чему?
Параша. Захотела смеяться и смеюсь.
Матрена. Эко зелье! Эко зелье! (Идет к Параше и ведет Гаврилу за собой,
тот упирается.)
Параша. Не подходи лучше, нехорошо тебе будет.
Матрена. Запру тебя, в чулан запру, вот и весь раз говор.
Параша. Нет, не весь, много у нас с тобой разговору будет. (Уходит.)
Матрена. Эко зелье зарожденное! (Гавриле.) А ты откуда взялся? Уж ты на
людей метаться стал! Ишь ты какой всклоченный! Трепали тебя, да, должно
быть, мало.
Гаврило. Что ж, хорошо, что ль, трепать людей-то! Есть чем хвастаться!
Ведь это все отчего людей-то треплют?
Матрена. Отчего? Ну, говори, отчего?
Гаврило. От необразования.
Матрена. От необразования? Тебя, видно, мало? Пойдем, я еще к хозяину
сведу.
Гаврило. Да что вы в самом деле! Пустите! (Вырывается.) Я уж и так
топиться от вас хочу.
Матрена. И чудесно! Вон и Парашка хочет топиться, так уж вы вместе, и
нас-то развяжете.
Гаврило. Ну, я-то уж таковский, а за что вы на дочь-то? Никакого ей
житья от вас нет. Это даже довольно подло с вашей стороны.
Матрена. Ах ты, тварь ползущая! Смеешь ли ты так хозяйке?
Гаврило. Ведь это в вас невежество ваше так свирепствует.
Матрена. Молчи! Сейчас я тебя всех твоих прав решу.
Гаврило. Каких прав? У меня и нет никаких. А что мне молчать? Я по
всему городу кричать буду, что вы над падчерицей тиранствуете. Вот вы и
знайте! (Уходит.)
Входит Наркис.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Матрена и Наркис.
Матрена. Это ты, Наркис?
Наркис (грубо). Нет, не я.
Матрена. Как ты можешь со мной так неучтиво! Хозяйка желает с тобой
нежно разговаривать, - есть ее такое теперь желание...
Наркис. Вообразите! И что еще будет?
Матрена. Ты, как есть, мужик неотесанный.
Наркис. И то мужик, я себя барином и не ставлю. Что ты меня из
кучеров-то приказчиком произвела, экономом, - ты думаешь, что я сейчас
барином и стал для тебя, как же! Ты выправь мне такой лист, чтобы был я, как
есть, природный дворянин, да тогда учтивости от меня и спрашивай.
Матрена. Что ты выдумываешь-то, чего невозможно!
Наркис. А невозможно, я и так живу. Как был невежа, облом и грубиян,
так, значит, и остался. И ничего я об этом не беспокоюсь, потому что мне и
так оченно хорошо.
Матрена. Что ты какой неласковый сегодня?
Наркис. А вот неласковый, так и неласковый.
Матрена. Да отчего?
Наркис. Так, ни от чего. Про разбойников много слышал.
Матрена. Про каких?
Наркис. Объявились в наших местах... человек полтораста. Шайками по
лесам и по воде на лодках.
Матрена. Да врут, чай, поди.
Наркис. Кто их знает; может, и врут.
Матрена. Что ж, ты боишься, что ли?
Наркис. Ну, вот еще выдумала! Стану я бояться, очень нужно!
Матрена. Ты что вышел-то? Тебе не нужно ль чего?
Наркис. Да, мне теперича очень требуется...
Матрена. Чего?
Наркис. Денег.
Матрена. Каких денег, что ты!
Наркис. Таких денег, - обыкновенных, государственных, а ты думала,
игрушечных? Так я не маленький, мне не играть ими. Тысячу рублей давай!
Матрена. Да опомнись ты! Давно ли...
Наркис. Оно точно, что недавно; только, коли я требоваю, так, стало
быть, нужно. Потому как я в купцы выходить хочу вскорости и беспременно,
так, значит, чтоб мне была тысяча рублей.
Матрена. Варвар ты, варвар!
Наркис. Это точно, я варвар; это ты правду. Жалости во мне на вас нет.
Матрена. Да ведь ты меня грабишь.
Наркис. А для чего ж мне тебя не грабить, коли я могу. Что же я
теперича за дурак, что мне от своего счастья отказываться!
Матрена. Да, ненасытная твоя душа, ужли тебе мало еще?
Наркис. Мало не мало, а коли есть мое такое желание, так, значит,
подавай: разговаривать нечего. Ежели да мне с тебя денег не брать, это будет
довольно смешно.
Матрена. Ах ты... Боже мой милостивый... что мне с тобой делать!
Наркис. Уж теперь шабаш, ничего не поделаешь! Ты бы об этом прежде...
Матрена. Где ж я тебе денег возьму?
Наркис. А это не моего рассудка дело.
Матрена. Да подумай ты сам, дубовая башка, сам подумай!
Наркис. Вот еще, очень нужно! Мне какое дело! Стану я для тебя голову
ломать, как же! Думают-то петухи индейские. Я весь век прожил не думавши; а
как сейчас что в голову придет, вот и конец.
Матрена. Кровопивец ты, окаянный! (Хочет итти.)
Наркис. Постой, погоди. Не надо мне денег. Пошутил.
Матрена. Вот так-то лучше.
Наркис. А чтобы падчерицу за меня замуж, Парашу.
Матрена. Ну, не пес ты после этого?
Наркис. И денег, и приданого, всего как следует.
Матрена. У! Проклятый! Выколоть тебе бельмы-то твои завистливые.
Наркис. И сделай такую милость, свадьба чтоб была скорее. А то я таких
делов наделаю, что и не расчерпаешь. Чего душа моя желает, чтоб это было! И
пожалуйста, ты меня не задерживай. Вот тебе и сказ. Больше я с тобой
разговаривать теперь не в расположении. (Уходит.)
Матрена. Попутал меня, ох, попутал! Накинула я себе петлю на шею!
Вымотал он всю мою душеньку из бела тела. Ноженьки-то мои с места не
двигаются. Точно меня громом ошарашил! Кабы эту чаду где бревном придавило,
кажется бы в Киев сходила по обещанию.
Выходит Параша.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Матрена и Параша.
Матрена. Куда ты, куда выскочила?
Параша. Иди скорей, батюшка зовет.
Матрена. Ступай передом, я за тобой.
Параша. Я не барабанщик, впереди тебя ходить. (Сходит с крыльца.)
Матрена. Куда норовишь? Не бывать же по-твоему, не пущу я тебя ночью
шляться по двору.
Параша. Ну, так ведь уйду же и на улицу, коли ты стала разговаривать. И
не зачем уйти, а уйду. Иди домой, кличет, говорят тебе.
Матрена. Разорвусь пополам, а на своем поставлю.
Параша. Вынула ты из меня все сердце, вынула. Что тебе нужно от меня?
(Становится прямо против нее.)
Матрена. Как что нужно, как что нужно? Первый мой долг, я тебя
соблюдать должна!
Параша. Себя соблюдай!
Матрена. Ты мне не указ.
Параша. И ты мне не указ.
Матрена. Мне за тебя, за дрянь, да перед отцом отвечать...
Параша. Нечего тебе придумывать-то, чего быть не может. Не в чем тебе
отвечать, сама ты знаешь; только ненависть тебя разжигает. Что, я мешаю
тебе, что ли, что на дворе погуляю. Ведь я девушка! Только и отрады у нас,
что летним делом погулять вечерком, подышать на воле. Понимаешь ли ты, на
воле, на своей воле, как мне хочется.
Матрена. Знаю я, зачем ты вышла-то; недаром Наркис-то говорил.
Параша. Ты б стыдилась об Наркисе-то и поминать.
Матрена. Так вот нет
же...
Голос Курослепова: "Матрена!"
О! Чтоб вам пусто было! Измучили вы меня! В гроб вы меня вгоните!
Параша. За что ты надо мной тиранствуешь? У зверя лесного, и у того
чувство есть. Много ль у нас воли-то в нашей жизни в девичьей! Много ли
времени я сама своя-то? А то ведь я - все чужая, все чужая. Молода - так
отцу с матерью работница, а выросла да замуж отдали, так мужнина, мужнина
раба беспрекословная. Так отдам ли я тебе эту волюшку, дорогую, короткую.
Все, все отнимите у меня, а воли я не отдам... На нож пойду за нее!
Матрена. Ах, убьет она меня! Ах, убьет!
Курослепов выходит на крыльцо, Силан в ворота.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Матрена, Параша, Курослепов, Силан.
Курослепов. Матрена! Что тебя не дозовешься!
Матрена. Уйми дочь-то, уйми! Зарезать меня хочет.
Параша. Нечего меня унимать, я и так смирна.
Матрена. Попала я в семейку, в каторжную. Лучше бы я у родителя в
девичестве пребывала.
Курослепов. Эк, хватилась!
Матрена. Там меня любили, там нежили, там и по сю пору обо мне
убиваются.
Силан. Ты кричи шибче! И так почитай весь город у ворот, не пожар ли,
мол.
Курослепов. А ты метлой-то ее!
Матрена (Силану). И сохрани тебя господи! Что я с тобой...
(Курослепову.) Ты дочь избаловал, ты! У вас один умысел, погубить вы меня
хотите. Вели дочери покориться! С места не сойду.
Курослепов. Прасковья, покорись!
Параша. Да в чем покориться-то? Я по двору погулять вышла, а она меня
гонит. Что она обо мне думает? Зачем она меня порочит? Я честней ее! Мне это
обида. Горькая обида!
Матрена. Говори, лохматый шут...
Курослепов. Метлой-то ее!
Матрена. Тебя метлой-то! Говори, заспанные твои буркалы: мое дело
беречь ее?
Параша. Нечего того беречь, кто сам себя бережет! Не говори ты мне
таких слов!
Курослепов. Ну, что тут еще! Что за базар! Покорись, тебе говорят.
Параша. И ты говоришь: покорись? Ну, изволь... Я покорюсь. (Матрене.) Я
покорюсь, только вот я тебе при отце говорю - это в последний раз, - запомни
ты мои слова! Вперед я, когда хочу и куда хочу, туда и пойду. А коли ты меня
станешь останавливать, так докажу я вам, что значит у девки волю отнимать.
Слушай ты, батюшка! Не часто мне с тобой говорить приходится, так уж скажу я
тебе зараз. Вы меня, девушку, обидели. Браниться мне с тобой совесть не
велит, а молчать силы нет; я после хоть год буду молчать, а тебе вот что
скажу. Не отнимай ты моей воли дорогой, не марай мою честь девичью, не ставь
за мной сторожей! Коли я себе добра хочу, - я сама себя уберегу, а коли вы
меня беречь станете... Не уберечь вам меня! (Уходит.)
Курослепов уходит за ней, потупя голову. Матрена за ним, ворчит и бранится
про себя.
Силан (стучит в доску). Посматривай!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЛИЦА:
Курослепов.
Матрена.
Параша.
Серапион Мардарьич Градобоев, городничий.
Вася Шустрый.
Гаврило.
Силан.
Сидоренко, полицейский унтер-офицер, он же и письмоводитель
городничего.
Жигунов, будочник.
Девушка.
Рабочие Курослепова.
Декорация первого действия. 10-й час. К концу действия на сцене темно.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Градобоев, Силан, Сидоренко и Житунов входят в ворота.
Градобоев. Что, человек божий, хозяева не спят еще?
Силан. Надо быть, нет; ужинать хотят.
Градобоев. Что поздно?.
Силан. Да все раздор; бранятся подолгу, вот и опаздывают.
Градобоев. А как дело?
Силан. Мне что! Говори с хозяином!
Градобоев. Сидоренко, Жигунов, вы подождите меня у ворот.
Сидоренко и Жигунов. Слушаем, ваше высокоблагородие.
Градобоев уходит на крыльцо.
Сидоренко (Силану, подавая табакерку). Березинского!
Силан. С золой?
Сидоренко. Малость.
Силан. А стекла толченого?
Сидоренко. Кладу по пропорции.
Силан. Что нюхать, что нюхать, братец ты мой? Стар стал, ничего не
действует; не доходит. Ежели ты мне, - так стекла клади больше, - чтоб он
бодрил... встряхивал, - а это что! Нет, ты мне, чтоб куражил, до мозгов
доходил.
Уходят в ворота. С крыльца сходит Параша.
Параша. Тихо... Никого... А как душа-то тает. Васи нет, должно быть. Не
с кем часок скоротать, не с кем сердечко погреть! (Садится под деревом.)
Сяду я да подумаю, как люди на воле живут, счастливые. Эх, да много ль
счастливых-то? Уж не то чтобы счастия, а хоть бы жить-то полюдски... Вон
звездочка падает. Куда это она? А где-то моя звездочка, что-то с ней будет?
Неужто ж опять терпеть? Где это человек столько терпенья берет?
(Задумывается, потом запевает):
Ах ты, воля, моя воля, воля дорогая,
Воля дорогая, девка молодая -
Девка по торгу гуляла...
Входят Вася и Гаврило.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Параша, Вася, Гаврило.
Гаврило. Погулять вышли?
Параша. Погулять, Гаврюша. Дома-то душно.
Гаврило. Теперь самое такое время, что гулять-с, и для разговору с
девушками это время самое для сердца приятное. Так-с, точно мечта какая али
сон волшебный-с. По моим замечаниям, вы, Прасковья Павлиновна, меня любить
не желаете-с?
Параша. Послушай, Гаврюша, ведь этак можно и надоесть! Который ты раз
меня спрашиваешь! Ведь ты знаешь, что я другого люблю, так чего ж тебе?
Гаврило. Так-с. Я полагаю, что мне и напредки в ожидании не быть-с.
Параша. А напредки, голубчик, что будет, один бог знает; разве я в
своем сердце вольна? Только, пока я Васю люблю, уж тебе нечего приставать.
Ты погляди-ка лучше, не подошел бы кто, мне с ним поговорить нужно...
Гаврило. Оченно могу-с. Потому желаю от всего моего чувствительного
сердца хотя даже этакой малостью быть вам приятным. (Отходит.)
Параша. Ну, вот молодец! (Васе.) Вася, когда же?
Вася. Дела-то у нас с тятенькой порасстроились.
Параша. Знаю. Да ведь вы живете; значит, жить можно; больше ничего и не
надобно.
Вася. Так-то так...
Параша. Ну, так что ж? Ты знаешь, в здешнем городе такой обычай, чтобы
невест увозить. Конечно, это делается больше по согласию родителей, а ведь
много и без согласия увозят; здесь к этому привыкли, разговору никакого не
будет, одно только и беда: отец, пожалуй, денег не даст.
Вася. Ну, вот видишь ты!
Параша. А что ж за важность, милый ты мой! У тебя руки, у меня руки.
Вася. Я уж лучше осмелюсь да так приду когда-нибудь, отцу твоему
поклонюсь в ноги.
Параша. Вася, голубчик, терпенья моего нехватает.
Вася. Да как же быть-то, право, сама посуди.
Параша. Ты по воле ходишь, а я-то, голубчик, подумай, что терплю. Я
тебе говорю по душе: нехватает моего терпенья, нехватает!
Вася. Уж ты малость-то, Параша, потерпи еще для меня!
Параша. Вася, нешуточные это слова, - пойми ты! Видишь ты, я дрожу вся.
Уж коли я говорю, что терпенья нехватает, - значит, скоро ему конец.
Вася. Ну, полно! Что ты! Не пугай!
Параша. Что ты пуглив больно! Ты вот слов моих испугался, а кабы ты в
душу-то мою заглянул, что там-то! Черно, Вася, черно там. Знаешь ли ты, что
с душой-то делается, когда терпенью конец приходит? (Почти шопотом.) Знаешь
ли ты, парень, какой это конец-то, где этот конец-то терпенью?
Вася. Да видит бог!.. Ну, вот, что ж мне! Нешто не жаль, ты думаешь!
Параша (жмется к нему). Так держи ты меня, держи меня крепче, не
выпускай из рук. Конец-то терпенью в воде либо в петле.
Вася. Да вот, вот, как маленько с делами управлюсь, так сейчас к отцу
твоему, а то, пожалуй, и так, без его ведома.
Параша. Да когда ж, когда? День-то скажи! Уж я так замру до того дня,
заморю сердце-то, зажму его, руками ухвачу.
Вася. Да вот как бог даст. Получения тоже есть, старые должишки; в
Москву тоже надо съездить...
Параша. Да ты слышал, что я тебе сказала? Что ж, я обманываю тебя,
лишнее на себя наговариваю? (Плачет.)
Вася. Да бог с тобой! Что ты!
Параша. Слышал ты, слышал? Даром я, что ль, перед тобой сердце-то из
груди вынимала? Больно ведь мне это, больно! Не болтаю я пустяков! Какой ты
человек? Дрянной ты, что ли? Что слово, что дело - у меня все одно. Ты меня
водишь, ты меня водишь, - а мне смерть видимая. Мука нестерпимая, часу мне
терпеть больше нельзя, а ты мне: "Когда бог даст; да в Москву съездить, да
долги получить"! Или ты мне не веришь, или ты дрянь такая на свет родился,
что глядеть-то на тебя не стоит, не токмо что любить.
Вася. Ну, что ж ты так? Вот вдруг...
Параша. За что ж это, господи, наказанье такое! Что ж это за парень,
что за плакса на меня навязался! Говоришь-то ты, точно за душу тянешь.
Глядишь-то, точно украл что. Аль ты меня не любишь, обманываешь? Видеть-то
тебя мне тошно, только ты у меня духу отнимаешь. (Хочет итти.)
Вася. Да постой, Параша, постой!
Параша (останавливается). Ну, ну! Надумался, слава богу! Пора!
Вася. Что ж ты так в сердцах-то уходишь, нешто так прощаются? Что ты в
самом деле! (Обнимает ее.)
Параша. Ну, ну, говори. Милый ты мой, милый!
Вася. Когда ж мне к тебе еще побывать-то? Потолковали бы, право,
потолковали.
Параша (отталкивает его). Я думала, ты за делом. Хуже ты девки;
пропадай ты пропадом! Видно, мне самой об своей голове думать! Никогда-то я,
никогда теперь на людей надеяться не стану. Зарок такой себе положу. Куда я
сама себя определю, так тому и быть! Не на кого, по крайности, мне плакаться
будет. (Уходит в дом.)
Гаврило подходит к Васе.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Вася и Гаврило.
Гаврило. Ну что, поговорил?
Вася (почесав затылок). Поговорил.
Гаврило. И как должно быть это приятно, в такую погоду, вечерком, и с
девушкой про любовь говорить! Что в это время чувствует человек? Я думаю, у
него на душе-то точно музыка играет. Мне вчуже было весело, что ты с
Прасковьей Павлиновной говорил; а каково тебе?
Вася. Что ж, ничего! Она нынче сердита что-то.
Гаврило. Будешь сердиться от такой-то жизни. Уж хоть ты-то ее не
огорчай! Я бы, кажется, на твоем месте... Вот скажи она мне: пляши, Гаврило,
- я плясать, поди в омут - я в омут. Изволь, мол, моя родная, изволь. Скажи
мне, Вася, какой это такой секрет, что одного парня девушки могут любить, а
другого ни за что на свете?
Вася. Надо, чтоб парень был видный, из себя красивый.
Гаврило. Да, да, да. Так, так.
Вася. Это первое дело, а второе дело разговаривать нужно уметь.
Гаврило. Об чем, милый друг, разговаривать?
Вася. Об чем хочешь, только чтоб вольность в тебе была, развязка.
Гаврило. А я, братец ты мой, как мне девушка понравится, - и сейчас
она мне, как родная, и сейчас я се жалеть начну. Ну, и конец, и разговору у
меня вольного нет. Другая и у хороших родителей живет, а все мне ее жалко
что-то; а уж если у дурных, так и говорить нечего; каждый миг у меня за нее
сердце болит, как бы ее не обидел кто. И начну я по ночам думать, что вот
ежели бы я женился, и как бы я стал жену свою беречь, любить, и все для нее
на свете бы делал, не только что она пожелает, но и даже сверх того, -
всячески бы старался для нее удовольствие сделать. Тем бы я утешался, что уж
очень у нас женщины в обиде и во всяком забвении живут, - нет такого
ничтожного, последнего мужичонка, который бы не считал бабу ниже себя. Так
вот я хоть одну-то за всех стал бы ублажать всячески. И было б у меня на
сердце весело, что хоть одна-то живет во всяком удовольствии и без обиды.
Вася. Ну, и что ж из этого? Для чего уж ты об себе так мечтаешь? К чему
это ведет? Это даже никак понять невозможно.
Гаврило. Что тут не понять? Все тебе ясно. А вот что горько: что вот с
этакой-то я душой, а достанется мне дрянь какая-нибудь, какую и любить-то не
стоит, а все-таки я ее любить буду; а хорошие-то достаются вам, прощалыгам.
Вася. Что ж, ты эту всю прокламацию рассказываешь девкам аль нет?
Гаврило. Начинал, милый друг, пробовал, только я от робости ничего
этого, как следует, не выговорю, только мямлю. И такой на меня конфуз...
Вася. Что ж они тебе на ответ?
Гаврило. Известно что, смеются.
Вася. Потому этот твой разговор самый низкий. А ты старайся сказать
что-нибудь облагороженное. Меня Параша когда полюбила? Я тебе сейчас скажу.
Была вечеринка, только я накануне был выпимши и в это утро с тятенькой
побранился и так, знаешь ты, весь день был не в себе. Прихожу на вечеринку и
сижу молча, ровно как я сердит или расстроен чем. Потом вдруг беру гитару, и
так как мне это горько, что я с родителем побранился, и с таким я чувством
запел:
Черный ворон, что ты вьешься
Над моею головой?
Ты добычи не дождешься:
Я не твой, нет, я не твой!
Посмотри за куст зеленый!
Дорожи теперь собой:
Пистолет мой заряженный!
Я не твой, нет, я не твой!
Потом бросил гитару и пошел домой. Она мне после говорила: "Так ты мне все
сердце и прострелил насквозь!" Да и что ж мудреного, потому было во мне
геройство. А ты что говоришь? Какие-то плачевные слова и совсем неинтересно
ничего. Погоди, я тебя как-нибудь обучу, как надо с ихней сестрой
разговаривать и в каком духе быть. А ты это что? Это одна канитель. Теперь
как бы мне выбраться! Мимо Силана итти не рука, махну опять через забор.
Прощай! (Идет к забору.)
На крыльце показываются Курослепов, Градобоев, Матрена и девушка.
Гаврило. Куда ты! Вернись назад, хозяева вышли; увидят - беда!
Притаимся в кустах, пока уйдут.
Прячутся в кусты.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Курослепов, Градобоев, Матрена и девушка.
Курослепов. Давай, Серапион Мардарьич, выпьем мы теперича под древом!