Княжнин Яков Борисович - Неудачный примиритель, или Без обеду домой поеду, Страница 3 - Книги

выходя с другой стороны, целуется с Миротвором)

Дорогой наш господин Миротвор! Насилу мы вас дождались!

Миротвор.

По моей поспешности судите о моем нетерпеливом желании увидеть вас и о той преданности и дружбе, которая во мне никогда к вам не переменялась и не переменится.

Синекдохос.

Почтенный наставник мой в светском житии, цаловать ли мне господина и госпожу?

Миротвор.

Если они то позволят.

Синекдохос

(обнимает Кутерьму и, подошед к госпоже Кутерьме, останавливается)

Однако греки и другие древние чужих жен не цаловали, потому что их запирали.

Г. Кутерьма.

(в сторону)

Какое прекрасное обыкновение, а особливо для спорщиц.

Г-жа Кутерьма.

(Синекдохосу)

Ваши древние - великие скоты.

Синекдохос.

Как, сударыня! Я вам аргументально докажу, что ныне живущие глупее их.

Г-жа Кутерьма.

Вы по себе судите.

Синекдохос.

Нет, исключая меня, потому что я с сими великими мертвыми обращаюсь.

Г-жа Кутерьма.

Вот, какой вздор? Покойники всегда глупее живых.

Г. Кутерьма.

(жене, на ухо)

Ты позабыла свое обещание...

(Вслух.)

Душа моя!

Г-жа Кутерьма.

(мужу, на ухо)

Я ведь не с тобою спорю; что ты ввязываешься...

(Вслух.)

Сердце мое!

Синекдохос

(Миротвору)

Она недоумевает, что я ученый, и так дерзко...

Миротвор

(г-же Кутерьме)

Извините, сударыня, его: он человек ученый. Он все знает, что за три тысячи лет было; а ничего не ведает, что ныне есть.

Г-жа Кутерьма.

Нет, ничего, сударь. Всякий может сказать свои мысли, и я это люблю; от того разговор живее и не так скоро кончится.

Г. Кутерьма.

Я в этом с женою совершенно согласен. Если бы люди были всегда одинаковых мнений, то ничего бы не говорили.

Г-жа Кутерьма.

И какая бы им нужда была в языках?

Г. Кутерьма.

Вот мы с женою, случается по целому дню, иного кроме "да", друг другу не отвечаем. И нам бы очень скучно было, если бы нас не поддерживала та неугасаемая нежная любовь, которая вам известна.

Миротвор.

И чему, как истинному вашему счастию, я безмерно радуюсь. Сверх пылкой страсти любви, сходство ваших нравов мне это предвещало. Оно для единодушия супругов...

Г-жа Кутерьма.

О! что касается до единодушия, то нельзя больше. Мы видим, слышим, чувствуем как один человек. Зная дружеское участие, которое вы принимаете в нашем состоянии, я очень рада, что вы сами это увидите, тем более, что...

Г. Кутерьма.

Тем более, что есть слухи, вредные для нас.

Миротвор.

Я не всем слухам верю. То правда, молва носится, будто вы охотники стали спорить; однако...

Г-жа Кутерьма.

Какая клевета! сказать это о нас, о нас! которые споров как огня боятся.

Г. Кутерьма.

И которые лучше в неправде согласятся, нежели в правде станут спорить.

Синекдохос.

А я утверждаю, что надлежит спорить, потому что, в противном случае, не было бы нужды в логике.

Г-жа Кутерьма.

И для чего иногда не спорить, если неправда очевидна?

Г. Кутерьма.

Как не сказать нет, если надобно. Это с нами случилось и в самый день нашей свадьбы.

(К жене.)

Ты помнишь ли, матушка, тебе хотелось, чтоб я к венцу с белым кафтаном надел розовый камзол; я сказал: нет, душа моя, приличнее, чтобы и камзол был белый. И так я и был в белом камзоле.

Г-жа Кутерьма.

Ах, батюшка, как тебе не стыдно! Ты в розовом был.

Г. Кутерьма.

Нет, матушка, я в белом был. Ты позабыла.

Г-жа Кутерьма.

Ну, может ли это статься, чтоб я позабыла? Я помню, еще тогда говорили: ты бел лицом, как кафтан, а румян, как камзол.

Г. Кутерьма.

Итак, я был бледен, потому что на мне был белый камзол.

Г-жа Кутерьма.

Нет, точно твои щеки были розовы, как камзол.

Г. Кутерьма.

Это разве слепые говорили, для того, что я был в белом камзоле.

Г-жа Кутерьма.

Тотчас и слепые! По крайней мере, я не в их числе. Я видела, видела моими собственными глазами, - вот этими глазами, которыми гляжу, и как теперь смотрю на розовый камзол.

Г. Кутерьма.

Это для меня чудно.

Г-жа Кутерьма.

Ха, ха, ха! это мне смешно, белый камзол!

Г. Кутерьма.

Ха, ха, ха! это еще смешнее, розовый камзол!

Г-жа Кутерьма.

Как ни смейся ядовитым смехом, только камзол был розовый.

Г. Кутерьма.

Белый.

Г-жа Кутерьма.

Не стыдно ли тебе спорить при нашем друге, который тут же был и видел розовый.

Г. Кутерьма.

(Миротвору)

Чего лучше! Он изволит решить. Скажи, любезный друг, ведь белый?

Миротвор.

Извините меня. Шесть лет я не видал вас. В это время военные походы и тьма разных дел из памяти моей совсем истребили те наряды, в которых вы были. Я только того не мог никогда забыть, что вы мои друзья.

Г. Кутерьма.

Однако, по здравому рассудку, не правда ли, что жениху складнее быть всему в белом?

Г-жа Кутерьма.

Не правда ли, что розовое с белым прекрасно для жениха?

Миротвор.

О вкусах спорить не можно. Что касается до меня, я, как военный человек, предпочитаю зеленый.

Г. Кутерьма.

Жаль, что вы не помните, а то бы верно сказали, что камзол белый.

Г-жа Кутерьма.

Нет, верно бы сказал розовый, потому что господин Миротвор умный и честный человек, и ни для чего не солжет.

Г. Кутерьма.

А я разве лжец и глупый...

Г-жа Кутерьма.

Я этого не говорю. А кто скажет, что на тебе был камзол белый, тот лжец и безумный.

Г. Кутерьма.

Да! я это говорю и утверждаю.

Г-жа Кутерьма.

Эх, душа моя! как тебе не стыдно самого себя под лжеца и под дурака подводить.

Г. Кутерьма.

Ты спятила с ума, сердце мое!

Г-жа Кутерьма.

Можно ли терпеть...

Синекдохос.

Тс!.. тише! Я решу спор и докажу.

Г. и г-жа Кутерьма

(вместе)

Скажите, господин ученый, не правда ли, что был в камзоле

Г. Кутерьма

...я в белом?

Г-жа Кутерьма

...он в розовом?

Синекдохос.

Я вам докажу, что на нем совсем не было камзола, ибо...

Г. и г-жа Кутерьма

(вместе)

Вздор, господин ученый! был камзол на

Г. Кутерьма

...мне белый.

Г-жа Кутерьма

...нем розовый.

Синекдохос.

А я утверждаю и докажу аргументально, что никакого не было.

Г. Кутерьма.

Ха, ха, ха! да мы очень просты, что у него спрашиваем. Ведь он не был на свадьбе нашей.

Г-жа Кутерьма.

И в самом деле так. Не стыдно ли вам?

Синекдохос.

Нет нужды. Ученый человек может вернее неученых знать о том, чего он не видал и где он не бывал. Например, был ли я слишком за три тысячи лет в Греции, однако я знаю, что тогда чулков не носили.

Г-жа Кутерьма.

Вот какая диковина! Тогдашнего времени писатели, живописцы, скульпторы, оставили нам память.

Синекдохос.

Следовательно, я прав.

Г. Кутерьма.

Что за две или за три тысячи лет не носили чулков, вы правы, потому что не стыдно чулков не надевать, когда их ни у кого нет. А чтоб я без камзола венчался, это вздор, потому что неблагопристойно без камзола казаться в люди, а особливо жениху.

Синекдохос.

Я на это скажу... я скажу... враки!.. Господин не так отвечал, как надобно моей логике... но оставим это... я все-таки вам докажу, что не было камзола.

(К г-же Кутерьме.)

Вы говорите, что на нем был розе подобный камзол?

Г-жа Кутерьма.

Точно.

Г. Кутерьма.

Нет, белый.

Синекдохос

(г-ну Кутерьме)

А вы говорите, что на вас камзол был белизною лилиям равный?

Г. Кутерьма.

Без сомнения.

Г-жа Кутерьма.

Нет, розовый.

Синекдохос.

Вы утверждаете, что оба видели?

Г. и г-жа Кутерьма

(вместе)

Как теперь гляжу.

Синекдохос.

А как двум, имеющим здравый рассудок, не возможно видеть одной вещи в двух разных видах; следовательно, эта была мечта.

Г-жа Кутерьма.

Сам ты мечта.

Синекдохос.

А как то, что мечта, того нет; следовательно, на вас не было камзола.

Г. Кутерьма.

Сам ты разве без камзола ходишь; а я был в камзоле, и был в белом.

Г-жа Кутерьма.

Он был в камзоле, и был в розовом.

Синекдохос.

Вы мне должны поверить, ибо я вам доказал.

Г-жа Кутерьма.

Теперь я тебе докажу. Кто чего не видал, тот, имея здравый рассудок, не должен спорить с теми, которые сами видели; а кто так спорит, тот не имеет здравого рассудка: следовательно ты не имеешь здравого рассудка, следовательно ты глупый человек. Вот тебе аргумент!

Синекдохос.

Nego. Отвергаю. Послушайте...

Г-жа Кутерьма.

Не хочу! Я на твои слова плюю.

Синекдохос.

Как смеете плевать на слова ученого, которого одно славное имя должно всякому рот зажать?

Г-жа Кутерьма.

Тем, что его никто выговорить не может.

Синекдохос.

Не сердите меня; или, в противном случае, я докажу, что на нем был белый камзол.

Г. Кутерьма.

Слышишь ли, матушка, какой он умный и ученый человек?

Г-жа Кутерьма.

(уходя)

Тот сущий невежда, кто скажет, что камзол не розовый, потому что он был розовый, розовый, очень розовый.

(Уходит.)

Г. Кутерьма.

(бежа за нею)

Нет, белый, белый, как снег белый.

(Возвратясь к Миротвору.)

Не прогневайтесь, любезный друг... что на мне был белый камзол... Пожалуйте туда, а между тем здесь стол накроют. А вы, господин ученый, сдержите ваше слово. Вы обещали доказать, что мой камзол был белый.

Синекдохос.

Будет доказано.

Действие третье

Явление 1

Синекдохос

(один, читает)

"Купидо сердце мое, как всадник коня, лозою подстрекает; и оно к очам моей всевожделенной бежит, стремится, летит, парит; и скрывается от очей моих: а меня оставляет единого бесчувственна, бездушна, безгласна, бездыханна". Вот вступление речи, мною сочиненной на всерадостнейшее мое влюбление во красоты логические Марины. Начало пылко, страстно, выразительно! сравнение живо, прекрасно! Купидо, как ездок, сел верхом на сердце мое, как на лошадь, и погоняет его лозою. Браво! превосходно!.. а я один... и конечно один. Купидо на моем сердце ускакал, то я без сердца, в уединении... прекрасно! Брависсимо! следовательно ничего не чувствует... Это такое начало, которое с первого раза, поколебав до основания, приведет в изумление дражайший предмет, который от сего сотрясения ослабнет; а наконец, слыша слова: бесчувствен! бездыханен и прочая, тронется жалостью; ибо сие весьма патетично... Потом последует хрия, из множества силлогизм соплетенная, против чего никому устоять не можно, хотя бы то была и каменная Сухарева башня. Я сильными доводами докажу, что должно Меня любить той, которую я люблю... Она, зная сама логику, конечно, в неопровержимой сей истине согласится; и я восторжествую!.. Ежели же сие не проймет дражайший предмет, то у меня готовы и стихи, сочиненные совершенно по правилам пиитики... Стихи важные, увесистые, аки Геркулесова палица...

(Увидя Марину.)

А! вот и очаг, в коем душа моя сожигается наподобие утлыя поленницы... Сокрою мою хартию... ибо нечаянное нападение несравненно поразительнее.

Явление 2

Синекдохос, Марина, неся на подносе графин и чарку.

Марина

Ученые пьют ли перед обедом водку?

Синекдохос

(говоря, выпивает несколько чарок)

Не только до... но и по... обеде... и всегда... и поутру рано... и ввечеру поздно... Сей нектар, приводя в движение жизненные духи, расширяет сферу наших знаний... и делает, что мы превосходим человеков...

Марина

В питье водки. Потому что все пьют по одной, а вы опорознили вдруг целый графин.

Синекдохос.

Целый? Нет, еще осталось. А чтоб тебя во лжицах не оставить, то надлежит допить.

(Допивает.)

Ибо я люблю поправлять ошибки тех, которых почитаю.

Марина

Это походит на тех людей, которых зовут пьяницами.

Синекдохос.

От злословия нельзя уйти; а мудрый превыше клеветы... Но оставим это... О, ты, которая для меня то же, что в орфографии или в правописании punctum exclamationis, или точка восклицания, позволь осмелиться мне учинить предложение.

Марина

Какое?

(Синекдохос вынимает бумагу.)

Марина

Что это?

Синекдохос.

Сами услышите.

(Читает.)

Exordium. "Купидо сердце мое, как всадник коня, лозою подстрекает, и оно к очам моей возлюбленной стремится, летит, парит".

Марина

Это для меня тарабарская грамота; нельзя ли на словах попросту изъяснить, чего вы хотите?

Синекдохос.

Чего я хочу?.. Вы не хотите понимать, что сердце мое, аки конь, на коем любовь скачет, бежит к вам.

Марина

Неправда, сударь, оно мимо меня проскакало.

Синекдохос.

Нет, у вашей красоты остановилось навеки, так крепко, что ничем нельзя ни отбить, ни отманить.

Марина

Как? ни сеном, ни овсом?

Синекдохос.

Любовь ваша - вот сено, вот овес.

Явление 3

Синекдохос, Марина, Яков Ростер.

Ростер

(выходя к лакеям)

Накрывайте на стол: уже кушанье готово.

(Сам к себе.)

Сегодня я сам себя превзошел; и смешение куропаток с куликами в пироге, доказав искусство мое угождать людям, сделает мне бессмертную честь.

Синекдохос.

Кто его милость?

Марина

Преученый человек.

Синекдохос

(сам к себе)

Ну, пропал я!..

(К Марине.)

Да знает ли он по-гречески?

Марина

Как по-русски.

Синекдохос

(сам к себе)

Ну, что мне делать?

(К Марине.)

И очень учен?

Марина

Как черт. Он рассуждает так, как жарит. Вот с ним-то переведайтесь; а то что на меня, сироту, нападать. Господин Ростер! вот вам достойный собеседник, человек ученый. Теперь-то вы можете показать себя.

Ростер

Да знающ ли он в поваренной науке?

Марина

Без сомнения. Она основание его учения. Он ужо за столом это тебе докажет, равно как мне за водкою доказал.

Ростер

Я не боюсь. Кто у мосьё Кассероля учился, чего опасаться?

(Ростер, Синекдохос, боясь учености друг друга, сходятся потихоньку с взаимным подобострастием.)

Синекдохос

(сам к себе)

У него лицо точно, как Сенека изображается.

Ростер

(сам к себе)

Вид его показывает мне глубокое знание в поваренном искусстве.

Синекдохос

(сам к себе)

Когда бы не присутствие Марины насмешливой, к которой любовь подстрекает мое любочестие, я пред сим ученым наедине признался бы, что я по-гречески не разумею, и моею просьбою умолил бы его человеколюбие никому о том не разглашать.

Ростер

(к Марине)

Марина, видишь ли, кто я? Ученость его в недоумении. Почитая единый мой вид, надумывается, с чего начать говорить со мною.

Марина

(Синекдохосу)

Что, сударь, вам сделалось? Конечно логика ваша заехала в тупик?

Синекдохос.

Нимало...

(К Ростеру.)

А в какой части учения более простираться изволили?

Ростер

Во всех... Тот для меня не учен, кто только в одном упражняется... Чтобы ученым быть, надобно все знать, и выбрать такую науку, которая одна все замыкала бы в себе.

Синекдохос.

То есть, философию.

Ростер

Нет. Есть наука гораздо выше этой, и в которой и сама философия не что иное, как только малая часть ее.

Синекдохос

(сам к себе)

Это у меня волосы дыбом поднимает... О такой науке я и не слыхивал.

Ростер

(к Марине)

Марина, видишь ли, как он боится моего ума?

Синекдохос.

А в какой академии изволили обучаться?

Ростер

Я учился не в академии, а у одного человека, который выше всех академий на свете... Называли его мусье Кассероль.

Синекдохос.

Поэтому он не россиянин, а, кажется, француз?

Ростер

Нет, настоящий грек. Он сказывал мне, и ему должно верить, потому что он, сверх великого учения, был честный человек... Он сказал, что он по мужескому колену от Сократа, а по женскому от Диогена.

Синекдохос.

Но сколько мне известно по моим книгам, Диоген не был женат.

Ростер

Да разве только и книг, которые вы читали?

Синекдохос.

Нимало не спорю.

Ростер

Это показывает, что вы не знаете хронологии.

Синекдохос.

Только, кажется, Кассероль название не греческое.

Ростер

А почему?

Синекдохос.

Потому, как кажется мне, что все слова греческие кончатся или на ос или на эс

Ростер

Поэтому видно, что вы по-гречески не знаете.

Синекдохос

(в сторону)

Он догадался, и я пропал.

Ростер

И он в древней Греции назывался Кассеролес, так, как Диоген - Диогенес, Сократ - Сократес; но как время у Диогена и Сократа отъело кончики эс, то для чего хотите вы, чтоб того же не случилось и с мусье Кассеролем?

Синекдохос.

Поэтому вы сильны в греческом языке?

Ростер

Как сами видите.

Синекдохос

(кланяясь низко)

Вижу, признаю, поклоняюсь и уступаю.

Ростер

(сам к себе)

Либо он по-гречески ничего не разумеет, либо я стал великий мастер; а как это случилось, я право не разумею.

(Во время сей сцены стол накрыт и кушанье подано.)

Явление 4

Господин Кутерьма, госпожа Кутерьма, Миротвор, Синекдохос, Яков Ростер.

Г. Кутерьма.

Кушанье подано, а никто и не скажет. Ростер! это твоя должность.

Ростер

Я делал вам честь, рассуждая с ученым.

Г-жа Кутерьма.

А почему его должность, душа моя? Кушанье запахом само о себе нам сказалось.

Г. Кутерьма.

Однако...

Г-жа Кутерьма.

Тут нет никакого однако.

Г. Кутерьма.

Я сказал "