Иловайский Дмитрий Иванович - Начало Руси

кой судоходной реке, как Дунай. Болгаре, наоборот, как только утвердились за Дунаем, то первым их стремлением было захватить морские гавани, каковы: Одиссов (Варна), Истрополис, потом Анхаил, Мессемврия, Бургас, Созополис.

   ______________________

   * L'Empire Grecque an X. siecle. Par Rambaud. Paris 1870.

   ______________________

   На постоянную, значительную торговлю Болгар с Византией указывают торговые договоры Болгарских князей с Греками, совершенно подобные таким же договорам князей Русских. Первый известный нам договор был заключен князем Кормезием (а по мнению некоторых Тервелем) при императоре Феодосии Адрамитине в 714 или 715 году. Статьи этого договора определили цены наиболее дорогих товаров, постановляли взаимную выдачу беглых преступников и вменяли в обязанность купцам иметь печати или правительственные клейма на своих товарах. Договор этот, конечно, был письменный; ибо спустя около ста лет болгарский царь Крум посылает угрожающее письмо к императору Михаилу Рангаба и требует мира не иначе как на основании Кормезиева договора (Феофан и Анастасий). А в промежутке между Кормезием и Крумом мы имеем известие того же Феофана о договоре Болгар с Греками при Константине Копрониме, в 774 г., причем обе стороны обменялись письменными договорами и грамотами. (Theoph. Ed. Bon. 691 и 775.)

   Как значительна была торговая конкуренция болгарских купцов с греческими в самой Византии, показывают события второй половины IX века. В царствование Льва VI Философа по интриге греческих купцов, подкупивших кого следует, склады болгарских товаров в 888 г. были переведены из Константинополя в Солун. Хотя это был второй после столицы торговый город империи, однако положение болгарской торговли значительно изменилось к худшему: болгарские суда должны были огибать весь Фракийский полуостров и проходить мимо Константинополя, чтобы достигнуть Солуня. В то же время пошлины на их товары были увеличены. Знаменитый болгарский царь Симеон горячо принял к сердцу жалобы своих торговцев, и отсюда возникла его жестокая война с Греками. В этом случае мы опять находим разительную аналогию с Руссами, которые воевали с Греками за нарушение торговых договоров и притеснения своих купцов. Сама торговля русская с Константинополем очевидно шла об руку с торговлей болгарской, и во многом за ней следовала. Замечательны также и общие мореходные приемы Руссов и Болгар. Как те, так и другие не достигли развития своих морских сил, и оба народа по-видимому не пошли дальше своих лодок, однодеревок, которые были пригодны для речного и морского плавания. Еще в 626 г. во время осады Константинополя аварским каганом мы видели на Боспоре эти лодки Тавроскифов-Болгар. Те же болгарские однодеревки встречаем у берегов Малой Азии, спустя около 100 лет после того, при императоре Льве Изаврианине (Nicephor. Ed. Bon. 63). Дальнейшему развитию морских сил, конечно, воспрепятствовали относительно Руси кочевые орды, которые отрезали ее от моря, а относительно Болгарии политический упадок царства во второй половине X века и наступившая затем потеря самобытности. Прилив тюркских народов, т.е. Печенегов и Половцев, в XI веке, также немало задержал развитие болгарской образованности.

   Речь о болгарской торговле приводит нас к вопросу о начале болгарской письменности. Обыкновенно это начало возводят ко времени крещения царя Бориса и апостольской деятельности Кирилла и Мефодия, т.е. ко второй половине IX века. Но верно ли это мнение? Отвечаем отрицательно. Мы видим существование письменных договоров с Греками уже до царя Бориса; первый известный нам (по Феофану) договор относится к 714 или 715 году. Если с этим данным сопоставим упомянутое выше известие Прокопия о посольстве князя Утургуров Сандилха к императору Юстиниану в 551 г., причем посол излагал свое поручение изустно, то придем к следующему предположению: болгарская письменность возникла в период времени между второй половиной VI и первой четвертью VIII века. Но какая же это была письменность? Конечно, славянская. Посольские грамоты и письменные договоры с Греками предполагают при греческом тексте и существование славянских переводов, подобных тем, какие находим при договорах Олега и Игоря.

   Свидетельства о письменных договорах и посланиях болгарских царей не принадлежат к каким-либо позднейшим известиям, сложившимся под влиянием собственно Кирилло-Мефодиевой грамоты; доказательством тому служит сам автор этих свидетельств Феофан, который жил ранее свв. Солунских братьев и был современник Крума. Можно предложить вопрос: не писались ли означенные договоры на одном греческом языке? Но, во-первых, это предположение не подкрепляется никаким свидетельством источников; во-вторых, тому противоречит существование славянских переводов при договорах Руссов с Греками. У нас повторилось то же явление: при княжем дворе писались грамоты на славянском языке прежде, нежели христианство окончательно утвердилось в России. Притом два известных Олеговых договора не были первыми русскими грамотами в этом роде, так как в них самих заключаются намеки на договоры предшествовавшие, следовательно, относящиеся к IX веку.

   На Руси начало грамоты совпадает с началом христианства. Первое свидетельство о крещении Руссов, как известно, заключается в окружном послании патриарха Фотия 866 года. И у Дунайских Болгар водворение письменности также по всей вероятности находилось в связи с началом их христианства. Историография обыкновенно Возводит христианство Болгар к крещению царя Бориса-Михаила и его бояр, т.е. ко второй половине IX века. Но она забывает, что это крещение было только окончательным торжеством христианства в Болгарии. Нет никакого вероятия, чтобы при таком близком соседстве с Византией в Болгарию не проникло христианство гораздо ранее. Что действительно так было, на это имеем свидетельство Константина Багрянородного и Кедрена. По их словам, преемник Крума Муртагон (или Критагон), княживший в первой четверти IX века, заметив, что Болгарский народ мало-помалу отпадает от язычества и переходит в христианство, воздвиг гонение на обращенных и подверг казни тех, которые не хотели оставить новой веры. При этом упомянутые историки распространение христианства между Болгарами приписывают пленному греческому епископу (Cedrenus. Ed. Bon. II. 185. Memor. Pop. II. 563)*. Но христианство, по всей вероятности, уже существовало между ними. Болгаре заняли страну, населенную отчасти их славянскими соплеменниками, которые искони жили на Балканском полуострове, входили в состав Византийской империи, и, конечно, если не все, то частью были уже христианами, когда утвердились здесь Болгаре. От этих-то туземных Славян христианство очень рано могло проникнуть к Болгарам. Есть поводы думать, что у последних была сильная христианская партия, с которой язычество долго боролось. По всей вероятности, не без связи с этой борьбой происходили те внутренние смуты, которыми ознаменована история Болгарии в VIII веке, свержение и убийство некоторых ее князей, и, может быть, по преимуществу тех, которые особенно дружились с Византией и обнаруживали наклонность к христианской религии. По крайней мере мы имеем из второй половины VIII века пример князя Телерика, который принужден был спасаться бегством из Болгарии; он удалился ко двору императора Льва IV, был им окрещен, женился на его родственнице и получил сан патриция (Theophan. 698).

   ______________________

   * По рассказу Феофилакта, архиепископа Болгарского, один из сыновей того же Мортагона, Нравота или св. Баян, после смерти отца принял крещение и был за то предан смерти братом своим Маломиром (см. аббата Миня Patrolg. graec. t. CXXVI. p. 194).

   ______________________

   Язычество долго и упорно держалось между Дунайскими Болгарами, конечно, вследствие почти постоянных войн с Византией, которая стремилась подчинить себе этих Болгар: они подозрительно и враждебно относились к греческой религии, опасаясь подчинения не только церковного, но и политического. Как бы то ни было, христианство вторгалось постепенно и неотразимо. Вот почему история не имеет никаких точных, определенных свидетельств даже о крещении самого царя Бориса. Относительно его обращения мы имеем только две скудные легенды. Одна из них приписывает это обращение сестре Бориса, воротившейся из греческого плена, где она просветилась христианской верой, а другая приводит его в связь с картиной страшного суда, нарисованного на стене княжего двора греческим монахом-живописцем Мефодием (Продолжатель Константина, Кедрен и Зонара). Третье, более достоверное, известие говорит, что Борис принял христианство во время неудачной войны с греческим императором Михаилом, чтобы получить мир на выгодных условиях (Симеон Логофет, Лев Граматик и Георгий Монах). Но он, конечно, был уже подготовлен к этому обращению. История даже не знает в точности года крещения Борисова. Можем только приблизительно сказать, что оно совершилось вскоре после 860 года.

   Напрасно историография пыталась связать введение христианства в Дунайской Болгарии с деятельностью солунских братьев Константина и Мефодия, имея при этом почти единственным основанием сходство имени последнего с упомянутым живописцем Мефодием (хотя никакое свидетельство не говорит нам, чтобы брат Константина был живописцем). Во-первых, сама хронология едва ли допускает эту гипотезу. По смыслу житий Константина и Мефодия, почти вслед за путешествием в Козарию наступила их миссия в Моравию, и трудно предположить, чтобы братья по пути в последнюю, так сказать мимоходом, крестили Болгар, как толкуют некоторые ученые, и при этом снабдили их (тоже мимоходом) славянской грамотой. Если принять известия западных летописцев, то крещение Бориса совершилось не ранее 863 или 864 года, т.е. в то время, когда братья находились уже в Моравии*. Во-вторых, в это самое время мы видим сильную борьбу между греческой и латинской церковью за господство в Болгарии и колебание самого Бориса между этими двумя влияниями. Если бы Борис был только что окрещен Кириллом и Мефодием, то несколько странным является его обращение в 866 году в Рим с вопросами, относящимися до новой религии. В этих вопросах упоминается о разных проповедниках в Болгарии, но не сделано ни малейшего намека на Солунских братьев. В-третьих, нет никакого вероятия, чтобы такой важный подвиг, гораздо более важный, чем поездки к Сарацинам и Козарам, - чтобы этот подвиг, т.е. крещение Болгар и дарование им славянской грамоты, пройден был совершенным молчанием в Паннонских житиях свв. братьев, если бы этот подвиг действительно был ими совершен. Дунайские Болгаре по всем признакам были отчасти христианами еще прежде Кирилла; они уже имели, конечно, славянскую грамоту, а также и начатки перевода Священного писания. Если бы славянская грамота не существовала прежде у Болгар, а была введена только при Борисе, то было бы трудно и объяснить то процветание болгарской письменности, которое началось еще при том же Борисе и достигло такой замечательной степени при его преемнике Симеоне. Но об отношении Кирилла и Мефодия к Славянской грамоте мы говорим в другом месте (по поводу Азовско-Черноморской Руси).

   ______________________

   * Летопись Хинкмара. Pertz. I. 465. См. о том Byzantinische Geschichten von Weiss. Graz. 1873. (II. 79) и Viek i Djelovanje sv. Cyrilla i Methoda - Racki. U Zagrebu. 1859. (147 - 148). А также см. Очерк истории православных церквей - Голубинского. Москва. 1871 (стр. 26 и 239).

   ______________________

   Итак, если Болгарский народ создал в IX - X вв. богатую славянскую письменность, которой наделил и других Славян, то спрашивается: когда же этот народ был не славянским? И мог ли он быть не коренным славянским народом?

  

  

   Теперь перейдем в область тех доказательств, на которых Тюрко-Финская система в особенности думала основать свои выводы, т. е. в область филологии, собственно в область личных имен. По поводу вопроса о происхождении Руси мы уже не раз имели случай указывать всю несостоятельность и всю произвольность подобных доказательств. Филология тогда только может делать точные выводы, когда она имеет перед собой язык народа с достаточным количеством лексического материала и грамматических форм. Если филологическая наука сделала огромные успехи в области сравнительного языкознания, то она еще слишком слаба, чтобы решать этнографические вопросы из области веков давно прошедших, на основании кое-каких отдельных слов, подобно тому как наука палеонтология на основании кое-каких кусков от костей иногда определяет объем и строение допотопных животных (впрочем, не всегда достоверно).

   Личные имена, конечно, отражают в себе корни и характер словопроизводства в народном языке. Но чтобы добраться до этих корней и уяснить характер словопроизводства, прежде всего надобно восстановить народное произношение или фонетику данных имен; а это редко бывает возможно, потому что речь идет обыкновенно об именах, уже несуществующих в живом употреблении и дошедших до нас в иноземной, искаженной передаче, притом иногда в нескольких вариантах. Далее, личные имена и прозвища нередко переходили из одного народа в другой по причине близкого соседства, политической зависимости, родственных союзов и т.п.; следовательно, могут попадаться и такие, которые хотя чужого происхождения, но не означают, чтобы лица, их носившие, принадлежали к этому чужому племени. Наконец, в истории всякого народа могут попадаться лица иноплеменные, находившиеся на службе туземных государей или близких по каким-либо другим причинам. При всех этих соображениях посмотрим, однако, насколько справедливы слова Шафарика, будто "следующия имена всякому безпристрастному языкоисследователю представляются как внутренним, так и внешним своим видом ничего не заключающими в себе славянского"*.

   ______________________

   * Куврат, Батбай, Котраг, Алтицей, Алзеко, Кубер, Аспарух, Тербель. Кормезий, Телец, Сабин, Паган или Баян, Умар, Токт, Чериг, Кардам, Крум, Мортагон, Пресиям, Борис, Алм, Ахмед. Талиб, Мумин, Боил, Чигат, Мармес, Книн, Ицбоклия, Алогоботур, Конартикин, Булий, Таркан, Калутеркан, Кракрас, Елемаг, Кавкан, Боритакан, Ехаций, Добет, Била, Боксу, Гетеи и др. (Славян. Древн. т. II. кн. I. 269 - 270).

   ______________________

   1. Куврат или Кубрат. Каким образом слово, которого основной слог есть врат или брат не может быть славянским? Разве рязанец Евпатий Коловрат или чешская аристократическая фамилия Коловратов не Славяне? Тот же корень встречается и в начале некоторых славянских имен, напр. Вратислав или Братислав (откуда Брячислав). Самое Куврат может быть сокращено из Колуврат, т.е. Коловрат. В Росписи болгарских князей (Обзор Хроногр. А. Попов. I. 25) оно встречается еще в более сокращенной форме Коур'т. Почти ту же форму находим у патриарха Никифора, именно Курат (Κουρατος). Но и этим не ограничиваются его варианты; так у Феофана оно встречается в форме Кробат или Кроват. А Кроватами византийцы называли Хорватов - название, как известно, славянское. Упомянем и о форме Курбат, имеющейся в наших старинных актах и происшедшей оттуда фамилии Курбатовых. (Не забудем, что личные имена и фамильные прозвища нередко сохраняют слова, давно вышедшие из народного употребления.) Наконец, если предположим в данном имени древнее юсовое произношение (Кжврат), тогда получим почти то же, что Кунрад или Конрад, встречающееся не у Финнов, а у Немцев и Поляков.

   2. Батбай. Легенда о разделении Болгар называет так старшего сына Кувратова. Но это имя встречается не один раз в истории, хотя и с легкими вариантами. У Иорнанда мы имеем Бабая, князя Придунайских Сармат, которых победил Теодорих Остготский (cap. LV). По всем признакам эти Сарматы были те же Болгаре, которые в то время уже появились в придунайских странах, куда часть их последовала за Остготами. А Сарматами Иорнанд очевидно называет славянские народы, и во всяком случае не тюркские. Данное имя было остатком очень далекой древности. Еще Геродот говорит, что у Скифов главный бог, соответствующий греческому Зевесу, назывался Папай ( ). Корень этого слова наш или бат общеарийский и присутствует в словах, означающих отца, каковы санскр. pitar, зенд. patar, греч. , латин. pater и пр. Он и доселе сохраняется в нашем слове батя, женское баба. А у Сербов бабо и теперь значит отец. Напомним еще, что по известию Иорнанда отец императора Максимина, в III веке, был Гот, по имени Мекка, а мать Аланка, по имени Абаба. Следовательно, каким же образом это имя должно быть не славянское, а непременно турецкое или финское? Что касается до вариантов, то патриарх Никифор в одном месте называет старшего Кувратова сына Базиан, а в другом Баян.

   3. Котраг, по легенде второй сын Куврата. Это имя подтверждает только тожество Болгар с Котрагами, КоТ-рагурами или Кутургурами. Укажу на старое чешское имя Кутра. (См. Славянский Именослов - Морошкина) и на речку Котру в Литовской Руси ("География начальной летописи" Барсова. 36).

   4. Аспарух, четвертый сын Куврата. В упомянутой росписи Болгарских князей он назван Исперих или Исперик. А этот вариант указывает на славянские уменьшительные, оканчивающиеся на ик или ко. Почему же это имя должно быть тюркское, когда сам же Шафарик считает его персидского происхождения? Но персидский язык, как известно, принадлежит к арийским, а в древности был близок к Славянскому. Что это имя действительно не финское и не турецкое, доказывает существование его у Алан. А именно в V веке у Приска в числе аланских вождей упоминается Аспар, помощи которого император Лев I был обязан престолом (Mem. Pop. TV. 336. Кроме того, имя Гаспар существует и у Немцев). Асперих, Исперик, конечно, есть не что иное, как уменьшительная форма от Аспар (как Рюрик от Руря). Это обстоятельство подтверждает ту нашу мысль, что Болгаре и Алане были близкие сарматские племена. можно читать не Аспарух, а Аспарих (Скифия и Скуфия). Но если оставим форму Аспарух или Аспарук, то и эта форма отнюдь не чужда славянскому языку. Разве в словах: петух, пастух, барсук и т.п. суффикс не славянский?

   5. Тербель или Тервель, преемник Аспаруха. Мы не видим никакого основания, отвергать подобно Шафарику, в этом имени присутствие славянского корня. В пример сомнительных филологических толкований знаменитого слависта приведем следующее. Константин Багрянородный в своем сочинении "Об управлении империей" (гл. 34) говорит, что название области Тервуния или Тербуния по-славянски значит "укрепленное место" (твердыня). Кажется, ясно. Но из современного славянского языка нелегко объяснить такое значение, и Шафарик преспокойно отвергает его. Он утверждает, что Константин в этом случае "очень ошибся": так как в другом его сочинении (об обрядах Византийского двора), "переделанном впрочем в XI веке", читаем Травуны, а в сербских грамотах Травунийская земля. Отсюда Шафарик заключает, что это слово есть собственно иллиролатинское Трансвуния, в славянском переводе Захлумье; что во всяком случае современное название этой области Требине "никоим образом не может означать твердь, как это толкует Константин". (Славян. Древ. т. I, кн. 2, стр. 445). Между тем в данном толковании, кажется, более прав византийский император X века, нежели славянский филолог XIX. Шафарик, во-первых, не взял в расчет столь обычную перегласовку, вследствие которой Тербуния (при полногласии Теребуния) обратилась в Требину. Во-вторых, он упустил из виду одно место русской летописи, именно под 1114 годом. "И рече Володимер: требите (вариант теребите) путь и мостите мост". Здесь "теребить путь" очевидно употреблено в смысле приготовлять, расчищать, устраивать. В древней России устройство дорог собственно ограничивалось вырубкой просек, построением мостов и проложением гатей по топким, непроходимым местам. Слово теребить существует у нас до сих пор. Следовательно, Константин приблизительно верно объяснил значение древней Тербунии или нынешней Требине в переносном смысле тверди*. Может быть, и личное имя Тербель (Тервель по росписи Болгарских князей) одного корня с названием Тербуния, и соответственная ему форма в древнерусских именах была бы Тербило или Теребило, вроде нашего летописного Твердило. (Теребиха, см. Именослов Морошкина).

   ______________________

   * В Ипат. лет. под 1276 г. тоже употреблено слово "отеребить" в смысле расчистить, приготовить место для города или крепости. Позд. прим.

   ______________________

   6. Кормезий, в росписи болгарских князей Кормисош. Опять не вижу причины, почему бы имя Кормеш или Кормисош было не славянское? Почему, например, он не может быть одного корня с словами кормило и кормчий?

   7. Телец. Доказывать, что это слово чисто славянское, было бы излишне. Укажем еще на имена Теле по влахо-болгарским грамотам и Теля по Писцовым книгам (см. у Морошкина). К тому же корню относится, конечно, имя и другого болгарского князя, жившего в VIII веке, Телерика (по другому известию Чериг). Этот Телерик и выше приведенный Эсперик подтверждают, что имена на рик принадлежали не одним Немцам, но и Славянам, в чем доселе сомневались норманисты. (Шафарик забыл при этом о собственном имени.)

   8. Баян. Принадлежность его языку восточных Славян засвидетельствована Словом о Полку Игореве, и корень этого имени по всей вероятности один и тот же с глаголом баять, говорить, вещать; следовательно, баян то же, что вещун. Оно было в употреблении на Руси еще в XIII веке (см. Морошкина). То же имя носил один из аварских каганов; что может указывать на славянскую примесь у Авар или на родство каганов с славянскими князьями. Подобно Аварам, некоторые славянские имена встречаются также у древне-угорских князей.

   9. Умар, по росписи Оумор. Мы имеем довольно имен славянских и немецких на мир или мар; однако Шафарик сближает его с арабским Омаром; но и в таком случае это не доказательство тюрко-финского его происхождения.

   10. Крум с его вариантами Крумн и Крем. Почему бы мы не могли сблизить это имя, по его корню с нашими названиями: Кромы, Кремль, кремник и кремень*?

   ______________________

   * Позволяю себе не соглашаться с ученым автором Филологических Разысканий, который считает кремль и кремень словами не одного корня: на том основании, что кремень есть название твердого камня, а кремль первоначально был деревянной крепостью. (I. 256.) Но кремль очевидно означал вообще крепость или твердь; а известный камень получил название кремня именно по своей твердости или крепости. Относительно имени Крум есть еще вариант: в Белградском синаксаре 1340 года оно пишется КрЖг т.е. Круг (сл. Гильфердинга. I. 37) - слово, надеюсь, совершенно славянское.

   ______________________

   11. Борис или Богорис. Считать подобное имя не славянским, а финским было бы ни с чем несообразно. Это одно из самых употребительных славянских имен; на его распространение указывает и обилие вариантов, которые встречаются в источниках: Борило, Борко, Борик, Борич и пр. Интересно, что, кроме Бориса, у Болгар встречается, в X веке, и другое обычное древнерусское имя Глеба (Glabas, см. Mem. Pop. И. 628).

   12. Алогоботур, один из военачальников царя Симеона. Это имя передано византийцами не совсем точно: настоящее его произношение конечно есть Алобоготур. Совершенно такую же перестановку встречаем мы у Симеона Логофета: вместо Богорис он пишет Гоборис. Албоготур есть, конечно, слово сложное из ал или ар, и боготур или богатырь. Следовательно, мы имеем здесь прозвание вроде Яртура Всеволода в Слове о Полку Игореве*.

   ______________________

   * Почему-то у нас существует мнение, что слово богатырь не славянского происхождения, а заимствовано нами у Татар, и в доказательство приводят, что до Татарского владычества оно не встречается в письменных памятниках. Но, во-первых, есть множество других слов, несомненно употреблявшихся народом и случайно не попавших в немногие дошедшие до нас памятники до-Татарской эпохи. Во-вторых, слова бог и тур несомненно славянские; почему же, будучи сложены вместе, они дадут татарское слово? В-третьих, слово богатырь есть у западных Славян, т.е. у Поляков и Чехов. А приведенное здесь имя болгарского военачальника показывает, что это слово задолго до Татарского владычества существовало и у южных Славян. Следовательно объяснение его татарским влиянием было основано на недостаточном изучении. Мне уже случалось указывать на то, что у нас продолжает господствовать очевидная наклонность всякое слово, сколько-нибудь трудное для объяснения, толковать иноземным влиянием, и что в лексиконе татаро-финских народов много общего с лексиконом народов арийских, особенно восточно-славянских. Не надобно забывать исконное и тесное соседство этих народов еще в древней Скифии и средней Азии. Следовательно, лексикон той и другой группы народов отражает влияние времен еще доисторических, и скорее можно предположить влияние арийских народов, как более одаренных и ранее развившихся, на соседние народы Северной или Урало-Монгольской группы.

   ______________________

   Чтобы не утомлять внимание читателей, ограничимся примером этих 12 имен из числа тех, которые Шафарик объяснил "незаключающими в себе ничего славянскаго". В числе остальных, им упомянутых, есть такие, которые принадлежат не Дунайским, а Камским Болгарам (Альм, Агмед и пр.), и, следовательно, совсем не идут к данному вопросу. Иные имена, по их искажению или просто по трудности найти их смысл, едва ли могут быть объяснены из какого-либо языка (вроде Ицбокля, Ехаций и т.п.). Наконец некоторые имена могут быть действительно чужие, что весьма естественно и нисколько не нарушало принадлежности Болгарского племени к Славянскому корню. Тут имели влияние бывшее господство Авар, соседство Угров и Валахов, родственные связи княжеских фамилий того и другого народа, кроме того, в числе бояр и дружины, как и у нас на Руси, были по всей вероятности люди действительно угро-тюркского или другого какого происхождения. Наконец Иорнанд прямо говорит: "Всем известно, что многия (чужия) имена усвоиваются народом чрез употребление; так Римляне часто заимствовали у Греков, Сарматы (Западные Славяне) у Германцев, Готы у Гуннов" (гл. IX. Он, очевидно, смешивает вместе имена действительно заимствованные с именами общими по родству корней). Точно так же имена славянские встречаются у Авар и Угров (Баян, Лебедий, Вологуд и др.).

   В своих статьях о норманизме мы уже замечали, что напрасно было бы между древними именами у разных славянских народов искать непременно таких, которые оканчиваются на слав. Последняя приставка начинает входить в моду только с IX века. Многие древние имена у всех почти славянских народов не поддаются славянскому словопроизводству (Чех, Бех, Гериман, Мун, Бальде, Гатальд, Мик, Крок и пр.). А туранский оттенок особенно сильным должен был явиться у восточных Славян, т.е. Русских и Болгар. (Относительно русских имен см. выше статью "Еще о норманизме".) Впрочем Древнеболгарская история не чужда и таких имен, которые носили общеславянский оттенок, каковы имена на мир: Драгомир в VIII веке, Добромир в X; в числе предшественников Богориса имеем Владимира, а в числе его преемников Власти-мира. По рассказу о св. Баяне, или Нравоте, этот последний был дядей Владимира; другой его дядя назывался Маломир, а отец Zvynitzes, следовательно вроде Звонимира или Звенислава. В упомянутой росписи Болгарских князей, кроме тех имен, которые мы уже приводили, с славянским оттенком встречаются: Гостун (напоминающий нашего легендарного Гостомысла и князя Бодричей исторического Гостомысла IX века), Безмер и Севар (последнее, вероятно, одного корня с именем славянина Сваруны у Агафия, а этот Сваруна то же, что русский Сварно или Шварно), Ирник (с обычным у Славян уменьшительным окончанием). Роспись говорит, что Ирник жил 108 лет; чем он напоминает Остготского Ерманарика, который когда-то господствовал над народами Южной России, и, по словам Иорнанда, умер на сто девятом году своей жизни.

   Кстати, о Готах. Для тех, которые любят выводить имена древнерусские и древнеболгарские из чуждых языков, я предлагаю ряд готских имен из книги Иорнанда: Гальмал, Унильт, Аталь (чуть ли не Атель, т.е. Атила), Ансила, Мекка, Книва, Респа, Ведуко и пр. Пусть означенные любители потрудятся объяснить мне эти имена из немецкого языка или найти такие же имена у других германских народов. Если же они не в состоянии сделать ни того, ни другого, то по их логике придется объявить Готский народ не принадлежащим к Немецкой группе*.

   ______________________

   * Для тех, которые относят имена болгарские к татарским или финским на том основании, что они им кажутся неславянскими, не арийскими, укажу еще на следующий пример. В Ипатьев, летописи встречается ряд имен литовских вождей, каковы: Давъят, Юдьки, Бикши, Кинтибут, Рухля, Репекья, Бурдикид и пр. С первого взгляда они также звучат какими-то татарскими или финскими и вообще не арийскими: а между тем очень хорошо известно, что Литва племя арийское, родственное Славянскому.

   ______________________

   К числу болгарских княжеских имен можем отнести и те, которые встречались нам в истории Гуннов-Кутургуров и Утургуров, каковы Синнио, Заберган и Сандил. Первое напоминает уменьшительную форму Синко в Игоревом договоре. Заберган или его вариант Заберга может быть сближен по корню с Beurgus, аланским князем V века, о котором упоминает Иорнанд. Относительно имени Сандил и его варианта Сандилх, если возьмем в расчет древнее носовое произношение (СЖдил), то получим чисто славянское имя Судило или Судилко (и сложное Судислав).

   Если обратим внимание на тех Болгар, которые встречаются в дружинах Велизария и обозначены у Прокопия под общими названиями Гуннов и Массагетов, то и здесь также можно усмотреть славянскую стихию. Во-первых, несколько раз упоминается один из предводителей конницы Айган или Айга, родом Массагет. А у Менандра имеем Анагая или Анангая, предводителя Утургуров на берегах Меотиды (по-видимому, одного из преемников Сандила); вероятно, это имя есть вариант Прокопиева Айгана, хотя лицо не одно и то же*. Далее в "Готской войне" Прокопия между начальниками конных дружин встречаются Массагеты Дзантер, Хорсоман и Эшман, имена чисто арийские, а не тюрко-финские. Дзантер напоминает известного скифского царя Дантура или Идантура. Эшман, вероятно, имя тожественное с болгарскими Сисманами или Шишманами. Хорсоман, с его вариантом Хорсомант, очевидно, произошло от славянского божества Хорса. (А мант соответствует окончанию немецких имен на мунд, литовских на мунт, славянских на мут и мид.)

   ______________________

   * В Росписи Болгарских князей при их именах большей частью повторяется, что они были из рода Дуло. Нет ли чего общего между этим родоначальником и означенным утургурским князем Сандилом? Точно так же утургурского Анангая позволим себе сблизить с упоминаемым в той же росписи родом Угаин, к которому принадлежал князь Телец. О Гостуне в росписи сказано, что он был наместник из рода Ерми. Это Ерми напоминает первую половину в имени того же готского Ерманарика. Впрочем, у Алан также существовало подобное имя: в числе сыновей упомянутого выше Аспара был Ерминарик. А что имя Ермана или Германа не было чуждо Славянам, указывают древнечешское Гериман и древнерусское Ермак.

   ______________________

   Этот Хорсомант был настоящий славянский богатырь как по силе и мужеству, так по излишней отваге и пристрастию к крепким напиткам. ("А Массагеты суть величайшие пьяницы из всех смертных" - заметил Прокопий, De Bel. Vand. К. I. с. 12.) Однажды, когда Готы осаждали Велизария в Риме, Хорсамант с несколькими византийскими всадниками наткнулся на 70 неприятелей и гнал их до самого лагеря. Несколько времени спустя он был ранен в левую голень, так что не мог сесть на коня. Эта рана приводила его в гнев, и он грозил жестоко отомстить Готам. Когда ему стало лучше, то раз, по обычаю своему напившись за обедом в полпьяна, он объявил, что идет на неприятелей один и пеший. Дойдя до Пинчианских ворот, он сказал страже, что имеет поручение от Велизария в неприятельский лагерь. Стража, зная расположение к нему Велизария, пропустила его. Неприятели почли его сначала перебежчиком; но когда он стал пускать в них стрелы, то на него бросились 20 человек. Хорсомант побил их и пошел вперед. На него бросились новые толпы; наконец, окруженный со всех сторон, он пал, избив порядочное количество врагов. Да, это историческое событие, засвидетельствованное Прокопием, является как будто отрывком из наших богатырских былин!

   Вот еще пример из "Готской войны". Анкона едва не была взята Готами, если бы в крепости на тот раз случайно не присутствовали два витязя, Улимун Фракиец и Вулгуду Массагет: они приняли участие в сражении, своими мечами отразили неприятелей, но воротились в город сильно израненные. Вторая половина имени Вулгуду напоминает Гуды Олегова и Игорева договоров. С носовым звуком оно будет оканчиваться на гунд или ганд, и действительно в той же Готской войне встречается Гунн Ольдоганд и кроме того Гунн Улдах (с придыханием оно должно было произноситься Вулдах или Вулдай). Мало того, у Агафия из той же эпохи имеем Регнаря. Это имя, конечно, то же, что готское Рагнарь, о котором упоминает Прокопий в Готской воине; однако Регнарь Агафия не Гот: он родом Гунн из племени Витигоров (т.е. Утургуров). Ясно, что под именами Гуннов и Массагетов скрываются в данных случаях все те же Славяне-Болгаре.

   Довольно об именах. Тюрко-Финская теория усматривает и другие следы угорских наречий в языке Болгар, например слова: боиляды, таркан, аул. Но каким образом слово "боиляды" (boilades) может быть доказательством угорского происхождения, когда его совсем нет в финских языках? Означает ли оно былей Слова о полку Игореве или просто Русское боляре, во всяком случае оно должно быть поставлено в числе доказательств именно славянского, а не финского происхождения Болгар. Константин Багрянородный в своем сочинении "О церемониях Византийского двора" упоминает о "шести великих болядах", как о высших сановниках при болгарском государе. Эти великие боляды как нельзя лучше соответствуют тем Русским "великим (или светлым) боярам", о которых говорится в Олеговом договоре. Тот же Константин приводит болгарские титулы Конартикина и Вулия Таркана (ibid, о Κοναρτιχεινος χαι δ Βουλιας); эти титулы, по-видимому, носили старшие сыновья болгарского государя. Конартикин м.б. есть испорченное в греческой передаче слово, вместо Контаркан (в X в. в числе болгарских послов в Византии встречается Калутеркан), т.е. вторая половина слова та же, что в титуле Вулий Таркан. А последнее, конечно, означает: Велий (великий) таркан. Не беремся объяснить происхождение слова "таркан". Предположим, что оно действительно принадлежит восточным языкам; но и в таком случае это не доказательство финского или турецкого происхождения Болгар. Известно, что титулы легче всего заимствуются у других народов (наши титулы царь, император, граф и т.п. разве славянского происхождения?). Притом само слово "таркан" никем не объяснено филологически из финских языков; а что в нем заключено слово хан, по толкованию Шафарика, то и это толкование довольно произвольное; да нам и не известен титул хана у народов собственно финских. Шафарик считал Болгар Финнами. А слова на кан, хан и ган встречаются в различных языках. Для примера укажу на персидского полководца Нахорагана в VI веке и византийского патриция Теодорокана в X. Последователи тюрко-финской теории хазаро-аварский титул кагана или хакана отождествляют с татарским ханом; но такое тожество еще не доказано. Вообще филология при объяснении подобных слов нередко доказывает свой произвол и свою несостоятельность в решении вопросов историко-филологических, если она не ищет поддержки в строгой исторической критике.

   Что касается до слова аул-дворец, будто бы тожественного с киргизским aul или мадьярским ol, то здесь, по всей вероятности, кроется какое-либо недоразумение. Некоторые византийские писатели (Феофан и Зонара) упоминают, что Греки в 811 г. взяли Крумову авлу αυλην): "так Болгаре называют жилище своего государя" - поясняет Зонара. Но каким образом слово "авла" можно относить исключительно к татарским или финским языкам, когда оно существовало и в греко-латинских наречиях? Очень может быть, что оно от Греков же перешло к некоторым варварским народам, если не принадлежит к элементам общим лексикону Туранской и Иранской группы. Сверх того представляется вопрос: нет ли в означенной фразе какого пропуска у византийских писателей или собственно у Феофана, у которого заимствовали другие компиляторы; а он выразился сжато: "Крумову так называемую авлу". Может быть, следовало сказать: Крумову авлу или так называемый (двор? терем? палату? и т.п.).*

   ______________________

   * Это исследование наше напечатано было в 1874 г. (Русс. Архив, No 7). После того я встретил некоторое подтверждение своему предположению в "Филологических розысканиях" Я.К. Грота. Он приводит выписку Востокова из одного хронографа, где именно по поводу данного события местопребывание болгарских государей названо двором и кремлем. "Царь Никифор на болгары поиде... и победи их крепко, яко и глаголемаго двора князя их, иже есть кремль, пожещи его" (т. I. 254. Изд. 2-е).

   ______________________

   Вообще разве это научно-филологический прием: отыскать у Болгар несколько слов, похожих на татарские, и на этом основании утверждать, что они не Славяне? Между тем как Болгаре жили когда-то в соседстве именно с Урало-Алтайскими народами. В их лексиконе могло оказаться и несколько финно-тюркских элементов; особенно эти элементы могли отразиться в личных именах, в названии высших титулов и т.п. На таком основании и древних Руссов можно было бы отнести к племенам тюркско-финским. Не говоря уже об эпохе после-татарской, оставившей некоторые следы в нашем лексиконе; но и в дотатарскую эпоху мы встречаем немало имен и слов, имеющих сходство с финскими и тюркскими, что совершенно естественно при давних и близких отношениях Восточных Славян к своим северо-восточным и юго-восточным соседям.

  

   Здесь я упомяну об одном отрывке, который, казалось, должен был доставить окончательное торжество Тюрко-Финской теории. Именно, в интересной и весьма добросовестно составленной монографии г. А. Попова Обзор хронографов русской редакции, 1866 г. (вып. I. стр. 25) обнародована вставка из одного хронографа, называемого "Эллинским летописцем", по спискам XVI века. Эта вставка заключает в себе ту роспись древних болгарских князей, о которой выше мы имели случай упоминать уже несколько раз. Тут мы находим какие-то загадочные фразы на непонятном языке*. Последователи Энгеле-Туцмановой теории поспешили объяснить эти фразы с помощью лексикона Мадьярского и других финских наречий. Выходит, что каждому княжению соответствовала формула, обозначающая его княжение. Например: "а лет ему дилом твирем", значит "я исполнен, я совершенен"; шегор вечем - "я есмь помощник"; вереиналем - "я живу в крови" и пр. (соч. Гильферд. I. 23). "Обычай давать прозвище году, - замечает Гильфердинг, - обычен на Востоке, и мы не можем полагать, что он был заимствован Болгарами еще когда они странствовали между Волгой, Доном и Кубанью. В нашей записи каждое княжение имеет подобное прозвище. Эти прозвища представляют любопытный памятник языка завоевателей Болгар до слияния их с Славянами и служат несомненным свидетельством происхождения орды Аспаруховой" (стр. 22).

   ______________________

   * Приведем эту вставку вполне: "Авитохол жил лет 300. Род ему доуло, а лет ему дилом твирем. Ирник жил лет 100 и 8; род ему доуло, а лет ему дилом твирем. Гостун наместник сын 2 лета, род ему Ерми; а лет ему дохе твирем. Коурт 60 лет держа, род ему доуло, а лет ему шегор вечем. Безмер 3 лета, а род ему доуло; а лет ему шегор вечем. Сии пять князь держаша княжение обону страну Доуная лет 500 и 15 с остриженами главами. И потом приде на страну Дуная Исперих князь тожде и доселе. Есперих князь 60 и одино лето, род ему доуло, а лет ему вереиналем. Тервел 20 и 1 лето, род ему доуло, а лет ему текоучетем твирем. 20 и 8 лет, род ему доуло, а лет ему двеншехтем. Севар 15 лет; род ему доуло, а лет ему тохалтом. Кормисош 16 лет; род ему вокиль, а лет ему шегор твирим. Сии же князь измени род доулов, рекше вихтун винех; 6 лет, а род ему оукиль ему имяше горалемь. Телец 3 лета, род ему оугаин; а лет ему сомор алтем. И сии иного род оумор, 40 дний, род ему оукиль, а ему дилом тоутом".

   ______________________

   Темные фразы приведенной записи, по мнению их толкователей, суть не что иное, как памятник того финского наречия, на котором говорили древние Болгаре и который долго еще существовал рядом с Славянским языком. Но такое заключение по меньшей мере поспешно. Во-первых, значение самих фраз истолковано еще слишком гадательно, и они ждут своего разъяснения от знатоков восточных наречий. Затем нисколько не разъяснено происхождение данной записи и время, к которому она относится. Наконец, к какому бы иноплеменному языку ни принадлежали темные речения, мы не видим никакого повода заключать, что это именно тот язык, на котором говорили древние Болгаре. Если эти речения принадлежат языку финскому, то опять-таки не забудем близкого соседства Угров. В хождении Афанасия Никитина "за три моря" встречаются татарские фразы; но можно ли отсюда заключать, что автор этого хождения был татарского племени? Или предположим, что язык наших офеней, существующий и до сих пор, оставил бы след в каком-либо письменном памятнике до-Петровской Руси. Можно ли заключить отсюда, что эта Русь была не славянская? Итак, упомянутые загадочные фразы, по нашему крайнему разумению, нисколько не подтверждают Тюрко-Финской теории. Притом не означают ли они скорее какой-либо счет, нежели формулу? Не имеют ли они какого отношения к секте Богумилов? Вообще, подождем более удовлетворительного их разъяснения прежде, нежели делать какие-либо положительные выводы. А между тем укажем на следующее обстоятельство. Помянутая запись или Роспись составлена не ранее XI или X века. Выходит, что Болгары тогда еще сохраняли отчасти свой финский или тюркский язык. Возможно ли, чтобы он в те времена ничем иным не заявил себя, кроме нескольких фраз, записанных в каком-то хронографе?*

   ______________________

   * В пример неудачной филологии финноманов упомяну еще о доказательствах Рослера. В своей книге о Румунах он посвящает особую статью происхождению Болгар, где развивает Тюрко-Финскую теорию и старается подкрепить ее новыми филологическими соображениями. По этому поводу он предлагает следующий, по-видимому, весьма тонкий, прием. В Румунском языке встречаются слова, очевидно финского происхождения: а так как Румуны в течение нескольких столетий жили в Мизии посреди Болгар, откуда потом постепенно перешли в северную сторону Дуная, то эти финские слова будто бы суть ни более, ни менее как именно те элементы, которые вошли в Румунский язык из древнеболгарского. Он предлагает примеры некоторых слов, которые сближает с угорскими, остякскими, самоедскими, эстонскими и пр. Но такое, по-видимому, тонкое соображение не выдерживает ни малейшей критики. Начать с того, что само исследование Рослера о происхождении Румунского народа, при всех внешних признаках учености и добросовестности, по большей части построено на довольно шатких основаниях.

   В одном из заседаний Московского Археологического общества, именно в Марте 1871 года, я имел случай высказать свое мнение о происхождении Румунского народа. В основу его легло племя Даков; следовательно, вопрос сводится к следующему: к какой семье народов принадлежали Даки? Я представил свои соображения в пользу того мнения, что Даки, по всей вероятности, были племя Кельтическое. Я прибавил, что Румунская народность в бурную эпоху великого переселения, открывшегося движением Гуннов и закончившегося поселением на Дунае Болгар и Угров, сохранилась преимущественно в горных убежищах Седмиградии, а отсюда, после перехода главной массы Болгар за Дунай, Румуны снова колонизовали равнинную часть древней Дакии, т.е. северную сторону Дуная (См. Древн. Моск. Арх. Об. т. III. вып. 3). Потом мне случалось прочесть книгу Рослера, Romanishe Studien, которая вышла в том же 1871 году. Он доказывает, во-первых, что Даки были племя Фракийское; во-вторых, что Румунская национальность во время переселения народов сохранилась на юге от Дуная, откуда она потом колонизовала его северную сторону. Здесь не место входить в разбор его доказательств: но мне они показались настолько слабы, что не изменили моего мнения. Таким образом, слова из Румунского лексикона, которые он считает древнеболгарскими, я предлагаю объяснить соседством с другим народом, действительно финского происхождения, т.е. с Мадьярами, и особенно чересполосным сожительством с ними в Седмиградии.
В языке Румун конечно существуют многие следы действительно болгарского, т.е. славянского влияния. Замечательно, что Рослер изощряется иногда толковать финским происхождением слова, очевидно славянские. Напр., волошское lopata и болгарское лопата, в значении весла, он производит от остяцко-самоедского lap (254). Но и в Русском мы имеем слово лапа с его производными лапоть и лопата. Или Румунское tete сестра он сближает с самоедским tati младшая жена (256); но мы имеем слово тетя, тетка, которое означает сестру отца или матери. Далее румунское curcubeu-радуга Рослер сближает с остяцким названием радуги paijogot, что значит лук грома, и с самоедским Mumbanu-покров Нума или собственно покров медведя. С помощью разных натяжек он пытается доказать, что curcubeu имеет почти то же самое значение, следовательно представляет отрывок из древней самоедской мифологии (256 - 259), а отсюда прямой вывод: Дунайские Болгаре есть ветвь Остяцко-Самоедская! Более произвольных филологических сближений и выводов, по нашему мнению, трудно и придумать. Здесь особенно оригинально то, что толкователь, объясняющий финский элемент в Румунском языке болгарским влиянием, не указывает никакой финской стихии в самом Болгарском языке. Но вместо разностороннего, научного анализа, подобные толкователи идут от предвзятой идеи, т. е.: так как дре