Иловайский Дмитрий Иванович - История Рязанского княжества

упоминают о войнах с мордвой, чаще о половцах. До XIII в. мы собственно один раз встретили серьезную войну с первыми, именно в 1103 г.; о мелких столкновениях летописцы умалчивают, слухи из этой глухой стороны, конечно, доходили до них редко. Поэтому для нас очень важно описание походов, которые были совершены в 20-х годах XIII ст. войсками великого князя Юрия II. Первый поход предпринят был осенью 1228 г. под начальством племянника Юрьева Василька и боярина Еремея Глебовича Окой и Волгой, но из-за Нижнего они воротились по случаю ненастной погоды. Зимой того же года, в январе, сам великий князь с братом Ярославом, двумя племянниками и Юрием Давыдовичем Муромским двинулся в Мордовскую землю и напал на волость Пургаса. Русские пожгли и потравили жито, избили скот, а пленников отослали домой. Мордва укрылась в леса и тверди, а те, которые не успели спастись, были избиты отроками Юрия. Отроки других суздальских князей, желая также отличиться или рассчитывая на добычу, потихоньку углубились в лесную чащу, но попали в засаду и были истреблены неприятелями, которые в свою очередь не избежали мести со стороны русских. В то же время один из болгарских князей пришел на Пуреша, другого мордовского владетеля и притом Юрьева присяжника; но, услыхав о том, что великий князь жжет мордовские села, ночью бежал назад. Русские князья воротились домой с полным успехом. В следующем году Пургас попытался было отомстить за опустошение своей волости и напал на Нижний Новгород, но был отбит. Потом сын Пуреша напал с половцами на Пургаса, истребил его войско и русских, находившихся у него в службе, так что Пургас едва спасся с немногими людьми*. В 1232 г. великий князь опять посылал свои войска на мордву с муромской и рязанской помощью; русские снова пожгли неприятельские селения. Эти войны бросают свет на географическое состояние и быт мордовского племени в те времена и приводят нас к следующим заключениям. Страна их была покрыта дремучими лесами; мордвины вели жизнь оседлую, занимались скотоводством и Земледелием, жили в селениях. Хотя городов не встречаем, но слово тверди, употребленное летописцем, заставляет предполагать какие-то особенные места, вероятно, укрепленные самой природой. Можно также предположить существование торговой деятельности по соседству с болгарами и русскими. В политическом отношении мордва не представляла никакого единства и управлялась туземными князьями. Эти князья часто находились во враждебных отношениях между собой; таковы Пургас и Пуреш. Усобицы, ослабляя силы мордовского племени, заставляли и владетелей искать себе союзников, и таким образом облегчали соседним народам доступ в глубину мордовских земель: так Пуреш прибег к покровительству великого князя владимирского, а Пургасу помогают болгары. Местные владетели настолько богаты, что могут нанимать иноземных ратников: у Пургаса находим в службе сбродную русскую дружину, а сын Пуреша приходит на него с половцами. Все это показывает, что в XII в. мордвины начинают группироваться в значительные массы, во главе которых становятся туземные князья, вероятно, соединившие в своих руках власть прежних сельских старшин. Такое соединение в массы дало им возможность с большим успехом теснить соседей, что, без сомнения, и вызвало походы в таких значительных силах со стороны великого князя владимирского, который в свою очередь воспользовался междоусобиями местных владетелей.

   ______________________

   * Лавр. 191, 192.

   ______________________

   Не таким оседлым как мордва, но еще более диким и беспокойным народом являются половцы. Южная часть рязанской украйны была охвачена ими с трех сторон; русские города на берегах Дона и поселения на Воронеже, кажется, не мешали варварским ордам иногда раскидывать свои кочевья внутри угла, который образуют эти две реки. Борьба рязанцев с половцами шла непрерывно до самого появления татар. С половины XII в. перевес заметно склоняется на сторону первых; половцам удаются внезапные набеги, но лишь только варвары заслышат, что рязанские князья собираются вместе, они немедленно бегут в степи. В преследованиях своих князья все более и более углубляются в Половецкие земли, например, в 1150 г. они побили их на реке Великой Вороне, а в 1199 г. вместе с Всеволодом III прогнали половцев к берегам моря и прошли вдоль все Придонские степи. Но такие походы не могли прекратить набегов; княжеские усобицы по-прежнему давали повод варварам опустошать русские поля и селения то в виде разбойников, то в качестве союзников; князья дружились с ханами, вступали с ними в родство, искали у них убежища и войска в случае своих неудач.

   Такое соседство, как мордва и, в особенности, половцы, разумеется, могло только задерживать внутреннее развитие Рязанского княжества и положило своего рода печать на формы быта. Оно вредило благосостоянию края и поддерживало в постоянном напряжении грубые физические силы народа.

   Трудно определить, насколько славянский элемент в продолжение первого периода в истории Муромо-Рязанского княжества проник в массу туземного населения; но, вообще говоря, в начале XIII в. он не был еще значителен. К нему принадлежало, конечно, большинство городского сословия и часть сельских жителей между Окой и Проней; особенно скоро разрасталось славянское племя по берегам Оки. От начала XIII в. до нас дошли названия пяти погостов, расположенных поблизости городка Ольгова; во-первых, все они звучат по-славянски, а во-вторых, представляют довольно значительную цифру населения, а именно: Песочна - с 300 семей, Холохолна - с 150, Заячины - с 200, Веприя - с 220 и Заячков - с 160 семей*. Пространство на север и восток от этой полосы было обитаемо почти сплошным финским населением, т.е. мерей, мещерой и мордвой, за исключением городов.

   ______________________

   * Ак. Ист. I. N 2. Грамота Олега Ольгову монастырю.

   ______________________

   Постепенная славянизация Рязанского края тесно была связана с успехами христианства. Эти два явления шли постоянно рука об руку в отдаленных концах Древней Руси и взаимною помощью облегчали свое движение. До нас не дошли имена проповедников и подвижников христианской религии на рязанской украйне в эпоху, о которой идет речь, но вообще можно заметить, что успехи христианства совершались здесь тихо, медленно, без особенной борьбы. Нет возможности определить границы между крещеным и языческим населением; знаем только, что первое сосредотачивалось в той же центральной области, преимущественно по берегам Оки. Умножавшееся количество храмов служит лучшим признаком распространения святой религии. Кроме некоторых собственных имен, в источниках встречаются общие выражения, которые намекают на значительное число храмов в древней Рязанской области. В 1207 г. епископ Арсений посылает сказать Всеволоду: "Князь великий! не опусти мест честных, не пожги церквей святых, в них же жертва Богу и мольба стваряется за тя"; в 1237 г. татары на пути своем к Рязани "... много же святых церквей огневи предаша и монастыри и села пожгоша". В 1132 г., по известию летописи, принял крещение в Рязани половецкий князь Амурат, а в сказании о нашествии Батыя говорится в похвалу рязанских князей, что они своей лаской привлекали к себе многих детей и братьев от неверных царей и обращали их к истинной вере. Здесь под именем неверных царей, конечно, надобно разуметь половецких ханов, родственники которых вступали иногда в службу соседних русских князей и принимали крещение. Тем не менее в начале XIII в. христианство еще не успело проникнуть в глубь мещерских и мордовских лесов, разумеется, за исключением городов и их ближайших окрестностей. Распространение и утверждение церкви в этом краю получило новую силу со времени отделения Муромо-Рязанской области от Чернигова в епархиальном отношении, в 1198 г.* Мы видели, какое деятельное участие принимал первый рязанский епископ Арсений в событиях княжества при Всеволоде III; деятельность его совсем непохожа на вероломный, по летописям, поступок Порфирия. По случаю принесения Корсунского образа мы узнаем, что в 1225 г. рязанским епископом был Ефросин Святогорец, т.е. пришелец с Афонской горы. Тот же Ефросин, кажется, управлял епархией в эпоху татарского нашествия. Постоянное присутствие и непосредственный надзор епископа, разумеется, много способствовали благоустройству рязанской церкви и поощряли усердие христианских проповедников.

   ______________________

   * Время этого события определяли различным образом. См. свод разных мнений в Ряз. Вед. 1854 г. N 38. Мы принимаем хронологию Татищева, который говорит, что Рязанская епископия учреждена в 1198 г. по просьбе князя Ярослава Глебовича, соизволением его тестя великого князя киевского Рюрика Ростиславича и митрополита Иоанна. Епископом ее поставлен был из игуменов Арсений, 26 сентября того же года (3. 329). Неизвестно, откуда Татищев заимствовал такое точное показание, но сама точность ручается за то, что он его не выдумал. Последующие события совершенно с ним согласны.

   ______________________

   Известно, какие глубокие корни в древней России пустило монашество и как быстро, с XI столетия, начало возрастать повсюду число монастырей. В рязанском краю было так же много обителей, как и в других местах, но очень немногие из них возводят свое происхождение к эпохе дотатарской. Источники указывают только на один Олегов монастырь, который существует до сих пор в 12 верстах от губернского города на высоком обрывистом берегу Оки; глубокой лощиной речки Гусевки он отделяется от того места, где лежал городок Ольгов. Основание обители положено великим князем рязанским Ингварем Игоревичем; он вместе с братьями Юрием и Олегом построил здесь храм во имя Богородицы. При заложении храма с князьями находилось 300 бояр и 600 простых дружинников; князья отдали в монастырское владение 9 бортных участников и 5 погостов со всеми угодьями*. Это тот самый Ингварь Игоревич, который в 1217 г. спасся от бойни, устроенной Глебом и Константином. В 1219 г. он окончательно победил братоубийц; очень может быть, что вслед за тем Ингварь выстроил монастырь в благодарность за свое спасение**. К той же эпохе надобно отнести начало Богословского монастыря, если верить одному преданию, которое с ним связано***.

   ______________________

   * Акты Ист. I. N2.

   ** Последняя догадка встречается в статье "Ольгов Монастырь" Ряз. Вед. 1855 г. N 9.

   *** В монастыре находилась икона Иоанна Богослова, написанная в Царьграде каким-то Гусарем. Когда в 1237 г. Батый приблизился к обители с намерением расхитить ее сокровища, он был устрашен внезапным видением и удалился, приложив к иконе в знак благоговения герб и золотую печать. См. рассуждение об этом предании у Тихомирова в его Ар. Исслед. (8-10 стр.). Богословский монастырь в настоящее время расположен на правом берегу Оки верстах в 30 выше Ольгова.

   ______________________

   Несмотря на внешние признаки благочестия, нескоро обнаружилось в рязанском краю смягчающее влияние христианства на народную нравственность. Этому благодетельному влиянию мешали многие обстоятельства, при которых складывался характер населения. Мещера, составлявшая главную массу населения, в течение всей русской истории играет страдательную роль, и очень немногими событиями обнаруживает свое существование, зато соплеменная с нею мордва, жившая далее к востоку, издавна является народом с самостоятельной деятельностью и с воинственным, беспокойным характером. В XII и XIII вв. финский элемент только еще начинал проникаться славянским началом, разумеется, перерабатывая по своему и значительно искажая это начало. С другой стороны, и господствующая часть населения не отличалась привлекательными свойствами. На рязанской украйне характер вятичей, к которым, по всей вероятности, принадлежало большинство рязанских колонистов, нескоро мог смягчиться при постоянных междоусобиях, при борьбе с соседними княжествами и в особенности с степными кочевниками. Последние также внесли свой варварский элемент в состав рязанского населения. Отсутствие безопасности и беспрерывный страх потерять свое имущество, свободу и жизнь, конечно, оказывали неблагоприятное влияние на нравственное и материальное благосостояние народа. Отсюда понятно, почему Рязанское княжество отстало от других в деле образования, и жители его долго отличались дикостью, загрубелостью своих нравов.

   Что касается рязанских князей, то, бесспорно, это самая воинственная и беспокойная ветвь Рюрикова дома, в то же время самая жестокая и коварная; нигде не были так часты нарушения крестного целования, измены и злодейства между близкими родственниками. Разительный пример тому представляет катастрофа 1217 г. 20 июля. Рязанские князья более других забывают о единстве Рюрикова поколения, о целости Русской земли и преследуют только свои личные интересы. Совершенно противоположными чертами характеризует сочинитель Сказания о нашествии Батыя рязанских князей, побитых татарами: "Бяше родом христолюбивый и братолюбивый, лицем красны, очима светлы, взором грозны, паче меры храбры, сердцем легкы, к бояром ласковы, к приезжим приветливы, к церквам прилежны" и пр.,

   Конечно, в этом панегирике заключено много преувеличения и похвал, которые внушены автору участием к плачевной судьбе князей, а также их щедрым покровительством духовному сословию (автор был священник) и заботливостью об украшении храмов ("о церквах Божиих велми печашеся"). Но мы не можем отказать ему и в справедливости до некоторой степени: в пользу сыновей Игоря Глебовича много говорит молчание источников о рязанских усобицах между 1219 и 1237 гг. и самое поведение князей в бедственную годину татарского нашествия.

   Те неприятные свойства, которые мы заметили в характере князей, отразились и в характере городского сословия, на что имеем летописные свидетельства. Так, в 1207 г. Всеволод III, начиная осаду Пронска, хотел вступить в переговоры с гражданами, но в ответ от них получил буюю речь. В следующем 1208 г., когда он подошел к Рязани с намерением наказать граждан за вероломство против его сына Ярослава, рязанцы прислали ему также буюю речь по своему обычаю и непокорству*. Хотя такой отзыв принадлежал летописцу враждебного рязанцам Суздаля, но мы не можем отрицать его справедливость за недостатком противоположных доказательств. При всей своей жесткости характер рязанцев не был лишен других более привлекательных качеств: таковы неукротимая отвага или наклонность к молодечеству и постоянная преданность своим князьям.

   ______________________

   * Лавр. 182 и 183.

   ______________________

   Говоря о населении Рязанской области, нельзя не обратить особенного внимания на княжескую дружину. Количество дружинников в Рязани, по-видимому, было довольно значительное. Князья и в мирное время несколько раз являются в истории, окруженные многочисленной свитой: так, по случаю происшествия в Исадах, говорится, что вместе с шестью князьями "боляр и слуг убито без числа"; при заложении Ольгова монастыря с тремя князьями присутствовали 300 бояр и 600 простых мужей. Далее, нельзя не заметить, что боярское сословие оказывало довольно сильное влияние на события Рязанского княжества. Это влияние особенно проглядывает в усобицах, а во многих случаях бросает довольно невыгодный свет на само сословие. При раздробленности уделов и частых распрях князья, естественно, старались привязать к себе дружинников разными льготами и милостями, но бояре часто злоупотребляли своим правом совета и, вероятно, из личных целей, поддерживали раздоры князей. Так, по случаю войны между Глебовичами в 1186 г., намекается на бояр, которые их перессорили, далее летопись упоминает о "проклятых думцах Глеба и Константина", замысливших избиение братии. Не знаем, до какой степени простиралось усердие бояр к рязанским князьям во время их борьбы с Суздалем, по крайней мере, мы видим, что они терпеливо разделяют участь последних и вместе с ними томятся во владимирских темницах. Припомним те немногие имена рязанских бояр дотатарского периода, которые сохранились в источниках. Во-первых, наше внимание привлекают несколько тысяцких. Нам известно четверо: один из них Константин в 1148 г. побил многих половцев, спасавшихся бегством; но остальные трое памятны только своей несчастной судьбой. В 1135 г. убит был в Рязани тысяцкий Иван Андреевич по прозванью Долгий. Двадцать лет спустя то же самое случилось с Андреем Глебовым в Рязанском Белгороде; его умертвили ночью родственники. В 1209 г. убит третий тысяцкий Матвей Андреевич в Кадоме*. Такое убийство тысяцких может намекать на какое-нибудь более общее явление, нежели просто личная вражда. Очень вероятно, что при обособлении Рязанского княжества, дело не обошлось без глухой борьбы между усиливающейся княжеской властью и такими земскими начальниками, каковы были тысяцкие. Далее из рязанских бояр упоминаются: Ивор Мирославич, воевода, взятый в плен на берегах Влены; Дедилец и Борис Куневич, которые склоняют владимирцев по смерти Боголюбского призвать на княжение Ростиславичей. На Колакше вместе с князьями попались в плен, кроме Дедильца, Яков Деденков и Олстин; последнее имя обнаруживает варварское происхождение. Нет сомнения, что варварский элемент был в рязанской дружине сильнее, нежели в других княжествах по близкому соседству с кочевниками. Но, кроме этих бледных лиц, рязанская старина может указать и на те образцы русских витязей-богатырей, на которых любит останавливаться народная фантазия. Таков рязанский богатырь Добрыня Златой Пояс (прозвание его, вероятно, указывает на великолепие доспехов). Не находя дома достаточной пищи своему разгулу, он, подобно витязям Владимира Красное Солнце, отправляется искать славы в другие концы Руси; является в стане Константина Всеволодовича при Липицах вместе с Александром Поповичем и Нефедьем Дикуном, а спустя восемь лет складывает свою голову на Калке, опять вместе с Александром Поповичем**. Сказание о нашествии Батыя рисует перед нами более ясный и поэтический образ Евпатия Коловрата, у которого необыкновенная доблесть соединена с трогательной любовью к родине. То же сказание рядом с вероломным боярином, который известил Батыя о редкой красоте княгини Евпраксии, представляет образец верности и преданности своему князю в образе Аполоницы, дядьки юного Феодора Юрьевича. Переходя к материальному быту народонаселения в данную эпоху, мы не находим никаких точных известий на этот счет и должны ограничиться несколькими общими выводами. Занятия сельских жителей, конечно, определялись характером страны. Не знаем, какие успехи сделало земледелие до XIII в., однако, нет сомнения, что оно доставляло главный источник пропитания там, где между лесами залегали тучные поля. Скотоводство было развито особенно в южных частях княжества, в лесах производились пчеловодство и звериная ловля, озера и реки доставляли большое количество рыбы.

   ______________________

   * Ник. 2. 106,70, 137, 306.

   ** Ник. 2. 326. Известия И. А. Н. III. 77 (Обозрение Рус. словес, в XIII в. СИ. Шевырева).

   ______________________

   Торговая деятельность по Оке получила новую силу с тех пор, как берега этой реки покрылись городками. Ока все более и более становилась главным путем сообщения между Болгарией и южной Русью*. Старинные города Муром и Рязань, по-видимому, отличались своею зажиточностью. Читая слова упомянутого сказания о том, как татары, взявши Рязань, между прочим, "и все узорочье нарочитое, богатство черниговское и киевское поимаша", можно подумать, что в этом городе проживали с своими товарами купцы из южной Руси. Из Болгарии приходили сюда хлеб, металлические изделия, жемчуг, шелковые и бумажные ткани и другие предметы роскоши; южнорусские купцы привозили преимущественно греческие товары: разного рода паволоки, драгоценное оружие и церковные украшения; нет сомнения, что и новгородцы посещали Оку и привозили немецкие изделия, вина, оружие, полотняные ткани и пр. Князья, конечно, покровительствовали торговле, которая доставляла им все средства к изобилию и роскоши, между тем, как собственные их земли были богаты только сырыми материалами: мехами, воском, скотом и пр. С XI ст. прекратился один из торных путей древней России: из Оки по Дону и Сурожскому морю в богатую Тавриду. Пришли свирепые половцы и заняли все южные степи. Если киевские князья должны были высылать войска для того, чтобы конвоировать греческие суда по Днепру, то на Дону и подавно не было возможности плавать мирным купцам. До какой степени этот путь пришел в забвение к началу XIII в. можно отчасти заключить из рассказа о принесении корсунской иконы. Евстафий совсем не слыхал о Рязанской земле, и не знает, в какую сторону она лежит; только от некоторых опытных людей узнает он, что можно достигнуть Рязани, отправившись вверх по Днепру; но что ему надобно будет проходить через землю поганых половцев. Так как путь между Днепром и Окой не был безопасен, он выбрал другой гораздо длинней, но зато более спокойный, вокруг Западной Европы. Впрочем, тоже самое сказание обнаруживает, что Рязань находилась в непосредственных сношениях с жителями греческих областей и даже с византийским двором. Такие сношения поддерживались преимущественно духовными лицами, которые всегда находили в России почет и ласковый прием. Еще прежде Евстафия явился в Рязани Ефросин и поставлен был в епископы; он принес с собой икону Божьей Матери Одигитрии с Афонской горы, по чему и назван Святогорцем. Сюда же относится предание об иконе Иоанна Богослова, присланной патриархом в дар рязанскому князю**. Далее, в похвальном слове рязанским князьям говорится, что они "ко греческим царем велику любовь имуща, и дары у них многи взимаша". После этого можно подумать, что супруга Федора Юрьевича Евпраксия, происходившая, по словам предания, из царского рода, была именно византийская (если не половецкая) принцесса. Такие отношения знакомили отчасти высшее сословие с греческой цивилизацией, а присутствие образованного духовенства могло оказывать благодетельное влияние на распространение грамотности.

   ______________________

   * Первоначально главный путь из Мурома в Киев шел вверх по Волге к верхнему Днепру. "Пути Сообщ. в Др. Рос." Ист. Сбор. Погод. I. 24.

   ** Карам. 3. пр. 360.

   ______________________

   Итак, около двадцати лет протекло со времени последней усобицы. Рязань находилась в мирных, если не в дружеских отношениях с соседними княжествами. Даже половцы, по-видимому, прекратили свои набеги и опустошения в больших размерах. Великий рязанский князь Юрий умел приобрести уважение младших родичей и держать их в согласии между собой. Княжество заметно начинало оправляться после погромов Всеволода III и стремилось превратить недавнее подчинение Владимиру в отношения, основанные на равных правах. Но кратковременное затишье, которое господствовало тогда на юго-восточной украйне России, можно сравнить с морским штилем перед бурей.

  

   Бедствия татарских нашествий оставили слишком глубокий след в памяти современников для того, чтобы мы могли пожаловаться на краткость известий. Но это самое обилие известий представляет для нас то неудобство, что подробности разных источников не всегда согласны между собой; такое затруднение встречается именно при описании Батыева нашествия на Рязанское княжество. Летописи рассказывают об этом событии хотя подробно, но довольно глухо и сбивчиво. Большая степень достоверности, конечно, за северными летописцами нежели за южными, потому что первые имели большую возможность знать рязанские происшествия сравнительно со вторыми. Воспоминание о борьбе Рязанских князей с Батыем перешло в область народных преданий и сделалось предметом рассказов более или менее далеких от истины. На этот счет даже есть особое сказание, которое можно сравнить, если не со "Словом о полку Игореве", то, по крайней, мере с "Поведением о Мамаевом побоище".

   Описание Батыева нашествия стоит в связи с рассказом о принесении Корсунской иконы и очень может быть отнесено к одному автору. Уже сам тон рассказа обнаруживает, что сочинитель принадлежал к духовному сословию. Кроме того, приписка, помещенная в конце сказания, прямо говорит, что это был Евстафий, священник при Зарайском храме Св. Николая, сын того Евстафия, который принес икону из Корсуня. Следовательно, как современник событий, о которых рассказывал, он мог передать их с достоверностью летописи, если бы не увлекся явным желанием возвеличить рязанских князей и своим риторическим многословием не затемнил сущность дела. Тем не менее с первого взгляда заметно, что сказание имеет историческую основу и во многих отношениях может служить важным источником при описании рязанской старины. Трудно отделить, то что здесь принадлежит Евстафию, от того, что прибавлено впоследствии; сам язык, очевидно, новее XIII столетия. Окончательную форму, в которой оно дошло до нас, сказание, вероятно, получило в XVI в.* Несмотря на свой риторической характер, рассказ в некоторых местах возвышается до поэзии, например, эпизод о Евпатии Коловрате. Сами противоречия иногда бросают отрадный свет на события и дают возможность отделить исторические факты от того, что называется цветами воображения.

   ______________________

   * Судя по словам приписки, в которой исчисляется "род поповский Николы чюдотворца Зараского на Резани ": "А всех лет служили триста и полчетверти десят лет непременно род их. Се написа Еустафей вторый Еустафьев сын Корсунска, на память последнему роду своему". Взято из рукописного сборника XVI столетия, Врем. И. О. И. и Д. N 15. Сообщ. В.М. Ундольским. Еще прежде это сказание было известно из Рус. Временника или Костром. летописи; отрывки оттуда приведены у Карамзина. (III прим. 356-360) и в Истории Рус. народа Полевого (IV. Дополнения).

   ______________________

   В начале зимы 1237 года татары из Болгарии направились к юго-западу, прошли сквозь мордовские дебри и расположились станом на реке Опузе*. Отсюда Батый отправил к рязанским князьям в виде послов какую-то ведьму с двумя мужами, которые потребовали у князей десятой части их имения в людях и в конях**. Калкская битва была еще свежа в памяти русских; болгарские беглецы незадолго перед тем принесли весть о разорении своей земли и страшной силе новых завоевателей.

   ______________________

   * Вероятнее всего предположение С.М. Соловьева, что это был один из притоков Суры, именно Уза. (III. пр. 274).

   ** "И оттоле послаша послы своя, жену чародеицу и два мужа с нею ко князем Рязаньским, прося у них десятины во всем: во князех, и в людех, и в конех десятое в белых, десятое в вороных, десятое в бурых десятое в рыжих, десятое в пегих" П. С. Р. Л. I. 221, "и в доспесех" прибавлено в Ник. 2. 371. Под именем жены чародейки "... должно разуметь шаманку, вызвавшуюся идти добровольно в неприятельскую землю", говорит проф. Березин в своих заметках на рассказы Мусульманских историков. ЖМНПр. 1855 г. Май. Замечательно, что в Сказании о чародейнице не упоминается, а просто говорится: "и посла на Рязань послы безделны".

   ______________________

   Великий князь рязанский Юрий Игоревич в таких затруднительных обстоятельствах поспешил созвать всех родичей, а именно: брата Олега Красного, сына Федора, и пятерых племянников Ингварьевичей: Романа, Ингваря, Глеба, Давыда и Олега; пригласил Всеволода Михайловича Пронского и старшего из муромских князей. В первом порыве мужества князья решились защищаться и дали благородный ответ послам: "... когда мы не останемся в живых, то все будет ваше". Из Рязани татарские послы отправились во Владимир с теми же требованиями. Посоветовавшись опять с князьями и боярами и видя, что рязанские силы слишком незначительны для борьбы с монголами, Юрий Игоревич распорядился таким образом: одного из своих племянников, Романа Игоревича, он послал к вел. князю владимирскому с просьбой соединиться с ним против общих врагов, а другого, Ингваря Игоревича, с той же просьбой отправил к Михаилу Всеволодовичу Черниговскому*. Затем рязанские князья соединили свои дружины и направились к берегам Воронежа, вероятно, с целью сделать рекогносцировку, в ожидании помощи. В то же время Юрий попытался прибегнуть к переговорам и отправил сына Федора во главе торжественного посольства к Батыю с дарами и с мольбой не воевать Рязанской земли. Все эти распоряжения не имели успеха. Федор погиб в татарском стане: если верить преданию, он отказался исполнить желания Батыя, который хотел видеть его супругу Евпраксию, и был убит по его приказанию**. Помощь ниоткуда не являлась. Князья черниговские и северские отказались прийти на том основании, что рязанские не были на Калке, когда их так же просили о помощи***. Недальновидный Юрий Всеволодович, надеясь в свою очередь одними собственными силами управиться с татарами, не хотел присоединить к рязанцам владимирские и новгородские полки; напрасно епископ и некоторые бояре умоляли его не оставлять в беде соседей. Огорченный потерей единственного сына, предоставленный только собственным средствам, Юрий Игоревич видел невозможность бороться с татарами в открытом поле и поспешил укрыть рязанские дружины за укреплениями городов****.

   ______________________

   * Кто был отправлен во Владимир, летописи не говорят; так как Роман явился после у Коломны с владимирской дружиной, то вероятно, это был он. То же самое надобно сказать об Ингваре Ингваревиче, который в то же время является в Чернигове.

   ** "Князь Федор Юрьевич вскоре прииде к царю Батыю и моли его утоляя дары, чтобы не воевал Рязанские земли; безбожный же царь Батый, лстив бо есть и немилосерд, прия дары летсию и охабись воевати Резанские земли, и начаша князей Резанских потехою тешити, и начаша у них просити сестры или дщери на ложе на блуд. И не кий от вельмож Резанских научен бесом, и сказа безбожному царю Батыю, яко благоверный князь Федор Юрьевич Резанский имеет у себе княгиню от царска рода, а телом и лепотою красна бе зело. Безбожный же царь Батый лукав бо есть и немилостив в неверии своем, пореваем к похоти плоти своеа, и рече князю Федору Юрьевичу: "Даждь ми, княже, видети жены своее красоты". Благоверный князь Федор Юрьевич посмеяся и рече царю: "Не полезна бо есть нам крестинном тебе нечестивому царю и безбожну водити жены своя на блуд. Аще нас преодолеешь, то и женами нашими владети начнеши". Безбожный же царь Батый возъярися зело и огорчися, и повеле вскоре убити благоверного князя Федора Юрьевича, а тело его повеле поврещи зверем и птицам на растерзание, и иных князей нарочитых побил.

   И един от пестун князя Федора Юрьевича именем Аполоница, зря на блаженное тело честнаго своего государя, горько плачющися, и видя его никем брегома, и взя тело возлюбленнаго своего государя и сохрани его па мало время. И ускори ко благоверной княгине Еупраксии, каза ей, яко нечестивый царь Батый убил блаженнаго князя Федора Юрьевича.

   Блаженная же княгини Еупраксея царевна, стоя в превысоцем храме своем и держа любезное чадо свое князя Ивана Федоровича Постника, услыша таковы смертноносныа глаголы и горести исполнены, и абие ринувся с превысокаго храма своего на среду земли и з сыном со князем Иваном, и заразися и до смерти".

   *** Об этом говорит Татищ. 3. 468.

   **** Мы не верим существованию битвы, о которой упоминает. Ник. 2. 371 и которую сказание описывает с поэтическими подробностями. Другие летописи ничего о ней не говорят, упоминая только, что князья вышли навстречу татарам. Само описание битвы в сказании очень темно и невероятно; оно изобилует многими поэтическими подробностями, напр.: "... и видя Князь Великий Юрий Игоревич убиена брата своего Князя Давыда Игоревича и тех князей и сродник своих, и воскреча в горести душа своея: братиа моя милая, и дружина ласкова, узорочье и возпитание Резанское, мужайтеся и крепитеся; брат наш Давыд прежде нас чашу испил и мы ли ее не пьем; удальцы же и резвецы Резанскиа тако бьяшеся крепко и нещадно, яко и земли постонати. Батыевы полки сильные вси смятошася. Князь Великий Егоргий Ингоревич з братиею тако мужественно и крепко бьяшеся, многие полки сильный проезжая храбро бьяшеся, яко всем полком Татарским подивится крепости и мужеству Резанскому господству, и едва одолеша их сильные полки Татарские. И ту убиен бысть благоверный князь великий ... и многия князи местные, и воеводы крепкие, и удальцы, и узорочье и воспитание Резанское, вси равно умроша и едину чашу смертную пиша, ни един от них возвратися вспять, вси вкупе мертвии лежаша". Из летописей известно, что Юрий Игоревич был убит при взятии города Рязани. Рашид Эддин, из мусульманских историков наиболее подробный повествователь Батыева похода, не упоминает о большой битве с рязанскими князьями; по его словам, татары прямо подступили к городу Ян (Рязань) и в три дня его взяли. Березин. ЖМНП. 1855. Май. 28 стр. прим. 60. Впрочем, отступление князей вероятно не обошлось без сшибок с передовыми татарскими отрядами, которые их преследовали.

   ______________________

   Многочисленные татарские отряды разрушительным потоком хлынули на Рязанскую землю. Известно, какого рода следы оставляло после себя движение кочевых орд Средней Азии, когда они выходили из своей обычной апатии. Мы не будем описывать всех ужасов разорения. Довольно сказать, что многие селения и города были совершенно стерты с лица земли. Белгород, Ижеславец, Борисов-Глебов после того уже не встречаются в истории. В XIV в. путешественники, плывя по верхнему течению Дона, на холмистых берегах его видели только развалины и пустынные места там, где стояли красивые города и теснились живописные селения.

   16 декабря татары обступили город Рязань и огородили его тыном. Граждане, ободряемые великим князем, в продолжение пяти дней отражали нападения. Они стояли на стенах, не переменяясь и не выпуская из рук оружия; наконец, стали изнемогать, между тем как неприятель постоянно действовал свежими силами. На шестой день татары сделали общий приступ; бросали огонь на кровли, громили стены бревнами и, наконец, вломились в город. Последовало обычное избиение жителей. В числе убитых находился Юрий Игоревич. Великая княгиня с своими родственницами и многими боярынями напрасно искала спасения в соборной Борисо-Глебской церкви. Все, что не могло быть разграблено, сделалось жертвой пламени. Покинув разоренную столицу княжества, татары продолжали продвигаться в северо-западном направлении. В сказании следует затем эпизод о Коловрате.

   Один из рязанских бояр, по имени Евпатий Коловрат, находился в Черниговской земле с князем Ингварем Игоревичем, когда пришла к нему весть о татарском погроме. Он спешит в отечество, видит пепелище родного города и воспламеняется жаждой мести. Собрав 1700 ратников, Евпатий нападает на задние неприятельские отряды, низлагает татарского богатыря Таврула и, подавленный многолюдством, гибнет со всеми товарищами; Батый и его воины удивляются необыкновенному мужеству рязанского витязя*. Летописи Лаврентьевская, Никоновская и Новогородские ни слова не говорят о Евпатий, но мы не можем на этом основании отвергнуть совершенно достоверность рязанского предания, освященного веками, наравне с преданием о зарайском князе Федоре Юрьевиче и его супруге Евпраксии. Событие, очевидно, невыдуманное, только трудно определить, насколько народная гордость участвовала в изобретении поэтических подробностей. Великий князь владимирский поздно убедился в своей ошибке и спешил изготовиться к обороне только тогда, когда туча надвинулась уже на его собственную область. Неизвестно, зачем он выслал навстречу татарам сына Всеволода с владимирской дружиной, как будто она могла загородить им дорогу. Со Всеволодом шел рязанский князь Роман Игоревич, до сих пор почему-то медливший во Владимире; сторожевым отрядом начальствовал знаменитый воевода Еремей Глебович. Под Коломной великокняжеское войско было разбито наголову; Всеволод спасся бегством с остатками дружины; Роман Игоревич и Еремей Глебович остались на месте. Коломна была взята и подверглась обычному разорению. После того, Батый оставил рязанские пределы и направил путь к Москве.

   ______________________

   * "Татарове же возбояшася, видя Еупатия крепка исполина, и наводиша на Еупатия множество саней с нарядом, и едва одолеша его". Замечателен способ, которым татары одолели Евпатия. Мне случилось слышать предание о каком-то рязанском богатыре-разбойнике, который был убит точно таким же способом.

   ______________________

   Кроме Всеволода Пронского и князя муромского, семеро рязанских князей - все потомки Игоря Глебовича - погибли от татарского меча. Это были: великий князь Юрий Игоревич, его сын Федор, внук Иван Постник, брат Олег Красный; племянники: Глеб, Давыд и Роман Ингварьевичи. Четвертый брат последних Олег попался в руки Батыя и отведен в Орду.

   На свободе уцелел только пятый брат Ингварь, который воротился из Чернигова уже после нашествия. На родине его ожидала печальная картина смерти и запустения*. Вслед за князем прибыл и епископ Евфросин; он также спасся от гибели, потому что находился где-то в отсутствии (может быть, в Муроме). Предстояла трудная задача: уничтожить следы монгольских орд. Князь и епископ прежде всего позаботились отдать последний долг погибшим. Собраны были священники и дьяконы, уцелевшие от избиения, принялись за погребение мертвых. Столица была очищена от гниющих трупов и опять освящены обгорелые храмы. Города и селения мало-помалу стали наполняться жителями, которые возвращались из лесов. С горьким плачем и стоном начал народ поминать убитых родственников, возобновляя разоренные храмы и хижины. Впрочем, не все Рязанское княжество подверглось опустошению; татары прошли преимущественно по берегам Оки, Прони и Дона. Северная часть княжества осталась нетронутой, благодаря непроницаемой чаще своих лесов; сюда-то спасались обыкновенно жители левого берега Оки. Этой стороны татары коснулись отчасти в 1239 г., когда они завоевали Мордовскую землю, сожгли Муром и разорили города по Клязьме. С особенными почестями преданы были погребению тела убитых князей. Отыскав труп Юрия Игоревича, Ингварь отправился в Пронск, собрал там рассеченные члены Олега Красного, принес их в Рязань и положил обоих дядей в одной гробнице, в соборной церкви Бориса и Глеба, а возле них в другую гробницу положил тела двух братьев Глеба и Давыда. Потом он послал людей на Воронеж взять останки Федора Юрьевича и принести в удел покойного ко храму Николая Корсунского. Здесь Федор похоронен был вместе с супругой и сыном; над гробами их поставлено три каменные креста. Вся деятельность Ингваря Ингваревича до конца его княжения исключительно направлена была на возобновление городов и внутреннее устроение княжества**. О военных предприятиях Ингваря и его ближайших преемников в летописях нет и помину. О борьбе с татарами Ингварь, конечно, не помышлял; он, безусловно, подчинился необходимости и по примеру других князей являлся в Орду с изъявлением покорности***.

   ______________________

   * Вот как сказание рисует эту картину: "... и вскоре преиде (князь Ингварь) во град Резань, видя братиа своя побиенны от нечестиваго царя Батыя, и снохи своя, и сродники своя, и множество много мертвых лежаща, и град разорен, земля пуста, церкви позжены, святых образы ободраны и переколаты, и все узорочье взято Резанское и Черниговское, и жалошно кричаша, яко труба рати глас пущающи, и от великаго кричания лежаше на земли, яко мертв, и едва отлияше его, и носяше по ветру, едва отдохну душа его в нем ... град и земля Резанская изменися доброта ея, и отыде слава ея, и не бе, что в ней благо ведати, токмо дым, и земля, и пепел; а церкви вси погореша, а сама соборная церковь внутри погоре и почерне, не един бо сий град пленен бысть, но ини мнози, и не бе бо во граде пениа, ни звона, в радости место плачь всегда творяще и рыдании".

   ** "Благоверный великий князь Ингварь Ингоревич, обнови землю Резанскую, и церкви постави, и монастыри согради, и пришелци утеши, и люди многи собра. И бысть радость крестьяном, их же избави Бог рукою своею крепкою от безбожных татар". Ibid.

   *** ПСРЛ. IV. 37 под 1243 г.: Иде Александр (Невский) к Батыю царю, а "Олег Рязанский к канови иде". Может быть, надобно читать Ингварь, а не Олег, который в то время был пленником в Орде.

   ______________________

   В 1252 г. отпущен был из Орды Олег Ингварьевич на рязанское княжение, вероятно, упразднившееся по смерти его брата. Из событий его шестилетнего княжения известно только, что в 1257 г. приехали татарские численники и перечислили всю землю Суздальскую, Рязанскую и Муромскую за исключением духовенства. В следующем году Олег скончался, в среду на Страстной неделе чернецом и схимником; летопись заметила при этом, что он был погребен в церкви Св. Спаса* (следовательно, против обыкновения, не в Борисоглебском соборе).

   ______________________

   * ПСРЛ. I. 202, 203 V. 187. Ник. 3. 34.

   ______________________

   Олегу наследовал сын его Роман. Он княжил 12 лет. Деятельность его нам неизвестна; с ним, как и со многими князьями Древней Руси, летописи знакомят нас только при известии о кончине. В 1270 г. Роман был в Орде. Хану Менгу-Темиру кто-то донес, что князь произносил хулы на царя и на его веру. Менгу-Темир предал его в руки своих татар. Они стали принуждать Романа к своей вере, но князь смело продолжал славить христианскую веру и порицать бесерменскую*. 19 июля свирепые татары подвергли его медленной, мучительной смерти**. Летописец сравнивает его конец со страданиями Иакова Персидского и князя Черниговского Михаила.

   ______________________

   * Под именем бесерменской веры здесь надобно понимать магометанскую; в то время татары были еще идолопоклонники. Ист. Рус. Цер. Филарета, Период 2-й, прим. 18.

   ** ПСРЛ. V. 197. Ник. III. 53: "Отрезаша язык, и заткоша уста его убрусом, и начаша резати его по суставом, и метати раздно, персты вся обрезаша, и у ног и у рук, и устне и уши, и прочая составы розрезаша, и яко остася труп един, они же отдраша кожу от главы его, и на копье взоткнуша".

   ______________________

   После Романа осталось три сына: Федор, Ярослав и Константин. Первый сел в Рязани, а второй - в Пронске. Пронск по смерти Всеволода Михайловича, в 1237 г., при Ингваре, Олеге и Романе был соединен с Рязанью, а теперь снова получил своего удельного князя. Федор Романович княжил до 1294 года. Место его занял второй брат Ярослав, который скончался в 1299 г.*, оставив двух сыновей Ивана и Михаила. Великое княжение рязанское перешло к третьему брату Константину. Племянники его Ярославичи, кажется, немедленно открыли усобицу за уделы; на это намекает одно отрывочное известие летописи**.

   ______________________

   * Лавр. 208. Ник. 3. 91 и 96.

   ** ПСРЛ. I. 208 под 1300 г. сказано: "Тогож лета Рязаньскыи князи Ярослявичи ... у Переяславля". Внизу замечено, что здесь недостает слова бишася или смиришася; более вероятности на стороне первого, и во всяком случае, это признак усобицы.

   ______________________

   Между тем прежнее значение Владимира на Клязьме переходит к Москве; умный и деятельный Даниил Александрович возобновил наступательное движение, начатое его предшественниками в XII веке, на соседнее княжество. Не знаем наверняка, какой был повод к войне между ним и Константином, известен только ее исход. Впрочем, можно догадываться, что яблоком раздора послужила Коломна. Прежние владимирские князья постоянно стремились отрезать этот город от Рязанской области; московские имели еще более причин желать Коломну: она запирала устье Москвы и была необходима для округления их волости. Осенью 1301 года Даниил пришел с войском в рязанские пределы. Константин Ярославич, имея вспомогательные татарские отряды, дал ему битву возле Переяславля Рязанского, проиграл ее и был взят в плен какой-то хитростью. Летопись говорит при этом об измене некоторых рязанских бояр*, они-то, вероятно, и помогли Даниилу устроить западню для Константина. Последний был отведен в Москву, впрочем, содержался здесь в чести все время, пока был жив Даниил, который хотел укрепиться с ним крестным целованием и отпустить его. Но в 1303 г. московский князь скончался, и наследник его Георгий спустя два года велел умертвить пленника. Какая была цель подобного злодейства, трудно сказать. Требовал ли Георгий слишком больших уступок и получил отказ или он хотел завладеть всем княжеством убитого? Но Рязань в то время не оставалась без князей. Поступок объясняется отчасти личным характером Георгия, который был слишком неразборчив на средства и приобрел черную известность в русской истории. Злодейство, по-видимому, оказалось бесполезным, и московский князь ограничился тем, что удержал за собой Коломну.

   ______________________

   * Лавр. 209. Ник. 3. 98. Касательно того, что в битве под Переяславлем нельзя видеть первой победы русских над татарами, см. Ист. Солов. III. Прим. 354.

   ______________________

   Между тем на рязанском столе княжил сын Константина Василий. В 1308 г. он был убит в Орде. Неизвестно, чем Василий навлек на себя ханский гнев; этому гневу подверглись и все рязанцы, потому что в том же году татары воевали их об