Туган-Барановский Михаил Иванович - Социализм как положительное учение

лагаться общественное хозяйство социализма. Нужно будет это знание использовать для практического действия, для снабжения каждого отдельного гражданина социалистического общества всем необходимым. Каким талантом должен обладать министр социалистического государства, чтобы управлять всем огромным механизмом социалистического хозяйства и управлять так, чтобы не нарушая свободы каждой отдельной личности и, в то же время, подчиняя действия отдельных лиц интересам целого, удовлетворять всем общественным потребностям!

   Если это управление будет происходить плохо, то, конечно, в результате получится расстройство общественного хозяйства, могущее привести к полной его остановке. Не нужно упускать из виду, что стихийные хозяйственные силы современной хозяйственной системы при социализме прекратят своей действие: теперь, при нормальных условиях хозяйства, не приходится опасаться, что та или иная общественная потребность останется неудовлетворенной, ибо свободная игра частных интересов обеспечивает удовлетворение общественных потребностей - при недостатке продуктов цена товара растет, и добавочная прибыль является стимулом для добавочного производства. При социализме же недостаток продуктов не будет приводить в действие этого механизма, ибо никто никакой прибыли получать не будет, и общественная власть должна будет сама принимать меры к распределению общественного труда в соответствии с общественными потребностями.

   При недостаточно умелом управлении социалистическим общественным хозяйством оно не только не окажется более производительным, чем капиталистическое хозяйство современности, но может оказаться совершенно неспособным удовлетворять общественные потребности. Иными словами, лишь при достаточной подготовленности общества к социалистической организации хозяйства переход к социализму был бы развитием производительных сил;

   при неподготовленности же общества переход к социалистической организации производства знаменовал бы собой разрушение общественного хозяйства и решительный хозяйственный регресс сравнительно с капитализмом.

   Итак, управление механизмом социалистического хозяйства представляет огромные трудности, которые могут быть преодолены лишь на известной ступени общественного развития. Но по отношению к выполнению и самой трудовой функции социализм предполагает гораздо более высокий уровень культурного, не только интеллектуального, но и морального развития человеческой личности, чем современная хозяйственная система.

   Капитализм апеллирует к самым простым и грубым чувствам и влечениям человека. Энергию предпринимателя капитализм стимулирует надеждой на высокую прибыль и богатство, энергию рабочего - угрозой потери заработка и голода. И в том и в другом случае приводятся в движение самые сильные мотивы человеческого поведения - эгоизм, хозяйственный интерес.

   Напротив, при социализме связь между энергией хозяйственной деятельности человека и размером вознаграждения за труд будет, несомненно, в значительной мере разрушена. Все будут получать доход, если не совершенно равный, то различающийся в небольшой степени. Удовлетворительно исполнив свой урок, каждый гражданин социалистического государства будет получать определенный доход; и размер этого дохода не может быть увеличен, во всяком случае, не может быть значительно увеличен добавочным развитием трудовой энергии. С другой же стороны, при трудности контроля качества труда и при отсутствии какой бы то ни было внешней власти над работавшим человеком (ибо в социалистическом обществе все будут работать), недостаточно удовлетворительное выполнение трудового урока не может угрожать рабочему особо тяжелыми последствиями. Во всяком случае, гражданин социалистического общества может быть уверен, что ему не грозит голод и нищета при недостаточно прилежной работе.

   Чем же будет заменен, при социализме, эгоизм в качестве стимула хозяйственного труда? Стимулами совершенно иного рода. Во-первых, чувством солидарности каждого с остальными людьми, преданностью общим интересам; во-вторых, развитым чувством долга; в-третьих, непосредственной привлекательностью труда. Все эти стимулы могут с успехом заменить грубые стимулы капиталистического общества.

   Однако, следует признать, что для возможности сильного действиях двух первых стимулов, человеческая природа должна значительно измениться сравнительно с тем, что мы видим теперь. Правда, это изменение человеческой природы должно явиться естественным следствием новых условий жизни, которые будут созданы социализмом. Но и самая возможность социализма предполагает, в свою очередь, значительное развитие этих свойств в населении. Люди без чувства общественной солидарности и без чувства долга не могут создать социалистического общества, ибо социалистическое хозяйство при слабом развитии этих свойств у большинства населения оказалось бы не в силах удовлетворять свои потребности благодаря низкой производительности общественного труда.

   Что же касается до привлекательности самого хозяйственного труда, то такая привлекательность, в свою очередь, предполагает соответствующий душевный склад человека. Люди апатичного, вялого и бездеятельного, душевного склада не полюбят труд, как бы хорошо и эстетично труд ни был обставлен. Следовательно, и с этой стороны социализм предполагает известную подготовленность самого человека к новой форме хозяйства.

   В конце концов, необходимо признать, что социалистическое хозяйство может дать то, что оно обещает - поднятие производительности труда - лишь в том случае, если общество созрело до этой новой формы хозяйства. Социалистическое хозяйство является чрезвычайно производительной, но вместе с тем чрезвычайно сложной - и поэтому хрупкой - социальной машиной, которая при хорошем управлении, ею обещает чудеса, при плохом же управлении ведет к быстрому и неизбежному общественному крушению.

   Русские крепостные фабрики начала прошлого века не могли пользоваться некоторыми более сложными машинами по той причине, что машины эти не могли быть доверены крепостным рабочим и быстро ломались ими. Чем производительнее были эти машины, тем скорее они портились в неумелых руках. Тоже можно сказать и о социализме. Социализм обещает величайший подъем человеческого гения, блестящий расцвет материальной и духовной культуры - но при неподготовленности общества, попытки создания социалистического строя должны вести к общему расстройству хозяйства по той причине, что социалистическое хозяйство в неподготовленной социальной среде должно оказаться системой более низкой производительности, чем капиталистическое хозяйство, действующее гораздо более грубыми и простыми приемами.

   В неподготовленной социальной среде социализм, вместо того, чтобы стать царством свободы и всеобщего богатства, должен стать царством рабства и всеобщей нищеты.

   Человечество идет к социализму и, несомненно, его достигнет. Быть может, мы уже приближаемся к социализму. Но, во всяком случае, к социализму всего ближе наиболее культурные народы, с высоко развитым чувством долга и общественной солидарности, с сильными моральными интересами и с высоким уровнем народного просвещения. Для отсталых народов требуется некоторая подготовительная школа.

  

   Социализм усматривает корень социального зла в современном устройстве хозяйства. Все внимание социалистов сосредоточено на вопросах общественного хозяйства и их требования сводятся к требованию ряда экономических преобразований. Отсюда легко вывести заключение, что социализм видит в хозяйственном благополучии венец человеческого счастья и, следовательно, по самой своей природе враждебен идеализму. "То существенное обстоятельство,- говорит Вл. Соловьев,- что социализм ставит нравственное совершенство общества в прямую зависимость от его экономического строя и хочет достигнуть нравственного преобразования путем экономической революции ясно показывает, что он, в сущности, стоит на одной и той же почве со враждебным ему мещанским царством, именно на почве господства материального интереса. Если для представителя плутократии значение человека зависит от обладания вещественным богатством в качестве приобретателя, то для социалиста точно также человек имеет значение лишь как обладатель вещественного благосостояния, но только в качестве производителя; и здесь и там человек рассматривается, прежде всего, как экономический деятель, и здесь и там последнею целью и верховным благом признаются, вещественное благосостояние - принципиальной разницы между ними нет. Социализм лишь проводит принцип плутократии с большей последовательностью и полнотой... И если преобладание вещественных интересов, хозяйственного и промышленного элементов, составляет характеристическую черту буржуазии или мещанского царства, то в том социализме, который хочет ограничить человечество исключительно этими низшими интересами, мы находим крайнее выражение, последнее заключение мещанства".

   Вот, поистине, тяжкое обвинение, выдвинутое против социализма мыслителем, искренность и благородство которого выше всяких подозрений! Что может быть отвратительнее мещанства? И если освобождение человека от экономического гнета равносильно превращению его в пошлое, успокоившееся существо, в сытую свинью, греющуюся на солнце, то не лучше ли экономическое рабство с его ужасными спутниками, голодом и нищетой? Рабство не убило человеческого духа - античная культура и теперь сохраняет свою мраморную красоту. Ну, а мещанство - это смерть духа, смерть всего, что есть прекрасного в человеке. Такой ценой нельзя заплатить даже за всеобщее довольство.

   Соловьев формулировал в сжатой и сильной форме одно из самых распространенных обвинений против социализма. Но, к счастью, человечество не стоит перед роковой дилеммой нищеты и пошлости. Насилие и гнет не представляют собой необходимого условия духовной культуры. Социализм не царство мещанства, а единственное средство спасения человечества от этого царства. В этом и заключается высота и общеобязательность социалистического идеала.

   Совершенно верно, что социалисты сосредоточивают свое внимание на экономических вопросах. Но не потому, чтобы им было недоступно понимание высших интересов человеческой жизни, а именно в виду такого понимания. Социалисты борются, прежде всего, с бедностью. А бедность - это не только физические страдания, но и принижение духа. Духовная культура неизбежно должна опираться на материальную. Наука и искусство требуют своих материальных средств, которые создаются хозяйством. Известный досуг, свобода от хозяйственного труда есть необходимое условие успехов цивилизации. Обобществление труда должно во много раз повысить его производительность. Но так как необходимые потребности жизни не испытают перемены, то на удовлетворение их в социалистическом обществе будет затрачиваться несравненно меньше труда, чем ныне. Иными словами, свобода человечества от хозяйственного труда значительно возрастет, - и нет никакого сомнения, что этот увеличившийся досуг будет залолнен деятельностью высшего порядка. Ибо все обычные мотивы, которые в настоящее время побуждают людей к этой деятельности, приобретут особенную силу в социалистическом обществе.

   Миллионер, успешный государственный деятель, полководец пользуются в наше время большим почетом и встречают больше людей, готовых перед ними преклоняться, чем великий мыслитель или художник. Не то будет в социалистическом обществе. В нем не будет ни миллионеров, ни полководцев, ни государственных деятелей современного типа. Да, даже и последних не будет, ибо с падением современного хозяйственного строя падет и современное государство. В настоящее время политическая жизнь сводится преимущественно к борьбе за власть представителей различных враждующих общественных классов. В социалистическом обществе классов не будет и не будет поводов к социальной борьбе. Для общества настанет внутренний мир, равно как и внешний мир, благодаря прекращению войны.

   Благодаря этому потребность в сильной общественной власти исчезнет и политическая жизнь, несомненно, очень потускнеет и обесцветится, государственные люди будут не народными вождями и кумирами толпы, а слугами народа, скромными общественными работниками. Занятие выдающейся государственной должности не будет доставлять особого почета и, следовательно, не будет представлять собой ничего особо заманчивого для честолюбия. Вообще, исчезнет грубая, физическая власть человека над человеком, а, следовательно, и исчезнет все то обаяние, которое теперь связано с этой властью. Исчезнет физическая борьба людей друг с другом, - мирная ассоциация будущего сделает эту борьбу невозможной, по отсутствию всяких поводов к ней.

   Но не значит ли это, что социалистическое общество будет царством скуки и посредственности? Да, это было бы так, если бы в жизни человека не было ничего более высокого, чем борьба за власть и за угнетение себе подобных. Конечно, для людей такого душевного склада царство будущего покажется пресным и пошлым. Но человеческая душа знает более высокие мотивы и интересы. Освободившись от притупляющего, чрезмерного, хозяйственного труда, человечество преобразится и одухотворится. По-прежнему над нашей головой будет простираться звездное небо, по-прежнему будет шуметь лес, природа сохранит свою прежнюю прелесть и все свои тайны: для познания навсегда обеспечен неисчерпаемый материал, также как и для восприятия красоты.

   Следовательно, нечего бояться, что с исчезновением грубых и низменных интересов, наполняющих теперь жизнь, она лишится всякого интереса. Интересы останутся, но их характер и направление изменятся, они станут одухотвореннее и тоньше, но вместе с тем глубже, сложнее, длительное и сильнее. Произойдет полная переоценка всех ценностей. Слава и почет будут доставаться преимущественно в удел тем, кто принес людям всего более пользы, открыл им новые источники познания и эстетического наслаждения или проявил всего более душевного благородства. Мыслители и художники, великие человеколюбцы станут героями и вождями будущего человечества. Интерес к познанию и эстетической деятельности, моральному и религиозному возвышению человечества возрастет в чрезвычайных размерах и заполнит собой всю жизнь людей, возвышающихся над уровнем посредственности.

   В капиталистическом обществе внимание сосредоточено, преимущественно, на вопросах хозяйства. Падение или поднятие биржевого курса ходкой бумаги или рыночной цены распространенного товара составляют великое событие, о котором телеграфируют во все концы мира и которое повсюду распространяет тревогу или радость. Мир будущего не будет знать этих волнений и этих радостей; его история будет слагаться из других событий. Можно составить себе представление о строе интересов людей социалистического общества по описаниям жизни итальянских городов эпохи Возрождения. Светлое, радостное и гармоничное миросозерцание этой эпохи, со своим глубоким и захватывающим интересом к искусству, философии, познанию должно вновь возродиться в будущем. Опять появятся люди той поразительной душевной красоты и той умственной мощи, которые характеризуют эту чудную раннюю весну современной истории - люди вроде Леонардо да Винчи, перед которыми наше время кажется таким грубым, варварским и жалким. Кстати же, типичным человеком эпохи возрождения был и великий провозвестник современного социализма Томас Мор.

   Английский антрополог и социолог Гальтон совершенно серьезно утверждал, что передовые европейские нации современной капиталистической эпохи по своим умственным способностям стоят настолько же ниже, напр., древних эллинов, насколько негры стоят ниже нас. И в этой неблагоприятной оценке ученым исследователем капиталистической цивилизации, которой мы так гордимся, нельзя усмотреть никакого преувеличения. Правда, наше время создало удивительные машины, а также орудия разрушения людей. Но умственная сила измеряется не этим. Машину может построить и варвар; но изваять Милосскую Венеру может только человек с совершенно исключительной способностью к восприятию красоты.

   Между тем, не нужно забывать, что произведения античного искусства, которые составляют для нас недостижимый образец совершенства пластической красоты, были созданы, в огромном большинстве случаев, совершенно неизвестными художниками. И ведь только ничтожная, случайная доля этих произведений уцелела и дошла до нашей эпохи! Если бы не была раскопана Помпея, то мы бы почти ничего не знали о стенной живописи древних. Что такое была Помпея - маленький, ничтожный провинциальный римский городок, в котором почти не было богатых людей! И, однако, стенная живопись Помпеи является одним из источников вдохновения современных художников. Кто бывал в Помпее, тот знает, сколько красоты было в домашнем быту античного мира, сколько артистического изящества было вложено во всякую принадлежность хозяйства древних: кухонную утварь, меблировку, устройство комнат и пр. Обычный помпеянский дом со своими бронзовыми и мраморными статуями и бюстами, стенами, покрытыми богатым и разнообразным рисунком с красками удивительной яркости, мраморными колоннами и бассейнами, кажется нам теперь чудом искусства, не обыкновенным жилищем людей, а художественным музеем. И, однако, в нем жили обыкновенные люди и, очевидно, не могли представить себе жизни в другой, менее прекрасной обстановке, как мы не можем представить себе жизни в грязной обстановке жалкой негритянской хижины.

   Не менее красив был в своем роде и средневековый город или город времен Возрождения. Флоренция и Венеция всегда будут привлекать посетителей со всех концов мира - недаром падение знаменитой колокольни св. Марка почувствовалось по всей Европе, как общее несчастье цивилизованного человечества.

   Холодный дух капитализма сделал все, чтобы уничтожить эту красоту. В прежнее время человеческое жилище, связанное с человеческой личностью такими интимными узами и так могущественно влияющее своей повседневной обстановкой на его психику, строилось для жизни, а не для наживы: и потому люди вкладывали в эту постройку свою душу, свой вкус и понимание изящного. Дом был одухотворенным произведением человеческого искусства. Над иными средневековыми зданиями трудились целые поколения художников-архитекторов: постройка иногда продолжалась целые столетия, но зато и получались такие создания, как миланский или флорентийский соборы. Но даже какая-нибудь деревянная великорусская изба, со своими затейливыми коньками и причудливой резьбой обнаруживает бездну вкуса, имеет свой оригинальный стиль. Капитализм все это убил. Дома стали строиться для барыша, как строятся заводы или железнодорожные мосты. Архитектурный стиль исчез и все попытки воссоздать его оказались безуспешны. Исчезло что-то неуловимое, что было присуще людям прежних эпох и что давало им удивительное понимание архитектурной красоты. Получилось общее падение архитектурного вкуса.

   Нечто подобное, хотя и не в таких размерах, произошло под влиянием господства капиталистического духа и в других областях искусства. Последовало одичание и огрубение человеческой толпы, истинное царство мещанства. Интересы капиталистической промышленности подавили все остальные и внешняя обстановка нашей жизни стала поражать своей неэстетичностью.

   Действительно, что может быть безобразнее современного города. Нужно побывать в Лондоне, подышать лондонским воздухом, насквозь пропитанным угольной копотью, покрывающей толстым черным налетом стены домов, и опускающейся во время тумана непроницаемой завесой на лондонские улицы, посмотреть на бурую жидкость, которая вместо воды струится к Темзе (в своем социалистическом романе Моррис рисует, как одно из чудес нового общественного строя, возвращение воде в Темзе былой прозрачности), чтобы понять, во что превращает город капитализм. Не менее уродует капитализм и деревню, уничтожая леса, загрязняя реки, стирая местный колорит, национальные черты быта и подгоняя все под однообразный и пошлый капиталистический шаблон.

   Неудивительно, что среди более мыслящих художников нашего времени, понимающих тесную связь искусства с общим строем социальной жизни, возникло течение особого рода, которое можно назвать эстетическим социализмом - протестом против капиталистического строя по соображениям преимущественно эстетического характера. Этот эстетический социализм всего сильнее в Англии, где его самым известным представителем является Рескин. Социализм Морриса, отчасти, такого же происхождения - всех этих людей с тонко-развитым вкусом возмущает столь характерное для нашей эпохи эстетическое огрубение человечества, которое принес с собою капитализм.

   Но социализм не только эстетически облагородит человечество, - он преобразует людей и морально. В социалистическом романе Морриса "News from nowhere" ("Вести ниоткуда") рассказывается, что человек нашего времени, попавший в социалистическое общество, замечает какое-то общее выражение лица у всех людей нового мира, красивых и некрасивых, старых и молодых, словом у всех. Они все кажутся чем-то похожи друг на друга. Чем же? Потом он отдает себе в этом отчет. У всех на лице то же выражение благожелательности и дружелюбия, у всех та же радостная готовность помочь друг другу. И это поражает, составляя такой контраст с общим выражением сухой, деловой озабоченности у людей нашего времени.

  

   Еще обычнее другой упрек социализму - в стремлении уничтожить свободу личности. Назвав социализм "грядущим рабством", Спенсер лишь повторил то, что говорят все противники социализма. Спенсеру и другим государство будущего рисуется чем-то вреде исполинской тюрьмы, в которой люди будут, быть может, и сыты, но зато лишены лучшего и драгоценнейшего блага - свободы.

   Но и этот упрек лишен основания. Действительно, господствующее направление социализма требует принудительной организации общественного труда. Однако, не следует упускать из виду, что и теперь хозяйственный труд для огромного большинства рабочих имеет принудительный характер, с тем весьма существенным различием, что при капиталистической системе рабочие подчинены чуждому им лицу - капиталисту, а при социализме их собственная коллективная воля будет их единственным господином.

   Да и вообще капиталистическая свобода всеобщей конкуренции есть только фикция свободы, скрывающая за собой в действительности более или менее полное порабощение личности. Возьмем привилегированное лицо капиталистического мира - предпринимателя. Юридически он мало ограничен в своей деятельности. Закон ему не запрещает выбирать любое дело, производить любой товар, назначать любую цену за продаваемые продукты и оплачивать любой ценой нужный ему труд. Однако, его свобода во всех этих отношениях является в значительной мере мнимой. Он не стеснен юридическим законом, но зато, тем неумолимее его сдавливают железные экономические законы капиталистического строя.

   Он может назначить любую цену за свой товар, но продан товар будет лишь по той цене, которая принудительно диктуется условиями капиталистического рынка и т.д. и т.д. В условиях капиталистической конъюнктуры предприниматель находит себе своего сурового и деспотического владыку, власть которого особенно болезненно чувствуется в эпохи промышленных кризисов.

   Еще более мнимой является свобода выбора занятий, при господстве капиталистического режима, в других сферах умственного труда. Условия спроса и предложения, а также власти и зависимости самым действительным образом ограничивают эту свободу, ибо, если в капиталистическом обществе и отсутствует руководящая сознательная власть, зато на ее место заступают не менее принудительные, но стихийные силы всеобщей экономической борьбы. И потому не только пролетарий, эксплуатируемый капиталистом и находящийся в полной зависимости от него, лишен свободы - даже и представители умственного труда, выходящие, преимущественно, из рядов имущих классов, - ученые, артисты, писатели, вообще, люди либеральных профессий, далеко не обладают той свободой деятельности, которая является именно для этих родов труда столь необходимым условием успешности и плодотворности работы.

   Свободы безделья при социализме, конечно, не будет, ибо свобода безделья есть свобода эксплуатации чужого труда, к уничтожению которой именно и стремится социализм. Но свобода всякого полезного, и, в особенности, умственного труда в обществе будущего должна не сократиться, а чрезвычайно расшириться.

   Социализм отнюдь не задается безумной мыслью подчинить общественной организации все виды человеческого труда. Только по отношению к большей части хозяйственного труда существующая принудительная капиталистическая организация должна быть заменена, при наступлении нового строя, такой же общественной организацией. Но все виды высшего, творческого труда должны получить в будущем обществе самую широкую свободу, не стесненную, как теперь, условиями рынка. Было бы нелепо - и социалисты в этой нелепости неповинны - регулировать какими-либо внешними правилами свободное творчество художника или мыслителя. Как и теперь, люди будут под влиянием непреодолимого внутреннего влечения искать истину и красоту. Но, в отличие от нашего времени, люди не будут придавлены к земле хозяйственной нуждой и заботой; они будут избавлены социализмом от неуверенности в завтрашнем дне, от постоянного страха за будущее, который теперь таким свинцовым гнетом тяготеет над человечеством и так губительно действует на творческую работу.

   Сокращение хозяйственного труда само по себе равносильно расширению области свободы. Но социалисты стремятся к большему - придать привлекательный характер и самому хозяйственному труду. Великой заслугой Фурье является опровержение обычного мнения, будто всякий хозяйственный труд, по самому существу, должен быть неприятен для человека. Таков характер хозяйственного труда в современном обществе - это верно. Труд чрезмерно продолжительный, в ужасной гигиенической обстановке, в результатах которого рабочий нисколько не заинтересован, конечно, не может быть приятен. Но при другой обстановке, когда вся изобретательность людей будет направлена на то, чтобы увеличить привлекательность труда, хозяйство перестанет быть тяжелым бременем для человека, каким оно является теперь. И тогда, действительно, исчезнет всякое внешнее принуждение и настанет светлое царство полной свободы.

   Итак, не грядущее рабство, - грядущее освобождение человечества знаменует собой социализм, освобождение человеческой личности от гнета исторического общества, основанного на насилии.

   В этом залог непобедимой силы социалистического идеала; в этом и причина энтузиазма, отличающего социалистическое движение среди всех остальных, как с грустью должны констатировать и его враги. Действительно, какой другой общественный идеал может вдохновлять в наше время людей? Либерализм отжил свое время. Все знают, что либерализм - это маска, под которой скрывается самое разнообразное социальное содержание, и, по большей части, защита интересов капиталистических классов. Все, что есть истинного и ценного в либерализме, воспринято социализмом, который все больше и больше становится верованием не только пролетариата, переносящего на себе всю тяжесть нашего мрачного и кровавого времени, но и лучших людей других классов, всех тех, в ком жива вера в лучшее будущее человечества, в царство мира и свободы. Но конечно, было бы наивно думать - а в этом повинны многие социалисты - что социализм создаст "рай на земле", всеобщее счастье и довольство, общую гармонию. Ничего этого не будет - и хорошо, что не будет, ибо в довольстве есть нечто пошлое и принижающее дух. Страдание никогда не исчезнет из человеческой жизни.

   Не исчезнет потому, что никогда не получит гармоничного примирения основное противоречие человеческой жизни - противоречие между беспредельностью стремлений нашего духа и ограниченностью наших сил и нашего личного существования.

  

   В каких бы образах и где бы средь миров

   Ни вспыхнул мысли свет, как луч средь облаков,

   Какие б существа не жили

   Но будут рваться вдаль они, подобно нам,

   Из праха своего к несбыточным мечтам,

   Грустя душой, как мы грустили...

  

   В этом вечная основа религии. Вот почему социализм не может и не должен стать новой религией. Как религия, социализм жалок и беспомощен, - разве он может преодолеть беспредельность пространства и времени? Разве социализм может преодолеть смерть?

   Бессмертная смерть будет по прежнему царить над миром - этот основной диссонанс нашей жизни всегда будет окутывать ее траурным покрывалом.

   Цели социализма сравнительно близки и ограничены. Но в своей области социализм может достигнуть чрезвычайно многого. Он должен создать новое общество и новое человечество, более высокое, чем то, которое мы видим ныне.

   Но это преобразованное человечество будет страдать, как и мы. Правда, его страдания не будут иметь тех низменных поводов, которые вызывают неисчислимые страдания ныне. Оно не будет страдать от голода и нищеты, от физического насилия людей друг над другом.

   Но вечные основы человеческой скорби будут те же - земля останется, по выражению Мережковского, "больной красавицей" и пребудет таковой навеки.

  

  

   Источник: М.И. Туган-Барановский. К лучшему будущему.- М.: РОССПЭН. 1996.

   Оригинал здесь: "Галерея экономистов".