Соллогуб Владимир Александрович - Чиновник

  

  

   Русская драма эпохи А. Н. Островского

   Составление, общая редакция, вступительная статья А. И. Журавлевой

   М., Издательство Московского университета

   OCR Бычков М. Н.

  

   Действующие лица

  

   ГРАФИНЯ

   богатая вдова.

   МИСХОРИН.

   НАДИМОВ.

   СТРЕЛЬСКИЙ

   отставной полковник.

   ДРОБИНКИН

   сосед графини.

   СЛУГА.

  

  

  

   Стрельский. Извините, графиня, в передней никого не было; я вошел без доклада.

   Графиня. Ах, это вы, полковник! Какой вы милый, бесподобный человек!

   Стрельский. Ну, слава богу! Насилу догадались.

   Графиня. Что, вы думаете, я делаю в настоящую минуту?

   Стрельский. В настоящую минуту?- кокетничаете.

   Графиня. Это я всегда делаю,- нет, чем занималась я, особенно теперь?

   Стрельский. Собою, вероятно,- чем же лучше?

   Графиня. Так нет же, ошибаетесь.

   Стрельский. А! знаю теперь. Соседом вашим, несносным этим Мисхориным.

   Графиня. Совсем нет; отгадывайте лучше.

   Стрельский (со вздохом). Помилуйте, в мои лета, кажется, отгадывать нечего; мне даже следует быть бестолковым.

   Графиня. Этого никогда не следует. Ну, так слушайте, я скажу вам: я занималась...

   Стрельский. Ну-с...

   Графиня. Вами.

   Стрельский. Мною!.. Ах!.. Графиня, вот слово, за которое я бы дорого дал двадцать пять лет тому назад.

   Графиня. Да перестаньте хвастать своими годами: вы совсем не так стары; вы даже моложе, право, многих наших молодых людей.

   Стрельский. Графиня, вы меня пугаете; видно, вы имеете во мне большую надобность.

   Графиня. А что?

   Стрельский. Да вы так стараетесь меня задобрить; я хоть и стар, несмотря на все ваши утешения, а еще помню, чему учили меня в детстве.

   Графиня. Чему же, например?..

   Стрельский. А например, хоть вечно верной и старой, в моем роде, басне "Ворона и Лисица": "Вороне где-то бог послал кусочек сыру..." Как бишь дальше?

   Графиня (перебивая). А, так вы неблагодарный! вы не верите друзьям своим! (Встает.) Что я писала к вам, вот вам доказательство - прочитайте адрес.

   Стрельский. Так позвольте же...

   Графиня. А помните ли вы другую басню? и тоже про лисицу,- вы, кажется, лисиц любите?

   Стрельский. Какую же это?

   Графиня. "Лисица и Виноград"? (Рвет записку.) "Хоть видит око, да зуб неймет"!

   Стрельский (холодно). Как вам угодно.

   Графиня. Послушайте, баснями мы поменялись; теперь я буду говорить серьезно. Не сердитесь; я всегда слышала, что писать записки большая неосторожность; в особенности к людям таким опасным, как вы.

   Стрельский. Ну, графиня, положим, что сыр-то я уронил; говорите настоящее дело.

   Графиня, Слушайте, у меня есть сосед...

   Стрельский. Мисхорин? Знаю, слишком хорошо знаю.

   Графиня. Ничего вы не знаете. У меня есть сосед Дробяшкин, Дробинов...

   Стрельский. Дробинкин.

   Графиня (смеясь). Да, да; можно же называться Дробинкиным! Бывают же такие люди. Вот видите, этот господин Дробинкин должен быть очень сердитый человек.

   Стрельский. Я об нем слышал... сутяга.

   Графиня. Что это за слово такое? сутяга?

   Стрельский. Ябедник.

   Графиня. Очень вам благодарна за объяснение. А что такое ябедник?

   Стрельский. Крючок!.. (Графиня отворачивается с нетерпением.) Виноват! Ну, как бы вам растолковать?.. Знаете!.. Этакой человек, который всегда ищет процессов...

   Графиня. Вот, вот... в том-то и дело! Представьте себе, у него есть мельница... нет, не так... у меня есть мельница, и он потопляет мои луга; нет, кажется, я у него потопляю луга; - а на лугах у него что-то растет, или что-то построено. Наверно я не знаю.

   Стрельский. Графиня! Ей-богу, пора вам выйти замуж!

   Графиня. А что?

   Стрельский. Да если вы так же хорошо управляете имением, как о нем рассказываете, то несмотря на все ваше богатство...

   Графиня. Ошибаетесь; я очень хорошая хозяйка. Вчера была даже на сенокосе... вот и букет привезла с собой. Однако не мешайте же, с вами невозможно говорить о серьезных делах. Видите, этот господин Дробинкин (смеется) подал на меня прошение в уголовную палату.

   Стрельский. Как, за мельницу? Разве тут уголовное преступление?

   Графиня. Ах, какой вы несносный! Ну, не в палату, так в суд какой-то; к губернатору, кажется... наверно не знаю. Дело вот в чем: мне пишут из города, что сегодня приедет ко мне чиновник, для этого... как бишь это называется... для следствия, кажется...

   Стрельский. Ну, так что же?

   Графиня. Как что же? Понимаете ли: чи...нов...ник! Что стану я говорить с чиновником?.. Я к таким людям не привыкла. В деревне я в первый раз; поверите ли - я просто боюсь.

   Стрельский. Да. Уж верно сюда пришлют какого-нибудь доку,- канцелярскую крысу.

   Графиня. Какие у вас всегда мудреные выражения!.. Но я вас спрашиваю, что стану говорить я с чиновником? Не может же он обедать со мной!.. Да их, я слышала, надо угащивать, дарить даже. Для этого есть какое-то слово... не правда ли... Нет, как хотите, у меня язык не повернется, я не сумею. И потом у этого чиновника фигура, я воображаю, какая должна быть, и манеры... Нет, знаете, полковник, если вы мне не поможете, я просто умру от смеха и от страха.

   Стрельский. На что же я вам могу пригодиться?

   Графиня. Полковник, вы такой милый... управляющий мой уехал... Я одна здесь... Вы мне не откажете?

   Стрельский. А! Начинаю понимать!

   Графиня. Вы меня избавите от этого страшного чиновника: примите его вместо меня, объяснитесь с ним. Вообразите себе, что вы здесь совершенный хозяин.

   Стрельский. Это жестокая шутка, графиня. Быть в вашем доме хозяином - где нашему брату, старику, и подумать о таком блаженстве! Правда, женщины так оригинальны... да, нет... невозможно. Знаете, я целое утро смотрелся в зеркало: просто дрянь,- совершенный инвалид! сердце еще молодо... да сердца не покажешь, не видать, а на лице морщины, на голове седые волосы! Товар в лавке еще хорош, да вывеска никуда не годится. Скажите мне, графиня, влюбленный старик очень смешон?

   Графиня. О ком вы говорите?

   Стрельский. Да хоть о себе.

   Графиня. Во-первых, вы не старик; а во-вторых, вы не влюблены.

   Стрельский. Как!.. Я в вас не влюблен!..

   Графиня. Нет, нет... вы меня слишком для того любите. Вы не захотите огорчить меня. Вы мой старинный, постоянный друг. Мы всегда останемся друзьями, не правда ли, даже...

   Стрельский. Даже, если вы выйдете замуж.

   Графиня. Даже, если я выйду замуж.

   Стрельский. Так оно правда?

   Графиня. Что?

   Стрельский. То, что говорят в целой губернии,- что этот шалун Мисхорин жених ваш.

   Графиня. Вот вы уж сердитесь. Будьте спокойны; когда я решусь выйти замуж за Мисхорина, вы первый о том узнаете.

   Стрельский. Благодарю за лестное предпочтение. Хотел бы я знать, чем обворожил вас этот человек. Во-первых, он вовсе не так молод...

   Графиня. Молодость - достоинство, которому вы одни только постоянно завидуете; я не дорожу им; но если бы вы знали, как он искренне меня любит!

   Стрельский. Кто?

   Графиня. Мисхорин!

   Стрельский. Большая заслуга!.. Еще бы вас-то не любить! И к тому ж, разве женщин любовью удивишь! Для них любовь, что для нашего брата, военного человека, война. Тоже, чай, экспедициями считают. Вы вчера родились, кажется, графиня, а шевронов своих, я думаю, не перечтете.* Да не в том дело, что вы внушаете, а в том, что сами чувствуете. Скажите мне откровенно, сами-то, сами любите вы его?

   Графиня. Кого?

   Стрельский. Да этого Мисхорина.

   Графиня. Полковник! Я вас просила быть у меня хозяином, а не опекуном.

   Стрельский. Да, может быть, господину Мисхорину будет неприятно, что я вмешиваюсь в ваши дела. Прикажете, чтоб я ему докладывал?..

   Графиня. Я бы сама сумела просить его, но я обратилась к вам оттого, что вас я давно люблю, а его еще, может быть, буду любить... со временем. К тому же все говорят, что он немного ветрен, а вы известный, солидный, деловой человек. И если вам сказать всю правду... с ним мне как-то неловко, а с вами я как... как с братом.

   Стрельский. Говорите уж лучше - как с отцом. Болван, я, болван! когда же решусь я состариться! Приказание ваше будет исполнено, графиня... Я избавлю вас от чиновника... и от себя. Господину Мисхорину мы мешать не будем: да вот и он сам, кстати; раненько пожаловал! (В сторону.) Так и есть: всё между ними решено. Дело ясное.

  

  

   Мисхорин. Ну, что?.. Ради бога!.. Какой же ответ?..

   Графиня. Берегитесь!.. Мы не одни здесь. (Вслух.) Вы не видали полковника?

   Мисхорин (в сторону). Опять он тут. (Сухо.) Здравствуйте, полковник.

   Стрельский. Здравствуйте! Я, кажется, здесь лишний?

   Графиня. Куда же вы, полковник?

   Стрельский. На черную работу... в вашу контору. Я хочу доказать вам, что я достоин вашего доверия, какого бы рода оно ни было.

   Мисхорин. Что это значит?

   Стрельский. Это значит, что я пожалован в поверенные.

   Графиня. Берегитесь, чтоб я вас не разжаловала из друзей.

   Стрельский. Виноват, не буду!

   Графиня (протягивая ему руку). То-то же!..

   Стрельский (целуя ее руку). Такими наказаниями вы меня не исправите. Однако, без шуток, вы насчет нового гостя не заботьтесь. Я не отстану от него как тень, избавлю вас от него (со вздохом), по крайней мере, хоть тут пригожуся.

   Графиня. Опять!

   Стрельский. Вольно ж вам так наказывать; все думаешь, только как бы провиниться (целует ей руку, кланяется и уходит).

  

  

   Мисхорин. Охота вам держать при себе этого старого селадона. Терпеть не могу завитых, облизанных старичков. Я уверен, что он шнуровку носит.

   Графиня. Прошу вас говорить о моих приятелях с уважением. Вы не садитесь? (Садится; Мисхорин сердито ходит по комнате.)

   Мисхорин. Извините, не могу. Кровь моя в волнении. Кажется, сердце выскочить хочет, так бьется. Всю ночь не спал. Если бы вы только могли постигнуть, как мучительна, как ужасна неизвестность, в которой вы меня оставляете. Я удивляюсь, как я не сошел еще с ума! И зачем же такая нерешимость с вашей стороны? Смешон я вам, что ли? Жалок?.. Право, если я вам надоел, скажите уж лучше. Все будет легче настоящей пытки. Скажите мне наотрез, чтоб я не беспокоил вас более своими посещениями, по крайней мере, я буду знать, что мне остается делать... И, потом, чего же я прошу от вас, наконец?.. Одной минуты чистосердечия; одного невольного слова души вашей... Да, или нет?

   Графиня. Вы слишком много требуете.

   Мисхорин. Ну, так - нет; и скажите - нет! Несчастных много на свете. Одним будет больше... или меньше... беда небольшая... Так - нет?

   Графиня. Я не сказала... нет.

   Мисхорин. Возможно ли? Мне послышалось!.. Вы ошиблись... так не все еще пропало, так я могу надеяться?

   Графиня. Я не сказала... да.

   Мисхорин. Что же вы сказали?

   Графиня. Ни да... ни нет.

   Мисхорин. Графиня, я где-то слышал, что женщина равнодушная говорит - нет! женщина любящая - да! а женщина без сердца...

   Графиня. Что?..

   Мисхорин. Может быть!

   Графиня (равнодушно). Так вы думаете, что у меня нет сердца? Докажите, пожалуйста.

   Мисхорин. Графиня, вот две недели, что я каждый день умоляю вас об одном...

   Графиня. О себе, кажется, а не о нас.

   Мисхорин. О, конечно, о нас! потому что, когда вы согласитесь, я так буду счастлив, что только глядя на меня вы уже найдете свое счастье.

   Графиня. И вы не ошибаетесь...

   Мисхорин. Скажите только одно слово и на душе вашей будет так легко, так спокойно. А я!.. я не знаю, что со мною будет, но, кажется, от радости и гордости я буду себя чувствовать сильнее - выше всего в мире.

   Графиня. Нагнитесь еще покамест и выслушайте меня... если можете, терпеливо.

   Мисхорин. Да когда же вы сжалитесь?

   Графиня. После вчерашнего нашего разговора я много думала, о вас в особенности,- о жизни вообще. Я дошла до убеждения, что я состарилась. Девушки думают, что любить - верх блаженства! нет; любить самой - мало! надо быть любимой.

   Мисхорин. Так вы сомневаетесь?

   Графиня. Что вы меня любите? нет, не сомневаюсь, да еще не верю, не верую достаточно в вас самих, чтоб передать вам всю мою жизнь: я боюсь восторгов блаженства, мне их не надо. Я хочу тихого, ежедневного, прозаического, продолжительного счастья. Поймите меня, успокойте меня; мне кажется, что вы способны к одной только страсти! А вы сами знаете, страсть живет эгоизмом, любовь одна живет самоотвержением.

   Мисхорин. Да чем же я могу доказать...

   Графиня. Терпение. Послушайте,- я уже была замужем. Вскружить мне голову трудно; я знаю, что привычка - гибель для страсти, а что такое супружество, как не привычка, обращенная в закон? Привычка приводит к скуке, от скуки страсть выдыхается. Любовь не боится скуки, потому что, так как она не о себе думает, ей некогда скучать...

   Мисхорин. Вы говорите, как книга, графиня, а я надеялся, что вы женщина. Жаль мне вас, что вы так строги, так рассудительны. Наконец, я нашел в вас недостаток и именно тот, что ваше сердце себе на уме,- тогда как ум женщины должен быть в ее сердце. Так вам угодно отдать себя на откуп... с обеспечениями? Против этого мне возражать нечего. Я человек небогатый,- на такое обязательство достаточных залогов представить не могу; да и нет такого богача в мире, который мог бы их представить. Позвольте вас спросить только: не молчит ли там чувство, где рассудок так красноречив? Вы полагаете, что в жизни все должно быть рассчитано и подготовлено. Дважды два четыре... Не так ли? Душа, по-вашему, приходо-расходная книга с подведенными итогами. Нет... воля ваша, я не могу разделить подобного убеждения. По-моему, любовь сама себя вознаграждает. Она не знает расчетов, потому что она не от земли; она не знает времени, потому что она от вечности. О том мы думать не будем, что она пройдет для нас, или правильнее, что мы для нее пройдем,- но будем благодарить Создателя, что она была, что она живет в нас,- что мы способны ее понимать и чувствовать. Один миг полного, неограниченного, взаимного счастья, поверьте, лучше целой жизни, проведенной без смысла. Да вот спросите полковника вашего. Он, кажется, давно живет на свете. О чем он вспоминает? О том ли, как он помадился, завивался, чай пил и книги читал? или о двух-трех минутах, о двух-трех случаях, которые светлыми точками горят в его памяти и в честь которых он до сего времени не соглашается быть стариком? Конечно, он тревожился своим счастием; конечно, он не находил в нем покоя; но он до сих пор гордится им и до сих пор греет свою старость уже потухшими страстями. Да и вы сами, наконец, в душе своей, в скрытой, в настоящей, вы чувствуете, вы должны чувствовать, что любви бесстрастной нет и быть не может, точно так, как не может быть света без огня.

   Графиня. Я говорила как книга, а не как женщина. Но вы мужчина - вам и книги в руки. Да... быть может... в словах ваших есть правда; но мне кажется... я должна подождать. Главное в жизни - не торопиться; не многие это знают... оттого так мало бывает счастья. Но время еще не ушло, успеем; к чему спешить? Зачем? теперь лето... погода прекрасная! Мы поедем верхом сегодня?

   Мисхорин. Вы думаете о верховой езде, графиня?

   Графиня. Отчего же не думать?.. Я очень люблю ездить верхом.

   Мисхорин. Графиня, да это безжалостно.

   Графиня. Вы подождите меня; я пойду одеваться... Какая лошадка у меня теперь, новая, прелестная, какая рысь покойная, и горячится немного. Она меня знает; я ее сахаром кормлю.

   Мисхорин. Графиня, да вы видите, что я в отчаянии.

   Графиня. Отчего? Мы поедем вместе. Мы можем продолжать наш разговор на чистом воздухе. Будьте терпеливее; терпение все преодолевает. Возьмите книгу, успокойтесь,- спокойствие вам необходимо и мне тоже. У меня сегодня важное есть занятие.

   Мисхорин. По процессу с соседом?

   Графиня. Нет; я хочу примерить новую амазонку, чтоб окончательно обворожить...

   Мисхорин. Кого же еще?..

   Графиня. Как же! А вашего приятеля, полковника. (Смеется и уходит.)

  

  

   Мисхорин (один, ходит по комнате). Нет!.. это уж из рук вон; это ни на что не похоже! Она просто забавляется. Чего же мне ждать еще? Она шутит, она может шутить! Вот они, светские женщины,- и любят-то они свысока, как будто из милости! Бог с ней! Я так взволнован, так взбешен, что на все, кажется, готов. Ах, если б мне кто-нибудь попался теперь в руки: я бы, кажется, истерзал его в мелкие куски! (В прихожей показывается молодой человек, щегольски, но весьма просто одетый; он оглядывается нерешительно, как бы отыскивая лакея.) Кого вам надо?.. Кто вы такой?

  

  

   Надимов (снимая шляпу). Вы здесь хозяин?

   Мисхорин. Какое вам дело?

   Надимов. Я вас спрашиваю: хозяин ли вы здесь, что вы, муж или брат графини?

   Мисхорин (сердито). Нет!

   Надимов. Я так и думал. Иначе, вы были бы вежливее.

   Мисхорин. Что это значит?

   Надимов. Это значит, что я привык, чтобы со мной обходились вежливо.

   Мисхорин. А я привык не принимать ничьих замечаний.

   Надимов. В таком случае не надо их заслуживать.

   Мисхорин. Желал бы я знать, так ли вы храбры на деле, как на словах!

   Надимов. Можете узнать, если хотите.

   Мисхорин. А! Где же прикажете?

   Надимов. Где вам угодно,- только не в имении графини.

   Мисхорин. Отчего же так?

   Надимов. Оттого, что здесь я не могу заниматься личными моими делами. В доме графини я не принадлежу самому себе.

   Мисхорин. Здесь, у графини?

   Надимов. Да, здесь, у графини.

   Мисхорин. Да как же это?

   Надимов. Да очень просто.

   Мисхорин. Она вас дожидается?

   Надимов. Дожидается..

   Мисхорин. Вас?

   Надимов. Меня.

   Мисхорин. Да кто же вы такой?

   Надимов. Я-с?.. Я - чиновник. (Молчание.)

   Мисхорин. Ха, ха, ха... в самом деле... Графиня вчера мне говорила, что ждет какого-то чиновника. Она просила, кажется, полковника Стрельского объясниться с вами. Вы знаете полковника?

   Надимов. Нет, не знаю.

   Мисхорин. Графиня ему поручила вас принять.

   Надимов. Как ей будет угодно.

   Мисхорин. Я пойду предварить его, что вы приехали. Впрочем, он в конторе: я могу вас проводить.

   Надимов. Очень вам благодарен, я должен сперва видеться с графиней.

   Мисхорин. Да она не занимается делами. Она с чиновником говорить не станет.

   Надимов. Может быть; но мне кажется, что самая простая вежливость требует, чтоб я ей представился.

   Мисхорин. Вы думаете? Ну, так я пойду скажу полковнику.

   Надимов. Совершенно от вас зависит. (Сухо кланяются друг другу; Мисхорин уходит.)

  

  

   Надимов (один). Странный дом!.. В передней никого нет - деревенский обычай! Палаты барские, полуразвалившиеся, тоже по нашему русскому обычаю! Роскошь для столицы, а в деревне - для себя, для своего рода, для своих крестьян... все это как-нибудь. Деньги нужны там... на кружева, на оперу, на все то, что необходимо, хотя вовсе не нужно; а здесь, кто нас увидит?.. бедный чиновник, или бестолковый сосед какой-нибудь, да мужик с просьбой... стоит ли о них думать?..

   Графиня (не замечая Надимова). Кто объяснит женское сердце!.. Давеча я говорила так рассудительно; теперь мне вдруг жаль его стало! так и тянет сказать ему, чтоб он не отчаивался, что я не такая дурная, как он думает. Право... если бы вот только не на всю жизнь... я бы, кажется, готова была сейчас же,- вот сей час на все решиться... Послушайте, Мисхорин... Ах!!

   Надимов (в сторону). Графиня! (Молчание.) Вы, вероятно, графиня, никогда не изволили объясняться с чиновником по тяжебным делам?

   Графиня (надменно). Что?.. Да!.. Точно, никогда.

   Надимов. Позвольте мне сперва иметь честь представить вам в лице моем чиновника, командированного в ваше имение, по иску вашего соседа.

   Графиня. Очень приятно; но я, право, не знаю... где же полковник? (В сторону.) Что буду говорить я с ним? Я думаю, надо пригласить его сесть!

   Надимов. Я здесь уже встретил какого-то вспыльчивого молодого человека. Он объяснил мне, что вам не угодно будет говорить со мной.

   Графиня (с пренебрежением). Я не знаю, с чего он взял: садитесь же, пожалуйста. (Садятся.)

   Надимов. Прекрасное у вас имение, графиня.

   Графиня. Да, только дом такой гадкий, старинный... Я хочу его перестроить.

   Надимов. Вряд ли вы это изволите сделать.

   Графиня. Как? Почему?

   Надимов. Забудете... В деревне вы случайно; от скуки занимаетесь планами. Я убежден, что, по обыкновенью, предположениям у вас нет конца... здесь, например, в этом лесу, будет парк,- здесь цветник, над рекой терраса...

   Графиня. Как вы это знаете?

   Надимов. Я ничего не знаю; я догадываюсь. Я заметил, что у нас на Руси все помещики постоянно хотят перестроиваться; но перестройки никогда не исполняются. Владельцы богатые и наезжающие изредка забывают и развлекаются - небогатые и оседлые привыкают постепенно к тому, что нашли; и у всех планы остаются планами. Впрочем, вообще, редко какие планы сбываются.

   Графиня. Вы думаете?

   Надимов. Да и вы то же думаете, графиня; жизнь наша так устроена! Кто не ошибался в своих ожиданиях!

   Графиня. Право... а вы часто ошибались?

   Надимов. С меня будет довольно.

   Графиня. Отчего? - Мне кажется, что никогда не бывает довольно. Каждый день приносит новые надежды.

   Надимов. Бесспорно... но жалок тот, для которого прошедшее не служит уроком для будущего!

   Графиня. Почему же?

   Надимов. Потому что он останется тогда навек лицом бесхарактерным, игрушкой в руках судьбы и случай будет им руководить, а не воля. Для такого человека жизнь не призвание, а приключение, так себе, наудачу.

   Графиня (задумчиво). Но в жизни нам трудно найти цель.

   Надимов. Достигнуть трудно,- определить легко.

   Графиня (с небрежным удивлением). А вы как ее определяете?

   Надимов. Мне, по крайней мере, кажется, что для мужчины она - в пользе, которую он приносит; для женщины - в счастье, которым она дарит. Не так ли?

   Графиня. Да, конечно; но и польза и счастье - такие относительные понятия. Я, например, право, желаю всем счастья,- и однако же...

   Надимов. Многих сделали несчастными! Не удивлюсь...

   Графиня. Нет... Я не то хотела сказать... но вы говорите о пользе. Что такое польза? Как принести пользу? Кто может думать, что он полезен? Да вы первый, например, можете ли вы себе сказать, по чистой совести, что вы действительно полезны?

   Надимов. Стараюсь, по крайней мере.

   Графиня. Каким же образом?

   Надимов. Я имел честь вам докладывать, что я на службе. Я чиновник.

   Графиня. Ах!.. Я и забыла... Да, ведь служить, быть чиновником, писать длинные бумаги,- оно должно быть очень скучно, очень важно...

   Надимов. Шуточных обязанностей не бывает. Долг всегда важен. Впрочем, служба - поприще, не требующее резких положительных способностей, как наука или искусство. На службе, на небольших местах, в особенности, можно принести настоящую пользу одними отрицательными достоинствами.

   Графиня. Я не понимаю.

   Надимов. Оно очень понятно. У нас нужны чиновники честные, грамотные, толковые и прилежные. Для меня все эти достоинства отрицательные. Я имею состояние, кое-чему учился, много видел и не отвлекаюсь от занятий, потому что ничего не ищу и не желаю. Счастье - дело случайное; польза - открытая цель. Я убедился, что для России нужны не чиновники по названию, а чиновники по делу; оттого я и определился на службу, что я в ней не нуждаюсь, (с достоинством) но что она во мне нуждается.*

   Графиня. А счастья вы не ищете?

   Надимов. Нет, перестал.

   Графиня. Ни в чем?

   Надимов. Ни в чем.

   Графиня. Странно!.. И вы служите в губернии? В вас нет честолюбия?

   Надимов. Нет-с.

   Графиня. И вы можете жить без друзей, без привязанностей? Вы один?

   Надимов. Совершенно один.

   Графиня. Кого же вы любите?..

   Надимов. Я-с, графиня? Да я живу любовью, я - постоянно счастлив в любви.

   Графиня (улыбаясь презрительно). А, а!..

   Надимов. Да-с; я счастлив в любви, с тех пор как догадался, где надо искать ее. Я нашел такую любовь, на которую положиться можно,- которая, наверно, и никогда не изменит. (Стараясь припомнить.)

   Графиня. Какую же это?

   Надимов. Любовь к нашему отечеству, графиня, любовь к России.*

   Графиня. Как? - и только?..

   Надимов. И только. Чего же больше?.. Этого чувства, кажется, на всю жизнь хватит, с излишком даже... (Молчание.)

   Графиня. Вы, однако же... очень странный человек! Вы давно служите в нашей губернии?

   Надимов. Нет-с, недавно; два года.

   Графиня. А прежде где вы были?

   Надимов. Да понемногу - везде.

   Графиня. Так вы жили в Петербурге?

   Надимов. Прежде, давно... Да я не гожусь для петербургской жизни. Я не могу ужиться в городе, где на улицах сыро, а в людях холодно.

   Графиня. А когда вы были в Петербурге в последний раз?

   Надимов. Я ездил на несколько дней, года четыре тому назад, после выпуска сестры.

   Графиня. Из института?*

   Надимов. Из института.

   Графиня. Четыре года тому назад?..

   Надимов. Да-с, кажется... в апреле было четыре года. Я к самому выпуску опоздал.

   Графиня. Да ведь я тоже из института. Как зовут вашу сестру?

   Надимов. Ольгой Надимовой.

   Графиня. Олинька Надимова - вам сестра?

   Надимов. Сестра родная.

   Графиня. Олинька сестра ваша! Да знаете ли, что она первый, даже единственный друг мой? Я ее обожала пять лет сряду! У нас все было общее, все, все... мы на одной лавке сидели... Про какое время вы напомнили мне? лучшее время моей жизни! Мы не разлучались ни на минуту; нас и называли неразлучными... Бедная Олинька! Мы все мечтали вместе, как мечтают в институте. Знаете ли, что мы никогда не должны были с нею расстаться? Она даже решила, что никогда не выйдет замуж, чтоб только оставаться всегда со мной, а меня обвенчает с своим братом Сашей, от которого заочно мы обе были без ума... (Останавливается.) Этот Саша ваш брат, конечно?

   Надимов (смеясь). Нет-с,- это я сам.

   Графиня. Ах, извините! Так вот где мы должны были встретиться! О, я вас хорошо знаю! мы вас называли рыцарем. Я читала все ваши письма из Италии, из Египта. Вам сестра ваша тоже писала обо мне; мы вместе и письма-то сочиняли.

   Надимов. Сестра мне всегда писала про какую-то Настиньку.

   Графиня. Настинька успела выйти замуж... овдоветь...

   Надимов. Ах, извините, графиня!.. Мог ли я думать...

   Графиня. Что мы наконец познакомимся? Странно, не правда ли?.. Вы брат моей Олиньки. Поверите, я гляжу на вас, как на родного. Я все, все про вас знаю. У вас восторженные чувства и непреклонный характер. Вы мне расскажете, не правда ли? отчего вы не хотели жениться в Вене... помните, когда были влюблены без памяти. Вы писали нам даже о том. Мы очень боялись, что вы женитесь; Олинька две ночи проплакала... Бедная Олинька! Вот посмотрите - ее портрет находится всегда на моем письменном столе, где бы я ни была. (Идет к столу.) Только вы мне расскажите вашу венскую историю.

   Надимов. Если прикажете, графиня, но, право, я боюсь, она вам наскучит.

   Графиня. Про это уж я знаю.

   Надимов (смеясь). Случай был самый обыкновенный. Представьте себе, графиня...

  

  

   Полковник (к графине впопыхах). Извините мою оплошность непростительную. Я не знаю, как он мог проскользнуть. Но будьте спокойны, я сейчас уведу его.

   Графиня. Куда?

   Полковник (переходя к Надимову и повелительным тоном). Вы пожаловали сюда по делу Дробинкина?

   Надимов. Так точно.

   Полковник. Имеете предписание?

   Надимов. Как же! Угодно взглянуть?

   Полковник. Успеем! С дороги вы, может быть, закусить хотите? Хоть рюмку водочки, а? Как вы думаете?

   Надимов. Нет, благодарю...

   Полковник. Вы при самом губернаторе состоите?*

   Надимов. Да-с.

   Полковник. Дела-то, я думаю, много?

   Надимов. Много.

   Полковник. Одной переписки сколько. Исходящим-то, я чаю, конца нет. Ну, да ведь и то правда: управление большое! Однако, знаете, пойдемте в контору... мы графине не будем надоедать. (К графине.) Графиня, мы не будем вам надоедать. Дела ведь не дамское дело! Хе, хе! Мы в контору пойдем.

   Графиня. Зачем же?.. Я должна привыкать... мне было бы очень приятно...

   Полковник (вполголоса). Нет, графиня... эти вежливости с ними вовсе не нужны. Будьте спокойны; я вам его так упрячу, что вы его вовсе не увидите более. Пойдемте же!..

   Графиня. Да вы не знаете...

   Слуга (докладывает). Господин Дробинкин приехал.

   Графиня. Отчего же в передней никого не было?..

   Слуга. Виноват-с. На селе медведя показывали,- ходили смотреть.

   Графиня. Большой?

   Слуга. Большущий!

   Полковник. Графиня, что прикажете с Дробинкиным делать?

   Графиня. Вы его знаете?

   Полковник. Нет.

   Графиня. Все равно, полковник... вы такой милый... вы не откажетесь поговорить с ним? Вы уже это дело приняли на себя. (Слуге.) Попроси господина Дробинкина.

   Полковник. Да как же... а этот-то... Не могу же я оставить вас вдвоем... Как же? Уж разве на одну минуту.

   Графиня. Не беспокойтесь. (Надимову.) Вы говорили про место для террасы, хотите, я вам покажу, где она будет, и прошу вас знать, что у меня не одни планы: то, что я задумаю, я сумею исполнить. Пойдемте.

   Надимов. К вашим услугам, графиня. (Уходит.)

  

  

   Полковник. Бедная графиня!.. Как нарочно, не могу ее освободить от этого несносного чиновника. Хоть бы от Дробинкина как-нибудь отделаться.

   Дробинкин. Здравствуйте, батюшка, здравствуйте, здравствуйте... Графини-то, видно, нет здесь; нет, видно. Оно и к лучшему, к лучшему! Я простой человек, батюшка, не дамский кавалер. Только что я узнал, что вы пожаловали, я почел долгом явиться.

   Полковник. Я?..

   Дробинкин. Как же, батюшка, вам без меня, пожалуй, наговорят невесть что! я ведь здесь мало кого знаю; живу больше в другой губернии, а сюда только наезжаю, наезжаю. Сами знать изволите, без хозяйского глаза везде упущения. Свой глаз - алмаз, чужой - стеклышко! Терять из виду нельзя, батюшка, нельзя. Я в десяти верстах, не больше, усадьбу имею: уж не обидьте, пожалуйста - как мимо поедете... не побрезгайте заехать. Конечно, угощение не графское, да от чистого, можно сказать, сердца. Я давно желал познакомиться с вами, верьте слову, выразить хотел обязанность. Я хотя и не имею чести личного с вами знакомства, а слышал, что таких людей, как вы, мало у нас в губернии. Да, скажите, что же смотрит... начальство, начальство что же смотрит? В ваши года оставляют вас в таких малых чинах? По наружности, просто скажешь - сенатор, да и по разговору тоже... Несправедливость, батюшка, во всем несправедливость!

   Полковник. Да вы за кого меня принимаете?

   Дробинкин. Да как же, батюшка? Разве вы не губернаторский чиновник? Мне сказали, что он сейчас сюда вошел.

   Полковник. Какой чиновник! я здешний помещик!

   Дробинкин. А! Нашего поля ягода! Так, батюшка, так, ну, прошу не взыскать. Это от старости: из ума выживаю... совсем... и дела-то, знаете, такие.

  

  

   Мисхорин. Где графиня?

   Полковник. Тут, в саду... меня дожидается... Я обещал освободить ее... Знаете, вы поговорите с господином Дробинкиным... (Уходит поспешно.)

   Мисхорин. Куда же вы?

   Дробинкин. Позвольте иметь честь рекомендоваться: я Дробинкин, батюшка, Дробинкин; только что я узнал, что вы пожаловали, я... и почел долгом явиться...

   Мисхорин. Неужели она с чиновником?

   Дробинкин. Я, батюшка, знаю свою обязанность. Сам явился для объяснений. Я давно желал познакомиться с вами, верьте слову, выразить хотел долг свой. Я хоть и не имею чести личного с вами знакомства, а слышал, что таких людей, как вы, мало у нас в губернии. Скажите, пожалуйста, у вас лицо как будто знакомо! Точно, я где-то вас видел?

   Мисхорин. Не может быть!

   Дробинкин. Ну, не может быть, та