Роллан Ромен - Настанет время

>Клоддсу.) Пишите:

   "1. Всякий, кто причинит какой-либо ущерб телеграфным и железнодорожным сооружениям, всякий, кто каким бы то ни было способом, прямо или косвенно, сделает попытку помешать связи, снабжению или передвижению армии, будет расстрелян, и имущество его конфисковано.

   "2. Деревни и фермы, расположенные на расстоянии пяти миль в окружности от места, где будут совершены вышеперечисленные посягательства, будут считаться ответственными за них; именитые граждане будут арестованы, их дома сожжены, их имущество конфисковано.

   "3. Семьи, женщины и дети, оставшиеся в городах, деревнях и на фермах мятежников, в случае если они не изъявят покорности в десятидневный срок, будут водворены в лагерях, под военным надзором, до окончания военных действий".

   "За моей подписью и печатью в Христбурге, Африка, 31 мая.

   фельдмаршал, главнокомандующий".

  

   (Льюис Браун и офицеры изумленно переглядываются, но не возражают.)

   Льюис Браун (тихо Майлсу). Он ужасен.

   Майлс. Бросается из одной крайности в другую

   Льюис Браун (тихо Лоренсу). И это тот человек, который всегда отстаивает мягкие меры!

   Лоренс (тихо Льюису Брауну). В сущности, он безжалостнее любого из нас.

   Грехем (в сторону). Он перегибает палку, но мне это больше нравится.

   Ричард Карнби (подходит к Клиффорду и пожимает ему руку). Вот это мужественный язык. В добрый час! В наше время люди точно стыдятся быть сильными и попирать слабых. Почему же тогда не краснеть от того, что ты более красив или более умен? Долой ложную скромность! Война хороша, а победа еще лучше*. Это закон прогресса и украшение мира. Все звуки природы, от жужжания насекомых до раскатов грома, славят победы или поражения в великой битве жизни. Ваши слова, маршал, звучат, как фанфара, в этом героическом концерте. Поздравляю вас. Это прекрасно.

   (Офицеры слегка пожимают плечами.)

  

   * "Война - гроза господня", проповедует один полковой священник в Торонто в 1899 году. "Это господь, говорящий: Сиди одесную меня, доколе положу врагов твоих в подножие ног твоих". Дух господень нуждается в войне", говорит Кармайкель, ирландский протестант, доказывая это так: "Иисус не сказал ни одного слова против войны, Иоанн-креститель дает советы воинам, святой Павел охотно употребляет военные выражения". - Архиепископ Армагский воспевает войну в одном стихотворении: "Народы пышно расцветают под красным дождем войны. Тот, кто создал землетрясения и ураганы, создал также и битвы. Как пламень заходящего солнца есть окрашенная пыль, так пыль сражений есть сияние бога". - Чарльз Кингслей сказал с еще большей точностью: "Иисус - князь войны". (Для изучения этого кровожадного христианства см. мужественную книгу J. A. Hobson "The psychology of Jingoism" 1901). (Прим. автора.)

  

   Клиффорд (презрительно). Вы находите это прекрасным, сударь? Что ж, вам и книги в руки. А я не настолько художник, чтобы находить красоту в том, что я делаю. Я вынужден делать, и я делаю. Долг иногда обязывает нас к отвратительной работе. Выполнять ее нужно, но незачем ею восхищаться. Что же касается людей, которые восхищаются ею со стороны и, не будучи к тому вынуждены, принимают в ней участие ради собственного удовольствия, то они много говорят о красоте, но именно в ней то они смыслят меньше всего.

   Лоренс (глядя в окно). А вот и полковник Симпсон с супругой.

   Клиффорд. Хорошо. Оставим дела. Довольно на сегодня. Я устал.

   (Входят Симпсон и миссис Симпсон.)

   Миссис Симпсон. Ах, маршал, нам ужасно неловко, что мы опоздали. Так давно не приходилось пользоваться уютным помещением! Ах, как здесь чудесно!

   Клиффорд (Оуэну). Приготовь чай.

   Миссис Симпсон. Пожалуйста, не надо. Я приготовлю сама.

   Лоренс. Ну, как вы находите эту страну, миссис Симпсон?

   Миссис Симпсон. Очаровательна. О! прямо очаровательна! Мы в восторге, Джорджи и я. Эти домики, эти сады, эти цветы, эти курочки!.. Но как прелестно у вас, маршал! Я влюблена в эти громадные окна. А у нас окна увиты глицинией, а в саду фонтан с амуром, украшенным гирляндами колокольчиков. Знаешь, Джорджи, - я собираюсь завтра писать картину.

   Симпсон. Пиши, дорогая, это великолепная идея.

   Клоддс. А как вы находите местных жителей?

   Миссис Симпсон. О! Они такие милые,

   Лоренс. Ваши хозяева хорошо приняли вас?

   Миссис Симпсон. Чудесно.

   Майлс. Что они вам сказали?

   Миссис Симпсон. О! Они ничего не сказали; они не очень разговорчивы. Как только мы пришли, они удалились, чтобы не стеснять нас. Они очень воспитаны.

   Майлс. А на улице вы кого-нибудь встретили?

   Миссис Симпсон. Да. Все они с виду такие славные; они должно быть очень рады нам.

   Майлс. Неужели?

   Льюис Браун. Вы говорили с ними?

   Миссис Симпсон. Нет. - То есть я хотела поговорить-с одной молодой женщиной, которая стояла у дверей своего дома. У нее были глаза, как цветы. Я спросила, не позволит ли она написать ее портрет. Но она не поняла меня. Она пошли и дом, и затворила дверь. Они немного дикие. Они мне очень нравятся.

   Лоренс. А где же мисс Симпсон? Разве мы не будем иметь удовольствия увидеть ее сегодня?

   Миссис Симпсон. О! Она не успела приехать, как отправилась в госпиталь. Она так любит ухаживать за этими бедными людьми! Это ее страсть. Я думаю, она хотела бы, чтобы мы все захворали, лишь бы ухаживать за нами. (Болтая таким образом, разливает чай с помощью Лоренса.)

   Ричард Карнби. Вот тоже идея! Ухаживать за ранеными!

   Миссис Симпсон. Фи, какие ужасные вещи вы говорите.

   Грехем. Если вы имеете в виду раненых врагов, то право это не такая уж ересь. Все эти нежности только затягивают войну. Как только враг повержен, у нас одна забота: поскорее поставить его на ноги, чтобы он начал сызнова. Я понимаю щадить раненого противника; но смешно обращаться с ним, как с братом. Лучшее, что припасено для армии, поглощается ими. Они получают наилучшее молоко, хорошие постели, удобные помещения и в придачу ласки наших дам. Это просто издевательство.

   Ричард Карнби. Когда-то люди действовали последовательней. Истребляли без остатка. Вы протестуете? Скажите мне тогда: воюете вы или нет? Я понимаю духоборов, квакеров, противников всякой войны. Они безумны, однако они логичны. Но когда веришь в войну, зачем прятаться от ее последствий? Вы идете войной на народ, лишаете его отечества и воображаете, что он сделается потом нашим другом? Он будет думать только о том, как бы отомстить вам. Единственная прочная победа - это полное вытеснение одной расы другой, уничтожение ее с лица земли. Никаких раненых! - И будем откровенны: мы теряем слишком много времени и денег на уход за нашими собственными больными. Мы связываем себя всеми этими больницами и походными госпиталями. Они только ослабляют размах войны. Да и раненым вы окапываете плохую услугу: искалеченный человек уже не человек; лучше бы ему было умереть.

   Миссис Симпсон. Ах, какой вы любитель скверных парадоксов! Пейте лучше чай, тогда вы по крайней мере замолчите.

   (Дверь приотворяется. На пороге показывается маленький Давид, с пальцем во рту, и разглядывает общество. Один Клиффорд, сидящий в стороне от других и не принимающий участия в разговоре, замечает его; он делает ему знак, подзывает его, манит, показывая кусочек сахара. Мальчик колеблется, потом медленно подходит с таким же диким видом и не вынимая пальца изо рта. Клиффорд ставит его между колен, дает ему сахар, ласкает, смотрит на него.)

   Льюис Браун. Посмотрите-ка, миссис Симпсон.

   Миссис Симпсон. Ах, милашка, какой он хорошенький! Какие чудные волосы! Дайте его мне.

   (Все толпятся вокруг ребенка, который отбивается.)

   Давид. Нет! Не пойду к вам!

   Симпсон (Клиффорду.) Он вас избрал своим фаворитом.

   Майлс. Еще бы! Он кормит его конфетами.

   Льюис Браун. Какой коварный!

   Мисс Симпсон. На, мой ангельчик! (Пичкает ребенка пирожным.)

   Симпсон. Как тебя зовут?

   Давид. Давид.

   Миссис Симпсон. Ах какое прекрасное имя, прекрасное имя! Ты знаешь, кто был Давид? (Ребенок утвердительно кивает головой.) Да? - Вот как хорошо, ты милый ребенок. Ну, расскажи, кто был Давид? Нет? не хочешь? - Значит, ты не знаешь, кто был Давид.

   Давид. Нет, я знаю.

   Миссис Симпсон. Тогда расскажи.

   Давид. "... Давид сказал филистимлянину: ты идешь против меня с мечем и копьем и щитом; а я иду против тебя во имя господа Саваофа, бога воинств израильских, которые ты поносил. Ныне предаст тебя господь в руку мою, и я убью тебя, и сниму с тебя голову твою, и отдам трупы войска филистимского птицам небесным и зверям земным, и узнает вся земля, что есть бог в Израиле".

   (Мальчик говорит с запинками, но убежденно; глаза горят злобой; окончив, он ударяет кулаком. Воцаряется молчание. Клиффорд разжимает колени и выпускает его. Остальные хмурятся: Только миссис Симпсон, не вышедшая из своего блаженного состояния, кричит: "Браво" и аплодирует; но вдруг замечает молчание остальных и умолкает; она смутно понимает смысл сцены, но не желает понять.)

   Клиффорд. Уходи.

   (Мальчик пятится к двери и убегает.)

   Грехем. Гадина!

   Миссис Симпсон. Очаровательный мальчик. (Не встречая отклика, переводит разговор на другую тему.) O! Я так довольна, что мы пришли сюда. Мы сделаем здесь столько добра!

   Симпсон. Мы уже делаем его.

   Миссис Симпсон. Нам нужно многому научить их.

   Лоренс. Да, очень многому. Они чертовски невежественны.

   Миссис Симпсон. Тем лучше. Такое наслаждение приносить бедным отсталым народам культуру, мораль и слово божье.

   Майлс. О! Что касается библии, то, мне кажется, они знают ее достаточно.

   Миссис Симпсон. Да, но не понимают.

   Льюис Браун. Мы им растолкуем.

   Миссис Симпсон. Мы научим их смотреть на всех людей, как на братьев. Разве не возмутительно их обращение с бедными неграми? (Офицеры относятся довольно сдержанно к этой критике.) Вы не согласны со мной? Сэр Льюис...

   Льюис Браун. Конечно, конечно. Затем-то мы и пришли сюда.

   Карнби. Первым делом научите их опрятности; они в ней очень нуждаются.

   Майлс. А мы еще больше.

   Симпсон. И комфорту.

   Миссис Симпсон. И красоте! - Мы устроим школы. Мы повсюду потоками разольем свет. О! Я упиваюсь добром, которое мы здесь сделаем. Какое счастье чувствовать, что служишь великому делу! Не правда ли? Да, "Англия - современный Израиль, на которого возложена богом особая миссия!"*

  

   * Речь доктора Уотсона, шотландского евангелического исповедания, (Прим. автора.)

  

   Льюис Браун. Это правда, что "ни одной нации не представляется столько случаев научить истине другие страны"*.

  

   * Речь архиепископа Кентерберрийского. (Прим. автора.)

  

   Симпсон. Они часто бывают так неблагодарны по отношению к нам.

   Клоддс. Повсюду наталкиваешься на тупой фанатизм.

   Миссис Симпсон. Ничего не значит. Надо исполнять свой долг. С нами Христос.

   Льюис Браун (вставая с рюмкой ликера в руке). За его победу!

   Карнби. За нашу победу!

   (Они поднимают бокалы.)

   Миссис Симпсон. О! Посмотрите! Пианино! - Лоренс, вы так чудесно играете, сыграйте нам, пожалуйста, что-нибудь, чтобы отпраздновать этот великий день!

   Лоренс. С удовольствием, но вы споете.

   Миссис Симпсон. О! нет, не сегодня. Я ужасно охрипла.

   (Лоренс садится за пианино и начинает играть.)

   Миссис Симпсон (хлопая в ладоши). Гендель! - О! Это такая волнующая музыка! - Гендель в этих местах! Это как... как... огненный столб, который двигался впереди народа израильского и освещал ему путь в пустыне.

   Симпсон. За торжество света!

   Льюис Браун. За цивилизацию! (Вдали залп взвода, расстреливающего осужденного.)

   Миссис Симпсон. Что это за треск?

   Клиффорд. Это эхо.

   Льюис Браун (к Карнби). А! Это...

   Миссис Симпсон. Что?

   Майлс. Ничего.

   Миссис Симпсон (предлагая чай). Еще чашку, маршал?

   Клиффорд. Мерси. (Поднимается и подходит к окну.)

   Грехем. За отечество!

   Льюис Браун. За империю!

   Ричард Карнби. За покорение земли!

   Клиффорд (в сторону). Земли - шести футов земли.

  

  

   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  

   На передовых позициях. - Вдали необозримая песчаная равнина, усеянная низкорослым кустарником, которая поднимается и опускается широкими волнами возделанной земли и высоких трав, подобно римской Кампанье. Место действия - гребень одной из тех волн, kopje, образованной нагромождением обломков железной руды, между которыми пробивается местами папоротник и серебристый чертополох. Оттуда часовые наблюдают над невидимой публике ложбиной, где расположен лагерь для женщин и пленных. - На горизонте волнистая линия холмов, напоминающая дюны. - Направо сторожевой щит. На первом плане Оуэн и молодой солдат Алан разговаривают, жуя хлеб. Офицеры и репортеры поднимаются на вершину kopje и обозревают местность в бинокль. Солдаты подгоняют толпу пленных по тропинке, спускающейся с kopje к лагерю.

  

   Солдаты (подталкивая пленных) Ну, ну, пошевеливайся! Никак не заставишь двигаться быстрее эту тупую скотину.

   Оуэн. Еще пленные. Куда вы их ведете, товарищи?

   Солдаты. Само собой в голодный лагерь.

   Оуэн. Он переполнен до отказа.

   Солдаты. Каждый день столько же убывает народа, сколько и прибывает.

   Алан. А откуда эти?

   Солдаты. С ферм, к северу от города. Мы очистили окрестности. Эти негодяи держали неприятеля в курсе всех операций; они снабжали его продовольствием. Не говоря уже о том, что каждый день мы находили поблизости развинченные рельсы. А этого паршивца я захватил на телеграфном столбе, когда он перепиливал провод. Мы сожгли фермы. Теперь они присмиреют.

   Алан. Это фермы горят там?

   Солдаты с поста. Почему их не расстреливают? Скорей бы все кончилось.

   Солдаты (подталкивая пленных женщин). Вперед!

   Женщина (держащая мальчика, укапывает ему на солдата). Запомни.

   Десятилетний мальчик. Дайте мне ружье, я уложу вас.

   Алан (охваченный внезапным порывом сострадания, приближается к одной из женщин и сует ей в руку кусок хлеба, который только что ел). Пожалуйста, возьмите, мадам.

   Женщина (с ненавистью швыряя хлеб на землю). Не желаю твоего хлеба!

   Солдат (Алану). Спятил ты, что ли? Отдавать свой хлеб этим стервам!

   Оуэн. Это не запрещается. А если он не голоден?

   Солдат. Если у него нет аппетита, пусть отдаст мне, я съем. Надо быть дураком, чтобы отдавать свой хлеб врагу, вместо того чтобы подумать о товарищах. Ведь давно уже приходится животы подтягивать. Половина корма уходит на пленных. Ей богу, попадись они в мои руки, уж я бы позаботился об их пропитании.

   Алан (Оуэну). Увидя ее, я вспомнил бедную мою старушку-маму. Ей может быть тоже сейчас есть нечего.

   Оуэн. Как они озлоблены против нас!

   Алан. А ведь я ничего худого ей не сделал.

   Солдат (подбирая хлеб). Ты не будешь есть?

   Алан. Нет.

   Солдат. Спасибо.

   (Обтирает хлеб и с жадностью ест. На вершине kopje появляются Лоренс и Клоддс и обозревают местность.)

   Лоренс. Они вне себя. Вся страна поднялась после прокламаций.

   Клоддс (указывая на лагерь внизу). Там они притихнут.

   Лоренс. Какая тишина! Что они делают?

   Клоддс. Молятся, спят, умирают.

   Лоренс. Много умирает?

   Клоддс. Спросите у доктора.

   Майлс (подходит). Гм! Питание недостаточно, гигиена никуда не годится, помещение примитивное, ручьями льет ледяной дождь, и вода скопляется в этой ложбине. Как же тут не свить гнездо эпидемиям?

   Лоренс. Почему же не подумали об этом раньше?

   Майлс. Предполагалось, что лагерь будет временный.

   Пленные должны были оставаться в нем день-два, а потом переправляться в город, отдаленный от центра военных операций. Но нас известили, что тюрьмы и госпитали переполнены. К тому же, дороги не безопасны; по ним часто прогуливается неприятельская кавалерия. Надо подождать.

   Лоренс. Можно было еще несколько дней оставить их у себя дома.

   Клоддс. Едва повернешься к ним спиной, они уже сносятся с неприятелем.

   Лоренс. Знаю. Но если установить надзор?

   Клоддс. Пришлось бы установить надзор за всей страной. При расстояниях между их фермами армия оказалась бы рассеянной на пространстве в несколько миль. Неприятелю ничего не стоило бы захватить нас врасплох.

   Лоренс. Это верно.

   Майлс. Я делаю все, что в моих силах. Сейчас я оттуда. Я провел там полдня. Их кормят, насколько хватает запасов, и за ними ухаживают, как если бы это были наши. - Но во всем недохватка.

   Симпсон (подходит). Бросьте. Им гораздо лучше, чем дома*. Известно ли вам, Лоренс, что каждый из этих бездельников обходится нам по десяти шиллингов в неделю? За шесть месяцев мы израсходовали 480 000 фунтов на содержание 40 000 женщин и детей, размещенных по различным лагерям и снабжаемых всем: пищей, жилищем, одеждой, одеялами, врачебной помощью. Всем, вплоть до школ! Миссис Симпсон уже сегодня начала заниматься с ними по-английски. - И они еще жалуются! - Презренные лжецы! Мы из кожи лезем, чтобы помочь им. Мы тратим на жен и детей наших врагов больше, чем на честных английских граждан. Эти лодыри пируют за наш счет.

  

   * Мисс Фелпс, сестра милосердия. Ответ мисс Гобгаус ("Fimes", 27/IX 1901). (Прим. автора.)

  

   Клоддс. Факт тот, что Англия впервые берет на себя заботу о прокормлении жен и детей своих врагов. Подобных вещей еще не было видано в истории.

   Симпсон. "Мы очень умеренны. Весь мир находит нас слишком умеренными. Наша доброта делает нас смешными"*.

  

   * Чемберлен. Речь 24 августа 1889 г. (Прим. автора.)

  

   Лоренс. Вы правы. Но все-таки они умирают сотнями.

   Симпсон. О! Вы преувеличиваете!... Впрочем смертность у них всегда была высока. Они так грязны! Нищие наших европейских трущоб джентльмены наряду с ними. Дети гниют в грязи. Их следовало бы мыть насильно, как собак.

   Майлс. Гигиена с помощью пушечных выстрелов.

   Клоддс. Как ни как, война. Если они недовольны, пусть заключают мир: ничего лучшего нам не надо. Это верное средство положить конец всем невзгодам.

   Майлс (при виде приближающегося Карнби). Если только не прибегнуть к методу нашего друга Карнби: массовому истреблению.

   Ричард Карнби (подходит с другим репортером). Разумеется; это вполне по-библейски: убивать мужчин, насиловать женщин.

   Майлс. Право, в следующую войну можно будет организовать полк из поэтов. Только они в наши дни могут еще воскресить подвиги Аттилы.

   Ричард Карнби. Я провел только что дни часа в лагере. Настоящий Дантов ад. Посмотрите, мы с Флегом сделали несколько моментальных снимков.

   Майлс. Пошлете в вашу газету?

   Флег. Я думаю! Это целое состояние! (Смотрит и сравнивает снимки.) Вот этот превосходен.

   Лоренс (с отвращением). Идем отсюда, Клоддс. Не понимаю, что за удовольствие могут они находись в этой грязи. Они производят на меня впечатление воронов, кружащихся над падалью.

   Клоддс. И этот лысый рахитик, маленький, сутулый, близорукий, неврозный, еще рассуждает о насилиях и убийствах!

   Лоренс. Хочет быть страшилищем, а только смешон.

   Клоддс. Как вы думаете, Лоренс, не проехаться ли нам верхом по полям, чтоб немного встряхнуться?

   Лоренс. Запрещено.

   Клоддс. Знаю сам. Что за важность! Организуем rallie-paper!

   Лоренс. Наши лошади еле волочат ноги.

   Клоддс. Пустое! Хотите держать пари...?

   Лоренс. Ладно. Пригласим этих дам.

   Клоддс. Кстати!.. Вы знаете, что бедняга Паркер не оправится от своей раны?

   Лоренс. Вы его видели?

   Клоддс. Нет, у меня не было времени. Но Майлс говорил, что его песенка спета.

   Лоренс. Кто будет назначен на его место?

   (Небольшая пауза.)

   Клоддс. Ах! Начались бы уж наконец бои!

   Симпсон (таинственно). Терпение, молодые люди. Скоро вы будете удовлетворены.

   Клоддс. Что-нибудь новое, полковник?

   Симпсон (так же). Маршал готовит им блюдо по своему рецепту.

   Лоренс. Можно узнать?

   Симпсон. Увидите, увидите.

   Клоддс Вот это приятная новость!

   (Все трое пожимают друг другу руки. Издали раздается крик.)

   Лоренс (наблюдает лагерь). Взгляните, Клоддс, на этих воскресающих мертвецов, на эти призраки, восстающие из могил. Куда это они смотрят?

   Клоддс (подходит к Лоренсу и смотрит). Это маршал проходит через лагерь.

   (Буря голосов вдали.)

   Голоса из лагеря. Ирод! Ирод!

   Лоренс. Они его поносят.

   Симпсон (недовольно). Ему не следовало бы показываться там.

   Клоддс. Он медленно подвигается среди рева и угрожающе поднятых рук.

   Лоренс. Его не разжалобишь.

   Симпсоя (недовольно). Так не годится. Его место не там.

   Майлс. Они растерзают его.

   Ричард Карнби. Экая дрянь! Видели? Она бросила в него грязью!

   Солдаты. Подлая тварь!

   (Один из солдат прикладывает ружье к щеке.)

   Ричард Карнби. Ну, стреляй же!

   (Среди угрожающих криков Клиффорд показывается я глубине сцены, поднимаясь по склону kopje. Он отводит палкой наведенное дуло ружья. Невозмутимо счищает с себя грязь. Солдаты берут "на караул". Он отдает честь.)

   Клиффорд (направляясь к Майлсу). Вы посетили лагерь, доктор? Что вы думаете предпринять?

   Майлс. Слишком много следовало бы предпринять.

   Клиффорд. Самое неотложное.

   Майлс. Все неотложно.

   Клиффорд (Лоренсу). Распорядитесь вырыть канавы, чтобы отвести воду, которая протекает в палатки. Вы мобилизуете все здоровые рабочие руки среди заключенных.

   Симпсон. Никогда они не согласятся работать, даже ради собственного блага. Страдания для них вопрос чести.

   Клиффорд. В таком случае вы возьмете команду солдат (Знаки недовольства среди солдат.) Что касается пайков - они недостаточны; я уже сказал вам, чтобы вы купили на мои деньги все, что сможете достать.

   Солдаты (недовольно). Все для них.

   Майлс. Самое худшее - это скопление такой массы народа.

   Клиффорд. Вечно бессмысленные перегибы при выполнении моих приказов. - Кто велел привести эту новую партию женщин и детей?

   Симпсон. Генерал Грехем.

   Клиффорд (подавляет гневный жест). Я приказал заключать в лагерь только тех, кто открыто действует против нас.

   Симпсон. Все настроены к нам враждебно. Они даже перестали скрываться. Они всячески стараются провоцировать нас с тех пор, как обнародована прокламация.

   Клиффорд. Да, все они приносят себя в жертву, чтобы сделать меня ненавистным. Несчастные! Я это предвидел. - Пусть будет так. Мне что за дело? (Новая толпа пленных проходит по сцене.) Еще! (Пожимает плечами и оборачивается к пленным, которые нагло смотрят на него в упор.) Это не здешние. (Молодому человеку с очень смуглым цветом кожи, тонким безбородым лицом и умными горящими глазами.) Кто вы?

   Пленный. Итальянец. Из области Риччотти.

   Клиффорд. Почему вам не сиделось на родине?

   Пленный (дерзко). А вам?

   Клиффорд. Италия не враждебна Англии.

   Пленный. Все, что несправедливо, враждебно мне.

   Клиффорд. Вам хватило бы работы на родине.

   Пленный. Я боролся и там. Изгнанный из моего отечества, я служу ему, защищая угнетенных. Мое отечество всюду, где попрана свобода.

   Клиффорд. Откуда вы?

   Пленный. Сицилиец. Из Кальтанизетты.

   Клиффорд. Я знаю вашу родину. - Я был там много лет назад с вашим Гарибальди.

   Пленный. Вы? - Вы были с нами? - А теперь?

   Кляффорд. Прошли те времена. Это была безумная вера в возрождение мира. Мир не изменился и никогда не изменится. Вы запоздали на полвека. Теперь нации оспаривают друг у друга вселенную. Горе тому, кто слагает оружие и на миг поддается сантиментальности!

   Пленный. Что мне до ваших наций! Я гражданин мира. Я объявляю войну вашей дряхлой, обагренной кровью Европе! И пусть погибнет цивилизация, если во имя нее должны совершаться преступления!

   Клиффорд. Такую тяжелую машину не остановишь, бросившись под ее колеса.

   Пленный. Пусть она раздавит меня! Но никто не увидит меня ренегатом подобно вам, и никогда не подниму я оружия против моих убеждений.

   Клиффорд. Говорите более рассудительно. Вы ребенок. Вам все это легко. Вы ни с чем не связаны, не признаете никаких законов. Вы не утруждаете себя мыслью ни о последствиях ваших поступков, ни о том, принесут ли ваши безрассудные действия какую-нибудь пользу делу, которому вы служите. Когда-то я был таким же, как вы. Придет время, и вы станете таким, как я.

   Пленный. Никогда.

   Клиффорд. Время уравнивает все. Время гнет, изнашивает, стирает все. - Дайте мне слово, что вы не убежите. Вы свободны.

   Пленный. Даю вам слово, что употреблю все усилия, чтобы убежать.

   Клиффорд. В таком случае, вы будете препровождены в Кептаун, где с вами будет поступлено по закону.

   (Берет под козырек. Пленного уводят.)

   Симпсон. И чего эти иностранцы не видели в Африке? Удивительная мания соваться в чужие дела!

   Клиффорд (Майлсу). Он счастлив. И я был таким, Майлс. Для меня мало значило, согласны ли мои действия с интересами государства или с разумом. Я был послушен только инстинкту. Как легко подчиняться своему сердцу, и как трудно действовать без всякой страсти! Как ненавидеть, когда ты не молод? И как сражаться, когда нет ненависти?

   Майлс. Служба, маршал.

   Клиффорд. Чиновником надо родиться.

   (Дебора с мальчиком появляется перед маршалом)

   Клиффорд. Зачем вы пришли, сударыня?

   Дебора. Я пришла занять свое место среди моего народа; я требую, чтобы меня заключили в лагерь вместе с остальными.

   Клиффорд. Я не вижу никаких оснований уступить вашему желанию.

   Дебора. Я имею право на такое же обращение как и остальные.

   Клиффорд. Упаси боже! Я ваш гость. Я буду защищать вас от невзгод войны, насколько это будет в моих силах.

   Дебора. Не желаю привилегий. Бесчестно находиться в безопасности, когда другие страдают.

   Клиффорд. Было бы бесчестно с моей стороны согласиться на вашу просьбу. Вы не понимаете, чего домогаетесь. Неужели вы хотите подвергнуть опасности жизнь вашего ребенка?

   Дебора. Значит вы признаете, что послали этих невинных людей на верную смерть?

   Клиффорд. Я не обязан объяснять вам мое поведение. Милость или немилость - я так хочу, и этого довольно. Воля победителя закон для побежденного.

   Дебора. Пусть же этот, железный закон обернется когда-нибудь против вас!

   Клиффорд. Мы всегда готовы к превратностям судьбы. Раз вы не можете изменить судьбу, покоритесь.

   Дебора. Никогда мы не примиримся с гнусным насилием, попирающим наши права.

   Клиффорд. А вы? Разве вы сами никогда не злоупотребляли силой? Разве эта земля ваша? Разве не принадлежала она другим, когда вы пришли сюда? И разве вы отнеслись с большим уважением к правам ее владельцев?

   Дебора. Каких владельцев?

   Клиффорд. Тех негров, которых вы поработили.

   Дебора. Что мне за дело до этих рабов? Какое отношение между ними и нами?

   Клиффорд. Они тоже люди.

   Дебора (пожимая плечами). Что за нелепость!

   Клиффорд. Они тоже страдали.

   Дебора. Речь идет не о чужих страданиях, а о том, что страдаем мы.

   Клиффорд. Все от бога. Склонитесь перед его волей.

   Дебора. Только на него я и надеюсь. Он отмстит за нас.

   Клиффорд. Но ведь он же и поразил вас.

   Дебора. Неправда! Господь с нами.

   Клиффорд. Он и с нами тоже. Его имя начертано на наших знаменах.

   Дебора. Это не наш бог. Ваш бог - не бог. Вы подвергаете гонению бога, но он восторжествует, он сокрушит вас, раздавит, как солому под колесами телеги.

   Клиффорд. А если ваша вера обманывает вас? Если бог вас оставил?

   Дебора. Это невозможно. Тогда бы не было бога!

   Клиффорд. Кто знает?

   Дебора. Тогда остались бы мы. Бомбардируйте наши города, опустошайте нашу землю, уничтожьте все наше мужское население, насилуйте женщин и девушек. Их дети, ваши дети отомстят за нас*.

  

   * "Вы можете бомбардировать наши города и разрушать наши деревни, убивать молодых людей, стариков и детей. Вы замирите Африку, как три века тому назад Кромвель замирил Ирландию. Наступит тишина, но это не будет мир. Уничтожьте, если можете, все мужское население. Довольно, если останется пять тысяч беременных африканских женщин: они восстановят народ, который вы считали уничтоженным". Оливия Шрейнер. (Прим. автора.)

  

   Клиффорд. Сударыня, прошу вас, не приобщайте к нашей ненависти эти невинные существа. Храните их души вдали от наших горестей, и без того они слишком рано узнают их. (Наклоняется к мальчику, который, освоившись с ним, смотрит на него и играет темляком его сабли.)

   Дебора. Не троньте его. Вы убили его отца.

   Клиффорд. Не будьте так жестоки; перед нами несчастный, который обнимает несчастного.

   (Садится на откос и берет ребенка на колени. Разговор происходит в стороне от других.)

   Дебора (помолчав, более тихим голосом). Отчего умер ваш ребенок?

   Клиффорд. От дифтерита.

   Дебора. И жена тоже? (Клиффорд утвердительно кивает.) Она умерла раньше, чем он?

   Клиффорд. Нет, пережила его.

   Дебора. Несчастная женщина! (Клиффорд целует ребенка.) Вы знаете, что такое страдание. Скажите, как хватает у вас жестокости причинять его другим?

   Клиффорд. Мы не вольны в поступках. Нас винят в них потому, что мы являемся начальниками. И чем выше наша должность, тем полнее наше подчинение.

   Дебора. Я не принимаю этих жалких оправданий. Каждый отвечает за свои поступки. Вы сами говорили это. Лучше уж я буду ненавидеть вас, чем презирать.

   Клиффорд. Я принимаю ответственность за свои действия; но приказ исходит не от меня, он исходит от отечества. Я солдат, и я повинуюсь.

   Дебора. Разве вы отказались от прав человека, став солдатом? Мне об этом говорили: все ваши армии таковы. Воля командира - вот их единственный закон. Если командиру вздумается дать им приказ убивать своих братьев, то европейские солдаты, говорят, исполнят его без колебаний. И вы смеете утверждать, что несете нам цивилизацию? Мы свободнее вас. Мы признаем только одного господина: нашу совесть.

   Клиффорд. Мир не так прост, как вам кажется. Ваш кругозор ограничен этими пустынными пространствами, где человек царит, никем не стесняемый в своих действиях, разве только богом. Вам не знакомы человеческие муравейники, большие европейские государства, где человек тонет в массе других людей. Над законами индивидуальной совести стоят законы нации, и тщетны попытки личности сопротивляться им. Она будет раздавлена, и другие возьмут на себя ее обязанности. Не будь меня, на моем месте был бы другой, который быть может пользовался бы своей властью еще более жестоко, чем я.

   Дебора. Люди позволяют себе любые подлости под тем предлогам, что препятствуют худшему злу и делают немного добра. Эта умеренная доброта злейший из пороков, ибо она развращает слабых. Все или ничего! Враги или друзья! Преступление имеет степени; но и самое маленькое преступление есть преступление.

   Клиффорд. Прощайте, сударыня. (Холодно кланяется.)

   Дебора. Нет, это невозможно! Вы лучше ваших поступков. Вы принуждаете себя быть жестоким. Ради бога! Вы не совершите этой гнусности, вы не уничтожите честный народ. Помните, что от вас зависит привести к молчанию последние голоса, которые еще кричат о справедливости, от вас зависит убить последнюю свободную армию.

   Клиффорд. Неужели вы думаете, что эти массы приводятся в движение моей волей? Я ими руковожу, но они увлекают меня. Если бы даже я имел безрассудство думать так, как вы, то и тогда в моей армии переменил бы убеждения только один солдат.

   Дебора. Если вы не можете помешать преступлению, по крайней мере не совершайте его сами.

   Клиффорд. Довольно, сударыня, мы не можем понять друг друга.

   Дебора. Нет, вы понимаете, вы понимаете... (Берет его за руку... Они молча смотрят друг на друга.) Во имя ваших покойников!

   (Клиффорд отворачивается, не произнося ни слова.)

   Дебора (хватает ребенка и подносит его к самому лицу Клиффорда). Смотри на него, смотри на убийцу твоего народа! Смотри хорошенько, чтобы запомнить навсегда, и когда ты умрешь, возопи против него и против его сына к господу вместе с тысячами невинных, умерщвленных подобно тебе!

   Клиффорд (Клоддсу). Отведите их домой.

   Дебора. Дайте мне пойти с моими братьями. (Клиффорд, не говоря ни слова, делает знак Клоддсу.)

   Дебора. Берегитесь: для вас будет лучше, если я буду заключена в этом лагере.