Деревенские сцены в трех действиях
Русская драма эпохи А. Н. Островского
Составление, общая редакция, вступительная статья А. И. Журавлевой
М., Издательство Московского университета
Лица:
ВЕРА НИКОЛАЕВНА ЛОНИНА
молоденькая деревенская учительница.
МИХАИЛ ВЛАДИМИРОВИЧ ДУБКОВ
мировой судья, человек средних лет.
КАТЕРИНА ВЛАДИМИРОВНА
его сестра, немолодая девушка.
АКИМЫЧ
старик, отставной солдат, сторож при школе.
БУРОВИН
отставной волостной старшина.
ТЕСОВ
волостной писарь.
ШАЛЕЕВ
член училищного совета от земства, отставной пехотный офицер, средних лет.
ЛИЗАВЕТА ПАВЛОВНА
его жена, значительно старше его.
ЛИДИЯ ПЕТРОВНА
почтенная дама.
ЖЕНИ
ее дочь, девица.
СОФЬЯ ВАСИЛЬЕВНА
вдовушка лет 30-ти, из петербургских.
1-Й ШКОЛЬНИК.
2-Й ШКОЛЬНИК.
3-Й ШКОЛЬНИК.
СЛУГА
Дубковых.
Первые два действия происходят в деревенской школе, последнее - в доме Дубкова.
Сцена - бедная комната при школе; мебель - старый стол, два-три поломанных стула и голая кровать; двери - входная и налево боковая в классную комнату; на правой стороне окно; в одном углу печка; в течение действия за сценой слышится завывание ветра, а слева шум школьников.
Акимыч - лицо суровое, в старой солдатской шинели и в валенках; при поднятии занавеса он метлой метет комнату; за сценой шумят школьники.
Акимыч (один). Загалдели!.. Полоумное стадо!.. Пороть бы вас хорошенько!.. (Слышно подражание различным животным и птицам.) Ишь ты, по-собачьи, по-кошачьи!.. Ах, вы - мразь! И чего несет их сюда: учителя нет, а все в сборе!.. Баловаться им тут на свободе, а из дома-то гонят! Вона - как ворона кричит!.. Я б вас перебрал, кабы моя воля!
Школьники приотворяют дверь и дразнят его.
1-й школьник. Пушка!
2-й школьник (строит рожи). Пушка, пушка!..
3-й школьник. Инвалидная крыса!
Акимыч (бросаясь на них с метлой). Ах вы, погань этакая! Шелудивые поросята!.. (Школьники скрываются.)
Акимыч (один). И когда это новый учитель приедет?.. Ажно стрельба в голове от них. Хуже всякой туретчины, паршивцы!.. (Метет.) Эх, житье!..
Школьники опять появляются.
1-й школьник. Пушка!
2-й школьник. Пушка!
3-й школьник. Крыса!
Акимыч (бросаясь). Постой же, погоди! Ах, вы!.. (Одного ловит за волосы; тот взвизгивает и вырывается; скрывается.)
Акимыч (один). Ах вы, щенята негодные! Всех тотчас на улицу выгоню! Мразь, дурья порода, сиволапые!.. (Шум увеличивается; он приотворяет дверь.) Вы, лапотное царство... слышь... всех передеру до одного да на улицу! Ах, вы, оголтелые, аль крышу снять хотите! Да я вас... с первого до последнего!.. (За сценой слышен приближающийся колокольчик.) Вот постой, левизор едет, али бы учитель новый, тотчас розог навяжу! Он вам пропишет! (Идет к входной двери; несколько голов высовывается из-за двери.)
Лонина и Дубков одеты по-дорожному; у Лениной в руках узел.
Лонина (входя со смехом). Однако, хорошо: я и не знаю, кого я должна благодарить... Кто вы? (Кладет узел на кровать.)
Дубков. Я - мировой судья здешнего уезда, Дубков!
Лонина (протягивая руку). Вы меня просто спасли: я не знаю, как бы я нашла лошадь там, на железной дороге, и добралась сюда; эти пять верст ужасны!.. (Отряхивает одежду.)
Дубков (отряхивая фуражку). Да, погодка!.. И дороги здесь почти нет. Я очень жалею, что мы познакомились уже в конце путешествия... я ведь тоже из Москвы, ездил по делу.
Лонина. И интересно: мы почти промолчали все пять верст.
Дубков. Помилуйте, какой тут разговор, когда тебе так и хлещет в лицо! Разгулялась осень!
Лонина (смеется). Я вся-то мокрая! (Сбрасывает платок с головы; к Акимычу.) Здравствуйте! Я назначена учительницей сюда.
Акимыч (вытягиваясь). Слушаю-с!
Дубков молча осматривает комнату.
Лонина. А вы сторож здесь?
Акимыч. Так точно.
Лонина (снимает пальто). Голубчик, пожалуйста, стряхните пальто,- оно мокро: на дворе и снег, и дождь... да повесьте его там где-нибудь.
Акимыч (берет пальто). Слушаю! (Уходит.)
Лонина (остается с большим платком на плечах; с улыбкой). Какой суровый страж!
Дубков. Как видно, из военных.
Лонина. Мой сослуживец и собеседник! (Садится на кровать и кутается в платок.) Садитесь же, прошу без церемонии!
Дубков (садится на стул). Разве на минуту - и в путь. Мне еще до дома верст десять, а там ждут дела. Вы, кажется, озябли?
Лонина (вздрагивает). Немножко!
Дубков (оглядываясь). Да и здесь в комнате холодно, и как мрачно, какое разрушение вокруг.
Лонина. А знаете, я ничего не вижу и не замечаю; я помню только, что я, наконец, в моей любезной школе, и как я рада! Меня ждет дело, дело великое! Ах, сумею ли?
Дубков. Скажите лучше: сможете ли, достанет ли сил на борьбу!
Лонина. С чем борьба?
Дубков. С окружающим невежеством, с нищетой этой обстановки, с лишениями этой жизни.
Лонина. О, этого я не боюсь! Перенесу все тягости, забуду все за делом, лишь бы мне им овладеть и увидеть результат. Вспомните, Майкова* (декламирует):
По печатному читает
Мужикам дитя.
Мужички в глубокой думе
Слушают, молчат.
Даже с печки не слезавший
Много-много лет,
Свесил голову и смотрит,
Хоть не слышит, дед.
И пришлося ей, младенцу,
Старикам прочесть
Про желанную свободу
Дорогую весть!
Вот он, результат! Есть ли дело, есть ли труд, скажите мне, выше, лучше этого, благодатней! Для него все можно перенести и претерпеть! Э, мелочи, пустяки жизни - это...
Дубков. Какая вы идеалистка!
Лонина. Почему?
Дубков. Так горячо верите, так искренно любите! И ни страха, ни сомненья!
Лонина. Верю, люблю и всю отдам себя!
Дубков. Вы мне очень нравитесь: что-то молодое, светлое, смелое вижу я в вас! Но все-таки боюсь я за вас!
Лонина. А что?
Дубков. Не сломали бы вас эти мелочи-то, как вы их называете, и пустяки жизни!
Лонина. Нет, нет! Я ведь неизбалованная и готовилась к этому, думала давно.
Дубков. Желаю вам успеха от души, искренно, дружески! Да, дело большое, труд великий! Вы в Москве учились?
Лонина. Да, я там готовилась на педагогических курсах.
Дубков. Есть у вас там родные?
Лонина. Старушка-мать есть, сестра меньшая, она еще учится в гимназии. Как они, бедные мои, плакали, провожая меня сюда, как на тот свет!.. Ха-ха-ха! Особенно мать: "Куда ты, Верочка, говорит,- едешь в такую глушь, там кроме волков да медведей никого нет!.." А что же, в городе, в столице, что ли, толкаться да прозябать? Нет, вот здесь-то, в глуши, и нужны люди; здесь-то и можно принести действительную пользу!
Дубков. Идеалистка, идеалистка!
Лонина. Ну, а вы, что вы? Вы, верно, человек такой положительный: мечтать, увлекаться, любить горячо вы не можете?
Дубков. Не совсем так: когда-то и я был - о, о!- горячая голова: верил слепо, любил беззаветно, отдавался весь!.. А теперь-с,- да, угомонился несколько, стал тише и подчас больше слушаюсь голоса рассудка, чем отдаюсь горячим мечтам.
Лонина. Нет, не желаю я сделаться какой-то другой когда-нибудь и потерять веру! Не хочу и мириться с этой вашей обыденщиной противной! (Встает.)
Дубков (встает). Желаю, желаю всего лучшего! (Протягивая руку.) А пока до свиданья! Если позволите, я буду вас иногда навещать...
Лонина. Я буду рада! Поговорим, поспорим...
Дубков. Надеюсь даже, что когда-нибудь и вы у меня в деревне побываете; я живу не один, а с сестрой; оба мы с ней холостяки и бобыли!
Лонина. Хорошо, когда-нибудь.
Дубков. А еще вот что: если так случится, что вам станет уж очень тяжело здесь, то, пожалуйста, скажите мне, без гордыни, откровенно! (Слышен шум школьников.)
Лонина. Нет, нет; этого не случится! Если бы вы знали, как я люблю их (указывая налево). Слышите, они уже собрались и шумят, мои друзья! С ними всегда мне будет хорошо и легко!..
Дубков (уходя). Прощайте, хорошая идеалистка!
Лонина. Прощайте, положительный человек!
Лонина (одна; ходит, вздрагивает и кутается в платок). А как в самом деле холодно здесь!.. Хо-о-о!.. (Пробует печку.) Как лед! Отчего они не топят?.. (За сценой слышно завыванье ветра.) А ветер как воет! (Поднимает руку.) И здесь он так и ходит: где-нибудь здесь худо... (Смеется.) Даже смешно: я как в лагере военные! Холодно и смешно! (Слышен шум и голоса школьников.) Собрались, шумят, какие звонкие голоса!.. Они ждут меня, я должна сказать им первое слово!.. Голова горит, сердце бьется, робость и радость! (Простирая руки вверх.) Господи, помоги мне! Иду!.. (Идет; в дверях.) Здравствуйте, мои друзья! (Уходит; голоса разом затихают.)
Акимыч с вязанкой хворосту и несколькими лучинками в руках.
Акимыч (бросает вязанку около печки; один). Идолы, право, идолы!.. Дров не добьешься! (Кладет хворост в печку.) Хворостиной топи, да еще сырье!.. Как же, натопишь ею! А щелей так и счету нет: ветер словно в поле! Э-эх, житье!.. (Засовывая большую хворостину.) Ну, полезай, что ль! Ишь тебя расперло!.. (Зажигает лучину и подтапливает.) На, вон, не берется, не горит, чад один! (Плюнувши, встает.) Не буду топить, ну ее!.. Замерзать, так замерзать! Пусть как знает теперьча сама учительница! (Отворив дверь в класс.) Ваше благородие, а ваше благородие!..
Лонина (со смехом). Это вы меня зовете?
Акимыч. Так точно.
Лонина. Да какое ж я "благородие"?
Акимыч. А как же вас звать? Известно,- барышня вы там, аль что, а только мы должны сказать: ваше благородие!
Лонина. Ха-ха-ха... я не "благородие" и не барышня, а просто зовут меня Верой Николаевной.
Акимыч. Эттого мы не могим знать, хучь и барышня, а на офицерском положении, и выходит значит: "ваше благородие!.." Мы должны...
Лонина. Ну, хорошо, хорошо, буду "ваше благородие", положим, так! Что вы меня звали?
Акимыч. А вот, ваше благородие, насчет, то есть, топки!
Лонина. Ах, топите, пожалуйста, я замерзаю!
Акимыч. Чем же приказание будет топить, то есть теперьча?
Лонина. Дровами, конечно! Что вы!
Акимыч. Гм! знаем это, что дровами, а коли их нет, какой тогда приказ будет?
Лонина. Ах, ну взять, привезти, как там... откуда, я не знаю!
Акимыч. И мы не могим знать, на то есть начальство!
Лонина. Какое начальство?
Акимыч. Обчество, значит, староста есть тоже, а то старшина, а то члены разные!
Лонина. Ну, вот им и скажите, возьмите...
Акимыч. Не наше это дело, ваше благородие, а начальство должно...
Лонина. Какое еще начальство?
Акимыч. А на это, смеем так доложить вашему благородию, что это должны, значит, вы сказать им и распоряжение сделать...
Лонина. Ах, скажите вы сами, ну, от меня скажите... распорядитесь там, только, ради бога, топите скорей,- холод страшный! (Слышен шум школьников; убегая.) Мне некогда!
Акимыч (один со вздохом). Эх, ваше благородие, мелко, видно, вы еще плаваете, на свете мало пожили и народа еще тутошнего не знаете! Ишь ты, прытко как: скажи, распорядись! Нет, еще не так померзнешь!.. Эхе-хе! А пойду, завернусь в свой кожух, да и буду целый день лежать!.. (Идет, махнувши рукой.) Как знают. (В дверях сталкивается с Буровиным.)
Буровин в синем кафтане, слегка выпивши.
Буровин. Что выпучил глаз, аль не видишь, кто?
Акимыч (грубо). Знаем, видали.
Буровин (передразнивая). "Знаем, видали!" Дурак!.. Других слов-то нет у тебя? Как должон начальство встречать?
Акимыч. У нас было начальство, а теперьчи мы в отставке, из-за хлеба проживаем!
Буровин. Осина! Мало тебя учили там!
Акимыч. Ничего, слава богу, ученья довольно, других бы еще поучили теперьча!
Буровин. Ах ты, инвалидная крыса!
Акимыч. Еще в инвалиде-то никогда не состояли, а по антилерии*, не бойсь,- вот что!..
Буровин. Пушку тобой затыкали там!
Акимыч. Ну, да "затыкали"! (Идет к двери.) Знаешь ты много, что из лаптей-то только в сапоги влез!
Буровин. Стой, погоди!
Акимыч (останавливаясь). Что стоять-то, ругательство слушать!..
Буровин. Пошел - позови учительшу новую... Где она? Должон я ее видеть...
Акимыч. Это зачем еще?
Буровин. Не твоего это разума дело, зачем... Позвать!..
Акимыч (уходя налево). Левизор тоже явился!..
Буровин (один). Ах, ты гниль!.. (Садится, пыхтит и икает, поглаживая бороду и оглядывая все кругом.)
Лонина. Что вам угодно?
Буровин. Не знаете, кто я?
Лонина. Не знаю.
Буровин (встает). Волостной старшина, значит, начальник всей волости буду!.. То есть оно хотя мы в настоящее время и в увольнении находимся, но, однако, сила и власть при нас состоит и завсегда мы - первые люди в волости!..
Лонина. Вам что же от меня нужно?
Буровин (садится). А желательно нам экзамен этот вам сделать!
Лонина (удивленно). Какой экзамен?..
Буровин. А вот будет по пунктам произведено.
Лонина. Пункты! Какие пункты?
Буровин. Спервоначала, из каких вы будете?
Лонина. Как из каких?
Буровин. Ну, то есть из духовных или разночинцев происходите?
Лонина. Я дочь отставного офицера морской службы.
Буровин. Ага, стало быть, из военных, что по морю!.. Так. Ну во-вторых: какой веры?
Лонина. Гм! такой же, как и вы, как и все.
Буровин. Тверды ли в уповании?
Лонина. Гм!.. Как это?
Буровин. Есть ли, то есть надежда, что все мы помереть должны?
Лонина. Ха-ха-ха! Конечно: я знаю, что умрем все когда-нибудь.
Буровин. Смеяться тут нечего, не шутка это!.. И не "когда-нибудь", а должны памятовать ежечасно это! Теперь в-третьих будет: заблуждениев нет ли каких?
Лонина. Какие заблуждения? Я вас не понимаю.
Буровин. Неуважение к начальству там, али фордыбачить как-нибудь!..
Лонина. Ничего я не знаю; знаю я только, что вот дана мне школа, я должна трудиться и приносить пользу!..
Буровин. А как будете учить, то есть внушение это, к примеру, делать?
Лонина. По звуковому методу!
Буровин. Какой там... метот... А с голоса зачинать прямо?
Лонина (с улыбкой). Так и будет.
Буровин. Нет, не так, а вот я поучу как: прямо петь хором, сперва духовное, а там и песни разные, а дальше уж разборка азам пойдет по разрядам!..
Лонина. Ха-ха-ха!.. Простите, но я удержаться не могу, вы так смешно говорите!..
Буровин. А-а-а... смешно!.. Вот оно что!.. Вот как вы перед начальством-то отвечаете!.. (Встает.) Как же это вы смеете так?
Лонина. Ха-ха-ха!.. Извините, на вас просто мертвый расхохочется!..
Буровин. Ловко! Вот так ответ! Гм... видим мы теперь, что вы за птица! Н-да! Нет, мы вас живо выведем на чистую воду, нас, брат, не проведешь, сразу можем видеть человека и постигать, потому пронзительность имеем! Н-да!.. А ты бы вот как по-настоящему встречу сделала: ответ должна давать с почтением, а не "хи-хи", акромя того, коли к тебе такие люди зашли, окажи всякое уважение, на стол что-нибудь поставь, чтоб не пустой он был!
Лонина. Это еще что на стол?
Буровин. Не знаешь? В графине что ставят? И закуску при этом! Если б ты путная-то была! Нам угощенья твоего не нужно, а, значит, честь отдай!
Лонина. Ха-ха-ха!.. Ну, этого у меня не будет!
Буровин. Не будет! Так и мы с тобой будем!
Лонина. Послушайте, а вот нет ли у вас дров? Не можете ли вы распорядиться, чтобы было чем топить школу, я замерзаю и дети зябнут.
Буровин. Дров? Это не наша часть: мы свыше наблюдаем и смотрим за всем, и судим! А дрова... на то есть сельское общество!
Лонина. Так прощайте! Я занята, у меня класс! (Идет.)
Буровин (за ней). Глянем и мы, да поучим вас!
Лонина (останавливаясь). Нет, я вас в класс хозяйничать не пущу!
Буровин (подпирая бока). Как? Меня? Начальство? Почему и отчего? Какая причина?
Лонина. Вы не педагог!
Буровин. Ого, какое слово! Слово довольно подозрительное! И ежели это слово, я так думаю, под суд отдать,- о-о-о! - тут твоего и запаха не останется. А знаешь куда? Туда, в даль...
Лонина (уходя). Ну, уходите, вы мне надоели!
Буровин (один). Нет, не уйду, брат, а дознаюсь, доподлинно дознаюсь, какое-такое поучение от тебя будет! (Идет вслед; отворяя двери.) Ребята! Знаете, кто я? (Уходит; раздается гвалт школьников.)
Лонина (пробегая через сцену). Сторож, сторож!
Те же и Акимыч появляется в дверях.
Лонина. Слушайте, уведите его, пожалуйста! Безобразничает там!
Акимыч. Да как его уведешь?
Лонина. Возьмите просто под руки!
Акимыч. Ишь, буйвол какой! С ним не сладишь! (Выходя.) Постой, я его по-военному!
Ленина (одна). Что ж это такое? Это ужасно, здесь убьют!
Акимыч тащит под руку Буровина.
Буровин (упираясь). Как? Меня? Начальство? Заговор! Мятеж!
Акимыч (подталкивая). Ступай, ступай! Сидел бы уж там, в своем месте, под вывеской, а то лезет! (Выталкивает за дверь.)
Буровин (за дверями). Караул, караул! Грабят!
Акимыч. Ори там, разевай глотку!
Лонина. Зачем вы его пустили?
Акимыч. Кто его пускал! Сам ворвался!
Лонина (закутываясь). Ах, как холодно!
Шалеев одет франтом, в теплом пальто; он беспрестанно шаркает и крутит усы.
Шалеев (влетая). Pardonnez. pardonnez, mademoiselle! Я, как медведь, вломился!.. (Снимает пальто; к Акимычу.) Возьмите... (Акимыч берет и уносит.) Имею честь кланяться!.. Земский член училищного совета, Шалеев!.. Мне вверено охранять, заботиться о вас!.. Прошу быть знакомой, и без церемонии!..
Лонина. Я очень рада.
Шалеев. Ах, вас, кажется, сейчас обеспокоил этот... негодяй, этот пьяница?.. Как он смел войти сюда?
Лонина. Да, он начал шуметь здесь.
Шалеев. Ах, pardonnez, я приму меры, приму меры, я его арестую, и впредь чтобы его нога здесь не была!.. Pardonnez!.. Моя усадьба ведь всего в полверсте отсюда, пройти лишь рощу,- мы будем запросто, надеюсь: я, моя жена, наш дом - все к вашим услугам!.. У нас есть рояль, книги, бывают соседи, я прошу вас войти в наш кружок!..
Лонина (садится). Благодарю вас! Садитесь.
Шалеев. Merci, merci! (Садится, оглядываясь кругом.) Фи, как здесь мрачно!
Лонина. А, главное, смертельно холодно, и дров нет, топить нечем, а ветер так и ходит; дом, вероятно, худ!
Шалеев. Ах, pardonnez, pardonnez, все это мы сделаем, все устроим!.. Я приму меры!.. Это невообразимо - вы... вы mademoiselle - и посреди такой обстановки! Бог мой! До сих пор здесь был учителем какой-то индивид: немыт, нечесан, чем-то скверно пахнет от него, я его избегал, признаюсь, боялся... Мрачность страшная!.. Но вы... вы... я готов все сделать, я буду писать, буду хлопотать,- наше земство так сочувствует! И я-с, имею честь заявить, я - прогрессист в душе, я так принимаю близко к сердцу дело народного просвещения, это одна из дорогих мне идей нашего времени! Приказывайте, требуйте,- я весь к вашим услугам.
Лонина. Вот дров бы скорей. (Встает.)
Шалаев (вскакивая). Ах, дрова, дрова!.. Pardonnez!.. Дрова сегодня же будут, я немедля сделаю распоряжение!..
Лонина. Не хотите ли взглянуть на класс?
Шалеев. Ах, если позволите, очень, очень приятно!
Шалеев (следуя за ней). Вхожу с благоговением в вашу аудиторию... (Уходит.)
Лизавета Павловна, Акимыч и потом Шалеев.
Лизавета Павловна - некрасивая дама, с злым выражением лица, одета пестро и безвкусно; прическа какая-то странная, волосы всклокочены; постоянно жестикулирует.
Лизавета Павловна (влетая). Где мой муж?.. Он здесь?
Акимыч (входя за ней). Оны издесь... (Указывая.) Там, у класи.
Лизавета Павловна. Зачем он явился сюда?
Акимыч. Не могим знать.
Лизавета Павловна. Позови его скорей.
Лизавета Павловна (одна). Что-то новое, любовь к просвещению!.. До сих пор он и не заглядывал сюда!
Шалеев (несколько смущенный). Что тебе угодно, душка? Ах, какая дурная погода, а ты выходишь из дому: можно простудиться!..
Лизавета Павловна. Не беспокойтесь, не беспокойтесь! Зачем это вы явились сюда? Интересно!..
Шалеев. Помилуй, как же, я... член, член училищного совета, я должен наблюдать, заботиться!.. На мне лежит важная обязанность - школа, просвещение!..
Лизавета Павловна. Первый раз слышу, что вы какой-то там член!..
Шалеев. Я недавно выбран, милка! Это так важно - народное просвещение!..
Лизавета Павловна. А сколько жалованья вы будете за это получать?
Шалеев. Жалованье? Жалованья никакого; это почетная, почетная, должность; служить делу просвещения - такое высокое назначение!..
Лизавета Павловна. Хороша должность - без жалованья!.. Уж верно вы на хорошем счету: хуже ничего для вас не нашли; это просто на смех вас назначили каким-то там членом!
Шалеев. Ах, душка, помилуй!
Лизавета Павловна. Или вы просто врете,- я узнаю-с, я все узнаю, я нарочно съезжу к предводителю!*
Шалеев. Милка, что ты!..
Лизавета Павловна. Да-с, да! И откуда взялось у вас это просвещение? До сих пор лошади, собаки - вот было ваше дело, а теперь вдруг просвещение это... Какой просветитель!
Шалеев. Нет, душка, я всегда, всегда сочувствовал, но ты пойми...
Лизавета Павловна. Я знаю только, что вы и носа сюда никогда не показывали!
Шалеев. Пойми, здесь был такой учитель, так было не представительно, а теперь... теперь новая учительница, она очень образованная!
Лизавета Павловна (идет к двери). Позвольте-ка взглянуть, что это такое новое! (Заглядывает в дверь; Шалеев ходит в смущении.)
Лизавета Павловна (отходя). Ах, теперь поняла, очень хорошо поняла, почему вы вдруг заговорили о просвещении и явились сюда!
Шалеев. Нет, милка!
Лизавета Павловна. Да, она очень представительна!
Шалеев. Душка, ты думаешь что-то другое!
Лизавета Павловна. Я думаю то, что есть на деле, что я вижу! Как же, вы сейчас готовы увлечься: какая-нибудь девчонка, с румянцем, с талией, одним словом - восемнадцать лет, и вы готовы на все, вы приходите в безумие! Уж растаял,- вижу!
Шалеев. Совсем не то, душка, здесь просвещение, а ты...
Лизавета Павловна. Знайте, что вам не позволят увлекаться этим вашим просвещением; вы должны помнить, что вы муж и отец! Слышите!
Шалеев. Милка, но ведь невозможно, согласись: я избран, я должен, я обязан перед земством! И такое высокое назначение!
Лизавета Павловна. Я ничего не хочу знать!
Лонина молча кланяется; Лизавета Павловна едва отвечает; Шалеев ходит.
Лизавета Павловна. Вы назначены сюда учительницей?
Лонина. Да.
Лизавета Павловна. Где вы сами-то учились?
Лонина. В Москве была на педагогических курсах.
Лизавета Павловна. Удивляюсь! Кто это там назначает таких учителями!.. Я думаю, у вас в голове-то еще романы, а вовсе не занятие с мальчишками.
Лонина. Вы ошибаетесь.
Шалеев. Душка!.. Что ты, помилуй!.. Мы так довольны, так ждали!..
Лизавета Павловна. Молчите! С вами не говорят... Я знаю, знаю, что вы-то ждали таких и очень довольны!
Шалеев. Я... я, милка... ты...
Лизавета Павловна (не слушая его, к Лониной). Лучше бы вы сделали, если бы вместо вашего просвещения женишка поискали себе; вы такая интересная: вы можете быть бесприданницей.
Лонина (с улыбкой). Благодарю вас за совет.
Шалеев. Душка, душка!
Лизавета Павловна. А еще посоветую вам поменьше слушать (указывает на мужа) этого господина: он вам распишет... язык без костей; но ему вовсе не до вас и не до вашего просвещения: он должен помнить, что он - муж и отец. Пойдемте-с!
Шалеев. Но мне нужно, душка...
Лизавета Павловна. Ничего вам не нужно. Ваше место не здесь. Идите, говорю вам. (К Лониной.) Прощайте-с! (Уходит.)
Шалеев (расшаркиваясь). Pardonnez, pardonnez, mademoiselle... Моя жена - нервная очень женщина, она такая раздражительная... она, знаете, бывает странна. Но мы скоро увидимся... я все устрою, я распоряжусь...
Лизавета Павловна (за дверью). Иван Антоныч, я вас жду-с!
Шалеев (жмет руку Лониной). Au revoir, au revoir, mademoiselle. Мы скоро увидимся. (Уходит.)
Лонина (одна смеется). Вот чета! Что за странные люди! Она, кажется, его ревнует.
Акимыч держит в одной руке большой белый чайник и чашку, в другой - медный чайник.
Акимыч (ставя все на стол). Приказывали, ваше благородие, насчет чаю; самовара у нас не заводилось, а в чайник вот достал кипятку у соседа.
Лонина. Благодарю вас, голубчик! (Развязывает узел, вынимает и всыпает чай.) Напьемся мы с вами чаю, авось согреемся; вы хотите чаю?
Акимыч. Нет-с, не потребляем, ваше благородие, отродясь.
Лонина. Может быть, вам на что-нибудь деньги нужны? Я дам, немножко-то у меня есть. (Вынимает кошелек.)
Акимыч. Благодарим покорно, ваше благородие!
Лонина (дает несколько мелочи). Возьмите, пожалуйста, это вам для моего приезда.
Акимыч (берет). Много лет здравствовать, ваше благородие!
Лонина. Благодарю вас. Ах, какая досада! Эти разные посетители не дали мне хорошенько познакомиться с учениками; отпустила я их так. (Садится и пьет чай.) А славные есть детки.
Акимыч. Больно озорны, ваше благородие, прут нужен. Прикажите, я заготовлю.
Лонина (смеется). Нет, уж мы обойдемся без этого. Они, должно быть, без дела вас тревожили здесь?
Акимыч. Да хуже, ваше благородие, всякой туретчины, вот чистые тебе оголтелые. Нет, без прута никак невозможно.
Лонина. Вот возьмутся за дело - посмотрите, какие станут. А с вами мы будем жить в ладу, будем друзьями. Вот холодно-то у нас очень, голубчик!
Акимыч. Да второй день, мол, не топлено, ваше благородие. Хворостина не горит. А коли что, сегодня уж так посидим, а на завтра я за забор возьмусь; пусть тогда судят,- не замерзать стать!
Лонина. Ха-ха-ха! Берите там, что попадется, и топите, авось тогда скорей дров нам дадут.
Акимыч. Да вот пойду тотчас, попробую тронуть забор.
Лонина. Отлично.
Акимыч (уходя). Истуканы! Вот народ-то, совсем Азия! Дров не допросишься!
Лонина (одна, встает; за сценой ветер). Первый раз в жизни я так - одна. Жутко. (Ходит, смотрит в окно.) Какая тьма! Тучи, буря, ничего живого не видно... А в Москве светло теперь, фонари везде, люди ходят, ездят... И у нас дома тепло, светло в нашей маленькой комнатке, уютно так... Мать, верно, гадает сидит, что ее Верочка теперь? Оля, сестра, около нее сидит за уроком; Акулина чулок вяжет и дремлет,- смешная! Милые мои, как я люблю вас и как хорошо у вас! А я одна, одна... и холодно мне, и скучно мне... (Слезы; быстро отирает.) Ну, вот и дрянь, барышня, кислятина! Нюни распустила! Слышите - чтоб этого не было! (Берет из узла несколько книг, бумагу и карандаш.) Забуду все, стану думать о завтрашнем уроке. (Садится к столу.) Составлю план. (Задумывается.) Какой рассказ им взять лучше?
За сценой под окном слышны звуки гитары и мужской голос напевает: "Под вечер осенью ненастной в пустынных дева шла местах и тайный плод любви несчастной держала в трепетных руках".
Лонина (прислушивается и встает). Что за серенада? Кто это?
Он в пестром потертом пиджаке, и в цветном галстуке, с гитарой в руках.
Тесов (приотворяя дверь). Дозвольте войти-с... на минутку
Лонина. Входите!
Тесов (шаркая). Извините-с, может быть, беспокойство сделал-с.
Лонина. Да что вам нужно и кто вы?
Тесов. А я-с... мы... я письмоводитель здешней волости... и единственно только потому, чтобы засвидетельствовать вам свое наиглубочайшее-с. Будьте знакомы-с, барышня... Мы тоже из ученых-с и здесь погибаем во мраке...
Лонина (садится). Вы слишком поздно пришли: я устала.
Тесов. Нет-с, будьте покойны. Я даже утром намерение имел-с, но занятие, знаете. И только вот теперь-с мог, в прохладе вечерней, на свободе-с. (Садится.) Вы, верно, барышня, скучаете-с?
Лонина. Нисколько.
Тесов. Это не может быть-с. При вашей образованности и в такой стране: цивилизации здесь никакой-с, одни звери вокруг, даже никакой имансипации не знают. Вы, сделайте одолжение, не стесняйтесь-с, поговорите с нами-с. Мы можем об чем угодно даже продолжать, потому понятие у нас есть-с. И можем всякое развлечение доставить.
Лонина. Говорю вам, что я устала и ничего не хочу теперь, кроме отдыха.
Тесов. Ах, в таком случае, извините-с! (Встает.) Дозвольте ваши книжечки посмотреть?
Лонина (зевает). Смотрите
Тесов (рассматривает). "Арифметика" - во-первых! "Грамматика" - во-вторых! "Руководство для ведения сельской школы" - в-третьих!.. Скучные все книги-с!.. Нет, вот у меня есть, так уж можно сказать, наслаждение: "Черная женщина", а то - "Алексис, или домик в лесу", а то-с - "Молодой дикой, или пагубное стремление первых страстей!" Такие книги - как взялся, целую ночь не оторвешься!.. Не угодно ли будет вам почитать-с, я принесу? (Садится.)