iv align="justify">
Должны мы деву благородной крови
410 Заклать... Ты видишь: вам помочь я рад,
Но дочь отдать я не решусь, и странно б
Насилием мне было отбирать
Рожденную в Афинах от ее
Родителей; а кто ж такой безумец,
Чтобы зеницу глаз своих охотно
На истребленье дать? И так уже
Афиняне волнуются, и споры
Наш город раздирают: кто со мною
Согласен и считает справедливым
Молящего почтить, а для иных
Мечтатель я. А если крови девы
Потребовать осмелюсь я - мятеж
Немедля вспыхнет. Что мне делать, старец?
420 Не сыщешь ли ты средства и себя
С детьми, и нас спасти, от осуждений
Афинского царя освободив?
Ведь я не варвар-самодержец: власти
Моей постольку граждане покорны,
Поскольку сам покорен правде - царь.
Корифей
Помочь в нужде мы рады чужеземцам
Да, видно, бог пути нам преградил.
Иолай
Во время его речи двери храма приотворяются, и из них выходит Макария. По
всему видно, что она встревожена; она спускается по ступеням храма к
Гераклидам, жадно прислушиваясь к словам говорящих.
О дети! Мы теперь, как мореходы,
Едва спаслись от яростной волны,
До гавани рукой подать, и вдруг
430 Безумный шквал... и где опять тот берег?
Земля от нас уходит эта, дети,
А славили спасенье мы!.. Себя
На суше мы считали... Ты, надежда,
Нас радостно дразнила, - для чего ж,
Коль милости к несчастным не таила
Твоя мечта? Могу ли на царя
Я гневаться, что он не отбирает
Афинских дев у граждан для ножа?
Своей хвалы я не возьму обратно
У города. Я все же твой должник,
О царь, хоть мой удел и жалок...
Только
Для вас-то что ж придумаю, птенцы?
Куда еще идти? И есть ли боги,
440 Которых бы мольбою не венчал
Я алтарей? И где огонь очажный,
Который бы детей не озарил
Беспомощных?.. Нас выдадут микенцу...
И я умру... Ну что ж! Я одного
При этом лишь боюсь - его глумлений...
Но вас до слез мне жалко, малыши,
И старую Алкмену тоже жалко...
Твой долгий век, о горькая, каким
Венчается концом!.. И я, несчастный,
Трудился для чего же? Для того ль,
Чтобы, врагу попав позорно в руки,
450 Из жизни так печально выбыть?
(Грустно склоняет голову. Пауза размышления. Внезапно он опять
выпрямляется, как бы озаренный новой мыслью.)
Царь,
Ты спрашивал, что делать... помоги ж нам
Теперь в одном... ведь на спасенье есть
Еще надежда детям: Иолаем
Ты замени Геракловых птенцов!..
Избегнешь ты опасности, и дети
Останутся в живых. А старику
Что в жизни за отрада? Бог же с нею!
Ведь более всего желал бы он
Гераклова соратника унизить:
Не благороден он. Молись, разумный,
С разумным чтоб вражда тебя свела:
460 Тогда и честь изведаешь и правду.
Корифей
Ты прав, старик; сними же обвиненье
С земли афинской. Иначе падет
Укор на нас, хоть лживый, но позорный,
Что выдали Микенам мы гостей.
Демофонт
Слова твои при всем их благородстве
Нисколько не помогут нам. Сюда
Дружину царь не за тобой приводит...
И что ему прибавится, - умри
Действительно старик? Он хочет смерти
Гераклова потомства. Для врагов
Опасен благородный, вырастая,
Что юношей он станет и отца
Припомнит им он униженье. Это
470 И Еврисфей теперь предвидит, верно...
Нет, поищи другое что-нибудь...
А я ума не приложу, и страхом
Вещания мне сердце наполняют...
К говорящим подходит Макария. Она в плаще или накидке такого же пепельного
цвета, как и прочие Гераклиды. Волосы распущены.
Макария
О, не считайте своевольем, мужи,
Что я ушла из храма - вас прошу
Об этом с первых слов. Я знаю, девам
Молчание и скромность подобают
И тишина жилища... Но твои
Я услыхала стоны, Иолай,
И хоть никто меня из Гераклидов
480 Не посылал, - какой-то голос тайный
Увлек меня. За братьев я болею,
Да и сама желаю я узнать,
Какой удар, в придачу к прежним, новый
Тебя поверг в уныние, старик?
Иолай
Тебя всегда, дитя мое, хвалой
Среди сестер и братьев отличал я!
Наш бог, о дочь, отраду нам сулил,
И снова неудача. Этот муж
Гадания здесь передал: не телку
И не быка Афинам бог велит
490 Для дочери Деметры, а девицу,
И благородной крови, заколоть.
Макария вздрагивает.
И выхода нет более ни в чем
Ни городу, ни нам - иначе гибнем...
Вот наше горе, дочь моя; ни царь,
Ни гражданин афинский не заколют
Своих детей - он это объяснил.
А значит... хоть не вымолвил он ясно,
Но все же понял я: "Ищите, мол,
Себе иной страны, свои ж Афины
Не волен я погибели предать".
Макария
(стараясь побороть внутреннее волнение)
И это - все?.. Условье счастья - в этом?
Иолай
Да; более, дитя, задержки нет...
Макария
(решительно)
500 Тогда врагов и ратников микенских
Бояться не должны вы... Умереть
Готова я, старик! Сама я горло
Подставлю им, покуда мне никто
Не приказал еще жрецам отдаться...
И что сказать могли бы мы? За нас
Афиняне опасностей и муки
Подъемлют бремя тяжкое, а нам
Есть случай их спасти, и мы боимся
Пожертвовать собою... Не смешно ль?
Рожденные Гераклом - и в несчастье
Умеют только плакать да алтарь
С мольбою обнимать, как трусы! Разве
510 Прилично это благородным? Или
Для дочери Геракла лучше будет -
Из города, который взят копьем
(Не станется ж от слова!), руки вражьи
Добычею украсить и, позор
Вкусивши, в ту ж сойти юдоль Аида?
Иль нам уйти отсюда?.. Что ж, опять
Скитания да речь еще вдобавок,
Которой не слыхали мы: "Опять
Вы с ветками молящих... Что вам надо?
Ступайте, жизнелюбцы, вы свою
Уж доказали трусость... помогать
Вам не хотим мы больше..." Но надежды
520 На счастие, останься я одна
Живой из Гераклидов, тоже нет!
А многие в такой надежде друга
Предать не побоялись. Кто бы взял
В супруги сироту, одну на свете,
И захотел бы от меня детей?
Не лучше ль умереть, чем этот жребий,
Столь недостойный нас! Другой, пожалуй,
Он и пристал бы - не в такой рожденной
Красе, как я.
Веди ж меня туда,
Где с жизнью я прощусь... венком украсьте...
Волос моих железо пусть коснется,
Коль так велит обычай. Но врагам
530 Победы не давайте!.. Душу волей
Вам отдаю, никто не приказал,
И знайте все, что жертвою за братьев
И самое себя я умираю...
Я клад прекрасный обрела, любовь
Презревши к жизни, - славной смерти клад.
Корифей
О, что сказать мне? Гордой речи внял я
Из уст девичьих: умереть за братьев
Она горит. Кто мог бы благородней
Промолвить слово иль свершить деянье?
Иолай
Мое дитя, поистине другого
Ты не могла быть дочерью, и дух
540 Божественный Геракла вместе с кровью
В твое вселился тело!.. Я словам
Внимал твоим, гордяся, но судьбою
Твоею я смущен. И справедливей
Поступим мы, коль соберем сюда
Твоих сестер - и пусть решает жребий,
Кому идти на смерть за целый род;
Отдать тебя, судьбы не испытавши, -
То было бы неправдой, дочь моя!..
Макария
О нет, оставь, старик... Я не хочу
Быть жертвою по жребию: иль этим
Стяжала бы любовь я?.. Если ж душу
Вы примете мою и умереть
550 Дадите мне за них по вольной воле,
Без всякого насилья, - я готова...
Иолай
Еще прекрасней прежнего сказала
Ты слово, дева, - хоть и в том явила
Ты благородство полное. Дитя,
Отвагою отвагу превзошла ты
И добротою доброту. Просить
Тебя не смею я, - не смею также
И отговаривать... семью твою
Своею смертью ты спасешь, родная.
Макария
(с легким оттенком снисходительной иронии)
Благоразумен твой совет - от скверны
Уйдешь ты; смертью вольной я умру.
Но ты за мною следуй и дыханье
560 Мое последнее прими, покровом
Безжизненное тело осеняя.
Меча же не боюсь я, коль по праву
Геракла дщерью величаюсь я.
Иолай
(сломленный горем)
Нет, не могу твоей я казни видеть...
Макария
(презрительно)
Тогда проси, чтоб не в руках мужей,
По крайней мере, а в объятьях женских
Мне дали жизнь окончить, Иолай!..
Демофонт
О девушка несчастная, исполню
Твои слова я свято... стыд бы был
Твоей не скрасить смерти: так велит мне
И наш закон, и рвение твое.
570 Да, самую печальную из всех
Я видел долей женских.
(Дает приказ одному из своей свиты; тот уходит. Макария решительно
направляется к нему; он мягко продолжает)
А теперь
Будь ласкова, скажи привет последний
И братьям молодым, и старику.
Макария
(смягченная)
Прости, старик, прости! И передай
Свой ум и этим мальчикам, способный
На все дела... умней тебя зачем
Им вырастать? И попытайся жизнь им
Спасти... да, впрочем, ты и так усерден:
Мы все равно что рождены тобой;
Мы на твоих руках росли. И я,
580 Цветущая невеста, не колеблюсь
За Гераклидов умереть. А вы,
Вы, что ко мне теснитесь, дети, братья,
Да будет счастье с вами: все дары,
Которые в моей таятся жертве,
На долю вам пусть выпадут! Старик
Вот этот и Алкмена там, во храме, -
Любите их... Афинян чтите, дети...
А если вам бессмертные предел
Положат испытаньям и отчизну
Когда-нибудь вернут, - не забывайте,
Как должно вам спасительницу вашу
Могилою почтить. А должно - всех
590 Прекраснее. Сестрою малодушной
Я не была у вас - за дом родной
Я умерла. Да будет же могила
Заменой мне детей не принесенных,
Девичества закланного навек...
Коль под землею что-нибудь от нас
Земное остается... Только лучше,
Чтоб не осталось ничего... Куда ж
Деваться нам с печалями, коль мертвым
Их не дано забыть? А говорят,
Что умереть и значит - исцелиться!..
Во время речи Макарии появляются со стороны города несколько почтенных
женщин - жриц Персефоны. Они надевают ей на голову венок, обвязывают ей чело
серебряной повязкой; прислужницы снимают с нее накидку пепельного цвета,
облачают в белые складчатые ризы и украшают ожерельями и запястьями. Затем
старшая жрица, творя тихую молитву, срезает ножом прядь ее волос. Все
присутствующие соблюдают благоговейное молчание.
Иолай
О, нет тебя великодушней, нет...
И знай, пока ты дышишь и потом
Священнее тебя для нас не будет...
Прости... прости! Боюсь я оскорбить
600 Печальными словами ту богиню,
Которой ты начатки отдала.
Демофонт, Макария и жрицы удаляются, напутствуемые немыми приветами
Гераклидов и хора.
О дети! Ухожу я... горе ломит
Состав костей моих... Я упаду...
Возьмите, посадите на ступени
Алтарные бессильного; ему
Вы голову покройте, дети. Тяжким
Мне давит сердце бременем ее
Погибель. Правда, если бы то слово
Вещания презрели мы - нам всем
Пришлось бы умереть и чаша горя
Полней бы стала, - но полна и эта.
ВТОРОЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ АНТРАКТ
Хор
Строфа Нет без божественной воли блаженного мужа,
Нет и несчастных...
610 Только не вечно вздымают и боги
Тех же людей; судьба нас качает
Вверх одного, книзу другого...
В бездну она низвергает счастливца,
Нищего в выси блаженства возносит.
Жребия ты не минуешь, а он над искусством смеется.
Труд и борьба - только лишние муки...
Антистрофа Встань, Иолай: покоримся божественной воле,
620 Не отдавайся
Этим порывам отчаянья, старец;
Та, что умрет за братьев и город,
Славы свою долю приемлет.
Девичье имя в устах не угаснет.
Доблести путь пролагает страданье,