Грибоедов Александр Сергеевич - Кто брат, кто сестра, или обман за обманом

  

  

  Иной зевает от безделья,

  

  

   Зевают многие от дел,

  

  

   Иной зевает, что не ел,

  

  

   Другой зевает, что с похмелья!

  

  

   Как не зевать и проч.

  

  

  

  Актер в своей зевает роле,

  

  

   Зевотой зритель давит свист,

  

  

   Зевая пишет журналист,

  

  

   А сускрибент зевает боле!

  

  

   Как не зевать и проч.

  

  

  

  Я холост был, зевал без счета,

  

  

   Подумал завестись домком

  

  

   И взял жену, чтоб жить вдвоем,

  

  

   И вдвое забрала зевота!

  

  

   Как не зевать и проч.

  

  

  

  

  ЯВЛЕНИЕ 21

  

  

   Андрей и Юлия в мужском платье

  Юлия. Где твой барин?

  Андрей. Мой барин... а вот он!

  

  

  

  

  ЯВЛЕНИЕ 22

  

   Рославлев старший и Юлия, потом вся компания

  Рославлев старший (входя, толкает Андрея вон). Прочь! Ах, любезный, новый знакомец, я вас ждал с невероятным желанием.

  

  

  

   (Андрей уходит)

  Юлия. Я пришел проститься с вами.

  Рославлев старший. Куда вы? как, уже в дорогу?

  Юлия. У нас всё готово, итти сестру кликнуть, потом пожать вам дружески руку и скорее отсель во всю конскую мочь.

  Рославлев старший. Ваша сестрица... постойте, погодите... у вас сестра - существо необыкновенное!

  Юлия. Я вам сказывал.

  Рославлев старший. Вы мне ничего не сказали, она свыше всего, что об ней сказать можно!

  Юлия. Это для меня очень лестно; однако хорошо, что мы с вами оградились против нежных впечатлений пылких страстей.

   Ему мы скажем: добрый путь!

  Рославлев старший. Стойте, я ни за что не отвечаю. Добрый путь! Вы великий импровизатор! Я ни за что не ручаюсь, полчаса бывают иногда важнее года в судьбе человека, решают ее на всю жизнь, и самые твердые, неломкие намерения разбиваются вдребезги, как детские игрушки. Прах и дым - всё наше мужество, Еще два слова об вашей сестре!

  

  

   Неужли никогда в ней кровь

  

  

   В час мысли не была в волненьи?

  

  

   Ужель не знает, чт_о_ любовь,

  

  

   Чт_о_ сердца трепет, восхищенье?

  

  

   Или в невинной простоте

  

  

   Любовь по слуху только знает,

  

  

   И в полной блеска красоте,

  

  

   Как нежна роза, расцветает?

  

  

   Ах, точно ль для ее души

  

  

   Еще счастливец не сыскался,

  

  

   Который счастия б в тиши

  

  

   Любви блаженством наслаждался?

  

  

   Ах! нет, - он, верно, верно, есть,

  

  

   Напрасно я влекусь мечтами;

  

  

   Нет, не моей душе процвесть:

  

  

   Любовь, блаженство, радость с вами!

  Юлия. Давеча я с первого свидания с вами не мог предаться совершенной искренности. Теперь выведу вас из заблуждения: сердце сестры моей давно уже неравнодушно.

  Рославлев старший. К кому? как? неравнодушно! и уже давно? Почтмейстер, лошадей!.. во всем обман и неудача! Под каким рожден я несчастным созвездием!

  Юлия. Будьте терпеливы, дайте всё до конца открыть вам; но пуще не перебивайте меня ни в одном слове.

  Рославлев старший. Ах, чем вы меня успокоите? Говорите!

  Юлия. Не знаю, с чего начать вам рассказ, истинный, но едва вероятный; не знаю, как он на вас подействует, с трудом решаюсь; конечно, судьба этого хотела; мы не даром с вами здесь встретились.

  Рославлев старший. Какое таинственное начало!

  Юлия. На пути от Люблина в Краков стоит замок ветхий, брошенный богатыми владельцами; Юлия, девушка им сродни, оставалась дома с пожилою наставницею; здесь она провождала большую часть времени: посещала хижины поселян, пользовала недужных, утешала скорбных. Она сама рано познала сиротство, и своею печалию научилась разделять ее вчуже. Так текли годы, наступила пора непреодолимого любопытства, желанья видеть свет; родственники, друзья покойных отца и матери, приглашали ее в Варшаву; она к ним отправилась. Столица королевства закипела тогда новою жизнию: в ней толпилось множество ваших соотечественников. Один из них, по крайней мере для приезжей Юлии, казался заметнее прочих, она его слишком заметила, он был приятен, имел очаровательный голос. Он искусно играл на гитаре, а объяснялся еще лучше.

  Рославлев старший. Ах, боже мой! уж это не я ли?

  Юлия (в сторону). Вот не самолюбив! (Громко) Вы, конечно.

  Рославлев старший. Продолжайте, продолжайте, да как же я об этом ничего не знал.

  Юлия. И как вам знать! Зачем, однако, вы меня перебили? я просил вас дотерпеть до развязки.

  Рославлев старший. Мог ли я выдержать? Продолжайте ради бога, продолжайте!

  Юлия (в сторону). Потеряла всю нить, как сведу, сама не знаю. (Громко) Вы тогда кружились в шумных веселостях, могли ли заметить смиренную провинциальную девушку, и которая, может быть, не смела равняться красотой с вашими знакомыми, в обществах старалась отдаляться, боялась быть отличной? Вы предпочитали тех, которые вперед себя выставляли, - она была стыдлива, следственно, по-вашему, робкая невинность вас бы самих обробеть заставила. Наконец, она вас любила, а вы без примечания проходили мимо той, в чьей груди единственно вами билось сердце живейшим бескорыстнейшим чувством.

  Рославлев старший. Ах! это самая истина; я только теми и занимался, которые обманывали меня. - Но почему всё это вам известно, неужели эта Юлия, ангел на земле, сестра ваша?

  Юлия (сбрасывает с себя конфедератку и шинель). Я сама.

  Рославлев старший. Боже мой! Какое превращение!

  Юлия. Вот уже месяц, как я из Варшавы от вас и от самой себя бежала. Здесь мне понравилось, здесь, где я никому не известна, старалась припомнить то время, когда душевное свое спокойствие употребляла на успокоение других. - Ах! другим хорошо; но мне где найти утешение? Прочих тайн моих вам, кажется, открывать нечего: я от вашего передового узнала, что вы сюда будете, схватилась за первый способ, который мне вообразился, чтобы видеть вас и говорить с вами под чужим именем. Теперь я всё объяснила, что сердце мое обременяло; прощайте и помните, это был - последний наш разговор, последнее свидание. Рославлев старший. Как! чтоб мне с вами расстаться! едва верю всему, что слышу... иногда в романах начитывал что-то подобное... Я вне себя, я в восторге; нет, нет, я вас не пущу, сударыня!

  Слуга (входит). Лошади готовы.

  Рославлев старший. Убирайся! пошел вон! Ах! повторите... мне еще раз об любви вашей, мною вовсе не заслуженной, и не говорите о расставанья,

  Пан Чижевский (входит). Ясновельможный...

  Рославлев старший. Будь проклят, и оставь нас одних!

  Юлия. Я вам повторяю: мы более не увидимся. Иначе, какое же вам ручательство, что я не одна из тех кокеток, которые на всё отваживаются для достижения цели?

  Рославлев старший. Я... чтоб смел приравнять вас... (Входят жиды-музыканты и гудят какой-то танец) Тс! Вот вам деньги; после, после я вас позову, а теперь проваливайтесь сквозь землю! (Бросает им червонец) Нет, прекрасная Юлия, мы теперь соединимся навсегда. (Юлия старается от него освободиться. Он бросается на колени и в таком положении следует за нею до самого цветника)

  Юлия. Или вы поезжайте, или я скроюсь отсюдова туда, где никто меня не сыщет.

  Рославлев старший. Нет! нет!

  

  

   (Антося и Лудвися входят)

  Антося. Этакое презрение к нашему полу!

  Лудвися. На коленях всю комнату изъездил!

  Рославлев старший. Оставьте нас; вам будет праздник, только после, идите! (Рославлев младший, в виде больного, треплет его сзади по плечу)

  Рославлев старший (вскрикивает). Что это! больной на ногах! мертвецы воскресают.

  Рославлев младший (сбрасывает с себя одежду). Узнаешь ли?

  Рославлев старший. Брат?

  Рославлев младший. Как видишь, и вот моя жена, рекомендую!

  Рославлев старший. Какое дьявольское сплетение!

  

  Рославлев старший. Как я глуп был! о, как я был глуп! Однако, если дался ей в обман на полчаса, любезный брат, тебе эта участь предоставлена на всю жизнь, мужайся.

  Рославлев младший. Не беспокойся, я сам хотел, сам и отвечаю. Куда же мы? В Варшаву? или в Петербург?

  Рославлев старший. К вам и как можно скорей, с прекрасной Юлией!.. А может быть, имя вымышленное, всё равно: с твоей женой! Знакомиться нам нечего, мы, кажется, довольно подружились.

  Пан Чижевский. Ясновельможный! позвольте нам позвать наших музыкантов и плясунов, которых вы давеча прогнали? Мы хотим окончить наше веселье.

  Рославлев старший. Делайте, что хотите, теперь я готов ждать лошадей хоть трое суток!

  Рославлев младший. Прекрасно: теперь мы все довольны, виват!

  

  

  

  

  (Входят музыканты - жиды, мазуры, поляки и русские, и начинается

  

  

  

   дивертисмент).

  

   КТО БРАТ, КТО СЕСТРА, ИЛИ ОБМАН ЗА ОБМАНОМ

  Печатается (с некоторыми поправками) по академическому изданию, где воспроизведен текст наиболее авторитетного цензурованного театрального списка (цензурное разрешение - 10 января 1824 г.). Впервые было напечатано (с другого театрального списка) в издании Шляпкина. Содержание водевиля было изложено, с цитацией отдельных отрывков, в "Русском вестнике" 1873, No 9. Первоначально водевиль был озаглавлен: "Кто брат, кто сестра, или Обман один из тысячи".

  Водевиль был написан Грибоедовым сообща с П. А. Вяземским в конце 1823 г. (предположительно в ноябре - декабре). Музыка к нему была написана композитором А. Н. Верстовским. "Мы условились в некоторых основных началах, - писал впоследствии П. А. Вяземский. - (Грибоедов) брал на себя всю прозу, расположение сцен, разговор и проч. Я брал всю стихотворную часть, то есть все, что должно быть пропето. Грибоедову принадлежит только один куплет:

  

  

  

   Любит обновы

  

  

  

   Мальчик Эрот и пр. Незадолго перед тем возвратился я из Варшавы. В память пребывания моего в Польше, предложил я Грибоедову перенести место действия в Польшу и дать вообще лицам и содержанию польский колорит... Водевильную стряпню свою изготовили мы скоро... Казалось, все шло хорошо. Но первый день представления все изменил. Пиеса, сама по себе не очень оживленная занимательным и веселым действием, еще более задерживалась и, так сказать, застывала под вялою игрою актеров, из которых иные неохотно играли... Одним словом, если пиеса не совершенно пала, то разве от того, что на официальной сцене пиесы падать не могут" ("Полное собрание сочинений П. А. Вяземского", т. VII, СПБ., 1882, стр. 336-338).

  В своем рассказе П. А Вяземский допустил неточность: кроме куплетов "Любит обновы Мальчик Эрот" (они были напечатаны отдельно - в "Вестнике Европы" 1824, No 5), Грибоедову безусловно принадлежит романс Рославлева-старшего "Неужли никогда в ней кровь...", совпадающий как по теме, так и по отдельным выражениям ("Нет... не моей душе процвесть...") с романсом "Ах! точно ль никогда, ей а персях безмятежных...", известным в автографе Грибоедова. По предположению А. В. Воиновой, изучившей партитуры водевиля и историю его театральных постановок, Грибоедову "по всей видимости" принадлежат еще, два куплета, которые исполняет Юлия: "Стократ счастлив, кто разум свой..." и "Любви туман и сумасбродство..." (см. вступительную статью А. В. Воиновой в отдельном издании, водевиля с приложением клавира - Гос. музыкальное изд-во, М.-Л., 1949, стр. 22). Однако прямых свидетельств о принадлежности этих куплетов Грибоедову не имеется; безоговорочно приписывать их его перу на том лишь основании, что они были дополнительно включены в текст водевиля для петербургской постановки, когда Вяземского не было в Петербурге, - не приходится, ибо Вяземский мог прислать дополнительные стихи из Москвы. Кроме того, в этих куплетах чувствуется поэтическая манера Вяземского, которому принадлежат все остальные стихи в водевиле (в настоящем издании они напечатаны петитом {жирным шрифтом - bmn}); некоторые из них Вяземский опубликовал отдельно ("Дамский журнал" 1824, NoNo 3 и 5; "Новости литературы" 1824. No 6; "Мнемозина" 1824, ч. I). Варианты к тексту Грибоедова а куплетам П. А. Вяземского, встречающиеся в других списках водевиля, приведены в академической издании (т. I, стр. 298-300) и в издании Шляпкииа (т. II, стр. 531-532).

  П. А. Вяземский опасался, что текст водевиля пострадает от вмешательства цензуры: "...если найдется" кое-что непозволительного, - писал он А. И. Тургеневу 7 января 1824 г., - то пускай вымарают, а не задерживают и присылают то, что может быть сказано и пето, не оскорбляя бога, царя и ослиных ушей, того и другого, и третьего, и четвертого, и пятого"; но А. И. Тургенев ответил (15 января): "Водевиль твой пропущен без перемены" ("Остафьевский архив", т. III, СПБ:, 1899, стр. 2-3).

  В первый раз водевиль был представлен в Москве 24 января 1824 г. Успеха он действительно не имел и выдержал всего лишь четыре представления. В не дошедшем до нас письме к А. Н. Верстовскому Грибоедов будто бы выражал "большую заботу о постановке этой пьесы" (см: "Русский вестник" 1873, No 9, стр. 257; ср. две записки Грибоедова к А. Н. Верстовскому - выше, стр. 541-542, и академическое издание, т. III, стр. 151-152), но на первом спектакле не присутствовал (см. "Полное собрание сочинений П. А. Вяземского", т. VII, стр. 340). "Причина неуспеха нашего скрывалась в закулисных тайнах", - писал П. А. Вяземский, ссылаясь на интриги своих и Грибоедова недоброжелателей, в первую очередь - А. И. Писарева и М. Н. Загоскина (см. там же, стр. 338 сл.). Водевиль был разруган в дружественном Писареву "Вестнике Европы" (1824, No 1, стр. 150; подписано: Н. Д.). В петербургском театре водевиль был представлен 1 сентября 1824 г. и был повторен дважды (Грибоедов в это время находился в Петербурге).

  К стр. 276. С будущими - почтовый термин, означающий разрешение взять с собою спутника, от которого не требовалось почтовых проездных документов. Открытый лист - незаполненная подорожная.

  К стр. 299. Куплеты Андрея "Жизнь наша сон!.." были написаны П. А. Вяземским "в подражание французской песне, которую певал в то время заезжий француз" ("Полное собрание сочинений П. А. Вяземского", т. VII, стр. 338).