С чего у нас-то, окаянных, волос
Вздымает дыбом, леденеет кровь, -
Ей заживо увидеть и услышать!
Гульба гульбой, а впереди-то пытка.
Всему пора да время. Сколько вору
Ни воровать, кнута не миновать.
Обрушит черт, наткнешься на разъезды:
Убьют тебя, так счастье, а как свяжут,
Перекуют попарно да к расспросу
Потянут всех, и ей идти с ворами,
Терпеть безвинно воровскую кару...
Олена идет из терема, за ней шут.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Дубровин, Олена и шут (в кустах).
С чего же ты, Олена,
Заплакала? От радости иль с горя?
Да Господи! Да как же! Не во сне ли?
Взгляни сюда! Роман и есть! Голубчик!
(Припадает к нему на грудь.)
Да как же
Без крова-то? Весна да осень - дождь,
Зима-то - снег; в лесу-то зверь рыскучий.
На чем прилечь в ночи, а в непогоду
Да видишь, цел вернулся,
Так что ж тебе? Что было, то прошло.
Кто мыл, кто шил тебе? Чужие руки
Такие ли, как женины? Кажи-ка
Суровая какая.
Такие ли я шила! Ишь ты, ворот
Не вышитый. А я, бывало, шелком
И рукава и ворот изошью.
Какой кафтан-то смурый! На бурлаках
А ты молись-ка Богу,
Романушка, по-Божьи,
Скажи ты мне всю правду. Не видались
Два года мы. Ужли ты женской ласки
Не видывал, так сиротой и жил?
Ни девушки, ни бабы не любили,
Молодчика, тебя? Скажи, мой милый,
В сиротской нашей доле
До ласки ли, Олена? А взгрустнется,
Бывало, мне, - присядешь, горько всплакнешь,
Придет ко мне, бывало, пожалеет,
Приластится, лицо и руки лижет
Мой верный пес, лохматая собака,
Кобель борзой. В глаза ко мне глядит
И плачет сам, как будто он прочуял,
Что на уме моем.
(бросается к нему на шею)
Так прогони ж свою собаку, злую
Разлучницу. Возьми меня. Собакой
Служить тебе я буду, злое горе
С тобой делить; в глаза глядеть, и плакать,
Уж без тебя не выду
Отсюда я. Не для того нас доля
Свела опять, чтоб снова расставаться.
Не надоем тебе, не надокучу.
Прикажешь мне - я подойду, погонишь -
Я прочь пойду, и слова не услышишь.
А у тебя и не спрошу, Олена,
Как ты жила, чтоб сердца ретивого
Не натрудить. И так уж все изныло.
Я знаю, ты меня не променяешь
Ни на кого охотой, про насильство
Не сказывай! Себя не пожалею,
Да и тебя. Таков уж мой обычай;
Как словно что внутри-то захохочет,
В глазах туман кровавый да ножи
Мерещатся. Молчи, Олена, лучше!
Романушка, не думай! Воевода
И плакал-то, и пыткой-то стращал,
Я напрямик ему сказала: руки,
Мол, наложу, отстань. Три дня не ела,
Голодной смертью помереть хотела, -
И унялся. На черную работу
Послал меня; а я тому и рада.
Боярышню привел, так взяли в терем,
Веди скорее
Боярышню. Мы задние ворота
Ступай же, дожидайся,
За ворота. Мы крикнем, ты отворишь.
А здесь не стой! С боярышней Ульяна,
Сердитая такая: как увидит
Тебя в саду, весь дом поднимет криком.
Дожидайтесь.
Уходят: Дубровин за ворота, а Олена в терем.
Ну, дядюшка, простись с своей невестой!
Женили нас с тобой! Ты где гуляешь,
Своей беды не знаешь? Что ж мне делать?
Будить народ начать? А ну, услышит
Оленин муж, да выдадут людишки
Меня ему? Начнет меня он резать,
Пороть ножом на части по суставам.
Ой, батюшки, не буду! Вот что лучше:
Направлю я стопы свои подальше,
Покуда цел.
Воевода входит и осматривает терем.
Я, дяденька. Потише,
Не разбуди! Ты видишь, все заснули.
Исправно. Двери
Одни запрем, другие настежь. Слушай:
Все сторожа пьянехоньки, Дубровин
И Бастрюков на задворках гуляют,
Сейчас придет боярышня; ворота,
Вот видишь те, не заперты. Промедли
Ты час еще - и поминай как звали.
На улице оставил
Людей, стрельцов и с ними Неустройко,
А сам один двором прошел тихонько
Пошли-ка
В обход стрельцов на задворки. Без шуму
Пускай идут, и посмотри, что будет.
Ступай веди стрельцов, я здесь останусь.
А по тебя два раза присылали:
Наехали с Москвы, в избе приказной
Сидят да ждут какие-то бояре.
Убить тебя с боярами-то вместе!
Пошлют - иди! А разговоры после.
Недаром сон, и хорошо, что в пору
Приехал я! Теперь мои злодеи
В моих руках, поймаю их с поличным.
Выходят из терема: Ульяна, Марья Власьевна, Олена; воевода прячется.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
Воевода в кустах, Ульяна, Марья Власьевна, Олена, потом Дубровин и люди.
Пришла ж тебе охота! Не слыхала,
Как соловей поет. Велико диво!
У вас в саду, чай, много.
Все же любо
Послушать их весенней-то порой.
Мы выспаться успеем.
Мы круглый год все спим. Ночей-то много,
А соловьи поют до Петрова дня,
И вам не страшно
Чего ж бояться?
Вот говорят, что будто бука ходит,
Ты уморишь со страху!
Бука! бука!
Ульяна бежит к терему, Марья Власьевна и Олена в ворота.
Стой, ни с места!
Вбегает Марья Власьевна. Воевода берет ее за руку.
Красавица, куда бежишь! Постой,
Не торопись! Держи ее, Ульяна!
Ульяна берет ее за другую руку.
За что же ты хлеб-соль мою и ласку
Совсем забыть хотела? И спасибо
Мне за любовь-заботу не сказала,
Задумала покинуть, людям на смех
И голове седой на поруганье,
Мой нов терем. Аль ты не знаешь, Марья,
Что у меня жене прощенья нет
За грех ее. И мал ли он, велик ли,
А ей не жить. Прощайся с белым светом!
Ты не жена, так все равно невеста.
Я не хочу, чтоб мне в глаза смеялись.
Мне жаль тебя: такая молодая,
А умирать придется. Ты хотела
Повеселей пожить. Смеяться любишь!
И у меня ты вдоволь насмеешься,
И умирать тебе веселой смертью,
Он здесь. Держите!
Так вот где ты, мой ворог, разоритель!
Не ты ль меня пустил по-волчьи рыскать?
Гнездо мое расхитил? Уж не ты ли
И выучил меня ножи точить,
В оврагах жить, по Волге грабить, резать
Живых людей? Ты вспомни-ка, не ты ли?
Люди, Неустройко и шут входят; на шум выбегают из терема Недвига, сенные девушки и женщины и останавливаются на крыльце.
Кажись, что ты! Так сам теперь отведай,
Востер ли нож, чиста ль моя работа.
Люди схватывают его сзади.
Я выучил тебя, да, видно, плохо,
Не доучил, начать придется снова!
Сковать его! А люди Бастрюкова?
И всех перевязали
Одним концом. Как жемчуг, нанизали
На ниточку.
Вводят связанных: Олену, Резвого, Кубаса и Шишигу.
Он на конь сел да в город.
Ну и с Богом!
Держите их. Пойдем-ка в терем, Марья,
Поговорим с тобой. Веди, Ульяна.
И рад бы я, да связан.
Ульяна, воевода, Марья Власьевна уходят в терем.
Ах, батюшки! Ой, смерть моя приходит!
Убьет ее, до смерти защекочет.
Защекотал двух жен, разбойник! Хочет
Дитя мое родное загубить,
Красавицу, забавницу. На то ли
Лелеяли, растили, воскормили
Мы яблочко наливчато свое!
Беда моей головушке! Пустите!
(с хохотом выбегает из терема, воевода за ней)
Не стало сил моих, не служат ноги!
Уж сколько ты ни бегай,
А рук моих тебе не миновать.
Марья Власьевна убегает в сени, воевода за ней.
Входят: Поджарый, Бастрюков Семен, Бастрюков Степан, Облезлов, посадские и народ.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Воевода, Марья Власьевна, Недвига, Олена, Дубровин, Неустройко, Поджарый, Бастрюков Семен и Бастрюков Степан, Облезлов, посадские, стрельцы, слуги и народ.
Куда бежать - не знаю! Няньки, мамки
И девушки сенные, схороните!
Старуху подержите!
Марья Власьевна сходит с лестницы и бросается к Степану Бастрюкову.
По царскому указу,
Тебе, Нечай Шалыгин, воеводство
Отказано. А про твои неправды,
Для сыску, к нам Левон Поджарый прислан,
И быть ему у нас на воеводстве.
А есть приказ мою невесту силой
Ты сам ее насильно
Увез к себе. Она моя невеста.
В наказе нет об девке. Опечатать
Добро твое приказано до сыску,
За тем к тебе с посадскими людьми
Пришли теперь. А чья она невеста -
Мне как узнать? Отца и мать мы спросим.
Да нешто девка знает,
Кто ей жених? Ее ли это дело?
А все отца и мать спросить.
Мы спросим
Опосле их; а я возьму покуда
Вот видишь,
Сама идет, так разговор короток.
Вели пустить людей моих на волю,
Меня суди, они не виноваты.
Они рабы, по моему приказу
За ней пришли, а их перевязали.
В ответе я, коль в чем и провинились.
А ведомого вора,
Дубровина Ромашку, тоже пустишь?
Ножом меня хотел зарезать. Ночью
Ты пошто к воеводе
Жену мою Олену
Два года он в своих хоромах держит,
Насильством взял, тюрьмой стращал и пыткой.
Все от тебя же.
Пытал меня и жег корысти ради.
Вымучивал последние копейки,
Меня в тюрьме томил, чтоб без помехи
Нечай Шалыгин! правду
Ты воевода,
Изволь, судить я буду,
Да на меня ты после не пеняй!
Посадские! Кого Дубровин грабил?
Не ведаем, и слыхом не слыхали.
Воевода
Воевода
Жену его насильством брал в хоромы?
Да как не брать! Известно, брал Олену.
Спроси у ней, она живая - скажет.
Я бегать - бегал точно,
Так слушай же, Дубровин!
Указано царем нам, воеводам,
Вас сыскивать и на посад сажать,
Устраивать строеньем, буде надо,
И отдавать за крепкие поруки,
Чтоб вам, живя в посаде, не сбежать,
И подати платить царевы вместе
С посадскими, и быть во всякой службе
С посадскими ж, в ином чину не стать,
И ни за кем бы вам не заложиться.
А нет порук, и тех сажать в посады
И льготы им давать. Кто на поруки
Мы, всем посадом,
Ну вот, Шалыгин, видишь,
Я рассудил. По нраву ли пришелся
Есть суд и над тобою,
В Москве найдем. А ты суди как хочешь,
Развяжите
Подайте завтра запись
Поручную по нем. А за убытки,
Коль сыщутся, своим добром заплатит
Дубровину Шалыгин воевода.
Да что же ты в чужом дому воюешь?
Вы с чем пришли? Что за люди? Да может,
Обманщик ты, не царский воевода,
И надо гнать тебя с двора по шее!
Читай, Облезлов!
(вынимает грамоту; все снимают шапки. Читает)
"Воеводе Нечаю Шалыгину! В прошлом таком-то году, но нашему государеву указу, велено быть на нашей государеве службе в таком-то городу воеводою тебе, Нечаю Шалыгину; а в нашем государеве наказе написано: "Будучи тебе воеводою, нам, великому государю, во всем искати прибыли, а посадским и всяких чинов людям налогов никаких не чинити и напрасно ни к кому не приметываться". И ныне нам, великому государю, бил челом земской староста Нежданко и во всех посадских людей место, а сказали, что ты, Нечай Шалыгин, торговых и промышленных людей напрасно, по оговору и язычной молвке, без сыску и без расспросу сажаешь в тюрьму и пытаешь и от того емлешь тюремною теснотою и всяким мучением, деньгами рублей по тридцати и по сороку и больше. И которых служилых и посадских людей остаются в домах жены, а они в то время дома не бывают, и ты, Нечай, сведав их пожитки, жен их емлешь в застенок ночью и пытаешь и спрашиваешь денег и теми приметы и мучением их до конца разоряешь. А иных жен и от мужей берешь себе в хоромы. Да ты же, Нечай, призываешь к себе на двор шлющих людей и тюремных сидельцев и с ними на посадских людей умышляешь всякие затейные беды и теми самыми затейными налогами их разоряешь. И не стерпя тесноты и мученья, многие посадские люди, оставя свои дворы, бегут розно и нашего государева тягла не платят. А нам, великому государю, и мимо того Нежданка челобитья, многие твои неправды и насильства ведомы учинились. И то ты делаешь негораздо, своею дуростью и плутовством. И ныне указали мы, великий государь, те твои плутости сыскивати и быть на место твое на нашей государевой службе воеводою дворянину Левонтью Поджарому. И буде про твое воровство допряма сыщется, и которые были на тебя челобитчики и то велели на тебе взять вдвое, да тебе же от нас быти в великой опале. И как к тебе ся грамота придет, а Левонтий Поджарый приедет, и ты бы отдал ему, Левонтью, в съезжей избе нашу, великого государя, городовую печать и городовые ключи и наряд, и в нашей государевой казне деньги и свинец и пушечные и хлебные запасы и мягкую и всякую рухлядь и приходные и расходные деньгам и хлебу и всякому запасу книги и наши, великого государя, всякие дела, и во всем тебя, Нечая, счесть, и что нашей казны на тебя взочтено будет, и то велено ему, Левонтью, на тебе взять сполна. И как с ним, Левонтьем, распишешься, ехать тебе к нам, великому государю, к Москве и, приехав, явиться в костромском приказе нашему боярину с товарищи".
Мне Бог с тобой, свою бы я обиду
Тебе простил; а ты весь мир обидел.
Ты, знать, забыл, что с миром не поспоришь,
Что мир вздохнет, так до царя дойдет.
Отозвались тебе мирские слезы! Шут
Эх, дяденька! меня-то на кого же
Покинешь ты? Пропали мы с тобой!
Я малые, а ты большие шутки
Пошучивал, да вот и дошутились!
Теперь узнал ты нас, и кто, и пСшто,
Обманом ли, иль вправду мы пришли?
Веди нас в дом описывать добро.
Поджарый, Облезлов, Бастрюков Семен и воевода уходят; входит Влас.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Степан Бастрюков, Дубровин, Марья Власьевна, Олена, земский староста, посадские, слуги воеводы и Влас.
Где дочь моя?
Марья Власьевна прячется за Бастрюкова Степана.
Не бойся, не отнимут.
Отдай-повыдай замуж за меня.
Да Бог с тобой! Коли пришлась по нраву,
Бери себе, да только чтобы честно
Венчаться с ней; а то, тебя я знаю,
Ты увезешь и так, а чин по чину
Пойдем ко мне, да по рукам ударим.
На все готов, пойдем! За мной, робята!
Ты приходи на свадьбу к нам, Дубровин.
С женой придем.
Бастрюков, Марья Власьевна и слуги уходят.
Ну, как теперь, Дубровин?
А там как Бог даст.
Коли хорош да смирен воевода,
Не потеснит, так с вами жить останусь
И торговать начну, а коль обидит -
Опять сбегу, вы так про то и знайте!
В разоренный
Небось. Поправим.
Найду чем жить. Не поклонюся людям.
Посадские, готовьте-ка поминки
Да на поклон несите воеводе.
Почествовать его с приездом надо.
Ну, старый плох, каков-то новый будет.
Да, надо быть, такой же, коль не хуже.
КОММЕНТАРИИ
Впервые комедия была напечатана в "Современнике", 1865, N 1.
Замысел пьесы возник под влиянием поездки драматурга по Волге в качестве участника "литературной экспедиции". Осенью 1857 года Островский сообщал Н. А. Некрасову о своем намерении написать "целый ряд пьес под общим заглавием "Ночи на Волге" (Полн. собр. соч., т. XIV, Гослитиздат, 1953, стр. 66). Одним из произведений этого цикла и должна была явиться комедия "Воевода (Сон на Волге)". Этнограф С. В. Максимов, близко знавший Островского, в статье, посвященной "литературной экспедиции", писал: "Волга дала Островскому обильную пищу, указала ему новые темы для драм и комедий..." По словам Максимова, здесь драматургу "приснился поэтический "Сон на Волге", и восстали из гроба живыми и действующими "воевода" Нечай Григорьевич Шалыгин с противником своим - вольным человеком, беглым удальцом, посадским Романом Дубровиным, во всей той правдивой обстановке старой Руси, которую может представить одна лишь Волга, в одно и то же время и богомольная и разбойная, сытая и малохлебная" ("Русская мысль", 1890, N 2, стр. 40).
Первое упоминание о пьесе "Воевода" содержится в письме Островского к И. И. Панаеву от 28 августа 1860 года. В этот момент драматургу казалось, что ему удастся написать эту пьесу сравнительно быстро. "Сон на Волге" постараюсь окончить поскорее",- сообщал он (т. XIV, стр. 86). Прошло, однако, много времени, прежде чем этот замысел был доведен до конца. В декабре 1864 года драматург сообщал Н. А. Некрасову: "Я окончил для Вас "Сон на Волге" и занимаюсь теперь только отделкой перепиской" (там же, стр. 121).
Процесс работы Островского над "Воеводой" можно проследить, знакомясь с черновой рукописью пьесы, хранящейся в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина. Здесь имеется следующий набросок плана "Воеводы":
1 Сад = Дочери.
2 Комната в доме боярина. (Скоморохи) =
Палаты воеводы. Ворожба. Охота. Сцена молчания при матери (Шут.) Женщина. Приказ ей. (Разбойники.) 2.
1 Терем: сцена с вдовой. Сцена со служанкой, опять со вдовой. Сон.
Изба. - Во сне разные виды - поют Лодку.
Двор. Переходы.
Работая над пьесой, Островский производил в черновой рукописи перестановку отдельных сцен, явлений, монологов. Например, слова Бастрюкова "Душа горит, на части сердце рвется" и т. д. драматург перенес из 1-й сцены 1-го действия по 2-ю сцену, сделан пометку: "В след. сцену". Действие 2-е начиналось разговором девушек с Недвигой (в печатном тексте явление 2-е). Позднее Островский написал явление 1-е - разговор Степана Бастрюкова с Резвым.
Некоторые сцены "Воеводы", набросанные прозой, были написаны заново, в стихотворной форме. Таков, например, разговор посадских в прологе. Излагая его стихами, Островский сохранил почти все мысли и подробности, содержавшиеся в прозаическом варианте, одновременно придавая речи действующих лиц бСльшую живость и энергию.
Рукопись "Воеводы" отразила также колебания Островского при выборе имен действующих лиц. Степана Бастрюкова драматург упорно называл в начале пьесы (вплоть до 9-го явления) Борисом Темрюковым. Воеводу Шалыгина Островский в одном месте называет не Нечаем, а Бакаем. Выбирая имя для отца своей героини, драматург перебрал ряд фамилий: Добрынин, Кунаев, Кауров, Ковригин, Пыляев. Всем им была предпочтена более выразительная фамилия - Дюжой.
Работая над пьесой, Островский добился рельефности образов и удивительной полноты и правдивости воспроизведения старорусской жизни. В "Сне на Волге" все без исключения детали и самый язык пьесы ярко свидетельствуют о том, что действие приурочено к определенному месту и времени. Оно происходит в одном из верхневолжских городов, в районе распространения окающих говоров, получивших отражение в языке персонажей этой пьесы. С. Н. Дурылин полагает, что Островский в "Воеводе" "рисует тот же Нижний Новгород", который является местом в "Минине" (С. Дурылин, А. Н. Островский, очерк жизни и творчества, изд-во "Искусство", М.-Л. 1949, стр. 83). Вернее, однако, предположить, что действие "Воеводы" развертывается в Костроме. В пьесе фигурируют бортники, идущие гужом в обозе "из Нижнего" "до Ярославля". Находящаяся между этими двумя городами Кострома и была, очевидно, городом, куда приехал "на кормление" воевода Шалыгин и где он через некоторое время был заменен вновь прибывшим воеводой Поджарым. Недаром в пьесе говорится, что смещенный с должности воевода обязан по приезде в Москву "явиться в костромском приказе". По свидетельству Гр. Котошихина, в ведении костромского приказа находились "городы Ростов, Ярославль, Кострома и иные" (Гр. Котошихин, О России в царствование Алексея Михайловича, изд. 2-е,, СПб. 1859, стр. 89). В пользу высказанного выше предположения свидетельствует и такая подробность. Во второй редакции пьесы Щербак велит крестьянам сказать стрельцам, что разбойники ушли "по Волге к верху, в город". Нижний Новгород не мог находиться выше того мест