Главная » Книги

Островский Александр Николаевич - Горячее сердце, Страница 2

Островский Александр Николаевич - Горячее сердце


1 2 3 4 5 6 7 8

чему?
  
  Параша. Захотела смеяться и смеюсь.
  
  Матрена. Эко зелье! Эко зелье! (Идет к Параше и ведет Гаврилу за собой,
  тот упирается.)
  
  Параша. Не подходи лучше, нехорошо тебе будет.
  
  Матрена. Запру тебя, в чулан запру, вот и весь раз говор.
  
  Параша. Нет, не весь, много у нас с тобой разговору будет. (Уходит.)
  
  Матрена. Эко зелье зарожденное! (Гавриле.) А ты откуда взялся? Уж ты на
  людей метаться стал! Ишь ты какой всклоченный! Трепали тебя, да, должно
  быть, мало.
  
  Гаврило. Что ж, хорошо, что ль, трепать людей-то! Есть чем хвастаться!
  Ведь это все отчего людей-то треплют?
  
  Матрена. Отчего? Ну, говори, отчего?
  
  Гаврило. От необразования.
  
  Матрена. От необразования? Тебя, видно, мало? Пойдем, я еще к хозяину
  сведу.
  
  Гаврило. Да что вы в самом деле! Пустите! (Вырывается.) Я уж и так
  топиться от вас хочу.
  
  Матрена. И чудесно! Вон и Парашка хочет топиться, так уж вы вместе, и
  нас-то развяжете.
  
  Гаврило. Ну, я-то уж таковский, а за что вы на дочь-то? Никакого ей
  житья от вас нет. Это даже довольно подло с вашей стороны.
  
  Матрена. Ах ты, тварь ползущая! Смеешь ли ты так хозяйке?
  
  Гаврило. Ведь это в вас невежество ваше так свирепствует.
  
  Матрена. Молчи! Сейчас я тебя всех твоих прав решу.
  
  Гаврило. Каких прав? У меня и нет никаких. А что мне молчать? Я по
  всему городу кричать буду, что вы над падчерицей тиранствуете. Вот вы и
  знайте! (Уходит.)
  
  
  
  
  
   Входит Наркис.
  
  
  
  
  
  
   ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  
  
  
  
  
   Матрена и Наркис.
  
  
  Матрена. Это ты, Наркис?
  
  Наркис (грубо). Нет, не я.
  
  Матрена. Как ты можешь со мной так неучтиво! Хозяйка желает с тобой
  нежно разговаривать, - есть ее такое теперь желание...
  
  Наркис. Вообразите! И что еще будет?
  
  Матрена. Ты, как есть, мужик неотесанный.
  
  Наркис. И то мужик, я себя барином и не ставлю. Что ты меня из
  кучеров-то приказчиком произвела, экономом, - ты думаешь, что я сейчас
  барином и стал для тебя, как же! Ты выправь мне такой лист, чтобы был я, как
  есть, природный дворянин, да тогда учтивости от меня и спрашивай.
  
  Матрена. Что ты выдумываешь-то, чего невозможно!
  
  Наркис. А невозможно, я и так живу. Как был невежа, облом и грубиян,
  так, значит, и остался. И ничего я об этом не беспокоюсь, потому что мне и
  так оченно хорошо.
  
  Матрена. Что ты какой неласковый сегодня?
  
  Наркис. А вот неласковый, так и неласковый.
  
  Матрена. Да отчего?
  
  Наркис. Так, ни от чего. Про разбойников много слышал.
  
  Матрена. Про каких?
  
  Наркис. Объявились в наших местах... человек полтораста. Шайками по
  лесам и по воде на лодках.
  
  Матрена. Да врут, чай, поди.
  
  Наркис. Кто их знает; может, и врут.
  
  Матрена. Что ж, ты боишься, что ли?
  
  Наркис. Ну, вот еще выдумала! Стану я бояться, очень нужно!
  
  Матрена. Ты что вышел-то? Тебе не нужно ль чего?
  
  Наркис. Да, мне теперича очень требуется...
  
  Матрена. Чего?
  
  Наркис. Денег.
  
  Матрена. Каких денег, что ты!
  
  Наркис. Таких денег, - обыкновенных, государственных, а ты думала,
  игрушечных? Так я не маленький, мне не играть ими. Тысячу рублей давай!
  
  Матрена. Да опомнись ты! Давно ли...
  
  Наркис. Оно точно, что недавно; только, коли я требоваю, так, стало
  быть, нужно. Потому как я в купцы выходить хочу вскорости и беспременно,
  так, значит, чтоб мне была тысяча рублей.
  
  Матрена. Варвар ты, варвар!
  
  Наркис. Это точно, я варвар; это ты правду. Жалости во мне на вас нет.
  
  Матрена. Да ведь ты меня грабишь.
  
  Наркис. А для чего ж мне тебя не грабить, коли я могу. Что же я
  теперича за дурак, что мне от своего счастья отказываться!
  
  Матрена. Да, ненасытная твоя душа, ужли тебе мало еще?
  
  Наркис. Мало не мало, а коли есть мое такое желание, так, значит,
  подавай: разговаривать нечего. Ежели да мне с тебя денег не брать, это будет
  довольно смешно.
  
  Матрена. Ах ты... Боже мой милостивый... что мне с тобой делать!
  
  Наркис. Уж теперь шабаш, ничего не поделаешь! Ты бы об этом прежде...
  
  Матрена. Где ж я тебе денег возьму?
  
  Наркис. А это не моего рассудка дело.
  
  Матрена. Да подумай ты сам, дубовая башка, сам подумай!
  
  Наркис. Вот еще, очень нужно! Мне какое дело! Стану я для тебя голову
  ломать, как же! Думают-то петухи индейские. Я весь век прожил не думавши; а
  как сейчас что в голову придет, вот и конец.
  
  Матрена. Кровопивец ты, окаянный! (Хочет итти.)
  
  Наркис. Постой, погоди. Не надо мне денег. Пошутил.
  
  Матрена. Вот так-то лучше.
  
  Наркис. А чтобы падчерицу за меня замуж, Парашу.
  
  Матрена. Ну, не пес ты после этого?
  
  Наркис. И денег, и приданого, всего как следует.
  
  Матрена. У! Проклятый! Выколоть тебе бельмы-то твои завистливые.
  
  Наркис. И сделай такую милость, свадьба чтоб была скорее. А то я таких
  делов наделаю, что и не расчерпаешь. Чего душа моя желает, чтоб это было! И
  пожалуйста, ты меня не задерживай. Вот тебе и сказ. Больше я с тобой
  разговаривать теперь не в расположении. (Уходит.)
  
  Матрена. Попутал меня, ох, попутал! Накинула я себе петлю на шею!
  Вымотал он всю мою душеньку из бела тела. Ноженьки-то мои с места не
  двигаются. Точно меня громом ошарашил! Кабы эту чаду где бревном придавило,
  кажется бы в Киев сходила по обещанию.
  
  
  
  
  
   Выходит Параша.
  
  
  
  
  
  
   ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  
  
  
  
  
   Матрена и Параша.
  
  
  Матрена. Куда ты, куда выскочила?
  
  Параша. Иди скорей, батюшка зовет.
  
  Матрена. Ступай передом, я за тобой.
  
  Параша. Я не барабанщик, впереди тебя ходить. (Сходит с крыльца.)
  
  Матрена. Куда норовишь? Не бывать же по-твоему, не пущу я тебя ночью
  шляться по двору.
  
  Параша. Ну, так ведь уйду же и на улицу, коли ты стала разговаривать. И
  не зачем уйти, а уйду. Иди домой, кличет, говорят тебе.
  
  Матрена. Разорвусь пополам, а на своем поставлю.
  
  Параша. Вынула ты из меня все сердце, вынула. Что тебе нужно от меня?
  (Становится прямо против нее.)
  
  Матрена. Как что нужно, как что нужно? Первый мой долг, я тебя
  соблюдать должна!
  
  Параша. Себя соблюдай!
  
  Матрена. Ты мне не указ.
  
  Параша. И ты мне не указ.
  
  Матрена. Мне за тебя, за дрянь, да перед отцом отвечать...
  
  Параша. Нечего тебе придумывать-то, чего быть не может. Не в чем тебе
  отвечать, сама ты знаешь; только ненависть тебя разжигает. Что, я мешаю
  тебе, что ли, что на дворе погуляю. Ведь я девушка! Только и отрады у нас,
  что летним делом погулять вечерком, подышать на воле. Понимаешь ли ты, на
  воле, на своей воле, как мне хочется.
  
  Матрена. Знаю я, зачем ты вышла-то; недаром Наркис-то говорил.
  
  Параша. Ты б стыдилась об Наркисе-то и поминать.
  
  Матрена. Так вот нет
  же...
  
  
  
  
   Голос Курослепова: "Матрена!"
  
  О! Чтоб вам пусто было! Измучили вы меня! В гроб вы меня вгоните!
  
  Параша. За что ты надо мной тиранствуешь? У зверя лесного, и у того
  чувство есть. Много ль у нас воли-то в нашей жизни в девичьей! Много ли
  времени я сама своя-то? А то ведь я - все чужая, все чужая. Молода - так
  отцу с матерью работница, а выросла да замуж отдали, так мужнина, мужнина
  раба беспрекословная. Так отдам ли я тебе эту волюшку, дорогую, короткую.
  Все, все отнимите у меня, а воли я не отдам... На нож пойду за нее!
  
  Матрена. Ах, убьет она меня! Ах, убьет!
  
  
  
   Курослепов выходит на крыльцо, Силан в ворота.
  
  
  
  
  
  
   ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  
  
  
  
  Матрена, Параша, Курослепов, Силан.
  
  
  Курослепов. Матрена! Что тебя не дозовешься!
  
  Матрена. Уйми дочь-то, уйми! Зарезать меня хочет.
  
  Параша. Нечего меня унимать, я и так смирна.
  
  Матрена. Попала я в семейку, в каторжную. Лучше бы я у родителя в
  девичестве пребывала.
  
  Курослепов. Эк, хватилась!
  
  Матрена. Там меня любили, там нежили, там и по сю пору обо мне
  убиваются.
  
  Силан. Ты кричи шибче! И так почитай весь город у ворот, не пожар ли,
  мол.
  
  Курослепов. А ты метлой-то ее!
  
  Матрена (Силану). И сохрани тебя господи! Что я с тобой...
  (Курослепову.) Ты дочь избаловал, ты! У вас один умысел, погубить вы меня
  хотите. Вели дочери покориться! С места не сойду.
  
  Курослепов. Прасковья, покорись!
  
  Параша. Да в чем покориться-то? Я по двору погулять вышла, а она меня
  гонит. Что она обо мне думает? Зачем она меня порочит? Я честней ее! Мне это
  обида. Горькая обида!
  
  Матрена. Говори, лохматый шут...
  
  Курослепов. Метлой-то ее!
  
  Матрена. Тебя метлой-то! Говори, заспанные твои буркалы: мое дело
  беречь ее?
  
  Параша. Нечего того беречь, кто сам себя бережет! Не говори ты мне
  таких слов!
  
  Курослепов. Ну, что тут еще! Что за базар! Покорись, тебе говорят.
  
  Параша. И ты говоришь: покорись? Ну, изволь... Я покорюсь. (Матрене.) Я
  покорюсь, только вот я тебе при отце говорю - это в последний раз, - запомни
  ты мои слова! Вперед я, когда хочу и куда хочу, туда и пойду. А коли ты меня
  станешь останавливать, так докажу я вам, что значит у девки волю отнимать.
  Слушай ты, батюшка! Не часто мне с тобой говорить приходится, так уж скажу я
  тебе зараз. Вы меня, девушку, обидели. Браниться мне с тобой совесть не
  велит, а молчать силы нет; я после хоть год буду молчать, а тебе вот что
  скажу. Не отнимай ты моей воли дорогой, не марай мою честь девичью, не ставь
  за мной сторожей! Коли я себе добра хочу, - я сама себя уберегу, а коли вы
  меня беречь станете... Не уберечь вам меня! (Уходит.)
  
   Курослепов уходит за ней, потупя голову. Матрена за ним, ворчит и бранится
  
  
  
  
  
  про себя.
  
  
  Силан (стучит в доску). Посматривай!
  
  
  
  
  
  
   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  
  
  
  
  
  
  ЛИЦА:
  
  
  Курослепов.
  
  Матрена.
  
  Параша.
  
  Серапион Мардарьич Градобоев, городничий.
  
  Вася Шустрый.
  
  Гаврило.
  
  Силан.
  
  Сидоренко, полицейский унтер-офицер, он же и письмоводитель
  городничего.
  
  Жигунов, будочник.
  
  Девушка.
  
  Рабочие Курослепова.
  
   Декорация первого действия. 10-й час. К концу действия на сцене темно.
  
  
  
  
  
   ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  
  
   Градобоев, Силан, Сидоренко и Житунов входят в ворота.
  
  
  Градобоев. Что, человек божий, хозяева не спят еще?
  
  Силан. Надо быть, нет; ужинать хотят.
  
  Градобоев. Что поздно?.
  
  Силан. Да все раздор; бранятся подолгу, вот и опаздывают.
  
  Градобоев. А как дело?
  
  Силан. Мне что! Говори с хозяином!
  
  Градобоев. Сидоренко, Жигунов, вы подождите меня у ворот.
  
  Сидоренко и Жигунов. Слушаем, ваше высокоблагородие.
  
  
  
  
   Градобоев уходит на крыльцо.
  
  
  Сидоренко (Силану, подавая табакерку). Березинского!
  
  Силан. С золой?
  
  Сидоренко. Малость.
  
  Силан. А стекла толченого?
  
  Сидоренко. Кладу по пропорции.
  
  Силан. Что нюхать, что нюхать, братец ты мой? Стар стал, ничего не
  действует; не доходит. Ежели ты мне, - так стекла клади больше, - чтоб он
  бодрил... встряхивал, - а это что! Нет, ты мне, чтоб куражил, до мозгов
  доходил.
  
  
  
   Уходят в ворота. С крыльца сходит Параша.
  
  
  Параша. Тихо... Никого... А как душа-то тает. Васи нет, должно быть. Не
  с кем часок скоротать, не с кем сердечко погреть! (Садится под деревом.)
  Сяду я да подумаю, как люди на воле живут, счастливые. Эх, да много ль
  счастливых-то? Уж не то чтобы счастия, а хоть бы жить-то полюдски... Вон
  звездочка падает. Куда это она? А где-то моя звездочка, что-то с ней будет?
  Неужто ж опять терпеть? Где это человек столько терпенья берет?
  (Задумывается, потом запевает):
  
  
  
  
   Ах ты, воля, моя воля, воля дорогая,
  
  
  
   Воля дорогая, девка молодая -
  
  
  
   Девка по торгу гуляла...
  
  
  
  
  
  Входят Вася и Гаврило.
  
  
  
  
  
  
   ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  
  
  
  
  
  Параша, Вася, Гаврило.
  
  
  Гаврило. Погулять вышли?
  
  Параша. Погулять, Гаврюша. Дома-то душно.
  
  Гаврило. Теперь самое такое время, что гулять-с, и для разговору с
  девушками это время самое для сердца приятное. Так-с, точно мечта какая али
  сон волшебный-с. По моим замечаниям, вы, Прасковья Павлиновна, меня любить
  не желаете-с?
  
  Параша. Послушай, Гаврюша, ведь этак можно и надоесть! Который ты раз
  меня спрашиваешь! Ведь ты знаешь, что я другого люблю, так чего ж тебе?
  
  Гаврило. Так-с. Я полагаю, что мне и напредки в ожидании не быть-с.
  
  Параша. А напредки, голубчик, что будет, один бог знает; разве я в
  своем сердце вольна? Только, пока я Васю люблю, уж тебе нечего приставать.
  Ты погляди-ка лучше, не подошел бы кто, мне с ним поговорить нужно...
  
  Гаврило. Оченно могу-с. Потому желаю от всего моего чувствительного
  сердца хотя даже этакой малостью быть вам приятным. (Отходит.)
  
  Параша. Ну, вот молодец! (Васе.) Вася, когда же?
  
  Вася. Дела-то у нас с тятенькой порасстроились.
  
  Параша. Знаю. Да ведь вы живете; значит, жить можно; больше ничего и не
  надобно.
  
  Вася. Так-то так...
  
  Параша. Ну, так что ж? Ты знаешь, в здешнем городе такой обычай, чтобы
  невест увозить. Конечно, это делается больше по согласию родителей, а ведь
  много и без согласия увозят; здесь к этому привыкли, разговору никакого не
  будет, одно только и беда: отец, пожалуй, денег не даст.
  
  Вася. Ну, вот видишь ты!
  
  Параша. А что ж за важность, милый ты мой! У тебя руки, у меня руки.
  
  Вася. Я уж лучше осмелюсь да так приду когда-нибудь, отцу твоему
  поклонюсь в ноги.
  
  Параша. Вася, голубчик, терпенья моего нехватает.
  
  Вася. Да как же быть-то, право, сама посуди.
  
  Параша. Ты по воле ходишь, а я-то, голубчик, подумай, что терплю. Я
  тебе говорю по душе: нехватает моего терпенья, нехватает!
  
  Вася. Уж ты малость-то, Параша, потерпи еще для меня!
  
  Параша. Вася, нешуточные это слова, - пойми ты! Видишь ты, я дрожу вся.
  Уж коли я говорю, что терпенья нехватает, - значит, скоро ему конец.
  
  Вася. Ну, полно! Что ты! Не пугай!
  
  Параша. Что ты пуглив больно! Ты вот слов моих испугался, а кабы ты в
  душу-то мою заглянул, что там-то! Черно, Вася, черно там. Знаешь ли ты, что
  с душой-то делается, когда терпенью конец приходит? (Почти шопотом.) Знаешь
  ли ты, парень, какой это конец-то, где этот конец-то терпенью?
  
  Вася. Да видит бог!.. Ну, вот, что ж мне! Нешто не жаль, ты думаешь!
  
  Параша (жмется к нему). Так держи ты меня, держи меня крепче, не
  выпускай из рук. Конец-то терпенью в воде либо в петле.
  
  Вася. Да вот, вот, как маленько с делами управлюсь, так сейчас к отцу
  твоему, а то, пожалуй, и так, без его ведома.
  
  Параша. Да когда ж, когда? День-то скажи! Уж я так замру до того дня,
  заморю сердце-то, зажму его, руками ухвачу.
  
  Вася. Да вот как бог даст. Получения тоже есть, старые должишки; в
  Москву тоже надо съездить...
  
  Параша. Да ты слышал, что я тебе сказала? Что ж, я обманываю тебя,
  лишнее на себя наговариваю? (Плачет.)
  
  Вася. Да бог с тобой! Что ты!
  
  Параша. Слышал ты, слышал? Даром я, что ль, перед тобой сердце-то из
  груди вынимала? Больно ведь мне это, больно! Не болтаю я пустяков! Какой ты
  человек? Дрянной ты, что ли? Что слово, что дело - у меня все одно. Ты меня
  водишь, ты меня водишь, - а мне смерть видимая. Мука нестерпимая, часу мне
  терпеть больше нельзя, а ты мне: "Когда бог даст; да в Москву съездить, да
  долги получить"! Или ты мне не веришь, или ты дрянь такая на свет родился,
  что глядеть-то на тебя не стоит, не токмо что любить.
  
  Вася. Ну, что ж ты так? Вот вдруг...
  
  Параша. За что ж это, господи, наказанье такое! Что ж это за парень,
  что за плакса на меня навязался! Говоришь-то ты, точно за душу тянешь.
  Глядишь-то, точно украл что. Аль ты меня не любишь, обманываешь? Видеть-то
  тебя мне тошно, только ты у меня духу отнимаешь. (Хочет итти.)
  
  Вася. Да постой, Параша, постой!
  
  Параша (останавливается). Ну, ну! Надумался, слава богу! Пора!
  
  Вася. Что ж ты так в сердцах-то уходишь, нешто так прощаются? Что ты в
  самом деле! (Обнимает ее.)
  
  Параша. Ну, ну, говори. Милый ты мой, милый!
  
  Вася. Когда ж мне к тебе еще побывать-то? Потолковали бы, право,
  потолковали.
  
  Параша (отталкивает его). Я думала, ты за делом. Хуже ты девки;
  пропадай ты пропадом! Видно, мне самой об своей голове думать! Никогда-то я,
  никогда теперь на людей надеяться не стану. Зарок такой себе положу. Куда я
  сама себя определю, так тому и быть! Не на кого, по крайности, мне плакаться
  будет. (Уходит в дом.)
  
  
  
  
  
  Гаврило подходит к Васе.
  
  
  
  
  
  
   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  
  
  
  
  
   Вася и Гаврило.
  
  
  Гаврило. Ну что, поговорил?
  
  Вася (почесав затылок). Поговорил.
  
  Гаврило. И как должно быть это приятно, в такую погоду, вечерком, и с
  девушкой про любовь говорить! Что в это время чувствует человек? Я думаю, у
  него на душе-то точно музыка играет. Мне вчуже было весело, что ты с
  Прасковьей Павлиновной говорил; а каково тебе?
  
  Вася. Что ж, ничего! Она нынче сердита что-то.
  
  Гаврило. Будешь сердиться от такой-то жизни. Уж хоть ты-то ее не
  огорчай! Я бы, кажется, на твоем месте... Вот скажи она мне: пляши, Гаврило,
  - я плясать, поди в омут - я в омут. Изволь, мол, моя родная, изволь. Скажи
  мне, Вася, какой это такой секрет, что одного парня девушки могут любить, а
  другого ни за что на свете?
  
  Вася. Надо, чтоб парень был видный, из себя красивый.
  
  Гаврило. Да, да, да. Так, так.
  
  Вася. Это первое дело, а второе дело разговаривать нужно уметь.
  
  Гаврило. Об чем, милый друг, разговаривать?
  
  Вася. Об чем хочешь, только чтоб вольность в тебе была, развязка.
  
  Гаврило. А я, братец ты мой, как мне девушка понравится, - и сейчас
  она мне, как родная, и сейчас я се жалеть начну. Ну, и конец, и разговору у
  меня вольного нет. Другая и у хороших родителей живет, а все мне ее жалко
  что-то; а уж если у дурных, так и говорить нечего; каждый миг у меня за нее
  сердце болит, как бы ее не обидел кто. И начну я по ночам думать, что вот
  ежели бы я женился, и как бы я стал жену свою беречь, любить, и все для нее
  на свете бы делал, не только что она пожелает, но и даже сверх того, -
  всячески бы старался для нее удовольствие сделать. Тем бы я утешался, что уж
  очень у нас женщины в обиде и во всяком забвении живут, - нет такого
  ничтожного, последнего мужичонка, который бы не считал бабу ниже себя. Так
  вот я хоть одну-то за всех стал бы ублажать всячески. И было б у меня на
  сердце весело, что хоть одна-то живет во всяком удовольствии и без обиды.
  
  Вася. Ну, и что ж из этого? Для чего уж ты об себе так мечтаешь? К чему
  это ведет? Это даже никак понять невозможно.
  
  Гаврило. Что тут не понять? Все тебе ясно. А вот что горько: что вот с
  этакой-то я душой, а достанется мне дрянь какая-нибудь, какую и любить-то не
  стоит, а все-таки я ее любить буду; а хорошие-то достаются вам, прощалыгам.
  
  Вася. Что ж, ты эту всю прокламацию рассказываешь девкам аль нет?
  
  Гаврило. Начинал, милый друг, пробовал, только я от робости ничего
  этого, как следует, не выговорю, только мямлю. И такой на меня конфуз...
  
  Вася. Что ж они тебе на ответ?
  
  Гаврило. Известно что, смеются.
  
  Вася. Потому этот твой разговор самый низкий. А ты старайся сказать
  что-нибудь облагороженное. Меня Параша когда полюбила? Я тебе сейчас скажу.
  Была вечеринка, только я накануне был выпимши и в это утро с тятенькой
  побранился и так, знаешь ты, весь день был не в себе. Прихожу на вечеринку и
  сижу молча, ровно как я сердит или расстроен чем. Потом вдруг беру гитару, и
  так как мне это горько, что я с родителем побранился, и с таким я чувством
  запел:
  
  
  
  
   Черный ворон, что ты вьешься
  
  
  
   Над моею головой?
  
  
  
   Ты добычи не дождешься:
  
  
  
   Я не твой, нет, я не твой!
  
  
  
   Посмотри за куст зеленый!
  
  
  
   Дорожи теперь собой:
  
  
  
   Пистолет мой заряженный!
  
  
  
   Я не твой, нет, я не твой!
  
  Потом бросил гитару и пошел домой. Она мне после говорила: "Так ты мне все
  сердце и прострелил насквозь!" Да и что ж мудреного, потому было во мне
  геройство. А ты что говоришь? Какие-то плачевные слова и совсем неинтересно
  ничего. Погоди, я тебя как-нибудь обучу, как надо с ихней сестрой
  разговаривать и в каком духе быть. А ты это что? Это одна канитель. Теперь
  как бы мне выбраться! Мимо Силана итти не рука, махну опять через забор.
  Прощай! (Идет к забору.)
  
  
  На крыльце показываются Курослепов, Градобоев, Матрена и девушка.
  
  
  Гаврило. Куда ты! Вернись назад, хозяева вышли; увидят - беда!
  Притаимся в кустах, пока уйдут.
  
  
  
  
  
   Прячутся в кусты.
  
  
  
  
  
  
   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  
  
  
   Курослепов, Градобоев, Матрена и девушка.
  
  
  Курослепов. Давай, Серапион Мардарьич, выпьем мы теперича под древом!

Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
Просмотров: 202 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа