Найденов Сергей Александрович - Стены, Страница 4 - Книги

АРТАМОНЪ.

Надо?

МАТРЕША

(испугавшись).

Какъ же иначе? Ты бы хоть одѣлся...

АРТАМОНЪ.

Да у меня нѣтъ ничего, кромѣ этого... (Показывая на визитку) Галстухъ развѣ бѣлый пустить?

МАТРЕША.

Это хорошо, надѣнь.

АРТАМОНЪ.

Грязный онъ, чортъ его возьми! Чай, и этотъ сойдетъ?

МАТРЕША.

Да ужъ ладно... Давай только, я его перевяжу... До сихъ поръ не научился завязывать. (Перевязываетъ галстухъ и говоритъ) Надо скорѣе!.. Тотчасъ же, какъ обѣдня кончится, за насъ примутся. Только бы скорѣе!.. Батюшка говорилъ, что въ полчаса окрутитъ... Что ты такой грустный? Не смѣй быть такимъ!

АРТАМОНЪ.

Такъ идти?

МАТРЕША.

Какъ же иначе? Вѣдь у насъ все рѣшено.

АРТАМОНЪ

(подумавъ).

Да?.. Надо идти. (Садится на диванъ)

МАТРИША

(вынимая изъ картонки цвѣты).

Ты мнѣ позволишь? Я не рѣшалась одна, думала, тебѣ не понравится...

АРТАМОНЪ.

Въ чемъ дѣло?

МАТРЕША.

Цвѣты приколоть сюда можно? (Показываетъ на грудь)

АРТАМОНЪ.

На кой чортъ? Пойдемъ по улицѣ, и люди, пожалуй, будутъ догадываться, что вѣнчаться идемъ... Плюнь на это дѣло!

МАТРЕША.

Что же мы дурного дѣлаемъ? Напротивъ, про тебя будутъ говорить, что ты хорош³й человѣкъ.

АРТАМОНЪ.

Что губы надула? Приколи, если надо тебѣ...

МАТРЕША.

И приколю!.. Мнѣ самой пр³ятно. Я не для людей... (Прикалываетъ) Надо идти, Артамоша!

(Артамонъ встаетъ и подходитъ къ двери комнаты Елены. Послѣ нѣкотораго раздумья, стучитъ въ дверь и громко говоритъ)

АРТАМОНЪ.

Елена, я вѣнчаться пошелъ!

(Входитъ Елена)

ЕЛЕНА.

Развѣ сегодня? Такъ скоро... Здравствуйте! (Цѣлуетъ Матрешу) Рады? Счастливы?

МАТРЕША

(скрывая свою радость).

Мнѣ все равно... Нельзя иначе...

ЕЛЕНА

(зоветъ мать, подойдя къ дверямъ передней).

Мама, Артамонъ вѣнчаться идетъ!

(Изъ своей комнаты выходитъ Кастьяновъ, изъ передней - Марья Герасимовна)

КАСТЬЯНОВЪ

(обращаясь къ Артамону).

Не ожидалъ, братъ... Не скрою, удивилъ ты меня... Ну, что-же... Это честно... Это хорошо. Одобряю твое желан³е.

АРТАМОНЪ.

Да это, въ сущности, желан³е квартирныхъ хозяекъ... Мнѣ все равно... Житья ей не даютъ съ ребенкомъ... Если бы не было этого квартирнаго отродья, съ ней-то (киваетъ на Матрешу) я какъ-нибудь поладилъ-бы...

МАРЬЯ ГЕРАСИМОВНА.

Что ты говоришь? (Обращаясь къ Матрешѣ) А я вотъ такъ рада за васъ... Не все равно, милая, далеко не все равно... Дай Богъ вамъ счастья! (Цѣлуетъ ее) А ему вѣрить нельзя, что это все равно... Неправда! Онъ (показываетъ на Артамона) первый будетъ меньше уважать... Рада, очень рада! (Опять цѣлуетъ) И ко мнѣ, ко мнѣ, какъ я говорила, если повѣнчаетесь... Вотъ вамъ стариковскую комнату приготовлю... Живите... Сама буду за маленькимъ ходить...

КАСТЬЯНОВЪ.

Да, да, къ намъ... Послѣ вѣнца къ намъ...

ЕЛЕНА

(подавая руку Артамону)

Будьте счастливы...

АРТАМОНЪ.

Куда ужъ намъ быть счастливыми!.. Да не особенно нужно это. Трудно быть господиномъ судьбы своей... Нами управляетъ случай: беретъ въ свои лапы и бросаетъ, какъ комки грязи... Но я поборюсь еще... Это не конецъ... (Обращаясь къ Матрешѣ) Ручку!

(Предлагаетъ руку Матрешѣ и уходитъ въ переднюю. Марья Герасимовна выпускаетъ ихъ черезъ парадное крыльцо)

КАСТЬЯНОВЪ

(смотря имъ вслѣдъ).

Не ладно что-то...

ЕЛЕНА.

Еще одна необходимая, какъ смерть, глупость. (Идетъ въ свою комнату)

КАСТЬЯНОВЪ

(хватая ее за руку).

Не пущу! Опять запрешься въ комнатѣ... Поѣшь что-нибудь, поѣшь!..

ЕЛЕНА.

Какъ это скучно!.. Ну налейте стаканъ чаю...

(Садится за столъ. Старикъ наливаетъ чай. Возвращается Марья Герасимовна и дѣлаетъ бутерброды съ сыромъ и масломъ. Оба смотрятъ въ глаза Елены и боятся, чтобы она опять не ушла въ свою комнату. Садятся. Пауза)

МАРЬЯ ГЕРАСИМОВНА.

Что же ты намъ ничего не разскажешь?

ЕЛЕНА.

Не знаю, что...

МАРЬЯ ГЕРАСИМОВНА.

Можетъ быть, ты... Можетъ быть, у тебя есть что-нибудь такое, сердечное?..

ЕЛЕНА.

Сердечное?.. Есть.

КАСТЬЯНОВЪ.

Ѣшь хлѣбъ съ масломъ... Ѣшь... (Подвигаетъ ей бутербродъ)

МАРЬЯ ГЕРАСИМОВНА.

Вотъ и разскажи намъ... Все разскажи... Кто онъ? Можетъ быть, тамъ что-нибудь случилось?.. Мало-ли что бываетъ?.. Ты молодая, ошибку сдѣлать могла...

ЕЛЕНА.

Онъ, мама, великанъ, могуч³й, сильный и наивный, наивный, какъ ребенокъ... Я его люблю, я вѣрю въ него... Онъ невѣжественъ, онъ теменъ, но онъ прекрасенъ!

МАРЬЯ ГЕРАСИМОВНА.

Ну что комед³яничаешь? Съ тобой серьезно, а ты... (Перемѣнивъ тонъ, добродушно-сердито) Скажи прямо! Гдѣ была сегодня?

(Старикъ дѣлаетъ ей как³е-то знаки, чтобы она молчала, и жадно куритъ)

ЕЛЕНА.

Я ничего вамъ не скажу.

МАРЬЯ ГЕРАСИМОВНА.

Хорошо... очень хорошо... Никогда ты со мной по-человѣчески не говоришь, все съ нимъ, все съ нимъ.. (Киваеть на старика) Ну, хоть ему разскажи... Я и мѣшать не буду, уйду... Всегда у васъ секреты отъ меня были.

КАСТЬЯНОВЪ.

Ну, ну, старуха, что ты!

МАРЬЯ ГЕРАСИМОВНА.

Лишняя я здѣсь, лишняя...

(Обиженная, почти плача, выходитъ изъ комнаты. Пауза. Старикъ не рѣшается разспрашивать ее и мучается, волнуется, боится ей смотрѣть глаза.

Елена подходитъ къ нему, прижимаетъ голову къ себѣ и ласкаетъ по волосамъ)

ЕЛЕНА.

Успокойся, стареньк³й, не волнуйся... Ты знаешь, что я ничего не дѣлаю дурного... Ты вѣришь мнѣ?.

КАСТЬЯНОВЪ.

Такъ-то такъ, да вѣдь...

ЕЛЕНА.

Ну, что? Что?

КАСТЬЯНОВЪ.

Посмотри ты на себя... Фитюлька ты... Тебя плетью надвое перешибить можно, и мокренько только останется.

ЕЛЕНА.

Вѣра горами двигаетъ...

КАСТЬЯНОВЪ.

Слова, фразы, Леночка... Ей-Богу, фразы!...

ЕЛЕНА.

Что же ты, стареньк³й, лгалъ мнѣ? Вѣдь я сказала что ты не разъ мнѣ самъ говорилъ.

(Пауза. Старикъ опустилъ голову)

ЕЛЕНА,

А-а, стыдно стало!..

КАСТЬЯНОВЪ.

Что ты со мной, какъ съ ребенкомъ, разговариваешь!

ЕЛЕНА.

Учитель... теоретикъ. Всѣ вы так³е... Учен³е само себѣ, а жизнь сама по себѣ... Это не такъ... Жить - учитъ - творить, дѣлать жизнь...

КАСТЬЯНОВЪ.

Объ этомъ мы съ тобой послѣ поговоримъ,- объ этомъ безъ конца говорить можно... Ты мнѣ лучше разскажи: какъ и что? Гдѣ ты бываешь?

ЕЛЕНА

(отходя отъ него, холодно).

Я ничего не скажу.

КАСТЬЯНОВЪ.

Что же, не пойму, по-твоему, что-ли, я?

ЕЛЕНА.

Поймешь!

КАСТЬЯНОВЪ.

Вотъ и говори!

ЕЛЕНА.

Но не почувствуешь... Ты не можешь чувствовать, какъ я... Не смотри на меня такъ... не смотри!

КАСТЬЯНОВЪ.

Вѣдь я мучаюсь, Леночка!.. Я...

(Чаще затягивается дымомъ, и рука дрожитъ у него)

ЕЛЕНА.

Я знаю, но я ничего не ногу сдѣлать... Пойми - ничего...

(Садится на диванъ и закрываетъ лицо руками. Старикъ переходитъ къ ней и садится рядомъ. Пауза)

КАСТЬЯНОВЪ.

Сказала бы...

ЕЛЕНА.

Ахъ, папа! Любовь, какъ самый грубый деспотизмъ можетъ отравлять жизнь, мѣшать свободѣ... Это кажется абсурдомъ, а на самомъ дѣлѣ это такъ, это такъ, папа!..

КАСТЬЯНОВЪ.

Чепуха!.. Для меня всегда была любовь чувствомъ самымъ высокимъ, самымъ священнымъ.

ЕЛЕНА

(подумавъ).

Есть двѣ любви - маленькая и большая... Маленькая - это та любовь, которой мы любимъ наши столы, стулья, мужей, отцовъ, дѣтей... Большая любовь это... это - любовь Христа, любовь ко всему м³ру... Мнѣ кажется, можно любить солнце, народъ гораздо больше, чѣмъ своего ребенка...

КАСТЬЯНОВЪ.

Фразы, Леночка!.. Ей-Богу, фразы... Вѣдь мы же люди, а не боги!

ЕЛЕНА.

Маленькая любовь суживаетъ, опошляетъ жизнь; она источникъ всего маленькаго, всего ничтожнаго... И черезъ эту любовь люди несчастны... только черезъ нее, черезъ свою маленькую любовь. Если бы они любили солнце, идею, будущее, они не страдали бы, когда ломаются ихъ стулья, изнашивается платье, умираютъ близк³е...

КАСТЬЯНОВЪ.

По-твоему, и близк³й человѣкъ, и стулъ - одно и тоже. Хоть убей, не могу понять!

ЕЛЕНА.

Ну, я не умѣю яснѣе выразить то, что чувствую... Но есть любовь, папа, гнетущая, нудная, которой не нужно, совсѣмъ не нужно мнѣ...

КАСТЬЯНОВЪ

(потрясенный).

Это ты про мою любовь къ тебѣ говоришь? Это ты?.. Вотъ какъ!

ЕЛЕНА

(пожалѣвъ его).

Нѣтъ, нѣтъ, папочка!.. Я говорю про любовь мужчины и женщины...

КАСТЬЯНОВЪ.

Ну, чтоже! Спасибо... Такъ мнѣ и надо, дураку... Живи, какъ хочешь... люби отца, какъ стулъ... Это одно и то же... Стулъ, столъ, отецъ, мать, кочерга!..

ЕЛЕНА.

Папочка!.. (Цѣлуетъ его)

КАСТЬЯНОВЪ.

Мнѣ жить немного... Проживу какъ-нибудь...

ЕЛЕНА.

Господи, какъ это скучно!..

(Изъ кухни доносится разговоръ Копейкина съ Марьей Герасимовной.. Елена обрадовалась его приходу, какъ возможности прекратить нудный разговоръ)

ЕЛЕНА.

Кажется, Копейкинъ пришелъ... Вотъ человѣкъ маленькой, маленькой любви... и я не знаю несчастнѣе его человѣка... Понимаешь теперь меня?

КАСТЬЯНОВЪ.

Хоть убей, не понимаю!.. Копейкинъ несчастливъ потому, что онъ боленъ.

ЕЛЕНА.

Онъ и здоровымъ никогда не могъ быть счастливымъ, веселымъ, бодрымъ... (Увидѣвъ Копейкина и Таню въ передней) Идетъ сюда...

КАСТЬЯНОВЪ.

Я смотрѣть на него не могу... Сердце надрывается. (Уходитъ въ свою комнату. Входятъ Копейкинъ и Таня)

ЕЛЕНА.

Вотъ это хорошо, что пришли... рада васъ видѣть... (Помогая Танѣ довести его до дивана) Какъ это вамъ удалось вырваться?

ТАНЯ.

Плачетъ все - просится сюда... Мама ужъ сама велѣла отвести.

КОПЕЙКИНЪ

(садясь на диванъ).

Не ври... совсѣмъ не плакалъ... Что я баба, что-ли? Не понимаетъ она меня съ матерью... Вотъ опять на вашемъ диванѣ... Вчера мнѣ очень плохо было, думалъ,- конецъ, и не придется на вашемъ диванчикѣ посидѣть, а сегодня ничего... молодцомъ я сегодня... (Послѣ небольшой паузы, благодушествуя) Опять у васъ... (Прислушиваясь къ б³ен³ю своего сердца) И хорошо себя чувствую... Сердце здорово работаетъ...

ЕЛЕНА.

Чаю хотите?

КОПЕЙКИНЪ.

Нѣтъ, пилъ сейчасъ... (Хвалясь) Мяса здоровый кусокъ съѣлъ: аппетитъ появляется... Вотъ только желудокъ испортился отъ лекарствъ... А былъ знаменитый желудокъ, прямо гордился желудкомъ - никогда никакихъ катарровъ!..

ЕЛЕНА.

Вы поменьше думайте о вашихъ болѣзняхъ... Читали сегодня газету?

КОПЕЙКИНЪ

(равнодушно).

Нѣтъ... (Показываетъ на Таню) Вонъ не принесла... Пятака у нихъ нѣтъ для меня... Все закладываютъ, продаютъ, а на газету пятака нѣтъ...

ЕЛЕНА.

Вы что-же ко мнѣ, Таня, не приходите за газетой? Вѣдь я вамъ говорила... (Беретъ со стола газету и даетъ Копейкину) Вотъ новый номеръ.

(Копейкинъ беретъ газету и тотчасъ же забываетъ про нее, держа въ рукахъ)

ТАНЯ.

Мама не велитъ къ вамъ ходить... Вы меня испортите.

КОПЕЙКИНЪ.

Что говоришь? Дурочка!

ТАНЯ

(злобно).

Самъ ужъ очень умный! Умные люди много денегъ зарабатываютъ, а ты грошовое жалованье получалъ... И бѣлья у насъ отъ этого нѣтъ.

КОПЕЙКИНЪ.

Это ей мать въ голову вбила.

ТАНЯ

(топая хромой ножкой).

Оставь меня! Разговаривай вонъ съ ней... (Показываетъ на Елену)

КОПЕЙКИНЪ.

Тише... Ножкѣ больно станетъ! (Обращаясь къ Еленѣ) Опять у ней ножка что-то болитъ, ноетъ въ суставѣ... Мать въ клинику водила... Ничего, говорятъ, это... бояться нечего.

ЕЛЕНА.

А глаза какъ?

КОПЕЙКИНЪ.

Глаза ничего, надо пока только очки носить...

ТАНЯ.

Пока... Всю жизнь проносишь ихъ! Не хочу я носить! На улицѣ надо мной мальчишки смѣются, дергаютъ меня за косу... И зачѣмъ вы меня на свѣтъ родили? Зачѣмъ?

КОПЕЙКИНЪ

(выходя изъ себя).

Молчи! Молчи!..

ТАНЯ.

Не хочу я очки носить! Не хочу!.. Я лучше умру, а ихъ носить не буду!..

(Срываетъ очки, бросаетъ на диванъ и убѣгаетъ изъ комнаты)

КОПЕЙКИНЪ

(беря очки и разсматривая ихъ).

Не изломала? Нѣтъ... Ну, слава Богу!.. Три рубля заплатили! (Прячетъ очки въ карманъ) Совсѣмъ испортилась дѣвочка!.. Я уже два мѣсяца не занимался съ ней... нѣмецк³й начали даже... Мнѣ по нѣмецкому языку если немного позаниматься, я могу ее самъ выучить... Два года вѣдь уроки бралъ по нѣмецкому... Деньжищъ уйму истратилъ... Это не шутка!..

(Пауза. Елена, удрученная визитомъ Копейкина, рѣшительно не знаетъ, о чемъ и какъ говорить съ нимъ. Это ее мучаетъ; она готова заплакать. Подошла къ роялю и стала перебирать клавиши)

КОПЕЙКИНЪ.

Усталъ я немножко... Можно лечь?

ЕЛЕНА.

Понятно, голубчикъ.

(Копейкинъ ложится. Пауза)

КОПЕЙКИНЪ.

Сыграйте что-нибудь...

ЕЛЕНА.

Не буду,- васъ музыка разстраиваетъ.

КОПЕЙКИНЪ.

Я вѣдь родился музыкантомъ... Ничего я не люблю на свѣтѣ, кромѣ музыки... Бывало, чуть цѣлковый лишн³й заведется, бѣгу въ концертъ. Оперу я не любилъ, я концерты любилъ... Мнѣ теперь ясно, что я музыкантомъ родился... (Послѣ паузы) У меня ужъ рѣшено: какъ понравлюсь, опять уроки на скрипкѣ начну брать... Для себя музицировать буду... Утромъ писецъ, а вечеромъ музицировать...

ЕЛЕНА

(подходя къ нему).

Это хорошо...

КОПЕЙКИНЪ.

Люблю музыку... Очень люблю. (Утираетъ пальцами слезы) У дѣвочки тоже музыкальныя способности есть... Вотъ бы ее скрипачкой сдѣлать!.. Ножка тутъ не помѣшала бы - и хроменькой можно на скрипкѣ играть..

ЕЛЕНА.

Это - мысль хорошая.

КОПЕЙКИНЪ.

Я ее въ консерватор³ю отдамъ... Это у меня рѣшено...

(Въ передней появляется Артамонъ и раздѣвается; Марья Герасимовна тоже появилась въ передней, съ подносомъ въ рукахъ, на которомъ стоитъ бутылка бѣлаго вина и стаканы. Артамонъ держится во время слѣдующей сцены съ напускной развязностью и веселостью)

АРТАМОНЪ

(входя въ комнату и обращаясь къ Марьѣ Герасимовнѣ).

Съ виномъ встрѣчаете?.. Честь честью!..

МАРЬЯ ГЕРАСИМОВНА.

А гдѣ же Матреша?

АРТАМОНЪ.

Къ себѣ ушла.

МАРЬЯ ГЕРАСИМОВНА.

Да вы повѣнчались, что-ли, или нѣтъ?

АРТАМОНЪ.

Какъ же, повѣнчались!.. Возложилъ еси на главахъ ихъ вѣнцы!..

МАРЬЯ ГЕРАСИМОВНА.

Не пойму: шутишь ты, или нѣтъ?

АРТАМОНЪ.

Давайте вина!

МАРЬЯ ГЕРАСИМОВНА.

Не дамъ!.. Изъ всего вы, даже самаго священнаго, балагурство устраиваете, шутки... Развѣ такъ можно!

(Входитъ Кастьяновъ)

КАСТЬЯНОВЪ.

Поздравляю, братъ! (Крѣпко цѣлуетъ и трясетъ его руку) Хвалю... честно... благородно!.. Хоть и неучъ ты, а многое тебѣ прощу... А гдѣ же жена?

АРТАМОНЪ.

Ушла къ себѣ.

КАСТЬЯНОВЪ.

Какъ же такъ? Вѣдь мы просили же вмѣстѣ сюда чтобы... Надо же какъ-нибудь день-то этотъ отмѣтить.. Вѣдь такой день разъ въ жизни бываетъ!

АРТАМОНЪ.

Это лишнее... А жена завтра переберется къ вамъ сегодня уложится... Теперь вѣдь ей можно и у васъ и у всѣхъ жить: получила право,- возложилъ еси и; главахъ ихъ вѣнцы!

КАСТЬЯНОВЪ.

Что дуришь? Все у васъ не по-людски выходитъ.. Смотрѣть-то мнѣ на васъ не хочется... Должно быть и тебѣ, что жена, что стулъ - все равно!

(Машетъ рукой и, огорченный, уходитъ въ свою комнату)

МАРЬЯ ГЕРАСИМОВНА.

Именно не по-людски... не дамъ вина къ обѣду и мороженаго не дамъ!.. Пойду не велю кухаркѣ дѣлать..

(Артамонъ и Елена смѣются)

АРТАМОНЪ.

Заплачу... Мороженаго хочу!

МАРЬЯ ГЕРАСИМОВНА.

Лучше не глядѣть. (Уходитъ)

КОПЕЙКИНЪ.

Да вы не шутите? Правду, что-ли, женились?

АРТАМОНЪ.

Женился.

КОПЕЙКИНЪ.

Нашего полку прибыло... Поздравляю!.. (Протягиваетъ костлявую, холодную руку)

АРТАМОНЪ.

Какого полку? Страждущихъ и обремененныхъ? Не хотѣлъ бы я пополнять собой этотъ полкъ...

(Отходитъ, садится въ кресло у окна и задумывается. Напускное веселое настроен³е оборвалось. Пауза. Копейкинъ начинаетъ дремать. Елена ходитъ по комнатѣ и, рѣшивъ говорить съ Артамономъ, затворяетъ дверь въ комнату отца, и подходитъ къ нему)

ЕЛЕНА.

У меня безъ тебя была тяжелая сцена съ отцомъ.

АРТАМОНЪ.

Не новость... Я хочу веселыхъ сценъ... Когда будутъ веселыя сцены?

ЕЛЕНА.

Когда измѣнится жизнь.

АРТАМОНЪ.

И умремъ мы...

ЕЛЕНА.

Ужасно было тяжело говорить... Что я могла сказать ему? Что? Я чувствую,- я уйду, и они умрутъ... Развѣ это не ужасно?..

АРТАМОНЪ.

А ты не оставила мысли уйти?

ЕЛЕНА.

Это зависитъ не отъ меня... Я, можетъ быть, должна буду это сдѣлать...

АРТАМОНЪ.

Ты знаешь, куда идти тебѣ? Я не знаю, куда идти мнѣ... Къ старухѣ...

ЕЛЕНА.

Какъ нехорошо, что между нами есть это совершенно лишнее недоразумѣн³е...

КОПЕЙКИНЪ

(засыпая).

А мнѣ не вѣрится, что я у васъ на диванѣ...

ЕЛЕНА.

Онъ, кажется, спитъ...

(Пауза)

ЕЛЕНА.

Какъ ты себя чувствовалъ въ церкви?

АРТАМОНЪ.

Скверно... Странно... когда я шелъ вѣнчаться, мнѣ это казалось комед³ей, ерундой, но въ церкви, когда зажгли свѣчи и надѣли вѣнцы, мнѣ сдѣлалось вдругъ почему-то страшно... Я вспомнилъ тысячи, десятки тысячъ другихъ, которые, такъ же шутя и не придавая никакого значен³я обряду, вѣнчались и... создавали изъ своей жизни каторгу, дѣлали роковыя ошибки... (Тихо, кивая на Копейкина) Вотъ какъ онъ... Я не знаю, способенъ ли я на какую-нибудь работу... А если нѣтъ? Къ отцу я не пойду, и тогда что-жъ? (Опять тише, кивая нa Копейкина) Его жизнь, его конецъ, а можетъ быть, и хуже... Человѣку постыдно такъ кончать... Онъ рождается разъ...

ЕЛЕНА.

Не бойся, ты такъ не кончишь... Ты кончишь обязательно красиво. Я въ этомъ убѣждена... Мало сдѣлаешь, это несомнѣнно, но кончишь красиво.

АРТАМОНЪ.

Это ты такъ говоришь... а на самомъ дѣлѣ пренебрегаешь мной... Ничего не говоришь, не откровенна... Можетъ быть, я могъ бы быть полезенъ въ твоемъ дѣлѣ?

ЕЛЕНА.

Ты тамъ лишн³й... ты слишкомъ горячъ, необузданъ, можешь погубить все дѣло... Потомъ, ты не вѣришь намъ... Иди своей дорогой...

КОПЕЙКИНЪ

(во снѣ).

Солнышко...

ЕЛЕНА

(не разслышавъ).

Что вамъ? (Подходитъ къ нему) Онъ спитъ...

(Пристально разсматриваетъ его лицо и поражается имъ)

АРТАМОНЪ.

Мнѣ грустно, Елена... Меня какъ будто бы кто-то оскорбилъ, обидѣлъ, надавалъ пощечинъ... Я это еще въ церкви почувствовалъ..

ЕЛЕНА.

Злое у него лицо... Это брови придаютъ такое выражен³е...

АРТАМОНЪ.

Если ты уйдешь, я уйду за тобой...

ЕЛЕНА.

Я не возьму тебя... Поди сюда, посмотри на его лицо...

(Артамонъ подходитъ къ ней и смотритъ на Копейкина)

ЕЛЕНА.

Мнѣ кажется, вотъ-вотъ онъ сейчасъ умретъ... Тяжело... (Отходитъ отъ дивана) Ты замѣчаешь, что здѣсь все умираетъ? Умираетъ эта лампа, диванъ, глобусъ... Умираютъ эти писатели на стѣнахъ и книги на полкахъ... Папѣ 65 лѣтъ... Все это естественно... Но тутъ еще можно прожить годъ, два, пять... Меня не хватитъ на это!.. Бѣжать, бѣжать отсюда!..

АРТАМОНЪ

(тихо и страстно).

Возьми меня съ собой!.. Я погибну здѣсь!.. Ты вѣра моя, маякъ мой!..

КОПЕЙКИНЪ

(проснувшись).

Музыки! Хоть бы сыграли что-нибудь... Я пришелъ послушать... Сыграйте!.. Можетъ быть, и не услышу больше никогда...

ЕЛЕНА

(подойдя къ нему).

Что-же, голубчикъ, вамъ сыграть?

КОПЕЙКИНЪ.

Вотъ это... что я люблю... Какъ это называется?.. Бетховена соната она.

ЕЛЕНА.

Quasi una fantasia?

КОПЕЙКИНЪ.

Да, да...

ЕЛЕНА.

Ну, хорошо...

(Садится за рояль и играетъ. Артамонъ слушаетъ, наклонившись надъ роялью; долго сдерживаетъ себя, сжимаетъ зубами платокъ и, наконецъ, рыдаетъ. Елена оборвала музыкальную фразу)

Занавѣсъ.

ДѢЙСТВ²Е ЧЕТВЕРТОЕ.

Декорац³я второго дѣйств³я. Вечеръ. На переднемъ дворѣ кончился рабоч³й день. На одной изъ стѣнъ лежитъ кроваво-золотистое пятно - отблескъ солнца, и когда этотъ отблескъ на стѣнѣ потухаетъ, въ саднкѣ становится почти темно и скоро совсѣмъ темно.

При поднят³и занавѣса, Копейкина ходитъ подъ окнами квартиры Кастьяновыхъ,- повидимому, чего-то ожидая.

Изъ воротъ выходятъ - Максимъ Сусловъ, Осокинъ и приказчикъ изъ мясной лавки, здоровенный дѣтина въ бѣломъ фартукѣ и съ огромными ножами за поясомъ.

Максимъ Сусловъ - очень старый старикъ; рѣдк³е, сѣдые волосы его пожелтѣли; онъ сгорбился, но все еще силенъ и крѣпокъ; худъ и высокъ; лицо посинѣло, и на рукахъ, съ постоянно растопыренными пальцами, рѣзко обозначились жилы. Ходитъ въ длинномъ сюртукѣ и цилиндрѣ, как³е носятъ раскольническ³е попы. Голосъ у него громк³й, повелительный; въ рукахъ палка.

МАКСИМЪ СУСЛОВЪ.

Здравствуйте, мадамъ! (Подаетъ руку Копейкиной) Разорять гнѣздо идемъ... (Киваетъ на окна квартиры Кастьяновыхъ) Премного вамъ благодаренъ за разныя сообщен³я... Такъ и надо... Если про этихъ господъ молчать, они всѣ города и селен³я отравятъ...

КОПЕЙКИНА.

Понятно, отравятъ... Мужа моего точно зельемъ какимъ опоили... Совсѣмъ разумъ потерялъ и так³я заговорилъ вещи, что, прямо, стыдно слушать... "Я выросъ! Я выросъ"! А чего выросъ? Въ землю увязъ...

МАКСИМЪ СУСЛОВЪ.

Умственность у него небольшая... Относительно помѣщен³я не обременяйтесь, подождать малость могу. (Обращаясь къ Осокину) Ступайте, скажите: отецъ говорить пришелъ...

ОСОКИНЪ.

Отправимся вмѣстѣ, будетъ лучше.

МАКСИМЪ.

Я знаю, что лучше... доложите.

ОСОКИНЪ.

Я не лакей...

МАКСИМЪ.

Покорнѣйше прошу.

(Осокинъ ни съ мѣста)

МАКСИМЪ

(обращаясь къ приказчику).

Доложи!

(Приказчикъ уходитъ)

МАКСИМЪ

(дѣлая низк³й поклонъ передъ Осокинымъ).

Простите, пожалуйста, дворянинъ-батюшка, обидѣть изволили мы васъ... не взыщите...

ОСОКИНЪ.

Я никогда не буду разговаривать съ вашимъ сыномъ... а также не буду ѣздить на базаръ съ вами и по разнымъ грязнымъ дѣламъ ходить... Вы и передъ лавочниками, и передъ всѣми бахвалитесь мной...

МАКСИМЪ.

Не вами, фуражкой вашей... Только, мнѣ кажется, разговоръ этотъ теперь ни къ чему, потому что мнѣ не до васъ...

(Возвращается приказчикъ)

ПРИКАЗЧИКЪ.

Не пущаютъ... Говорятъ, видѣть не желаютъ...

МАКСИМЪ

(начиная кричать).

Какъ? Меня не желаютъ видѣть!.. Я пришелъ окончательный разговоръ съ сыномъ вести, а меня не желаютъ видѣть! (Подбѣгаетъ къ окну и стучитъ палкой) Отпереть!.. Слышите? Отворить сейчасъ двери!.. За полиц³ей пошлю, выломить заставлю!...

(Въ окнахъ появляются жильцы. Нѣкоторые изъ нихъ, заинтересованные скандаломъ, выходятъ на дворъ; постепенно набирается человѣкъ 10-15)

Что я, хозяинъ здѣсь, или нѣтъ? Окна перебью, отворите!

АРТАМОНЪ

(появляясь въ комнатѣ у окна и отворяя ого).