Ибсен Генрик - Йун Габриэль Боркман

bsp;  Боркман. О каком? Что ты имеешь в виду?

   Элла Рентхейм. Я имею в виду преступление, за которое нет прощения.

   Боркман (вперив в нее взгляд). Ты себя не помнишь, Элла.

   Элла Рентхейм (подступая к нему). Ты убийца! Ты совершил великий, смертный грех!

   Боркман (отступая к пианино). Да ты в уме, Элла?

   Элла Рентхейм. Ты убил во мне душу, живую душу, способную любить! (Подступая к нему.) Понимаешь, что это значит! В Библии говорится об одном загадочном грехе, за который нет прощения. Прежде я никогда не понимала, что это за грех. Теперь понимаю. Самый великий, неискупимый грех - это умертвить живую душу в человеке, душу, способную любить!

   Боркман. И по-твоему, я повинен в этом?

   Элла Рентхейм. Да, повинен! Я, собственно, и не знала, что, в сущности, постигло меня, - не знала до сегодняшнего дня. Твою измену мне ради Гунхильд я приписывала обыкновенному мужскому непостоянству с твоей стороны и бессердечным уловкам - с ее. И мне почти кажется, что я презирала тебя немножко, вопреки всему. Но теперь я вижу: ты изменил любимой женщине. Мне, мне, мне! Ты мог ради выгоды продать то, что было тебе самому дороже всего на свете! Ты повинен в двойном убийстве! Убил и свою и мою душу!

   Боркман (овладев собой, холодно). Как я узнаю твой страстный, необузданный нрав, Элла! Конечно, тебе вполне естественно смотреть на дело так. Ты ведь женщина. И для тебя, как видно, и нет ничего другого на свете...

   Элла Рентхейм. Нет и не было!

   Боркман. Ничего, кроме велений сердца...

   Элла Рентхейм. Ничего больше! Ничего больше! Совершенно верно.

   Боркман. Но ты помни, что я мужчина. Как женщина ты была мне дороже всего на свете. Но если на то пошло - одну женщину всегда можно заменить другой.

   Элла Рентхейм (смотрит на него с усмешкой). Ты пришел к этому заключению, женившись на Гунхильд?

   Боркман. Нет. Но у меня были свои задачи в жизни, и они помогли мне перенести и это. Я хотел объединить в своих руках все источники власти в этой стране. Все богатства, которыми кишат здесь земля и скалы, леса и море... хотел я подчинить себе, обеспечить свою власть и тем создать благосостояние тысяч и тысяч людей.

   Элла Рентхейм (вся уйдя в воспоминания). Я знаю. Много вечеров провели мы, беседуя о твоих планах...

   Боркман. Да, с тобою я мог беседовать, Элла.

   Элла Рентхейм. Я шутила над твоими планами и спрашивала тебя, не хочешь ли ты разбудить всех дремлющих духов золота.

   Боркман (кивая). Я припоминаю это выражение. (Медленно.) Всех дремлющих духов золота.

   Элла Рентхейм. Но ты-то не шутил. Ты говорил; "Да, да, Элла, я именно этого и хочу".

   Боркман. Так оно и было. Мне только надо было твердо стать ногой на первую ступень... А это зависело тогда от одного человека. Он мог и хотел доставить мне руководящее положение в банке, если я, со своей стороны...

   Элла Рентхейм. Так, так! Если ты, со своей стороны, откажешься от любимой... и безгранично любившей тебя женщины.

   Боркман. Я знал его непреодолимую страсть к тебе. Знал, что он никогда ни на каком другом условии...

   Элла Рентхейм. И ты ударил по рукам.

   Боркман (горячо). Да, Элла! Жажда власти была во мне так непреодолима! Я ударил по рукам. Должен был. И он помог мне взобраться до половины той заманчивой высоты, куда я стремился. Я все поднимался и поднимался. Год за годом все поднимался...

   Элла Рентхейм. И я была как бы вычеркнута из твоей жизни.

   Боркман. И все-таки он в конце концов столкнул меня в пропасть. Из-за тебя, Элла.

   Элла Рентхейм (после короткого раздумья). Боркман... не кажется ли тебе, что над нашими отношениями как будто тяготело какое-то проклятие?

   Боркман (взглянув на нее). Проклятие?

   Элла Рентхейм. Да. Не так ли?

   Боркман (тревожно). Но почему же, собственно? (Порывисто.) Ах, Элла! Скоро я перестану понимать, кто прав - я или ты!

   Элла Рентхейм. Ты совершил грех. Ты умертвил во мне всякую человеческую радость.

   Боркман (со страхом). Не говори так, Элла!

   Элла Рентхейм. По крайней мере, всякую человеческую радость, свойственную женщине. С того времени, как твой образ начал тускнеть в моем сердце, для меня как будто закатилось солнце жизни, И год от году мне становилось все труднее и труднее - под конец совершенно невозможно любить что-либо живое на свете. Ни людей, ни животных, ни растения. Только одного-единственного...

   Боркман. Кого же?..

   Элла Рентхейм. Да Эрхарта, конечно!

   Боркман. Эрхарта?

   Элла Рентхейм. Эрхарта - твоего, твоего сына, Боркман!

   Боркман. Так он в самом деле был тебе так дорог?

   Элла Рентхейм. Зачем иначе я взяла бы его к себе и держала у себя так долго, как только могла? Зачем?

   Боркмак. Я думал, из сострадания. Как и все остальное.

   Элла Рентхейм (с глубоким внутренним волнением). Из сострадания! Ха-ха! Я не знала сострадания с тех пор... как ты изменил мне. Я стала совершенно не способна к таким чувствам. Бывало, придет ко мне в кухню бедный, голодный, иззябший ребенок и плачет, просит поесть, - я поручала его кухарке. Никогда не чувствовала я потребности взять ребенка к себе, согреть его у своего камина, порадоваться, глядя, как он ест досыта. В молодости я никогда не была такою, я это ясно помню. Лишь благодаря тебе во мне и вокруг меня все стало так пусто, бесплодно, как в пустыне.

   Боркман. Только не для Эрхарта?

   Элла Рентхейм. Да. Не для твоего сына. Но зато для всего, для всего живого. Ты обманул меня, лишив материнских радостей и счастья. И материнских забот и слез тоже. И последнее было, пожалуй, самым горьким лишением для меня.

   Боркман. Что ты говоришь, Элла!

   Элла Рентхейм. Как знать? Может быть, мне именно всего нужнее были бы материнские заботы и слезы. (Со все возрастающим волнением.) Но я не в силах была примириться с этим лишением тогда. Потому я взяла к себе Эрхарта. И сумела завоевать его. Завоевала его нежную, любящую детскую душу. И он был моим всецело, пока... О!..

   Боркман. Пока?..

   Элла Рентхейм. Пока его мать, то есть его родная мать, не отняла его у меня.

   Боркман. Верно, так надо было. Надо было перевезти его в город.

   Элла Рентхейм (ломая руки). Но я не могу выносить одиночества! Пустоты! Утраты любви твоего сына!

   Боркман (с недобрым огоньком во взоре). Гм!.. Ты, верно, и не утратила ее, Элла. Мудрено перенести свою любовь на... кого-нибудь там... внизу.

   Элла Рентхейм. Я лишилась своего Эрхарта именно здесь, и она вновь завоевала его. Или еще кто-нибудь. Это ясно видно из его писем, которые он мне пишет время от времени.

   Боркман. Так ты не за ним ли и приехала сюда?

   Элла Рентхейм. Да, если только это будет возможно!..

   Боркман. Это будет возможно, раз ты так непременно хочешь. Ты ведь имеешь на него самые большие, неотъемлемые права.

   Элла Рентхейм. Ах! Права, права! Что мне права! Если он не вернется добровольно, он не будет моим всецело. А этого-то одного я и хочу! Я хочу, чтобы сердце моего ребенка было теперь моим, моим всецело, безраздельно!

   Боркман. Не забудь, что Эрхарту уже за двадцать. И долго владеть его сердцем ты, конечно, не можешь рассчитывать... Безраздельно, как ты говоришь.

   Элла Рентхейм (со скорбной улыбкой). Особенно долго и не нужно.

   Боркман. Как? Я думал, что если ты чего добиваешься, так уж на всю жизнь.

   Элла Рентхейм. Да. Но это не значит надолго.

   Боркман (пораженный). Что ты хочешь сказать?

   Элла Рентхейм. Ты ведь знаешь, что я все хвораю последние годы?

   Боркман. Разве?

   Элла Рентхейм. Ты не знаешь?

   Боркман. Нет, собственно говоря...

   Элла Рентхейм (с изумлением глядя на него). Эрхарт разве не рассказывал тебе?

   Боркман. Нет, говорить-то, я думаю, говорил. Я, впрочем, редко вижу его. Почти совсем не вижу. Кто-то там, внизу... отстраняет его от меня. Понимаешь, отстраняет.

   Элла Рентхейм. Ты уверен в этом, Боркман?

   Боркман (меняя тон). Конечно, уверен. Так ты все хвораешь, Элла?

   Элла Рентхейм. Да, хвораю. А теперь, осенью, мне стало уж так плохо, что пришлось поехать сюда посоветоваться с более сведущими докторами.

   Боркман. Ты, верно, уже и советовалась?

   Элла Рентхейм. Да, утром сегодня.

   Боркман. И что же?

   Элла Рентхейм. Они подтвердили мои подозрения, которые я и сама уже давно питала...

   Боркман. Ну?

   Элла Рентхейм (просто и спокойно). Болезнь моя смертельна, Боркман.

   Боркман. Полно, не верь, Элла!

   Элла Рентхейм. От этой болезни нет излечения, нет спасения. Врачи не знают никаких средств. Надо предоставить ей идти своим чередом. Остановить нельзя. Разве облегчить немного. И то хорошо.

   Боркман. Но ведь это может еще долго протянуться, поверь мне.

   Элла Рентхейм. Зиму, вероятно, протяну, сказали мне.

   Боркман (рассеянно). Ну да, зима ведь долго тянется.

   Элла Рентхейм (тихо). Во всяком случае, довольно долго протянется для меня.

   Боркман (спохватившись). Но откуда, скажи на милость, взялась у тебя эта болезнь? Ты, конечно, вела здоровую, правильную жизнь... Откуда же это взялось?

   Элла Рентхейм (глядя на него). Врачи говорят, что у меня, верно, были тяжелые нравственные потрясения.

   Боркман (запальчиво). Нравственные потрясения! А, понимаю! Это, значит, моя вина!

   Элла Рентхейм (со все возрастающим внутренним жаром). Об этом поздно толковать! Но прежде чем меня не станет, мне надо вернуть себе свою единственную сердечную привязанность! Мне так невыразимо тяжело думать, что я покину все живое, уйду от солнца, света, воздуха, не оставив по себе здесь ни единой души, кто бы думал обо мне, вспоминал меня с любовью и грустью, как вспоминает сын умершую мать.

   Боркман (после короткой паузы). Возьми его, Элла, если можешь.

   Элла Рентхейм (живо). Ты согласен! Ты можешь согласиться?

   Боркман (угрюмо). Да. И это не бог весть какая жертва с моей стороны. Все равно он не мой.

   Элла Рентхейм. Благодарю! Все-таки благодарю тебя за эту жертву! Но тогда я попрошу тебя еще об одном... И это крайне важно для меня, Боркман.

   Боркман. Так говори.

   Элла Рентхейм. Ты, может статься, сочтешь это ребячеством с моей стороны... не поймешь меня...

   Боркман. Да говори, говори же!

   Элла Рентхейм. Меня скоро не будет, но после меня останется немало...

   Боркман. Да, да.

   Элла Рентхейм. Все это я думаю оставить Эрхарту.

   Боркман. У тебя, в сущности, и нет никого ближе.

   Элла Рентхейм (с теплым чувством). Да, ближе его у меня никого нет.

   Боркман. Никого из твоего собственного рода. Ты последняя.

   Элла Рентхейм (медленно кивая). Именно. И с моею смертью... умрет самое имя Рентхеймов. Эта мысль удручает меня. Вычеркнута из жизни совсем. Даже имени не останется...

   Боркман (вскакивая). А, я вижу, куда ты клонишь!

   Элла Рентхейм (страстно). Не дай же этому сбыться! Позволь Эрхарту принять мое имя!

   Боркман (сурово глядя на нее). Я понимаю тебя. Ты хочешь избавить моего сына от имени отца. Вот в чем все дело.

   Элла Рентхейм. Никогда! Я бы сама с такою гордостью и радостью носила его вместе с тобою! Но пойми... мать, которая скоро умрет... Имя связывает крепче, чем ты думаешь, Боркман!

   Боркман (сухо и гордо). Хорошо, хорошо, Элла. У меня хватит мужества одному носить свое имя.

   Элла Рентхейм (схватив его руки, крепко сжимает их). Благодарю, благодарю! Теперь мы вполне квиты! Да, да, пусть будет так! Ты загладил все, что мог. Когда я умру, после меня останется Эрхарт Рентхейм!

   Маленькая дверь отворяется настежь, и на пороге показывается фру Боркман в

   наброшенной на голову большой шали.

   Фру Боркман (вне себя). Никогда в жизни Эрхарт не будет носить этого имени!

   Элла Рентхейм (отступая). Гунхильд!

   Боркман (жестко, с угрозой в голосе). Никто не имеет права входить сюда ко мне!

   Фру Боркман (делая шаг вперед). Я присваиваю себе это право!

   Боркман (бросаясь ей навстречу). Что тебе нужно от меня?

   Фру Боркман. Я хочу бороться за тебя, защитить тебя от злых сил!

   Элла Рентхейм. Злейшие силы - в тебе самой, Гунхильд!

   Фру Боркман (жестко). И пусть так. (Угрожающе поднимая руку.) Но говорю тебе: он будет носить имя своего отца! И носить с честью. Он вновь прославит это имя! И я одна хочу быть его матерью! Я одна! Сердце моего сына должно принадлежать мне. Мне, и никому больше! (Уходит, закрывая за собою двери.)

   Элла Рентхейм (вся дрожа, потрясенная до глубины души). Боркман!.. Эрхарт погибнет в этой борьбе... Вы с Гунхильд должны столковаться. Нам надо сейчас же спуститься к ней.

   Боркман (глядя на нее). Нам? И мне тоже, по-твоему?

   Элла Рентхейм. Обоим.

   Боркман (качая головой). Она тверда, Элла. Она тверда, как та руда, которую я когда-то мечтал вызвать из скал.

   Элла Рентхейм. Попытайся все-таки.

   Боркман, не отвечая, нерешительно смотрит на нее.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Гостиная фру Боркман. На столе перед канапе по-прежнему горит лампа. На веранде лампа потушена, темно. Фру Боркман, сильно взволнованная, в наброшенной на голову шали входит из передней, направляется к окну и слегка откидывает гардину, затем садится у печки, но сейчас же вскакивает, идет и

   дергает сонетку. Ожидает с минуту, никто не является. Она звонит вторично, сильнее. Немного погодя входит из передней горничная, заспанная, недовольная, в наскоро

   наброшенном платье.

   Фру Боркман (с нетерпением). Куда вы пропали, Малене? Я звонила два раза!

   Горничная. Слышала, барыня.

   Фру Боркман. И все-таки не являлись!

   Горничная (недовольным тоном). Надо же было мне накинуть на себя что-нибудь.

   Фру Боркман. Да, вам надо одеться как следует. Вам придется сейчас сбегать за моим сыном.

   Горничная (с удивлением смотрит на нее). За господином студентом?

   Фру Боркман. Да. Вы только передайте, что мне надо поговорить с ним и чтобы он сейчас же шел домой.

   Горничная (кисло). Так лучше разбудить управительского кучера.

   Фру Боркман. Это зачем?

   Горничная. Чтобы он заложил санки. В такую метель, вечером...

   Фру Боркман. Пустяки. Только идите поскорее. Ведь это здесь, за углом.

   Горничная. Нет, барыня, вовсе не за углом.

   Фру Боркман. Да конечно же. Не знаете вы, что ли, где дом адвоката Хинкеля?

   Горничная (колко). Ах, вот что! Так господин студент там сегодня?

   Фру Боркман (пораженная). А где же ему еще быть?

   Горничная (сдерживая улыбку). Я думала, где он обыкновенно бывает.

   Фру Боркман. Где же?

   Горничная. Да у этой... фру Вильтон, что ли, как ее зовут.

   Фру Боркман. У фру Вильтон? Мой сын вовсе не бывает там так часто.

   Горничная (бормочет). Говорят, каждый день.

   Фру Боркман. Все это одни сплетни, Малене. Так ступайте к адвокату Хинкелю и постарайтесь вызвать Эрхарта.

   Горничная (вскинув голову,). Ну что ж, пойти-то я пойду. (Направляется к двери в переднюю.)

   В это время дверь отворяется, и на пороге показываются Элла Рентхейм и

   Боркман.

   Фру Боркман (отшатываясь). Что это значит?

   Горничная (испуганно всплескивает руками). Ох, господи Иисусе!

   Фру Боркман (шепотом, ей). Скажите, чтобы он шел сию минуту!

   Горничная (тихо). Да, да, барыня.

Элла Рентхейм и за ней Боркман входят в комнату. Горничная, прошмыгнув мимо

   них в дверь, закрывает ее за собой. Короткая пауза.

   Фру Боркман (овладев собою, обращается к Элле). Что ему нужно здесь, у меня?

   Элла Рентхейм. Он хочет попытаться объясниться с тобою, Гунхильд.

   Фру Боркман. Он еще никогда не пытался.

   Элла Рентхейм. А сегодня хочет.

   Фру Боркман. В последний раз мы стояли лицом к лицу на суде, когда меня вызывали для объяснений...

   Боркман (подходя ближе). А сегодня я хочу дать объяснения.

   Фру Боркман (смотрит на него). Ты!

   Боркман. Не насчет своего проступка. Он известен всему свету.

   Фру Боркман (с тяжелым вздохом). Да, это святая истина. Он известен всему свету.

   Боркман. Но свету неизвестно, почему я дошел до этого. Почему должен был дойти. Люди не понимают, что я должен был поступить так, потому что я был самим собою - Йуном Габриэлем Боркманом, и никем иным. Вот что я хочу попытаться объяснить тебе.

   Фру Боркман (качая головой). Не нужно. Побуждения никого не оправдывают. Влечения тоже.

   Боркман. Оправдывают - в собственных глазах человека.

   Фру Боркман (отмахиваясь рукой). Ах, оставь это! Я уж думать устала о твоих темных делах.

   Боркман. Я тоже. За те пять бесконечных лет в одиночной камере... и в другом месте... у меня было довольно досуга. А за эти восемь лет наверху, в зале, - еще больше. Я пересмотрел свое дело вновь... самолично. И не раз. Я сам был своим обвинителем, своим защитником и своим судьей. Более беспристрастным, чем кто-либо другой, осмелюсь сказать. Я ходил там взад и вперед по зале и рассматривал, переворачивал на все лады каждый свой поступок. Рассматривал со всех сторон так же беспощадно, так же безжалостно, как любой адвокат. И вот постоянный результат всех моих размышлений; если я и виноват, то лишь перед самим собою.

   Фру Боркман. Даже не передо мною? И не перед сыном?

   Боркман. Ты и он подразумеваетесь само собою, когда я говорю о себе.

   Фру Боркман. А перед сотнями других? Перед теми, кого ты, говорят, разорил?

   Боркман (разгорячись). В моих руках была власть! И потом... это непреодолимое внутреннее влечение! По всей стране были рассыпаны скованные миллионы, скрытые глубоко в недрах скал, и они взывали ко мне! Молили освободить их. Никто другой не слышал их. Я один!

   Фру Боркман. Да, к позору имени Боркман.

   Боркман. Посмотрел бы я, как поступили бы другие на моем месте, будь у них в руках та же власть!

   Фру Боркман. Никто, никто, кроме тебя, не сделал бы этого.

   Боркман. Может быть, и нет. Но тогда потому лишь, что у них не оказалось бы моих сил и способностей. А если б они и сделали, то совсем по иным побуждениям, чем я. Тогда и самое дело вышло бы иным. Одним словом, я оправдал самого себя.

   Элла Рентхейм (мягко, умоляюще). Можешь ли ты говорить так уверенно, Боркман?

   Боркман (кивая). Оправдал себя в том деле. Но затем я пришел к страшному, уничтожающему самообвинению.

   Фру Боркман. К какому же это?

   Боркман. Я потерял даром восемь дорогих лет, расхаживая там, наверху! Я должен был тотчас же, как вышел на свободу, снова отдаться действительности... несокрушимой, чуждой всяких мечтаний действительности! Я должен был опять начать снизу и вновь подняться на высоту... еще выше прежнего... вопреки всему, что было!

   Фру Боркман. О, поверь мне, это значило бы пережить сызнова ту же самую жизнь - и только.

   Боркман (качает головой и внушительно говорит). Нового ничего не бывает. Но и то, что было, также не повторяется. Взгляд изменяет поступок. Переродившийся взгляд изменяет старый поступок... (Обрывая.) Ну, да тебе не понять.

   Фру Боркман (отрывисто). Действительно, не понять.

   Боркман. Именно в этом мое проклятие - никто никогда не понимал меня, ни одна душа человеческая.

   Элла Рентхейм (глядит на него). Никто, Боркман?

   Боркман. Исключая одной... быть может. Давным-давно. В те дни еще, когда мне казалось, что я не нуждаюсь в понимании. А после - никогда, никто! И у меня не было никого, кто бы бодрствовал подле меня, был бы готов позвать, когда нужно, разбудить меня, как ударом утреннего колокола, вдохновить меня, чтобы я вновь дерзнул. Внушить мне, что я не совершил ничего непоправимого!

   Фру Боркман (с презрительным смехом). Так ты все-таки нуждаешься в таком внушении со стороны?

   Боркман (вскипая гневом). Да, если весь свет шипит хором, что ты погибший человек, то поневоле иногда поддашься и готов бываешь сам поверить этому. (Гордо закидывая голову.) Но затем во мне опять поднимается и побеждает мое внутреннее убеждение. И оно оправдывает меня.

   Фру Боркман (сурово смотрит на него). Почему ты никогда не попытался поискать у меня того понимания, о котором говоришь?

   Боркман. Что толку, если бы я и пытался?

   Фру Боркман (делая отстраняющий жест рукой). Ты никогда не любил никого, кроме себя самого, вот в чем вся суть.

   Боркман (гордо). Я любил власть...

   Фру Боркман. Власть - да!

   Боркман, Власть - создавать, широко распространять человеческое счастье вокруг себя!

   Фру Боркман. В твоей власти было когда-то сделать счастливою меня. Воспользовался ли ты этой властью?

   Боркман (не глядя на нее). Дело редко обходится без жертв... при крушении...

   Фру Боркман. А сына? Пользовался ли ты своей властью, жил ли когда-нибудь ради его счастья?

   Боркман. Я не знаю его.

   Фру Боркман. Правда. Ты даже не знаешь своего сына.

   Боркман (жестко). Об этом позаботилась ты, его мать.

   Фру Боркман (высокомерно смотрит на него). О, ты не знаешь, о чем я позаботилась!

   Боркман. Ты?

   Фру Боркман. Именно. Я одна.

   Боркман. Так скажи.

   Фру Боркман. Я позаботилась о твоей посмертной славе.

   Боркман (с отрывистым, сухим смехом). О моей посмертной славе? Вот как! Это звучит почти так, словно я уже умер.

   Фру Боркман. (многозначительно). Так оно и есть.

   Боркман (медленно). -Да, ты, пожалуй, права. (Вдруг вспыхивая.) Но нет, нет! Нет еще! Я был близок к этому, очень близок. Но теперь я проснулся. Вновь ожил. Передо мной еще жизнь. Я вижу ее, эту новую, светлую жизнь. Она еще в брожении и ждет меня. Погоди, л ты ее увидишь.

   Фру Боркман (поднимая руку). И не мечтай больше о жизни! Оставайся смирно там, где лежишь!

   Элла Рентхейм (с негодованием). Гунхильд! Гунхильд! Как ты можешь!

   Фру Боркман (не слушая ее). А я воздвигну памятник над могилой!

   Боркман. Позорный столб, что ли?

   Фру Боркман (со все возрастающим жаром). Нет, это не будет памятник из камня или металла. И никто не вырежет на воздвигнутом мною памятнике оскорбительной надписи. Твою могильную жизнь обступят густою живою изгородью молодые отпрыски - кусты и деревья. Они закроют все, что было темного в твоей жизни. Скроют от глаз людских Йуна Габриэля Боркмана во мраке забвения!

   Боркман (хрипло и резко). И ты берешься совершить это дело любви?

   Фру Боркман. Не собственными силами. Об этом я не смею думать. Но я воспитала себе помощника, который положит на это дело свою жизнь. Его жизнь будет так чиста, высока и светла, что всякий след твоей темной жизни будет стерт с лица земли!

   Боркман (мрачно и грозно). Говори прямо - ты подразумеваешь Эрхарта?

   Фру Боркман (глядя на него в упор). Да, Эрхарта. Своего сына, от которого ты готов отречься... во искупление своих собственных деяний.

   Боркман (бросив взгляд на Эллу). Во искупление самой тяжкой моей вины.

   Фру Боркман (махнув рукой). Вины перед лицом посторонним, не больше. Нет, ты вспомни свою вину передо мною! (Торжествующе глядя на обоих.) Но он не послушается вас! Когда я крикну ему в час нужды, он придет! Он захочет быть со мной! Со мной, и ни с кем другим! (Прислушивается и вскрикивает.) Я слышу!.. Это он! Это он, Эрхарт!

   Дверь распахивается, и вбегает Эрхарт в пальто и шляпе.

   Эрхарт (бледный, испуганный). Мама! Ради бога, что такое? (Замечает Боркмана, стоящего налево у двери на веранду, вздрагивает и снимает шляпу. После короткой паузы.) Зачем ты вызвала меня, мама? Что случилось?

   Фру Боркман (протягивая к нему руки). Я хочу видеть тебя, Эрхарт! Хочу, чтобы ты был со мной... всегда!

   Эрхарт (запинаясь). Быть с тобою?.. Всегда! Что ты хочешь сказать?

   Фру Боркман. Со мной, со мной! Тебя хотят отнять у меня!

   Эрхарт (пораженный, отступает назад). А, так ты уже знаешь!

   Фру Боркман. Да. И ты тоже?

   Эрхарт (в недоумении). И я тоже? Конечно.

   Фру Боркман. Ага! Вы уже сговорились! За моей спиной! Эрхарт! Эрхарт!

   Эрхарт (поспешно). Мама! Скажи мне, что ты знаешь?

   Фру Боркман. Все. Я знаю, что твоя тетка приехала сюда отнять тебя у меня.

   Эрхарт. Тетя Элла!

   Элла Рентхейм. Нет, сначала выслушай меня, Эрхарт!

   Фру Боркман (продолжая). Она хочет, чтобы я уступила тебя ей! Хочет быть тебе вместо матери, Эрхарт! Хочет, чтобы ты с этих пор был ее сыном, а не моим. Хочет сделать тебя своим полным наследником, Взять у тебя твое имя и дать взамен свое!

   Эрхарт. Тетя Элла, правда ли?

   Элла Рентхейм. Правда.

   Эрхарт. В первый раз слышу. Зачем же ты хочешь опять взять меня к себе?

   Элла Рентхейм. Потому что я чувствую, что теряю тебя здесь...

   Фру Боркман (жестко). Я отнимаю его у тебя! Что ж, это ведь в порядке вещей.

   Элла Рентхейм (глядя на него с мольбой). Эрхарт! Я не в силах потерять тебя. Вспомни, я одинокая... умирающая женщина.

   Эрхарт. Умирающая?..

   Элла Рентхейм. Да, умирающая. Так хочешь ты остаться со мною до конца? Быть моим всецело! Быть для меня как бы родным сыном...

   Фру Боркман (перебивая). Изменить своей матери и, быть может, своей жизненной задаче! Согласен ты на это, Эрхарт?

   Элла Рентхейм. Я приговорена к смерти. Отвечай мне, Эрхарт!

   Эрхарт (взволнованно, горячо). Тетя Элла, ты была так безгранично добра ко мне. Благодаря тебе мое детство было так безмятежно счастливо, как только вообще может быть, я думаю.

   Фру Боркман. Эрхарт, Эрхарт!

   Элла Рентхейм (Эрхарту). Какая радость для меня, что ты еще можешь смотреть на него так!

   Эрхарт. Но я не могу теперь принести себя в жертву... посвятить тебе себя всецело, как сын.

   Фру Боркман (с торжеством). Я так и знала! Тебе не взять его, Элла! Не взять!

   Элла Рентхейм (удрученно). Вижу. Ты отвоевала его.

   Фру Боркман. Да, да, он мой и останется моим! Эрхарт, не правда ли? Нам с тобой предстоит еще пройти хороший конец рука об руку.

   Эрхарт (борясь с собой). Мама! Лучше уж признаться тебе во всем начистоту.

   Фру Боркман (напряженно). Ну?

   Эрхарт. Пожалуй, небольшой конец осталось нам идти с тобой рука об руку, мама.

   Фру Боркман (как пораженная громом). Что ты хочешь сказать?

   Эрхарт (собравшись с духом). Ах, мама, я же молод! Право, я наконец задохнусь тут в четырех стенах!

   Фру Боркман. Тут... у меня!

   Эрхарт. Ну да, у тебя, мама.

   Элла Рентхейм. Так поедем со мной, Эрхарт!

   Эрхарт. О тетя! И у тебя ничуть не лучше. Только в другом роде. Но не лучше. Для меня не лучше. Розы, лаванда - та же духота, что и здесь.

   Фру Боркман (потрясенная, но уже овладевшая собою). Здесь, у твоей матери, духота, говоришь ты!

   Эрхарт (с возрастающим раздражением). Да, я не знаю, как назвать иначе. Эта вечная болезненная заботливость... это обожание... или что там еще! Я больше не вынесу этого!

   Фру Боркман (устремив на него глубокий, серьезный взгляд). Ты забываешь, чему посвятил свою жизнь, Эрхарт?

   Эрхарт (порывисто). Скажи лучше, чему ты посвятила мою жизнь. Твоя воля была моей! Собственной воли я не смел иметь никогда! Но теперь я больше не вынесу такого ига! Я молод! Пойми же, мама! (С вежливо-почтительным взглядом в сторону Боркмана.) Я не могу посвятить свою жизнь на искупление чужой жизни. Чьей бы то ни было.

   Фру Боркман (с возрастающим страхом). Кто это так изменил тебя, Эрхарт?

   Эрхарт (задетый). Кто?.. Да разве я сам не мог бы?..

   Фру Боркман. Нет, нет, нет! Ты подпал под чье-то чужое влияние! Ты уже не под влиянием матери. И даже не под влиянием твоей... приемной матери.

   Эрхарт (с напускным упрямством). Я сам себе господин, мама! У меня своя воля!

   Боркман (делая шаг вперед). Так, пожалуй, пора заговорить и мне.

   Эрхарт (холодно-учтиво). То есть?.. Что вам будет угодно сказать, отец?

   Фру Боркман (презрительно). Да, и я спрошу о том же.

   Боркман (невозмутимо). Слушай, Эрхарт, так ты хочешь примкнуть к отцу? Человека павшего не поднять жизнью, подвигом другого человека. Все это одни пустые мечты, басни, сплетенные для тебя тут, в этой духоте. Живи ты себе, как все святые вместе, мне это не поможет ни на волос.

   Эрхарт (учтиво). Каждое слово - сама истина.

   Боркман. Да. И мне тоже ни к чему медленно убивать себя тут раскаянием да самобичеванием. Все эти годы я пытался искать спасения в мечтах и надеждах. Но все это не по мне. И я хочу покончить с мечтами.

   Эрхарт (с легким поклоном). И что же вы намерены сделать, отец?

   Боркман. Встать сам. Начать с начала, снизу. Искупить прошлое можно только настоящим и будущим. Трудом, неустанным трудом во имя всего того, что в молодости представлялось мне самою жизнью. А теперь еще в тысячу раз дороже. Эрхарт, хочешь примкнуть ко мне и помочь мне начать эту новую жизнь?

   Фру Боркман (предостерегающе поднимая руку). Не соглашайся, Эрхарт!

   Элла Рентхейм (горячо). Да, да, согласись! Помоги ему, Эрхарт!

   Фру Боркман. И ты советуешь это? Ты, одинокая, умирающая?..

   Элла Рентхейм. О, со мной будь что будет. Все равно.

   Фру Боркман. Лишь бы не я отняла его у тебя.

   Элла Рентхейм. Вот именно, Гунхильд!

   Боркман. Что же, Эрхарт?

   Эрхарт (в мучительном затруднении). Отец, я не могу теперь. Это совершенно невозможно.

   Боркман. Так чего же ты хочешь наконец?

   Эрхарт (с жаром). Я молод! Я тоже хочу пожить настоящей жизнью! Своею собственной жизнью!

   Элла Рентхейм. И не можешь даже пожертвовать месяцем-другим, чтобы осветить, согреть жалкую догорающую жизнь?

   Эрхарт. Не могу, тетя, как бы ни хотел!

   Элла Рентхейм. Для той, которая так бесконечно любит тебя?

   Эрхарт. Клянусь тебе жизнью, тетя Элла, не могу!

   Фру Боркман (пронизывая его взглядом). И мать также не привязывает тебя больше?

   Эрхарт. Мама! Я всегда буду привязан к тебе! Но я не могу больше жить для тебя одной. Это ведь не жизнь для меня, пойми!

   Боркман. Так примкни же ко мне! Жизнь - это труд, Эрхарт. Пойдем, вступим в жизнь вместе, будем трудиться рука об руку.

   Эрхарт (возбужденно). Да не хочу я теперь трудиться! Я ведь молод! Прежде я никогда не чувствовал этого. Но теперь чувствую. Всем существом своим, горячо, жгуче... Я не хочу трудиться! Я хочу жить, жить, жить!

   Фру Боркман (волнуясь от предчувствия). Эрхарт! Для чего же ты хочешь жить?

   Эрхарт (с сияющими глазами). Для счастья, мама!

   Фру Боркман. А где ты думаешь найти его?

   Эрхарт. Я уже нашел его!

   Фру Боркман (вскрикивая). Эрхарт!

   Эрхарт (быстро идет, растворяет дверь в переднюю и кричит). Фанни, теперь ты можешь войти!

   На пороге показывается фру Вильтон в пальто и шляпе.

   Фру Боркман (воздев руки). Фру Вильтон!..

   Фру Вильтон (несколько смущенная и вопросительно глядя на Эрхарта). Так я могу?..

   Эрхарт. Да, теперь ты можешь войти. Я все сказал.

   Фру Вильтон входит в комнату. Эрхарт затворяет за нею дверь.

Она учтиво-холодно кланяется Боркману, который молча отвечает на ее поклон.

   Короткая пауза.

   Фру Вильтон (беззвучным, но твердым голосом). Итак, все уже сказано. И я не могу, конечно, не сознавать, что на меня смотрят здесь как на человека, который внес в дом большое несчастье.

   Фру Боркман (пристально глядя на нее, медленно). Вы уничтожили последнее, что еще привязывало меня к жизни. (Порывисто.) Но это совершенно невозможно все-таки!

   Фру Вильтон. Я хорошо понимаю, что вам это должно казаться совершенно невозможным, фру Боркман.

   Фру Боркман. Полагаю, что вы и сами должны понимать, что это невозможно. Или как по-вашему?

   Фру Вильтон. По-моему, это скорее просто нелепо. И тем не менее так будет.

   Фру Боркман (отворачиваясь от нее). И ты вполне серьезно решился на это, Эрхарт?

   Эрхарт. В этом мое счастье, мама. Огромное, дивное счастье! Вот все, что я могу сказать.

   Фру Боркман (стискивая руки). О, как вы завлекли, обольстили моего несчастного сына!

   Фру Вильтон (гордо закидывая голову). Я этого не делала.

   Фру Боркман. Не делали!

   Фру Вильтон. Нет, Я не обольщала и не завлекала вашего сына. Эрхарт добровольно потянулся ко мне. И я добровольно встретила его на полдороге.

   Фру Боркман (презрительно смерив ее взглядом). Вы-то - еще бы!

   Фру Вильтон (сдержанно). Фру Боркман, в жизни человеческой действуют такие силы, которые вам, по-видимому, мало знакомы,

   Фру Боркман. Какие же это силы, позвольте спросить?

   Фру Вильтон. Силы, побуждающие двух людей связывать свою судьбу неразрывными узами, несмотря ни на что.

   Фру Боркман (с усмешкой). Мне кажется, вы были уже неразрывно связаны... с другим.

   Фру Вильтон (отрывисто). Этот другой покинул меня.

   Фру Боркман. Но, говорят, он жив.

   Фру Вильтон. Для меня он умер.

   Эрхарт (убедительно). Да, мама! Для Фанни он умер. Да, наконец, мне нет до него никакого дела!

   Фру Боркман (строго смотрит на него). Так тебе известно о том, другом?

   Эрхарт. Да, мама, известно, отлично известно все!

   Фру Боркман. И все-таки тебе нет дела до этого?

   Эрхарт (с юношеским задором). Я могу только сказать тебе, что хочу одного - счастья! Я молод! Я хочу жить, жить, жить!

   Фру Боркман. Да, ты молод, Эрхарт. Слишком молод для этого.

   Фру Вильтон (твердо и серьезно). Не думайте, фру Боркман, что я не говорила ему того же. Я сразу изложила ему все обстоятельства своей жизни. И постоянно твердила ему, что я на целых семь лет старше его...

   Эрхарт (перебивая). Ах, Фанни! Я знал это и раньше.

   Фру Вильтон. Но ничто не помогло.

   Фру Боркман. Вот как? Не помогло? Почему же вы просто-напросто не оттолкнули его? Не отказали ему от дома? Вот что вам следовало сделать вовремя!

   Фру Вильтон (смотрит на нее и затем глухо говорит). Этого я попросту не могла сделать, фру Боркман.

   Фру Боркман. Почему?

   Фру Вильтон. Потому что и для меня другого счастья не было. Одно это... единственное.

   Фру Боркман (презрительно). Гм! Счастье, счастье!..

   Фру Вильтон. Я никогда не знала прежде, что такое счастье. И не могу же я оттолкнуть от себя счастье только потому, что оно явилось так поздно.

   Фру Боркман. А долго ли, по-вашему, продлится это счастье?

   Эрхарт (перебивая). Долго ли, нет ли - все равно!

   Фру Боркман (гневно). Ты просто ослеплен. Не видишь ты разве, куда все это заведет тебя?

   Эрхарт. Я не хочу заглядывать вперед! Не хочу озираться по сторонам! Я только хочу - я тоже - пожить настоящей жизнью!

   Фру Боркман (горестно). И это ты называешь жизнью, Эрхарт!

   Эрхарт. Да! Разве ты не видишь, как она хороша?

   Фру Боркман (ломая руки). Итак, еще и этот позор должна - я принять на свою голову!

   Боркман (в глубине комнаты, жестко и резко). Ну, тебе ведь не привыкать стать, Гунхильд.

   Элла Рентхейм (умоляюще). Боркман!..

   Эрхарт (так же). Отец!..

   Фру Боркман. Так мне изо дня в день придется видеть своего родного сына рядом с такой... такой...

   Эрхарт (перебивая, резко). Ничего тебе не придется видеть, мама. Будь спокойна. Я не останусь здесь дольше.

   Фру Вильтон (быстро и решительно). Мы уезжаем, фру Боркман.

   Фру Боркман (бледнея). И вы тоже? Вместе, может быть?

   Фру Вильтон (кивая). Я уезжаю на юг. За границу. Вместе с одной молодой девушкой. И Эрхарт с нами.

   Фру Боркман. С вами... и с молодой девушкой?

   Фру Вильтон. Да. Это маленькая Фрида Фулдал, которую я взяла к себе. Я хочу, чтобы она там серьезно занялась музыкой.

   Фру Боркман. Так и она будет с вами?

   Фру Вильтон. Не могу же я бросить девочку одну.

   Фру Боркман (подавляя усмешку). А ты что скажешь на это, Эрхарт