Потехин Алексей Антипович - Чужое добро впрок не идет

(входя). Куда, ты, мошенник, Савраску-то девал? Михайло. Продал. Степан Федоров. Продал?.. Как же ты смел продать? Как смел сделать этакое дело? Михайло. Так смел... Степан Федоров. Да знаешь ли, супротивник, что я с тобой за это сделаю? Михайло. Что? Степан Федоров (удерживая свою горячность). Ну, Мишанка, покаешься ты, да будет поздно... Михайло. Ничего я не боюсь, не покайся ты после... Степан Федоров. Кому ты продал-то? За что? Зачем? Михайло. Зачем? А затем, что в городе расплатиться нечем было - вот зачем. Что ты думаешь. Боюсь я кого-нибудь, что ли? Степан Федоров. Вон из моего дома! Вон!.. Михайло. Подай деньги! (Леонид Константинович дергает его за рукав.) Степан Федоров. Деньги?.. Нет, ты поди по миру посбирай... Тогда придешь, поклонишься... Михайло. Стара штука! (Леонид Константинович толкает его.) Степан Федоров. Так поди же ты вон сейчас!.. (К Леониду Константиновичу.) И ты поди... Ты его, что ли, этим мошенничествам научил?.. Леонид Константинович. Ты что ж, братец, говоришь невежества, не зная человека?.. Степан Федоров. Знаю я тебя! Пошел, пошел!.. Леонид Константинович. Разумеется, братец, уйду, от одного твоего невежества... Сам после придешь прощения просить. Михайло. Батька, отдай деньги! Степан Федоров. Вон! Оба вон! Михайло Ну, смотри, батька!.. Леонид Константинович (толкая его потихоньку). Не говори ничего... Пойдем... Михайло. Подем, Ленид Костентиныч... (Степану Федорову.) Ты меня выгнал - помни это... А кланяться я к тебе не приду. Леонид Константинович. Полно, братец; как тебе не стыдно!.. Он тебе отец, не чужой... Ты должен оказать ему полное уважение... (Степану Федорову.) Видишь, братец, чему учу я твоего сына, а ты меня обругал. Вот ваше невежество мужицкое... Я старался, как бы его просветить, да человеком сделать... Степан Федоров. Ну, ладно, ладно! Знаю я вас, рассказчиков... Так вот возьми его с собой, да и корми его и учи, коли ты такой человек... Леонид Константинович. Да мы, брат, имеем состояние, чтобы не то, что одного твоего сына, а всю вашу семью прокормить... (Михайлу.) Пойдем... Ему самому будет стыдно от его невежества. Михайло. Подем и есть... Да уж и не жди меня. Степан Федоров. Подите, подите... проходимцы экие! (Михайло и Леонид Константинович уходят.) Степан Федоров (смотря вслед им). Ну, Мишанка, пошел ты против меня! Выжму же я из тебя соком все, что от тебя на себе перенес... Ох, злодей, расшевелил ты мое сердце. (Бьет по столу кулаком.) Разобью я тебя, неверный сын, вдребезги! (Занавес опускается). Действие четвертое. Декорация 1-го действия. Вечер. На сцене темнота. Явление первое. Степан Федоров (входит с зажженной свечей в руках и ставит ее на стол). Да! Я вас проучу!.. Против меня пошли, думали на шею сесть... Я вам покажу себя! Ты у меня с женой-то, да с ребятишками посбираешь месяца с два, походишь по миру... Ох, разбойник! Надсадил он мою душу! Век свой я экой срамоты не видал, а теперь, под старость лет, детки из послушанья хотят выйти... Али уж я из ума совсем выжил? Нет еще, постой, я с вами управлюсь... управлюсь! (Колотит по столу кулаком.) Я большой в доме, я хозяин, пока жив... все в моих руках! Явление второе. Степан Федоров, Маремьяна и Татьяна (входят, и последняя робко останавливается у дверей, плача). Маремьяна (подходит к Степану Федорову). Отец! Ну, что же ты ее гонишь из дому на ночь глядя?.. Куда она денется с малыми ребятишками? Степан Федоров. Вон, вон! Знать ничего не хочу! Вон! Она против меня грубила, так пусть узнает меня, каков я есть. (Обращаясь к Татьяне.) Вон! Татьяна (хныкая). Да куда же я пойду в этакую темь, да в этакую стужу с ребятишками? Степан Федоров. А мне что? Куда хочешь, поди, - дорога широкая. Ты меня отцом не считала, так и нечего от меня ждать. Поживи-ка, пошляйся по чужим домам, так и узнаешь, каков чужой-то хлеб. Татьяна. Так что и сам деле, обидчик ты этакой! Плевать тебе! Не проживу, что ли, без тебя?.. Да к кому я теперь сунусь в полночь? Кто меня пустит? Дай хошь ночь-то переночевать. Степан Федоров. А! Так ты еще на мою хлеб-соль плюешь! Вон же сейчас! Хоть середи поля замерзни, яд этакой, мне тебя не жаль... Вон!.. Маремьяна. Полно, отец, что ты?.. Господи, помилуй!.. Внучата, чай... грех, ведь, да, грех! Степан Федоров. Молчать... не говори! Убирайтесь все отсюда... А ты вон, чтоб духу твоего не было!.. Татьяна (хныкая и с сердцем). Так что за напасть и сам деле? К мужу ходила, тот пьянствует с управительским сыном, слышать ничего не хочет. Говорю, что отец гонит из дома, так только обругал, да вытолкал: "Убирайся, говорит, не жена ты мне... издыхайте, говорит, все... один я останусь, - просторней жить будет." Да что за напасть такая, пра, напасть!.. Пойду к старосте, жалобиться стану, на всех на вас, на обидчиков этаких... Мучители злые... Проклятой народец!.. Степан Федоров. Еще ты ругаться стала?.. Вон, зелье!.. Маремьяна. Э, девка! эко сердце-то у тебя! Чем бы тебе поклониться отцу-то земно, да попросить... Ты... ну-ка что!.. Экой язык-от у тебя сердитый!.. уж скажу, что сердитый... Татьяна. Что вам кланяться-то?.. Что кланяйся, что нет, - все едино... губители! (Хнычет.) Степан Федоров (с бешенством). Убирайся же ты, пока я не спровадил тебя по-свойски!.. Татьяна. Уйду... Вот назло тебе заморожу внучат-то. Пусть на твоей душе грех будет... Тьфу тебе, старый хрыч... Экая я только горькая на свете родилась, постылая! (Громко рыдает и уходит.) Маремьяна. Ну, что же ты, батька?.. Ну, что? Пожалей ее, грешницу... Степан Федоров. Поди ты, убирайся! Не мучьте меня. И то у меня на душеньке-то ровно камень лежит... не до вас... Поди отсюда... Я спать лягу. Маремьяна. Ну, как ты хошь, а я греха не возьму на душу, ребятишек не пущу из избы ночью... Как хошь... А тобой бес обуял. (Уходит.) Явление третье. Степан Федоров (один). Бес обуял! Обуяет бес с вами! Немного радости-то вижу на старости лет. Выкормил деток, обзавелся семейкой на свою голову... Нечего сказать! В радости живу... Да погоди, погоди... Теперь меня зло взяло... злом и жить стану, а себя в обиду не дам. Явление четвертое. Степан Федоров и Алексей. Алексей. Батюшка, а батюшка! Степан Федоров. Ну, что тебе? Алексей. Танюха-то реветь. Степан Федоров. Ну, так чт/о, что ревет? Алексей. А ты ее не трогай, не обижай. (Кланяется ему в ноги.) Не гони ее... Ну, что? Грех один... Она в том не причинна... Степан Федоров. Нет, она больше мужа виновата. Кабы она умела его остановить, а не поджигала, так и он бы лучше был... А то она его только поджигала... Алексей. Да уж ты ее не трожь, хоть на ночь-то... Ну, что? Ревет... Степан Федоров. А завтра, чтоб ее чуть свет в доме не было... Пусть и на глаза мне не показывается. Подь спать... Алексей. Так как же, батюшка, коли завтра поедешь, так, чай, лошадей надо изготовить? На которой поедешь? Степан Федоров. Куда поедешь? Алексей. А насчет денег-то... Кузьме-то Федотычу отдать... Али посылать будешь? Чай, в город, что ли, поедешь, али куда?.. Степан Федоров (в раздумье). Да, ладно!.. Ну, хорошо!.. Ступай... Алексей. Чай Стригунчика, да Пшеньку? Али на одном Стригунчике съездишь? Степан Федоров. Ну, ладно... хорошо... на Стригунчике... Алексей. Батюшка, да коли в город поедешь, так как бы Савраску-то воротить... смерть жалко!.. Степан Федоров. Где ты его найдешь? Почем знаешь, куда он его, окаянный, продал... Ох, Мишанка!.. Алексей. Экой лошади, кажись, нам не нажить... Эка лошадь-то была, ровно человек, - все понимала. Ну, уж брательник!.. Ох! (Глубоко вздыхает.) Степан Федоров. Не говори ты мне, не напоминай о нем... окаянном... Алексей. Похлопочи там как, раделыцик... Больно жалко!.. Ну уж! (Машет рукой и уходит.) Явление пятое. Степан Федоров (один, сидит в раздумье у стола). Ах ты, Алешунка, Алешунка! Хлопочешь ты, чтоб деньги отдал поскорее... Дурашлив ты, глуп, так и не смыслишь... и не жалко тебе... Кабы тебе да ума побольше, славный был бы парень... а то нет, не то... Вот Мишанка... Ох, злодей!.. Вся была моя надежа на него... в него жил... Против меня пошел... против меня... Ничего не дам! Пусть же все мое добро Алехе-дураку достанется, а уж не тебе... А какой парень-то... на всякую руку... И умен, и шустер, и сноровлив... Ты у меня теперь век этого не заслужишь, что ты с моим сердцем сделал... кажись бы, из своих рук... (Со злобой сжимает кулаки.) А думал, что весь в меня будет; думал, никогда из моей воли не выйдет; думал, что в последний раз на него взгляну, да он мне и глаза закроет... А теперь нет надежи: сгиб совсем... Что он с сердцем-то с моим сделал?.. Видеть я его не могу. Противен он мне... злость такая берет, как подумаю только о нем, супостате... (Опускает голову на руки.) А, може, дело старуха говорит, что все это от денег проклятых... От них и есть... от них... Как они завелись в доме, так все и пошло... Вот они здесь... (Бьет себя по груди.) Всякий час их с собой ношу... Кажись, душу-то они мне жгут. Чужие, ведь, они!.. Да чьим я добром-то владею, чье добро-то затаил?.. человека-то какого?.. Ничто он мне зло сделал, Кузьма Федотыч?.. Человек-от какой... окроме ласки, да доброго слова, ничего от него не видал... И как попали ко мне они, эти деньги, ровно кто мне сказал, али шепнул в ухо-то, что его деньги... так тоска, да совесть и обуяла... А отдать жалко... жалко отдать... Нет, надо воротить их... Проклятые они в моих руках, проклятые... (Вынимает из-за пазухи бумажник, развертывает и начинает доставать оттуда деньги, которые раскладывает по столу.) Вот они... вот... Клад это... в огонь они оборотятся... и меня сожгут... и семью всю выжгут... и дом сожгут... И все мы прахом будем... (Встает и смотрит на деньги блестящими глазами.) А сколько их-то, сколько!.. (Опять смотрит и начинает хохотать насильственно.) А бабьи-то сказки, а бабья-то глупость... (Берет в руку пачку ассигнаций.) Вот не жгут... Четыре месяца на груди носил, а не сожгли... А еще от них же тепло было, хорошо таково, как подумаешь, сколько-де денег-то у меня... Да, мои он, мои... никто их у меня не отнимет... Нет, да и все тут... Узнали; суд наедет... Я их в землю зарою... Нет, не нашли... А там и забыли о них, - и мои... А Мишанка? Что мне Мишанка?.. Я... я вас всех обману, всех... Я поеду завтра... скажу, что поехал деньги отсылать, а сам не пошлю... Да, они у меня останутся, у меня, мои будут... Еще никто не знает, что я их нашел... что они у меня... (Хохочет.) Погоди, я вас всех проведу... Проведу... (Собирает деньги и укладывает в бумажник.) Мои будете, мои... Вот вас сколько!.. (Кладет бумажник за пазуху.) Никто их у меня не отнимет... Ах, весело с вами, хорошо!.. Теперь спать... Утро вечера мудренее (гасит свечу и приготовляет себе постель на лежанке.) А двери-то и позабыл запереть. (Подходит к дверям и ощупью ищет крючка.) Где он тут?.. Что за притча?.. Ну, тебя... руки дрожат, никак не найду и крючка-то... Ну, да никто не войдет... (Ложится на лежанку.) А ну, как люди узнают, что у меня эти деньги, а Кузьма Федотыч приедет... Ну, как они узнают?.. Эх жарко!.. а по телу, ровно озноб какой... (Переходит на лавку, налево от зрителей и ложится на нее.) А и узнает, и приедет: нет - да и все тут... А Мишанка скажет? Ох, анафема!.. кто ему поверит?.. Сопьется до тех пор... Кем он докажет?.. (В сонном бреду.) Пятьдесят тысяч!.. Все мои!.. Денег-то сколько!.. Дом большой, ровно чаша полная... Почет от людей... Мишанка, не сын ты мне... чужой... супротивник!.. А все для него... не надо... пропадай... О-ох!.. (Засыпает.) (Сцена несколько минут остается пустою, потом тихо входят: Леонид Константинович с топором в руке и Михайло, бледный, растрепанный, и останавливаются у задней стены.) Явление шестое. Степан Федоров, Леонид Константинович и Михайло. Леонид Константинович (шепотом) Спит. Михайло (Дрожа всем телом). Тише... молчи... ворочается... Леонид Константинович, Где он спит-то... Михайло. Не знаю... Погоди... Страшно... Я уйду... Отец он... Леонид Константинович. Баба!.. На лежанке, что ли, он спит-то?.. Михайло. Не знаю... Леонид Константинович (подходит к лежанке и ощупывает ее). Тут нет... Видно, на лавке... Михайло. Погоди... стой... Леонид Константинович. Что погоди? Михайло (дрожа). Страшно!.. отец!.. Леонид Константинович. Так зачем же ты пришел-то сюда? Баба... кислятина! А деньги-то?.. А жизнь-то хорошая... а мамзели-то... (Степан Федоров всхрапывает и поворачивается на другой бок. Михайло вздрагивает и остается неподвижным на одном месте. Леонид Константинович, после непродолжительного молчания.) Ничего... спит... Крепко... (Делает несколько шагов к Степану Федорову.) Михайло. Нет, нет... погоди (Удерживает Леонида Константиновича.) Леонид Константинович. Да что годить-то?.. Пусти, дурак... (Порывается из рук Михайла.) Михайло (удерживая его). А Бог-от?.. отец, ведь!.. Ой, нет, нет!.. Леонид Константинович. Чего ты ждешь? Чтоб нас схватили, чт\о ли? Какой он тебе отец?.. Он тебя с голоду уморит... по миру пустит... Околеешь на большой дороге... Он тебе не отец... Он вор! твой ворог!.. Один раз, - а там веселье, да гулянье... Степан Федоров (бредит). Мишанка... не сын ты мне, ворог... пропадай совсем... не надо мне тебя... Леонид Константинович. Слышишь? Михайло (Опускает руку Леонида Константиновича, но когда тот делает несколько шагов к лавке, на которой спит отец, опять вдруг останавливает его.) Нету, не дам!.. Отец!.. Леонид Константинович (силясь вырваться у него). А хвастал... баба!.. Алексей (вбегает с огнем). Что вы здесь делаете, мошенники?.. (Леонид Константинович роняет топор.) Михайло (в страхе падает на колени). Не я, не я... Брат, брательник!.. Степан Федоров (вскакивая в испуге). Кто тут? Кто? Леонид Константинович (хочет бежать). Алексей (хватая его за ворот.) Стой!.. Не уйдешь!.. Михайло. Его, его!.. Держи его!.. Он, он!.. Степан Федоров. Да что такое? Батюшки, топор! Разбойники, воры, грабят, караул!.. Алексей. Батюшка, не кричи, не уйдет. Ворота заперты... Михайло. Не я... Батюшка, родной, помилуй!.. Он... это он... меня сосмутил... Я его убью, задушу... (Бросается на Леонида Константиновича.) Степан Федоров (схватывает Михайла). Так ты хотел на отца руку поднять, ты хотел... (С воплем). Разбойник!... Михайло (бросаясь ему в ноги). Батюшка... грех попутал.. прости... заслужу... Степан Федоров. Нет, врешь, разбойник!... Я тебя в суд представлю... тебя в ссылку сошлют... Михайло. Так меня в суд... (в отчаянье схватывает топор и замахивается на себя). Прощай... Не жить же мне... (Степан Федоров схватывает Михайла за руку, чтобы отнять топор; Алексей оставляет Леонида Константиновича и бросается к брату помогать отцу. Леонид Константинович, пользуясь этим, хочет убежать, но в дверях сталкивается с Татьяной.) Татьяна (хватая его за ворот). Врешь, вор... не отпущу! Алексей (обезоруживая Михайла, к Татьяне). Держи его, Танюха!... Я вот его тотчас скручу. Татьяна. Небось не пущу... сухопарый ведь! Михайло (опустив голову и руки). Что же вы теперь будете со мной делать?... (Хватая себя за голову.) Сгиб... Татьяна. Батюшки! Да это Мишанка!... Алексей. Ничего, Танюха, не бойсь... Вот я тотчас только этого скручу... (Снимает с себя кушак и связывает руки Леониду Константиновичу.) Степан Федоров (Михайлу с упреком). Что, разбойник? До чего ты себя довел?... На отца родного руки поднял! Михайло. Так прихлопни ты меня поскорее! Что уж я за человек!... Татьяна. Батюшки!... Что ты над своей головой сделал? Куда ты поспел?... Михайло (в диком отчаянье). Так вяжите же меня. Что ж вы не вяжете?... Явление седьмое. Те же и Маремьяна. Маремьяна (входя). Батюшки!... Что наделалось?... За что вязать?... Михайло (в том же мрачном отчаянье). Я, окаянный, на отца руки поднять хотел... за деньги, за деньги... деньги мне нужны!... Маремьяна (присаживаясь на лавку, опускает голову на руки). Батюшки, отцы!... вот дожили... погибли!... Ой, сердечушко!... Ой, горе мое, родное детище!... Татьяна (привывая, Михаилу). Ах, ты вор, злодей, губитель, своей душеньки решитель!... Погубил ты себя со своей семьей, и с женой, и с деткам малыим... Куда пойдет твоя головушка победная?... И на том свету не дадут тебе места детки малые.... своему отцу-губителю... Михайло (рыдая, бросается отцу в ноги). Батюшка, коли хочешь ты меня казнить, казни из своих рук... Твой я сын... суди меня своим судом. Степан Федоров. Сын?... Нет не сын... Какой мне сын - злой разбойник?... Нет, я тебя, голубчика, суду отдам... Мне не надо моей души губителя... Алексей. Батюшка, послушай меня, дай мне речь сказать. Я все видел, как они забрались вон с тем мошенником к нам на двор, слышал, как он брательника подговаривал одним разом тебя прихлопнуть, да деньги взять... да бежать... За ними шел я по следу, как они сюда пошли... фонарь нарочно припасен был у меня, чтобы смотреть за ними. Все слышал я, как они здесь переговаривались. Брательник не хотел тебя убить... хотел опять уйти отселе.... весь дрожмя дрожал перед этаким делом... родителем тебя приговаривал... Как ты во сне чуть не клясть его стал, так и тут... он не дал тебя убить вот этому окаянному (указывает на Леонида Константиновича). Отец, говорит, он мой... И у меня-то душа надселась слушамши... Нет, батюшка, радельщик, сын он твой, прости ты его, помилуй!... (Кланяется в ноги отцу). Михайло. Батюшка, прости!... грехи попутали... Все вон он... дьявол сомущал... да деньги, проклятые... Маремьяна. Ах они, они... Говорила ли я тебе, отец: проклятые они... погубят наши все души... Степан Федоров. Да... да!... Нет добра в чужой корысти... (Быстро вынимает из-за пазухи бумажник.) Вот они, вот... дьявольское это искушение! Мишанка, на моей душе также много грехов из-за этих денег... Прощу я тебя, коли вместе со мной эти деньги свезешь к Кузьме Федотычу, отдашь их, да и награды не возьмешь, что он будет давать... Михайло. Батюшка, родной! не надо мне ничего! Пропадай они совсем! Степан Федоров. Да будешь ты мне по-прежнему сыном послушливым, да покорливым, станешь жить, да работать и вина в рот брать не станешь... И то, что прогулял, заплачу за тебя, коли Кузьма Федотыч не простит... Михайло. Радельщик, все буду делать, что прикажешь, только отыми от своего сердца злобу супротив меня... Степан Федоров. Ну, слава тебе, Господи!... Легче на душе... Алёха, закладай скорее лошадей, чтоб и духу этих денег проклятых в моем доме не было. Маремьяна. Ну, слава тебе, Отцу небесному! Старик, благослови Мишанку-то... Алексей (кланяясь). Батюшка! Уж сними скорей, на радостях, всю вину его с его души... Степан Федоров. Господь его простит... Помолитесь о моей-то душе. Сам не меньше его нагрешил с этими деньгами проклятыми... Михайло. Батюшка! По конец жизни твой верный слуга буду!.. Матушка, радельница... Батюшка, брательник, ровно из аду вы меня вытащили!... (Бросается ко всем на шею.) Татьяна (Михаилу). Батюшка, Мишанушка, родной муженек!... (Вешается к нему на шею.) И в отдел не пойдем... (Кланяется в ноги Степану Федорову). Прости ты и меня, нагрешницу... Степан Федоров. Ну, Господь с тобой! (Весело.) О салопах-то позабудь... Татьяна. Ну их, ни в жисть не надо! Алексей (в слезах). Вот так весело! А что ж нам с этим хранцузом-то делать? (Все оборачиваются назад, но Леонид Константинович, за несколько минут перед тем оставленный без внимания, скрылся). Алексей. Улизнул!... Да, ведь, ворота-то заперты, а руки-то я ему крепко скрутил - не уйдет. Степан Федоров. Да ну его! Отпусти его на радостях... Маремьяна. Да, отпустите, Бог с ним! Алексей. Я ему только, хранцузу кургузому, дорогу покажу, по-русскому, чтоб помнил. Михайло. А тут, батюшка, поскорей и ехать... А Алешунка, брательник, всех нас умнее. Он мне дело говорил, что та только и жисть, коли родительской заповеди слушаешь, да из родительской воли не выходишь, да своим трудом живешь, а не чужим, - вот так и есть... Алексей (машет рукой). Ну, ну, отстань! Ну, что!... Все прошло. Подем лучше лошадей закладывать... (Занавес опускается.)