Красовский Александр Иванович - Жених из Ножевой линии

  

  

  

  

   Иванъ Дороѳеевичъ Мордоплюевъ, купецъ третьей гильд³и, торгующ³й въ Москвѣ, въ Ножовой Лин³и и на Ильинкѣ.

   Александръ Харитоновичъ Перетычкинъ, купеческ³й сынъ, пр³ятель его.

   Евграфъ Семеновичъ Сандараковъ, отставной чиновникъ, проживающ³й въ Москвѣ.

   Зинаида Васильевна, жена его.

   Юлинька, дочь ихъ.

   Евсей Прохорычъ, главный прикащикъ у Мордоплюева.

   Борька, мальчикъ при лавкѣ Мордоплюева.

   Ѳвдосья Антоновна, торговка.

   Оська, казачокъ Сандараковыхъ.

   Малой изъ цирюльни.

   Гости.

  

  

  

   Прохорычъ (одинъ). - Вотъ ужь скоро за полдень, а хозяинъ все еще не бывалъ; обѣдня, чай, давно кончилась... тепереча, стало-быть, выходитъ, зашелъ куда-нибудь. А нечего сказать, добрѣйш³й у насъ хозяинъ... еще вотъ какимъ поползнемъ на рукахъ его няньчивалъ; и батюшка его, покойникъ, Дороѳей Кузьмичъ - царство небесное - мужикъ былъ знатный. Важно торговали мы съ нимъ въ Балабаевѣ, да вотъ шоссейный подрядъ подкузьмилъ... и зачѣмъ было вязаться? Оттого и жизнь порѣшилъ. Ну, Иванъ Кузьмичъ и говоритъ: ты, говоритъ, Евсей Прохоровъ, брату двадцать лѣтъ служилъ честно, грѣха не укусилъ: ступай ко мнѣ въ Москву; жалованья тебѣ надбавлю и надъ обѣими лавками у меня будешь. - Ну, вотъ лѣтъ десятокъ съ походомъ и здѣсь промаячилъ, обжился какъ слѣдуетъ, да что будешь дѣлать ( и второму брату Богъ вѣку не продлилъ... Тепереча, стало-быть, выходитъ, весь капиталъ и обѣ лавки, и въ Ножовой и на Ильинкѣ, все досталось Ивану Дороѳеичу. Эвтотъ, какъ въ Москву прикатилъ, тоже говоритъ: ты, говоритъ, Евсей Прохорычъ, будь у меня прикащикомъ... Ладно, думаю себѣ... Вотъ десятый мѣсяцъ и у эвтого служимъ. Добрѣйшая душа, нечего сказать; только больно ужь мягокъ... ужь такъ мягокъ, что на поди... Ну, да еще къ Москвѣ не приглядѣлся, да и въ торговлѣ нашей н енаторѣлъ: торговля - великое дѣло...

  

  

   Борька. - Дядюшка Евсей Прохорычъ, самоваръ-то скоро уйдетъ-съ...

   Прохорычъ. - Уйдеть? Такъ запри сѣни, скорѣича: вотъ и не уйдетъ-съ.

   Борька (почесывая голову). - Да, нѣтъ-съ... я хотѣлъ спросить... то-есть, что больно шибко кипитъ, такъ подавать не прикажете ли?

   Прохорычъ. - Видали ли вы дураковъ?.. Ну, братъ, Борька, мало тебѣ давеча вихры-то трепали, надать бы еще надбавить. Вѣдь видишь, что хозяина нѣтъ, я напился съ молодцами: для чего жь, подавать?.. Экая дура съ печи!.. Еще въ Москвѣ при лавкѣ живешь... Прикрой его хорошенько, да и дожидайся хозяина!

   Борька. - Ладно-съ. Да вотъ что, дядюшка: молодцы-то ужь обѣдать просятъ.

   Прохорычъ. - Ну, и пусть ихъ обѣдаютъ; зачѣмъ же дѣло стало?

   Борька. - Слушаю-съ. (Уходить).

  

  

   Прохорычъ (одинь). - Молодцы! Охъ, ужь эти молодцы... Важные ребята, нечего сказать!.. Кабы не Евсей Прохоровъ, наторговали бы они на шильце съ мыльцемъ. Ужь безъ форсу могу сказать: одинъ я всѣмъ дѣдомъ орудую. Говорятъ, примѣромъ, какой прикащикъ не воруетъ?.. Оно, вѣстимо дѣло, ужь такъ въ свѣтѣ устроено, что каждый человѣкъ живетъ насчетъ другаго: управляющ³й щечится отъ помѣщика, дворецк³й отъ управляющаго, а поваръ отъ дворецкаго... тепереча, стало-быть, выходитъ, почему же и прикащику въ хозяйскую выручку не заглянуть?.. Да заглядывай умѣючи, концы хорони, чтобъ себѣ въ пользу, да и хозяина не доконать. А гдѣ ныньче настоящ³й прикащикъ? гдѣ ты его найдешь?.. И въ лавкѣ, и въ магазинѣ, много ихъ сидитъ, да что эвто за народъ?.. Такъ, верхолётъ какой-то... Фанабер³я - и больше ничего. Онъ сидитъ тебѣ, и торгуетъ, и въ долги распуститъ, и продажу иной разъ не запишетъ, и около выручки потрется, и все этакое... да что толку-то?.. Что у него для переду?.. Зато на гулянье козыря изъ себя корчитъ; поди, узнай, что онъ прикащикъ... у него и папироска въ зубу! Возьметъ себѣ лихача, да и въ т³ятръ, а тамъ попозднѣе въ гости... Шампанское ему тамъ давай; судацкое, вишь кисло... Хозяинъ рубль къ рублю наколачиваетъ, а ему тепереча, стало быть, выходитъ, и сто цѣлковыхъ ни почемъ. А какъ попадется, глядь - и поджалъ хвостъ, какъ кошка надъ кринкой... Чуть хозяинъ протурилъ - и пиши пропало!.. Чѣмъ бы самому лавку или магазинъ открыть, какъ бы оно съ умомъ и слѣдовало, а онъ мотается себѣ... да и оборвется, общиплется, и гранитъ себѣ мостовую.

  

   Мордоплюевъ. - А! ты ужь дома, Прохорычъ! Давно ли забрались? (Снимаетъ шинель, встряхиваетъ и кладетъ на стулъ).

   Прохорычъ. - Да дѣло праздничное, хозяинъ, посидѣли часокъ-другой, да и шабашъ. А вы, гдѣ это, хозяинъ, загулять изволили?.. Мы ужь больно давно поджидаемъ.

   Мордоплюевъ. - Гдѣ загуляться? городовой задержалъ (обтираетъ шляпу платкомъ и бережно ставитъ на конторку). Нашъ балабаевск³й галантерейщикъ... надать завтра ему товару отобрать, вотъ, по этому ересту (Отдаетъ Прохорычу бумагу). То-естъ, этакъ... какъ слѣдуетъ...

   Прохорычъ. - Ужь знаемъ, хозяинъ, будьте покойны... и за-воли поприкинемъ, и все евтакое: въ Балабаевѣ, сойдетъ...

   Мордоплюевъ. - Ну, да ты не такъ, чтобы больно, того... парень-то онъ важный: и хересомъ-было меня, и мадерой-то, и ледеру хотѣлъ послать; ну, да накинусь ли я послѣ обѣдни, натощакъ?

   Прохорычъ. - Такъ чайку не прикажете ли?.. Самоваръ ужь давно кипитъ.

   Мордоплюевъ. - Ладно, ладно; хошь съ землякомъ мы и попили, ну да еще стакашекъ, другой, не мѣшаетъ.

   Прохорычъ. - С³ю минуту-съ... (кричитъ въ дверь.) Бориска! самоваръ подавай! скорѣича!...

   Мордоплюевъ. - Теперь добрые люди ужь обѣдаютъ, а мы часокъ - мѣсто позапоздаемъ (Борька вноситъ самоваръ, и потомъ и весь чайный приборъ)... Борька! что эвто рожа-то у тебя словно качанъ квашеной? да и волосы-то... не черти ли тебя таскали?

   Прохорычъ. - Нѣтъ, хозяинъ; ему для праздника давеча у лавки какой-то шелыганъ клочья вычесалъ.

   Мордоплюевъ. - Вотъ!.. да за что жь?

   Прохорычъ. - А такъ, здорово живешь. Вотъ изволите видѣть: идетъ по ряду какая-то стрекуляц³я; туды же очки на носу, а фрачишка-то весь, чай, двугривенныхъ два стоитъ. Гришка изъ сосѣдской лавки и давай ему натачивать: "Что вамъ угодно? что покупаете? Пожалуйте-съ; у насъ помочи, перчатки, галстуки, жилетныя матер³и, манишки модныя"... Ну, голышъ-то и пр³остановился, а нашъ дуралей и подскочилъ... пожалуйте, говоритъ: у насъ, говоритъ, и галстуки и манишки лучше, и дешевле продадимъ; да цапъ его за рукавъ и тащитъ въ лавку. Тотъ рванулся, а рукавъ-то у него почитай пополамъ... Тутъ онъ, какъ хватитъ Борьку за вихры, да и давай раскачивать: вотъ тебѣ, говоритъ, за галстуки, вотъ тебѣ за манишки... Ужь онъ его моталъ, моталъ, да еще въ претенз³ю вошелъ: мнѣ, говоритъ, за фракъ-то заплатите, а не то къ надзирателю пойду жаловаться... такая чернильная выжимка! Насилу трехрублевымъ отбился.

   Мордоплюевъ. - И подѣломъ; ништо тебѣ, Борька. Экая дурья порода! ты языкомъ што хошь звони, а рукой покупателя не трошь... мало онъ тебя трепалъ. Ну, пошелъ, сбирай на столъ, дуралей! А мы съ тобой, Прохорычъ выпьемъ по стакашку. Садись-ка.

   Прохорычъ. - Покорно благодарю, хозяинъ; я ужь пилъ съ молодцами.

   Мордоплюевъ - Ну, такъ что жь, что пилъ, а я нешто не пилъ? Не худая статья передъ обѣдомъ маленько пораспариться; а насчетъ эвтого, я тебѣ скажу, здѣсь, въ Москвѣ, больно-неладно заведено, что каждому покупателю, только покажись въ ряды, такъ на ухо и наяриваютъ, да почитай силкомъ тянутъ въ лавку. Ужь кто идетъ за покупкой, тотъ и самъ найдетъ гдѣ и что купить; а кто такъ катается, того и канатомъ не затащишь; а если и зайдетъ, только весь товаръ перероеть - вотъ и все... Нѣтъ, у насъ, въ Балабаевѣ, на эвтотъ счетъ великатнѣе: тамъ идешь ты гостиннымъ дворомъ, спросятъ тебя, "не покупаете ли чего?" да и шабашъ. А здѣсь какъ иной разъ часа три, четыре въ лавкѣ посидишь, чуть не оглохнешь.

   Прохорычъ. - Осмѣлюсь доложить, хозяинъ, вы не по~купецки разсуждаете. Конечно, Балабаевъ городъ, да что онъ передъ Москвой-то?.. Я самъ двадцать лѣтъ въ Балабаевѣ торговалъ, да и здѣсь вотъ ужь другой десятокъ торгую. Въ Бадабаевѣ, примѣромъ, много-ли пр³ѣзжаго покупателя?.. А сюда со всѣхъ концовъ городовой народъ валомъ валитъ. Тепереча, стало-бьпъ, выходитъ, такой покупатель навертывается, который Москвы-то и въ глаза не видалъ: такъ и надо его заманивать. Какъ словами-то его закидаешь, да отуришь, такъ онъ ошалѣетъ, да и по неволѣ въ лавку зайдетъ... Ну, тутъ его какъ хочешь, такъ и обрезониваешь.

   Мордоплюевъ. - Ну, противъ эвтого я не спорю. Ты, Прохорычъ, старинный торговецъ, за прилавкомъ состарѣлся, такъ тебѣ и книги въ руки; не даромъ же я тебѣ обѣ лавки довѣрилъ.

   Прохорычъ. - И не далъ маху, хозяинъ, вотъ ей-Богу не далъ маху! Истинно скажу, за копейку вашу я готовъ умереть, да и грѣха-то на душу взять не для кого. Сиротой къ родителю вашему въ мальчики поступилъ, и вѣкъ живу сиротой: ни отца, ни матери, ни роду, ни племени; такъ тепереча, стало-быть, выходитъ, не для кого и копейку прочить. Вотъ смолоду, нечего грѣха таить, имѣлъ знакомства... ну, бывало, то-есть, этакъ... возьмешь изъ лавки што-нибудь, платочекъ, или матер³йцы, а ныньче, такъ истинно на хозяйскую копейку дрожишь.

   Мордоплюевъ. - Зато и забытъ не будешь... вѣрь Богу, а не мнѣ. Ну, а скажи-ка, Евсей Прохорычъ, вотъ тепереча десятый мѣсяцъ, какъ я здѣсь, въ Москвѣ: каково мы съ тобой торгуемъ?.. а?.. вѣдь хорошо торгуемъ?

   Прохорычъ. - Нечего Бога гнѣвить, торгуемъ на порядкахъ. По Ножовой, правда, не больно шибко идетъ, а въ Панской важно торгуемъ. Только, не въ гнѣвъ вамъ, хозяинъ, сами-то вы въ торговлѣ больно мягки, да и молодцы-то у насъ не то, чтобы того... вездѣ нуженъ мой глазъ... Торговля великое дѣло: тепереча, стало-быть, выходитъ, нужна такая сноровка...

   Мордоплюевъ. - Да безъ сноровки какъ же и торговать!..

   Прохорычъ. - Сноровка сноровкѣ рознь, Иванъ Дороѳеичъ. Обсчитать, обмѣрить, утянуть поларшина - эвто дѣло не торговца, а шильника. У насъ есть друг³я колѣны. Если я то-есть настоящ³й торговецъ, вотъ сижу я въ лавкѣ; тепереча входитъ ко мнѣ покупатель; сперва-наперва взгляну я, что на немъ, погляжу ему въ глаза, да какъ перемолвлю слова два-три, ну и шабашъ: ужь тепереча я знаю, кто онъ такой, что ему показать и сколько съ него взять. Покупатель такая ужь вещь... онъ на то и покупатель, чтобъ торговецъ отъ него живился; тепереча, стало-быть, выходитъ, сначала надобно его раскусить. Вотъ анамедни была оказ³я приходитъ покупатель въ золотыхъ очкахъ; взглянулъ я на него... вижу, форсунъ - тутъ-то рыбу и ловить. Спросилъ сукна... показалъ я ему: нехорошо; я еще, и то неладно; сталъ я ему показывать высок³е сорта, по четыре и по пяти серебромъ и дороже - куда тебѣ, такъ и швыряетъ! Ужь какое же зло меня взяло... Ну, сударь, говорю я, если эвто не сукно, такъ позвольте показать вамъ послѣднюю штуку, самый высок³й сортъ, только, можетъ-быть, для васъ дорогонько будетъ... "Не твое дѣло; показывай!" Вотъ я живой рукой и досталъ съ верхней полки половинку подъ литерой А., сукно легонькое, на видъ больно казистое и себѣ въ покупкѣ всего два рубля пятьдесятъ копеекъ серебромъ аршинъ... Развернулъ ему - мой баринъ протеръ очки, смотрѣлъ, смотрѣлъ... "Ну вотъ, говоритъ, эвто сукно! для чего жь ты мнѣ сразу не показалъ? а что за аршинъ?" Семь рублевъ серебромъ крайняя цѣна... Ну, начали торговаться, да пять аршинъ по пяти серебромъ я ему и отрѣзалъ. Тепереча, стало-быть, выходитъ, какъ знаю я покупательскую натуру, такъ съ форсуна-то рубль на рубль чистой пользы и сгладилъ... Да и ништо ему: не ройся въ товарѣ, какъ пѣтухъ въ кучѣ.

   Мордоплюевъ. - Мо³одецъ Евсей Прохорычъ! Вотъ эвто колѣно важное!..

   Прохорычъ. - А съ барынями нешто не та-же аказ³я?.. Охъ, ужь эвти мнѣ барыни! Иной разъ привалитъ ихъ цѣлая гурьба; покажи имъ новые ситцы: ну, и разложишь имъ царевск³е, битепажевск³е и проч³е друг³е. Лепечутъ себѣ по-французскому; товаръ подъ-носомъ, а въ стеклышко на него глядятъ, будто виднѣе... И все имъ неладно: и пестро, и не во вкусѣ... Тепереча, стало-быть, выходитъ, иной бы ихъ изъ давки гулять отпустилъ, а ты и начнешь имъ кидать сорта пониже да помельче узоромъ, ты - есть этакъ потуманнѣе... Кидаешь, да похваливаешь; накидаешь вотъ эвтакой ворохъ, отуришь ихъ - глаза-то у нихъ и раэбѣгутся. Ну въ четыре-то глаза и выберутъ что ни самую дрянь; а противъ хорошаго копеекъ по двадцати на аршинъ полый дадутъ.

   Мордоплюевъ. - Эвту штуку я и самъ пробовалъ. А иную барыню не скоро, братъ, обрезонишь.

   Прохорычъ. - Вѣстимо! всякая бываетъ, да на все свое колно есть. Зайдетъ къ тебѣ иной разъ какая-нибудь франтиха, рыжая, рябая, носомъ словно рыбу удитъ; покажешь ей ленты, а она и спрашиваетъ: "какой цвѣтъ мнѣ лучше къ лицу?" - Извѣстно, молъ, розовый, сударыня - "А почему жь именно розовой?" - А потому, сударыня, что осмѣлюсь вамъ доложить, нѣжное къ нѣжному и идетъ". Вотъ, глядишь, этимъ словомъ у рыжей по сердцу-то какъ масломъ и смазано; накупитъ она всякой всячины, да и денежки отдастъ не торговавшись.

   Мордоплюевъ. - Да ужь гдѣ ей торговаться, коли ты ее такъ размажешь!

   Прохорычъ. - Бываетъ еще у насъ покупатель, что-называется, коваль. Эвто народъ самый тяжелѣющ³й; товаромъ онъ небольно бракуетъ, да торгуется пуще жида - чистый убытокъ даетъ... какъ ты съ нимъ орудовать будешь?.. И на эвто у насъ есть колѣно. Тепереча я двойныя книги завелъ, да и говорю: "Извольте, сударь, я продамъ на совѣсть; сколько на рубль пользы пожалуете? Вѣдь по десяти копеекъ не обидно будетъ-съ?" "Ладно" говорить. Вотъ я и кладу ему товарную книгу; а ужь тутъ на кажный рубль по тридцати копеекъ пользы приписано, да по десяти онъ даетъ мнѣ на совѣсть; тепереча, стало-быть, выходить, я съ него сорокъ копеекъ на рубль пользы и сдую.

   Мордоплюевъ. - Штука тоже важнецъ!

   Прохорычъ. - Мало энтого; коли ты торговецъ, тамъ тепереча знай, какого покупателя какъ назвать и какъ съ нимъ говоритъ. Пришелъ къ тебѣ мастеровой, ровно голикъ общипанъ, а ты говоришь ему: "Пожалуйте-съ! Что покупаете, хозяинъ?" Кучеру, али мужику въ сермягѣ: "Что вамъ угодно, купецъ?" Дворника величаешь дворецкимъ: онъ плотнѣе покупаетъ...

   Мордоплюевъ. - Дока ты, Прохорыѵъ, ей-Богу дока!... Торговцамъ надать у тебя учиться. Ну, поторгуемъ же мы съ тобой - а?.. вѣдь поторгуемъ?..

   Прохорычъ. - Для чего не поторговать. И теперича, слава Богу, торгуемъ важно. Только вотъ что, хозяинъ, осмѣлюсь я вамъ доложить: собой вы молодецъ, и ростомъ и дородствомъ, и въ настоящей порѣ, и капиталъ у васъ большой, а живете вы, не во гнѣвъ вамъ, вотъ ровно бобыль... ей-Богу!.. Ну, для кого мы тысячи-то наживаемъ?.. Родные у васъ всѣ повымерли, царство имъ небесное! Одна бабушка Анисья Меркуловна... Ну, да что? у той въ Балабаевѣ огромный домина; умри - вамъ же все достанется. Тепереча, стало-быть, выходитъ, ужь пора бы вамъ и насчетъ судьбы своей порѣшить. Здѣсь въ Москвѣ невѣстъ и куры не клюютъ, и на вашъ капиталъ хошь какая такъ позарится.

   Мордоплюевъ.- Экой ты, Своей Прохорычъ! Да нешто ты не знаешь, вѣдь вотъ съ Покрова я ужь четырехъ невѣстъ смотрѣлъ, да и сваху-то прогналъ въ три шеи? Что за окаянный народъ эвти свахи! Пр³йдетъ къ тебѣ эвтакая шлюха, принесетъ тамъ роспись какую ни на-есть, да и начнетъ тебѣ тараторить: и умница-то, и красавица-то, и полная-то, и бѣлая-то, и разумная-то... Ну что ты тутъ?.. Ну, поѣдешь смотрѣть; глядь: рожа словно тарелка, а носъ - что твой руль отъ доброй расшивы; одинъ глазъ смотритъ на Ярославль, а другой на Кострому... Тьфу ты, прахъ побери!.. Оно, конечно, приданое знатное, домъ каменный, ну и денегъ, глядишь, таки тово... да что мнѣ приданое? У меня своего капиталу тысячъ шестьдесятъ серебромъ. Мнѣ не приданое нужно, а человѣкъ, съ кѣмъ бы вѣкъ жить. Вотъ коли провѣдаю гдѣ невѣсту хорошенькую, хошь и безъ приданаго, самъ сваху зашлю... Видѣлъ, правда, я одну штучку... вотъ ужь краличка!.. Да нѣтъ... эвто не нашего поля ягода... (Вздыхаетъ). Дѣлать нечего, Прохорычъ, поразвѣдаемъ да пообождемъ.

   Прохорычъ. - Оно, конечно, хозяинъ, сожительницу себѣ выбрать не то, что товару купить; и товаръ иной разъ нескоро отберешь. Да здѣсь, въ Москвѣ, долго не заждетесь... Москва-матушка кого хошь напоитъ, и накормитъ, и женитъ, и разженитъ... Здѣсь нешто только куринаго молока не найдешь.

   Мордоплюевъ - Да, нечего сказать, важный городъ Москва, не Балабаеву нашему чета! Только носъ высунешь на улицу, ужь и видно, что Москва: народъ совсѣмъ не того сложен³я. И жить здѣсь знатно, особливо какъ деньги въ карманѣ есть - а? Прохорычъ? вѣдь важно здѣсь жить?

   Прохорычъ. - Худо ли здѣсь жить, только бы Богъ здоровья далъ! (Опрокидывать стаканъ и на донышко кладетъ кусокъ сахару). Благодарю покорно за угощен³е, хозяинъ... Тепереча я пойду къ молодцамъ, посмотрю, что тамъ они. Скоро ли обѣдать изволите?

   Мордоплюевъ. - Вотъ только еще одинъ стаканъ выпью, да коли тамъ все готово, такъ и за столъ сядемъ.

   Прохорычъ. - Ладно-съ. (Кланяется и уходитъ),

   Мордоплюевъ (одинъ). - А въ самомъ дѣлѣ, вѣдь въ Москвѣ-то знатное житье... а оттого, что городъ важный: куда хошь поѣзжай - конца не видать... одна улица почитай съ цѣлый Балабаевъ будетъ. Правда, у насъ Волга хороша, нечего сказать, живая рыба тоже ни почемъ; да что рыба! здѣсь сайку или калачъ возьми, откусилъ, такъ сейчасъ и слышно, что московск³й. Ну, у насъ лѣтомъ машины ходятъ, зато здѣсь тебѣ разнощикъ такъ прокричитъ, что въ Балабаевѣ за рубль серебромъ не услышишь. Знатный городъ Москва!.. Въ Питеръ ли захотѣлъ - садись на чугунку и валяй! Не успѣлъ носу обтереть, ужь и тамъ. Не хочешь въ Питеръ, поѣзжай куда на дачу... подкутишь тамъ, никто тебя не знаетъ... а у насъ, въ Балабаевѣ, на другой день въ цѣломъ ряду загудятъ. Нечего сказать, славное здѣсь житье... (ходить по комнатѣ заложа за спину руки). А Прохорычъ правду говоритъ, пора бы ужь того... и ужь больно бы пора... тридцать-трет³й пошелъ... Оно, конечно, и холостой живешь... да что!.. все не то!.. Вотъ, примѣромъ, самоваръ: вотъ онъ тепереча стоитъ... простоитъ онъ и до вечера, коли не хватятся, а кто хватится?.. Э-эхъ! (садится). Конечно, стряпуха есть, да вѣдь стряпуху не поцалуешь, а жену и поцаловать можно - ничего!.. знатно!.. Да гдѣ ея возьмешь? И много сватаютъ, да все браковка... жди да подожди!.. (встаетъ). Эхъ, кабы эвта штучка! Вотъ ужь истинно сказать, отборная барышня... одни глаза... Фу ты поди!.. Трет³й мѣсяцъ въ лавку ходитъ, и каждый разъ хлопчикъ позади, казачкомъ одѣтъ. Анамедни пришла, я говорю: "наше вамъ почтен³е, сударыня!" а она: "здравствуйте, говоритъ, здоровы ли вы?" О здоровьи спросила... Ну, я ей кисею въ убытокъ и отдалъ, да за два аршина атласу позабылъ взять. Вотъ кабы... да нѣтъ... за нашего брата не пойдетъ... скажетъ: бородачъ!.. А что борода?.. по-ихнему мочалка (подходить къ зеркалу); какая же она мочалка? Борода какъ борода; правда, у меня желтовата маленько... да кабы ужь пошла за меня, такъ и подкрасить бы можно... только нешто смѣяться станутъ - скажутъ бороду вымазалъ; да ничего, я такъ сойдетъ. А ужь какъ бы зажили-то!.. Въ шляпку бы ей перо... пару сѣрыхъ купилъ-бы, да коляску, да санки модныя... О масляницѣ, покатили бы съ ней, только держись... Поди! поди!.. прочь съ дороги!...

  

  

   Борька (въ дверяхь). - Вона! Что это хозяинъ-то въ горницѣ кричатъ "поди"?

   Мордоплюевъ. - Пристяжную самъ бы взялъ, да какъ махнулъ бы... (оборачивается и видитъ Борьку). Ты чего тутъ стоишь, чертенокъ? Что тебѣ надать?

   Борька. - Да васъ, хозяинъ, какой-то баринъ спрашиваетъ.

   Мордоплюевъ. - Какой тамъ баринъ? Чего ему?

   Борька. - Не знаю-съ; мнѣ, говоритъ, нужно хозяина, а самъ все волосья себѣ ерошитъ.

   Мордоплюевъ. - Ну, ладно, сейчасъ выйду.

  

  

   Перетычкинъ (Борькѣ). - Ничего, ничего, братецъ, я я самъ его найду; вѣдь мы пр³ятели (увидя Мордоплюева). Ваня! ты ли это? Здравствуй, душечка!.. (хватаетъ его за руку) Не узнаешь, что ли?.. а?..

   Мордоплюевъ. - Извините, сударь, я, право... кажется, то-есть...

   Перетычкинъ. - Такъ и есть, не узналъ!.. Ахъ, ты разбойникъ! Да ты посмотри на меня хорошенько; ну посмотри! (становится съ позу) Что, все еще не узнаешь? а?.. Не узнаешь?

   Мордоплюевъ. - Ей-Богу, нѣтъ-съ. Ну, вотъ хошь убейте, а ужь того...

   Перетычкинъ. - Ахъ, ты бутузъ этакой! Ну, а помнишь Сашу Перетычкина? Еще у васъ въ Балабаевѣ цѣлый годъ гостилъ, у покойницы тетушки Ѳеклы Назаровны, и жили-то рядомъ, возлѣ почты... ну, еще по воскресеньямъ вмѣстѣ на рѣчку бѣгали да на конькахъ катались.

   Мордоплюевъ.- Да, да, помню, помню!.. Ахъ ты, Саша, Саша!.. Ну, братецъ, вотъ хоть убей, а я бы тебя, право, не узналъ.

   Перетычкинъ. - То-то вотъ и есть; я-такъ, небойсь, узналъ съ-разу, даромъ что ты растолстѣлъ какъ быкъ!

   Мордоплюевъ (Перетычкину). - Да легко ли тебя узнать-то, юный ты человѣкъ, вишь ты какъ перемѣнился? Ну, а какъ тебя ко мнѣ-то Богъ надоумилъ?

   Перетычкинъ. - Да я вчерась только узналъ отъ Пивоварова - что у насъ въ прикащикахъ жилъ, теперь онъ такъ шатается - онъ сказалъ мнѣ, что ты ужь безъ-малаго годъ въ Москвѣ и въ дядиныхъ лавкахъ торгуешь. Ныньче утромъ махнулъ я въ ряды, узналъ тамъ о твоей квартирѣ - да и въ тебѣ... Такъ-то, братъ, Ваня!..

   Мордоплюевъ. - Да, братъ Сашуха, еще Богъ привелъ свидѣться. Ну, а тятенька твой здоровъ ли ?

   Перетычкинъ. - Слава Богу; ему, чай, тамъ хорошо.

   Мордоплюевъ. - Гдѣ тамъ?

   Перетычкинъ. - А на томъ свѣтѣ-то !

   Мордоплюевъ. - Какъ? да ништо ужь порѣшился?

   Перетычкинъ. - Скоро два года будетъ.

   Мордоплюевъ. - Царство небесное!.. Ну тебѣ, братъ Саша, чай, большой капиталъ остался?..

   Перетычкинъ. - Да таки на порядкахъ: двѣ лавки въ Мускатильномъ Ряду, да въ палаткакъ товару тысячъ на десять серебромъ было.

   Мордоплюевъ. - Вотъ и важно... Теперь, чай, торгуешь?

   Веретычкинъ. - Да, торгую... ха, ха, ха!.. Вотъ дурака нашелъ: стану я торговать!.. Да хоть бы товаръ-то нашъ былъ такой... барышни ходили бы покупать... а то лакъ да вохра, скипидаръ да купоросъ... Стоитъ всякой дрянью руки марать!.. Къ намъ только и шатаются фабричные да маляры - хорошенькаго личика не видишь.

   Мордоплюевъ.- Ну, такъ за нашъ товаръ возьмись, панскую лавку открой... къ намъ, братъ, иной разъ так³я ходятъ, что фу-ты на!..

   Перетычкинъ. - Вотъ еще! Стану я аршинничать... Нѣтъ, братъ Ваня, меня и тятенька съ маменькой не къ этому готовили. Ты не знаешь, вѣдь ко мнѣ четыре учителя ходили; тятенька, правда, сначала хотѣлъ-было къ лавкѣ пр³учать, да маменька куда тебѣ!.. Вѣдь она была изъ благородныхъ... и въ гимназ³ю, говоритъ, не пущу: пусть дома къ университету готовится... лѣтъ шесть, братъ, возился... ну, и ужь совсѣмъ было, и французск³й, и географ³ю, и истор³ю, все вызубрилъ - хоть сейчасъ въ студенты; да маменька захворала, скончалась... а мѣсяца черезъ два и тятенька туда же за ней... Ну, и баста!

   Мордоплюевъ. - Эхъ, братъ Саша! Такъ мы съ тобой, выходитъ, оба почитай круглые сироты.

   Перетычкинъ. - Это все вздоръ... Жизнь есть сонъ, надо умѣть жить... были бы, братъ, деньги.

   Мордоплюевъ. - Нѣтъ, Саша, плохо сиротское дѣло! нѣтъ милѣй дружка, какъ родимая матушка! Вспомнишь ее, да и поплачешь... (утираетъ глаза). Ну, такъ ты и въ студентахъ былъ?

   Перетычкинъ. - Нѣтъ, раздумалъ. Какъ тятенька умеръ, не до того было... Экзаменъ же такой трудный... да и къ чему забивать голову, когда тысячъ тридцать цѣлковыхъ въ карманѣ есть? Я же опеки не боялся: мнѣ ужь двадцать-второй годъ былъ... (со вздохомъ). Да, братъ Ваня, славный былъ у меня капиталецъ!

   Мордоплюевъ. - Какъ былъ? Да вѣдь чай и теперь есть?

   Перетычкинъ (спохватясь). - Ну, да, разумѣется, есть; только какъ бы тебѣ сказать... не въ рукахъ: зачѣмъ деньги дома держать? я ихъ пустилъ въ оборотъ.

   Мордоплюевъ. - Въ какой же оборотъ?

   Перетычкинъ. - По рукамъ роздалъ... то-есть въ проценты... да набралъ разныхъ акц³й въ Компан³ю Усовершенствован³я... чего-бишь? Не помню... Только, легко разбогатѣть можно.

   Мордоплюевъ. - Ну, и много барышей зашибаешь?

   Перетычкинъ. - Тысячъ пять цѣлковыхъ въ годъ. За-то посмотрѣлъ бы ты, Ваня, какой у меня жеребецъ, какъ вышколенъ... и прем³ю на скачкѣ получилъ. Пролетки обиты у меня малиновымъ бархатомъ... Квартиру нанимаю на Тверскомъ Бульварѣ, пятьсотъ цѣлковыхъ плачу; оно не дешево, да вѣдь за-то полъ у меня этакой... знаешь, паркетъ. Обои малиновые съ золотыми звѣздочками; занавѣски тоже малиновыя съ желтыми червячками. Бывало, выѣдешь куда-нибудь, всякой остановится и смотритъ... Да, братъ Ваня!.. Пожилъ я, нечего сказать.

   Мордоплюевъ. - Какъ пожилъ? Да вѣдь и теперь тоже живешь?

   Перетычкинъ. - Конечно, живу... Вотъ когда-нибудь заѣзжай, посмотри... Впрочемъ, у меня окна передѣлываютъ... Какъ кончатъ, я тебя затащу .. Эхъ, брать Ваня!.. Ты не понимаешь, что такое жизнь! Какъ тятенька умеръ, такъ просто я совсѣмъ переродился... образовалъ себя совсѣмъ иначе... то-есть понялъ современность. Вотъ, напримѣръ, перчатка: она бездѣлица... а все это у меня съ шикомъ... А ты, я думаю, и не знаешь, что такое шикъ?

   Мордоплюевъ. - Шикъ? Не знаю, братъ Саша, что эвто за шикъ твой. У меня въ лавкѣ перчатокъ много, а все такъ, безъ шику.

   Перетычкинъ. - Ха, ха, ха!.. Ну, братъ Ваня! ничего ты не понимаешь... (Въ сторону) Фу! какая дубина!..

   Мордоплюевъ. - Э, постой... догадался! Шикъ... надо быть вотъ эвтотъ чугунный перстень, что у тебя на большомъ пальцѣ.

   Перетычкинъ. - Нѣтъ, это просто перстень, только по модѣ надѣтъ.

   Мордоплюевъ. - То-то... А я думалъ, ужь не онъ ли шикомъ называется, что та его на большой-то палецъ напялилъ.

   Перетычкинъ. - Нѣтъ, Ваня, шикъ... это модное слово; его значить... ну, да я послѣ тебѣ растолкую; а жить, какъ я жилъ... то-есть живу... скажешь, братъ, спасибо. Поутру, бывало, встанешь, халатъ персидск³й, то-есть настоящ³й персидск³й... напьешься чаю, выкуришь сигарку, сядешь въ пролетки, проѣдешься по Москвѣ, а тамъ обѣдать къ Печкину, или Шевалье. Шампанскаго выпьемъ, на бильярдѣ поиграемъ, потомъ на бульваръ, или куда-нибудь на дачу... тамъ вдругъ, глядишь, какая-нибудь барышня у тебя подъ носомъ... не конфужусь, братъ, какъ бывало прежде - и наставилъ лорнетъ, да и смотришь ей прямо въ глаза. Вечеромъ въ театръ; возьмешь съ собой трубку...

   Мордоплюевъ. - Какъ же трубку? вѣдь, говорятъ, курить тамъ ужь не велѣно?

   Перетычкинъ. - Зрительную трубку, братецъ... Ну, сидишь тамъ, хлопаешь... изъ театра къ какой-нибудь актрисѣ... окончить вечеръ...

   Мордоплюевъ. - На чтожь тебѣ актёрши-то? Нешто хочешь учиться представлять?..

   Перетычкинъ. - Совсѣмъ не то, братецъ ! Ты вотъ ничего не понимаешь... Съ актрисами знакомиться - это въ тонѣ... Ну, скажи по правдѣ, вѣдь самъ тоже, я думаю, иногда заглядываешься на хорошенькихъ - а?

   Мордоплюевъ. - Какъ иной разъ не заглядѣться! На то глаза во лбу... Да нѣтъ, братъ Саша, намъ не рука; пожалуй, какъ разъ въ товарѣ перепутаешься.

   Перетычкинъ. - Фу, какой право ты! Да развѣ человѣкъ можетъ жить безъ страстей? Этого гуманность требуетъ... Ну, женись!..

   Мордоплюевъ. - Вотъ эвта штука у меня давно въ головѣ... Надать бы жениться... ужь мнѣ тридцать-трет³й въ доходѣ; да и скучно, братъ Саня... то-есть подчасъ бываетъ вотъ-какъ... ужь и не говори!..

   Перетычкинъ. - Такъ зачѣмъ же дѣло стало? Въ Москвѣ невѣстъ пропасть; сейчасъ сосватаютъ.

   Мордоплюевъ. - Ужь и сватаютъ, братъ Саша, да все, какъ на смѣхъ, либо косая, либо тутъ бородавка какая-нибудь... ужь такое несчастье!..

   Перетычкинъ. - Да вѣдь не всѣ же невѣсты съ бородавками; а иной маленькая, этакъ, бородавочка, очень идетъ.

   Мордоплюевъ. - Хорошо кабы маленькая, а то...

   Перетычкинъ. - Да какъ хорошенькую не найдти, это вздоръ; стоитъ только поискать. Можетъ-быть, у тебя ужь и есть какая-нибудь на примѣткѣ? Подумай-ка!

   Мордоплюевъ. - Есть-то, есть, Саша, нечего грѣха таить, и ужь какая штучка-то... да за меня не пойдетъ!

   Перетычкинъ. - А почему же не пойдетъ?

   Мордоплюевъ. - А потому, что барышня, братъ, и по-французски говоритъ... Фу ты какая! Ну, пойдетъ ли за нашего брата?..

   Перетычкинъ. - Гдѣ же ты ее видѣлъ?

   Мордоплюевъ. - Да вотъ ужь трет³й мѣсяцъ ко мнѣ въ лавку ходить, когда съ матерью, а когда и одна. Позади мальчишка въ казакинѣ, еще на груди красныя лепешки нашиты... а ужь какая, брать, красотка! начнетъ съ матерью по-французски, а сама все этакъ на меня... Только войдетъ въ лавку, скажетъ: здравствуйте!.. такъ по сердцу вотъ словно мурашки... Вотъ взялъ бы и, да и... ужь Богъ знаетъ что!

   Перетычкинъ. - А кто она такая и гдѣ живетъ - ты не знаешь?

   Мордоплюевъ. - Знаю, Саша, знаю. Вотъ видишь ли какъ-то анамедни у ней не хватало за товаръ шести рублей серебромъ, вотъ она и говоритъ: вы мнѣ, говоритъ, довѣрите? А я говорю: помилуйте, сударыня, съ большимъ удовольств³емъ, хоть цѣлую давку, не токмо что шесть рублей серебра. Пришлите же, говоритъ, завтра къ намъ на домъ прикащика: маменька отдастъ. Попросила бумажки, и написала гдѣ живутъ... на другой день малой сходилъ и получилъ деньги... важная барышня!

   Перетычкинъ. - А цѣла ли эта записка?

   Мордоплюевъ. - Вотъ здѣсь, у меня въ конторкѣ, сейчасъ тебѣ покажу... (вынимаетъ изъ конторки лоскутокъ бумаги) Вотъ она. Ишь какъ славно пишетъ!

   Перетычкинъ (читаетъ). - "На Прѣсненскихъ Прудахъ, домъ чиновника Евграфа Семеновича Сандаракова, спросить хозяйку дома Зинаиду Васильевну".

   Мордоплюевъ. - Эвто ея мать: ее зовутъ Зинаида Васильевна.

   Перетычкинъ. - Сандароковы! Да я ихъ знаю, братецъ; богатые люди... (Въ сторону) Что за глупая фамил³я! Впрочемъ, я гдѣ-то слышалъ...

   Мордоплюевъ. - Неужто знаешь, Саша? Вотъ штука-то! Нешто бывалъ у нихъ?

   Перетычкинъ. - Сколько ранъ... Да вотъ: хочешь ли я тебя сосватаю?.. а?.. хочешь?..

   Мордоплюевъ. - Голубчикъ! отецъ родной! сдѣлай милость! По гробъ жизни тебѣ буду... Вотъ хоть сейчасъ въ ножки поклонюсь!..

   Перетычкинъ. - Что ты, что ты, братецъ!.. Не нужно. Ужь сказалъ, такъ сосватаю и женю.

   Мордоплюевъ - Ну, а какъ она за меня не пойдетъ?

   Перетычкинъ. - Ужь пойдетъ, я тебѣ ручаюсь.

   Мордоплюевъ. - Ахъ, ты милый человѣкъ! Да я тебѣ вотъ какъ... ну, просто ничего не пожалѣю...

   Перетычкинъ. - Такъ давай же руку... кончено! Завтра я поѣду къ нимъ, сдѣлаю отъ тебя предложен³е, а послѣзавтра съ тобой вмѣстѣ...

   Мордоплюеву. - Да, ужь какъ хошь; только, братъ, Саня, чтобъ было безъ обману.

   Перетычкинъ. - Вотъ тебѣ на! Да кому ты это говоришь? будь покоенъ... А теперь, для начала дѣла, не худо бы я бутылочку шампанскаго... Да знаешь ли что, Ваня?.. Поѣдемъ-ка къ Печкину; тамъ и хватимъ редерцу.

   Мордоплюевъ. - Да какъ же ѣхать-то? Вѣдь я еще не обѣдалъ.

   Перетычкинъ. - Такъ что жь? Тамъ и отобѣдаемъ... поѣдимъ отлично! Ты меня шампанскимъ, а я тебя обѣдомъ угощу... Ну, ходитъ, что ли?

   Мордоплюевъ. - Да право не знаю... Какъ же ѣхать, когда дома обѣдъ сваренъ...

   Перетычкинъ. - Ха, ха, ха! вотъ штука-то! обѣдъ сваренъ! А развѣ у тебя некому его съѣсть? Или ты прикащиковъ боишься? можетъ, они тебя распекаютъ?

   Мордоплюевъ. - Вотъ еще какого чорта городитъ! Стану я прикащиковъ бояться... Да что они мнѣ!.. Я ихъ, пожалуй, и за виски!..

   Перетычкинъ. - Такъ отчего жь ты ѣдешь?

   Мордоплюевъ. - Ну, да пожалуй, поѣдемъ... толковать тутъ нечего.

   Перетычкинъ. - Давно бы такъ. Только вотъ что, Ваня, одолжи братъ мнѣ цѣлковыхъ двадцать-пять: домой заѣзжать не хочется.

   Мордоплюевъ. - Изволь, хоть пятьдесятъ! Денегъ, что ли, у насъ нѣтъ?.. дряни-то эвтой довольно... (вынимаетъ изъ конторки огромную пачку депозитокъ и даетъ одну Перетычкину). Вотъ тебѣ пятьдесятъ серебра; не мало ли?..

   Перетычкинъ. - Нѣтъ, довольно; вѣдь у меня дома деньги есть... Да пошли-ка, братъ, за извощикомъ: до Печкина вѣдь не близко.

   Мордоплюевъ. - Зачѣмъ же извощика? А жеребецъ-то твой?..

   Перетычкинъ. - Да разбился ногами, братецъ. Вотъ ужь трет³й день на извощикахъ ѣзжу.

   Мордоплюевъ. - Ну, ладно; у насъ тутъ на углу стоитъ... Вотъ я только шинель надѣну.

  

   Прохорычъ. - Я ужь больно заждался, хозяинъ. Помилуйте; щи на столъ поданы...

   Перетычкинъ (Прохорычу). - Ну, эти щи ты, любезный, самъ я ѣшь на здоровье, а хозяинъ твой дома обѣдать не будетъ, Мы сейчасъ къ Печкину ѣдемъ.

   Прохорычъ. - Не-ужь-то въ самомъ-дѣлѣ вы, Иванъ Дороѳеевь, отъ обѣда ѣхать изволите? Когда же эвто у насъ бывало?

   Мордоплюевъ (надѣвая шинель). - Да нельзя, Прохорычъ. Такая лин³я вышла!.. Вотъ видишь, пр³ятель... можетъ, кто спросить, или что нужное, такъ, молъ черенъ часикъ будетъ.

   Перетычкинъ. - Да поѣдемъ, братецъ! Что тутъ съ нимъ дотолковывать. (Уходятъ.)

  

  

   Прохорычъ (одинъ). - Вотъ тебѣ и здравствуй! Тепереча, стало-быть, выходитъ, проклажайся и одинъ... Да мнѣ и кусокъ въ горло не пойдетъ. Ну, братъ хозяинъ! Что-то неладно... А что эвто за пр³ятель? Ровно пѣтухъ безхвостый... Отуритъ онъ его, ей-Богу отурить!.. Ужь какъ ты хошь, Иванъ Дороѳеичъ, а видно не сдобровать тебѣ! (Уходитъ.)

  

  

  

   Юлинька (одна, сидитъ подъ окномъ). - Боже мой, какая тоска! Живешь точно въ деревнѣ... еще хуже, ей-Богу! что за фантаз³я пришла маменькѣ продать дачу и переѣхать въ этотъ глупый домъ, да еще въ такой глуши, на Прѣсненскихъ Прудахъ! Просто, умереть можно! Только и утѣшен³я, когда гостишь у Машеньки или у Полины; хоть развлечешься пр³ятно: сядешь къ окошку - экипажи ѣздятъ, мимо ходятъ студенты, офицеры въ каскахъ... особенно кавалеристы... Ахъ!.. это charmant!.. Гусаръ мнѣ больше всего нравится... весь въ золотѣ... прелесть!.. Ну, и уланъ тоже очень красивъ; только каска мнѣ не нравится. Взглянетъ на окно, улыбнется этакъ... ну, сдѣлаешь ему глазки... не для чего-нибудь такого: влюбляться въ каждаго, это смѣшно... пр³йдетъ время, полюбишь... вѣдь говорятъ же: сердце любятъ не спросясь; а завлечь этакъ очень пр³ятно: пусть себѣ ходятъ да вздыхаютъ. Вотъ здѣсь такъ цѣлый день порядочнаго человѣка не увидишь; пройдетъ разнощикъ какой-нибудь - и только. Ахъ, да... Еще ходитъ красноносый квазимодо. Что за смѣшная рожа! Вѣчно съ портфелемъ, тоже остановится и глазѣетъ, думаетъ, что имъ займутся... противный!.. Когда-нибудь покажу ему языкъ... ей-Богу покажу. Прошу покорно! Да вотъ онъ и идетъ. Ахъ, гадк³й!.. Спрячусь (прячется за горшокъ ерани и выглядываетъ изъ-за него). Остановился... смотритъ. Ну что смотришь?.. Пошелъ прочь!.. Отвратительный!..

  

  

   Зинаида Васильевна (войдя при послѣднихъ словахъ Юлиньки). - Julie, ты съ кѣмъ то амурничаешь?

   Юлинька. - Фи, maman! Съ чего вы это взяли ? Я просто спряталась... Какой-то противный все шатается мимо оконъ и дѣлаетъ мнѣ гримасы.

   Зинаида Васильевна. - Плюнь на него, mon ange. Мало ли народу шатается по улицѣ!

   Юлинька. - Ну, нѣтъ, manan; здѣсь и этотъ красноносый въ рѣдкость. Здѣсь точно въ ссылкѣ... очень пр³ятно глядѣть на эти глупые пруды... просто умереть со скуки! Хоть бы на недѣльку опять уѣхать куда-нибудь за городъ... ей-Богу!

   Зинаида Васильевна. - Что жь дѣлать, мой другъ, когда нельзя! Надо имѣть средства... ты ничего не понимаешь.

   Юлинька.- Какъ не понимать, maman! Обѣщались сдѣлать soirée dansante, Клязминыхъ пригласить и Бирюковыхъ, а только все откладываете!

   Зинаида Васильевна. - Какъ ты малодушна, Julie! Безъ средствъ ничего не сдѣлаешь... Подожди, имѣй терпѣн³е.

   Юлинька.- Да, хорош