Михаил Петрович Старицкий
Где колбаса и чара, там кончается свара
Комедия из давней были с пением в одном действии
"Як ковбаса та чарка, то минеться й сварка".
Перевод И. Айзенштока
Действующие лица:
Г о р п и н а Ш п о р т у н и х а, молодая женщина, содержательница
корчмы.
С т е п а н, пожилой крестьянин, проезжий.
П о т а п, его племянник, молодой парень.
Ш п о н ь к а, старосветский помещик; лыс.
Ш и л о, его сосед, из бывших управляющих.
Г а в р и л о, слуга Шпоньки.
А н д р и й, слуга Шило.
П р и с ь к а, работница у Горпины.
Действие происходит на Полтавщине.
____________________________________________________________________________
Просторная хата с перегородкой, очень чисто прибранная. Против зрителя -
входная дверь, налево - широкие скамьи, в углу бочонок из-под водки
и всевозможная питейная посуда; направо - вход за перегородку.
Явление первое
Г о р п и н а, одна.
Г о р п и н а (сидит у окна, шьет очипок и поет).
Голубь - сизый, голубь - сизый, голубка - сизее,
Отец мил мне, и мать тоже, любимый - милее.
С отцом, с матерью сойдуся - только побранюся,
А с любимым как сойдуся - не наговорюся!
Не ходить мне, не ходить мне, куда я ходила,
Не любить мне, не любить мне, кого я любила!
Не ходить мне боле в рощу, в рощу по орешки,
Миновалися девичьи смешки-пересмешки!
Ох, правда, правда! Миновала воля девичья! Не опомнилась, как и замуж
выдали... Не опомнюсь, видно, как и красоту мою, словно водою, смоет! Была
вольной пташкой: день мой и ночь моя! Ни хлопот, ни забот: было кому обо мне
заботиться. А теперь сама обо всем думай: за хозяйством присматривай,
проезжих принимай да угождай им, чтобы мимо не проезжали; ими ведь мы
и живем... Иной прилипнет, будто вар сапожный, а прогнать нельзя; вот
и хитришь, и обхаживаешь его: дескать, пирог еще не готов, как спеку, так
и поднесу. И смех, и грех! Особенно с панами, вроде Шило или Шпоньки... Уже
и чубы у них поседели, а все: "Горпиночка, перепелочка, лебедушка!.."
Обслюнявятся даже облизываясь... А я им - и "батюшки мои", и "голубчики",
а сама напеваю про себя:
Ох, густа же ты, осока, и широколиста,
Что меня не узнаешь, дурень неречистый?
Ты подарки мне носил, а я, умница, брала;
Только вышел за ворота,- тебя на смех подняла.
В огороде бузина, яблоня и вишня;
Отойди, плюгавый, прочь,- я ведь замуж вышла!
Еще, слава богу, муж у меня не ревнивый и доверяет мне; с другим набралась
бы беды! А мой - не таков! Живем мы дружно. Да что же это нет его? Поехал за
горилкой, да и пропал. Как бы не задержался, потому что на дворе такое
творится... Ишь! (Смотрит в окно.) Света белого не видно, - такая метель!
То-то беднякам сейчас плохо приходится. (Прислушивается.) Вот уже кого-то
бог несет!
Явление второе
С т е п а н, П о т а п и Г о р п и н а.
С т е п а н (в кожухе и зипуне). Помогай бог!
П о т а п (одет так же; топает ногами, отряхивает с кобеняка снег).
День добрый!
Г о р п и н а (кланяется). Здравствуйте! Раздевайтесь!
С т е п а н (сбрасывает зипун). Ну и холод же, черт побери, даже руки
закоченели!
П о т а п. Мороз страшный, особенно как повернешь против ветра, -
будто ножом режет! (Бьет рукой об руку.)
Г о р п и н а. А вы у печки обогрейтесь: только-только протопили.
С т е п а н. Дайте нам лучше чего-нибудь такого, для чего чарки
делают!
П о т а п. Вот-вот! Печь - женщине мила, а бутылка - казаку!
Г о р п и н а. То-то и беда, что не осталось ни капли; я давно уже
мужа поджидаю с горилкой... Сейчас должен приехать.
П о т а п. Эх, плохо дело!
С т е п а н. Погано, Тетяна! Так, выходит, и согреться не удастся?
Г о р п и н а. Я и рада бы, да вот видите... Постойте, я паляницу
принесу да борща горяченького. (Выбегает.)
С т е п а н. Проворная молодица! Да и красива, - не сглазить бы!
Счастье Панасу! Эх, мне бы такую!..
П о т а п. Ну, куда вам, дядя!
С т е п а н. Известно - куда! Уж мы-то знаем куда!
П о т а п. Ну да! Видит кот сало, да силы мало.
С т е п а н. Болтай! Еще, может быть, и тебя за пояс заткну, - даром,
что сед. Меня на всех дорогах помнят: знаю, как подойти, побродил по свету!
П о т а п. А вам, дядя, никто поперек дороги не становился? Не
задавали трепки?
С т е п а н. Мне? Чтобы со мною, да какая-нибудь оказия приключилась?
Никогда! Я из воды и то сухим выйду!
П о т а п (подходит к поставцу и осматривает бутылки) А ну, посмотрим!
С т е п а н. И правда! Поклонись бутылочному богу, авось, хоть на
чарочку пошлет нам.
П о т а п. Пожалуй, наберется остатков на донышках.
С т е п а н. Вот и хорошо. Ну-ка, дай сюда! (Весело подходит.)
П о т а п. Возьмите, только и мне оставьте половину.
С т е п а н. Тебе меньшую половину, потому - ты моложе.
П о т а п. И то правда!
С т е п а н (пьет из бутылки). С богом! Не бойся, и тебе оставил.
П о т а п (смотрит). Не больно-то много.
Г о р п и н а (вбегает). Вот и паляница. А борщ я сейчас из печи
вытащу.
С т е п а н. А мы здесь без вас малость похозяйничали.
Г о р п и н а (разливает борщ). Да что вы? Как же это?
П о т а п. Посливали из бутылок остатков чарочки на две
и воспользовались.
Г о р п и н а. Ну и хорошо!
С т е п а н. Значит, не сердитесь, краса моя?
Г о р п и н а. Нет! Садитесь же да закусите чем бог послал.
С т е п а н. От такого дела не отказываются.
Садятся, едят. Горпина берется за шитье. Несколько минут все молчат, затем
начинается неторопливая беседа.
Г о р п и н а. Из города?
П о т а п. Ага!
Г о р п и н а. А с чем ездили?
П о т а п. С мукой.
Г о р п и н а. Почем?
С т е п а н. Три с полушкой.
Г о р п и н а. А мой - по четыре.
С т е п а н. Хорошо.
Едят.
Г о р п и н а. А свинина как?
П о т а п. Не очень-то.
Г о р п и н а. Филипповка?
С т е п а н. Ага!
Встают, крестятся и кланяются.
П о т а п. Ну, спасибо вам!
С т е п а н. Угостили, - теперь и в дорогу не страшно.
Г о р п и н а. Куда же вы? Еще отдохните.
С т е п а н. Э, нет, опоздаем.
П о т а п. Теперь, в филипповку, не успеешь оглянуться, как и ночь уже
настанет.
С т е п а н. Разве поломается что, вот тогда и заночуем у вас, ясочка.
П о т а п. Вы, дядя, глядите, нарочно воз не поломайте.
Г о р п и н а. Еще что выдумаете!
С т е п а н. А что ж! Может быть, и у того пана, что мы повстречали,
сани тоже нарочно поломались? Признавайтесь!
Г о р п и н а. Отстаньте! Какой еще там пан?
П о т а п. А из Чаплиевки, пан Шпонька.
Г о р п и н а. Неужели? А я как раз о нем вспоминала...
С т е п ан. Вишь как: у пана черт и люльку качает. Его небось,
вспоминаете, а нет того, чтобы нашего брата вспомнить.
П о т а п. Еще чего захотели!
Г о р п и н а (шутливо). Одного вспомнишь так, другого иначе.
С т е п а н. То-то же! Ну, прощайте! Что с нас следует!
Г о р п и н а. Да что дадите. Сена не брали?
С т е п а н. Нет. (Расплачивается.)
Г о р п и н а. Спасибо! Не забывайте же нашей хаты...
С т е п а н. Да я каждый день заглядывал бы, если бы вы ко мне
поласковей! (Подмигивает и почесывает затылок.) А?..
Г о р п и н а. Какой еще вам ласки?
П о т а п. Такой, как от жинки каждый день. Коли не за чуб, так по
затылку!
С т е п а н. Э, нет! Такой не нужно!
Г о р п и н а (провожает их). Ха-ха! Не любите? Прощайте же!
Счастливого пути!
Явление третье
Г о р п и н а, одна.
Г о р п и н а. Ишь, старик, а туда же! Что это они к нам так липнут? И
не отвяжешься! (Осматривается кругом.) Смотри, сколько грязи нанесли в хату,
а я люблю, чтобы у меня было как в раю. (Прибирает.) Потому-то и не нравится
мне наше женское звание, что все только возишься да прибираешь после них.
Натомишься за день, а дела-то и не видно. (Смотрит в окно.) Приська!
Приська! Загони-ка теленка в сарай, не то все молоко у коровы высосет...
Г о л о с П р и с ь к и. Погодите, ворота отопру!
Г о р п и н а. Ох! Может быть, Панас приехал? (Набрасывает на плечи
кожух и выбегает.)
Явление четвертое
Ш п о н ь к а и Г а в р и л о.
Ш п о н ь к а (входит в кожухе, подпоясанном поясом, и в шапке-ушанке).
Ух! Ох! Фу! Фррррр! (Гаврилу.) Ну куда же ты смотришь? Не видишь, что пан
дух перевести не может? Уф! Даже дыхание захватывает! Ой-ой! Ну-ка,
распоясай меня поскорее!
Г а в р и л о (возится вокруг него). Узел затянулся!
Ш п о н ь к а. А ты зубами, зубами... Ох, пропаду! Да скорее же!
Г а в р и л о (дергает пояс зубами и вертит Шпоньку). Ничего не
выходит! Вишь как! (Упирается коленом в спину и тащит пояс обеими руками.)
Ш п о н ь к а. Ох, ну тебя к бесу: ты мне живот пополам перервешь. Ох!
Г а в р и л о. Не поддается... (Пояс рвется, и Гаврило отлетает
в сторону вверх тормашками; поднимается, почесывается.) Вот и лопнул...
Ш п о н ь к а. Я тебе лопну! Каторжник! Чуть-чуть несчастья не
наделал! (Хватается за живот и морщится.) Уф! Снимай же кожух, ты,
неприкаянный! Привык все делать черт знает как!
Гаврило сзади стаскивает с него кожух, выворачивая наизнанку; бросает
на скамью.
Стаскивай и сапоги!
Гаврило дергает за ногу; Шпонька хватается за скамью; скамья вместе с ним
ездит по хате.
Гаврило. Да не слезают...
Ш п о н ь к а. Ну тебя к черту, ногу оторвешь! (С трудом снимает
сапоги и остается в одних длинных чулках.) Вы рады пана в ложке воды
утопить. Какие ты сани запряг? Не видел разве, что пану и шею свернуть
нетрудно? Ты думаешь, что пану легко пешком ходить? А?
Г а в р и л о. Да кто же знал, что такое случится? О себе я и не
подумал, а вы ведь поехали в санях пана Шило.
Ш п о н ь к а. Не вспоминай о нем, пропади он пропадом!
Г а в р и л о. Да я только говорю, что вы всегда с ними ездите,
и - того...
Ш п о н ь к а (в сердцах). Ты опять? Убирайся с глаз моих! Чтоб сани
были починены!
Гаврило почесывается и выходит.
Явление пятое
Ш п о н ь к а, один.
Ш п о н ь к а (ходит по хате, сердито). Всегда ездите... Тьфу!
Я теперь на него, собачьего сына, и смотреть не желаю. Шпонька, говорит,
свинячья... Чтоб ты пропал, ирод! А? Я его всю жизнь приятелем считал...
а он, змея подколодная! Погоди, увидим, кто из нас дворянин! Ты плюешь на
мое дворянство? И тебе в глаза плюнут! Мой отец, дед, прадед, прапрадед -
спокон веку здешние столбовые дворяне! А он кто? (Ходит.) Какой из него
дворянин? Его отец - бродяга! Вот что! Я тебе покажу!.. (Снова ходит по
хате.) Шпонька... Шпоньку все знают, кого ни спроси!
Явление шестое
Ш п о н ь к а и Г о р п и н а.
Г о р п и н а. Здравствуйте, ваша милость! Как поживаете?
Ш п о н ь к а. Здравствуй, Горпина! Да так себе... не очень-то...
А ты как живешь? Ничего?
Г о р п и н а. Слава богу, живем, хлеб жуем да вас вспоминаем. Что это
вас, ваша милость, так давно не было видно? То, бывало, каждую неделю
с приятелем вашим, паном Шило...
Ш п о н ь к а (со злостью). Какой он мне приятель? Враг лютый, черт!..
Г о р п и н а (всплескивает руками). Что вы говорите, ваша милость?
Пан Шило? Да ведь вы с ними - с одной ложки, из одной чарки...
Ш п о н ь к а. Было когда-то... а теперь подай мне его - зарежу,
застрелю!
Г о р п и н а. Ох, горюшко! Такие слова говорите, да еще на ночь
глядя! Что с вами случилось?
Ш п о н ь к а. Ты, голубка, и не знаешь, как я сердит! Со мною не
шути! Я такой, что - бррр!
Г о р п и н а. Да ну вас! Я теперь и подойти-то к вам побоюсь.
Ш п о н ь к а. Ну, ты, перепелочка, можешь подойти спокойно.
Г о р п и н а. Нет, еще, пожалуй, и меня застрелите! Вишь выдумали!
С чего бы вам с паном Шило ссориться? Приятели ведь...
Ш п о н ь к а (снова в сердцах). Какой он мне приятель? Был, говорю,
когда-то, а теперь... тьфу! Собака - вот что!
Г о р п и н а. Вы это всерьез или шутите? Я и не пойму.
Ш п о н ь к а. Взаправду и навеки! (Ходит разъяренный.) Я его,
христопродавца этакого, засужу!
Г о р п и н а (всплескивает руками). С паном Шило судиться?
Ш п о н ь к а. С ним!.. Хутор продам, а уж его, чертова выродка,
в самую Сибирь упеку! (Стучит кулаком столу.) Увидим, какой ты дворянин!
Твой отец - бродяга! Вот!
Г о р п и н а. Да из-за чего у вас ссора-то? Как дело-то было?
Ш п о н ь к а. А вот как. (Вынимает табакерку и медленно нюхает;
понемногу успокаивается.) Приходит ко мне сегодня этот... (Плюет.) "А не
поехать ли нам, говорит, пан Иван, на зайцев? Хороша первая пороша!" -
"Едем, говорю, меня дома и сам черт не удержит!" Запряг сани, взял я своего
Хапая... Знаешь?
Г о р п и н а отрицательно качает головой.
Не знаешь? Настоящая борзая, недавно купил у капитана... Знатная собака:
ребро бочковатое, нога плотная, спина колесом. Серая, только под брюхом
белая... Я за не дал двадцать пять рублей, две четверти ржи и пшеничной муки
пять мерок.
Г о р п и н а. Господи! За собаку - хлеб святой?
Ш п о н ь к а. За собаку! Так ведь собака-то какая? Не крымская,
а настоящая борзая! (Нюхает.) Так вот, взял я своего Хапая, а он - свою
Стрелку, крымскую мерзость. Сели это мы вместе в сани и поехали. Гаврило
с Хапаем на дровнях... Недалеко и отъехали: миновали выгон, въехали на
пашню. Вдруг из-под коней - прысь! - куцый... Я кричу: "Ату его! Ату его!"
Гаврилка мой, чтоб его черт побрали, зазевался, а чертов Андрий со Стрелкой
так насел... У меня сердце - стук-стук-стук, а в глазах только - мель-мель!
Я - с саней, да за зайцем скорее, да не своим голосом Гавриле: "Зарезал,
кричу, меня! Спускай Хапая!" Насилу услыхал. Гляжу - Стрелка дала раз угонку
да и осела, а заяц как рванет, так и покатил! Хапай заметил, да как
припустит, как вытянется, что твой кнут. Господи! Я бегу только да кричу:
"Ату-ту! Ату-ту!" Уже и голоса, и духа не хватает, а чертов Шило стоит
в санях и все на Стрелку... Да куда ей! .. Только хвостом машет! А мой как
вырвался - сразу от леса отрезал, да и насел: одна угонка, другая,
круть-мель, круть-мель... Заяц уже еле-еле дышит, а тут и Стрелка
наперерез... так и растребушили! Только я собственными глазами видел, что
мой схватил, а она, паршивая, уже на готовое подоспела. Так нет! Этот
пучеглазый кричит: "Стрелка взяла! Стрелка!" - "Врешь, говорю, Хапай!" -
"Куда, кричит, твоему кудлатому барану!" - "Ах ты, говорю, бродяга, ведь
у тебя не борзая, а кошка шелудивая!" А он: "Молчи, говорит, Шпонька
свинячья!" - "Замолчи, говорю, Шило собачье!" А он мне: "Долой из моих
саней, к черту! Тащись домой пешком!" - "Как? - закричал я. - Ты хочешь
заставить дворянина пешком идти? Да ты кто? Да я тебя... с потрохами!" А он
говорит: "Чихал я на твое дворянство!.." Да по коням... А? Все на хуторе
узнают, что он меня из саней выбросил... Честь моя задета! (Гневно.) Да
я его в Сибирь! Я не я буду!
Г о р п и н а. Ай-ай! Черт знает из-за чего, прости господи, свару
поднимать! Из-за собаки судиться на старости лет!
Ш п о н ь к а. Неужели же мне потакать ему? Сейчас он меня из саней
выбросил, а в следующий раз и по шее заедет, а я молчи? Э, нет! Не на такого
напал!
Г о р п и н а. Мало ли что бывает; побранились и будет, пора бы
и помириться.
Ш п о н ь к а. Если бы он не задел моей дворянской чести, то еще
так-сяк... А сейчас - нет! Я денег не пожалею!
Г о р п и н а. Люди говорят: драться - дерись, да тяжбы берегись, а вы
деньгами сорить собираетесь... Только слава пойдет.
Ш п о н ь к а. Не могу за честь свою не вступиться, - на то
я дворянин!
Г о р п и н а. Ей-богу, все смеяться станут, - из-за зайца, мол,
поссорились.
Ш п о н ь к а (ходит по хате, почесывая затылок; про себя}. Чего
доброго, в самом деле смеяться станут... Если бы он не задевал моей
дворянской чести!.. "Начхать, говорит, на твое дворянство!"
Г о р п и н а (шутливо). Ну, будет, будет сердиться, батюшка! Ведь вы
добрый. Лучше я вам вареников наделаю или пирожков... Сразу и на сердце
легче станет, как в песне поется:
Милый мой, не печалься, не гневись,
На меня, молодую, не сердись!
Ведь я все же молода, молода,
Сядешь рядом - и уйдет вся беда!
Я милому угожу, угожу:
Борщ и кашу предложу, предложу,
А на блюде пирожок, пирожок,
Кушай вволю, мой дружок, мой дружок!
Ш п о н ь к а (размяк). А ты, голубка, умеешь уговорить, да только
дело-то такое... Дай-ка мне сейчас чарочку настойки, потому что у меня даже
под сердцем горит.
Г о р п и н а. Да вот, на беду, нет ни капельки. Муж что-то до сих пор
с винокурни не приехал.
Ш п о н ь к а. Ох, беда моя! Как же быть? У меня даже живот подвело...
Хоть бы чарочку одну!
Г о р п и н а. Разве сбегать на хутор, может быть, там раздобуду?
(Выбегает.)
Явление седьмое
Ш п о н ь к а один, потом Г а в р и л о.
Ш п о н ь к а. Ох-ох-ох! До чего же на душе скверно... Даже еда на ум
не идет. (Задумывается.) Хоть бы полчарочки, все б не так томился. (Подходит
к поставцу с бутылками, перебирает их, просматривает на свет, встряхивает,
нюхает.) Ну хоть бы капелька! Вот оказия! Может быть, Гаврило догадался из
дому захватить? (Подходит к двери, приоткрывает ее.) Гаврило! Гаврило!
Г а в р и л о (из-за двери). Чего?
Ш п о н ь к а. Не захватил ли ты из дому горилки?
Гаврило. Там, под кожухом, в погребце колбаса и паляница.
Ш п о н ь к а. Я тебя про горилку спрашиваю!
Г а в р и л о. Разве мы горилку берем? Всегда ведь пан Шило...
Ш п о н ь к а (плюет в сердцах). Действительно, он всегда брал...
и хорошую настойку... Ох-ох-ох! Довольно, кончилось! (Садится за стол,
задумывается.) И отчего это на свете неприятности происходят? Живут люди
тихо да мирно... так нет! Обидит тебя кто-то, оскорбит... подымет бучу. Ну
есть ли где-нибудь такая губерния, где бы люди друг друга не обижали? Черта
с два, должно быть! (Нюхает.) То есть до чего же горилки хочется!
(Сплевывает.) Сидел бы я дома или у него... да по чарке, по второй... Тьфу!
Даже слюнки потекли, черт побери! Ох, правду говорят: худой мир лучше доброй
ссоры! (Загрустив, напевает.)
Прескверная печаль меня иссушила,
Она меня, молодого, вовсе с ног свалила.
Однако же сей печали я не поддаюся,
А наведаюсь к шинкарке - горилки напьюся.
Шинкарочка ты моя, налей меду и вина,
Чтоб душа моя исполнилась веселия до дна!
(Задумывается.)
Явление восьмое
Ш п о н ь к а и С т е п а н.
С т е п а н (украдкой пробирается в дверь). Там у Панаса ось
обломалась, так я оставил Потапа возле бочки, - пускай помогает... А сам
будто бы за осью, да сюда! Они там до утра провозятся, а мы здесь наедине
с кралей, может быть, до чего-нибудь и договоримся. (Оглядывается.) Тут
кто-то есть?! Черт бы его побрал! Да еще, кажется, пан из нашего села... Еще
наговорит жинке... Пожалуй, лучше ему не попадаться. Полезу-ка я на печь да
рядном прикроюсь... (Потихоньку взбирается на лежанку и укрывается рядном.)
Явление девятое
Ш п о н ь к а и Г о р п и н а.
Ш п о н ь к а (услышал, что Горпина стукнула дверью). Это ты, милая?
Ну, что?
Г о р п и н а. Ни капельки ни у кого нет, говорят; ну, да муж мой
вот-вот должен вернуться. Обождите уж.
Ш п о н ь к а. Ай-ай-ай! Если бы ты только знала, перепелочка, как
выпить хочется! (Прислушивается.) Тсс! Не Панас ли это едет? (Потирает
руки.) Вот кстати!
Г о р п и н а (смотрит в окно). Нет, это лошади, а не волы...
Слышен г о л о с: "Дай лошадям остыть, а тогда пои!"
Это пан Шило!
Ш п о н ь к а. Кто? Он? (Бегает по хате и поглядывает то в окно, то
в дверь.) А? Вот это так!.. Куда же мне деваться? (Кричит.) Гаврило!
Гаврило! Запрягай лошадь!!
Г о р п и н а. Куда же вы, батюшка! Что с вами? Зачем бежать? Да
и сани сломаны.
Ш п о н ь к а (кричит). Не хочу я с этим иродом, христопродавцем
встречаться! (Пытается натянуть сапог и скачет по хате.) Гаврило! Надень
сапог! Вишь, подлецы! Когда нужно, так и не налезают. Где мой кожух?
(Схватывает его и надевает навыворот.) Где же шапка, господи!
Г о р п и н а. Успокойтесь! Что вы, право?
Ш п о н ь к а. Ох, беда! Идет уже! (Не разглядев, схватывает очипок,
надевает на голову и бежит к двери.)
Явление десятое
Т е ж е и Ш и л о с А н д р и е м; за ними Г а в р и л о.
Шило входит, одетый в теплую бекешу, в смушковой шапке и рукавицах; за ним
Андрий с палкой. Шпонька наталкивается на Шило.
Ш и л о. Это что за привидение? Свят, свят, свят!
Г ор п и н а (хохочет). Да это пан!..
А н д р и й (также смеется). Кумедия!
Ш п о н ь к а. Каторжники! (В смущении отходит в сторону и садится,
отвернувшись, в конце стола.)
Ш и л о (Горпине). Здравствуй, рыбка моя, здравствуй! Что это у тебя,
ряженые, что ли? Ведь еще как будто филипповка?
Г о р п и н а (смеется). Да это в шутку... (Шепчет что-то ему на ухо.)
Ш и л о. Странно! Баб в шапках видал, а мужика в очипке еще не
случалось...
Ш п о н ь к а (в сердцах срывает очипок с головы бросает его). Вас это
не касается!
Ш и л о. Кто это там отзывается? (Горпине.) Откуда у вас такой медведь
завелся? Смотрите!
Ш п о н ь к а (бросается к Гавриле, сбрасывает кожух ему на руки).
Посмеетесь вы на суде!.. Все продам, а в Сибирь упеку!
Ш и л о. Ох-ох-ох! Как страшно! Это - их благородие, дворянин!
Ш п о н ь к а (вскакивает). Дворянин! Да-с, дворянин! А вы кто?
Г о р п и н а. Да будет вам!
Ш и л о. И то правда! Ну его! (Андрию.) Принеси-ка мне трубку! Да,
смотри, чубук продуй! Я ведь знаю тебя: так с сеном и подашь. Потянешь,
а в глотку тебе черт знает какая мерзость лезет...
А н д р и й. Да я всегда продуваю. (Уходит.)
Ш и л о. "Продуваю"! Смотри, слюней не напусти!
Г о р п и н а (Шило). Как вас бог бережет, ваша милость?
Ш и л о. Пока что бережет, милая, только вот кадило купить нужно.
Г о р п и н а. Зачем?
Ш и л о (кивает в сторону Шпоньки). Чтобы чертей обкуривать.
Ш п о н ь к а (в сторону). Сам черт!
Г о р п и н а. Шутите!
Ш и л о. Нет, не шучу... Развелись у нас такие, что со своим
дворянством, как дурень с писаной торбой, носятся. Держись пристойно, и тебя
уважать станут, а это самое дворянство - все равно что кнут веревочный.
Ш п о н ь к а (в сторону). Твое дворянство действительно таково
и есть!
Г о р п и н а (тихо). Зачем вам эта ссора? Помирились бы лучше.
Ш и л о (так же). Не потакать же ему? Пускай носа не задирает! (Андрию,
который принес трубку, кисет и кремень.) Подбрось лошадям сена, да мерку
овса у хозяйки возьми.
А н д р и й уходит.
А мне, рыбка, принеси сейчас миску сметаны да творогу положи свежего, потому
что от голода в дрожь бросает.
Г о р п и н а. Хорошо, хорошо, я сейчас. (Кокетливо.) Да помиритесь
же, а я вас за это поцелую.
Ш и л о. Ого! Давай задаток!
Г о р п и н а (выбегая). Нет, потом расплачусь.
Явление одиннадцатое
Ш и л о, Ш п о н ь к а и С т е п а н на печи.
Ш и л о (смотрит и дует в чубук). Продуть разве?.. Хрипит что-то.
(Усиленно продувает.)
Ш п о н ь к а (в сторону). Вот дует! И не лопнет!
Ш и л о (выбивает трубку о сапог). А может быть, сперва голубушки
отведать? Не разбилась ли? (Вынимает бутылку и любуется ею.) Нет, цела! Эх,
хороша старочка-настоечка, даже губы слипаются... Ну-ка, голубушка, радость
моя, заворожи мое горе! (Наливает чарку и смотрит на свет.) Вишь, даже
покраснела и пахнет, словно душу к себе притягивает...
Ш п о н ь к а (исподтишка поглядывает на бутылку и вдруг
отворачивается). Чтоб тебе брюхо перетянуло!
С т е п а н (высовывает голову из-под рядна). Черт побери, а вкусная,
должно быть! (Сплевывает.)
Ш и л о (поднимает чарку). Ну-с, чарочка-черепушка, пьет сидорова
душка. (Кивает на Шпоньку.) Пускай врагу нашему икнется, как собака с цепи
сорвется!
Ш п о н ь к а. Пускай тебе икнется, ирод!
Ш и л о (выпивает и ставит чарку на стол). Кха!.. Хороша... Словно
пощекотала в желудке... Недаром - голубушка...
Ш п о н ь к а (украдкой посматривает и снова отворачивается). Носится,
дьявол, со своей настойкой. Все нутро выворачивает... Ох, пропаду!
Ш и л о. Кто пьет, тот хвалит, а кто не пьет - того давит.
Ш п о н ь к а. Ну куда мне от этого разбойника деваться? Напролом
лезет... (Снова хочет надеть сапог, но тот не налезает.) А тут еще сапог не
налезает, хоть разорви его!
Ш и л о. Вот бы теперь и сметанки... Впрочем, по первой не закусывают.
(Наливает.) А по второй выпьет и ленивый, - были бы только водка да пиво!
(Подымает чарку.) Пускай же наши дворяне будут трезвы, не пьяны, а нам,
беднякам, только бы добраться к своим пуховикам...
Ш п о н ь к а. Кто может выдержать такую муку?!
Ш и л о. Настоящая желудочная, как масло! (Ставит чарку на стол.)
С т е п а н (сплевывает). Ей-ей, все кишки вытянет! Хоть бы скорее
отправлялся дальше, - чего доброго, всю ночь здесь с чаркой целоваться
станет, тогда и мое дело плохо обернется...
Г о л о с А н д р и я (со двора). Не подходи к нашим лошадям!
Г о л о с Г а в р и л а. А ты к нашим саням не подходи!
Г о л о с А н д р и я. Так они же только курям под насест годны!
Шило громко хохочет.
Ш п о н ь к а (стучит кулаком по столу). Хутор продам, всего лишусь, а
засужу обоих вас, разбойников, в цепи закую!
Ш и л о (свистит). Фью-фью!
Явление двенадцатое
Т е ж е и Г а в р и л о.
Г а в р и л о (вбегает). Этот висельник, пан, вконец разломал наши
сани!
Ш п о н ь к а (вскакивает). Бей его в мою голову!
Г а в р и л о. Да еще говорит: пешком пойдете, потому что привыкли...
Ш п о н ь к а (озверев). Ага! Значит, по приказу этого душегуба моему
званию наносится такое бесчестие? (Хватает топор.) Бери топор, руби их сани!
Ш и л о (встает). А ну, попробуй, я этим чубуком так тебе влеплю, что
и твой безмозглый пан не отлепит!
Ш п о н ь к а. Руби сани! Руби его!
Гаврило. Ох, господи! (Дрожит от испуга.)
С т е п а н (приподнимается на печи). Вот угодил в баталию!
Ш и л о (замахивается чубуком). Беги, щенок, пока по голове не заехал!
Ш п о н ь ка (хватается за чубук). Бей его, руби его!
Г а в р и л о. Караул! (Убегает.)
Ш и л о (оборачивается). А, так-то ты! С тобой по-честному, а ты,
гляжу, по-собачьему лаешь! Прочь!
Ш п о н ь к а (испуганно). Не пущу! Не пущу! Ох, убьет!
Ш и л о (грозно). Пусти же, не то таких тумаков надаю!
Ш п о н ь к а. Не пущу! Ох, спасите!
С т е п а н (с печи). Караул!
Держась за чубук, Шило и Шпонька воюют в хате. Шпонька ближе к двери.
Ш и л о. Пусти же!.. (Вырывает чубук, Шпонька отлетает к двери, а Шило
к печи и, размахнувшись чубуком, задевает Степана по лбу.)
С т е п а н. Ой, убил, убил!.. (Спрыгивает прямо под ноги Шпоньке, тот
падает.)
Ш и л о. Вор, вор! Держите!
С т е п а н вырывается и бежит к выходу; за ним Шило. В дверь входит
р а б о т н и ц а с миской творогу, за нею - х о з я й к а с миской
сметаны; Степан с разбегу сбивает работницу с ног; та падает с миской
вместе; в двери Степан выбивает у хозяйки миску со сметаной, которая
опрокидывается ему на голову.
Ш и л о бежит за ним. Шум. Все кричат: "Ой, разбойники! Лови! Хватай! Вор!"
Явление тринадцатое
Ш п о н ь к а и П р и с ь к а.
Некоторое время оба лежат. Первой поднимается Приська.
П р и с ь к а. Ох, беда! Ох, матушки! Что же это такое?
Ш п о н ь к а (поднимает глову). Жив я или умер?
П р и с ь к а. Ох, не знаю, батюшка, не знаю...
Ш п о н ь к а (ощупывает себя). Может быть, я уже на том свете? А?
(Поднимается.)
П р и с ь к а. Не знаю, батюшка, не знаю! (Стремглав убегает.)
Ш п о н ь к а (вскакивает). Нет, кажется, жив еще. Слава тебе, боже!
Помяни, господи, царя Давида и всю кротость его! (Осматривается.) Насмерть
перепугали. (Трясется.) Придется к знахарке идти. .. Хоть бы чарку водки, не
то пропаду, ей-богу, пропаду! (Увидел на столе чарку.) Что это? Вот и она! И
полная, ей-ей, полная! (Подходит и присматривается.) Действительно, хороша
на цвет - красноватая, должно быть, шафраном подкрашена? (Нюхает.) Нет, не
заметно, но чем-то приятным отдает... (Сплевывает и отходит напевая:
"Прескверная печаль...") Тьфу! Томит, точно перед смертью... точно кошки
в животе скребут! Нужно же было с этим чертом поругаться! Чокались бы мы
с ним да чокались... (Подходит к двери, прислушивается и напевает: "...меня
иссушила", затем снова возвращается к чарке.) А не попробовать ли, а?
Немножко. Он и не узнает! А может быть, его уже и убили? (Берет чарку
и снова ставит на стол.) Нет, ну ее! Вдруг застанет, - обязательно потянет в
суд как вора! Принес же его сюда нечистый с запеканкой! Да еще и выставил на
искушение... Разбить ее к черту, чтобы и следа не осталось! (Берет сапог
и нацеливается в чарку.) Вот только посуды жалко. (Опускает сапог.) Ей-богу,
не выдержу! Сил нет, как выпить хочется! Что если пригубить, - действительно
ли это горилка? (Пробует.) Она! (Облизывается.) Если бы он не затрагивал
моей дворянской чести!.. Но ведь и я тоже ругался. Грех, конечно, что из-за
онучи подняли бучу! А? Нешто выпить, черт побери, чтоб не тянуло? (Осторожно
поднимает чарку и оглядывается.) Пить или не пить? Даже рука дрожит, будто в
сражении... (Подносит ко рту.) Пить? Эх, один конец: что будет, то
и будет, - выпью! (Сразу опрокидывает.) Кха! Будто на свет родился! (Ставит
чарку на стол.) А теперь можно и колбаской закусить. (Берет из погребца
колбасу и, услышав, что кто-то идет, быстро садится за стол и весело
напевает: "Она меня, молодого, вовсе с ног свалила!")
Явление четырнадцатое
Ш и л о и Ш п о н ь к а.
Ш и л о (про себя). Удрал проклятый дед; весь в сметане, скользкий, -
никак не удержать! Откуда этот дьявол взялся? Так и метнулся в поле без
шапки. Напугал, чертов сын, и хозяйку, и работницу; все они где-то
попрятались, так что и не сыщешь! (Шарит по полкам.) И хоть бы хлеба
кусок... Есть хочется, хоть плачь! (Смотрит на чарку.) Смотри, высохла!
Словно вылизал кто-то! Гм-гм! Это, значит, подбрил по-солдатски!
(Подмигив