Потехин Алексей Антипович - Чужое добро впрок не идет

А. А. Чужое добро впрок не идет. Драма в четырех действиях. ================================================== Источник: А. А. Потехин Сочинения, т. 9,10,11. СПб.: Просвещение, 1905 Оригинал здесь: http://cfrl.ru/prose/potexin/potexin.shtm ================================================== Действующие лица. Степан Федоров, крестьянин, содержатель постоялого двора на большой торговой дороге. Маремьяна, жена его. Михайло } Алексей } сыновья Степана Федорова. Татьяна, жена Михайла. Кузьма Федотыч } проезжие купцы. Иван Петрович } Прасковья Федоровна, жена управляющего соседним с деревней Степана Федорова поместьем. Леонид Константинович, сын ее, камердинер помещика. Сергей, дворовый человек, скрипач. Дмитрий, ямщик из соседней деревни. Иван, парень. Ямщик Кузьмы Федотыча. Маланья, крестьянская девушка. 1-я крестьянская девушка. 2-я крестьянская девушка. Крестьяне, крестьянки. - Хоровод. Действие происходит в деревне, на большой торговой дороге. Действие первое. Отдельная, чистая изба постоялого двора, которая обыкновенно в деревнях называется горенкой, или комнатой. Налево от зрителей деревянная перегородка с дверями, отделяющая печь, которая выходит на сцену одним своим боком, с приделанною к нему лежанкою; и печь, и лежанка выложены изразцами. На авансцене стол, выкрашенный красною краской. Медный самовар стоит на лежанке. На перегородке наклеены раскрашенные яркими красками лубочные картинки. По правой и левой стене лавки. Явление первое. Степан Федоров и Михайло. (Степан Федоров сидит у стола; перед ним на столе лежат счеты; Михайло стоит у того же стола слева.) Степан Федоров. Ну, так за корм, да за харчи отдал два с полтиной? Михайло. Два с полтиной. Степан Федоров. Ну, два с полтиной. (Кладет на счетах). А получил семь с четвертью? Михайло. Семь с четвертью. Степан Федоров. Дешево снял... (Качает головой и кладет на счетах.) Семь с четвертью. Михайло. Я говорил, что дешево. Больно уж ты городским-то потрафляешь. С них можно бы и восемь взять. Теперь время ярманочное, гонки много; смотри, что коли им не пришлось целковых три... Они наших душ не жалеют, им что, им бы как подешевле сдать, да себе больше оставить, а ты всегда в уступку... Степан Федоров. Ну, да, дурак, будь тем благодарен, что завсегда уж к нам везут, мимо не едут; здесь не мы одни охотники, - всякий повезет с полным удовольствием. Михайло. Да это известно. Степан Федоров. Ну, и должен ценить. Михайло. Да это конечное дело. Степан Федоров. То-то! (Считает.) Семь с четвертью на кости... Два с полтиной с костей... Четыре... семь гривен с пятаком. Ну, и то ладно. Давай... (Берет из рук Михаила деньги, считает и кладет в кошель.) Верно. А на водку получил? Михайло. Дали самую малость. Степан Федоров. А однако? Михайло. Да так, не стоит того говорить. Степан Федоров. Да что не стоит?.. Ведь я у тебя не отниму. Михайло. Да что, всего гривенник... Степан Федоров. А где он? Чай, ведь, не привез? Михайло (почесывая затылок). Да что привозить-то? Гривенник-то дали весь истертый, гладенький. Насилу взяли за семь копеек... шкалик выпил. Степан Федоров. То-то! Я уж знаю, что профинтил. Эх, Мишанка, не по нутру мне это! Мотри, не зашибись хмелем: жутко придет, - ты меня знаешь... Михайло. Как можно зашибиться?.. Степан Федоров. Так можно. С тебя я воли не снимаю. Что за твою послугу дали, то твое, мне не надо. А учись беречь копейку. Може, скоро своим домом станешь жить... Чай гнал шибко? Михайло. Как можно гнать? Ехал настоящим манером... Степан Федоров. Знаю я твой манер: и в хвост, и в гриву, коли на водку пообещали. За гривенник всю тройку рад усадить. Михайло. Как можно!.. Лошадку долго ли смучить... Лошадка-скотинка, - не скажет, что устала. Живот беречь надо, потому живот тебе служит... Степан Федоров. То-то! Я знаю, ум-то у тебя хорош, да воли-то тебе давать не надо. Сердце-то у тебя больно горячо... Эх-ма, детки, детки! Сам я у батюшки жил в его законе до тридцати лет, да и воли своей не знал... А не жалею. Небось, не учил худу, человеком на свет оставил. Научил разуму, да рассудку. Вот и вас каких вырастил. Слава Создателю, хошь небольшие достатки, а не на смех людям живем, еще другой и позавидует: а все отчего? Оттого, что одна голова домом правит, а руки да ноги головы слушают... Михайло. Это известно, батюшка; мы из твоей воли не выходим, твоего указа слушаем. Степан Федоров. Еще бы ты не послушал! Как бы тебя не делу учили... А то тебе ни в чем отец дурного примеру не показал... Ну, и речь твоя молчи... Так-то дитятко... (Входит Алексей.) Вона и Алеха воротился! Явление второе. Те же и Алексей. Степан Федоров. Ну, что, Алеха? Свез? Алексей. Свез. Степан Федоров. Ну, что в городе? Алексей. Ничего. Тебя в избе извозчики... за расчетом... съезжают... Степан Федоров. Сейчас. А ты привез деньги? Алексей. Привез. Степан Федоров. Ну, ладно! Подожди меня здесь. Я тотчас. (Уходит.) Явление третье. Михайло и Алексей. Михайло. Ну что, Алеха, в городе ярманка, гуляют? Алексей. Гуляют. Михайло. Народу, чай, гибель? Алексей. Много. Михайло. Эх, чай, весело! Балаганы, чай, паяцы, выставка? Алексей. Мне-ка все равно. Михайло. Так неужто, фаля, не погулял? Алексей. Что мне... гулять-то! Я не... не надо мне. Михайло. Так неужто пряников, али орехов не купил? Чай, ведь, на водку-то дали? Алексей. Дали... гривенник. Михайло. Чай, опять отцу отдашь? Алексей. Известно... мне куда? Мне-ка не надо. Михайло. Слушай, Алеха! Ты хошь дурак, а в обиду мне делаешь. Теперь батька завсегда мне глаза тычет, что ты всякую на-водку ему отдаешь... Алексей. Так что мне? На что мне? Деньги не мои... Я сыт, одет... все от батюшки... его деньги. Михайло. Да ты дурак, так по-дурацки и толкуешь! На-водку твоя, и отец не требует. Алексей. Мне не надо. Михайло (передразнивая его). Э! Мне не надо! Кабы мне подошлось в город-то свезти, да в ярманку-то... ну, уж я бы, кажись, развязал пояс. Да я и теперь, брат, такое колено загнул, что любо два. Тако колено, Алеха... слышь ты! Вез я двух молодцов, с ярманки ехали... Народ - купцы, гулящий... с ярманки; значит денег много... Я, это дело сейчас смекнумши, говорю: "господа купцы, прикажите удовольствие сделать... как быть по-рассейски... аванчик выкинуть..." - "Катай! говорит". - "А на водку много ли будет?.." - "Ну, уж, говорит, будет". - "Полтинничек пожертвуете, так сделаем". - "Полтинник, так полтинник, жертвуем, говорит, - делай!" - "А какой, мол, вам аванчик сделать: немецкий, французский, али рассейский? Рассейский всех будет позабористее, только дороже стоит, - к полтинничку гривенничек прикинете!" Ну, уж, Алеха, и сделал! В корни-то у меня Савраска, а на пристяжи-то справа Дьяволок, а слева Бутуска. Как я, брат Алеха, вожжи-то подобрал, да привстал, да по всем, по трем, знашь, провел раз да два, да как вскрикну: "Батюшки, воры!.. Родимые, грабят!.. душа, вынеси!" Как они, брат, у меня взвились, да подхватили! Савраска-то, как шарик. Бутуска кольцом, а Дьяволок и ржет, и землю роет, огнем палит... Эх, не расти зелена трава, не свети светел месяц! (Воодушевляясь.) Только ух, ух... Ну, ну... Алексей (тоже воодушевляясь). А-ах!.. У-ух!.. Важно! Михайло (в увлечении). О! о! Беда, Алеха! Дух захватывает... ровно вихорь какой... земля дрожит! Только колесо за колесом поспевай; а они-то, мои соколики, трах! трах!.. Ну, потешил свою душеньку, ровно всю землю произошел, ровно под небом побывал... Алексей. Ну, ну? Михайло. Ну, целковый, как есть, отвалили. Алексей. Полно? Михайло. Верно слово! Ну, за то и уважение сделал... Алексей. Лошадей-то, чай, шибко вспарил? Михайло. Еще бы не вспарить! Часа полтора водил... Насилу раздышались. Алексей. А что батюшка-то? Михайло. Так, пустая голова, глупой твой разум, неужто я ему сказал? Ты не вздумай сказать! Алексей. Так целковый-то разве не отдал? Михайло. Так неужто отдал? Я, чай, за свою послугу получил... Он сам не препятствует. Что, говорит, за послугу дадут, то твое. Алексей (качает головой). Негоже. Михайло. Да что негоже-то? Ты слушай, что опосля-то было. Перво дело с Васькой Козлом, да с Митюшкой чаю напились с баранками; опосля того выпили путем крепко и закуской закусили, а тут пошли гулять. Девки хороводы водить, мы к ним... Какие же, брательник, девки!.. Алексей (с упреком). Ты, чай, в законе? Михайло. В законе. Так что? Я, ведь, ничего не делал, только побаловал. Митюха такой пострел, - по кругу-то колесом пошел; надсадил, мошенник! И колесом-то он, и сорокой-то, и на руках-то пойдет... Ах ты только! (Хохочет.) Какие, брат, козлы ставил, - беда!... И эк-то, и эк-то... (Представляет.) Алексей (увлекаясь смехом Михайла, тоже хохочет). Михайло. Весь круг спутал! Девки-то, глядя на него, надорвались от смеха (Алексей хохочет.) Только я смотрел, смотрел, - ах, ты! Так меня разобрало... взял, выбрал девку, что ни на есть самую лучшую, да и пошел с ней по кругу ходить... Ну, уж, брат, вспомнил старые годы, как парнем был!... Уж уважил девок!... Да какие уж и девки-то! Купил им пряников да орехов, - ешь, не хочу! Да и почал их за это цаловать. Алексей (хмурится и качает головой). Негоже!.. Тебе негоже!.. У тебя детки... Михайло. Пошел ты!.. Микита пустосвят, али бо дурак несхожий... Что ты меня учить, что ли, вздумал?.. Так нет еще, не при тебе писано... Тебе пряник одномедный дай, так ты и рад, ровно тебя рублем подарили... А кабы нашему брату воля своя, да денег мешок, так мы бы показали себя... Эх, кажись бы, размахнулся во всю ивановскую! (Входит Татьяна.) Явление четвертое. Те же и Татьяна. Татьяна (входя). Где тута самовар-от? (Подходит к лежанке и берет самовар на руки.) Михайло. На что самовар-от? Татьяна. Батюшка велел наставить: чай пить хочет. (Хочет уходить.) Михайло. Танюха, погодь. Татьяна (стоя у дверей). Ну, что тебе-ка? Михайло. Подь сюда. Татьяна. Да на что? Что еще? Михайло. Подь, говорят. (Подходит к ней, берет ее за руку и выводит на авансцену.) Говори: хошь кажинный день чай пить? Татьяна. Да, дождешься у вас! Даст тебе батька-то чай пить кажинный день. Михайло. Ну, говори. Хошь купчихой быть? Татьяна (сердито). Ну, что еще... Слыхали мы эти разговоры -то - купчихой!.. Пусти-ка!.. (Хочет уйти, Михайла ее удерживает.) Пусти, говорят! Ну, что еще прокуратишь! Руки, чай, обломало самоваром-то... (Сердито и насмешливо.) Купец!.. День-то деньской умаешься около дома-то... А то купчиха!.. Михайло. Да ты слушай! Алеха, слушай. Не хочу с вами жить. У отца выпрошусь, чтоб отделил. Заживу своим домом, лошадей заведу во каких, - слышь?.. В салопах будешь ходить, - слышь?.. Татьяна. Слышу. Давно ты это говоришь, давно похваляешься... Хошь платок-от бы жене купил, а то салоп... Салоп!.. Дождешься от тебя салопа... Пусти-ка! Не первый годок уж я с тобой маюсь... устала уж приступать-то, чтобы просился у отца-то в отдел... Михайло. Да, поди-ка, подступись к нему зря-то... Пробовал, ведь, уж я говорить-то... Татьяна. Ну, так то-то и есть... а то салоп... купчиха... Купец!.. (Бормочет про себя и уходит.) Явление пятое. Те же без Татьяны. Михайло. Алеха, пристану я к батюшке - а? Ведь отделит? А? Ведь, отпустит? Алексей. Пристань... отпустит он тебе-ка! (Показывает кулак и смеется.) Михайло. Так что и сам-деле?.. Я хочу особь статьей жить, у меня жена, детки... А теперь что я живу? Алексей. Да что тебе не жить-то? Ты с батюшкой-то только и живешь... А без него у тебя и жена и детки - ух!.. А сам-от... (Щелкает себя по шее.) Да и одежу потащишь, вот что... Михайло (улыбается и садится к столу против Алексея). А что, ведь, и вправду, Алеха... Ведь, дай мне волю... всю, как есть, полную свободу... ведь, я пропащий человек... пра!.. Вот как я, примерно, расхожусь, - всего давай, только мало!.. И во всякий грех пойду, - стыда нет... А как тут опосля сам себя почувствую, так совесть зазрит, что беда! Алексей. Так, так!.. А вот совесть-то! Батюшки-то боишься, а то бы и совесть ничего... Сделал бы и еще хуже, да боишься батюшки, - вот и совесть! А он отец, - худу не научит. Михайло (улыбается и ласково смотрит Алексею в глаза). Слушай, Алеха! За что тебя люди дураком зовут? Алексей (поспешно и с замешательством). А мне что? Мне что? Пущай зовут! За то и зовут, что не больно умен. Михайло. Нет. Я так полагаю, что ты умнее всех нас... пра... и меня много умнее... Алексей (в совершенном смущении опускает глаза, трясет головой и смеется). Ну, ну! Полно, полно!.. Какой уж я... ну-ка, полно!.. Михайло. Нет, я тебе дело говорю... Как же! Ты всю мою душу проник... Хоть бы теперича взять: лошадей я чуть не задушил, отца надул, пьянствовал... Явление шестое. Те же и Маремьяна. Маремьяна (входя). А, да вы здесь, ребятишки! Что вы тут делаете? Михайло. А вот так сами промеж собой толковали. Маремьяна. Ну, толкуйте, коли в миру речь идет, толкуйте; а я вот на лежаночку присяду... Вот к осени-то, что ли, время идет, али кости-то старые, зябну нешто... (Садится на лежанку.) А ты что, Алешунка, невесел? Обидел, что ли, кто тебя?.. Подь-ка ко мне... (Михайле.) Ты, что ли, его, озорник, облаял? Алексей (поспешно). Нет, нет... он брательник, он душа... (Быстро подбегает к Михайле, обнимает его и стоит несколько секунд, прижавшись лицом к его груди.) Маремьяна (ласково). Что ты, дурашка? кто же тебя? Подь, подь ко мне, сядь вот сюда. (Алексей садится, а Маремьяна, приклонив к себе его голову, начинает ее гладить.) Михайло. Я говорю, матушка, за что Алешунку люди дураком зовут? Маремьяна. Ну, пускай их зовут, как хотят! Он и не с большим разумом, да живет с Богом, зла никому не делает... Мишанка, ведь, мне Алешунку-то жаль больше, нечем тебя... пра... Михайло. Что так, матушка? Маремьяна. А что? Кабы не материнское сердце, кто бы его призрел? Парень-то он робкий, речей-то больших Бог ему не дал - вот на людях и пошел на смех: дурак, да дурак... А что он? Какой дурак? Дело свое делает, закон всякий знает, в задор ни с кем не пойдет - материнскому-то сердцу и жаль, оно и чует... О-ох, ребятки! Кабы не жили вы со мной, да не благословил нас Господь милостивый таким миром, да согласьем, не жить бы и мне на белом свету... А то, слава Тебе, Создателю, всего-то у нас много, все-то свое, не чужое, да все-то вместе, - и лучше ничего не надо. Михайло. Верно, матушка; и мы вот про то же сейчас с Алехой мекали. Хотел бы я у батюшки проситься в отдел... Маремьяна. Что ты, что ты! Михайло. Да уж теперь, кажись, гнать будет, так не пойду из своего дома родного, значить родительского. Маремьяна. Ах, ты болезный!.. Подь-ка и ты ко мне. (За сценой слышится стук колес и бряк бубенчиков.) Михайло (направлявшийся было к Маремьяне, при этом звуке останавливается и поспешно подбегает к окну). Кузьма Федотыч приехал, да еще с ним какой-то толстеющий, тоже из купечества; видно, с ярманки ворочаются. Маремьяна. Ну, вот и самовар-от как раз поспеет. Подьте, встретьте его. Кузьма Федотыч - добрый купец... подьте. (Михайло и Алексей уходят.) Да, что говорить, добрый человек. И ласковым словом тебя всегда взыщет, и чаем тебя угостит, коли сам пьет, и заплатит вдвое супротив другого... Да, нечего сказать: добрый купец, за то ему Бог и подает. (Последние слова, после ухода сыновей, говорит она сама с собою, ходя по комнате, стирая со стола полотенцем, накрывая его скатертью и вообще прибирая в комнате.) Явление седьмое. Степан Федоров, Маремьяна, Кузьма Федотыч, Иван Петрович, Михайло и Алексей. Степан Федоров (отворяя дверь). Милости просим, батюшка Кузьма Федотыч, милости просим, дорогие гости! Кузьма Федотыч (входя). Здорово, Маремьянушка; здорово, Федорыч; здорово, ребята. Все (кроме Ивана Петровича). Здравия желаем, батюшка Кузьма Федотыч. Степан Федоров. Милости просим садиться, родной. А у нас, ровно знали, и самовар готов про твою милость. Кузьма Федотыч. Ну, и ладно. Давай его сюда! Маремьяна. А вот я тотчас пойду, - велю Танюхе подавать. А еще чем прикажешь чествовать твою милость, каким хлебом-солью? Кузьма Федотыч. Я ничего не хочу; Вот Иван Петрович не пожелает ли чего разве? Иван Петрович. Пиво есть у вас? Маремьяна. Как же, кормилец! В городе ярманка, дело гулящее, народу много едет, - и пиво варили. Иван Петрович. Дай-ка кружечку или ковшичек. Испить хочется. Жарко-с. Маремьяна. Сейчас, родной! (Уходит.) Кузьма Федотыч. А я к тебе нароком, Степан Федорыч. Лошадей-то сменили в Огарках, такая досада! Всего двух верст не доехал до вас... Иван Петрович лошадей-то нанимал. Мы с ним сговорились уехать вместе, а то бы уж я выговорил, чтоб здесь сдать, у тебя... Да все равно, думаю, уж мимо благоприятеля не проеду, хоть нароком, да зайду. Степан Федоров. На том благодарим, батюшка Кузьма Федотыч, благодарны твоей лаской, что нашим братом, простым человеком не гнушаетесь... Кузьма Федотыч. Как, братец, возможно? Что ты это?.. Вот, Иван Петрович, рекомендую тебе моего благоприятеля Степана Федорыча: почтенный старик, патриарх, сударь ты мой, в доме у себя, настоящий патриарх... (Степан Федоров кланяется.) Иван Петрович. Это хорошо. Постоялый двор содержите? Степан Федоров. Да, по малости... Иван Петрович. Почем овес отпускаете? Степан Федоров. Недорого, кормилец, по нынешнему году. Всего по восьми гривенок четверик. Иван Петрович. Это недорого. А сами почем получаете?.. Кузьма Федотыч. Какой у него, сударь ты мой, порядок в доме, так нашему брату поучиться не мешает. Степан Федоров (кланяясь). Полно, Кузьма Федотыч, много твоей ласки. Кузьма Федотыч. Да, да, всякому российскому человеку, православному, велю поучиться у тебя. Вон каких молодцов сыновей выкормил, а все у него в полном повиновении и послушании, никто из его воли родительской не выходит, и не выйдет, потому, сам добрый пример во всем подает. (Входит Маремьяна с кружкой пива и Татьяна с самоваром.) Иван Петрович (Маремьяне). Давай-кась сюда, бабушка, пивца-то. Маремьяна (подавая ему кружку с пивом). Изволь-ка, кормилец, испить на доброе здоровье. (Татьяна ставит самовар на стол и кланяется Кузьме Федотычу.) Кузьма Федотыч. Здорово, Танюша, здорово. А вот это, Иван Петрович, невестка его... Вот какая бабочка славная! Иван Петрович (переставая пить). Пиво важное. (Утирает рот.) Почем солод брали? Степан Федоров. А не веду, кормилец, наверное тебе сказать. Ровно ли полтинник пуд, али с пятаком, - не помню хорошо-то. Иван Петрович. Это недорого брали. Пиво хорошо. (Предлагая Кузьме Федотычу). Отведайте-с! Кузьма Федотыч. Нет, вот я чайку. Ну-ка, молодая хозяйка, заваривай. Где у те чай-то с сахаром? Много ли у тебя деток-то? Татьяна. Двое. Кузьма Федотыч. Ну, слава Богу. (Михайле.) Вот и ты своих так же воспитывай, как вас отец воспитал, - и будет прок. Давай Бог тебе! Михайло. Покорнейше благодарю на добром желанье. Кузьма Федотыч (Степану Федорову). Ну, а другой-то сын, что же, еще не женат? Степан Федоров. Да пора бы и ему давно, да не желает. Ну, а неволить не хочу. Кузьма Федотыч (разливая чай по чашкам). Отчего ж так, молодец, не хочешь в союз вступить? Алексей (закрывая лицо рукой и отворачиваясь, смеется). Не надо; и так проживу. Кузьма Федотыч. Что ж так? Маремьяна. Не желает, кормилец. То ли ради Бога, то ли по стыду... робок он оченно. Иван Петрович (принимая чашку с чаем). Верно, рассудком слабы-с? Кузьма Федотыч. Нет, он понятие имеет хорошее. Я с ним говаривал; а надо так думать, что точно это от робости; да он и есть такой тихий. Он, чай, уж с девкой не разговорится много. Маремьяна. Э, где ему, кормилец!.. Смирней его нет насчет этого, да и насчет всего. Кузьма Федотыч (Степану Федорову). Да что ты стоишь, старина? Садись-ка рядком, да потолкуем ладком. - Вот чайку с нами испей. И старуху-то свою посади. Степан Федоров и Маремьяна. Не беспокойся, кормилец. Кушай себе на доброе здоровье. Мы поспеем. Кузьма Федотыч. Садись, садись. Вот тебе чашка. Вот и тебе, старуха. (Степан Федоров и Маремьяна кланяются.) Степан Федоров (принимая чашку). Чай да сахар, вашей чести. Кузьма Федотыч. Кушай, кушай! Степан Федоров (садясь). Как на ярманке дела вел, батюшка, Кузьма Федотыч? Кузьма Федотыч. Так-то, брат, хорошо, Степан Федорыч, что лучше требовать нельзя. Нынче год у меня счастливый: товар, что ни привез на ярмарку, весь сбыл. (Приклонясь к уху Степана Федорова.) Чистоганчик домой везу. Степан Федоров. Ну, подавай тебе Бог больше и больше за твою добрую душу. Кузьма Федотыч. Что ж, Иван Петрович, еще чашечку?.. Иван Петрович. Много доволен... Достаточно. Жарко очень. В путь пора бы-с. Кузьма Федотыч. А вот выпьем еще по чашечке. Иван Петрович. Ладно, хорошо-с. Кузьма Федотыч. Выпьем, да и в путь. Куда нам теперь с тобой торопиться-то! Дела мы с тобой обделали; вот посидим у благоприятеля минутку. Иван Петрович. Это точно-с; только что жар-то оченно допекает. На воле-то все как-то легче. Степан Федоров. А ваша милость, батюшка Иван Петрович, тоже торгующие? Иван Петрович. Торгующие-с. Степан Федоров. По какой части? Иван Петрович (указывая на Кузьму Федотыча). А вот по этой же самой. Кузьма Федотыч (Степану Федорову). Иван Петрович, сударь ты мой, известный человек: он по нашей торговой части большой доточник. Вот годы его супротив моих еще молодые, а капиталом-то, пожалуй, еще зашибет. Иван Петрович. Это напрасно-с! Степан Федоров. Просим, батюшка Иван Петрович, нами не брезговать! Не будет ли когда путь лежать в нашу сторону, просим милости, не проезжайте. Иван Петрович. Это можно. Маремьяна (кланяясь). Да, заезжайте, милости просим. На всяк час рады дорогим гостям. Иван Петрович. Оченно хорошо; станем знать. У меня здесь обозы ходят. Почем с человека за обед кладете? Степан Федоров. Да по пяти гривенок кладем. Иван Петрович. Это дорого; по сороку будет. Явление восьмое. Те же и ямщик. Ямщик (показываясь в дверях). Эй, хозяева, долго ли? Кузьма Федотыч. Сейчас, сейчас идем. Ямщик. Чай да сахар, хорошего аппетиту. Эй, хозяева! Прикажите водки выпить? Иван Петрович. Не проехал двух верст, да и на водку просишь!.. Ямщик. Так как же, господа купцы, останавливались; чай, больше часу дожидаюсь. Иван Петрович (смотря на часы). Врешь, всего десять минут. Ямщик. Так как же, хозяева? С ярманкой! Кузьма Федотыч. Ну, ну, поди выпей на меня, да смотри хорошенько везти! Ямщик. Уж будем стараться. Покорнейше благодарим. (Уходит.) Кузьма Федотыч. Ну, прощай, Федорыч. Вот тебе за самовар. (Дает ему деньги.) Четвертачка будет? Степан Федоров. Будет, Кузьма Федотыч, будет. Маремьяна. Будет, кормилец; много довольны. Иван Петрович. А за пиво, хозяин, с меня, что положите, али нет? Маремьяна. Полно, кормилец, что тут! На доброе здоровье. Иван Петрович. Ну, покорнейше благодарим на угощенье. (Кланяется.) Кузьма Федотыч, на чае-с. Кузьма Федотыч. Ну, есть на чем! Ну, прощай, Федорыч! Прощай, старуха! Прощайте, робята! Все. Прощай, батюшка Кузьма Федотыч. Напредки милости просим. Кузьма Федотыч. Ваш гость, ваш гость. (Уходит с Иваном Петровичем. Степан Федоров, Михайло и Алексей его провожают.) Явление девятое. Маремьяна и Татьяна. Маремьяна. Ну, вот четвертачок и дал, да еще и нас чаем угостил. Спасибо, добрый... (Подходит к окну и смотрит.) Экой этот-то толстой! (Слышится стук колес и крик ямщика.) Ну, поехали... Поезжайте в добрый час. Спасибо. (Отходя от окна к Татьяне, которая собирала со стола) Прибирай, девка, прибирай, да сотри со стола-то... да сахар-то... осталось, кажись, снеси его вниз, да и сама-то приходи. Дело, чай, есть там. (Уходит.) Явление десятое. Татьяна (одна, прибирая посуду). Дело! Все у вас дело!.. А все одна. Ты не велика помощница-то: еле ноги таскаешь. День-то деньской умаешься. Что бы работницу нанять, - скареды!.. Пожила бы хоть недельку, как люди-то живут, а то все одна-то... (Уходит.) (Сцена остается на короткое время пустой.) Явление одиннадцатое. Михайло, один (входит, озираясь кругом, и заглядывает за перегородку). Кажись, никого нет. (Выходит на авансцену.) Неужто деньги нашел?.. (Вынимает из-за пазухи старый бумажник, туго набитый, и дрожащими руками развязывает шнурок, которым он завязан.) А ну, - деньги?.. (Раскрывает бумажник.) Деньги! Да сколько! (Озирается, подходит к дверям и запирает их на крюк, потом возвращается на авансцену и садится к столу.) Вот привалило! (Начинает вынимать из бумажника пачки ассигнаций и раскладывать их на стол, беспрестанно озираясь.) Да тут... тысячи... Вот заживу! Вот отделюсь от отца... Сказывать ему, али нет?.. Сказать, - себе возьмет, либо объявит... Не скажу. (Смотрит на пачки ассигнаций.) О-го. Все мое. Теперь-то загуляю!.. О-го, сколько!.. А как Кузьма Федотыч обронил, да воротится... спрашивать станет?.. Не отдам! Я нашел - мое счастье! Никому не скажу... О-го!.. Все сотенные!.. (Снаружи торгаются в двери. Михайло вздрагивает и прикрывает деньги руками.) Голос Степана Федорова (за дверьми). Да кто тут заперся?.. Михайло (тихо и побледнев). Батюшка! (Начинает поспешно собирать деньги и класть в бумажник, но дрожащие руки плохо ему повинуются) Степан Федоров (торгаясь в двери). Да кто тут? Отоприте! С чего это заперлись? Михайло (торопится собрать деньги, роняет их, поднимает и роняет другие). Степан Федоров (стучась сильнее с гневом). Да кто тут, окаянный, забрался? Отопри скорей - слышь ли? Михайло кое-как завязывает бумажник, кладет его за пазуху и отпирает дверь. Явление двенадцатое. Михайло и Степан Федоров. Степан Федоров (входя). Да это ты? Что ты тут делал? (Подозрительно смотрит на Михайла.) Михайло. Я... ничего... Степан Федоров. Как ничего? Стучался, стучался... Насилу отпер. Зачем ты запирался-то? Михайло. Да я... я не запирался... Степан Федоров. Да что ты, рехнулся, что ли?.. Ровно сам не свой... Что ты? Что ты?.. Что ты делал-то здесь, запершись? Михайло (грубо). Да я ничего не делал... Степан Федоров. Как ничего?.. (Подозрительно осматривает всю комнату и, заметя на полу ассигнацию, поднимает ее.) Что это? Да это сигнация... Батюшки! Сотельная бумажка-то!.. Откуда взялась?.. (Опять смотрит на пол и из-под стола вынимает еще ассигнацию.) И другая!.. Да откуда это?.. (Взглядывает на Михайла.) Михайло (в сильном замешательстве). Не знаю откуда... Степан Федоров. Как не знаешь? Ты здесь один был. Говори! откуда взялись? Михайло. Да почем я знаю... Степан Федоров. Что ж ты здесь делал-то? Уж не украл ли ты? А? Михайло. Где мне украсть-то?.. Степан Федоров. Так откуда ж им взяться? Говори! Михайло (грубо). Да что мне говорить-то? Нашел, так бери себе. Твоя находка, - твое счастье. Степан Федоров. Да что ты как со мной говоришь, мошенник - а? Сказывай! Где деньги взял? Сотельную бумажку обронил, значит, у тебя еще есть... (Смотрит на него.) Что у тебя тут оттопырилось-то? Показывай! Михайло. Что оттопырилось? Ничего не оттопырилось. Степан Федоров. Так не вижу, что ли, я? Ты, видно, украл. Вынимай сейчас! Что у тебя тут - показывай!.. Показывай: не то худо будет... Михайло (озираясь). Да что кричишь-то? Не кричи, - услышат... Деньги мои. Степан Федоров. Как твои? Михайло. Так; я нашел... Степан Федоров. Нашел? Где нашел? Михайло. На дворе... на улице... Степан Федоров. Подавай! Михайло. Батюшка, деньги мои, - я нашел. Степан Федоров (грозно). Ну!.. (Михайло неохотно вынимает бумажник и, не выпуская из рук, показывает отцу. Степан Федоров хочет взять его.) Михайло (не отдавая). Деньги мои, батюшка... я нашел... Степан Федоров (грозно). Ну, подавай сейчас... Отец я тебе, али нет?.. (Вырывает бумажник из рук Михаила.) Явление тринадцатое. Те же и Алексей. Алексей (входя). Батюшка, поди обедать. Степан Федоров. Нишкни... запри двери... Алексей. А что? Михайло. Молчи... я деньги нашел. Алексей. Деньги? Да не Кузьма ли Федотыч обронил? Степан Федоров. Не он ли и сам-деле?.. Алексей. Так давай, я сейчас нагоню верхом... Михайло. Да не он... Я за задним двором нашел, коло огорода. Степан Федоров. Так не он. Алексей. Так объявить надо. Михайло. Молчи! Ты что ли нашел? Степан Федоров. Да сколько денег-то? Михайло. Смотри! Много... Степан Федоров (раскрывает бумажник). Все сотельные... (Глаза его сверкают, руки дрожат.) Алексей. Батюшка, объявить надо. Михайло. Пошел! Не твое дело. Степан Федоров (рассматривая деньги, неопределенно) Объявить?.. Объявить?.. Михайло. Батюшка, ты мне отдай деньги, - я нашел. Степан Федоров (грозно). Ну!.. Отец я тебе, али нет?.. (Опять смотрит в бумажник.) Объявить?.. (Быстро.) Запирай двери! Запирай ворота! (Занавес опускается). Действие второе Декорация первого действия. На стене, близ лежанки, висят два синие кафтана, красный кушак и пуховая шляпа. Явление первое. Михайло и Татьяна (сидят у стола и пьют чай). Михайло (под хмельком). Ты мне теперя скажи только, - пьешь ты чай, али нет? Татьяна. Пить-то я пью... Михайло (перебивая ее). То-то вот и оно-то. Сказал, что будешь кажинный день пить чай, так дело и сделал, и никто не может мне... Никто слова не скажи. Татьяна. Так что? Чаем-то поишь, а работа-то та же на мне. Умаешься день-то деньской... все одна-то, да одна Михайло. Это я все могу сделать. Хошь целый день будешь на печке лежать. И никто мне не смей ничего... Ни одного слова... Татьяна. Да похваляться-то ты мастер, а только чай-от и есть, а то все то же. Ту же муку-то терплю мученическую день-то деньской... Михайло. Это сейчас можно все сделать. Не ходи, сиди здесь, пей чай - и никто мне... У!.. ни одного слова... Татьяна. А обещал еще салоп сшить; купчихой, говорит, сделаю... Вот себе одежи-то понашил, а жена-то много ли видела обнов-то? А то салоп... купчиха!.. Михайло. Это я все могу... все... все, значит, в нашей воле... одно слово!. Татьяна. Да!.. Похваляться-то всякий умеет... А ты сделай, да уж тогда и хвались... Михайло. Так не сделаю, что ли, коли захочу?.. Да я теперя... Вот сказал отцу, чтобы сейчас была новая тройка... для одного меня, значит, кататься хочу, и будет!.. И ни слова!.. Татьяна. Да, сейчас!.. Как же! Дожидайся... Разве поколотит только... Михайло. Теперя!.. Меня!.. Как же! Нету, поздно... Теперя я здесь большой... Все равно... вот смотри (показывает руку.) Вот пятерня! (сжимает кулак.) Тут все... значит я один... пикнуть не смей... потому я могу... одно слово... вот что!.. А то поколотит! Нет, уж это не про нас писано... Татьяна. Э-эх, спьяна-то мелешь. Слушать-то нечего, все пустое... Михайло. Пустое? Нет, не пустое... Захотел, - сейчас требую сто рублев, а мало, - пятьсот, а и того мало, - тысячу... И сейчас... взял. Захотел, дом каменный выстрою... Татьяна. Да, выстроишь на пустое-то место!.. Михайло. Ну, нет! Может, у нас есть не то, что... тысяч двадцать есть, а то тридцать... а то пятьдесят... Вот захотел хорошей одежи, - и есть... Татьяна. Да откуда это у тебя такие деньги? Скажи-ка - а? (насмешливо.) Ах ты тысячник с алтыном! Михайло. Есть у нас, да только сказать нельзя. Татьяна (поддразнивая его). Нечего сказать-то, так и не говоришь. Михайло. Ну, уж мы про то знаем, только вам не скажем, бабам... Татьяна. Так что? Не жена, что ли я тебе? чужая, что ли, что ты сказать-то мне не хочешь? Михайло. Знаю, что жена, да сказать-то тебе нельзя, потому - баба... А у бабы язык все равно, что вода на мельнице... все держится... а прорвало гать, - так и пошла писать, ничем не удержишь... Татьяна (ласкаясь к мужу). Так, дурашка, неужто я насупротив тебя пойду, али что на вреду тебе делать стану? Михайло. Нет, коли что насупротив-то пойдешь так на вашу братью... резонт есть (Показывает кулак.)... Теперь против меня никто слова не смей сказать... потому все я один сделал... весь капитал достал... Татьяна. Так то-то и есть, дурашка, разве я не знаю, что ты мне, голова? Кажется, я с тобой живу не первый год. В чем я тебе согрубила?.. Всегда стараюсь все как бы лучше потрафить... всегда, что угодно... Скажи, дурашка, Мишанка, Михайла Степаныч, где ты экое место денег-то взял?.. Михайло. Я нигде не взял, а нашел. Татьяна (живо). Нашел? Михайло. Ну, вот и сказал, а не надо бы сказывать-то... Да ты у меня нишкни - слышь? Татьяна. Так неужто стану говорить? Сколько же денег-то? Михайло. Да и сам не знаю сколько, а много, больно много. Отец-то три дни считал... а все наверняка не мог свести. Татьяна. Зачем же ты отцу-то отдал? Михайло. Ну, зачем?.. А он бы объявил. Татьяна. Так на что же ты показывал-то ему?.. Михайло. Ну, на что?.. Уж не показал бы, как бы сам не увидал... Татьяна. Ах ты, дурак, дурак! Вот пословица-то говорится: глупому-то сыну, да богатство-то... Клад в руки давался, и того не умел взять. Да я баба, да кабы я нашла, так неужто кто бы у меня отнял? А ты что?.. Эх, ты!.. ты!.. Михайло. Ну, цыц!.. Со мной никто не смей... не разговаривать!.. Деньги мои... Сколько хочу, пошел, да взял. Татьяна. Да, взял!.. Из чужих-то рук... (Начинает притворно плакать.) Вот муженек на шею навязался! Клад сам в руки давался, так чем бы жене всякий спокой дать... У него, ровно у малого ребенка, тотчас все и отняли. Михайло. Цыц!.. Все мое!.. все могу сделать!.. Татьяна (продолжая всхлипывать). Да... другой бы муж сейчас отделился, чтоб своим домом жить, самому себе хозяином, а ты до тридцати лет дожил, да своей овцы, какова овца, у тебя нет... Вот, чтобы отделиться-то теперь... Михайло. Так, коли захочу, не отделюсь, что ли? Одно слово сказал, - и все тут! Татьяна. Так что же ты думаешь о своей голове, о своих детках малых? Ведь отец-от ничего тебе не даст. Михайло. И просить не стану. Подай мое... Я еще в купцы выпишусь, со всяким самым лучшим народом знакомство заведу... пиры, да банкеты стану сводить. Явление второе. Те же и Маремьяна. Маремьяна (входя, Татьяне). Что ты... девка, сидишь здесь, да чаи-то распиваешь, а дело все стало за тобой! Что за прокуратство у вас?.. И пироги-то в печь до сей поры не посажены. Подь-ка скорей, сажай их. Татьяна. Подь-ка сажай сама, а я еще не стану... Маремьяна. Что? Татьяна. А то! Будет уж, я поработала на вас, пора и мне самой в себя пожить... Маремьяна. Да что ты девка, в уме ли? Татьяна. Небось не глупее тебя. Маремьяна. Да что она взбеленилась, ровно неделю не емши сидит? Татьяна. У вас не то, что неделю, у вас и год просидишь не емши... Еще вот не хочу идти работать на вас, - да и все тут! Поди, ищи на мне. Еще и жить-то с вами не хочу, еще в отдел пойдем... Маремьяна. Да что ты, Мишанка, смотришь ей в зубы-то? Что она у тебя рехнулась, что ли, али белены объелась?.. Рехнулась и вправду. Михайло. Это точно, матушка. Ты скажи батюшке, чтобы он нас отделил. Маремьяна. Да вы и вправду оба не в своем уме... С чего вам, с чаю-то, что ли, эко дело?.. Татьяна. Небось, не с чаю, - не больно у вас разольешься... Вы мастера-то в чужой горшок лазить, да чужой-то век заедать. Маремьяна. Да уйти от вас, нагрешники... Что вы?.. Пойду, скажу отцу, чтоб он вас поучил... (Хочет идти.) Татьяна. Нечему нас учить. Учены мы! На что вы-то нас с мужем-то обобрали?.. Маремьяна. Да что ты? Не будь тебе ладно... Об чем ты говоришь? Чем мы вас обобрали? Татьяна. Эка!.. не знает!.. На что у него пятьдесят-то тысяч отняли, что нашел-то он? а? что?.. Михайло. Цыц! Эк понесло тебя!.. Вот что, матушка. Опричь всяких ссор, скажи отцу, чтоб он меня отделил, да отдал мне половину, а то пусть будет ваше... Татьяна (Михайлу). Да что ты!.. На самого себя руки наложить, что ли, хочешь? Ты не один, - у тебя детки... Михайло. Молчать! Ну, жертвую вам пять тысяч! Маремьяна. Что вы, батюшки?.. Вам попало что-нибудь... (Входит Степан Федоров.) Явление третье. Те же и Степан Федоров. Маремьяна. Отец, разбери ты их, что с ними попритчилось? Какие ты у них тысячи отнял? Татьяна. Да!.. разбирай!.. Нет, нам денежки-то отдай. Михайло. Батюшка, пореши ты это дело со мной. Степан Федоров. Бабы, ступай вон! Татьяна Что, ступай вон?.. Нечего!.. ты деньги-то отдай. (Маремьяна уходит.) Степан Федоров. Прогони же жену-то. Михайло. Подь отселе, да ни гу-гу - слышь? Татьяна (сквозь слезы). Вот и вся корысть! Всего-то тебя оберут... Степан Федоров. Ну!.. Михайло. Пошла же, говорят! Татьяна. Уйду. Оставайся. Много ли без меня-то сделаешь! (Уходит.) Явление четвертое. Степан Федоров и Михайло. Степан Федоров. На что, дурень, жене-то сказал? Михайло. Ну, уж сказал, так нече делать. А ты вот что, батюшка. Ты меня отдели. Я тебе пять тысяч жертвую, а ты мое... Степан Федоров Ну, что ты блажишь-то? Ну, как я тебе отделю? Куда ты пойдешь? Михайло. Да уж это мы знаем, наше дело. Я тотчас дом выстрою, лошадей накуплю, постоялый двор открою... Степан Федоров. Глупый! Да ведь люди-то будут смотреть, да спрашивать, откуда вдруг такие деньги взялись. Что ты скажешь? Наши достатки известные. А ты послушай меня, старика: сначала распущу я по деревне слух, что хочу тебя отделить и начну тебе строить дом, куплю тебе тройку лошадей... ну, хошь две, и начни ты сначала потихоньку, года два хошь так поживи, а потом, как хочешь. Никто и пикнуть не посмеет, - разжился, да и все тут. Кто тебя усчитает? Дела хорошо пошли, да и все тут! Ну, так ли я говорю: ты парень умной, рассуди-ка хорошенько-то. Михайло. Да это точно... Ну, так дай на гулянку... Степан Федоров. Ну, на гулянку изволь. Много ли надо? Целкового будет? Михайло. Какой целковый! Срамиться не из чего. Давай сто рублев. Степан Федоров. Сто рублев? Да что ты, в уме ли, Мишанка? Михайло. В уме. Что тут разговаривать! Своих денег прошу... Сто рублей вынимай. Степан Федоров (с гневом). Так не дам я тебе ни копейки. Михайло. Так что ты и взаправду, отнять, что ли, хочешь деньги-то? Так не доставайся же они никому... Степан Федоров (смягчая тон). Да, дурашка, подумай ты то. Ведь ста-то рублей в месяц не прогуляешь... Михайло. Уйдет у нас в день... Степан Федоров. Ну так опять люди станут примечать, откуда такие деньги... Михайло. Я жене салоп сошью... Степан Федоров. Ну, куда ей салоп? Ну, что не дело-то говоришь. Сарафанчишка-то путного нет, а хочешь салоп шить. Да и пристало ли крестьянской бабе? Лучше же я ей исподволь, каких ей приличествует нарядов, нашью, по нашему деревенскому обычаю, а то ну-ка, салоп! К чему пристало? Михайло. Так, по крайности, дай хошь пятьдесят на гулянье... Степан Федоров. Ну, куда ты пятьдесят рублей хочешь прогулять? Ты подумай. По пятидесяти-то, чай, и купеческие сынки не прогуливают. А ты возьми два целковых, да и гуляй. Знаешь ли, как разгуляешься - всем на удивленье. Михайло. Нет уж, батюшка, коли так, как хошь. Двадцать давай, меньше не возьму. Сегодня, кажись, на дворе праздник, народ гуляет, хороводы водят, можно двадцать прогулять нашему брату, не от бедности от какой. Скажу, что на водках скопил... Степан Федоров (вынимая из кошеля деньги). Ну, на вот тебе, на, три целковых, на! Не проси же больше... Михайло. Нет, батюшка, мало, давай еще три. Степан Федоров. Ну, будет; не дам больше. Михайло. Нет, давай еще! Степан Федоров (повышая голос). Говорят, не дам, а то и эти назад возьму. Михайло. Ну, это навряд ли... Степан Федоров (грозно). Мишанка!.. Михайло. Да что? твоих что ли я прошу? Мои деньги. Взял, да еще завладеть хочет!.. Степан Федоров. Да на тебе еще целковый, бесстыжая твоя рожа... Михайло. Нет, давай еще два... Степан Федоров (выкидывая деньги, с гневом). Пошел, опейся, ненасытная твоя утроба! Пошел же с глаз моих долой! Михайло. Теперь и без того уйдем... (Снимает со стены синий кафтан и кушак, надевает на голову нарядную шапку и уходит). Явление пятое. Степан Федоров (один). Разбойник! окаянный! пьяница!.. А от своей же крови экого нажил! Что с ним сделаешь? Куда от него уйдешь? Того и смотри, что еще разболтает. То же отделиться хочет! Хорошо, что еще не знает, сколько денег-то... А много... а и много! Кто-то эти денежки обронил, то-то, чай, воет-то... А хорошо, как с эстолько-то денег лежит; уж как хорошо! Взглянешь, так сердце и замрет от радости! (Уходит). Перемена декорации. Деревенский праздник. Несколько лавочек под холщовыми навесами, с пряниками, орехами, яблоками и тому подобным. Так называемая выставка, то есть временной шатер с прилавком, на котором продается вино. Шатер сделан в вид колокола, над которым развивается флаг. Толпы крестьян и крестьянок в праздничном наряде. Несколько групп: в одной играют молодые парни в орлянку, в другой пьют вино, в третьей разговаривают, и прочее. Вдали виднеется деревня. На авансцене, ближе к правой стороне, стоит дерево. Хоровод из девушек и молодых крестьян, тотчас по поднятии заднего занавеса первой декорации, с, песнями приближается к авансцене. Явление первое. Михайло, Дмитрий и Иван (выходят из-за хоровода при окончании песни). Михайло. Ну-ка, Митюха, погуляй-ка у нас на празднике-то, понравится ли тебе ека? Вона у нас девки-то каки, не хуже ваших. Дмитрий. Важные девки! Михайло. Ну-ка, девки, запевай новую, а мы здеся сядем, да слушать станем. Маланья. Да, вот больно надо! Для тебя и поют. Михайло. А не надо, так, как хошь, и пряников тебе не будет. Маланья. Покупай своим ребятишкам, да береги деньги-то жене на плат, а мы и без твоих пряников проживем. Захотим, сами купим. И парнем-то был, так от тебя немного видали. Михайло. Аи!.. Тебе, видно, девка, годов-то много... Ну-ка, помнишь, как я парнем был, а я сорок лет с годом с женой живу... (Общий смех.) Маланья (обидевшись). Смотри своей жене-то в зубы, да считай года, а наши еще не считаны. Дмитрий. Нет, брат, Мишуха, ваши девки сердитые, не то, что наши... Михайло. Ведь это только одна. У ней нечем кусаться, так она только лается... А те ласковые... (Снимает шляпу и вынимает из нее платок, наполненный орехами и пряниками.) Ну-ка, девушки, бьем челом, не побрезгуйте нашим добром... (Начинает потчевать девушек; когда же доходит до той, с которою разговаривал, то обходит ее.) А вы, говорят, плохи зубами и кисель едите с большими трудами... (Общий смех.) Маланья. Ну, озорник, достанется и тебе на орехи. Вот я пойду, скажу жене-то, какие ты здесь лясы точишь. Она у тебя потачки не дает... Без нее-то ты больно удал, а то люди говорят, она не поест, тебя не побивши. (Уходит.) Несколько девушек. А, Мишуха, что? Поджал хвост-от? (Смеются.) Михайло. Я что? А вот что. Ванюха, на вот те три целковых, подь купи девушкам пряников, да орехов, да водки штоф, на все - слышь? Иван. Ладно, тотчас. Михайло. Вот вам и жены боюсь... видели? А мало, - еще купим... Все гуляй сегодня на меня - слышь! Захочу, всю выставку куплю - вот как у нас! Дмитрий. Что больно, Мишуха, расходился? Откуда экие деньги у тебя?... Михайло. Есть у нас; заработки хороши! Иван. На, вот купил. (Подает большой платок с пряниками и орехами.) В плат-то не уклалось, так вот полну шляпу насыпали. (Наклоняет голову.) Снимай, да не просыпли. Михайло. Ну, вот, девушки кушайте, не жалейте. Дмитрий. Ну, девки, запевайте же, да нас припустите, коли не противен. Бывало, хаживали по кругу, себя не срамили. Михайло. Ну-ка, ну-ка, Митюха, и сам деле пройдись. А мы, ребята, сядем-ка на зеленый на лужок, под ракитов под кусток. Сядем, да выпьем. Гуляй все в мою голову, за всех отвечаю! Митюха, выпей спервоначала, а тут и поди. (Наливает стакан вина, Дмитрий пьет.) (Составляется хоровод, запевают песню. Дмитрий с одной из девушек идет по кругу.)