Главная » Книги

Потехин Алексей Антипович - Закулисные тайны, Страница 2

Потехин Алексей Антипович - Закулисные тайны


1 2 3 4

nbsp;Авдотья Алексеевна.
  Ну, это ничего... Это еще тем лучше... Значит, еще мало и искателей... Да
  притом полгода пройдет в хлопотах, в приготовлениях к свадьбе - и не
  увидишь... Так, пожалуйста, мой друг, потрудись, разузнай об этом
  хорошенько... Ну, и о нас их приготовь... Скажи так, что вот есть у тебя
  богатые родственники Сукодавлевы... что у них хорошее состояние... Много
  леса около Москвы... тысяч на сто... Скажи, что вот они, дескать, каждый год
  приезжают на зиму в Москву и живут открыто... что знакомы с самыми
  лучшими аристократическими семействами... Вот с графиней Шатору, с
  князем Каплевадзи, с сенатором Полуберестовым, с генеральшей
  Треножкиной... Словом, скажи, приняты в самых лучших домах... Скажи, что
  семейство небольшое: всего сын и дочь... следственно, почти все состояние
  после моей смерти достанется сыну... Ну, и о Поле скажи... Скажи, что вот он
  служит в гусарах... Что их полк самый нарядный и дорогой... Ведь один
  мундир теперь у Поля, мой дружочек, чего стоит... Он же не любит, чтобы это
  на нем было сделано кое-как... Он любит, чтобы на нем все было в отличном
  виде... Иные вон делают шпоры аплике, или накладного серебра, а у него
  чистые серебряные... Шнуры все, избави Бог, чтобы были не золотые... Одни
  петли на кафтане, так что-то очень дорого стоили... И ведь это, мой дружочек,
  надо знать: вот сукно палевое, на кивере... ведь, кажется бы, что такое?... А
  Поль сделал себе кивер, разумеется, из такого же палевого сукна, но это
  какое-то особенное сукно, особенного нежного цвета, так что, если уж он
  поставит свой кивер на стол, рядом с другим, так уж сейчас видно
  сукодавлевский кивер... сейчас отличишь... А ведь все это, мой дружок, если
  рассчитать, чего стоит?!... Так ты, пожалуйста, все это передай, разумеется так,
  как от себя... И потом устрой как-нибудь вечерок у себя, чтобы Дроздова была
  с дочерью, и мы приедем... Сделай милость, мой дружок: я по-родственному
  прошу тебя... зная, как ты меня любишь... Можно это, мой дружочек?...
  
  Александра Семеновна.
  Извольте, тетенька... Я приглашу их...
  
  Авдотья Алексеевна.
  Да это тебя не стеснит?.... Не будет для тебя затруднительно, что мы все
  приедем?...
  
  Александра Семеновна.
  Помилуйте... мне очень приятно...
  
  Авдотья Алексеевна.
  Нет, да может быть насчет расходов... Впрочем, ты не делай никакого
  угощения, даже десерта не покупай... Мы так приедем - запросто, только чаю
  напиться и вечерок посидеть... Пожалуйста, ты ничем себя не затрудняй...
  
  Александра Семеновна (вспыхнув).
  Уж это предоставьте мне, тетенька...
  
  Авдотья Алексеевна.
  Нет, да зачем же мой дружочек... Я не хочу тебя обременять... Вы люди
  небогатые... вам надо себя рассчитывать... (Александра Семеновна опять краснеет и с
  досадой хмурит брови.) Ты не обижайся, мой дружочек, Сашенька, я тебе по
  родству говорю - бесцеремонно... Я с тобой... (В прихожей слышится шум, бряцание
  шпор и сабли.) Вот, верно и Поль приехал...
  
  Павел Васильевич (входя).
  А, кузинушка! вы здесь... Bonjour, maman... Barbe (Протягивает руку Варваре
  Васильевне.) Ну-с, кузинушка, как вы поживаете?
  
  Александра Семеновна.
  Ничего...
  
  Павел Васильевич.
  Я полагаю, все любезничаете со своим возлюбленным супругом?... Да?... Я к
  вам все собираюсь как-нибудь завернуть... Но, ей-Богу, некогда... То есть меня
  просто нарасхват... сегодня обедать, завтра на пикник, там раут, тут бал, partie
  de plaisir за город на тройке... Ну, решительно отдыха не знаю... Даже
  надоело...
  
  Авдотья Алексеевна.
  Ну, батюшка, еще рано надоесть... Молод еще... Надобно и обществу
  послужить... Тебя же так все любят...
  
  Павел Васильевич.
  Нет, maman, надоело, - говорю вам буквально... Знаете, приелось как-то...
  Право!... Вот и сегодня, сейчас... Зиночка Кучерова пристала - проводи ее в
  манеж... Она начала учиться верховой езде... Ну, знаю, хочется себя в амазонке
  показать... Ну, для чего? "Ведь не женюсь на тебе", думаю про себя... Пожалуй,
  показывай что хочешь... У меня, кузинушка, положено: или пятьсот душ, или
  полтораста тысяч - женюсь, нет - мимо!... Я положил себе законом... Ну,
  пристала: поедем!... поедем!... Ну, видел амазонку... Ну, дрянь амазонка... Села
  на лошадь, поскакала, вздумала перескочить через барьер - хлопнулась... Ну,
  видел... а ничем не возьмешь - не женюсь!... Сто, полтораста душ... хоть через
  голову кувыркайся - не возьму... А надоело, ужасно надоело... хочется
  остепениться... соединить себя узами... Мирный кров, любовь, жена, дети,
  дружеский круг, избранное знакомство, бал два раза в год... да такой бал,
  чтобы говорили о нем полгода, чтобы соединить на нем все хорошее, все
  изящное... Вот мои мечты...
  
  Александра Семеновна (с улыбкой).
  Ваши мечты недурны...
  
  Павел Васильевич.
  Ну-с... прошу извинить: на меньшее не пойду... А у меня к вам, кузинушка,
  просьба...
  
  Авдотья Алексеевна.
  Я уж говорила Сашеньке: она обещала похлопотать... И когда-нибудь мы
  пожертвуем вечерком и съездим к ней, а она пригласит к себе также и
  Дроздовых...
  
  Павел Васильевич.
  Пожалуйста, ma belle cousine... Удружите... Анеточка - девушка
  хорошенькая... Ну, а с мамашей ее (двусмысленно улыбается и делает выразительную
  гримасу) мы знакомы. Я полагаю, она будет довольна иметь меня своим сыном...
  Ха-ха!... Если вы мне, кузинушка, поможете устроить это дело, я-с даю вам
  слово крестить у вас первого дитятю, который у вас родится... Ха-ха-ха!... Чего
  же конфузиться?... Ну-с, а теперь пока позвольте поцеловать вашу
  хорошенькую ручку... (целует руку Александры Семеновны.) А Анеточке вы скажите,
  что ею интересуется один человек, гусар... Ну, и опишите ей меня... так, каким
  вы меня знаете... Не прибавляйте ко мне ни одной лишней черты... Я-с лишних
  похвал не прошу... Описывайте меня таким, каков я есть...
  
  (Входит Прохор с картонками в руках.)
  
  Авдотья Алексеевна.
  Ах, вот и Прохор... Ну, что, мой милый, все достал?...
  
  Прохор.
  Все-с...
  
  Авдотья Алексеевна.
  Никто не отказал?
  
  Прохор.
  Никто-с...
  
  Авдотья Алексеевна.
  Ну, я очень рада... Давай же, мой милый, давай... Да поосторожнее...
  Аринушка, дай чистую салфетку на стол... А казак - принес?
  
  Прохор.
  Принес-с... Только графиня приказали просить, чтобы сегодня же им изволили
  прислать назад, как можно поскорее...
  
  Авдотья Алексеевна.
  Сейчас, сейчас... (Вынимает чепчик). Ах, какой хорошенький чепчик!... Ах, какая
  прелесть!... Посмотри, Сашенька. (К Павлу Васильевичу.) А ты, батюшка, отойди,
  пожалуйста, со своей папироской...
  
  Павел Васильевич (усмехаясь).
  Да полноте, maman, чего уж вы так боитесь...
  
  Авдотья Алексеевна.
  Нет, нет, пожалуйста подальше... Еще как-нибудь пепел уронишь... Ну,
  Варенька, надо снять фасон...
  
  Варвара Васильевна.
  Мамаша, выньте казак поскорее... Дайте взглянуть...
  
  Авдотья Алексеевна.
  Ах, да, казак... Да, его надобно снять поскорее... (К Прохору.) Поди же, мой
  милый, беги скорее к нашей мастерице - скажи ей, чтобы она скорее
  приходила сюда... Или, лучше, туда-то добеги, а оттуда возьми извозчика за
  гривенник, и привези ее с собой...
  
  Прохор (переминается).
  
  Авдотья Алексеевна.
  Что же стал?... Беги, беги скорее... Надо, чтобы она успела фасон посмотреть и
  вымеряла...
  
  Прохор (робко).
  Щи принесли... Я бы только перекусил...
  
  Авдотья Алексеевна.
  Скажите, скажите, Павел Васильевич, как вам нравится... а? Не успеет он после
  наесться...
  
  Павел Васильевич.
  (с нахмуренными бровями, медленно подступая к Прохору, грозным голосом).
  Что-о?
  
  Прохор (сконфузившись и оробев).
  Я.. ничего-с... Я так только... думал, что щи принесли, так... Я сейчас-с
  сбегаю-с.
  (Пятится к дверям, робко посматривая на Павла Васильевича.)
  
  Павел Васильевич.
  То-то... Разговоры... Живо марш, марш... (Прохор скрывается за дверями.) Деревней
  запахло... Щей анафеме захотелось. (Хохочет.)
  
  Авдотья Алексеевна.
  Ну так, Варенька, садись, снимай чепчик... Сашенька дружочек, помоги ей...
  Ну, а мы с тобой, Аринушка, снимем казак... Нет ли бумажки?...
  
  Арина Афанасьевна.
  Да бумага-то газетная вся вышла, сударыня...
  
  Авдотья Алексеевна.
  Ах, как же ты это не позаботилась... Такие вещи всегда должны быть под
  рукой... Ну, поди, сходи к коридорному... Попроси у него... Верно, есть
  какие-нибудь старые газеты... Ах, Боже мой, я и не спросила Прошку, заходил
  ли он к Гусевой насчет цветов... А ты бы, Поль, пока мы здесь займемся...
  походил бы по коридору; может быть, познакомился бы с кем-нибудь...
  
  Варвара Васильевна (конфузливо).
  Ах, Поль, душка, разузнай хорошенько, кто такой в девятом номере стоит...
  Пожалуйста, милый..
  
  Павел Васильевич.
  Можно... Шваль, я думаю, какая-нибудь...
  (Насвистывая уходит.)
  
  (Аринушка приносит несколько листов газетной бумаги).
  
  Авдотья Алексеевна.
  Ну, вот достала... Давай же, давай скорее...
  (Раскладывает на столе казак и начинает вырезывать выкройку.)
  
  Варвара Васильевна.
  Снимает фасон чепца. Воцаряется молчание.
  
  
  
  Действие второе.
  {Представляется на сцене под названием "Вечеринка у бедной родственницы".}
  
  
  Вечер.
  
  
  
  Действующие лица:
  
  
  Авдотья Алексеевна Сукодавлева.
  
  Павел Васильевич, ее сын.
  
  Варвара Васильевна, ее дочь.
  
  Алексей Петрович Пичугин, молодой человек, незначительный чиновник, не
  имеющий никакого состояния.
  
  Александра Семеновна, жена его.
  
  Татьяна Андреевна Дроздова, жена действительного статского советника, дама
  бойкая во всех отношениях; происхождением из купеческого звания.
  
  Михайло Иванович, сын ее, 20 лет, прекрасный молодой человек.
  
  Анета, сестра его, 16 лет, существо еще не определившееся окончательно, но
  подающее надежды.
  
  
  Небогато убранная гостиная с мягкой мебелью, обитою ситцем, на окнах кисейные драпировки и цветы. Перед
  диваном круглый стол, покрытый белой скатертью. В простенке, между окнами, обеденный стол, на котором
  приготовлен чайный сервиз и кипит самовар. Алексей Петрович сидит на диване, Александра Семеновна
  хлопочет около самовара.
  
  
  Алексей Петрович.
  Ну, что же, Саша, скоро ли же дашь ты мне чаю?
  
  Александра Семеновна.
  Сейчас, сейчас, мой друг.
  
  Алексей Петрович.
  Пожалуйста, моя радость, поскорее.
  
  Александра Семеновна.
  Куда ты так торопишься?... Что у тебя за спешное дело?...
  
  Алексей Петрович.
  Особенно спешного дела нет, а просто мне хочется поскорее уйти на службу,
  чтобы не застали меня твои гости...
  
  Александра Семеновна.
  А мне так напротив очень хотелось, чтобы ты сегодняшний вечер пробыл
  дома... Ты подумай только, как это будет весело: Дроздовы вместе с
  Сукодавлевыми... Ведь это будет чудо, как смешно!... (Подает ему чай.)
  
  Алексей Петрович.
  Ну, смейся, мой ангел, на здоровье, если можешь, а мне не до смеха... Эти люди
  в моих глазах не столько смешны, сколько ненавистны... Да я уж разучился и
  смеяться.
  
  Александра Семеновна.
  Что в самом деле ты стал за бука!... Помнишь, какой ты прежде был веселый, а
  теперь улыбки не увидишь!...
  
  Алексей Петрович (вздохнув).
  Да, мой друг, нужда да забота не уживаются со смехом.
  
  Александра Семеновна.
  Ты упрекаешь меня, что я беззаботна... Ты, может быть, сердишься, что я
  пригласила к себе гостей... Но тетушка ведь почти сама напросилась... И ведь
  это все, право, не дорого будет стоить...
  
  Алексей Петрович (вспыхнув).
  Саша, не добивай меня... Неужели ты думаешь, в самом деле, что я могу
  чего-нибудь пожалеть для твоего удовольствия?... И зачем ты напоминаешь
  мне о том, что я не в состоянии доставить своей жене никакого развлечения...
  что я должен ее оставлять в обществе таких господ, как Сукодавлева и
  Дроздовы... А ведь это что за люди?... Ведь они смотрят на тебя с чувством
  покровительства, как на бедную родственницу... Они считают большим
  одолжением, что приедут к тебе... А знают ли они, что я не пустил бы их на
  порог своего дома, если бы была возможность ввести тебя в другой круг
  общества... Ах, бедность... это позорное ярмо человека, это самый страшный
  деспот, стесняющий свободу, разрушающий всякое счастие...
  
  Александра Семеновна.
  Ну, полно, Алеша... Разве мало людей, которые гораздо нас беднее? Оставим
  этот разговор...
  
  Алексий Петрович.
  Разговор можно оставить... но на службу, которая дает насущный кусок хлеба,
  все-таки нужно идти...
  
  Александра Семеновна.
  Бог с тобой... Какой ты желчный... (Слышен звонок.)
  
  Алексей Петрович.
  Чу, кто-то из твоих гостей уж является... Экая досада, не успел уйти: придется
  встретиться... Где моя фуражка?
  
  (В гостиную быстро входит Михайло Иванович Дроздов, одетый щегольски, в новых тельного цвета
  перчатках, в лаковых сапогах, раздушенный и завитой.)
  
  Михайло Иваныч.
  Ах, ma belle cousine... (Берет руку Александры Семеновны и несколько раз нежно целует.) А
  где же благоверный?
  
  Алексей Петрович (выходя из соседней комнаты с фуражкою в руках).
  Благоверный уходит, чтобы оставить на свободе прекрасного кузена вместе с
  прелестною кузиною...
  
  Михайло Иваныч (несколько смутившись)
  А я нарочно приехал пораньше, чтобы поболтать вместе втроем.
  
  Алексей Петрович.
  Вы знаете, прекрасный кузен, что я болтать не умею, что я, как справедливо
  замечает жена, немножко бука... Ваше дело летать беззаботно по Москве,
  любезничать, побеждать и увлекать сердца, одним словом, срывать розы
  жизни, а наше дело нюхать архивную пыль... Где уж мне болтать с вами!... Вот
  вам моя жена, votre belle et charmante cousine... освежите ее вашим
  благоуханием, только, ради Бога (с иронией), пожалейте меня, не вскружите ей
  голову... А мне уж позвольте убраться в свою берлогу... (Кланяется и идет к дверям.)
  
  Михайло Иваныч (вслед ему).
  Фу, какой ядовитый!... Вечно желчь и сарказмы на языке... Подумаешь, что в
  самом деле злится... Коли так, назло весь вечер буду любезничать с кузиной...
  
  Алексей Петрович (из другой комнаты).
  Саша, пожалей своего бедного мужа... Не увлекайся этим амуром, а то я
  оболью его чернилами - единственное мщение, дозволенное бедному
  чиновнику... (Уходит; все смеются.)
  
  Михайло Иваныч.
  Послушайте, кузина, неужели вы все еще влюблены в вашего мужа?
  
  Александра Семеновна.
  Если и так... Что же вам-то до этого, милый кузен?...
  
  Михайло Иваныч.
  Да ведь это скучно наконец, кузина... и несовременно... Что такое муж?... Это
  не больше, как средство для женщины создать себе известное общественное
  положение... Выйти замуж это все равно, что... как бы вам сказать?... Все
  равно, что получить наследство, взять какую-нибудь должность на службе...
  Вы получаете наследство не для того, чтобы сидеть около него и беречь его, а
  для того, чтобы проживать его в кругу общества... И никакой чиновник не
  посвятит всей своей жизни до последней минуты своей должности... У него
  всегда останется время для общественных удовольствий, для жизни в
  обществе... Не правда ли, кузина?...
  
  Александра Семеновна.
  молча улыбается.
  
  Михайло Иваныч.
  Уверяю вас, кузина, это последние слова современной философии... Ну,
  помните, что у вас есть муж; исполняйте относительно его все ваши
  обязанности... там напойте его чаем, закажите обед... Но жить исключительно
  для одного мужа, отказаться для него от общества... Фи!... Это невозможно и
  непозволительно... это рабство... Ни один человек в мире не имеет права на
  такое самопожертвование со стороны другого...
  
  Александра Семеновна (улыбаясь).
  В самом деле?
  
  Михайло Иваныч.
  Еще бы! А знаете, кузина, я в самом деле думаю, что ваш муж ревнует меня к
  вам... Впрочем я был бы чрезвычайно счастлив, если б это была правда...
  (Садится рядом с Александрой Семеновной.) А как вы об этом думаете,
  прелестная кузина?...
  
  Александра Семеновна (с улыбкою).
  Я думаю, что к вам нельзя меня ревновать!.. Хотите чаю?...
  
  Михайло Иваныч.
  Merci, позвольте... Но что вы хотите этим сказать?... Неужели вы отказываете
  мне в сладкой надежде сколько-нибудь заслужить ваше внимание?... Неужели
  я так дурен в ваших глазах?
  
  Александра Семеновна.
  О, нет, напротив, вы слишком блестящи, вы всегда в большом свете, вы видите
  так много хорошеньких светских женщин, что, конечно, не захотите и
  внимания обратить на меня...
  
  Михайло Иваныч.
  О, смирение паче гордости, милая кузина... Вы очень хорошо знаете себе цену,
  вы очень хорошо понимаете, что в состоянии вскружить голову всякому, если
  захотите...
  
  Александра Семеновна.
  Полноте, полноте, милый кузен...
  
  Михайло Иваныч.
  Уверяю вас, что вы бы имели страшный успех в свете... Скажите, пожалуйста,
  отчего вы никуда не выезжаете?... Повторяю опять: ведь это грешно вашему
  мужу скрывать от света такое сокровище... Я это называю эгоизмом... Вы
  посмотрите на себя в зеркало, ведь вы совсем красавица... Этот античный
  профиль, эти чудные, глубокие, полные выражения глаза... Этот
  очаровательный бюст... Да вы бы фурор произвели своим появлением... А эти
  ручки... (Берет руку Александры Семеновны и хочет поцеловать.)
  
  Александра Семеновна (выдергивает руку).
  Ну, Михайло Иваныч, довольно... я пока еще не выезжаю в свет... А до тех пор,
  пожалуйста, поменьше восторгов и побольше скромности... Я этого не
  люблю...
  
  Михайло Иваныч.
  Вот, кузина, вы уж и рассердились!... Я просто по праву родства...
  
  Александра Семеновна.
  Вы можете ваши родственные чувства выражать немножко приличнее...
  
  Михайло Иваныч.
  Но послушайте, что я сделал неприличного?... Поцеловать руку женщины...
  это, кажется, так просто, так позволительно... тем более, что вы мне
  родственница... А что я говорил с увлечением о вашей красоте, так в этом,
  полагаю, тоже нет ничего обидного... Разве можно видеть красавицу и
  оставаться равнодушным?... Для меня по крайней мере это невозможно.
  
  Александра Семеновна (выдергивает руку).
  Ну, а если вы не можете не оскорблять женщину, когда видите ее... так я
  попрошу вас избавить себя от этого труда и не посещать меня...
  
  Михайло Иваныч.
  Э, кузина, да вы совсем рассердились на меня... Но чем же я оскорбил вас?...
  Объясните мне, ради Бога, и простите меня...
  
  Александра Семеновна.
  Пожалуйста, без объяснений...
  
  Михайло Иваныч.
  Нет, я вас умоляю, кузина, вы объясните мне что в моих словах показалось вам
  оскорбительным... Я, право, не хотел этого... И наперед прошу у вас
  прощения...
  
  Александра Семеновна.
  Оскорбление иногда не в словах, но в тоне...
  
  Михайло Иваныч.
  Вам, право, показалось, кузина... Я не думал этого... Я, право, считаю себя
  обязанным быть любезным со всякой женщиной... И уверяю вас, ни одна
  светская женщина не рассердилась бы на меня за то, что я вам сказал...
  
  Александра Семеновна.
  Ведь уж я вам сказала, что я не светская женщина...
  
  Михайло Иваныч.
  Но вы, по крайней мере, простите и не сердитесь на меня... Это, право, дело
  привычки... Я со всеми женщинами одинаково любезен...
  
  Александра Семеновна (несколько подумав).
  А вот я увижу; сейчас приедет одна моя родственница, если вы будете
  любезны к ней, то я вас прощу... Она же светская девушка и любит, чтобы за
  нею ухаживали...
  
  Михайло Иваныч.
  О, если только этим я могу заслужить ваше прощение, то вы увидите... Только
  вы, пожалуйста, не подумайте, кузина, что я увлекаюсь каждой женщиной с
  первого взгляда... Увлечься я могу только одной женщиной... (Делает страстные
  глаза.) А быть любезным вообще со всеми женщинами я считаю обязанностью
  светского человека... Вот вы не хотите выезжать в свет, ваш муж смеется над
  светскими людьми... А знаете ли вы, кузина, сколько обязанностей лежит на
  светском человеке?... По моему мнению, жить таким отшельником, как ваш
  муж - это величайший эгоизм, это желание освободить себя от всех
  общественных обязанностей... Вы подумайте... Светский человек должен
  наблюдать за собою каждую минуту, он должен следить за каждым своим
  словом, за каждым движением, за последней мелочью своего туалета...
  Например, если я вхожу в собрание, я должен предварительно обдумать, с кем
  как обойтись, кому сказать какую любезность, я всегда должен иметь в голове
  запас ловких, игривых фраз. А манеры? А уменье держать себя? А туалет?...
  Ваш муж сошьет себе сюртук да и носит его, пока не протрет рукавов и
  лацканов... А я должен знать, куда в чем приехать... По первому появлению
  моему, по поклону, этого мало, по сапогам, по перчаткам, по тому, как я держу
  в руках шляпу, - в свете сразу определят, что я за человек, могу ли быть
  принят в порядочном доме или нет... Один выезд на бал - это целая неделя
  заботы... Я должен бояться, чтобы меня по одному только неловко
  повязанному банту на галстухе не осмеяли за безвкусие, за фатовство или за
  мещанское незнание приличий... Да послушайте, до каких мелочей светский
  человек несвободен... Например, когда я в обществе сажусь на стул, я должен
  думать о том даже, как мне положить или поставить ногу... Нет, кузина, это
  тоже своего рода фанфаронство и даже неуважение общественного мнения -
  уклоняться от общества и освобождать себя от исполнения условий
  общественной жизни... По моему, каждый гражданин должен принадлежать
  обществу и уважать его законы... иначе он не имеет права и считать себя
  гражданином... Ну скажите-ка, как вы об этом думаете, ma belle cousine?...
  
  Александра Семеновна (с улыбкою).
  Конечно, всякий служит обществу по-своему...
  
  Михайло Иваныч.
  Да, да, кузина... Вы не смейтесь: я вполне убежден, что светский человек тоже
  несет на себе службу уже только потому, что он светский человек и живет в
  обществе... И вы, милая кузина, очень виноваты перед обществом, что
  прячетесь от него... Ну-с, а что ваша родственница, в самом деле,
  хорошенькая?...
  
  Александра Семеновна.
  Это дело вкуса... А только она очень богатая невеста...
  
  Михайло Иваныч.
  А-а... это интересно... Мы ею займемся... Только смотрите, кузина, не
  ревновать...
  
  (Слышен звонок, и вслед за ним входят Татьяна Андреевна, набеленная и нарумяненная, и дочь ее
  Анета).
  
  Татьяна Андреевна (к Александре Семеновне).
  Здравствуй, ангелочек, здравствуй... (целуются.)
  
  (Анета также целуется с Александрой Семеновной).
  
  Татьяна Андреевна.
  Извините, что поздно. Хотела было пораньше приехать, да со своим
  благоверным муженьком сразилась... Надоел... Куда едешь? Да тебе что за
  дело: куда хочу, туда и еду... Не тебя ли прикажешь спрашиваться?... А зачем
  дочь берешь с собой?... Да что я, не мать, что ли, ей... Куда захотела, туда и
  поехала... Захотела одна ехать, одна поеду, захотела дочь взять - дочь
  возьму... Не смей, говорит, дочь брать с собой... Я не позволяю... Ну, уж это
  бывает, да редко, чтобы не по-моему, а по-твоему... Ну, и сразились...
  Попрыгал, попрыгал, да с тем же и остался... И сама уехала, и дочь взяла, и
  куда поехала, не сказала...
  
  Александра Семеновна.
  Что же вы, тетенька, не сказали, может быть, и дяденька приехал бы к нам...
  
  Татьяна Андреевна.
  Ну его!... Куда его!... Не видала ты, что ли корявой-то рожи?... Сидит и дома, а
  захочет, найдет себе место и без нашей компании...
  
  Александра Семеновна (усмехается).
  Ах, тетенька...
  
  Татьяна Андреевна.
  Да право... Надоел, проклятый, до смерти...
  
  Александра Семеновна.
  Ах, тетенька... Что она говорит!
  
  Татьяна Андреевна.
  Ничего, ангел, ничего... Поживешь, и ты то же заговоришь... Это теперь-то
  только, на первых порах, ты не можешь на своего насмотреться... А погоди,
  поживешь, и ты то же заговоришь...
  
  Михайло Иваныч.
  Вот видите, кузина... Вот вам пример: у меня маман современная,
  эманципированная женщина... Она с бою берет свои женские права...
  
  Татьяна Андреевна.
  Что?... Какая?.. Ты что? Тебя кто спрашивает про мать говорить?.. Хочешь, за
  уши выдеру?.. Думаешь, не смею, что ли? А?.. (Подходит к Михайле Иванычу и обеими
  руками берет его за уши.)
  
  Михайло Иваныч (стараясь освободиться).
  Мамаша, да перестаньте: вы меня всего растреплете...
  
  Татьяна Андреевна.
  А, плутишка, испугался?.. Говори: виноват что ли? Ну, говори, что виноват... А
  то все твои кудри растреплю... Ну, говори, виноват...
  
  Михайло Иваныч.
  Да ну... виноват...
  
  Татьяна Андреевна.
  То-то... Ну, целуй ручку... (Михайло Иваныч лениво целует руку.) Не так, крепче,
  ласковей целуй... (Михайло Иваныч опять целует.) Ну то-то... Вот вас как надо учить...
  Ах ты, ангел, ангел! (целует его несколько раз сряду.) Красавчик мой, милый... Саша,
  погляди, какой красавчик... а?.. Ведь хороший?.. Ну, скажи, что хорош...
  Неужели не хорош?..
  
  Александра Семеновна.
  Кто же это говорит?.. Кузен очень красивый мужчина...
  
  Татьяна Андреевна.
  Какой он еще мужчина... Просто мальчишка... Что рассердился?.. Вот как
  стукнет тридцать, вот тогда будешь мужчина... а теперь еще мальчик... А ведь
  влюблен, влюблен... Ей-Богу, влюблен... в тебя, Саша... Ей-Богу!... Давеча и
  помадится, и завивается, и на часы беспрестанно смотрит, чтобы к тебе ехать...
  Смотрю, а его и след уж простыл... Уехал, и никому не сказался... И меня не
  подождал... Это чтобы ему здесь одному около кузиночки своей полебезить...
  
  Михайло Иваныч.
  Нет, мамаша, кузина так влюблена до сих пор в своего мужа, что к ней и
  подступиться страшно...
  
  Татьяна Андреевна (к Александре Семеновне).
  Надоест, милочка, надоест... Правда, ты тем счастлива, что за молодого
  вышла... А вот мой старый, так просто противен мне был с первого же дня...
  Ведь он этакой же рябой да нехороший был, когда и женился-то на мне... А я
  ведь красоточка была... Бывало, у папеньки, в девках еще, когда оденусь перед
  гостями... надену белое платьице, волоски в локончики завью, плечики, ручки <

Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
Просмотров: 316 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа