sp; А вот что, друг, ты будь мне вместо брата
И всей семьи. Ты в Тушино когда же?
Пойдем теперь. Мои коротки сборы.
Готов хоть в преисподню,
Хоть в Тушино, лишь только б не на Пресню.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
ЛИЦА:
Предводители шаек под начальством пана Лисовского:
Епифанец, атаман донской.
Чика, прозванием "Четыре здоровья", атаман терский.
Беспута, боярский сын.
Асан-Ураз, романовский мурза.
Савлуков.
Максим Редриков.
Николай Редриков.
Скурыгин.
Старик священник.
Тушинцы разных наций: венгры, поляки, немцы, запорожцы, казаки донские, боярские дети, холопы, крестьяне.
Часть тушинского стана. Плетневые сараи, землянки, избы, позади высокий вал. Несколько тушинцев сидят в кружке, посередине скоморох.
Напала пороша
На талую землю,
По той по пороше
Что семеро саней,
По семеро в санях.
Как первые сани
Ларька на Карьке.
Вторые-то сани
Гришка на Рыжке.
Первый тушинец
С добычею вернулся Епифанец.
Запас везут и полону пригнали.
Второй тушинец
Хорош полон! крестьянишек голодных,
Пяток старух да старого попа.
Тушинцы расходятся. Входят Епифанец, Ураз, шайка разного сброда, связанные пленные крестьяне и старый священник.
Беспуту вы не троньте, не будите!
Проснулся он, ругается, что связан.
Жить не мило кому-то! Как посмели
А ты скажи спасибо.
Я приказал, а то б не жить тебе,
Болтаться бы на дереве, иль кожу
Крестьянишки содрали. Ты, Беспута,
Не бражничай! Сначала кончи дело,
Велико дело грабить!
Что пьянство, что грабеж - одно и то же.
Не так сказал! Украл, когда не надо,
Не хорошо! А нечего кусать,
Тебе ль, татарин,
Учить меня: какое дело грех
И что не грех! Ты что мне за указчик!
Собака ты, а я крещеной веры!
Не надо так! Наш Бог один!
Беспута,
Ты сам себя и сотню всю погубишь.
Коль хочешь пить, не пропивай ума.
Ума кончАл и голова кончАл.
А ты вчера и ум и память пропил.
Мы далеко зашли, кругом чужие.
Тут некогда копаться! Взял что надо,
Беги домой, покуда не догнали,
А ты резню и буйство затеваешь!
Ненужное кроворазлитье деешь!
Губил детей грудных, рубил на части,
Как бешеный из дома в дом кидался,
Избу зажег. Уж мы тебя связали
Да увезли; а надо бы на муку
Отдать тебя отцам и матерям.
Ты берегись, дойдет до государя
Димитрия Иваныча твое
Дурачество, спасиба он не скажет.
Не говори! В меня посажен дьявол,
Да не один, а может, много их.
В своем нутре я слышу разговоры,
Я сам молчу, а он во мне хохочет.
И в те поры зальется сердце кровью,
По телу дрожь, а волос станет дыбом,
В глазах круги зеленые и искры,
И бесенята маленькие скачут;
Мне кровь тогда, что пьяному похмелье;
Готов пролить я реки алой крови.
И чем слабей, чем ворог мой бессильней,
Тем слаще мне губить его и мучить.
Я сам врагов гублю,
Да только тех, кто борется со мною.
На то война! А безоружных мучить
Лишь только грех один. Ведь мы не волки
Барана облупили
Епифанец,
Не надо так! Такой не надо шутка!
Вина бочонок
Кати сюда! Налей в мою братину
Не пей вина, Беспута!
Ну, свяжите
Опять меня! Давай полон разделим.
Плакучих баб не надо мне. На долю
Я мужиков возьму, к коням приставлю.
А я возьму товар дешевый - баб;
Придут мужья, дадут хоть по копейке.
Ходи-гуляй пущу. Он Богу служит.
Входит Скурыгин, за ним Чика и Николай Редриков связанный.
Товариство почтенное! Грозится
За что? коли за дело,
Ты, атаман, не трогай
Скурыгина. Он нам вперед годится
Ему нужна наука!
Ты к лыцарству казацкому ни шагу!
Судите
Вы, головы и атаманы, чем же
Я лыцарей обидел? Говорю я,
Что плохо мы царю и государю
Димитрию Иванычу радеем!
Пошли ему Господь в делах удачи,
И счастия, и всякого талану,
И дай ему Господь свой стол московский
И родовые царства доступить,
И дай ему победу, одоленье,
Ты полно распинаться!
Приказная, продажная душа!
Не смеешь ты казакам-атаманам
Мое раденье
Великое известно государю.
Судите нас! Казаки изловили
На троицкой дороге молодца.
(Указывая на Николая Редрикова.)
А я божусь, сквозь землю провалиться,
Что он гонец царев; его поймали,
А грамоты царевой не нашли;
А я его в Москве недавно видел,
Сбирался он в Ростов, и верно знаю,
Куда ж им деться?
Не знаю. Я, боярин,
К родным бежал от службы из Москвы.
Ты, дяденька, не обижай сиротку!
Ты сказочник, я вижу.
Пытайте, коль хотите,
Невинного. Теперь я в вашей воле;
В чужом стану, один, защиты нет,
Одна защита - матушки молитва
Перед Творцом. Хоть до смерти замучьте,
Родимые, а не в чем повиниться.
Не стану лгать. За правду мне не страшно
Вот молодец какой!
Ну, из тебя иль добрый парень выдет,
Иль уж такой разбойник, что на диво.
А вот мы завтра к князю
Рощинскому сведем его. На дыбе
Теперь пока в землянку запереть.
Николая Редрикова уводят казаки.
Ты на слова мои не обижайся,
Не про тебя я говорю, про всех.
Зачем мы здесь стоим - давно пора бы
В Москве нам быть. Я сам вчера оттуда.
В народе рознь, а мы сидим, зеваем.
Стараюсь я один; уж я не мало
По площадям московским надрывался,
Уму учил и в чувство приводил.
Хотят идти с повинной к государю
Димитрию Иванычу. За службу
Пожалуют иль нет,- не знаю. Яну,
Петр Павлычу Сапеге, нынче утром
Докладывал, какие атаманы
Нам Красное село сдадут, какие
Провесть хотят за деревянный город
Лазейка есть, лазейку мы сыскали.
И кланялся я гетману и князю
Явить мое раденье государю,
Чтоб ведомо ему старанье было
Тебе бы встряску
Хорошую задать, ты больше скажешь.
Ну, на тебе за службу ковш вина.
A денег нет, отдашь живым товаром,
Якши! Давай играем!
(вынимает деньги, играют в зернь)
Ведь знаю я, что некрещеным счастье,
Талан во всем, а все с тобой играю,
Сыграем!
Да с чем же
Играть тебе? На старика сыграем?
Поди сюда, старик.
Мы на тебя играем. Что, татарин!
Пожалуста, играй!
А ты, старик, нам песни пой, да громче!
Плясать горазд, найдем тебе плясунью,
Мирских не знаю песен.
Мои уста поют Господню славу
В святых церквах; в разбойничьем вертепе
Не осквернюсь я срамным празднословьем.
Он будет петь, увидишь!
Он мой теперь, я выиграл его!
И что хочу, то и заставлю делать.
Ну, пой, старик, а то убью!
Ты глупый
И жалости достойный человек!
Я Господа боюсь, а ты не страшен.
Я для тебя губить души не стану.
А что мне смерть! Давно прошу у Бога
От бренных уз, от старческою тела
Освободить тоскующую душу,
Если просишь,
Куда бежать! От смерти не уйдешь.
Беспута стреляет. Старик падает.
Зачем убил? Зачем убил? Не надо
Татарин, прочь! Убью тебя, собаку!
Не вырвешься из наших рук железных.
С татарином мы двое черта свяжем,
Недаром мне прозвание "Четыре
Здоровья". Так скрутим его, что любо.
Дождусь же я, не все же буду связан.
Из-за угла перестреляю всех.
Доводишь сам. Проспишься, позабудешь.
Проклятые! Чтоб провалиться вам
Со всем гнездом разбойничьим! Разверзись,
Сыра-земля, до самой преисподней
И поглоти воров проклятых стаю
Вот это ладно,
Я околеть-то
Давно бы рад, да только вместе с вами.
Я рад кипеть в смоле, в горячей сере,
Да только б знать, что ты сидишь со мною
В одном котле. Я боль свою забуду.
И дьяволов-мучителей потешу
Я хохотом над мукою твоей.
Входят Савлуков и М. Редриков; Беспута скоро засыпает.
Мертвый
И связанный! Не можем мы без драки
И смертного убийства выпить чарку.
Теперь и ты с волками вой по-волчьи.
И сам дерись, и пей, и нашу волю
Мне это ничего!
Я зарожден на зло. На свет с зубами
Родился я, меня не испугаешь.
Вы, головы и атаманы, братья!
Вот новый наш товарищ - молодец!
Покинул он изменнический город
И целовал сегодня крест на службу
Природному царю и государю
Откуда
Вот мы его пригоним в кашу веру
И окрестим. Давайте ковш вина!
Ну, пей, да только весь смотри!
О здравье Царя Димитрия всея Руссии.
О здравии царя и государя
Верой
И правдой служи царю и нам,
Товарищам! Отца и мать покинуть
И всю родню забыть, а доведется,
Губить и их, как недругов царевых,
Ну, Бог тебе на помочь!
Ни бачка нет, ни мачка.
Твой бачка царь, а мачка нож-булат.
Мы наберем холопов беглых сотню,
И в сотники тебя тотчас поставим.
А вот тебе на первый раз и служба:
Стеречь полон, всю ночь ходить дозором
По куреням, чтоб стража не дремала.
А молодца в землянке пуще глазу
Ты береги, он завтра нужен нам.
Ну, спать пора, пойдемте, атаманы.
Эх, волюшка! Кому ты не мила!
Удалых ты до Тушина доводишь,
По сердцу мне веселое житье!
Прикажи-ка нам, хозяин,
Поскакать, поплясать,
Поскакать, поплясать,
Про все городы сказать!
И про верхни городки,
И про низовые.
Чего? Знакомый голос,
Я в землянке,
Ну, выходи на волю.
(Отворяет землянку. Николай Редриков выходит.)
Рассказывай, потом опять в землянку
Запру тебя, сиди да утра жди.
Попался я казакам на дороге.
У Троицы теперь.
Я отдал их старухам богомолкам,
Зачуявши погоню. Завтра утром
О грамотах сведут меня к допросу
Что ж делать!
Не будь дурак, вперед не попадайся!
Садись опять в землянку, дожидайся
Судьбы своей.
(Садится к столу, берет кости, в которые играли.)
Да как пустить! А крестно целованье!
Толкуй еще! Уж за одно грешить,
Я утверждался крестным целованьем
Двоим царям служить: в Москве Василью,
А в Тушине Димитрию. Василья
Я обманул, а этот чем же лучше?
Тебя-то жаль, ты больно молод, парень,
И отпустить беда, спина в ответе,
А неравно и голову долой.
Поди садись в землянку, я опосле
Поворожу, пустить тебя аль нет.
(Запирает землянку и уходит.)
СЦЕНА ПЯТАЯ
ЛИЦА:
Дмитрий, тушинский вор.
Князь Рожинский, великий гетман.
Ян Петр Павлович Сапега, начальник особого отряда.
Князь Трубецкой.
Князь Масальский.
Максим Редриков.
Сафонов, дьяк.
Коморник.
Свита самозванца из московских выходцев и поляков.
Передний покой в тушинском дворце. Входят Рожинский, Сапега и коморник.
Нельзя входить! Не велено!
Холоп,
Не выходил из бани
Пошел! Я царский гетман,
Когда входить к нему, я знаю сам.
Пришли мы рано, в бане царь московский.
Трудов ему довольно по утрам,
То молится, то в бане кости парит.
Вот мы с тобой всю ночь гуляли-пили,
Ты, пан Сапега,
Не позабыл вчерашних разговоров?
Хоть мы и побратались
И саблями с тобою поменялись,
А в Тушине двоим героям тесно,
Соперников я не люблю, ты знаешь.
Ходынское и Пресненское поле
Прославлю я своим геройством; ты же
Ищи себе урочища другие
Для подвигов; Россия велика.
Уж я нашел. Не бойся, пан Рожинский,
Друг другу мы с тобой не помешаем.
Бери Москву, сажай царя на трон
И управляй Московским государством!
А я для вас возьму другие замки,
Восточные, и путь к богатой Волге
Великою помехой
Стоит гнездо монахов на дороге,
Как вороны из каменного гроба,
Они и днем и ночью стерегут
И разбивают царские разъезды,
И Шуйского обозы прикрывают.
Под рясами седые старики
Страшнее нам всей рати. Этот замок
Не замок, а лукошко
Лубочное: я разорю его
И выгоню ворон. Мы, князь Рожинский,
Творим дела великие: мы царства
Обширные берем, на трон сажаем
Кого хотим, nostra armata manu
Id facimus. Мы римляне, Рожинский;
Что romani! Дрянь!
Мы лучше их! Однако, пан Сапега,
Вчерашний хмель гуляет в голове.
То у тебя, то у меня пиры;
Ты уезжай скорей, а то сопьемся.
Пируем мы сегодня у царицы,
Что-то
Не по нутру твоя богиня мне
Сегодня
Последний пир, а завтра и в поход.
Насмотримся, как Юрий Мнишек будет
Перед царем хитрить и унижаться,
И дочери кивать, и знаки делать,
Чтобы была поласковее с мужем.
Ведь ласки дочери царю он продал
За триста тысяч, - выгодная сделка!
Послушаем, как царь устав церковный
И весь псалтырь читает наизусть,
И величает братом Сигизмунда.
Мне мочи нет, я слышать не могу!
Какой он брат ему! Такие речи
На Господа хула. У Сигизмунда
И конюхи его такого братства
Тихонько! Здесь бояре!
Входят князья Трубецкой и Масальский и прочие выходцы, подают Сапеге руки. Рожинский руки не дает, а слегка кивает головою. Входит Дмитрий; его ведут под руки двое московских выходцев из стольников.
Нам сказывал наш гетман, князь Рожинский,
Что Ян Сапега, староста Усвятский,
Он для пользы
Твоей идет, великий государь,
Врагов твоих разить, громить твердыню
Ты, князь Рожинский,
Не так сказал. Идет громить Сапега
Великую святыню православных,