигур риторики, которая или часть принимает за целое, или целое за часть.
Эта фигура не дура. Вам, я думаю, с нею хорошо жить. То есть когда вы отдаете, то часть за целое, а берете целое за часть.
О, влагалище остроумия! Это шутствование довершает меня пленить, тем наипаче, что есть латинская пословица: ridendo castigat mores.
Все ли теперь?
Finis и омега.
Я вас хотел попросить: когда хозяева станут спорить между собою, что, без сомнения, должно случиться, то если будут требовать моего суда, сделайте мне одолжение, берите труд на вашу логику решить их споры. Для вас это ничего не стоит.
Это для меня то же, что имеющему сто тысящей златых талантов дать из них другому драхму.
А для меня это тем хорошо, что, не будучи принужден брать ничьей стороны, я никому из них не досажу. Впрочем, господин Синекдохос, за помощь вашей учености я могу вам отплатить наставлением в том, чего вы не знаете.
А чего бы я не знал? грамматики, что ли?
Нет.
Риторики?
Нет.
Логики?
Нет.
Пиитики?
Нет.
Истории и географии?
Нет, нет.
Математики, философии, морали, юриспруденции, феологии, физики, метафизики, политики, ифики, иерополитики, медицины?
Нет, нет, нет, нет! вы это все знаете.
Следовательно, чего ж я не знаю?
Самой безделицы. Привыкнув обращаться с древними великими мужами, вы не умеете обходиться с нынешними малыми людьми.
О, это враки!
Ну, не правда ли я сказал?
Я оное презираю.
Чувствуете ли, как вы отвечаете грубо и несносно?
Аристофан, Ювенал и прочие еще резче говорили.
Да ныне этого не терпят. Надобно согласоваться с временем и обычаем людей, с которыми живешь, если не хочешь быть смешон.
Когда я один буду всем смешон, зато будут все мне одному смешны.
Вы проиграете. Ваше состояние принуждает вас угождать людям. Итак, послушайтесь меня.
Извольте. Для вас до сего унижусь и стану в сих недостойных мелочах всегда требовать вашего наставления.
Господин Кутерьма, после госпожа Кутерьма, Миротвор, Синекдохос.
А, любезный друг! какое величайшее для меня удовольствие, после такой долгой разлуки видеть вас!